Когда горит трава

Глава VI

Пот на плечах Сансая был подобен мыльной пене. Всё тело горело, ноги гудели. Он начинал всерьёз уставать. Над саванной, создавая миражи, трепетали вертикальные лучи солнца. Вид далёкой деревни придал Сансаю новые силы.

Подойдя ближе, он различил стену, которая опоясывала деревню, а за ней гигантский скрюченный баобаб, поднимавший в щедрую синеву неба свои узловатые безлистые ветви. В листве тёмных деревьев, шумно хлопая крыльями, сражались белые цапли и грифы.

Дома и деревья обещали жизнь, и вид их опять придал Сансаю силы. Он ускорил шаг. Его сандалии шлёпали по дороге, поднимая пыль, и она оседала на ногах; он уже мечтал о прохладе и тени, где можно умыться и совершить полуденную молитву.

То, что он увидел, оказалось стеной, доходившей всего до пояса. тем не менее это была стена и за ней глинобитные хижины, все без крыш. Когда он подошёл ближе, его поразило то, что даже эта стена была кое-где разрушена. Перед ним была картина запустения.

Он вошёл в деревню по широкой дороге меж двух больших баобабов. Следы автомобильных шин были совсем свежие, ему даже показалось, что к запаху пыли примешивается запах бензина. Как только он оказался за стеной, кто-то окликнул его:

— Маллам!

Сансай оглянулся. Сначала он не увидел никого. Присмотревшись, он различил человека, настолько грязного, что он сливался с пылью. В руке у него была дубина, глаза злобно блестели.

— Позволь приветствовать тебя, — сказал Сансай, не понимая, чем он мог рассердить обитателя деревни.

Взметнувшись в воздух, как змея, человек оказался в двух шагах от Сансая.

— Куда ты идёшь, сын мой?

-Я? — переспросил Мей Сансай. Его не называли "сын мой" уже лет двадцать. — Я иду в эту деревню.

— В эту деревню? Хи-хи-хи... В деревню!

От его смеха бегали мурашки по спине. Рассердившись, Сансай круто развернулся и зашагал вглубь деревни. Его не покидало чувство, будто что-то жуткое подстерегает его. В ушах ещё звенело леденящее хихиканье старика. Ночью он всё это принял бы за страшный сон, но днём это было неоспоримо реально.

С края стоял полусгоревший дом без крыши. В других домах поблёскивала паутина. Среди бела дня из них выбегали крысы, становились на задние лапы и потирали передними, как люди. Он пошёл дальше. Повсюду царило запустение. Рыночная площадь усеяна сухими листьями, прилавки обрушились. В глиняных черепках кое-где сохранилась вода, и в ней на приволье плодились москиты. Ложки, стулья, ржавые консервные банки, шелуха от сахарного тростника, следы ослиных копыт.

Он даже обнаружил угли от очага, где мясники обжаривали мясо на палочках, которое так любит молодёжь. Но куда ушли эти мясники, крестьяне, кузнецы? Может, они умерли и похоронены, может, их затопило наводнение, может, все они погибли в огне?

Надежды его рухнули, и он стоял в смятении. Вдруг сзади послышался шорох Сансай шарахнулся в сторону — и вовремя. Мимо промелькнуло искажённое лицо старика и занесённая дубина. В ноздри ударил запах грязного тела.

— Кай! — закричал Сансай. — Что ты делаешь? Человек не причинил тебе никакого зла, а ты нападаешь на него сзади, как трусливая старуха!

— Никакого зла? Ты ходишь по моей земле! Человек с дубиной поднялся и снова бросился на Мей Сансая. На этот раз он больно ударил кочевника по шее и рассёк её. Мей Сансай увидел кровь на своей одежде и обрадовался. Испытание шарро научило его не бояться крови. Разве не вышел он один раз победителем из чудовищных состязаний, где человек доказывает своё мужество, молча перенося побои?

Он стоял, расставив ноги, и засучивал штанину. Когда старик бросился на него в третий раз, Мей Сансай высоко подпрыгнул. Он хотел ударить старика ногой в голову, но промахнулся и, потеряв равновесие, покатился в кусты. Тяжело дыша, он встал на ноги.

— Отец! Предупреждаю тебя. Ты и так близок к могиле, позволь мне не быть твоей смертью. Прошу тебя, берегись!

— Убирайся туда, откуда пришёл! — тяжело дыша, выкрикнул старик. — Сейчас же уходи! Я не хочу, чтобы в моём царстве были чужие. — Он подбоченился и захохотал. — Ты думаешь, это не моё царство? Ха-ха! Все ушли отсюда. Они боятся сонной болезни. А я не боюсь. Мухи пьют мою сухую кровь и сами же дохнут.

Мей Сансай опустил штанину. Он взглянул через плечо и сказал:

— Клянусь Аллахом, я просто не знаю, что с тобой делать. Иногда мне кажется, что ты безумен. Зачем ты нападаешь на меня? Я прохожий, и мой путь лежит через твою деревню. Я не хотел отбирать у тебя твоё царство.

— Нет, ты хотел. Но забудем об этом. Ради Аллаха, дай мне орешек. Я очень хочу есть.

Мей Сансай приподнял рубаху и из глубочайшего кармана извлёк сухой сморщенный орех кола. Он отдал его своему противнику. Старик разжевал орех, состроил гримасу и облизнулся.

— Славный орешек!

Мей Сансай возился со своей раной.

— Где здесь вода?

— Вода? Вон там ручей.

— Проводи меня.

По дороге к ручью Мей Сансай подумал, насколько легче подружиться с иными людьми, столкнувшись с ними в бою Вокруг становилось всё больше признаков запущения. Старик заметил, с каким любопытством он смотрит по сторонам и спросил:

— Ты разыскиваешь кого-нибудь?

— Да.

— Увы! Ты пришёл слишком поздно... Слишком поздно.

— Почему? Разве здесь была война?

— Нет, не война. А пожалуй, что и война. Когда горит лес, саранча говорит "До свидания" набегу.

— Я не совсем понимаю...

— Тау! — старик засмеялся. — Я говорю, здесь была война. Когда рыба вылазит из воды и говорит, что у крокодила один глаз, кого видела рыба?

— Никого, кроме Аллаха. — улыбнулся Сансай. Ему очень понравилась пословица. Пожалуй, старик-то забавный.

— Тут была война. Ты в своём доме, ты родился в нём, твой отец родился в нём. И вот является чиновник и говорит, что этот дом плох для тебя. Дескать, в нём сидит болезнь. И он сжигает твой дом или разрушает его и строит тебе другой дом, далеко, в другом краю. Тау!

Мей Сансай остановился. Левая рука у него зудела, и он осторожно поднял её. Как он и думал, на ней сидело насекомое. В кожу впилась большая муха, крылышки были сложены у неё на спине, как ножницы. Её брюшко раздулось и краснело от выпитой крови. Мей Сансай, дрожа, занёс правую ладонь

— Убей её! Это муха цеце! — закричал старик.

Старик тоже поднял ладонь и бросился к Сансаю. Но прежде чем кто-либо из них успел ударить, муха перевернулась и упала в пыль — она так отяжелела, что не смогла улететь. Старик прыгнул на неё — казалось, он топчет слона. Он отёр пот с морщинистого лба, лишь когда кровь смешалась с землёй.

— Она была причиной войны.

— Муха?

— Это муха цеце. Она приносит сонную болезнь.

Он взял Сансая за руку и повёл его дальше. Ручей почти пересох, так как большинство деревьев вдоль него было срублено. Трава из последних сил старалась сохранить зелёный цвет.

— В этих местах, — сказал старик, усевшись на камень, — когда-то жили люди, как ты и я. Крестьяне с жёнами, торговцы. Они были счастливы, но их преследовала болезнь.

У Мей Сансая булькало в горле. Он прополоскал рот и выплюнул воду, а затем омыл свои запылённые ноги.

— А ты, отец? Скажи мне, что ты делаешь здесь?

— Вот это вопрос! Только послушайте! Ха-ха! Он видит человека в его собственном доме и задаёт ему такой вопрос... Кай!

— Но чиновники говорят, что тут никто не должен оставаться.

Старик рассмеялся.

— Что общего у рыбы с клещом? Ведь я не молод — чего же мне бояться смерти? Если болезнь захватит меня, я умру. И пусть!

— Пойдём, — сказал Мей Сансай. — Пора помолиться.

Старик спустился к ручью. После омовения они повернулись к востоку, и старик доказал, что он так же набожен, как и коварен.

У него был глубокий сильный голос, который он, очевидно, берёг для подобных случаев, и Сансай был искренне тронут.

— Аминь, — сказал Сансай, отирая песчинки со лба и доставая чётки.

Старик спросил:

— А что ты теперь собираешься делать?

— Я должен идти на юг.

— Правда? Это хорошо, клянусь Аллахом, это хорошо. Но сегодня уйти ты не можешь. Ночь уже наступает. Скоро выйдут гиены и другие дурные звери саванны.

— Ты прав.

— Не хочешь ли переночевать у меня.?

Мей Сансай вспомнил, как днём старик ни с того ни с сего напал на него, и заколебался. Приглашение может оказаться новой ловушкой. Ночь может превратить бесноватого старикашку во врага. Вот и глаза у него — карие, ясные и слишком блестящие для человека его возраста; эти глаза ничего не скажут. Хитрая улыбка его загадочна. Мей Сансай смотрел на ничего не выражающее лицо и терзался сомнением.

— Так пойдём? — спросил старик.

— Веди, — набравшись решимости, выговорил Сансай.

Он взглянул на небо и увидел, что белые волокна облаков собираются, сереют, чернеют. Если дождь не начнётся сейчас, он может начаться позже.

Жилище старика позабавило Мей Сансая. Это была одна из брошенных хижин, без крыши и почему-то сырая. Старик делал тщетные попытки возвести над ней крышу, однако тень давал лишь росший рядом баобаб, перед которым лежало бревно. Мей Сансай посидел там, пока старик торопливо готовил еду из теста и кислого молока.

— Где ты берёшь муку? — спросил Сансай.

— Там, в Новой Чанке. Так они назвали деревню, которую построили вместо Старой Чанки, в которой мы сейчас и находимся.

— А это далеко отсюда?

— Нет. Лентяй, выйдя по росе на рассвете, дойдёт туда прежде, чем солнце окажется над головой.

— Тау!

— Иногда я хожу туда, — сказал старик. — Только там для меня слишком чисто. У них даже колодец выложен цементом и рыночная площадь тоже. Кай!

— Ты мне завтра покажешь туда дорогу?

— Это несложно. Но скажи мне, ради Аллаха, неужели ты завтра покинешь меня?

— Клянусь Аллахом, завтра я должен идти и продолжить свои поиски.

— Ты ищешь мужчину?

— Нет, прекрасную девушку. Такую прекрасную девушку, которая будет достойна моего сына.

— Вот как! — тихо сказал старик. Он разводил костёр. Ломая прутья, он добавил: — Девушки принадлежат к той породе, которой нельзя доверять. Клянусь Аллахом!

— Чему же ещё нельзя доверять?

— Султану, реке, ножу и ночи. Султану — потому, что его слово изменчиво, как погода. Реке — потому, что утром ты легко переходишь её вброд, а вечером она вдувается и может утопить тебя. Ножу — потому что он не знает, кто носит его. Ночи, ха! Кто знает, что таится во тьме? Вероятно, всё дурное.

— Как бы то ни было, отец, когда настанет день, моё путешествие продолжится. Я должен позаботиться о мальчике.

Вскоре еда была готова: сладкий картофель, жареные земляные орехи. Как подобает фулани, Сансай не ел того, что может есть скот: пастухи не объедают коров и быков. Старик сетовал, что кладовая его пуста. Сначала они поели теста в кислом молоке, потом насладились сладким картофелем. Когда стемнело, оба почувствовали себя такими усталыми, что без лишних слов отправились спать. Мей Сансай лежал на циновке и наблюдал, как суетится старик. Воистину, бесноватый. Не задумываясь, нападает на тебя, и тут же делается другом. Вот только останется ли он другом до утра?