Глава 66

Джеку было непросто понять бабушку Алисии, и языковой барьер не имел с этим ничего общего.

Слухи, сопровождавшие смерть мэра Мендосы, носили скандальный характер даже по стандартам Майами. Все шокирующие составляющие были налицо: набитый деньгами чемоданчик, потасовка на яхте мэра, мертвый политикан и его вооруженный телохранитель, бывший заключенный, избегнувший смертной казни, и сын бывшего губернатора — и все это вкупе с недавним драматическим финалом ситуации с заложниками.

Уолт Предсказатель чувствовал себя счастливейшим из смертных. Когда тучи над ним начали сгущаться и ему уже казалось, что средства массовой информации никогда не устанут задавать ему жгучие вопросы относительно его пребывания в номере мотеля в компании со жрицами продажной любви, неожиданно пришло избавление: на фоне новых, еще более сенсационных событий он стал новостью вчерашнего дня.

Официально дело о смерти губернатора находилось в процессе расследования. Департамент полиции в этой связи строжайше придерживался правила «никаких комментариев», и подробности того, что случилось на яхте, в частности ведшихся там разговоров, пока не стали достоянием широкой публики. У покойного мэра все еще оставалось множество друзей и сторонников как внутри департамента полиции, так и за его пределами. Эти люди всячески пытались внушить окружающим, что смерть мэра наступила в результате несчастного случая из-за неосторожного обращения с оружием. Они отметали даже малейшие намеки на возможную причастность мэра к делу Фэлкона и «исчезнувших» и утверждали, будто вся информация такого рода основывается лишь на бреде безумного маньяка, подверженного к тому же галлюцинациям. Джек ничего не сделал, чтобы просветить в этом смысле прессу или широкую публику, хотя и не собирался напустить вокруг этой истории тумана. Равным образом он не пытался держаться подальше от полицейского расследования и скрывать известные ему детали этого дела от детективов из убойного отдела.

Джек хранил молчание просто потому, что его попросила об этом бабушка Алисии.

Несомненно, история, связанная с семьей Алисии, была сложной и запутанной. И Джек даже не пытался притворяться, что понимает ее подлинную глубину и трагизм, хотя его собственный жизненный опыт, казалось бы, предоставлял ему для этого неплохие шансы. Его собственная бабка вдохновила свою юную дочь, а его мать, на побег с Кубы, когда там пришел к власти Кастро. К сожалению, сама abuela не смогла убежать и оставалась на Кубе еще долго после того, как ее дочь умерла в Америке при родах. В определенном смысле Джек и его мать были украдены у abuela, и когда его бабушка двадцать лет спустя ступила наконец на берег Майами, она словно в качестве компенсации окружила Джека такой нежной заботой и так опекала его, словно он наивное дитя, а не взрослый разумный парень. Признаться, Джек ожидал чего-то подобного и от биологической бабушки Алисии, которая на этот раз явилась к своей внучке, располагая неопровержимыми доказательствами их кровного родства. Но он ошибся.

— Ваша ситуация не имеет с этой ничего общего, — сказала старая леди Джеку.

— Я это понимаю. Мою мать никто не убивал.

— Да. И даже если она была вынуждена бежать с родины и умерла совсем молодой, то вы по крайней мере всегда знали, кто ваша настоящая мать.

— Но у вас есть все необходимые доказательства вашего родства. Почему вы не настаиваете на признании своих прав?

— Это не вопрос моих прав. Для всех родителей и для всех дедушек и бабушек в мире главное в том, что лучше для ребенка. Даже если ребенок вырос и стал взрослым человеком.

Джек ждал какого-то другого, более полного или вразумительного ответа, но всякий, знающий библейскую историю о царе Соломоне, мог понять аргументацию этой женщины. Настоящая мать никогда не допустит, чтобы ее дитя рассекли надвое — в физическом или эмоциональном плане — ради осуществления своих материнских прав и чаяний. И настоящая бабушка поступит точно так же. После всех этих потраченных на поиски девочки лет она наконец получила известие от Фэлкона, который совершенно точно указал ей, где искать внучку. Теперь она могла подкараулить Алисию и открыть ей тайну ее рождения, предъявив обвинения, если не факты, против мистера Мендосы. Она могла также обратиться в газеты, более того, даже пойти в суд, хотя в Аргентине в то время никто не слышал о процессах, связанных с попыткой установить родство детей «исчезнувших», особенно когда в качестве истицы выступала бабушка ребенка, мать которого давно умерла. Но она этого не сделала, понимая, что ничего, кроме неприязни со стороны Алисии, такими грубыми способами не добьется. Вместо этого она избрала «мягкий вариант»: поехала к Алисии в колледж, чтобы просто посмотреть на нее и поговорить с ней. Хотя ей стоило большого труда сдержать свои эмоции, бабушка не выложила ей сразу всю правду о ее рождении, но постаралась по возможности подготовить к мысли о том, что она живет не в родной, а в приемной семье. Эти семена истины, зароненные в душу Алисии с перспективой их дальнейшего роста, являлись, по ее мнению, единственным условием их будущего воссоединения, которое должно было произойти исключительно по доброй воле и велению сердца ее внучки.

Джек, однако, придерживался той точки зрения, что даже самое доброе и склонное к родственной любви сердце нуждается в легком понукании. Поэтому, когда на дисплее его телефона высветился номер Алисии, решил, что даже в делах сердечных агрессивная стратегия более успешна.

— Спасибо, что ответили на мой звонок.

Джек говорил по мобильнику, стоя в очереди за кофе в одном из уличных экспресс-кафе под названием «Ла Кабана-Гавана». Эти уличные кафе, представлявшие собой, по сути, лишь окошко в стене, являлись тем не менее важным элементом общественной жизни Майами, своего рода ритуальным учреждением, где встречались представители всех городских слоев, начиная с адвокатов и кончая уборщиками улиц. Всех их объединяла любовь к крепкому кофе по-кубински, который так хорошо взбадривает во второй половине дня.

— Вы хотели сказать «на звонки», не так ли? — холодно произнесла Алисия. — Вы звонили мне пять раз за последние три дня, что с юридической точки зрения можно квалифицировать как приставание.

— Прошу меня извинить. Просто мне очень нужно поговорить с вами. Но прежде всего позвольте выразить свои соболезнования в связи с кончиной вашего отца.

— Благодарю вас. Однако всякий разговор, начинающийся со слов «прежде всего», предполагает наличие следующего пункта, который и является главным.

— Справедливо замечено, — согласился Джек.

— И я знаю, о чем пойдет речь во второй части этого разговора, — сказала она. — Извините, но я не хочу ее видеть.

Джек отошел от прилавка, где толпились клиенты, и нашел уединенное место под большим тенистым дубом, чьи могучие корни вздыбили асфальт в этой части улицы. Он пытался найти нужный тон и нужные слова, чтобы убедить молодую женщину в ее неправоте, стараясь при этом избегать назидательности.

— Мне бы очень хотелось, чтобы вы изменили свое мнение.

— Я понимаю, какие чувства вами движут. Но неплохо было бы взглянуть на это дело и с моей точки зрения.

— Я изо всех сил пытаюсь сделать это, но у меня что-то плохо получается.

— Неудивительно. Простого ответа здесь нет и быть не может.

— Но ведь нет и ничего сложного. Просто скажите, почему вы не хотите ее видеть — и все. Обоснуйте свое решение.

— Значит, правды жаждете? Хотите, чтобы я пустилась с вами в откровения?

— Когда ничего другого не остается, обычно высказывают то, что наболело.

В ответ Джек услышал тяжелый вздох.

— А правда заключается в том… — начала было Алисия, но замолчала, словно собираясь с силами. — Правда заключается в том, что есть вещи, касающиеся моей семьи, которые я не хочу знать.

— Алисия, боюсь показаться вам бесчувственным болваном, но должен заметить, что некоторые плохие вещи рано или поздно выйдут на свет, и тут уже ничего не поделаешь. Это неизбежно. Как-никак мэр Мендоса был человеком публичным. И какое бы решение вы ни приняли, помните, что его секреты не умерли вместе с ним.

— Я сейчас говорю не об этой семье. Я имею в виду свою биологическую семью.

— Что-то я не совсем вас понимаю.

— Мои мать и отец исчезли в секретной тюрьме, предназначенной для людей, подозревавшихся в подрывной деятельности.

— Да, я знаю об этом.

— А если выяснится, что они были левого толка экстремистами, иначе говоря, террористами, которые убивали и калечили невинных? Что хорошего заключается для меня в такой правде?

Джеку неожиданно вспомнились слова биологической бабушки Алисии, когда она говорила о «слепом глазе» нации — всех этих так называемых друзьях и добрых соседях, которые видели, как полицейские врывались в дома и забирали преподавателей, журналистов и домохозяек, но никак на это не реагировали и хранили молчание. Или согласно кивали, когда на вечеринках или приемах кто-то небрежно пожимал плечами и говорил по этому поводу примерно следующее: «Без причины никого не забирают».

— Считается, что за годы Грязной войны исчезло от восемнадцати до тридцати тысяч человек, — сказал Джек. — Многие из них были ни в чем не повинны.

— Именно. И теперь мне приходится искать утешение лишь в том, что мои умершие биологические родители стали невинными жертвами жестокого диктаторского режима. Что же касается моего приемного отца, то он то ли был частью этого преступного режима, то ли не был. Не забывайте, однако, что у меня еще осталась мать — единственная, которую я знала. Она любит меня безоговорочно, вне зависимости от того, что происходит вокруг, и у нее на руках нет ничьей крови. И для меня лично — это единственно возможное счастливое завершение данной истории.

Мимо проехал городской автобус, и Джек, избегая синеватых клубов дизельного выхлопа, шагнул в сторону от проезжей части.

— Но как же ваша бабушка? Чем все это закончится для нее?

— Я не глуха к ее страданиям и понимаю, что ей тоже необходимо найти себе какое-нибудь утешение.

— Но вы единственный человек на свете, который может подарить его ей.

— Думаете, я об этом не знаю?

— Коли знаете, сделайте что-нибудь.

Она молчала. Похоже, размышляла над его словами.

— Многие люди пошли на жертвы, чтобы вы могли воссоединиться, а некоторые из них даже умерли из-за этого, — не отступал Джек.

— Уж не Фэлкона ли вы имеете в виду?

— Нет. Хотя именно он сообщил вашей бабушке о вашем местонахождении. Я имею в виду людей вроде повитухи, которая помогла вам появиться на свет.

— Не понимаю, о чем вы.

— Ваша мать была политической заключенной, носившей номер вместо имени. Когда вы родились, ее голову покрывал черный капюшон, чтобы никто не мог ее видеть. Но во время родов она выкрикнула-таки свое имя, а повитуха, которая ей помогала, оказалась человеком совестливым. Она разыскала вашу бабушку и рассказала ей о вас.

— Это правда?

— Да. А потом повитуха пропала, стала одной из «исчезнувших».

— Откуда вы это знаете?

— А вы поговорите со своей бабушкой. Ей многое известно.

На линии снова установилось молчание, и Джек подумал, что ему, возможно, удалось до нее достучаться.

— Хорошо, — сказала Алисия.

— Вы согласны с ней встретиться?

— Да… — Она явно боролась с собой и медленно, с трудом выговаривала слова. — То есть нет. Я не стану с ней встречаться. Я… не могу.

— Но вы согласны, что ей нужно обрести утешение, не правда ли?

— Меня все это так подкосило… Неужели вы не видите, во что в результате превратилась моя жизнь? Семейство Мендоса или презирают, или жалеют — в зависимости от того, с кем мы в тот или иной момент общаемся. И моя мать нуждается сейчас во мне больше, чем когда-либо.

— Вы хотели бы что-нибудь передать бабушке?

— Разумеется. Но я прошу вас сделать это за меня. Пожалуйста, скажите ей… скажите, что я люблю своих матерей. Обеих.

— Полагаете, этого достаточно, учитывая, через что ей довелось пройти?

Алисия снова надолго замолчала, а когда заговорила снова, ее голос едва можно было разобрать.

— Это все, что я могу. Уж извините.

Потом Джек услышал в трубке щелчок, означавший, что разговор окончен, и окунулся в поток самых разнообразных чувств. Можно было подумать, что все это происходит с его собственной бабушкой и это у нее, а не у бабушки Алисии разрывается сердце при мысли о том, что ее кровиночка не хочет ее видеть и разговаривать с ней. Душевная боль, однако, вскоре уступила место страху. Джек не знал, хватит ли ему душевных сил, чтобы передать слова Алисии ее бабушке, но выбора не было.

Засунув в карман мобильник, он стал готовиться к предстоящему разговору.

Загрузка...