Глава 23

Капитан Мбали Калени была единственной женщиной в отделе особо тяжких преступлений УРОВП. Она служила там уже полгода. Мбали, низкорослую толстушку, никогда не видели без служебного удостоверения ЮАПС, карточки на ленте, которую она вешала на шею, и без табельного пистолета на пухлом бедре. Она нигде не появлялась без огромной сумки из лакированной черной кожи через плечо. Выражение ее лица обычно было мрачным, как будто она на кого-то злилась. Только двое коллег понимали, что таков ее защитный механизм.

Мбали окончила университет по специальности «криминалист». Ее коэффициент умственного развития равнялся 138. На языке зулу ее имя означало «цветок». Коллеги за спиной называли ее «нашим кактусом» и «жирным ястребом». В тех случаях, когда она особенно доставала некоторых сослуживцев-мужчин своей несгибаемостью, ее называли «долбанутой Мбали».

Ньяти знал, что Мбали Калени и Вон Купидон терпеть не могут друг друга.

Зато Мбали могла наизусть процитировать любую статью из Акта об уголовном судопроизводстве и все правила внутреннего распорядка. Она всегда действовала в строгом соответствии с этими законами и правилами. Купидон же видел в них лишь смутное, самое общее руководство к действию, которым можно пользоваться по своему усмотрению. Ньяти знал, что такие расхождения во взглядах часто служили поводом для конфликтов, разбираться с которыми приходилось ему.

Вот почему он не включил женщину-детектива в группу Гриссела, которая занималась убийствами во Франсхуке. Пока Мбали была свободна, и теперь ее можно было послать в торговый центр на набережную Виктории и Альфреда.

Начальник участка «Си-Пойнт» стоял в дверях торгового центра. Увидев, что к нему вперевалку приближается капитан Калени с самым решительным выражением лица, он немного испугался. О Мбали рассказывали легенды. Он слышал, что Мбали очень умна, но иметь с ней дело непросто.

Он вежливо поздоровался и протянул руку, собираясь открыть для нее дверь.

— Нет, — сказала Мбали, — вы без перчаток.

Начальнику участка нужно было только одно: вывести из-под удара себя и своих людей, избавиться от неприятностей. Он не сказал, что за дверную ручку уже хватались многие. Просто кивнул и наблюдал, как она достает из сумки перчатки и натягивает их.

— А у вас разве нет перчаток? — спросила Мбали.

— Они в машине, — ответил начальник участка.

— Так идите и возьмите их.

Он кивнул и попросил одного из своих детективов принести перчатки.

— А бахилы? — нахмурилась Мбали.

Начальник участка велел детективу принести и бахилы.

Мбали недоверчиво покачала головой и продолжила:

— Наденьте перчатки и бахилы и входите… Только вы!

— Но сержант первым оказался на месте…

— Его я допрошу после того, как выйду. — Мбали повернулась ко второму детективу и сержанту: — Охраняйте дверь!

Затем она вошла.


— С чего вы взяли, что наши кабинеты прослушиваются? — спросил Ньяти.

Жираф, Гриссел и Купидон стояли в цокольном этаже, у одной из дверей бара «Для своих», с табличкой «Раздевалка». Здесь никто не мог ни видеть, ни слышать их.

— Она кое-что сказала, сэр, — ответил Гриссел. — Когда предупредила, чтобы я никому ничего не передавал. «Как только я узнаю, что вы распускаете язык, звонки прекратятся». Она не сказала: «Если я узнаю», она выразилась именно так: «Как только я узнаю». Может быть, я ошибаюсь, но мне стало очень не по себе.

Ньяти долго молчал, склонив голову набок. Наконец он вздохнул:

— Они уже перехватывают нашу электронную почту и прослушивают наши телефоны… Самое грустное, что ты, скорее всего, прав. И нам придется допустить, что так оно и есть.

— Да, сэр.

— Возвращайтесь к себе, скопируйте все, что у вас есть, — только вдвоем. Ни с кем не обсуждайте подробности. Скопируйте, и все. Принесите мне все оригиналы, и я передам их сотруднику ГАБ, когда он приедет.

— Сэр, значит, мы продолжим расследование? — спросил Купидон.

— Вот именно! — ответил Ньяти.


Мбали Калени с трудом сдерживала слезы.

Это была ее самая большая тайна, она была даже больше, чем огромные порции жареной картошки из закусочной KFC, которыми она лакомилась в одиночку у себя в кабинете. Больше, чем мечты об актере Джимоне Хонсу, которые она иногда позволяла себе перед сном в постели. На месте убийства ей всегда хотелось плакать. От горечи потери, бессмысленности произошедшей трагедии, но превыше всего — от способности человека ко злу. Вот что разбивало ей сердце и вот о чем она часто думала! Почему люди так поступают? Почему на ее родине так много убийц, насильников и грабителей? Тяжелое бремя прошлого? А может быть, что-то заложено в самой сути Южной Африки… Может быть, над страной повисло демоническое энергетическое поле, которое сводит людей с ума?

Она говорила с начальником участка подчеркнуто строго, потому что ей очень хотелось войти на место преступления в одиночку. Она не имеет права показывать им свои слезы. Достаточно одного-единственного проявления слабости, и коллеги-мужчины сживут ее со свету. Но сейчас, пока ее никто не видит, она могла немного дать себе волю: ссутулиться и молча поплакать. Она порылась в сумке и достала упаковку бумажных носовых платков. Шмыгая носом, смотрела на пять безжизненных тел. Сегодня на их близких, отцов, матерей, жен, детей, обрушится горе. О трагедии будут несколько дней писать на первых полосах, а потом посторонние люди все забудут. И только для родственников погибших трагедия будет продолжаться. Продолжится цепь несчастий. Они потеряли кормильцев. Убийство умножило горе, бедность и страдания. Преступление оставит след и в будущем. Дети убитых будут рассказывать социальному работнику или судье: «Мой отец погиб, когда мне было четыре года…»

Мбали вытерла слезы, затолкала платки назад в сумку. Расправила плечи и приступила к осмотру места преступления.

* * *

Тейроне Клейнбои перебежал Огаст-стрит и понесся через пустырь. Подтянувшись, перелез через высокую бетонную стену, за которой скрывалась средняя школа. Ему хотелось оказаться среди людей, на Скотсе-Клоф это было его единственным спасением: домов здесь мало, а улицы широкие.

Он перелез через забор. На школьном дворе было тихо. Каникулы! Он забыл, что сейчас каникулы.

Он пробежал мимо школьных зданий, мимо площадки для игры в нетбол, бросился к главным воротам. Пожилой охранник в надетой набекрень военной фуражке зашагал к нему с той стороны площадки, что-то крича и размахивая узловатой палкой.

Тейроне не остановился. Высокие главные ворота оказались запертыми, правда, на длинную цепь, он протиснулся в узкую щель между створками и оглянулся.

На школьном дворе не было никого, кроме старика охранника. Он размахивал руками и выкрикивал что-то непонятное. Фуражка сбилась на сторону.

Он бежал по улице, мимо многоквартирных домов, уродливых строений, где между окнами тянулись бельевые веревки. Какая-то пожилая женщина крикнула ему вслед:

— Смотрите, как бежит!

Тейроне радовался, что бежать приходится под гору. Свернул налево, через задние дворы, повернул на Черч-стрит.

Снова оглянулся.

Никого.


Они поспешно копировали все что только можно. Гриссел передавал документы, а Купидон, более продвинутый в техническом отношении, управлялся с копировальным аппаратом.

Зазвонил телефон Гриссела. Он вынул его из кармана, злясь на то, что им помешали, — им сейчас так нужно спешить. На экране высветилось: «Мбали».

Он нажал кнопку «Прием вызова».

— Бенни, я на набережной. В торговом центре стрельба со смертельным исходом. Убиты пятеро охранников…

Грисселу захотелось выругаться, но он прикусил язык. Мбали терпеть не могла, когда ругались или божились.

— По-моему, тебе лучше приехать, — продолжала Мбали.

— Мбали, мы сейчас очень заняты…

— Знаю. Но полковник на утреннем совещании рассказал нам об убийствах во Франсхуке, он упомянул и о гильзах со змеей…

— И что?

— Бенни, здесь таких много. Очень много!

Гриссел снова с трудом удержался, чтобы не выругаться вслух. Нельзя быть таким нетерпеливым и действовать так поспешно — его сотовый телефон прослушивается, теперь о том, что произошло на набережной, знают и в ГАБ.

— Еду, — бросил он.

— Можешь захватить с собой сержанта Дэвидса? Нам придется возиться с техникой…

— Ладно, — сказал Гриссел и отключился.


Надя Клейнбои сидела в баре «Нелси» студенческого центра Стелленбосского университета, за длинным деревянным столом, вместе со своими однокурсниками. Зазвонил ее сотовый телефон. Она едва расслышала звонок, потому что кругом было шумно: все говорили, играла музыка.

Она прочла: «Тейроне». Наверное, тот тип вернул брату телефон.

Она прикрыла одно ухо, а телефон поднесла к другому.

— Алло!

— Извините, что надоедаю, но никого нет дома, — услышала она голос того же доброго самаритянина.

— Нет, что вы, нисколько вы мне не надоедаете. Мой брат работает в городе, а вернется только вечером. Я… Может быть, вы бросите телефон в почтовый ящик? Я попробую… — Тейроне жил в пристройке, и она не знала, поймут ли хозяева-мусульмане, что в ящике его телефон. Она не знала, что делать.

— Может быть, передать телефон вам? — предложил добрый самаритянин.

— Нет, я в Стелленбосе, это далеко…

— В Стелленбосе… — Голос зазвучал четче. — Мне все равно перед отлетом надо туда.

— В самом деле?

— Да. Там мой отель.

— Ой! То есть… Вы так добры!

— Нет-нет, я понимаю, что значит потерять телефон. Это… grand derangement, большое расстройство.

— Вы француз?

— Mais oui. Да.

— Круто!

— Где мне вас найти?

— Ах да. У меня занятия до часу дня. Где ваш отель?

— Здесь, в Стелленбосе. Я позвоню вам, когда приеду.

— Хорошо, после часу. Звоните в начале второго!

Загрузка...