Когда не нужны слова

Глава 9

Мадди уже заканчивала уборку на кухне, собираясь ложиться спать. У них была женщина для этой работы, но Мадди привыкла отпускать ее пораньше, чтобы самой убедиться, что в доме все в порядке. Она очень любила эти спокойные минуты после закрытия «Кулабы», когда отец уходил спать. Можно было поразмыслить о событиях дня и спланировать дела на завтра.

Она заперла таверну и, погасив фонари перед входом, принялась накрывать столы для завтрака. Это была ее любимая работа. Ей безумно нравилось пользоваться тонким фарфором Маргарет. Она тщательно перетирала каждую тарелку и переворачивала ее вверх дном, раскладывая затем тяжелые серебряные приборы и сложенные полотняные салфетки. Именно так делалось в лучших английских домах, и Мадди тщательно придерживалась этой традиции. Это давало ей ощущение стабильности.

Она критическим взглядом окинула стол, чуть поправила вилку и, убедившись, что все в порядке, взяла лампу и направилась вверх по лестнице. Внезапно ей послышалось, что кто-то тихо скребется в дверь. Она остановилась и внимательно прислушалась. Звук повторился.

Усмехнувшись, она направилась к двери. Наверное, это опять Деймен Спиттл, который частенько, перебрав пива в «Кулабе», приходил после закрытия к черному входу и, умоляюще прижимая к себе шляпу, просил, дать ему еще глоточек, чтобы иметь силы добраться до дома и предстать перед строгой супругой. Обычно Мадди, снисходительно потрепав его по руке, одаривала доброй улыбкой и отсылала домой. Кэлдер Берне, конечно, не догадывался об этом, а если бы догадался, то Деймену Спиттлу не поздоровилось бы. Мадди же было приятно хранить этот маленький секрет.

Она сняла цепочку и широко распахнула дверь.

— Ну, мистер Спиттл, что у вас на сей раз…

Слова застряли у нее в горле: это был вовсе не Деймен Спиттл, а Джек Корриган. Тяжело дыша, он стоял, опираясь на косяк двери, и неловко прижимал к себе левую руку. Мадди застыла от ужаса.

— Извини, миленькая… я не знал, что делать. Ты единственный друг…

Она наконец увидела, что рука его в крови, и больше не размышляла.

— Ты ранен! — воскликнула она и, втянув его в комнату, быстро закрыла дверь.

— Это всего лишь царапина. Напали проклятые собаки. — Сердце у Мадди колотилось так сильно, что, кажется, могло сломать грудную клетку. Двигаясь как автомат, она усадила Джека на стул, принесла воды и смочила полотенце. Одежда Джека была в грязи и превратилась в лохмотья. Похоже, он проделал немалый путь.

Мадди вдруг похолодела от ужаса, застыв с полотенцем в руке.

— Ты… ты бежал? — хрипло спросила она. Некрасивое лицо Джека Корригана исказилось от боли.

Он стал подниматься со стула.

— Я принес опасность к вашему порогу. Я уйду.

— Нет, — решительным жестом остановила его она. — Позволь мне осмотреть твою рану. — Дрожащими от волнения пальцами она распахнула его рубаху и еле слышно прошептала: — Что… что случилось?

Он долго смотрел на нее, не зная, что ответить. Наконец усталость заставила его опустить глаза.

— Я терпел, сколько мог, — сказал он. — Там была женщина, которую хозяин купил, чтобы спать с ней. А я любил эту женщину так, как может любить только глупый ирландец. Она была красивая и нежная. — Он взглянул на нее. — Как вы, мисс. Она не была создана для такой жизни.

Он замолчал. Мадди тоже молчала, разрывая на полосы полотняную салфетку, чтобы перебинтовать его рану.

Лицо Корригана опять исказила гримаса боли, и Мадди, подумав, что нечаянно причинила ему боль, закусила губу. А он продолжал очень спокойным голосом:

— Видишь ли, она забеременела. Он разозлился и жестоко избил ее. Она… она была не очень сильная и умерла прошлой ночью.

Мадди медленно выпрямилась.

— Это сделал Хауи Петерсон?

Он промолчал. Да и не нужно было ничего говорить.

Мадди закончила перевязку и стояла, тяжело дыша и стараясь успокоиться.

Всего несколько минут назад она чувствовала себя в полной безопасности и была вполне довольна жизнью. Теперь все изменилось.

— Кроме нее, меня там ничто не удерживало. И сегодня я сбежал, но не потому, что боялся за себя, а потому, что боялся того, что мог бы сделать, если бы остался. Я понял, что должен бежать, иначе убью кого-нибудь. И вот я пришел к тебе, дитя, хотя не следовало бы этого делать. Но я увидел свет у тебя в окне…

— Джек, ты должен вернуться. Если тебя найдут, то повесят, — в отчаянии сказала она.

Он покачал головой:

— Им не придет в голову искать меня в городе — по крайней мере сегодня. А вернуться я не могу. Джек Корриган не рожден быть рабом.

— Я могла бы спрятать тебя здесь — хотя бы на сегодня и на завтра…

— Нет, девочка. — На его губах появилось подобие улыбки, и Мадди вспомнилось, как на судне она жила в ожидании этой слабой улыбки и звука его голоса. — У меня совсем нет времени. Они скоро возьмут мой след, я не могу подвергать тебя еще большей опасности. Однако… — он нерешительно взглянул на нее, — если бы у тебя нашлось немного еды на дорогу…

— И еще одежда, — добавила она. — Подожди, я все сейчас принесу.

Она торопливо принялась за работу: собрала кое-какую одежду отца, приготовленную в стирку, отрезала несколько ломтей баранины, взяла каравай хлеба и отсыпала в мешочек чаю. Потом бросилась в бар и принесла бутылку виски, которую Кэлдер держал для угощения особенно ценных клиентов. Пропажа бутылки, конечно, вызовет вопросы, но ей было все равно. Она справлялась и с худшими ситуациями.

Собрав все, что надо, она сунула узел в руки Джека. Ей хотелось сказать ему на прощание что-нибудь ободряющее, но она была так напугана и расстроена, что лишь спросила:

— У тебя хватит сил?

— Я справлюсь, — сказал Джек. — Когда приходится выбирать между побегом и смертью, человек выбирает побег.

— Но куда ты пойдешь? Где найдешь безопасное место?

— Примерно в тридцати милях к западу от Динготауна есть одно поместье. Управляющим там служит человек по имени Рейли Бордерс. Это бывший каторжник, получивший досрочное освобождение. Он помогает таким, как я. Если я туда доберусь, то буду в безопасности. — Он улыбнулся ей. — Не бойся за меня, девочка. Я знаю, что делаю, — сказал он и направился к двери.

— Подожди! — крикнула она и, бросившись к секретеру, открыла маленький ящик. — Здесь немного денег, оставленных на хозяйственные расходы. Но…

— Нет, девочка. — Он отступил на шаг и покачал головой. — Не возьму я твоих денег.

— Прошу тебя, — умоляющим тоном сказала она. — Это так мало по сравнению с тем, что ты сделал для меня. — Оба понимали, что она говорит не только о времени, проведенном на корабле, когда он приходил и утешал ее, но и о том, как он отвел глаза, увидев ее в экипаже, и тем самым спас ее еще раз.

— Пока мне нечего больше предложить тебе, — добавила она и опустила глаза.

Помедлив мгновение, Джек взял деньги.

— Ты хорошая девочка, — тихо сказал он. — Я всегда знал это. Надеюсь, у тебя из-за этого не будет неприятностей. — Он открыл дверь.

Она прикоснулась к его руке.

— Что с тобой будет? Узнаю ли я об этом? — Он печально смотрел на нее.

— Вернее всего, я подамся в Голубые горы. Жизнь там будет нелегкая, зато свободная Мы с тобой больше не увидимся, но я никогда не забуду тебя. — Он легонько прикоснулся к ее щеке, и она в последний раз заглянула в его добрые глаза, взгляд которых помог ей пережить когда-то множество тяжелых минут. — Желаю тебе удачи, девочка, — сказал он и ушел.

На следующее утро Мадди поздно спустилась к завтраку. Лицо у нее опухло, глаза покраснели, как будто она долго плакала. Кэлдер немедленно встревожился и хотел расспросить ее, но что-то в лице Мадди его остановило. Плечи у нее были напряженно расправлены, а взгляд такой жесткий, какого он никогда у нее не видел. Сегодня она выглядела старше своих лет.

— Мы больше не будем вести дела с Хауи Петерсоном, — сказала она. Ее голос звучал холодно и решительно, и была в нем спокойная властность. — Сообщи ему, что мы найдем другого поставщика. — Она повернулась и вышла из комнаты. В то утро они впервые после ее приезда в Сидней завтракали не вместе.

Кэлдер так и не узнал, что произошло и почему Мадди так ополчилась на Петерсона. И хотя такой поворот событий был ему неприятен, инстинкт подсказал ему, что задавать вопросы не следует: он мог слишком много потерять.

Через день-другой Мадди пришла в себя, и они никогда больше не касались в разговоре этой темы. Хауи Петерсон больше не появился на пороге «Кулабы», и Кэлдер Берне до конца своих дней не узнал, по какой причине это произошло.