Остановившись на пороге, Гриссел и Купидон увидели двух экспертов, работавших в гостиной при ярком свете прожекторов. И оживленно говоривших о регби.
— Говорю тебе, Бисмарк — не человек, а настоящая машина, — пылко уверял Арнольд, толстый коротышка.
— Попал пальцем в небо! — возражал Джимми, его тощий и долговязый напарник. Они стояли на коленях бок о бок в просторной зоне отдыха.
— С чего ты взял?
Пару экспертов давно прозвали Толстый и Тонкий. Они были пережитком прежних времен, последними чудаками, которые давно работали вместе. Можно сказать, на них держалась вся экспертно-криминалистическая служба. Такое прозвище парочка получила от прежней напарницы толстяка Арнольда, круглолицей рыжеволосой и веснушчатой резвушки, бойкой на язык. Когда они с Арнольдом работали в паре, она называла их «Яйцо в крапинку». Все разволновались, когда она решила сменить работу и на ее место назначили Джимми — мужчину, к тому же гораздо менее привлекательного.
— Бисмарк — машина? Разве машина может получить травму? И вообще, в этом году мы выиграем кубок, потому что всех выручит Акула… Как в прошлом году…
— Можно войти? — крикнул Гриссел.
— Слава богу, «ястребы» прилетели, — сказал Арнольд.
— Теперь мне стало гораздо спокойнее, — подхватил Джимми.
— У вас есть бахилы? — спросил Арнольд.
— Разве вы еще не осмотрели холл? — возмутился Купидон. — Лучше кончайте трепать языком обо всяких пустяках вроде регби и шевелите задницами побыстрее!
— Регби — пустяки?! Подумать только! Какой же ты после этого цветной из Кейптауна!
— Такой, что надеру ваши белые задницы, если вы не поторопитесь!
— Если ты такой крутой, «Стормерз»[3] примут тебя с распростертыми объятиями, — не сдавался Арнольд. — У них как раз травмированы все пятнадцать полузащитников…
— Заткнись, — сказал Джимми. — Входите, только бахилы наденьте. Сами увидите, здесь кое-что очень странное.
«Кое-что очень странное» оказалось гильзой.
— «Кор-Бон» сорок пятого калибра, «Эй-Си-Пи плюс Пи», — объявил тощий Джимми, показывая гильзу, которую он держал пинцетом.
— Не из всех пистолетов сорок пятого калибра можно стрелять патронами «плюс Пи», — заметил Арнольд.
— Только из самых современных моделей.
— У патронов «плюс Пи» выше максимальное внутреннее давление.
— И скорость выше.
— Если не понимаете, мы все объясним в простых выражениях.
— Мы умеем выражаться и простым языком.
— Значит, теперь вы специалисты не только по баллистике, но и по языку? — съязвил Купидон.
— Ты обладаешь обширными познаниями в современной криминалистике, — ответил Джимми. — Граничащими с гениальными…
— По сравнению со средним «ястребом», — добавил Арнольд.
— У которых мозги, как известно, куриные, — хихикнул Джимми.
— Да пошли вы! — беззлобно ответил Гриссел. Он понимал, что переострить Толстого и Тонкого не удастся — эксперты любили, чтобы последнее слово оставалось за ними.
— Бенни, сегодня ты выглядишь чертовски привлекательно!
— Ключевое слово «чертовски»! — Напарники-эксперты ухмыльнулись.
— Не такой ясноглазый и бодрый, как всегда, верно? Да и не такой проницательный, как полагается настоящему «ястребу»! — констатировал Арнольд.
— Вот видите? — спросил Джимми.
— Что мы должны видеть? — насторожился Купидон.
— Гравировку. — Джимми повертел гильзу перед самым его носом.
— Что за гравировка? — спросил Гриссел.
— Возьми. — Арнольд протянул ему лупу.
Гриссел посмотрел на медный цилиндрик:
— Похоже на змею… готовую ужалить.
— Изумительно! — воскликнул Джимми. — Изумительно, что он вообще что-то видит своими заплывшими глазами!
— А что там под змеей, готовой ужалить? — продолжал Арнольд.
— Вроде какие-то буквы? — Гравировка была крошечной.
— Слава Всевышнему! «Ястребы», оказывается, умеют читать!
— Сейчас как врежу! — не выдержал Купидон. — Что там за буквы?
— Латинские, — ответил Арнольд. — «Эн», точка, «эм», точка.
— И что это значит? «Не мое»?
— С чего ты взял?
— «Эн», «эм», «не мое». Так часто сокращают… Или вы эсэмэсок не пишете? А я вас такими умниками считал!
— Люди утонченные не пользуются аббревиатурами, когда пишут текстовые сообщения. Прописная «эн» и строчная «эм» обозначают «ньютон-метр». Если бы обе буквы были строчными, то обозначали бы «нанометр». Но в обоих случаях — без точек, — ответил Арнольд.
— Что же обозначают две большие буквы с точками?
— А я думал, что детективы у нас — вы.
— Потому что вы, умники, не знаете? — торжествующим тоном произнес Купидон.
— Не можем же мы все делать за вас!
— По крайней мере, все делать за вас все время!
— Идите на фиг, — сказал Гриссел. — Нам нужно обыскать последнюю комнату. Вы там уже закончили?
— Еще и не начинали.
— Иисусе! — вздохнул Купидон.
Пока эксперты работали, они решили допросить Скарлетт Январь, дочь убитого рабочего Сирила.
Купидон усадил девушку рядом с собой на мягкий диван в гостиной, взял ее за руку, заговорил сочувственно и негромко. Гриссел и Христел де Хан устроились в креслах.
— Сестренка, прими мои соболезнования.
Хорошенькая миниатюрная цветная девушка кивнула сквозь слезы.
— Поверь, если бы не необходимость, я бы тебя не беспокоил. Но мы должны найти мерзавцев. Они заплатят за убийство твоего отца!
Она снова кивнула.
— Ты не против ответить на несколько вопросов?
Она шмыгнула носом и вежливо ответила:
— Нет, дядюшка.
— Ты очень храбрая, сестренка, твой папа гордился бы тобой. Значит, вы с ним каждый день обслуживали гостевой дом?
— Да.
— В вечернюю смену, так?
Девушка кивнула.
— Ты видела англичанина?
— Да.
— Что ты можешь о нем рассказать?
— Он был очень дружелюбный.
— Он говорил с тобой?
— Да.
— Что он говорил?
— Что я хорошо накрыла на стол… Еще он хвалил еду.
— И все?
— Говорил, как здесь красиво… На ферме. Какие виды открываются из окна… Вот и все.
— Хорошо, сестренка, очень хорошо. А теперь расскажи о телохранителях. С ними ты тоже разговаривала?
— Да не особенно.
— Они хорошо к тебе относились?
— Да, дядюшка. Но почти не разговаривали.
— В какое время ты вчера вышла из гостевого дома?
У Скарлетт задрожали плечи. Она не сразу ответила:
— Не помню.
— Хотя бы примерно, сестренка. Около девяти плюс-минус?
Скарлетт кивнула.
— Тогда внутри все было нормально?
Она снова кивнула.
— Так же, как и в предыдущие вечера?
— Да.
— И телохранители не вели себя по-другому?
— Нет, дядюшка.
— Пожалуйста, расскажи, как ты выходила, когда заканчивала работу. Один из телохранителей провожал тебя?
— Да. Тот, которого звали Би Джей.
— Хорошо, рассказывай.
— Я сказала Би Джею, что все закончила. Он отпер входную дверь. Вышел первым и осмотрелся, потом вернулся и сказал, что все в порядке. Тогда я позвала папу, он должен был помочь мне скатить тележку с крыльца. Потом…
— Какую тележку?
— С тарелками и остатками еды.
— Ясно, а потом?
— Потом мы вышли, папа помог мне спустить тележку с крыльца, и я покатила ее в ресторан.
— А они снова заперлись?
— Не знаю.
— Хорошо. Ты ничего не видела, когда толкала тележку к ресторану?
— Я только… — И Скарлетт Январь снова расплакалась. Христел де Хан встала, дала ей несколько бумажных носовых платков и снова села.
Овладев собой, девушка всхлипнула и призналась:
— Я… как-то стесняюсь…
Купидон наклонился и прошептал ей на ухо:
— А ты говори только мне, я никому не скажу.
Она кивнула, вытерла нос и приложила губы к его уху:
— Папа говорил, я родилась в рубашке…
— Ясно.
— Потому что у меня бывают такие… gevoelentes, ну, предчувствия.
— Понимаю.
— Когда я шла к ресторану, у меня как раз возникло такое предчувствие, дядюшка.
— Что за предчувствие, сестренка? — еле слышно прошептал Купидон.
— Чего-то плохого, дядюшка. Я почувствовала зло. Ужасное зло. Там, у бугенвиллей.