Когда статуя оживает

Глава V Опасность

Глебов всегда любил фильмы про шпионов. Жаль только, что телевизор смотрел он редко. Но для себя Васька решил четко – когда вырастет, станет шпионом. Не важно каким. Главное, чтобы было за кем следить и от кого скрываться.

Войдя в палату девочек, он почувствовал себя истинным разведчиком. Вот оно, настоящее дело! Найти преступника и обезвредить!

И тут же возникла проблема. Он забыл спросить у Ленки, где стоит ее кровать.

Глебов долго озирался в темноте, соображая, куда идти, пока Ленка сама не окликнула его.

– Васька, ты чего?

Точно! Если барабанщица лезет к ней через окно, то кровать должна стоять в конце палаты.

«А если бы на кровати лежала не Ленка, а толстуха Гусева? – размышлял Глебов, пробираясь через темную палату. – Да статуя раздавила бы ее, Маринка и не почувствовала бы ничего. Вон как она сейчас храпит. Такую ничем не разбудишь».

– Садись рядом, – зашептала Лена. – Уже все спят, никто не увидит.

Глебов осторожно присел на краешек. Какое-то время они сидели молча, даже шевелиться боялись.

«Сейчас войдет кто-нибудь, – с замиранием сердца думал Васька, – смеху завтра будет, потом не отмажешься. Так и задразнят. Может, лучше под кровать забраться?»

Он заглянул под кровать, чтобы посмотреть, очень ли там пыльно и удобно ли будет в случае чего туда нырнуть.

Привыкшая к ночным приключениям Лена совсем не хотела спать. Ей даже было забавно, что так все складывается и что теперь у нее есть защитник. И пусть для начала это будет неказистый, лохматый Глебов. Вдруг он сможет что-нибудь сделать!

В коридоре загорелась лампочка, но шагов слышно не было. Васька наклонился, заглядывая под кровать. Лене на память пришла история, которую в первую ночь рассказывала Гусева, про женщину в белом. Как она крала детей и везде включала свет. А когда ей решили помешать…

Под окном заскреблись.

Глебов все еще изучал пыль под кроватью.

Скрежет приближался. Лена сидела спиной к окну, но почувствовала, что над подоконником появляется изуродованное белое лицо с пронзительно-черным глазом.

«Зачем ты помешал мне? Из-за этого ты послезавтра умрешь!»

Представив это, Лена машинально толкнула Глебова, отправив своего «спасителя» головой вперед под кровать, и тут же повернулась.

Барабанщица почти целиком взобралась на подоконник. Руку без палочек она вытянула вперед.

– Опасность! – негромко, но отчетливо проговорила статуя, не разжимая гипсовых губ.

Лена проследила за рукой, показывающей на дверь палаты, за стеклом которой начала возникать высокая человеческая фигура.

– Уходи отсюда!

Слова барабанщицы болью отдались в Лениной голове.

Под кроватью завозился пришедший в себя Глебов, его макушка показалась из-под матраса.

– Ты чего?! – возмущенно зашептал он. Следующие слова застряли у него в горле.

– Он! – Статуя махнула рукой в сторону Глебова.

Дверь стала открываться. Кто стоял за ней, ребята рассмотреть не успели, потому что массивная барабанщица легко перемахнула через подоконник, пролетела через палату и врезалась в приоткрытую дверь. Посыпалась меловая крошка.

– Я не уйду! – прокатился крик по палате. – Ты меня не загонишь обратно!

Хлопнула дверь. Свет в коридоре погас. Девчонки зашевелились, заскрипели кровати.

– Кто тут? – спросонья спросила Гусева.

Глебов подпрыгнул, головой снизу боднул сетку кровати, скользя по пыли, забарахтался на полу. Наконец он выбрался на свободу, но не рассчитал свои силы и упал на соседнюю кровать, столкнувшись с Павловой. Увидев выскочившего на нее незнакомца, Катя завизжала. Глебов развернулся, махнул Ленке рукой и выпрыгнул в окно.

– Там кто-то есть! – зашлась в новом крике Павлова.

По коридору затопали шаги, в палате вспыхнул свет, вызвав всплеск визга и воплей.

В дверном проеме стояла Наташа.

– Ну, что у вас опять? – хмуро спросила вожатая.

– Здесь кто-то был, – еле слышно прошептала Павлова. – В окно выпрыгнул.

– Нет! – вскрикнула Лена.

Наташа перегнулась через подоконник, пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь. Фонарь под окном тускло освещал площадку и разбегающиеся во все стороны дорожки. Прямо под фонарем стояли две барабанщицы.

Наташа тряхнула головой.

«Что за бред?»

Барабанщицы исчезли.

– Уходи!

Слова четко прозвучали в Лениной голове. Как завороженная, она поднялась с кровати, осторожно обогнула высунувшуюся из окна вожатую и пошла к выходу.

За окном раздался свист.

Вся палата ахнула. Это остановило Лену. Она вздрогнула, приходя в себя.

– Так, все легли, – приказала Наташа, оглядываясь.

Она плотно закрыла окно, задернула штору.

– Все, – уверенно произнесла она. – Спите. Больше никто к вам не придет.

Как только за ней захлопнулась дверь, Лена прыгнула на свою кровать, резко потянула на себя штору.

Ей показалось, что за окном кто-то есть.

Фонарь мигнул и погас.

В коридоре затопали шаги.

– Где он? – строго спросил голос Максима.

Наташа что-то ответила, и шаги затопали дальше. Щелкнул замок входной двери.

«Поймают!» – испуганно подумала Лена про Глебова.

– Кто это мог быть? – пробормотала Павлова, откидываясь на подушку. – Небось к Ленке кто-нибудь приходил.

– Чего это сразу ко мне? – насупилась Лена, забираясь под одеяло.

– К те-бе-е-е, к те-бе-е-е, – противным голосом проблеяла Катя. – Специально кровать у окна выбрала, чтобы гостей принимать.

Гусева хихикнула.

– Тихо здесь! – крикнул в дверь Максим. Наступила тишина.

Повозилась и затихла Павлова, захрапела Гусева, замерла Селюкова, довольная, что больше никто не зовет ее под окном. Лиза Токмакова долго ворочалась, вздыхала, но вскоре заснула и она.

Лене не спалось. Воспаленными глазами она смотрела на неподвижную штору, прислушиваясь к шорохам в коридоре.

Наверное, вожатые прошли по всем палатам и обнаружили, что Глебова нет. Теперь его ищут.

Лене стало жалко неказистого Ваську. Пострадает ни за что, еще и смеяться над ним будут. А вдруг его статуя поймала? Превратит в горниста – и все. Подругу себе сделала, сейчас за горниста примется.

«Узнать бы, вернулся Глебов или нет, – думала Лена, ворочаясь с боку на бок. – Или лучше окно приоткрыть, вдруг вожатые дверь заперли, он войти не может».

Лена замерла, напряженно прислушиваясь. Палата спала.

«Как быстро уснули… Странно».

Она поднялась, осторожно заглянула за штору. Фонарь так и не загорелся. Прямо в окне, прилипнув лицом к стеклу, стояла статуя. Белые руки она положила на подоконник. Сквозь мел лица стали проступать знакомые черты: невысокий лоб, густая челка, прикрывающая глаза, потрескавшиеся губы, короткий вздернутый нос.

– Глебов… – тихо ахнула Лена. – Это ты?

– А ты думала, барабанщица? – не разжимая губ, ответил Васька. – Я теперь один из них. Выходи, присоединяйся. Здесь хорошо. Тебе понравится.

– Как же так?

– Иди сюда.

Лена отшатнулась, задернула штору. Но было уже поздно, потому что раздался звон разбитого стекла, и сквозь окно к ней просунулась белая гипсовая рука. Она схватила Лену за горло и сдавила. Девочка забарахталась в смертельных тисках. Мир взорвался разноцветными брызгами. В глаза ударил яркий свет.

– Хорош дрыхнуть!

Лена дернулась и открыла глаза. Над ней стояла хмурая, невыспавшаяся Гусева. Одной рукой Маринка тормошила Лену за плечо, а другой распахивала пыльную штору. Ослепительный солнечный свет бил по глазам. Было душно. Ко всему этому у Ленки нестерпимо болела голова.

– Замерзла, что ли? – Гусева дернула на себя фрамугу. – Ну и кто к тебе ночью приходил? Колись.

– Барабанщица, – еле слышно прошептала Лена.

– Ага, – хохотнула Маринка, – и взвод горнистов. Я так и представляю, как эта статуя с постаментом прыгает через подоконник. – Маринка ехидно сощурилась. – Ты не придуривайся, а сознавайся – кто был?

– Никого не было, отстань!

Лена выбралась из-под одеяла. Ее взгляд упал на пол – он был усыпан меловой крошкой.

– Хватит врать! Выкладывай. – Гусева бесцеремонно плюхнулась на Ленину кровать.

– Отвали. – Лена попыталась отодвинуть от себя Марину, не получилось. – Ты храпишь, как бультерьер, я же молчу.

Девчонки захихикали.

– Подумаешь, – потупилась Маринка. – Это из-за насморка. Зато ко мне мальчики по ночам не бегают. Говори, кто это был.

– Не был, а была… Барабанщица это.

– Надоела ты, Ленка, со своими сказками. Как заезженная пластинка – барабанщица да барабанщица. Не можешь чего-нибудь получше придумать. Сказала бы, что Кубинов. Он симпатичный.

– Значит, Кубинову можно, а барабанщице нельзя?

– Дура, – вяло подвела итог Гусева, вставая. – Это же здорово, когда мальчики в окна залезают. Я бы радовалась, а ты злишься.

– Вот и радуйся…

– О! У меня идея! – встрепенулась Маринка. – Давайте духов вызывать.

– Для этого ночь нужна, – зевнула Павлова. – А лучше полнолуние. Тогда духи сами в комнату полезут.

«Началось», – поморщилась Лена.

– Ага, не нравится! – радостно подпрыгнула Маринка, увидев недовольную физиономию Лены. – Боишься, что все твои тайны узнаем? Вот и узнаем!

– Подумаешь. – Лена напустила на себя безразличный вид. – Нашли чем пугать.

– Боишься, боишься!

Лена натянула на себя сарафан.

– Мы сегодня, может, на костер пойдем, – пробормотала она, пробираясь к выходу. – И никакие гадания у вас не получатся.

Она вышла в коридор и тут же столкнулась с Глебовым. Ей хотелось спросить, попало ли ему за ночные вылазки. Но она не успела.

– Глебов! – Перед ними возник Максим, за его спиной стоял взъерошенный Платон. – Твоя работа?

– Какая работа? – покосился на вожатых Васька.

Платон оттолкнул Максима, сделал шаг вперед. Глаза его горели злобой и ненавистью. Ничего не говоря, он схватил Глебова за шиворот.

– Теб-бе ч-чего? Г-голову оторвать? – по коридору шел Володя. – Ч-чем она тебе помешала?

– Кто? – опешил Васька.

Володя отстранил Платона, сгреб Глебова в охапку, выволок на улицу и потащил в сторону клуба. С двух сторон, как оруженосцы, вышагивали вожатые. Третий отряд тянулся следом. Васька пытался высмотреть в толпе Щукина.

Статуя стояла на сцене, около нее сидел растерянный Семенков и вертел в руках связку ключей. Увидев Глебова, он вскочил.

– Я тебя сейчас по стенке размажу! – заорал он.

Васька съежился.

– А чего сразу я? – протянул он на всякий случай, хотя и так было понятно, что ему никто не поверит. – Меня вообще здесь не было.

– Кто же еще? Ты все с этой статуей носишься!

– Я тебе силач, что ли? – Глебов незаметно высвободился из Володиных рук, прикидывая, успеет ли он в случае чего добежать до выхода. – Один нес? Или она мне сама помогала?

– Меня не волнует, с кем ты ее нес! – Семенков навис над тщедушным Глебовым. – Хоть с чертом лысым! Главное, что ты тоже ее сюда волок.

– Да не волок я ничего. Она сама пришла.

В клубе повисла тишина.

– Я тебя прибью, – с ненавистью прошептал Платон на ухо Глебову, – и буду прав.

– Я сам видел! Поверьте, – заторопился Васька, видя, как вытягиваются лица взрослых. – Она ходит. И не одна она, а две их.

– Две? – переспросил Володя.

– Да. Мальчик был в десятом отряде, Колей звали. Нет его теперь, я все обыскал. Это она забрала.

– В лоб хочешь? – прошипел Семенков, сжимая кулаки. – Или по уху? По блату могу устроить и туда, и туда.

Глебов отмахнулся от наседавшего радиста и повернулся к старшему вожатому.

– Я правду говорю. Еще Ленка ее видела.

– Так, – остановил его Володя. – Все это, конечно, б-бред, никакая с-статуя никуда не х-ходит. Кто т-тебе сказал, что их было д-две?

– Я сам видел.

– Где?

– Под фонарем стояли, а потом ушли.

– С песней, под барабанную дробь? – ехидно спросил Платон.

– Молча, – буркнул Василий.

– Ладно. – Володя о чем-то думал. – Забыли про всю эту ерунду. Унесите ее отсюда.

– Куда? – Вид у Платона был огорченный, видимо, ему надоела вся эта история с барабанщицей.

– К-куда угодно. Но только т-так, чтобы т-третий отряд этого не видел. И знаете ч-что, идит-те все завтракать.

По лагерю прокатился звук горна. Ребята потянулись к столовой из полутемного клуба, в котором почему-то стало пахнуть сыростью и тиной. Платон, засунув руки в карманы и слегка покачиваясь, стоял у сцены и с ненавистью рассматривал статую. Глебов проскользнул за его спиной, боясь привлечь к себе внимание, уж больно грозным был сегодня вожатый первого отряда. На улице он огляделся, ища высокую сутулую фигуру Володи.

Старший вожатый быстрым шагом шел к административному корпусу, Васька еле догнал его.

– Володь, – запыхавшись, позвал он. – А их и правда две?

– П-послушай, кто тебе об эт-том сказал? – Володя так резко остановился, что Глебов налетел на него.

– Две, да? – прошептал Васька, надеясь услышать, что на самом деле ничего нет, что все ему только привиделось.

Володя тяжело вздохнул.

– Когда-то б-было две. П-послушай, может, т-тебе показалось? Ты не м-мог видеть вторую, ее уже много лет не существует.

Он с надеждой посмотрел на потупившегося мальчишку. Но Глебов только покачал головой.

– Б-бред какой-то, – развел руками Володя. – Лет пятнадцать назад их действительно было д-две, обе б-барабанщицы стояли у центральных ворот. Их привез один скульптор. Его дочь отдыхала в этом л-лагере. Утонула она. Скульптор приехал на родительский д-день, взял ее на речку и не уследил. В п-память о ней он и вылепил барабанщицу, к-копию своей дочери. – Володя посмотрел в сторону скрытых за зеленью центральных ворот. – И чуть позже еще одну, д-для пары, – добавил он, вздохнув. – Т-так они и стояли. П-потом река подмыла берег, приехали рабочие новое русло к-копать. И вторая статуя исчезла. Утащили они ее куда-то. Т-тогда оставшуюся статую задвинули в кусты, чтобы глаза не мозолила. – Володя помолчал. – И ты хочешь сказать, что вторая статуя нашлась? Где ты ее видел? В лесу?

– В лагере она.

– Кто ж здесь такой с-сильный? – недоверчиво протянул вожатый. – Она ведь тяжелая…

Васька не стал повторять свой рассказ о том, что барабанщицы ходят сами. Ему и в первый раз не поверили.

– Как ту девочку звали? – спросил он.

– Не знаю, – Володя задумчиво пожал плечами. – Я ее и не видел никогда, м-маленьким был, а она в третьем или четвертом отряде жила…

– Ее нашли?

– Где? Она же утонула.

– Ее тело потом нашли?

– Нет. Т-там течение раньше было сильное. Место глубокое.

– Володя!

По дорожке шел довольный Платон, лицо и руки у него были в меловой крошке.

– Все готово! – радостно отрапортовал он.

– К-куда вы ее дели? – Володя, казалось, забыл о существовании Глебова.

– Все, считай, что статуи больше нет. Мы разбили ее, чтобы нечего было таскать. – И Платон выразительно покосился на Ваську.

Не ожидавший такого поворота событий, Глебов открыл рот.

Володя задумчиво покрутил на пальце кольцо с ключами.

– Вот и все, – спокойно сказал он. – Зря, конечно, ну ладно.

Глебов попятился, развернулся и побежал к центральным воротам. Зачем он туда бежит, для него самого было не совсем понятно. Ничего сделать он уже не мог. Просто ему стало жалко этот уродливый кусок гипса, который все время кидали, ломали и вот теперь разбили окончательно.

У центральных ворот Глебов наткнулся на Щукина. Тот сидел на тумбе, подставив бледное лицо под лучи солнца. Васька страшно обрадовался, увидев приятеля живым и здоровым. Он радостно взмахнул руками, сделав к нему несколько шагов.

– Вот здорово, что ты здесь! – затараторил он. – Слышал, она вернулась?

– Ну чего, Глебов, все бегаешь? – как будто не слыша друга, спросил Серега.

– Они ее разбили! – выпалил Васька, задохнувшись от возмущения.

– Я видел. – Щукин лениво пожал плечами.

Вдалеке пропел горн, приглашая вторую смену завтракать.

– Ты завтракал? – зачем-то спросил Глебов, хотя и так было ясно, что Щукин не успел бы сходить в столовую и вернуться. – Пойдем перехватим что-нибудь и сбегаем посмотреть, что от нее осталось.

По лицу Сереги прошла судорога, губы скривились.

– Нет, – он резко спрыгнул с тумбы. – Пойдем сейчас, пока все не убрали.

– Ты чего? Мы же без завтрака останемся, – удивился Глебов, у которого из-за утренних переживаний урчало в животе от голода, да и Щукин до этого никогда не отказывался от еды.

– Не останемся, – сказал Щукин равнодушно. – Про нас не забудут. Пойдем.

Он уверенно пошел в сторону хоздвора.

Здесь кучей лежали куски, бывшие некогда статуей. Остатки арматуры корявой горой возвышались рядом.

– Вот она, твоя спасительница, – с усмешкой произнес Щукин. Ногой потрогал металлическую основу, постучал по запыленному постаменту с неистребимой надписью про Вована.

Васька бездумно рассматривал останки барабанщицы. В голову ничего не приходило. Было только обидно, что теперь нельзя будет узнать – кто она и почему ходила, что хотела от Ленки, о какой опасности пыталась предупредить, откуда взялась вторая статуя и зачем им понадобились ребята из их лагеря…

– Вот все и закончилось, – вздохнул Глебов, пнув ногой уцелевший барабан. Удар отозвался гулким эхом, как будто барабан был пустым. И тут же где-то вдалеке раздалась чуть слышная барабанная дробь.

– Не закончилось, – отозвался Щукин неестественно высоким голосом.

Глебов оглянулся и ахнул. Его друг стоял с совершенно бледным лицом, скаля белые зубы в злой усмешке. Волосы его стремительно белели, одежда припорашивалась мелом. Он поднял ставшую такой же белой, как и его лицо, руку с острыми металлическими ногтями.

– Серега! – вскрикнул Васька.

Щукин сделал несколько шагов к приятелю и ужасной пятерней схватил его за горло. А там, где он только что стоял, из-под земли начала подниматься фигура барабанщицы.

Барабанная дробь билась в ушах Глебова, казалось, еще немного, и его голова лопнет от такого шума. Серега сдавил горло товарища, острые ногти впились в кожу, по плечу и по руке побежала кровь. От жуткой боли Васька захотел закричать, но воздуха в легких не хватило, он мог только беззвучно разевать рот.

– Все только начинается. – Щукин встряхнул свою жертву. – Теперь осталось немного…

Из последних сил Глебов попытался освободиться от железной хватки. Но руки Сереги оказались скользкими, за них совершенно невозможно было ухватиться.

Наконец Щукин разжал пальцы. Глебов потерял равновесие и упал на острые гипсовые куски.

– Дурак, – захлебываясь воздухом, прохрипел он и, закашлявшись, схватился за горло. Из небольших ранок сочилась кровь, пальцы тут же стали красными. Он испуганно вытер их о белый камень. И тут же его что-то как будто подбросило. Камни под ним заходили ходуном.

Статуя, стоящая за спиной Щукина, положила ему на плечо руку. Это стало сигналом. Серега схватил приятеля за плечи и с невероятной силой поднял на ноги.

– Идем, – процедил Серега сквозь зубы.

– Ой, мамочки! – вскрикнули рядом.

Глебов успел оглянуться и заметить Ленку. Ее лицо побледнело, колени подкосились, и она начала заваливаться на бок. Серега дернул Ваську на себя. Что-то просвистело, и в лоб Щукина врезался здоровенный белый булыжник. Серега разжал руки и ничком рухнул на землю. Получив хороший пинок, Глебов отлетел в сторону.