Когда горит трава

Глава X

Мей Сансай нехотя покидал Новую Чанку, но он прекрасно понимал, что, задержись он подольше, Одио не отпустит его. Воздух был свеж, душист и прохладен. Мей Сансай шагал и шагал, но никого не встретил, и никто не видел, куда он ушёл под дождём.

Гиена, крадучись, перешла ему дорогу, и он знал, что она слишком поздно возвращается с ночных безобразий в своё логово между скал. Природа ещё спала. Дождь перестал, и на сером востоке появились алые волокна.

В саванне стали попадаться люди, в основном торговцы и крестьяне с осликами, навьюченными сахарным тростником. В деревьях начали перекликаться птицы. Он увидел чёрноносую кукушку с бурыми крыльями — она сидела на дальнем дереве и куковала. Он вспомнил о Джалле и подумал, что больше всего на свете хотел бы увидеть старшего сына. Он вспомнил о Рикку и подумал, что тот, должно быть, далеко ушёл к пограничному краю.

Был полдень, когда Мей Сансай вышел к ручью. Он видел в траве следы недавних буйств воды, разлившейся после дождей. Но сейчас ручей был по щиколотку. Два-три ослика лежали на песке, в то время как их владельцы поливали себе ноги из чайников, готовясь к полуденной молитве.

Мей Сансай присоединился к ним. Они видели его впервые, но в облике Сансая было нечто такое, что они попросили его начать молитву.

Когда моленье окончилось, к нему подошёл мужчина, одетый в лохмотья.

— Далеко ли ты направляешься?

— Я разыскиваю своего сына Джаллу.

— Джаллу с тысячеголовым стадом?

— Только чужеземец может не знать Джаллу. Он всегда кочует. Он приходит и уходит, как времена года.— Человек в лохмотьях задумался. — Клянусь Аллахом, я не хочу обманывать тебя. — Он медленно перебирал чётки. — Мне говорили, что он сейчас он идёт на юг, к берегам Великой реки. Ты же знаешь, когда у нас начинают выжигать траву, для пастухов наступает пора отгонять стада на юг. Они ищут зелёную траву.

— Я слыхал об этой реке. — сказал Сансай.

Он отёр песчинки со лба и пустился в путь, стараясь не упускать из виду похожие на сети следы стад, прошедших на юг. Он знал все большие дороги и когда-то ходил по одной из них к Великой реке.

Сменялись дни, а он шёл и шёл. Лишь через неделю он добрался до становища какого-то пастуха. Это был пожилой человек, окружённый множеством собак. У него было двое детей — мальчик и девочка. Кажется, он был также счастливым обладателем множества телят. В его загоне всегда горело два костра, но, несмотря на это, мухи кусали скот даже ночью.

Мей Сансай прожил у него три дня, и они беседовали о Великой реке.

— Ты рассказываешь о Великой южной реке,— говорил Сансай, — а ты сам выгонял когда-нибудь скот на её берега?

— Ай! А куда же я сейчас иду?

— Ты мне этого не говорил.

— Я был там двадцать дней. Я разбил лагерь под баобабом — это последнее большое дерево перед деревней. Белые в этой части течения ищут золото.

Мальчишка выбежал из хижины и помчался в загон. Он похлопывал коров по бокам, а иных успевал даже потрепать по морде.

— Мой сын встал сегодня рано. — заметил хозяин.

Мальчишка подбежал к ним.

— Мать говорит, что пора есть. — Он улыбнулся.

— Мне? — в один голос спросили гость и хозяин.

— Вам обоим.

— Я ещё не кончил работу, — сказал скотовод. — Иди первым, Сансай. Я приду через минуту.

Сансай подошёл к хижине и увидел ритмично подрагивающие плечи жены хозяина: она сбивало масло. Мей Сансай тут же вспомнил свою жену Шайту и дочь Лейбе. Где-то он сейчас? И так сильно было в нём чувство вины, что он смотрел на иссиня-чёрные волосы женщины и ничего не видел

— Что с тобой? — спросила женщина.

— Думаю.

— О жене?

— Клянусь Аллахом, о моём деле.

Женщина улыбнулась и, скосив глаз, понимающе взглянула на него. Она была совсем молодая, настоящая кочевница фулани. Сольная и тонкая. Линии её тела словно струились — так вода струится по отшлифованному каменному дну.

— Ты думаешь о своей жене и своих детях. ты не можешь жить без них и хочешь вернуться домой. Но всё дело в том, что ты слишком любишь одного сына, Рикку. И поэтому ты решил продолжать свой путь. Мей Сансай, — неожиданно спросила она, — отчего ты так себя мучишь? Я женщина, я знаю, что такое любовь юноши и девушки, Рикку и Фатиме. Подумай, ведь она, наверно, забыла его! Клянусь, она его даже не узнает, когда увидит. Мы живём в саванне. Женщина всегда хочет кому-то помогать. Не ждать. Фатиме не ждёт.

Мей Сансай слушал её, склонив голову. В уголках его губ таилась улыбка.

— А я верю, что Фатиме ждёт. Более того, я знаю это.

— Но, допустим, она стала женой могущественного человека.

— Сначала мне надо её разыскать. Тогда я приведу Рикку и скажу ему: "Видишь, что я говорил тебе?"

— Клянусь Аллахом, твои поступки странны. Боюсь, тобой руководит не только любовь твоего сына к Фатиме. Кто знает, может, на тебя наслали порчу? тебя могли заколдовать, пока ты спал. Мей Сансай, на свете есть и дурные люди.

Мальчишка принёс целую тыкву каши с топлёным маслом. Мей Сансай взял её в руки. Каша была ещё тёплая. Он сел на пол рядом с женщиной.

— Так ты думаешь, что мной руководит не только любовь сына к Фатиме? Ты тоже веришь в это?

Она внезапно перестала сбивать масло и подняла на него расширенные от удивления глаза.

— Ты хочешь сказать, что ничего не слышала? — продолжал он. — Говорят, что на меня наслали болезнь сокуго. Может быть, поэтому я и не могу найти покоя и изо дня в день скитаюсь по саванне.

Она ничего не ответила. Глаза её были опущены. Наверно, ей было жаль старика. Он медленно ел рис. Теперь, после этого признания он уже не сможет оставаться здесь. Конечно, всё было бы по-прежнему, если бы она ничего не сказала мужу. Но он знал, что они будут смотреть на него, как на старого безумца, а он не нуждался в их жалости.

Все его помыслы теперь устремились к золотым приискам, где, как ему сказали, и было становище Джаллы. Он знал, что находится на верном пути и по крайней мере через семь дней выйдет к Великой реке. Он собирался идти от деревни к деревне; если удастся, проводить ночь с людьми, чтобы разузнать о Джалле, а потом точно следовать всем указаниям.

Он съел немного риса, и когда поднял глаза, чтобы поблагодарить хозяйку, увидел, что она всё ещё смотрит в землю и руки её опущены. Пришёл её муж, и лицо его расплылось в довольной улыбке, когда он увидел огромные тыквы, которые жена поставила у входа. Завтра она пойдёт в город продавать их.

— Я не останусь ночевать у вас. — объявил Сансай. Он увидел, что женщина начала собирать масло в комок.

— Вы поссорились? — обеспокоенно спросил хозяин.

— Нет, — ответил Сансай. — У меня бродячая болезнь. Я чувствую, что на меня опять находит. Со мной бывает так. И тогда я должен идти, или...

— Сохрани тебя Аллах!

— ...или же я умру.

Он почувствовал лёгкое головокружение и испугался. Не слишком ли он опять напряг свои силы? Но вскоре всё прошло, и он снова взглянул в лицо хозяину.

— До свиданья! — Он протянул хозяину руку.

Хозяин крепко стиснул её.

— Да поможет нам Аллах увидеться ещё раз!

— Аллах на небе, и вся власть у него.

Мей Сансай перекинул суму через плечо и пошёл на задворки, где дети скакали на самодельной деревянной лошадке. Он ласково погладил их по голове. Затем решительно распрямил плечи и зашагал на юг по следам прошедших стад, напевая тихую песню.

У поворота он остановился и посмотрел назад. Пастух и его жена стояли у похожей на улей хижины. Дети прижимались к родителям. Он поднял обе руки и помахал им, и в ответ услышал их голоса и увидел машущие руки.