Когда молчат письмена. Загадки древней Эгеиды

ГЛАВА 3. РАЗНЫЕ СЛЫШАТСЯ ТАМ ЯЗЫКИ

Дешифровка Вентриса показала, что гомеровские «ахеяне» пользовались линейным письмом Б. Но ведь кроме линейного Б на Крите были найдены и письмена, написанные родственным ему линейным письмом А, и иероглифические надписи. На каком же языке написаны они?

Греки-ахейцы переняли искусство письма у жителей Крита, подданных царя Миноса, — минойцев. И если мы после открытия Вентриса можем читать письмена ахейцев, нам нетрудно прочитать и письмена линейного А, письмена минойцев. Но, увы — прочесть, а не понять!

Представьте, что вы читаете такой текст:

Гудок кичкирди,

Ишга чакирди!

Тур энди, ётма,

Уйкуга ботма!

Тес-тес таёрлан,

Заводга отлан!

Читать-то вы его читаете, но, кроме отдельных слов, понять ничего не можете: он написан русскими буквами, но на узбекском языке (узбеки пользуются алфавитом, созданным на русской основе). Здесь нам нужно знать не систему письма, не чтение знаков, а язык, на котором написаны тексты. Иными словами, нужно не дешифровать, а интерпретировать язык письмен. Поэтому о линейном письме А нельзя сказать, что оно не дешифровано. Знаки его сходны со знаками линейного Б (точнее — линейные А и Б имеют 55 общих знаков; 5 знаков линейного А не имеют соответствий в линейном Б, а 10 знаков линейного Б — в линейном А). Исходя из этого, мы можем читать почти все тексты, написанные линейным А, не понимая почти ничего (сходная картина наблюдается и с письменами этрусков). Важно, что в линейном Б имеется несколько минойских слов (таких же, как в линейном А; видимо, имена или географические названия). Такие параллели подтверждают вывод о том, что знаки линейного А и линейного Б читались одинаково.

Какой язык скрывают знаки линейного А? Быть может, также греческий? Ведь доказал же Майкл Вентрис то, что казалось вначале и ему самому и всему ученому миру невероятным: тексты линейного Б написаны по-гречески!

Но все попытки читать по-гречески тексты линейного А оказались безуспешными. Греки, осевшие в начале II тысячелетия до н. э. на юге Балкан и на Крите, заимствовали свое письмо у какого-то другого народа. Но у какого? Вот вопрос, ответить на который может только решение загадки языка линейного А, минойского языка.

Быть может, минойский язык все же родствен греческому, как родствен ему язык хеттов, славян, древних германцев? Быть может, он все же относится к индоевропейской семье языков? Впервые эту гипотезу выдвинул Арне Фюрюмарк, прочитавший в год смерти Вентриса тексты линейного А.

Итальянский языковед Э. Перуцци в своей книге «Минойские надписи», вышедшей в 1960 году, назвал минойский язык самым древним из индоевропейских языков, дошедших до нас в письменных памятниках. Перуцци попытался восстановить грамматику линейного А и сопоставил ее с реконструированной грамматикой индоевропейского языка основы. Правда, сопоставления эти оказались очень шаткими.

А если все же принять гипотезу Перуцци, то к какой из многочисленных ветвей индоевропейских языков относится тогда минойский язык, язык линейного А?

Поскольку «греческий ключ» к языку текстов линейного А явно не подходил, было выдвинуто новое предположение. Суть этого предположения сводилась к тому, что минойские тексты написаны на довольно хорошо известном исследователям языке хеттов или на каком-то очень близком к хеттскому языке.

В 1961 году, спустя год после выхода книги Перуцци «Минойские надписи», трое известных ученых — английский профессор Леонхард Палмер, английский профессор Джон Хаксли и немецкий профессор Альфред Хойбек — независимо друг от друга пришли к выводу, что минойский язык является индоевропейским, родственным языку древних жителей Малой Азии — хеттов и лувийцев.

Название знаменитого Лабиринта царя Миноса связано со словом лабру, а оно заимствовано из языка лидийцев, жителей северо-запада Малой Азии. Лабру — так называлась двойная секира, изображение которой распространено как на Крите, так и в Малой Азии. В другом малоазийском языке — ликийском — имеется родственное слово лабра (первоначально лавра), которое значит "каменная плита". Слово это, вероятно, восходит к еще более древнему малоазийскому языку, лувийскому, где глагол лавар- означает "ломать".

Целый ряд особенностей религии Крита, по словам крупнейшего русского историка культуры Р. Виппера, «напоминает известный из позднейших времен малоазиатский культ Великой Богини и ее возлюбленного, к которому, в свою очередь, недавно найдены интересные прецеденты в памятниках хеттов, живших во II тысячелетии до н э. в Малой Азии; следовательно, критский культ тяготеет также к Ближнему Востоку».

По мнению Дж. Пендлбери, крупнейшего после Артура Эванса специалиста по археологии Крита, «характер языка критян до сих пор определить невозможно, ясно лишь, что он не был греческим... и что в расовом отношении между обоими народами лежит целая пропасть. Все, что мы можем сказать, это что критский язык, всего вероятнее, имеет анатолийское происхождение, возможно, он родствен ликийскому, киликийскому или карийскому, поскольку из этих мест, по-видимому, происходит и само племя».

Факты, говорившие о сходстве культуры Крита и Малой Азии, известны давно. Палмер, Хойбек и Хаксли пытались свести их в систему и доказать, что языки хетто-лувийцев, живших в Малой Азии, — это ключ к минойскому языку. Свои доводы они аргументировали, в частности, ссылками на исследования археолога Джеймса Мелаарта. Мелаарт продолжил сравнение памятников архитектуры и керамики Малой Азии и Крита, доказывая их родство. Взгляды Мелаарта развивает в своих книгах Палмер.

Получается, что минойские дворцы «новой эры» (начавшейся около 1700 г. до н. э.) в Кноссе, Фесте и Маллии сходны с более древним дворцом в Бейджесултане. Очень сходны также критские и малоазийские гробницы.

По мысли Мелаарта, племена хеттов и лувийцев первоначально жили на Балканах, в районе современной Болгарии, Македонии, Сербии. Примерно 45 веков тому назад они двинулись на юг, разделившись на две волны. (Такое движение могло начаться, например, под давлением других племен или по иным причинам.)

Первая волна покатилась на юго-восток, в Малую Азию. Вторая волна двинулась на юго-запад — на территорию современной Греции и затем на Крит. В Малой Азии хетто-лувийцы основали Хеттское царство и государства Палу и Лувию. Они же создали дворец в Бейджесултане. В Греции и на Крите хетто-лувийцы также основали мощные государства и создали архитектурные шедевры.

Палмер, развивая взгляды Мелаарта, утверждает, что тексты линейного А на Крите написаны на лувийском языке, ибо именно лувийцы населяли всю Грецию с примыкающими островами Эгейского моря в эпоху, которой датируются таблички со знаками линейного письма А.

Американский историк Честер Старр, в общем сочувственно относясь к гипотезе Мелаарта о приходе хетто-лувийцев в Малую Азию с северо-запада, замечает в то же время, что в раннебронзовую эпоху постоянно происходили передвижения племен и далеко не всегда ясно, какие именно племена и в каком направлении передвигались «Нам следует проявить здесь осторожность,— пишет Ч. Старр, — иначе мы поддадимся искушению обращаться с народами и культурами разных эпох как с бильярдными шарами, сталкивая их друг с другом, чтобы привести все в движение».

Казалось бы, несмотря на кое-какие неясности, загадка минойского языка в общем и целом разрешена — хетто-лувийские языки являются ключом к линейному А. Однако не все так просто и убедительно, как кажется вначале.

Видный австрийский археолог Ф. Шахермайр подверг резкой критике работы Палмера, Хойбека и Хаксли. «Новые» дворцы в Кноссе, Фесте и Маллии следуют архитектуре «древних» дворцов и имеют местное, а не малоазийское происхождение. Сходство критских дворцов с анатолийским в Бейджесултане объясняется общностью приемов строительной техники, а не родством народов Малой Азии и Крита. К тому же, замечает Шахермайр, дворец в Бейджесултане вообще построен раньше, чем критские дворцы.

Точно так же были раскритикованы и другие доводы, на основании которых проводились параллели между культурой Крита и Анатолии. Сходство религиозных культов еще не говорит о родстве: ведь и в Двуречье, и в Африке южнее Сахары, и в Южной Индии существовал культ Великой матери, восходящий к древнейшим религиозным представлениям эпохи матриархата. Символ двойной секиры, быть может, и был заимствован жителями Крита у жителей Малой Азии, хотя возможно и обратное заимствование — из Крита в Малую Азию. Но ведь это еще ничего не говорит о том, что и язык минойцев был заимствован из Малой Азии. Ведь употребляем же мы египетские слова папирус, фараон и имеем египетские имена Онуфрий, Паисий, Пахомий, хотя русский язык не имеет ничего общего с древнеегипетским.

В документах, написанных линейным письмом А, т. е. на минойском языке, не проводится различия между глухими и звонкими согласными (пишутся лишь глухие согласные — п, к, и нет аналогичных им звонких — б, г); имелся в минойском языке особый согласный, возможно нечто среднее между д и л; в минойском языке не было двух звуков р и л, а был один, видимо средний между р и л (на письме его передают как р). Все эти особенности не свойственны хетто-лувийским языкам. Не свойственны они и большинству других индоевропейских языков, например греческому. А это говорит — и весьма убедительно — против индоевропейского происхождения минойцев.

Если бы тексты линейного А были написаны на языке лувийцев, то форма линейных знаков должна была бы иметь сходство со знаками иероглифического лувийского письма (о расшифровке которого мы расскажем в следующих главах). Однако сходство это невелико, зато имеется большое сходство между знаками линейного письма А и древним рисуночным письмом Крита, возраст которого равен четырем тысячам лет. Это означает, что линейное письмо возникло на самом острове, а не было привнесено извне. Наконец, если в древности лувийцы заселяли всю Грецию и Крит, то почему же таблички линейного А (если они лувийские) находят лишь на Крите?

Между хетто-лувийскими языками и минойскими словами в линейном А, как показали Хойбек, Хаксли и Палмер, действительно имеются черты сходства. Но сходство это очень незначительно: оно распространяется на некоторые имена и географические названия, но они ведь могут заимствоваться языком. В таком случае трудно говорить о родстве двух языков — нужны другие, более веские доказательства, а их-то как раз и нет. Зато есть самые различные данные, свидетельствующие против гипотезы об индоевропейском характере минойского языка. Дело в том, что знаки линейного А, так же как и линейного Б, передают слоги. Причем это либо слог из одного гласного звука, либо слог вроде та, то, са, со, где за согласным следует гласный. Есть только открытые слоги (например, а, ка, ме, но и т. д.) — и никогда не встречается слогов закрытых (вроде ар, кан, мек, ном и т. д.). Естественно думать, что такая система письма отражает внутреннее строение языка. В языке минойцев были только открытые слоги, он не допускал стечения, стыка двух и более согласных подряд — потому и слоги линейного письма, передающего минойский язык, являются открытыми: Г (гласный), СГ (согласный + гласный).[10]

В индоевропейских же языках сплошь и рядом встречаются слова, в которых по соседству располагаются два или более согласных, причем многие слова начинаются с двух или трех согласных. Облик таких слов при передаче их линейным письмом исказился бы до неузнаваемости, особенно если учесть еще и то, что письмо это не в состоянии правильно передавать слова с конечным согласным — такой согласный в линейном письме либо будет отброшен, либо к нему будет приписан добавочный гласный. И действительно, греки, пользовавшиеся линейным письмом Б, вынуждены были сильно искажать графическую форму своих слов: так, имя Крамбис приходилось передавать как Ка-ра-пи, имя Тарсус как Та-су, имя Брахус, как Па-ра-ку, имя Дамоклевес как Да-мо-ке-ре-ве и т. п. Уже из этих примеров видно, что греки без изменений заимствовали линейное письмо, из-за чего им пришлось звонкие и глухие звуки передавать одними и теми же знаками (глухие согласные) и использовать один и тот же знак для передачи рил.

В самое последнее время определенных успехов в изучении минойских текстов добился немецкий ученый Гюнтер Нойман. Он обнаружил в минойском языке названия сосудов, позднее перенесенные хеттами в свой язык. В этих словах за согласным регулярно следовал гласный, т. е., говоря иначе, эти слова действительно имели звуковую структуру СГСГ, СГСГСГ и т. д. Все это очень важно: становится ясно, что графическая форма линейного письма действительно соответствовала особенностям языка и что именно минойцы и были создателями слогового письма.

Какой же язык или семья языков родствен минойскому? Какие языки имеют только открытые слоги и не допускают стечения двух и более согласных? Из живых языков это языки далекой Полинезии: язык гавайцев и самоанцев, жителей острова Пасхи и Новой Зеландии. Почти такую же звуковую структуру имеет и японский.

Японский, полинезийские и минойский! Не слишком ли странно выглядит такое сопоставление? По всей вероятности, сходство звукового состава этих языков чисто внешнее. Уж слишком невероятно предполагать родство японцев и древних критян, минойцев Крита и полинезийцев Океании. И более разумно думать, что язык линейного А не состоит в родстве ни с одним из известных нам языков.

Между Египтом и Критом существовали длительные культурные и торговые связи. Нельзя ли в стране пирамид найти ключ к письменам Крита?

Археологи обнаружили в Египте ученическую доску, на одной стороне которой находился список имен, названных «имена кефтиу», т. е. имена критян. Казалось бы, есть если не ключ, то ценное пособие для расшифровки письмен Крита (ведь собственные имена наверняка имеются на печатях Крита, а возможно, и в других письменных памятниках).

Однако среди «имен кефтиу» нашлись и чисто египетские и семитские. А одно из имен исследователи отождествляют с именем пришельца-филистимлянина, друга Давида, упоминающегося в Библии. (Кстати сказать, Библия утверждает, что родиной воинственных филистимлян был Кафтор, т. е. Крит.)

Возможно, что перспектива изучения минойского языка и не столь уж мрачна; быть может, и у него все-таки отыщутся «родственники». Древнейшие семитские языки (финикийский, древнееврейский и др.), как показывают последние работы филологов, имели когда-то звуковую структуру, близкую к структуре языка линейного А. В них крайне редко допускалось стечение двух и более согласных подряд. Быть может, минойский язык родствен семитским языкам: древнееврейскому, финикийскому, угаритскому, аккадскому (ассиро-вавилонскому)? И древнейшие жители Крита были семитами?

Эту точку зрения отстаивает Морис Поуп в своем исследовании о линейном письме А. Он сравнивает, например, вслед за С. Гордоном употребительное в хозяйственных табличках письма А слово ку-ро "итого", "всего" с семитским корнем кл "весь" (правда, Перуцци, например, сравнивал его с индоевропейским корнем гер, имевшим значение "собирать"). Минойские обозначения злаков кунису и керау сходны с обозначениями злаков кунишу и калу в вавилонской клинописи. Слова даведа, дакуна из минойских табличек сравниваются с семитскими именами Давид, Дагон. Но это в общем очень мало для доказательства семитского характера минойского языка.[11] С. Гордон считает, что ему удалось обнаружить в минойских текстах чуть ли не все окончания семитских глаголов, существительных, множество семитских слов и т. д.

Гордон нашел семитский язык не только в текстах линейного А, но и в других письменах Эгеиды. Так, например, «этеокипрские» тексты, о которых мы расскажем в главе, посвященной Кипру, были истолкованы им с помощью семитских языков. На семитском языке, по мнению Гордона, написаны и кипро-минойские надписи и ряд других, не поддающихся чтению текстов Восточного Средиземноморья. Казалось бы, в руках исследователей долгожданный ключ к письменам, но очень скоро выяснилось, что «дешифровка» Гордона состоит почти сплошь из натяжек и произвольных допущений. А Морис Поуп, хотя и сам является сторонником семитской гипотезы, камня на камне не оставил от построений своего коллеги.

Большинство исследователей, как мы уже говорили, считают, что минойский язык, язык линейного А, неиндоевропейский. Возможно, однако, что язык этот — не семитский, а «эгейский».

Изучая минойское линейное письмо А, ученые столкнулись с ситуацией, в которой находится ныне изучение этрусских текстов: читать мы их можем, а понимать — нет, ибо язык неизвестен. В расшифровке слов этрусского языка всякие попытки привлечь на помощь другие языки не увенчались успехом. Не увенчались успехом пока что они и в дешифровке минойского языка. И все же значение некоторых минойских слов исследователям удалось установить — удалось благодаря комбинаторному анализу, анализу структуры текстов.

По своему характеру большинство минойских текстов, т. е. текстов линейного А, сходно с расшифрованными и переведенными текстами линейного Б — они являются хозяйственными документами, списками, отчетами и т. п. В текстах линейного А многие слова сопровождаются изобразительными знаками — указателями, детерминативами (как и в линейном Б). Это позволяет судить о смысле слова, рядом с которым стоит детерминатив. Если, например, какое-либо минойское слово сопровождается детерминативом «сосуд», это означает, что оно передает название какой-либо жидкости или сыпучего или растопленного вещества и т. д. Облегчают понимание текста и знаки цифр. И все же нетрудно догадаться, что при изучении текстов, написанных на языке, который для нас «звук пустой», легко впасть в заблуждение, ошибиться в истолковании смысла слов и вообще пойти по неправильному пути.

А поэтому необходимо время от времени пересматривать коренным образом даже самые, казалось бы, достоверные и обоснованные истолкования минойских слов — ведь они тоже могут оказаться плодом заблуждения. Такие «ревизии» позволяют избавляться от ошибок; те же слова, которые выдерживают очередную «ревизию», видимо, определены правильно. И, опираясь на них, можно делать новые попытки истолкования других минойских слов, в свою очередь подвергая их последующей проверке и контролю.

Так поступает, например, Морис Поуп. Не так давно он написал специальную статью, озаглавленную «Некролог минойской богине Асассаре». В ней весьма убедительно доказывается, что слова асассара в табличках не существует.

А ведь именно это слово сравнивалось с хеттским исхассарас "госпожа", причем минойские формы асасараме и ясасараме сравнивались с хеттским исхассарас-ми "моя госпожа". Видимо, слова асасараме, ясасараме к хеттскому исхассарас никакого отношения не имеют.

Мы можем указать еще на одно, возможно мнимое, соответствие. Перуцци в своей книге «Минойские надписи» сравнивает слова ятано-, атано-, танано- с хеттским словом истанана, значащим "алтарь". Если я- и а- в минойских словах входят в корень слова, то сравнение оказывается невозможным (иное дело, если эти я- и а — приставки).

Что же касается минойского танано-, то его можно сравнить с хеттским словом: возможно, хеттское истанана читалось станана,[12] а начальная группа ст- в линейном письме писалась т-. Но даже если эти слова родственны, это не значит, что родственны языки: речь может идти о культурном влиянии, т. е. о заимствованиях.

В милийской стеле, о которой мы расскажем в главе «Малые хетты», есть упоминание о боге Сарпедоне. По-ликийски его имя звучит Зрппеду, где через у передается особый носовой звук, похожий на н, образующий слог (ср. нем. bilden, произносимое как bildn в разговорной речи).

С Сарпедоном мы встречаемся не только в Малой Азии, но и на Крите. Брат легендарного владыки Лабиринта царя Миноса также носил имя Сарпедон.[13] Древние же легенды утверждают, что Сарпедон правил ликийцами, жившими на острове Крит. Лингвисты отметили также совпадение ликийского и минойского имени Вадуними (в ликийском — Бадуними с особым начальным звуком, средним между в и б). Это говорит о том, что между Ликией и Критом существовала связь.

По мнению ряда ученых, родиной ликийцев является остров Крит. Отсюда они переселились на материк, в Малую Азию. Но против этой гипотезы говорят египетские архивы, найденные в Телль-Амарне. В них было обнаружено письмо, возраст которого равен 35 векам, содержащее жалобу на бесчинства народа «лукка», т. е. ликийцев. Жалоба принадлежала царю острова Кипр и адресовалась египетскому фараону. Правитель Кипра сетовал, что лукка наносят ущерб не только Египту, но и Кипру. Очевидно, здесь имеются в виду жители близлежащей анатолийской Ликии, а не Крита, отдаленного и от Кипра и от Египта.

Весьма возможно, что часть ликийцев, так же как и их соседей карийцев, имела поселения на Крите. И у ликийцев и у карийцев был сильный флот, и они нередко пиратствовали в Средиземном море, грабя египетских, финикийских, греческих купцов. Быть может, правители Крита сумели привлечь на свою сторону морских разбойников и они служили в могущественном флоте державы Миноса.

Но, пожалуй, лучше всего объясняет черты сходства ликийского и минойского языков следующая гипотеза. До конца II тысячелетия до н. э. в Малой Азии, на территории Ликии, жили не ликийцы, а колонисты с острова Крит — минойцы. Возможно, что минойцы были даже не колонистами, а последними остатками населения, в глубокой древности заселявшего не только Крит, но и другие острова Эгеиды, Грецию и побережье Азии. В конце II — начале I тысячелетия в северную часть Анатолии с Балкан вторглись фрако-фригийские племена и «сдвинули» хетто-лувийские народы к югу. Тогда-то и появились ликийцы на «своей» территории, в Ликии, наслоившись на прежних обитателей — минойцев.

В самом деле, ликийский, в отличие от других анатолийских языков, имеет общие черты с минойским. Прежде всего — это такой важнейший показатель, как состав звуковых цепей, закономерность чередования гласных и согласных звуков. В минойском, как вы помните, слова строились по схеме СГСГСГ, т. е. после согласного обычно шел гласный звук. И этой схеме чередования подчиняются очень многие ликийские слова. Таковы, например, слова хасабала, пунамади, эсетеси, зива, мувати и т. д. Вероятно, язык древнейших обитателей Ликии — минойцев влиял на язык пришельцев — ликийцев.

Влиял — но и только, в основе своей ликийский язык является индоевропейским. Языки этой семьи (как мы уже говорили) допускают стечение нескольких согласных подряд. И эта черта — полностью противоположная структуре минойского языка — также обнаруживается в языке ликийцев.

Мало того, в ликийских текстах мы сплошь и рядом находим слова, включающие (особенно в начальном положении) по нескольку согласных: например, трххиз "бог" (это слово восходит к более древней форме тархинтс, ср. хеттское тархунт "бог") или, скажем, зрббла "изображение", очевидно, из сарбла: в лидийском языке находим родственное слово эн-сарб-тат "выцарапан (на камне)". Примеров таких можно привести множество.

Но интересно вот что. Хотя в этих словах больше согласных подряд, чем в родственных им словах других языков, все же именно ликийские слова ближе к регулярному следованию СГСГСГ, чем какие-либо иные. Дело в том, что удвоение согласных на письме говорило о наличии в слове гласных призвуков — довесков, необходимых для «благозвучия». Например, название ликийского города Пттара, содержащее на письме два т подряд, произносилось не в два слога, а в три: патара, с «добавочным» гласным между п и долгим т. В русской речи тоже есть подобные слова: иногда мы говорим подожди или сапоги так, что от первого гласного почти ничего не остается, но за счет него удлиняется следующий согласный: получается что-то вроде пддажди или сппаги — совсем как в ликийских словах пддахнта (со слоговым н!) или сппартаца. А в словах трххиз или зрббла есть еще и слоговое р — фактически гласный звук, т. е. звук, образующий слог (ср. наше театр: в этом слове три слога, а не два; последний слог — р). Итак, слово трххиз произносилось в два или в три слога, а не в один; в два или три слога произносилось слово зрббла — эти слова, несмотря на свой графический облик (написание), по звучанию соответствовали структуре СГСГСГ, особенно если считать, что Г — это не просто гласный, а слогообразующий элемент.

Ликийское слово хнтавада "предводитель" (которому в лувийском соответствует хантавада из ханта "вперед" и вад- "вести") имело соответственно четыре слога (н было слоговым), а не три и т. д. И вот мы находим в ликийских текстах слова вроде сттати "ставит" или сттала "стела", "памятник", где индоевропейская основа ста- (наше ставить, стоять) преобразована на ликийский лад: произносилось ликийское стта-, видимо, как сата, т. е. слова сттати, сттала были трехсложными и имели структуру СГСГСГ. Значит, слова, которые никогда не имели гласного между двумя согласными, могли получать его «на ликийской почве».

Так влиял на ликийский язык его субстрат, т. е. тот язык (в данном случае, очевидно, минойский[14] с его характерной структурой СГСГСГ), на который «наслоился» ликийский.

Что же касается ослабления гласных в ликийских словах, то этим ликийский обязан уже совсем иному влиянию, но тоже субстратному. Мы вернемся к этому вопросу в разделе, специально посвященном ликийскому языку.

Какой же вывод мы можем пока сделать? Очевидно, такой: между минойским языком, с одной стороны, и ликийским, а также другими хетто-лувийскими языками — с другой, обнаруживается некоторое сходство: имеются общие слова, сходным образом строятся звуковые цепи. Но сходство это незначительное. Оно говорит лишь о том, что когда-то минойцы и хетто-лувийцы (хетты, ликийцы и др.) жили по соседству и даже вперемешку, но и только. Сходство это не может быть доказательством родства между минойским и хетто-лувийскими языками. Как раз наоборот: в общем и целом минойский язык не похож на индоевропейские языки, он очень отличается от индоевропейского своей системой звуков, теми способами, какими эти звуки складываются в слова, и самими этими словами.

Минойский язык принадлежит догреческому населению Крита — это единственное, что мы можем достоверно сказать о языке линейного А. Пеласги, предшественники греков, — были ли они минойцами? Судя по всему, нет. Язык пеласгов индоевропейский, а структура минойского языка неиндоевропейская. Широко известный своими остроумными и тонкими высказываниями советский лингвист Л. А. Гиндин показал в монографии «Язык древнейшего населения Балканского полуострова», вышедшей в 1967 году, что пеласгам предшествовал еще более древний народ, говоривший на хетто-лувийском языке. Но ведь и хетто-лувийские языки — индоевропейские; это означает, что их кандидатура также не подходит для минойского языка, имеющего структуру СГСГСГ.

В монографии Гиндина, а также в работах других ученых путем анализа географических названий — этой «истории на плоскости карты» — показывается, что и хетто-лувийцы не были первыми жителями Эллады. Им предшествовал еще более древний — самый древний народ, называемый эгейцами. Говорили эгейцы на языке, который не имеет родства с индоевропейской семьей языков.

Более семидесяти лет назад, в 1896 году, немецкий ученый П. Кречмер высказал предположение, что древнейшие жители Эгеиды говорили на языке, не относящемся к индоевропейским. Болгарский филолог Вл. Георгиев считал пеласгский (индоевропейский!) язык самым древним в Греции и на Крите. Немецкий исследователь А. Хойбек привел доказательства того, что до греков в Греции и на Крите жили хетто-лувийцы. Благодаря исследованию Гиндина удалось совместить эти, казалось бы, несовместимые точки зрения. Удалось это благодаря «расслоению» языковых пластов, которые в течение многих сотен лет накладывались друг на друга в древней Греции.

Древнейшими жителями Греции были эгейцы. Затем здесь появились хетто-лувийцы, после них — пеласги и, наконец, греки-ахейцы. Таким образом, первые жители Эгеиды говорили на неиндоевропейском языке — эгейском. А есть ли у него языки-родственники?

Быть может, древнейшему эгейскому языку родствен хаттский — язык предшественников хеттов? Некоторые относят к эгейским языкам и этрусский. Интересно, что и в минойском языке, и в языке хаттов,[15] и в языке этрусков не различаются звонкие и глухие согласные. (Для них звучали бы одинаково слова дом и том, пыл и был, гол и кол.) Правда, эта весьма важная черта языка не обязательно должна говорить о языковом родстве. И поэтому, чтобы с уверенностью говорить о родстве языков, необходимо найти сходство и других языковых элементов. Но, к сожалению, наши знания об эгейском языке слишком скудны.

От эгейцев до нас дошло лишь несколько слов, географических названий и имен в греческой передаче — и только. Но, быть может, тексты линейного А как раз и передают эгейский язык? Г. Нойман, Ф. Шахермайр и другие ученые полагают, что это действительно так: минойский и эгейский языки — одно и то же. Эгейцы- минойцы населяли в древности Крит, Грецию, острова Эгеиды и побережье Малой Азии.

Плохо только вот что: эгейские слова как будто не обладают структурой СГСГСГ; не обладают ею и слова этрусского языка. Можно, конечно, предположить, что со времени минойских текстов произошли изменения в структуре эгейского языка, он потерял многие гласные, находившиеся между согласными, в результате чего возникли скопления согласных. Действительно, греческие передачи эгейских слов и этрусские тексты относятся ко времени гораздо более позднему, чем минойские тексты.

Но весьма возможно, что минойский язык не имеет родственников ни среди индоевропейских, ни среди семитских, ни среди других языков Средиземноморья, включая и тот эгейский язык, остатки которого дошли до нас. Если это действительно так, то вряд ли мы когда-либо сумеем проникнуть в тайну минойского языка: ведь у лингвистов не будет практически никакого материала для сравнения, отыскания сходных слов в других, известных исследователям языках. Тогда нужно будет заниматься подсчетами, структурным анализом текстов, например сравнивать между собой структуру минойских и других предположительно эгейских надписей (при этом мы, однако, должны быть твердо уверены, что минойцы — действительно древнейшее население Крита, что они не пришли «извне», как греки). Но результаты эти будут, конечно, гораздо беднее, чем те, которых добиваются ученые, сопоставляя неизвестный язык с родственными ему известными языками и языковыми семьями. Если же исходить из гипотезы о родстве минойского и эгейского языков с хаттским, то необходимо будет привлечь к рассмотрению и адыго-абхазские языки Кавказа. Дело в том, что выясняющаяся в последние годы грамматическая структура хаттского «являет черты разительного структурного сходства с северо-западными кавказскими языками (абхазо-адыгскими)», — замечает И. М. Дьяконов.[16] А абхазо-адыгским языкам, видимо, родственна другая группа языков Кавказа — нахско-дагестанская. Так расширяется круг языков, возможно связанных древним родством. Эту гипотезу следует тщательно проверить (кавказские элементы в этрусском языке находили и раньше, однако такие элементы не обязательно свидетельствуют о родстве языков: слова кавказского происхождения, заимствования встречаются, например, и в хеттском).

Можно было бы расширить круг предположительно родственных языков: некоторые исследователи связывают с нахско-дагестанскими языками Кавказа вымершие хуррито-урартские языки Передней Азии (хурритский язык относится ко II, урартский — к I тысячелетию до н. э.). С другой стороны, с адыго-абхазскими языками иногда связывают картвельские (т. е. грузинский и некоторые другие языки). Нужно при этом учесть, что картвельские и хуррито-урартские языки связаны древнейшим родством: они относятся к ностратической прасемье языков, к которой относится, судя по всему, и этрусский. Значит ли это, что и минойский, и хаттский, и адыго-абхазские, и нахско-дагестанские языки также относятся к ностратической прасемье языков? Если же хаттский и адыго-абхазские языки к этой прасемье не относятся, то, очевидно, с ними нельзя сравнивать и этрусский; при этом остается открытым вопрос о языковой принадлежности минойского.

Будем надеяться, что линейное письмо А рано или поздно удастся не только прочитать, но и понять. Ведь с линейным А связана не только загадка минойского языка, но и решение проблемы происхождения искусства письма на Крите.

Из рисунков возникло иероглифическое письмо, из него — письмо глиняных табличек, сначала линейное А, потом из него развилось линейное Б. Это еще в начале века показал Эванс. Тут, правда, нужно учесть возможность сосуществования определенных видов письма. В 1953 году итальянский ученый Доро Леви нашел в Фестском дворце таблички линейного письма, относящиеся, возможно, к XIX в. до н. э. Если учесть, что иероглифическое письмо существовало вплоть до XVII в. до н. э., станет ясно, что несколько столетий оба вида письма — рисуночное и линейное А — сосуществовали.

Мы вправе думать, что линейное письмо Б создано на основе линейного А. Но и в данном случае мы должны еще учитывать и их сосуществование, хотя в целом таблички линейного Б «моложе», чем таблички линейного А, но все же в течение некоторого времени на Крите употреблялись оба вида письма.

Почему так получилось? Археологи говорят нам, что Кносс и другие древние города Крита подвергались неоднократным нашествиям Так, в первой половине XII в. до н. э. Крит наводнили полчища греков, стоявших на гораздо более низкой ступени культурного развития, нежели коренные жители Крита — минойцы. Минойцы же и были тем древним народом, который вначале создал иероглифическое письмо, а затем «упростил» его в линейное А. Покорив Крит, греки восприняли многое из минойской культуры (вот почему в гомеровском эпосе часто упоминаются минойцы и имя Минос, ставшее вскоре нарицательным наподобие римского «цезарь»). Переняли греки и линейное письмо, приспособив его к своему языку: так возникло линейное письмо Б. Правда, как мы помним, это простое объяснение долго не приходило ученым в голову, а если приходило, то тут же отбрасывалось как вздорное: считалось, что тексты линейного Б написаны едва ли не на любом языке мира, но только не на греческом! Артур Эванс, предположивший, что знаки линейного письма передают слоги, стоял на правильном пути, когда попытался прочесть — и прочел! — некоторые слова на табличках линейного Б по-гречески. Но он тут же отказался от своих чтений, ибо не мог допустить, что линейным письмом пользовались именно греки, а не какой-то другой народ. Майкл Вентрис, прочитавший письмена линейного Б, сделал это неожиданно для самого себя — настолько крепко сидело в сознании всего ученого мира представление о том, что язык линейного Б — не греческий!

Любопытно, что если линейное А употреблялось не только для хозяйственных записей (есть надписи на металлических изделиях и т. д.), то линейное письмо Б выполняло исключительно хозяйственные функции. Правда, археологи обнаружили несколько надписей на сосудах, сделанных знаками линейного Б. Но и они, очевидно, также были сделаны в хозяйственных целях: подобные надписи на керамических изделиях, как правило, обозначают либо содержимое сосуда, либо имя его владельца.

Итак, сначала иероглифическое письмо, затем линейное. Казалось бы, все просто, не нужно думать о том, откуда произошло критское письмо: оно развилось, так сказать, в местных условиях. Но не все так просто на самом деле.

Во-первых, не исключено, что линейное письмо появилось впервые на материке, а не на Крите. До самого последнего времени считалось общеизвестной истиной, что в Греции были только памятники линейного письма Б, а более древнее письмо А существовало на Крите. И вот совсем недавно археологам удалось обнаружить на материке глиняную табличку, написанную линейным письмом А — первый текст в Греции на минойском языке!

Была ли эта табличка привезена в Грецию с Крита? Или, может быть, в будущем удастся найти новые тексты линейного А в Греции? А быть может, здесь будут обнаружены и памятники иероглифического письма? Тогда нам придется заново пересмотреть вопрос о происхождении письма в Эгеиде. Во всяком случае, находка первой таблички линейного А на материке говорит о том, что всякие категорические выводы о происхождении линейного письма Греции и Крита, да и вообще эгейского письма, пока что преждевременны.

Во-вторых, уже в иероглифическом критском письме имелось примерно 50—75 слоговых знаков, и поэтому сегодня гипотеза о том, что иероглифы Крита — это всего лишь рисунки или в лучшем случае словесные знаки, должна быть отброшена (очевидно, иероглифическое письмо Крита включало как знаки для слов, так и знаки для слогов, точно так же, как хорошо известное египетское иероглифическое письмо или клинопись Двуречья). В доказательство того, что рисунки печатей действительно могли передавать слоги, можно привести печать, включающую знаки, по форме точно соответствующие знакам линейного письма А и Б; они составляют «слово» я-са-са-ра-ме.

Правда, некоторые ученые трактуют факт связи между иероглифическим и линейным письмом наоборот: они считают, что линейное письмо было не слоговым, а простой пиктографией, «языком рисунков» Другими словами, они полагают, что письма в собственном смысле этого слова на Крите не было — были лишь мнемонические средства наподобие перуанских узелков «кипу» или наших «узелков для памяти». Это, конечно, не так. В начале 30-х годов французским исследователем Ф. Шапутье была высказана мысль о том, что рисуночные письмена Крита, напротив, были не пиктографией и не иероглифическим письмом (в котором есть слоговые знаки и знаки для корней и слов), а просто орнаментальным шрифтом линейного письма, т. е. слоговым письмом! С его точки зрения, нет критского иероглифического письма и линейного письма — есть лишь курсивная форма и орнаментальная форма одного и того же слогового письма, зафиксированного на разных стадиях своего развития!

Пиктография? Иероглифика? Или слоговое письмо? Каким типом письма написаны древнейшие тексты острова Крит? О том, что иероглифическое письмо Крита не является пиктографической записью, говорит хотя бы тот факт, что из него развилось слоговое письмо — это возможно лишь в том случае, если оно передавало звуковую речь. Утверждение же, что письма в полном смысле этого слова на Крите не было, ныне выглядит абсурдно — достаточно сослаться на дешифровку Вентриса. Вряд ли правы и те ученые, которые считают иероглифическое письмо Крита слоговым — ведь число различных знаков в нем (около 150) при таком малом объеме текстов говорит о том, что наряду со слоговыми знаками в письменности существовали и знаки для корней слов или целых слов. Очевидно, иероглифическое письмо Крита строится по тем же самым принципам, по которым построены все остальные письмена древнего Востока: клинопись Двуречья, египетская иероглифика, лувийское иероглифическое письмо Анатолии, древнейшее письмо Индостана.

Иероглифическое письмо — это письмо развитое. Значит, оно должно иметь какую-то более раннюю фазу развития либо быть заимствованным от других народов, так сказать, «в готовом виде». По мнению Поупа, стоит предпочесть второй путь: критское иероглифическое письмо родилось и развилось не на Крите, оно было заимствовано критянами, искусными мореходами, от другого народа.

Если это так, нужно искать в окрестностях Крита письмо, знаки которого были бы не только похожи на критские рисуночные знаки, но и по своему возрасту были бы старше их, т. е. имели возраст более чем четыре тысячи лет. По мнению Поупа, прообразом критского рисуночного письма (он называет его эгейским) могло быть древнейшее шумерское письмо, для которого мы действительно знаем все фазы развития, или древнейшее эламское письмо.

Возраст протошумерского и протоэламского письма на добрую тысячу лет старше самых ранних памятников письменности острова Крит. Но уж слишком далеко от царства Миноса до долины Тигра и Евфрата, а тем более до Эламских гор! Критяне совершали дальние морские рейсы, они выходили в воды Атлантики. Однако попасть морским путем в Шумер они могли только через Персидский залив, для этого им пришлось бы огибать всю Африку, а этот подвиг, совершенный тысячелетия спустя финикийцами, при всем мастерстве критских мореходов был им не под силу во II или тем более в III тысячелетии до н. э. Да и сходство между критскими и шумерскими рисуночными знаками невелико.

Гораздо большее сходство существует между знаками острова Крит и египетскими иероглифами. Многие ученые считают поэтому, что система письма была заимствована критянами у египтян — ведь между Критом и страной пирамид с давних пор существовали древние торговые и культурные связи, а египетское письмо на доброе тысячелетие старше критского. Таким образом, ни история культуры, ни хронология не противоречат этой гипотезе. Некоторые сторонники египетской гипотезы идут еще дальше и считают, что от иероглифов Египта произошли не только знаки рисуночного письма, но и слоговые знаки линейных письмен А и Б острова Крит.

Конечно, это предположение слишком рискованно — линейное А и Б, судя по всем данным, происходит от рисуночной письменности Крита и не имеет сходства с египетскими иероглифами. Сомнителен и «египетский адрес» древнего критского письма. Ведь его рисуночные знаки непосредственно связаны с обычаями и религией минойского Крита, некоторые из них изображают земледельческие орудия, которые употреблялись на острове Крит, а не в Египте, критские, а не египетские суда и т. д. Разумнее все же предполагать, что письмо Крита имеет местное происхождение, оно развилось из пиктографии, «языка рисунков», когда на Крите зародилась высокая цивилизация и появилось государство, существование которого невозможно без письма.

Нельзя обойти молчанием тот факт, что между критским рисуночным письмом и иероглифами Малой Азии, о которых мы рассказывали ранее, существует определенное сходство. Но оно не доказывает анатолийского происхождения письма критян: лувийские иероглифы Анатолии имеют более молодой возраст. Скорей наоборот — письменность в Малой Азии могла появиться под влиянием критян или просто занесена критянами в Анатолию. (Колонии минойцев существовали в Малой Азии.)

Возможно и еще одно, правда также спорное, объяснение сходства критских и лувийских иероглифов: обе эти системы письма развились из одного пиктографического, «рисуночного» источника — ведь, по данным археологии и антропологии, между Эгеидой и Анатолией с древнейших времен существовала связь. У неолитических племен, живших на Крите, Балканах и на побережье Малой Азии, пиктографическая система, «язык рисунков», была одной и той же или очень сходной, ибо и сами эти племена были родственны друг другу.

Затем, когда на Крите, а позднее и в Малой Азии возникли цивилизация и государство, из единой (или родственной) пиктографической системы развилось иероглифическое письмо.

Приняв эту гипотезу, мы можем объяснить как черты сходства критских и лувийских иероглифов, так и существенные черты различия (имеются же черты различия у родственных, развившихся от одного древнего источника языков). Однако вполне вероятно, что сходство письмен Эгеиды и Анатолии чисто случайное. Ответить окончательно на вопрос о происхождении рисуночного письма острова Крит мы сможем лишь тогда, когда сумеем найти ключ к чтению его знаков.

Более полувека пытаются ученые различных стран проникнуть в тайну критских печатей. Но и по сей день мы можем только строить догадки о значении символов, изображенных на них.

Упомянем еще одну эпиграфическую загадку Крита: так называемое этеокритское письмо. Хетты и лувийцы почитали могущественного бога грозы Тарху. Этого же бога чтили и потомки хеттов и лувийцев — ликийцы и карийцы. В разное время хетто-лувийцы проникали на Крит, где они, наверное, и селились. Придя на Крит, греки усвоили много местных географических названий и собственных имен, явно хетто-лувийских по происхождению. Имя бога Тарху или Тарку также было в ходу на Крите. Поэтому особенно интересно, что в одной из критских надписей, записанной греческими буквами, но не на греческом языке, имеется слово таркомн. Это слово вполне могло бы быть позднее хеттским именем, значащим «происходящий от бога Тарху» или «потомок бога Тарху». Значит ли это, что надпись сделана потомком древних хеттов? Это вполне возможно, но не обязательно: ведь имена могут переходить из языка в язык (среди русских имен, например, множество греческих по происхождению).

Немногочисленные критские надписи, сделанные греческими буквами, но едва ли на греческом языке,[17] представляют твердый орешек для ученых. Здесь ситуация примерно та же, что и с линейным письмом А: читать надписи можно, но понимать их нельзя. Было высказано много предположений по поводу языка этих надписей. Некоторые ученые упорно отстаивают мнение, что надписи сделаны на языке, родственном древнееврейскому. Но это мнение не находит сколько-нибудь убедительных подтверждений. И здесь, таким образом, перед нами проблема, решать которую придется будущим исследователям. Что же касается вопроса о доисторическом расселении и переселении древних племен, то мы еще вернемся к нему в следующих главах. А сейчас нам предстоит познакомиться еще с одним удивительным островом Средиземного моря.