Доремус владел несколькими акрами леса и небольшим деревянным домиком, который словно прорастал из гигантской известковой скалы. Окнами домик выходил на разлившуюся реку Компетишен. Река эта отличалась строптивым нравом, но именно здесь, на протяжении полумили, она вела себя на удивление спокойно. Глубина ее чуточку подкачала, чтобы реку можно было по праву назвать озером. Однако ее восхитительные темно-изумрудные воды так успокаивающе действовали на жителей, что с незапамятных времен этот райский уголок так и окрестили «озеро Гармония». Неподалеку от пристанища Доремуса ревел водопад, срывающийся со скалы бурным потоком. Но сырость ни в коей мере не угрожала сейчас домику: сквозь по-осеннему редкую медно-рыжую листву солнце свободно проникало и согревало крышу, охраняя жилище от плесени.
Когда Доремус приобрел домик, тот находился в весьма плачевном состоянии. Новоиспеченный хозяин был вынужден срочно овладеть профессией кровельщика, а для человека, ни разу в жизни не державшего в руках молоток, это явилось настоящим подвигом. Со временем Доремус настолько овладел плотницким мастерством, что в одиночку выстроил себе небольшой флигель, а затем переоборудовал и веранду.
Возвратившись с фермы Бриттонов, Доремус провел остаток дня на коленях, в поте лица приколачивая доски к ступеням своего новехонького крыльца. За этим кропотливым трудом следили трое местных ребятишек, усевшихся, подобно любопытным птичкам, на ближайшую изгородь. Время от времени Тим, Мэйси или Сет спрыгивали с доморощенного насеста и подавали своему кумиру то гвозди, то инструменты. При этом они умудрялись сидеть молчком, словно воды в рот набравши, ничем не досаждая Доремусу.
В доме зазвонил телефон. Это был уже десятый звонок за сегодняшний день.
Мэйси резко обернулась, когда Тим с нескрываемым злорадством громко крикнул:
— Спорим, это твоя мама!
— Не моя!
— Эй, помощнички, кто-нибудь, поднимите же трубку, — не повышая голоса, попросил Доремус.
Сет, самый старший, смерив Мэйси презрительно-высокомерным взглядом, процедил сквозь зубы:
— Теперь она, наверное, подумала, что ты свалилась в озеро.
— Я уже в прошлый раз снимал трубку, — проворчал Тим.
Доремус взял очередной гвоздь и безукоризненно вогнал его в доску.
— Я жду важного звонка из другого города, — крикнул он.
Все трое притихли и сделали вид, что это их не касается. Каждый боялся, что звонит именно его мать, и она тут же заставит свое чадо вернуться домой. А вот уж этого-то не хотелось никому.
— Ну, ладно, — вздохнул, наконец, Доремус, поднимаясь с колен.
Однако и на этот раз звонил не дядя Суэн из Висконсина. В трубке раздался голос Элен Коннелли:
— Мистер Брайтлоу, мне так неловко беспокоить вас... Видите ли, дело в том, что... вы сегодня так мило поговорили с Пэгги, что я подумала... — Женщина замолчала, а потом неожиданно выпалила: — Она не у вас?
— Нет, миссис Коннелли, с тех пор, как я от вас уехал, мы не виделись. А разве девочка не дома?
— В том-то и дело, что нет. Сегодня днем я отвезла Пэгги и еще нескольких соседских ребятишек в церковь. У них там проходят репетиции к празднику города. В общем, сначала все торжества хотели отменить из-за происшедшей трагедии, но потом Эльза узнала об этом и воспротивилась. Энди не допустил бы, будь он жив, срыва праздника. Ну вот, я оставила детей в церкви, а сама помчалась к Эльзе.
Сначала я намеревалась остаться у нее на часок, не больше, но когда я ее увидела, то поняла, что Эльзу нельзя сейчас надолго оставлять одну. И поэтому я вернулась домой только что, а Пэгги здесь нет. Моя соседка обещала привезти ее обратно, но в церкви было столько детей — буквально сотни, и они могли растеряться...
— А не соорудила ли Пэгги еще где-нибудь укромный уголок, где любит прятаться?
— Я вас не поняла.
— Ну, кроме домика на дереве.
— А, теперь понимаю. Нет, только этот домик. Я уже обзвонила всех, с кем она дружит, но Пэгги ни к кому сегодня не заглядывала. Потом я соединилась с церковью, и преподобный Бартлет вспомнил, что видел ее с Мэйси Дункан, вот поэтому-то я и решила позвонить сразу же вам. — Элен неуверенно засмеялась, но в голосе ее продолжала звучать тревога. — Пэгги — послушная девочка, и никогда без разрешения надолго не отлучается...
— Подождите, давайте спросим у Мэйси, — предложил Доремус и подозвал девочку. — Ты сегодня разговаривала с Пэгги Коннелли? — спросил он.
Мэйси кивнула.
— Да, в церкви.
— А потом Пэгги вместе с тобой поехала домой?
— Нет.
— Ты с мамой приехала домой?
— Нет.
— А с кем же?
— Я забыла.
— Постарайся вспомнить, пожалуйста.
Нахмурив лобик, Мэйси закатила глаза, пытаясь сосредоточиться.
— Вместе с миссис Каммингс.
— Может быть, Пэгги тебе рассказывала, куда она собиралась сегодня пойти?
Но Мэйси отрицательно покачала головой.
— Ну, хорошо, — сдался Доремус. — Там в морозилке найдешь газировку. Достань пару бутылочек и угости мальчиков, ладно? — Он пересказал в трубку те нехитрые новости, которые узнал от Мэйси.
— Что ж, придется садиться в машину и ехать на поиски, — не на шутку встревожилась Элен. — Еще раз извините за то, что...
— Простите, миссис Коннелли... Что ты сказала, Мэйси?
Белокурая девчушка поднялась на цыпочки, пытаясь дотянуться до морозилки.
— Она говорила, что хочет поискать Майкла.
— Что-что? Почему же ты мне раньше об этом не рассказала?
Мэйси неопределенно пожала плечами и принялась извлекать из холодильника бутылку за бутылкой.
Доремус взглянул на часы. Пять минут пятого. Он прикрыл ладонью трубку и обратился к Мэйси:
— А как фамилия этого Майкла?
— Ну-у... Я не знаю.
— Открывалка вон там, на буфете, Мэйси.
Доремус с некоторым сомнением окинул взглядом трубку, которую держал в руке, а потом возобновил разговор:
— Мэйси вспомнила, что Пэгги говорила ей, будто собирается искать Майкла.
После короткого молчания Элен в ужасе выдохнула:
— Господи Боже мой!
— Миссис Коннелли, я хотел бы помочь вам разыскать Пэгги, если, конечно, вы не против. Может быть, у вас появились какие-нибудь предположения, где может сейчас находиться девочка?
— Понятия не имею. Может быть, позвонить шерифу?
Доремус почувствовал, что женщина вот-вот запаникует, и поспешил ее успокоить: — Ну что вы, пока в этом нет никакой надобности. — Он взглянул на Мэйси, безуспешно пытавшуюся откупорить бутылки с лимонадом. — Видите ли, у меня тут сейчас соседские ребятишки, и я минут через десять отправлю их по домам. А вы пока что выезжайте в направлении моего дома...
— Уже еду, спасибо вам, — согласилась Элен.
— Хорошо. Мой дом находится в самом конце Компетишен-роуд.
Когда Элен Коннелли добралась до жилища Доремуса, солнце уже опускалось за лес, а сам Доремус ждал ее, прислонившись к темной веранде.
Отъехав от дома, Элен опять засомневалась:
— Я не понимаю, что заставило Пэг уйти куда-то без разрешения. Не больно-то она любит приключения. Наверное, Пэг все еще взбудоражена Май... то есть тем мальчиком. Я, как могла, пыталась убедить ее в том, что Майкл Янг умер много лет назад, но она заупрямилась. Пэгги считает, что разговаривала по телефону именно с Майклом, и для нее он существует реально, как любой другой мальчишка. — Элен натянуто улыбнулась. — Впрочем, и для меня он тоже, кажется, начал существовать.
— А где находится эта церковь, миссис Коннелли? Это ведь недалеко от деревни, да?
— Да, возле Пайн-роуд.
— А были у Пэгги какие-нибудь деньги?
— Ну, может, центов двадцать оставалось в кошельке, не больше.
— Скорее всего она добралась до центра, хорошенько гульнула там на свои двадцать центов, а теперь плутает где-то и не может найти дорогу домой.
Элен хваталась за любое мало-мальски логичное объяснение, как за спасительную соломинку.
— Наверное, я начинаю терять материнский инстинкт, — с грустью в голосе подытожила она. — Мне почему-то кажется, что Пэгги сидит сейчас в своем любимом кафе у Хаффейкера и без умолку болтает с Чарли. Чарли — ее последнее увлечение. Ему пятнадцать лет, и он недавно научил Пэгги плавать. — Элен затормозила у дорожного знака «стоп». Небо на востоке начинало темнеть — собирались грозовые тучи. — Наверное, я напрасно отняла у вас столько времени, мистер Брайтлоу. Похоже, вам нет смысла ехать со мной в город, у вас же столько дел...
— Смысл есть во всем. И, если можно... называйте меня просто Доремус.
— Только если вы перестанете обращаться ко мне «миссис Коннелли».
Доремус улыбнулся, и Элен сделала для себя маленькое открытие. Раньше ей казалось, что Доремус не обращает на нее внимания, потому что дел у него просто невпроворот; но теперь женщина вдруг поняла: причиной этому — скромность Доремуса. Даже скорее какая-то робость. «Весьма необычная черта для полицейского, вернее, бывшего полицейского», — отметила про себя Элен. Да и назвать Доремуса «мужчиной в годах», то есть в том возрасте, когда пора и в отставку, просто язык не поворачивался. Наверное, Брайтлоу не поладил с кем-нибудь, а может, на работе не слишком преуспевал. Хотя нет, ведь Хэп Уошбрук буквально благоговел перед ним, а уж Хэп обычно вообще ни с кем не считался.
— Как я успела заметить, вы много чего знаете о детях и неплохо разбираетесь в их поведении, Доремус. У вас есть дети?
— Нет. Зато у моей сестры их целый выводок. Поэтому мы с Марианной частенько брали их как бы напрокат.
— Вы женаты?
— Я был женат. Вы не против, если я закурю?
Элен не возражала. Прикурив, Доремус как по мановению волшебной палочки сбросил с себя застенчивость и как будто оттаял изнутри. Они заговорили, как старые добрые друзья, словно общались вот так — по-домашнему — уже целую вечность. Солнце клонилось к западу, заливая все вокруг спелым золотистым светом. Сгущавшиеся впереди тучи напоминали огромные синие горы, перед которыми холмы округа Шейдс казались настоящими карликами.
Элен остановила машину возле закусочной Хаффейкера и зашла внутрь, но очень скоро вернулась, покачивая головой.
— Чарли ее сегодня не видел. Надо подумать... Магазин сувениров уже закрыт, но я знаю еще пару местечек, куда Пэгги любит наведываться.
Вдоль заброшенных железнодорожных путей они направились в сторону южной окраины, где располагалась еще одна уютная забегаловка, что-то вроде молочного бара. Но Пэгги не оказалось и там — это сразу же стало ясно, и им даже не пришлось выходить из машины. Оставалась еще хлебопекарня Койла. Пэгги обожала наблюдать, как плавно проплывают по ленте конвейера румяные и пышущие жаром батоны. Но и на хлебопекарне сообщили, что сегодня девочка здесь не появлялась.
— Надо позвонить домой, — растерянно пробормотала Элен.
Трубку взяла Бренда, которая сообщила, что Пэгги «носу не показывала, да и не звонила».
Когда Элен, вконец расстроенная, вернулась к машине, небо уже сплошь заволокли тучи, а Доремус раскуривал вторую сигару. Какое-то время Элен молча сидела, положив руки на руль, а потом срывающимся голосом заговорила:
— Меня начинает пугать все это. Ведь уже шестой час.
— Может, она заболталась с какой-нибудь подружкой? — спокойно возразил Доремус. — Ужин не за горами, вот тогда-то Пэгги и вспомнит, что пора возвращаться. Отправляйтесь-ка домой, потому что Пэгги может позвонить в любую минуту, а я выскочу у депо, там сяду на шестичасовой автобус, а уж он-то останавливается в двух шагах от моей усадьбы.
— Нет, так не пойдет, — отсутствующим голосом произнесла Элен, все еще поглядывая на освещенную телефонную будку, откуда она только что звонила. Под ослепительным сиянием люминесцентных ламп, заливающих стоянку, кожа Элен выглядела неестественно белой, а верхняя губа, чуть приподнявшись, так и застыла. Элен нервно вздохнула и внезапно призналась: — Чего я начинаю бояться... Она ведь хотела отыскать Майкла. А вместо этого он сам нашел ее. Опять. Но на этот раз он никуда не убежал.
Доремус резко повернул голову в ее сторону.
— Ну-ка, расскажите мне поподробнее.
— Когда я показала Пегги фотографию Майкла Янга — ту же самую, что и шерифу, — дочка сказала: «Ну да, я его видела». А потом я поинтересовалась, где именно... — Элен замолчала и широко раскрыла глаза. — Я знаю, где она! Пэгги говорила тогда, будто две или три недели назад видела мальчика, похожего на Майкла Янга, на школьной спортивной площадке. Значит, она будет искать его именно там.
Школьные корпуса, где училась Пэгги, расположились у подножия горы Контебль, как раз в полумиле от того места, где они сейчас находились. Школа состояла из четырех корпусов. Возле каждого здания имелась асфальтированная стоянка, а между корпусами и за ними — несколько спортивных площадок. И фасад школы и все стоянки прекрасно освещались. Элен с Доремусом объехали все четыре корпуса, но Пэгги нигде не заметили. Элен притормозила у кафетерия. Доремус вышел из машины и обвел взглядом спортивные площадки, за которыми возвышались поросшие лесом хребты.
— По-моему, там кто-то есть, — заявил он. — Посигнальте.
Элен дала длинный гудок, опустила стекло и позвала девочку.
В ту же секунду из темноты выскользнула Пэгги. Она задыхалась от быстрого бега, лицо ее раскраснелось. Увидев дочь, Элен одновременно и рассердилась, и обрадовалась.
— Я ищу тебя везде, — взорвалась она, выплескивая скопившееся напряжение. — Мы всю округу объездили.
Пэгги удивленно посмотрела сначала на Доремуса, потом на мать, но ничего не сказала.
— Ладно, садись в машину, — приказала Элен.
— Извини, что заставила тебя волноваться.
— И очень сильно.
— Я хотела повидаться с Майклом, — тихо пробормотала Пэгги.
— Пэгги... — строгим голосом начала было Элен, но Доремус перебил ее:
— И ты его видела?
Пэгги оценивающим взглядом окинула Доремуса и тут же безошибочно смекнула, что обретает в его лице союзника.
— Нет. Он живет в лесу. Но сегодня он не приходил. Я хотела сказать ему... — Тут Пэгги еще сильнее покраснела, и уголки рта у нее опустились. — Я хотела сказать, чтобы он оставил нас в покое. И чтобы больше... никому ничего плохого не делал.
Девочка опустила глаза и виновато уставилась в землю.
— Воробушек, — ласково заговорила Элен, — пожалуйста, садись в машину.
— Я не хочу... если ты будешь продолжать на меня злиться.
— Я уже не злюсь. Давай побыстрее все забудем. И про Майкла тоже.
Пэгги изо всех сил сдерживалась, чтобы не расплакаться.
— Я звонила Бренде, и она сказала, что на ужин сегодня цыпленок с клецками. Может быть, ты пригласишь Доремуса, и он согласится поехать к нам в гости?
В предвкушении такого прекрасного вечера Пэгги позабыла обо всех своих невзгодах и смахнула подступившие слезы:
— Вы хотите с нами поужинать? — с трепетом обратилась она к Доремусу.
— Есть только одна вещь, которая мне нравится больше, чем цыпленок с клецками, — отозвался Доремус.
— И что же это?
Доремус вынул изо рта сигару, задумчиво уставился на обгоревший ее кончик и, пожав плечами, покачал головой:
— Забыл.
Пэгги расплылась в улыбке, и все втроем уселись в машину, причем девочка устроилась посередине. Она все пыталась поймать какую-нибудь музыкальную передачу. Наконец, из радиоприемника зазвучали песенки в стиле «кантри», и Пэгги, довольная и счастливая, откинулась на спинку сиденья.
По дороге Доремус спросил Элен:
— А что находится по другую сторону хребта? По-моему, дорога ведет в школу Гринлиф, если не ошибаюсь.
— Точно. От хребта до школы мили две, не больше.
— Ну, это плевое дело для десятилетнего мальчика, особенно если у него развита склонность к путешествиям, — пробормотал себе под нос Доремус, но Пэгги была увлечена музыкой. Не услышала его и Элен.
После ужина Пэгги демонстрировала Доремусу свои самые-пресамые любимые антикварные безделушки. Элен тем временем убирала со стола посуду. «Самых-пресамых» уже давно перевалило за сотню, однако девочка тарахтела без умолку, совсем как ее мать, а Доремус внимал ей с неослабевающим интересом. Элен почувствовала легкие угрызения совести: она не могла с уверенностью поручиться, нравится ли Доремусу вся эта болтовня про «красивые штучки». При других обстоятельствах Элен давным-давно отослала бы Пэгги куда-нибудь, чтобы дать Доремусу возможность нормально расслабиться. Но теперь, глядя на их возбужденные лица, Элен понимала, что если она разлучит сейчас Пэгги с Доремусом, то тем самым расстроит не только дочку, но и самого Доремуса. Элен не терпелось поговорить с ним об этом «таинственном Майкле», однако она все-таки решила не торопить события.
На улице, наконец, пошел дождь. И хотя черные, сгустившиеся тучи и предвещали грозу, дождь этот робко накрапывал за окнами.
Составив грязные тарелки в посудомоечный автомат, Элен наскоро выпила еще одну чашку кофе и отправилась на поиски Доремуса. Тот оказался в гостиной. Доремус устроился на миниатюрной скамеечке. Ее сиденье было обтянуто тканью из плетеного конского волоса. С ног до головы окутанный клубами сизоватого дыма, Доремус попыхивал сигарой и внимательно слушал подробнейшую лекцию Пэгги о назначении старинных серебряных плошек.
— Пока ты все это будешь расставлять на свои места, Доремус успеет позвонить своему дяде. Это очень важно.
— Ну, тогда я начинаю, — весело откликнулась девочка.
— Телефон у нас в холле, — объяснила Элен Доремусу, поднявшемуся со скамеечки, — но провод длиннющий, и я могу перетащить телефон в свой кабинет. Это совсем не трудно...
— Ну что вы, в этом нет никакой необходимости. Я хотел звякнуть дядюшке Суэну и задать ему всего несколько вопросов относительно пчел.
— Да? — протянула Элен. — Насчет пчел?
Она собралась было помочь Пэгги расставить антиквариат на полках и уже переступила порог гостиной, но Доремус жестом остановил ее. С телефоном в руках он опустился на ступеньки лестницы и, тщательно уравновесив на носке ботинка сигару, так, чтобы та не соскользнула, соединился с Висконсином.
— Дядюшка Суэн? Это Доремус... Да-да, Доремус... Нет, я не в Чикаго, я у себя в... Да, все они здоровы, насколько мне известно, все семеро... А вы и не слышали? Нет, их уже семь. Я уверен, вам посылали открытку. Карл этим летом свалился с дерева и сломал руку... Нет, то случилось прошлым летом, а в этот раз — руку... Нет-нет, слава Богу, не правую. Дядюшка Суэн, я вот по какому поводу вам звоню. Вчера в нашем округе пчелы до смерти зажалили одного человека, и... немецкие пчелы, дядюшка... Да, именно такие, как вы говорите... Нет, он знал, чем занимается, он разводил пчел уже несколько лет подряд. Все это произошло в амбаре, он опрыскал пчел какой-то дрянью, которую принял за хлороформ. Он собирался проделать с ними какие-то опыты. Но только это оказался не хлороформ, как я полагаю. Совсем другой запах. Как у спелых бананов.
Доремус поднял с ботинка сигару и сунул ее в рот, приготовившись слушать. Он ни разу не перебил своего дядю, и Элен решила было, что прошла целая вечность. За все это время лицо его несколько раз менялось. В конце концов он нахмурился, сразу посерьезнев. Элен вдруг показалось, что перед ней совсем другой человек. Дождь барабанил по крыше. Женщину внезапно охватил ужас.
— Хорошо, дядюшка Суэн, спасибо вам за информацию. И вот еще что: какой эффект может произвести призрак на улей, полный пчел? — Доремус усмехнулся и отставил от уха трубку так, чтобы и Элен смогла услышать безудержный хохот дядюшки Суэна из Висконсина.
Когда дядюшка успокоился, Доремус снова заговорил:
— Только стаканчик черносмородинового винца после ужина, дядюшка Суэн. Еще раз спасибо за информацию. Я сразу же дам вам знать, буквально в ближайшие дни... Нет, я все еще в отставке. Просто любопытствую по поводу одного дела, которое, как мне кажется, связано с убийством.
Он повесил трубку, все еще улыбаясь, но когда увидел посеревшее лицо Элен, то опустил глаза, почувствовав, что слишком далеко зашел в своей откровенности.
— Как могло случиться, что Энди убили? — тихонько спросила Элен, оглянувшись по сторонам. Она опасалась, что Пэгги может оказаться где-нибудь поблизости.
— Я в этом не уверен, — тут же пошел на попятную Доремус. — Но теперь я точно знаю, отчего все это произошло. Энди считал, будто усыпляет пчел хлороформом, и смело опрыскал целый улей, а вещество оказалось далеко не снотворным: это была эссенция пчелиного яда. Одного его запаха достаточно, чтобы пчелы взбесились до состояния массового самоубийства. Вы знаете, что пчела может ужалить только один раз, и после этого она погибает. Так вот, пчелы как будто знают это и готовы смириться со многими неприятностями, лишь бы не жалить. С другой стороны, даже самые миролюбивые пчелы жалят иногда по неизвестным причинам. Но, как объяснил мой дядюшка Суэн, все пчелы одинаково яростно реагируют на запах яда. Два раза ему приходилось сжигать перчатки — знаете, такие, до локтя, специально для пасечников, потому что они пропитались ядом, а лезть в таких перчатках в улей очень опасно — можно вызвать нападение пчелиного роя.
— Наверное, Энди просто ошибся и открыл не тот пузырек, — с грустью заметила Элен.
— В принципе это возможно. На пузырьке была этикетка «Хлороформ», а на полках стояло много бутылочек из такого же стекла и с наклейками, и без них. В какой-то наверняка должен находиться хлороформ. Я выясню это утром. — Доремус взглянул на сигару, поморщился и, решив, что уже вволю накурился, потушил ее в пепельнице. — Простите, что я сказал «убийство», это опрометчиво с моей стороны. Но только попытайтесь предположить, будто кто-то хорошо знал доктора, а заодно и его привычку днем заниматься пчелами. Этот «кто-то», пронюхав кое-какие особенности пчелиной жизни, поменял этикетки на пузырьках. Ведь, по сути, подобная выходка — то же самое, что приставить к виску доктора обрез. Только такое убийство гораздо более безопасно. Конечно, возможен и другой вариант: кто-то из его рабочих заглянул в амбар по какой-нибудь надобности, испугался пчел и, запаниковав, сбил с полок несколько баночек, а потом перепутал этикетки и наклеил их не туда, куда следовало. Надо бы отправить эти пузыречки химику или фармацевту и тщательно исследовать содержащиеся в них жидкости, а также то, насколько соответствуют им этикетки. По-моему, Хэп может это устроить.
— А что, если только на бутылочке с ядом оказалась неверная этикетка?
— Тогда я буду склонен считать, что ее наклеили умышленно.
Элен оглянулась, заметила рядом стул и тяжело опустилась на него, сложив на коленях руки.
— Но... но кто? И зачем? Энди Бриттон был... я не могу представить себе, чтобы хоть кто-то мог желать ему смерти, причем такой страшной.
— Ну, мотивы могут оказаться самые банальные. Например, давняя злоба или зависть. Сколько лет было доктору? Примерно шестьдесят пять? Да, наверное, женщины здесь уже ни при чем. — При этих словах Элен обиженно нахмурилась. — Хотя кто знает? — Доремус поставил телефон на маленький столик, встал и подошел к стеклянной двери, глядя сквозь нее на освещенную улицу, блестевшую от дождя, словно ее натерли воском. — Я бы ограничился банальными мотивами, но ведь остается еще и Майкл. Кто он такой, и что ему известно? А что нам известно о нем? Как говорит ваш племянник Крэг, этот мальчик весьма изобретателен, с безудержной фантазией и склонностью причинять зло. А еще он умеет внезапно появляться и как раз в нужный момент — поэтому я начинаю верить, что миссис Бриттон видела именно его, когда вытаскивала из амбара тело своего мужа. — Доремус задумался, взвешивая в уме это предположение. — А может, мы имеем дело не с одним, а сразу с тремя разными мальчиками, которые внешне похожи друг на друга. Ну, имеется, конечно, еще один вариант: тут не обошлось без сверхъестественных сил, как считает мисс Лоулор. Но это противоречит здравому смыслу и сводит на нет все логические изыскания следователя.
Доремус повернулся к Элен, и взгляд его несколько смягчился.
— Расскажите мне о Майкле Янге, — попросил он. — Сколько времени прошло до того, как отыскали его тело?
— А тела, собственно... и не было. Нашли только его одежду и кости. Прошло, как мне помнится, месяцев семь, прежде чем все это обнаружили в лощине, где он и замерз. Какие-то люди отправились туда собирать ягоды, ну и...
— А как он был опознан? По стоматологической карте?
— Нет. Я узнала клетчатое пальто, в котором он убегал в ту ночь. И этого... оказалось достаточно.
— Сейчас ему было бы двадцать шесть лет, верно?
— Да, — подтвердила Элен.
— Если бы он остался жив, — отчеканил Доремус, и от этих слов Элен даже чуть приподнялась на стуле, — если бы Майкл Янг остался жив после всего, что случилось, тогда мы нашли бы ответы на многие наши вопросы. Но такая возможность исключается, потому что она тоже противоречит здравому смыслу и... — Тут он встретил взгляд Элен и запнулся на полуслове, заметив, как близко к сердцу воспринимает она все сказанное. — Простите, у меня ужасная привычка рассуждать вслух. Ох ты! Уже половина девятого. Вы, наверное, мечтаете от меня избавиться.
Элен протестующе замахала руками, однако в действительности головная боль исподволь начинала одолевать ее, к тому же Элен сильно расстроилась. Не оттого, что Доремус ей не понравился, нет. Разумеется, он представлял собой личность несколько странную, но при этом человек он был симпатичный и занимательный. Просто Элен здорово задела манера Доремуса обсуждать смерть Энди, как будто все это происходило не в жизни, а на киноэкране. Доремус словно забавлялся, выдвигая все новые и новые версии. Неужели он забыл, что Энди был ее близким другом, и она до сих пор мучительно переживает его смерть. Оставшись одна, Элен часто плакала, вспоминая Энди. Однако на людях, и особенно в присутствии Пэгги, она неизменно брала себя в руки.
Элен почувствовала необходимость остаться сейчас в одиночестве. И хотя — приличия ради — она и предложила Доремусу побыть у нее еще немного, тот прекрасно понял ее состояние. Им даже ничего не надо было объяснять друг другу. Элен предложила Доремусу отвезти его домой, а Пэгги сбегала наверх и принесла плащи себе и матери.
Доремус вглядывался в ливневые потоки за окном машины, погруженный в глубокие раздумья, то и дело окутывая себя сизыми клубами сигарного дыма.
Элен же с огорчением размышляла о том, что предстоит нудная обратная дорога. И еще о том, как печально закончился этот чудесный поначалу вечер.