Когда падают шишки

СТРАШНАЯ МЕСТЬ

Владик Храмов умел играть на пианино. В школе на всех вечерах он аккомпанировал. Зато все мальчишки во дворе здорово играли в футбол. А Владик не играл. И вообще недолюбливал эту игру. На то были основания.

В доме было восемьдесят окон. Владик подсчитал точно. Но мяч почему-то всегда влетал только в одно из окон квартиры Храмовых — родителей Владика. Мяч сначала попадал на ногу центрального нападающего, длинноногого второгодника Митьки. Сильный, короткий удар. И в одном из трех храмовских окон непременно звенело разбитое стекло.

После таких ударов обе команды разбегались по домам, а мама Владика выходила на балкон, чтобы сообщить родственникам футболистов об очередном уроне. Она называла это серьезным предупреждением. Зато стекольщик стал у Храмовых своим человеком. Ему дали ключ. И он приходил как член семьи, открывая входную дверь своим ключом.

Однажды Владик наблюдал из окна за ходом игры. Вот создалось опасное положение. Назначен одиннадцатиметровый.

На всякий случай Владик взял со стола газеты и расстелил их на полу под окнами. Эта процедура стала обязательной в их доме.

Удар! Стекло разлетелось. Но на сей раз чаша терпения была переполнена. Владик решил отомстить нападающему. Нападающий жил этажом ниже. Владик сбежал вниз.

«Главное, чтобы взяли меня в команду», — думал он.

К вечеру Владику удалось разыскать Митьку.

— Послушай, — сказал Владик, — возьми меня в нападающие.

— Ха, чего захотел. Может, тебя капитаном назначить?! Вместо меня, скажем. Играй на своем пианино и вообще катись отсюда!

Владик медленно побрел прочь. Месть не удалась. А так хотелось хоть разок наподдать мяч… Владик показал бы этому длинному, как бить стекла. Он бы тогда так трахнул, что в окошке у нападающего не только стекла, а и рама бы вылетела!..

Мальчик обогнул дом. Остановился у глухой стены.

— А что, если…

По пожарной лестнице Владик забрался на высоту второго этажа. Мелом нарисовал на стене квадрат размером с окно. Подумав, пририсовал форточку. Так. Теперь надо раздобыть мяч!..

Через день юный пианист пришел к рисованному окну, держа под мышкой футбольный мяч.

Началась тренировка…

Уже через месяц Владик, ударяя, приговаривал: «Ну, а теперь в форточку! И мяч следовал точно по намеченному курсу. А как-то за угол к тренировочному фальшивому окну, прихрамывая, подошел Митька-нападающий. Он понаблюдал за ювелирно отработанными ударами Владика и сказал:

— Слышь, фортепьянщик, сегодня у нас игра, а мне нога не позволяет… Может, сыграешь за меня?..

— Ладно, — буркнул Владик. Мстить почему-то больше не хотелось. И злость прошла.

В этот день в квартире Храмовых вместе со стеклом была высажена форточка. Это сделал великолепным ударом сам Владик.

…Когда форвард-дебютант пришел домой, пахло грозой и валерьянкой. Валерьянку пила мама; гроза должна была быть тоже от мамы…

ЧЕЛОВЕК ВЫШЕЛ НА УЛИЦУ

Какая она — эта улица? Теперь ему предстояло здесь жить. Все было в новинку. Подошел к арыку. Вода прозрачная. Видно дно. Человек нагнулся, поднял камешек. Бросил. Вода замутилась в том месте, где он упал. Бросил еще. Подождал, пока муть рассеется.

Пошел вдоль арыка. На тротуаре валялась большая круглая металлическая крышка. От водопроводного колодца. Рядом в асфальте зияла дыра. Заглянул. (Пахло сыростью и потом.) На дне копошился водопроводчик. Сверху была видна его спина. Широкая, мускулистая, блестящая. Она распрямилась. Над дырой появились руки. Уцепились за края колодца. Напряглись. Вздулись жилы. Высунулась голова.

— Дай-ка вон ту железку… Пожалуйста, друг.

— Эту? — подал человек.

— Ага!.. Спасибо!

Голова опять скрылась в колодце.

Через несколько минут водопроводчик вылез. Закрыл люк крышкой. Сложил в сумку инструменты.

— Ну, вот и все! Теперь течь не будет.

Кивнул и ушел. А человек остался. Постоял. Потом зашагал дальше.

Около будки, где продавалась газированная вода, стояли люди.

Женщина рылась в сумке. Наконец, вынула платок. Из него что-то выпало. Деньги. Зелененькие. Женщина уходила. Она не видела. И никто не видел. Только он заметил. Он и поднял…

— Тетя, стойте! Вы потеряли…

Женщина повернулась.

— Вот спасибо! А мне еще в аптеку надо. Спасибо.

Человеку захотелось пить. Он нащупал в кармане пятак и положил его на прилавок.

— С сиропом! — сказал он.

В стакане зашипела вода. Много-много пузырьков поднималось со дна. На поверхности они лопались, обдавая лицо мелкими брызгами.

Человек выпил. Подал стакан продавцу.

— Спасибо!

Продавец заулыбался.

— Пожалуйста! У меня вода вкусная! — гордо сказал он.

Человек пошел обратно. Он начал считать шаги. Один, два, три… десять. И снова. Один, два, три… десять. Насчитал десять раз по десять. Еще три шага и остановился у дома, из которого вышел. Подъехала машина. Такси. Из нее вышла женщина. Женщина подала деньги.

— Спасибо большое! — поблагодарила она шофера и вдруг увидела человека.

— Сережа! Ты что на улице делаешь? А ну, марш домой!

Но человек побежал к женщине.

— Мама, как называется, когда люди говорят друг другу «спасибо?»

— Вежливость.

— Вежливость!.. — повторил человек.

Ему было пять лет, и он делал открытия.

КОСМОНАВТЫ

Степка сидел на кухне. Зареванный. Родители были в гостях. «Это нечестно, — думал он. — Сами уехали, а меня оставили дома. Да еще одного!»

Слезы высохли. Только глаза опухли. И внутри щемило от обиды. Он приложил руку к груди. В ладони, как стрекоза, забилось сердце.

Его собственное — Степкино сердце. Стало даже интересно и отвлекло от мрачных мыслей…

Потом в комнату вошел тощий, как силуэт, кот. Он гулял где-то целую неделю, а Степка скучал без Тигра. Так звали кота за то, что он был очень полосатый.

Степке стало веселей, и он начал укрощать Тигра. Он видел недавно фильм «Укротительница». Сначала кот не хотел укрощаться и дико орал. А потом Степка, дав ему понюхать кусочек колбасы, клал кота на шифоньер и говорил «ап!», а кот прыгал.

Колбаса кончилась, а кот наелся до того, что замертво свалился на ковер. Он лежал на спине, потому что на вспухшем животе лежать не мог.

Тут Степка увидел во дворе соседских девчонок-близнецов — Офелию и Дездемону. Они очень гордились своими именами, а Степкина мама говорила, что они потом будут очень благодарить своих родителей за дурацкие прозвища. Степка никак не мог понять: если имена дурацкие, так за что благодарить?

— Эй! — крикнул он девчонкам. — Айда ко мне! У меня никого нет!

Степка открыл дверь. Впустил сестер.

— Будем играть в космонавтов, — сказал он.

— Чур, я Терешкова! — запрыгала Офелия.

— Нет, я! — твердо отрезала Дездемона. Она была старше сестры на целых полчаса и очень этим гордилась. Потом договорились, что Терешковой будет Степка, а близнецы — Николаевым и Быковским. Потому как Степка один, а их двое. И потом Степка — все-таки хозяин.

Сначала решили запустить в космос Терешкову.

— Я буду в скафандре! — заявил Степка и принес из кухни кувшин. Близнецы помогли ему облачиться в непромокаемый отцовский плащ, а Степкину голову сунули в кувшин. В нем оказалось темно и жарко. Но ради космоса можно было потерпеть.

Сестры подвели космонавта к креслу. Степка прилег.

Под кресло подкатили пылесос и включили его. Близнецы начали считать до десяти, только наоборот: десять, девять, восемь, семь и так далее… На цифре «раз» нажали кнопку, и пылесос зажужжал. А Дездемона читала сообщение ТАСС. Но так как она вместо буквы «с» выговаривала «ш», а вместо «з» — «ж» то текст сообщения звучал так:

— Шейчаш началша новый жвеждный полет в кошмош…

Закончив сообщение, Дездемона сказала:

— Теперь я полечу. Шнимай шкафандр!

Но скафандр не снимался.

Сначала Степка-Терешкова сидел не шевелясь, потом из-под кувшина побежала вода и раздались какие-то непонятные звуки, похожие на плач. Перепуганные близнецы стояли рядом, не в силах чем-либо помочь. Офелия стала тянуть кувшин к себе. А из кувшина завыло еще громче…

— Жнаешь што? — спросила Дездемона. — Давай жальем туда воды! Шкафандр штанет мокрым и шошкользнет шам!

— А Штепка не утонет?

— Штепа! А Штепа! — Близнецы постучали по кувшину. — Давай в тебя воды нальем! Кувшин шниметша!..

Сначала кувшин продолжал издавать глухие повизгивания, потом откуда-то издалека близнецы услышали голос космонавта.

— Давайте, лейте!

Офелия принесла кружку с водой, а Дездемона помогла Степке лечь на пол. Потом ему стали лить на шею воду. Здесь пригодился отцовский плащ, но он почему-то быстро промок. А кувшин не снимался.

Космонавты ревели в три голоса.

— Надо пожвать штарших! — предложила Дездемона, и обе сестры побежали за соседями. Степка сидел в луже воды. Он устал даже плакать. Как-то машинально потянул кувшин вверх. Кувшин слез без всяких усилий. Степка, мокрый, с распухшим лицом, сидел, ошарашенно вертя в руках злополучный скафандр. Он опять заревел. На сей раз от обиды.

Когда в комнату вошли соседи, в квартире было все вверх дном. В кресле в обнимку с кувшином спал Степка.

КОНЬКИ

Коньки были новенькие и блестящие. Вовка очень любил их. Он лежал в кроватке, обнимал коньки и поглядывал за окно. За окном шел снег. Раньше кровать стояла у самого окна, и Вовка мог глядеть на улицу, где играли в снежки ребята. Он тоже хотел на улицу и часто говорил об этом маме. Мама целовала его в лоб.

— Потерпи еще немного. Скоро пойдешь.

Она шла на кухню готовить обед. С кухни доносился вкусный запах и стук кастрюль. А потом кровать почему-то отодвинули от окна. И Вовка больше не просился на снег. Он лежал и глядел в потолок. На потолке было много трещин и точек. Было интересно их рассматривать: словно карта с реками и городами… Когда потолок надоедал, Вовка брал в руки коньки и снова разглядывал их.

Конькам, как и Вовке, было скучно. Они тоже хотели на улицу. Но так же, как и Вовка, не могли ничего сделать вот уже два года. Привинченные к черным кожаным ботинкам, они два года назад пахли фабрикой, как обычно пахнут только что изготовленные вещи. Сейчас запах выветрился.

А Вовка так мечтал о коньках! Но покататься не успел. Только подарили — и сразу заболел! Но скоро Вовка будет кататься. Так говорят мама и Андрей.

Андрей — это Вовкин приятель. Он живет в доме напротив. Если приподняться на постели, то виден третий этаж и крыша этого дома. Крыша сплошь утыкана антеннами. Как ежик. А после обеда по крыше гуляет черный кот. Он нагло усаживается на самом краю и лижет свой живот. Прямо непонятно, как у него не кружится голова.

Это Андреев кот. Зовут его Мурзик. А голова у него не кружится, потому что Андрей его ежедневно тренирует. Он сажает кота на проигрыватель и пускает 78 оборотов.

Андрей учится во втором. И если бы Вовка не заболел, то они сидели бы за одной партой. Так сказала мама. Но Вовка тоже умеет читать. Они с Андреем часто читают. А потом Андрей рассматривает коньки.

Когда он смотрит на коньки, то расширяет глаза и глотает что-то. Андрей говорит — это комок.

Но до сих пор Вовка не видел у Андрея во рту никакого комка. Он заглядывал. Наоборот, там не хватало зуба. Просто у Андрея таких коньков не было. Коньки Вовка не давал никому. Только Андрею один раз разрешил примерить.

Андрей ходил по комнате и стучал коньками об пол. Он долго не хотел снимать их и все просил:

— Ну, пожалуйста! Еще минуточку!

Дома никого не было. И когда Андрей ушел, Вовка тоже захотел примерить.

А надеть не смог. Ноги за это время выросли и коньки стали малы.

И голова закружилась очень…

Первый раз коньки ночевали под кроватью. А Вовка опять глядел в потолок — на карту. Ему было обидно и скучно.

Потом пришел Андрей. Вовка сказал:

— Хочешь коньки взять? Мне они не нужны: малы уже…

Говорить почему-то было трудно. Андрей тоже что-то глотал. Комок, наверное. А потом взял коньки и, не глядя на Вовку, унес с собой…

А однажды доктор спросил:

— Ну, герой, где твои коньки? Скоро будешь кататься!..

Когда он ушел, мама целовала Вовку и плакала. А утром, когда Вовка проснулся, то увидел… коньки. Они были новенькие, блестящие. И привинчены к черным кожаным ботинкам, от которых пахло фабрикой. Так пахнут только что изготовленные вещи. Вовка обнимал их и глядел в окно, потому что кровать снова поставили к окну.