Когда не нужны слова

Глава 6

Лучи жаркого австралийского солнца падали ей на плечи. Глэдис, нервно сжимая руки, то и дело испуганно оглядывалась. Шум и суета на причале достигли своего апогея, когда представители портовых властей и члены экипажа принялись пересчитывать число отсутствующих пассажиров и заключенных, громко обсуждая вопрос о необходимости карантина и возможности заражения. Кэлдер Берне сидел рядом с ней на деревянной бочке, закрыв лицо руками. Его плечи сотрясались от рыданий. Глэдис видела, как какой-то чиновник шел вдоль ряда закованных в цепи каторжников, многие из которых были слишком слабы и не могли стоять, и сверял их имена по спискам. Скоро он доберется и до ее имени.

— Послушайте. — Она робко прикоснулась к плечу Кэлдера Бернса. — У нас мало времени. Они в любую минуту могут прийти за мной, а мне нужно многое рассказать вам…

Берне взглянул на нее и вытер глаза.

— Не о себе я плачу, девочка, я тревожусь о своей дорогой жене. Видишь ли, мы не сказала Мэдди… — у него прервался голос. Глэдис закусила губу. Ей еще никогда не приходилось видеть плачущих мужчин, и ей было безумно жаль его. — Моя Маргарет, — с усилием продолжал он. — У нее неизлечимая болезнь. Ей пришлось ампутировать одну ногу, и она почти не видит. Чудо, что она все еще жива. Но видишь ли, она жила надеждой на то, что вновь обнимет свою Мадди. Лишь это и поддерживало в ней жизнь. Как я смогу сказать ей, что она боролась все это время за жизнь только лишь для того, чтобы смерть забрала вместо нее нашу дочь?

Глэдис с ужасом выслушала его, еще острее почувствовав свою беспомощность. Эта милая женщина, которую она узнала и полюбила по рассказам Мадди и письмам, должна была сначала потерять дочь, а потом и собственную жизнь. Почему Господь так несправедлив? И почему на долю Глэдис выпало несчастью принести вести, которые сведут Маргарет Берне в могилу?

Глэдис не знала, что ей говорить и что делать. Значит, все было напрасно — долгие недели, что она пряталась и горевала в пустой каюте Мадди, когда натерпелась такого страху? Значит, во всем этом вообще не было смысла?

Она снова оглянулась через плечо и увидела, что чиновник со списком в руке уставился прямо на нее. Одна из них умерла, одна выжила. Откуда ему знать, которая осталась в живых?

Чем дольше она размышляла, тем быстрее таяли ее шансы. Скоро он будет знать наверняка. Кэлдер Берне сам ему скажет. К тому времени ей нужно быть далеко отсюда.

Она торопливо сняла с плеч накидку и дрожащими пальцами открыла замочек медальона. Отдав и то и другое Кэлдеру, она пробормотала:

— Скажите вашей жене, сэр, — голос ее дрогнул, — что Мадди умерла с мыслью о ней… о вас обоих. Возможно, это послужит ей некоторым утешением.

Но слова казались пустыми и ненужными даже ей. Разве можно в чем-то Найти утешение семье, которую постигло такое горе? Она так остро переживала их утрату, как будто это касалось ее лично, потому что на какое-то время эти люди, стали ее семьей, пусть даже в ее воображении, и она любила их больше, чем могла бы любить кровных родственников.

Узловатые пальцы Кэлдера Бернса крепко вцепились в ткань накидки. Он зарылся в нее лицом, как будто надеялся уловить следы присутствия Мадди, и глаза его снова наполнились слезами.

— Почему ты сделала это, девочка? — спросил он охрипшим от горя и боли голосом. — Почему задержалась, чтобы рассказать мне это? Ведь никто не заметил, как ты сошла на берег. Ты могла бы убежать. А теперь тебя наверняка схватят. Почему ты так рисковала?

Глэдис взглянула на него, не зная, что ответить. Такой глупой показалась ей ее затея. Везде были стражники, и ее шансы совершить побег практически равны нулю. Возможно, если бы она не остановилась для разговора с Кэлдером Бернсом, то сейчас уже была бы далеко отсюда… Но она обещала Мадди. Наконец она собралась с духом.

— Мадди была моим другом, — просто сказала она. — Возможно, единственным другом за всю мою жизнь.

Кэлдер Берне внимательно посмотрел на нее. Как странно складывается жизнь. Стоявшая перед ним девушка, такая бледная и печальная, была того же возраста и такого же телосложения, как его Мадди. Если бы не цвет глаз и худоба, она могла бы сойти за его дочь. Почему жестокая судьба оставила в живых не ту, а эту? И почему та же судьба заставила эту девочку ухаживать не за кем-то другим, а именно за его умирающей дочерью? Почему она заставила ее предпочесть собственной свободе необходимость выполнить данное обещание?

Ему было трудно думать об этом. Он устало опустил голову.

— Я не смогу сказать ей, — пробормотал он. — Не смогу омрачить ее последние минуты. Ее душа никогда не найдет покоя…

Глэдис сжала губы, пытаясь сдержать слезы, не зная, что сказать или сделать, чтобы облегчить его страдания. Сколько раз она воображала себе этого человека. Мысленно она представляла встречу с ним и его женой, но не могла и подумать, что все сложится именно так. У нее не было времени подбирать подходящие слова утешения. Когда она наклонилась, чтобы прикоснуться к его плечу, за спиной послышались тяжелые шаги, и она в ужасе замерла.

— Обычная проверка пассажиров, сэр, — раздался грубый голос. — Ваше имя?

Кэлдер Берне медленно поднял голову. Человек нетерпеливо ждал, а у Глэдис гулко бухало сердце.

— Меня зовут… — Кэлдер откашлялся и произнес уже тверже: — Меня зовут Кэлдер Берне. Я владелец таверны «Кулаба», что на Краун-стрит.

— А она? — Человек жестом указал на Глэдис.

Сердце у Глэдис, кажется, вовсе перестало биться. Кэлдер медленно поднялся на ноги и спокойным, уверенным тоном произнес:

— А это моя дочь Мадди Берне. — Он обнял Глэдис за плечи. — Она только что приехала из Англии.

Стражник кивнул и сделал пометку в списке.

— Повезло молодой леди, — сказал он. — На борту «Марии Луизы» случилась эпидемия оспы. Много народу умерло.

Кэлдер Берне сказал ему об умершей Полине, и стражник сделал еще одну пометку в списке. Потом Кэлдер спросил о багаже Мадди и о вещах покойной, они говорили о чем-то еще, но Глэдис уже не слышала их. Потом стражник ушел, и она осталась с Кэлдером Бернсом. Крепко взяв ее за руку, он повел ее прочь.

— Пора домой, — сказал он. — Я уже давно уехал, и мама будет беспокоиться.

Глэдис пристально взглянула на него. Тягчайший грех сомневаться в чуде — она это хорошо знала, но ей так редко приходилось видеть настоящие чудеса, что она не могла не усомниться.

— Я не понимаю, — хрипло сказала она, — что вы собираетесь делать?

По правде говоря, Кэлдер и сам не знал. Он солгал стражнику, потому что не был готов расстаться с единственной ниточкой, связывавшей его с умершей дочерью. Он действовал инстинктивно и только теперь, когда дело было сделано, начал осознавать последствия этого шага.

В его голове медленно созревал план. «Бог взял, Бог дал», — бормотал он себе под нос. Возможно, именно Господь заставил Кэлдера Бернса солгать стражнику.

Глэдис в отчаянии огляделась, боясь услышать окрик или звук взводимого курка. Но Кэлдер потянул ее за руку, и ноги сами понесли ее. Он шел быстро, не оглядываясь по сторонам. Они подошли к наемному экипажу, ожидавшему возле пирса. Глэдис понятия не имела, что он намерен с ней делать. Она знала лишь, что уходит от стражников, вони, стонов каторжников. Этого пока было достаточно.

Открыв дверцу экипажа, он втолкнул ее внутрь.

— Сэр, — взмолилась она, в ужасе оглядываясь вокруг и ожидая, что за ней бросятся люди с кнутами, — что вы хотите со мной сделать? — А сама думала: «Не все ли равно, что будет, лишь бы уехать подальше от этого места».

Кэлдер Берне плотно закрыл дверцу и, обойдя экипаж, стал что-то объяснять кучеру. За окошком экипажа послышались страшный шум, писк, крики, и Глэдис сжалась в комок, готовая бежать или броситься на пол и попытаться спрятаться. Но это была всего лишь стая птиц — не чайки и не пеликаны, а какие-то незнакомые яркие, поразительно красивые птицы, которые стремительно взмыли в небо, вытянувшись в линию, словно многоцветная радуга. Глэдис, как завороженная, следила за ними взглядом. Ей стало страшно: как непонятно все в этой стране и сколько опасностей ее здесь подстерегает!

Кэлдер открыл дверцу и уселся рядом с ней. Лицо у него было напряженное и влажное от пота.

— Видишь ли, я делаю это ради моей больной жены. У нее единственное желание: обнять еще раз свою доченьку, и тогда ее сердце будет спокойно. — У него прервался голос, и он в отчаянии взглянул на Глэдис. — Ты сказала, что была другом моей дочери. Разве ты сможешь отказать в последнем утешении ее умирающей матери?

Экипаж тронулся и медленно покатился по узким припортовым улочкам.

— Я вас не понимаю, — озадаченно проговорила Глэдис.

— Позволь ей умереть, держа в объятиях свою Мадди, — настойчиво повторил Кэлдер. — Она не заметит разницы между тобой и своим дитя. Даже я понял, что ты — это не она, только когда увидел твои глаза, а она совсем потеряла зрение. Ты такого же возраста и телосложения, даже говоришь как положено образованной девушке… •

— Нет, — выдохнула Глэдис.

— Но почему? — спросил он. Его костлявые пальцы больно впились в ее руку. — Это все, что ей нужно. Она долго не протянет, но она умерла бы со спокойным сердцем, если бы рядом была ее Маддй.

Глэдис тяжело дышала, голова у нее кружилась. Нет, все не так просто. Ведь это ложь. Это плохо.

— Нет, я не могу. И меня, и вас выведут на чистую воду. Это ложь, а лгать нехорошо.

Лицо Кэлдера посуровело.

— Может, ты хочешь вернуться назад? — Глэдис в ужасе отпрянула от него.

— Нет! — не раздумывая произнесла она. Он кивнул:

— Понятно. Ты разумная девушка. Разве ты не хотела обмануть, когда спустилась с судна в этом наряде? Не поздно ли теперь высказывать сомнения?

Он говорил правду. Да, она действительно надела одежду Мадди. И если бы представился случай, не раздумывая сбежала бы. Да, она отдала бы что угодно, лишь бы снова стать свободной. И все это она знала с самого начала. Если это грех, то пусть она будет грешницей, но зато ее больше не посадят под замок.

Собрав остатки собственного достоинства, она спокойно ответила:

— Я не пыталась обмануть вас. И никогда не имела намерения обманывать умирающую женшину.

— Но ты должна. Ты моя единственная надежда. И ее тоже.

Ошеломленная, Глэдис молчала, пытаясь сообразить, как ей поступить. Что-то в глубине ее души противилось участию в обмане, но это был ее единственный шанс. К тому же она таким образом хоть как-то расплатилась бы с родителями Мадди за добро, которое сделали для нее их письма, когда она впала в отчаяние. Может быть, это не такой уж плохой поступок, если Кэлдер Берне сам просит ее об этом? И что может быть плохого в том, что она утешит беспомощную женщину на смертном одре?

Взглянув на Кэлдера Бернса, она тихо спросила:

— Если я выполню, вашу просьбу, что со мной будет потом?

— Если ты сделаешь это для меня и моей дорогой Маргарет, я унесу твою тайну с собой в могилу. Никто никогда не узнает, что ты не моя дочь. Клянусь тебе памятью моей драгоценной Мадди.

Глэдис охватила дрожь. В глубине души она знала, что поступает неправильно. Но знала также, что сделает это.

Экипаж остановился, пропуская кого-то, и Глэдис услышала за окошком дребезжащее позвякивание цепей на ногах и руках каторжников, которых вели на аукцион, подгоняя ударами кнутов и окриками конвоиров.

Она сжалась от ужаса, в то же время испытывая невероятную радость: ее место там, среди этих несчастных, закованных в цепи людей, которых гнали, словно животных, однако она здесь, в экипаже, одетая в чистую одежду, сидит на кожаном сиденье. Свободная. И пока ее не разоблачат — пусть это продлится минуту, час или день, — она свободна.

— Я попытаюсь, сэр, — тихо сказана она. — Я попытаюсь ради нее… и ради самой себя.

Кэлдер Берне вздохнул с облегчением и с благодарностью стиснул обеими руками ее руки.

— Ты хорошая девочка, — прерывающимся от волнения голосом сказал он. — Я это знал. И клянусь, ты об этом не пожалеешь.

Глэдис робко улыбнулась.

— Нет, я не буду жалеть, — сказала она в ответ. Взглянув в окошко, она вдохнула полной грудью свежий воздух и вдруг замерла на месте. Всего в каких-нибудь трех футах от нее в толпе каторжников шел Джек Корриган. Она не успела отодвинуться в глубь экипажа, и глаза их встретились. Конечно, он узнал ее. Глэдис охватила жуткая паника. Ведь достаточно одного его слова или жеста — и все будет кончено! Это несправедливо! Отобрать у нее свободу, когда она была так близко!

Но на лице Джека Корригана не отразилось ни малейших эмоций. Он намеренно отвел глаза и продолжал тащиться шаркающей походкой в толпе других каторжников.

Глэдис откинулась на спинку сиденья, испытав несказанное облегчение. В этот момент она поняла, что делает это не ради Мадди, не ради Кэлдера Бернса и даже не ради его жены Маргарет. Она делает это ради себя, ради пусть даже коротких мгновений свободы. Когда она подумала, что Джек Корриган может выдать ее, все остальные мысли сразу отошли на второй план. Но теперь она в безопасности. Джек Корриган ушел навстречу испытаниям, что уготовила для него судьба, чего по иронии той же судьбы Глэдис удалось избежать. Чувство вины и радость переполняли ее, но все затмевал страх. Она свободна, но надолго ли? И она знала, что, как бы ни сложилась ее дальнейшая жизнь, она никогда не забудет этот взгляд Джека.

Глэдис плохо помнит свои первые впечатления от Сиднея и небольшой таверны под названием «Кулаба». Кэлдер Берне, крепко ухватив ее за локоть, провел вверх по лестнице и остановился перед дверью, с немой мольбой глядя ей в глаза.

Потом он открыл дверь. В комнате было немного душно и жарко, окна здесь были закрыты, тяжелые шторы задернуты. В комнате пахло болезнью.

Лежавшая на кровати женщина некогда была дородной, но болезнь иссушила ее тело. Ее длинные темные волосы поседели, кожа приобрела желтоватый оттенок. Готовясь к радостному событию, она, очевидно, приложила кое-какие усилия: волосы были расчесаны и перехвачены лентой, ночная сорочка свеженакрахмалена, а сама она сидела в ожидании, опираясь спиной на взбитые подушки. Услышав звук открывающейся двери, она инстинктивно повернула голову в ту сторону.

Глэдис охватила паника. «Нет, я не смогу этого сделать!» Снова болезнь, снова смерть. От полутьмы и спертого воздуха у нее закружилась голова. Она вспомнила ряды умирающих, их предсмертные крики, и у нее перехватило дыхание. «Нет, — в отчаянии снова подумала она. — Даже ради Мадди, даже ради самой себя. Я не смогу это сделать».

За спиной ее раздался напряженный голос Кэлдера Бернса:

— Вот и она, мамочка. Я привез нашу Мадди в целости и сохранности.

Лицо женщины просияло, она тихонько вскрикнула, протягивая руки навстречу дочери. Глэдис не могла двинуться с места. Она, как никогда, была уверена, что так делать не следует. Запах смерти, жара, протянувшаяся к ней слабая рука женщины — все это напомнило ей, что она попадет в ад, если солжет Маргарет Берне на ее смертном одре. Пусть простит ее Господь, она не сможет этого сделать.

— Мадди, дитя мое, подойди ко мне. Иди сюда, моя малышка, — задыхаясь, сказала Маргарет.

Глэдис почувствовала толчок в спину, и ноги ее пришли в движение: она не хотела, но шла. Опустившись на колени перед кроватью, она взяла в руки холодную вялую руку Маргарет и медленно поднесла ее к щеке.

— Здравствуй, мамочка, — прошептала она. — Вот я и дома.