Колесо Бесконечности

ГЛАВА 6

Тучи сгустились снова, и к тому времени, когда они покинули Марай, начался мелкий дождик. Переходя мост, Маскелль подумала, что так и не знает, как сложатся ее отношения с Посланником Небес, действительно ли он всерьез ожидает, что она останется в столице и поможет ему. Пожалуй, он все-таки надеялся, что она взглянет на это… нечто, возникающее из песка, и скажет, что нужно делать.

«Тщетные надежды», — мрачно подумала Маскелль. Впрочем, все же едва ли старик на самом деле рассчитывал на такое простое решение проблемы… Когда они с Рианом дошли до конца моста, Маскелль вспомнила, что не попросила у Посланника Небес денег. Ладно, он ведь сказал, что пришлет кого-нибудь на станцию с известиями для нее; тогда она и попросит.

Остановившись, Маскелль глубоко вдохнула теплый влажный воздух. На сером небе громоздились черные тучи, и пешеходы торопились по своим делам, чтобы закончить их, пока Дождь не превратился в ливень. Над прилавками маленького рынка натягивали навесы из дешевой промасленной бумаги; на мощеной мостовой уже образовались лужи. Маскелль взглянула на Риана, который стоял, уперев руки в бедра, и с недовольным видом разглядывал прохожих. Дождь намочил его волосы и заставил тонкую ткань рубашки прилипнуть к телу.

— Обряд… Он действительно воссоздает мир? — спросил Риан.

Маскелль кивнула, приподнимая намокший подол мантии. У выхода из рынка виднелся деревянный навес, под которым на жаровнях кипели медные чайники, а в печи пеклись источающие аппетитный аромат булочки. Завтрак у Баримы разбудил в Маскелль страсть к настоящему чаю — слишком долго пришлось ей в провинции и среди ариаденцев довольствоваться тем, что только именовалось чаем. Она повела Риана под навес.

Маскелль прошла вглубь, подальше от других посетителей, и уселась на влажной циновке. Риан расположился так, чтобы видеть и Маскелль, и ведущий от рынка проход. У кушоритов не было принято есть вне дома; за исключением поварихи и мальчишки — ее помощника под навесом собрались одни чужеземцы. Они с любопытством разглядывали старую монахиню и молодого синтанского воина, пока Риан многозначительно не отстегнул от пояса сири и не положил его перед собой. Это заставило зевак поспешно вернуться к своему чаю и своим разговорам.

Мальчишка принес им чай в толстых глиняных кружках и банановый лист с маленькими булочками, посыпанными пальмовым сахаром. Маскелль отдала ему последнюю остававшуюся у нее монетку. Риан попробовал чай и поморщился: к кушоритскому чаю нужно было привыкнуть.

— Не знаю, как рассказать об Обряде, не используя ритуальные термины, медленно начала Маскелль.

— Я видел, что он состоит в создании карты. — Риан, нахмурясь, принялся вертеть в пальцах булочку. — Но я также понял, что этим дело не ограничивается.

— Символы — это реальность. Когда я только начинала изучать кошанские ритуалы… — «Целый век назад», — напомнила она себе. — Рассказывали, что давным-давно, когда Кушор-Ан еще только строился и двор Небесного Владыки еще не перебрался сюда из Тел-Адры, Голоса получили весть с лежащих в море островов о том, что правитель Саккары послал флот для захвата Дувалпура. Риан озадаченно поднял брови.

— Саккары?

— Я тоже никогда раньше не слышала этого названия. Никто его не знает. Когда Голоса узнали об отправке флота, приближалось равноденствие и кульминация Обряда. Они все еще создавали Колесо Бесконечности и еще не дошли до изображения Аспианского пролива, который флот должен был миновать, чтобы достичь залива Риджан и оттуда по реке подняться к Дувалпуру. Армия Империи тогда была совсем невелика, она только и могла, что защищать деревни и дороги от разбойников. Стало известно, что Сак-кара послала сотни кораблей… И когда Голоса изображали символы на Колесе Бесконечности, они слегка изменили их, и Аспианский пролив исчез. Так возникло Внутреннее море.

— А что случилось с саккарцами?

— Никто не знает. Говорят, что Голоса слишком медленно создавали Колесо Бесконечности, и флот успел войти в пролив, когда тот исчез. Потеря флота и людей была таким ударом для саккарцев, что они уже не смогли оправиться и то ли превратились в кочевников, то ли ушли на север, в города Баритана. Однако я слышала от Посланника Небес, что он считает более вероятным другое: изменив символ, Голоса на самом деле изменили все — и форму земли, и ее историю — всю реальность. — «Всю реальность…» Может ли быть, что повреждение Колеса уже влияет на мир, еще до того, как Обряд завершился? Это могло бы объяснить и появление того урода, которого показывал ей жрец на Лужайке, и необычную силу водяного духа. Мысль об этом несла тревогу. Маскелль продолжала: — Они изменили весь тот край, превратили его во что-то другое, а Аспианский пролив и Саккару отправили куда-то, где все выглядело точно так же, но рядом не было Небесной Империи, на которую можно было бы напасть. Поэтому-то мы больше и не пытаемся делать такое. Маскелль задумчиво прихлебывала чай.

— Мы не знаем, что значат все символы Колеса. Те, которые изображают обратную сторону мира, даже не видны, если только не смотреть на них сквозь Бесконечность, и мы не представляем себе, что там за земли — о них можно судить только по тому, что видно на самом Колесе.

— Существует обратная сторона мира? — со скептическим выражением лица переспросил Риан.

Маскелль кивнула.

— Кошанские жрецы низших рангов странствуют и составляют карты. Потом они приносят их сюда, чтобы библиотекари могли включить их в атласы, а Голоса — определить значение неизвестных символов. Изображения на картах и символы не всегда совпадают в точности. Существует теория, согласно которой Колесо показывает нам, как выглядел бы мир, если бы мы могли видеть его из Бесконечности.

— Владетель Марканда думал, что все кошанские жрецы — шпионы, хотя он был не настолько глуп, чтобы попытаться убить хоть одного.

— Это и правда было бы глупостью, — согласилась Маскелль. — Именно с такими происшествиями меня раньше и посылали разбираться.

Риан окинул взглядом рыночек; дождь по-прежнему барабанил по мостовой, по навесам и палаткам; над пеленой дождя в вышине словно плыли серые стены и башни Марай.

— Если твоя история правдива, — сказал он, — тогда кушориты правят миром.

— В определенном смысле. Наверное, можно сказать, что ты правишь тем, что можешь уничтожить. — Маскелль подумала, что должна была догадаться: Риан посмотрит на вещи именно с такой точки зрения. Может быть, Синтан во многих отношениях и отстает от цивилизованных стран, но в понимании пользы и угрозы, которые несет в себе государственная власть, его жители могут дать остальным очко вперед. — Недаром же наша страна называется Небесной Империей.

— Но никто об этом не знает.

— Голоса знают, — покачала головой Маскелль. — Последнее, что им открывают перед посвящением, — знание о том, что на самом деле способен сделать Обряд. Долг всех кошанских жрецов — искать людей, которые способны стать Голосами и которым можно это доверить. Так безопаснее: нужно, чтобы никто больше ничего не знал. — Маскелль глубоко вздохнула. — Впрочем, не каждый сможет создать Колесо Бесконечности, даже если будет знать — как. Нужны годы обучения: требуется не только различать символы, но и уметь вплетать их в Бесконечность. А еще приходится учиться слышать голоса Предков: только они могут направить тебя, если ты ошибешься. — Бросив взгляд на Риана, Маскелль резко спросила: — Чему ты улыбаешься?

— Я подумал о том, как владетель Марканда обделался бы, если бы знал. Подняв бровь, Риан оглядел Маскелль. — Ты имела в руках такую власть, но вместо этого попыталась захватить трон?

— Я не хотела власти над миром. А для попытки захватить трон у меня была причина. Кроме того, один человек не в силах ни создать Колесо, ни завершить Обряд в нужное время. Для Бесконечности правильный момент — это все, — хмуро добавила Маскелль. — А я уже много лет выбираю его неудачно. Она неохотно отставила кружку. — Пожалуй, нам лучше вернуться на станцию.

Они вышли из-под навеса и стали спускаться по лестнице, ведущей к площади. Маскелль засмотрелась на разложенные на циновке дыни и тыквы; продававшая их женщина оглядывала прохожих, словно гадая, не стоит ли свернуть торговлю пораньше. Маскелль заметила, как торговка взглянула в ее сторону и вытаращила глаза. Боязнь быть узнанной чуть не сыграла с Маскелль скверную шутку: она не сразу поняла, что женщина смотрит не на нее, а на кого-то у нее за спиной. Маскелль резко обернулась, поднимая над собой посох. Она успела увидеть на лестнице — всего двумя ступенями выше оборванца с короткой дубинкой в руках. Прежде чем она успела сделать хоть какое-то движение, из толпы на лестнице вынырнул Риан и перехватил поднятую дубинку. Оборванец с воплем растянулся на ступенях.

Толпа с испуганными криками разбежалась. Маскелль наклонилась над нападавшим, которого Риан прижал к мокрому камню, заломив руку за спину так, что при попытке вырваться кость сломалась бы. В глазах оборванца она прочла лишь вполне человеческие злобу и страх. Маскелль повернулась к Риану:

— Он не посланец духов. — Прищурившись, она оглядела пленника. — Тут дело в политике. Кто тебя послал? Мирак? Дизара? Или сам Райф?

Злоумышленник оскалил зубы, но ничего не сказал.

— Тебе нужны ответы? — поинтересовался Риан.

На лице пленника отразился ужас. Спокойная деловитость Риана пугала больше любых криков и угроз.

— Нет. — Маскелль выпрямилась и оперлась на посох; дерево и серебро были еще мокрыми после дождя. — Это не имеет значения. Отпусти его.

Риан был явно недоволен таким решением, но поднял пленника на ноги и пинком вышвырнул его на площадь. Тот упал, покатился по камням, вскочил и кинулся бежать.

— Это был вор, сестра? — спросил один из рыночных торговцев. Вокруг собралась растерянная толпа. Некоторые районы Дувалпура становились небезопасны после наступления темноты, но только не Город Храмов, не окрестности Марай; а уж монахиня могла ничего не опасаться где угодно. Жителям трудно было поверить, что в их собственном городе может быть совершено нападение на жрицу Кошана: даже увидев человека, пытавшегося нанести смертельный удар, они не хотели верить собственным глазам.

— Да, вор, — подтвердила Маскелль.

Риан, прищурив глаза, следил за убегающим человеком.

— У тебя здесь много врагов, — заметил он.

— Ну да, — признала Маскелль.

Зеваки, поняв, что ничего больше не случится, разошлись.

— Быстро же тебя нашли, — сказал Риан. — Может быть, кто-то на почтовой станции тебя узнал и предупредил твоих врагов. — Он посмотрел на Маскелль и задумчиво добавил: — Это мог быть и жрец из храма.

Маскелль хотела возразить, но вспомнила, что ничего не знает о переменах среди власть имущих, произошедших за последние годы.

— Может, так, а может, и нет. Ты видел, откуда он появился?

— Он действовал неумело. Я заметил его, как только мы дошли до лестницы. Он ждал с другой стороны стены — у рва.

Маскелль сама себе кивнула. Если человек находился так близко от Марай, он не мог быть зачарован. В пределах Дувалпура с трудом, но можно было прибегнуть к темной магии, однако связь Марай с Бесконечностью была так велика, что разрушила бы любую меньшую силу. Она двинулась через рынок; люди, прятавшиеся от дождя под навесами, оживленно обсуждали происшествие. Это должно было бы отпугнуть сообщников убийцы, если они у него имелись.

— Разве он тебя не видел? — спросила Маскелль.

— Я задержался на верху лестницы, — покачал головой Риан, — чтобы он подумал, будто мы расстались. Он очень спешил и кинулся на тебя, не убедившись, что меня нет рядом. — Риан передернул плечами, стряхивая напряжение, как воду. — Раз он напал на тебя здесь, твои враги не знают, где мы остановились. Если повезет, они не смогут нас выследить, но особенно на это не рассчитывай.

— Понятно.

«А ведь ты мог бы предупредить меня об этом человеке».

Зеваки теперь больше глазели на Риана, чем на нее: уж очень необычно, чтобы монахиню сопровождал телохранитель, а особенно воин из дальних стран. Маскелль сказала себе, что ей следовало бы не спешить и хорошенько подумать, прежде чем обзаводиться синтанским кьярдином, раз уж он стал ее любовником. Телохранитель ей не был нужен, а вот в любовнике она нуждалась. Впрочем, может быть, она просто хотела, чтобы у нее появился друг.

«Нет, нужно быть честной. Я определенно хотела, чтобы он стал моим любовником. — Все остальное добавилось само собой. — А вот если бы я не спешила и хорошенько подумала, я все равно оказалась бы в Дувалпуре, в тех же самых обстоятельствах, но только в лучшем случае с огромной шишкой на голове и к тому же одинокой».

Когда они добрались до почтовой станции, оказалось, что ариаденцы уже дают представление. Жители Дувалпура обычно не высовывали носа из дома во время сезона дождей, но путешественники, оказавшиеся на станции, еще не научились такой осмотрительности. Маскелль увидела, что фургоны передвинуты и стоят полукругом, а огромная, написанная маслом на полотне декорация, изображающая горный склон, натянута между фургонами Растима и Фирака. Под ней на мокрой земле сидела группа путешественников и их детей, а Гардик, Тераза и Дория разыгрывали сокращенный вариант ариаденской комедии. Развешанные на стенках фургонов фонари придавали всей сцене почти веселый вид.

Растим сидел на подножке своего фургона, с довольным видом следя за представлением. Когда Маскелль подошла к нему, он прошептал:

— Здесь хорошее место для актеров. Мы оповестили только тех, кто остановился на станции, и смотри, сколько народа собралось, даже несмотря на дождь.

Маскелль уселась с ним рядом. Сиденье было влажным, но все же натянутое полотнище в какой-то мере защищало от дождя.

— Это хорошо, потому что дождь кончится очень не скоро.

Риан, прислонившись к фургону и оглядывая двор, что-то мрачно пробормотал себе под нос по-синтански. Растим раздраженно посмотрел на него. На кое-как сколоченной сцене актеры разыгрывали сложную пантомиму: Гардик делал вид, что подкрадывается к Теразе, а Тераза, в свою очередь, притворялась, будто подкрадывается к Дории. Зрители смеялись и одобрительно топали.

— Как нам обратиться к верховному жрецу, — Растим из осторожности перешел на совсем тихий шепот, — насчет проклятия?

Гизар утихомирился, как только попал в Илсат Кео; в пределах города от него можно было не ожидать неприятностей. Маскелль собиралась с помощью Растима и, может быть, Фирака оттащить куклу на следующий день в Марай. Она открыла рот, чтобы сказать об этом, но тут заметила блеск синих шелков, который не могли скрыть ни дождь, ни туман: в ворота почтовой станции сворачивал большой паланкин. Риан тоже его увидел и бросил на Маскелль встревоженный взгляд.

— Нет, синий цвет означает, что паланкин — из храма, — успокоила она его.

Когда паланкин приблизился, стало видно, что его окружает храмовая стража на лошадях и несколько жрецов с клеенчатыми зонтиками в руках. Торговцы и путешественники, которых не выманило из их повозок представление, теперь с любопытством выглядывали в окна.

Представление прервалось: ариаденцы замерли, увидев приближающуюся группу, а зрители обернулись к вновь прибывшим. Храмовая стража рассыпалась по станции, отгородив фургоны труппы от остального пространства двора. Стоявший рядом с Маскелль Риан напрягся, и ей пришлось взять его за руку и потянуть в сторону. Он неохотно подчинился; Маскелль подумала, что чувствует себя как охотник с двухсотфунтовым гепардом на поводке, который может только надеяться, что зверь ему подчинится. Риан продолжал настороженно следить за стражниками.

Занавеси паланкина раздвинулись, жрецы со своими зонтиками выстроились цепочкой, а двое помогли седоку выйти. Это оказался Посланник Небес. Отстранив помощников, он оперся на посох и стал, обходя лужи, пробираться к навесу из декорации. Зрители почтительно раздвинулись, давая ему дорогу. Конечно, многие путешественники, только что прибывшие в Дувалпур, не знали, кто этот старик, но по той торжественности, с которой он прибыл, поняли, что перед ними важная персона. Посланник Небес стал медленно садиться, и молодой жрец кинулся к нему и подсунул плетеную циновку прежде, чем пола синей мантии коснулась грязи. Старик уселся поудобнее и махнул рукой актерам:

— Продолжайте.

После мгновенного замешательства представление возобновилось. Дория, заикаясь, произнесла очередную реплику, но дальше все пошло гладко.

— Кто это? — шепотом спросил Маскелль Растим.

— Верховный жрец, — сообщила та. Растим в ужасе вытаращил глаза.

— Эта пьеса совсем для него не подходит!

— Ему все равно.

Растим застонал, потом погрузился в обреченное молчание.

Через некоторое время, когда стало ясно, что храмовая стража так и будет стоически мокнуть под дождем, а младшие жрецы уныло жаться под краем навеса, Риан чуть отодвинулся от Маскелль: его напряжение немного ослабло.

— Он часто так делает? — спросил синтанец.

— Нет, — ответила Маскелль. Она заметила, что Растим внимательно прислушивается к их шепоту. Посланник Небес вежливо смотрел на сцену, хотя никак не реагировал на то, что делали или говорили актеры. Возможно, он глубоко погрузился в медитацию и совсем не замечает, что происходит. — Ему трудно удаляться от храмов и каналов. — Маскелль заколебалась, не зная, как объяснить это, не прибегая к кошанским терминам, которых ни один из мужчин не поймет. — Здесь, в Кушор-Ате, символы и реальность — почти одно, а храмы — очень могущественные символы. Посланник Небес тоже символ, и ему трудно, привыкнув к этому, снова стать просто человеком.

Растим задумчиво потер подбородок.

— Как стал он Посланником Небес? Его выбирали голосованием другие высшие жрецы?

«Голосованием?» — озадаченно подумала Маскелль. Ну и странный народ эти ариаденцы! Вслух она ответила:

— Он умер.

И Растим, и Риан вытаращили на нее глаза.

— Умер? — переспросил Растим.

— Чтобы стать Посланником Небес, нужно настолько приблизиться к Бесконечности, настолько слиться с ней, чтобы уходить в нее и возвращаться по желанию. Однажды утром верховный жрец умер, а когда его стали хоронить, сел на катафалке и попросил чаю. — Маскелль мрачно улыбнулась. — В столице есть еще один или два кошанских жреца, которые могут проделать такое, а в Джунглях скрываются несколько очень могущественных отшельников. Они просто очень осмотрительны: не позволяют никому видеть себя и навязывать обязанности Посланника Небес.

Маскелль почувствовала, что Растим и Риан переглянулись у нее за спиной, на время забыв о своей вражде. Потом Риан спросил:

— А как становятся Голосом Карающего?

Растим беспокойно зашевелился, опасаясь того, каким может оказаться ее ответ.

— Это долгая история, — только и сказала Маскелль. Не рискуя больше вспоминать о смерти, Растим вернулся к прежней теме:

— Значит, верховный жрец всегда остается в городе?

— В городе — всегда; обычно он находится в одном из храмов. Ему легче путешествовать по каналам, чем по улицам.

После недолгого молчания Риан спросил:

— На тебя ведь тоже все это распространяется, верно? Храмы, границы… Ты тоже чувствуешь неудобство, когда покидаешь их?

Уж очень он догадлив… Маскелль провела рукой по его волосам в тщетной попытке отвлечь и неохотно ответила:

— Теперь уже нет.

Риан, сдвинув брови, внимательно посмотрел на нее. Растим тревожно прошептал:

— Тогда зачем он сюда явился?

Маскелль заметила, что ворота станции снова отворились, и ее глаза сузились.

— Вот и ответ на твой вопрос. Смотрите.

В ворота въехали трое всадников в полированных стальных нагрудниках и высоких шлемах дворцовой гвардии. Увидев паланкин и храмовую стражу, они остановились, и один из воинов стал о чем-то расспрашивать смотрителя станции. Тот выразительно пожал плечами. Ближайший к воротам конный стражник храма повернул к ним своего коня, так что пришельцы поняли: их появление не осталось незамеченным.

— Они явились арестовать нас? — нервно поинтересовался Растим.

— Они не могут этого сделать, — покачала головой Маскелль. — Мы ведь ничего не украли и никого не убили. Думаю, их послали вежливо попросить нас — меня — покинуть город.

Еще через мгновение гвардейцы повернули коней и уехали, а смотритель затворил за ними ворота.

— Посланник Небес никогда не совершает торжественных выездов, — сказала Маскелль. — Он явился на представление, чтобы его здесь увидели и некоторым людям стало ясно, что мы — я - находимся под его покровительством.

Риан все еще мрачно смотрел на ворота.

— Тот, кто послал их, не пойдет наперекор Посланнику Небес? Даже в том, чего очень хочет?

Маскелль хотела ответить, но на мгновение ей показалось, что она краем сознания уловила шепот Предков. Она прислушалась, но если они и правда говорили с ней, послание промелькнуло слишком быстро.

— Нет. Нет, не пойдет ни в чем. — Углы ее губ дрогнули в иронической улыбке, но она сказала себе, что не погрешила против истины. — Даже в том, что касается меня.

Когда представление закончилось, зрители поспешили разойтись по своим фургонам: ливень сменился нудным дождиком, и темные тучи на небе не сулили перерыва в нем. Посланник Небес остался сидеть на своей циновке, глядя на актеров с благосклонной улыбкой. Поскольку свою роль они исполнили, стражников и жрецов он отослал, велев им вернуться с паланкином ко времени следующей медитации. Когда ариаденцы поняли, что старик намерен остаться с ними на весь вечер, они перепугались. Растим, чуть не плача, оттащил Маскелль за фургоны и стал спрашивать, что можно подать гостю на ужин.

— То же, что старая Мали собиралась дать всем остальным. Ох, я забыла сказать тебе: не покупайте ничего у смотрителя, тут неподалеку есть рынок.

— Рынок мы нашли! Но он… ведь он… — Коротышка беспомощно развел руками, не находя подходящих слов.

— Кошанские жрецы — аскеты, Растим. К тому же Посланнику Небес за сто лет, он теперь мало что может есть. Немного дыни или таро — как раз то, что нужно.

Растим немного успокоился и осторожно посмотрел из-за фургона на старика. Дочка Киллии, обычно опасавшаяся незнакомых людей, уселась рядом со жрецом и показывала ему своих деревянных кукол. Посланник Небес с серьезным видом разглядывал их, и малышка решила забраться к нему на колени.

— Самое высокопоставленное лицо, когда-либо посещавшее наш театр в Ариаде, был смотритель Орад-делла, — сказал Растим.

— Угу, — кивнула Маскелль, которая никогда не могла разобраться в иерархии ариаденских чиновников. — Хорошо что Посланник Небес посетил нас сегодня, какова бы ни была причина этого. Мне нужно попросить у него денег.

Растим потрясенно вытаращил на нее глаза.

Обитатели почтовой станции не сразу успокоились после всех волнующих событий, однако постепенно все вошло в свою колею, и дым жаровен и костров, на которых готовился ужин, смешался с изморосью и туманом. Ариаденцы притащили все свои циновки и несколько одеял и расстелили их на мокрой земле вокруг костра; Посланник Небес сел ужинать вместе со всеми. Старая Мали побывала на рынке, и к обычному печеному таро и рису добавились дыня и папайя. Как Маскелль и предсказывала, Посланник Небес не счел простую еду чем-то необычным, хотя и съел очень мало.

Подмигивание и гримасы Растима наконец привлекли внимание Маскелль; она вспомнила, что нужно обсудить судьбу Гизара. Повернувшись к Посланнику Небес, Маскелль сказала:

— У моих друзей случилась неприятность. На одну из их кукол наложено проклятие. — Старик кивнул, как будто только и занимался такими вещами. Это случилось в Корваленте. Они прогневали правителя по имени Акавир.

— Корвалент… — с легким неодобрением протянул Посланник Небес. — Они там очень неразумно пользуются своей силой.

— И никакого чувства юмора, — пробормотал Гардик, высунувшись из своего фургона.

— Кукла доставляла много беспокойства по дороге в город, — продолжала Маскелль. — Думаю, проблема была бы решена, если бы поместить ее на внешнюю галерею Марай на время новолуния — ты все равно будешь в храме, чтобы завершить Обряд. — Ариаденцы прислушивались к разговору, затаив дыхание.

Посланник Небес кивнул:

— Принеси ее завтра, и я распоряжусь. — Раздались вздохи облегчения, а Растим даже закрыл лицо руками. Старик добавил: — Вы окажете мне честь, если переберетесь в помещение для гостей при храме.

Все ариаденцы как один посмотрели на Маскелль. Риан, сидевший там, куда почти не доставал свет костра, встревоженно привстал.

Маскелль задумчиво посмотрела на старого жреца.

— Ты приглашаешь нас всех?

— Конечно.

Ариаденцы начали перешептываться; в их голосах звучал и страх, и любопытство. Растим с обреченным видом поднял глаза к небу.

— Мы ехали сегодня весь день, — покачала головой Маскелль, — и перебираться куда-то еще не будем. Мы явимся в дом для гостей, но завтра.

Посланник Небес нахмурил седые брови.

— Завтра?

— Завтра.

Они в упор смотрели друг на друга несколько мгновений, потом старик вздохнул и склонил голову.

— Хорошо. Но я оставлю здесь несколько стражников, чтобы ваш покой не был нарушен.

Оттуда, где сидела Маскелль, ей не было видно Риана, но она готова была биться об заклад: его такое предложение не обрадовало.

— Ты думаешь, что опасность так велика?

— Может быть — да, может быть — нет, — нетерпеливо махнул рукой Посланник Небес. — Предстоящее нам дело слишком важно. Я не хочу, чтобы какие-то… неразрешенные противоречия из прошлого помешали завершению Обряда Года.

«Если учесть, как Обряд Года шел до сих пор, прервать его, возможно, было бы лучшим решением», — мрачно подумала Маскелль.

— Хорошо.

Вскоре прибыл паланкин, и Посланник Небес со своими жрецами отбыл, но храмовая стража осталась: один человек под навесом рядом с воротами и еще пятеро — вокруг фургонов ариаденцев. Растим отвел Маскелль в сторонку и озабоченно спросил:

— Что это за место, куда мы должны отправиться?

— Дом для гостей при храме. В нем обычно останавливаются странствующие кошанские жрецы из провинций или те, кто является к Посланнику Небес. Растим все еще казался встревоженным, и Маскелль наконец догадалась, в чем дело. — Платить там не нужно.

— Ну, тогда все в порядке, — с облегчением протянул Растим. — А представления давать там можно?

— Наверное. Двор при доме достаточно велик. Растим вернулся к остальным актерам, чтобы сообщить им радостные известия, а Маскелль ушла в свой фургон, предоставив ариаденцам возможность все обсудить между собой.

Постепенно все стихло. Прошло еще несколько минут, потом подножка фургона скрипнула, дверь открылась, и внутрь скользнул Риан, что-то бормоча себе под нос.

Маскелль придержала закачавшийся фонарь. Она сидела на выцветших одеялах, кутаясь в последнюю сухую мантию, которая у нее осталась. Это была мейдунская одежда — не белая или синяя, а красная, с черной вышивкой по вороту и подолу. Ночью стало холодно, и Маскелль порадовалась теплой мантии.

— Что ты там делал? — спросила она Риана.

— Удостоверялся, что нас отсюда выпустят. — Он растянулся на полу, где сразу образовалась грязная лужа.

— Стражники здесь для того, чтобы защитить нас в случае надобности, серьезно сказала Маскелль, хотя углы ее губ кривила улыбка.

Риан поднял глаза к потолку, прося, по-видимому, у богов терпения.

— Они отпугнут любых непрошеных гостей, — более деловито добавила Маскелль.

Риан с недовольным видом приподнялся на локтях. Маскелль задумчиво посмотрела на него и протянула:

— Ты все перепачкал.

— Грязь и так уже проникла всюду. Нет такого места от Риджанских Столбов до Маисского залива, где все не было бы покрыто грязью.

— Грязи нет и не будет в этой постели. Намек подействовал.

Позднее, когда одежда Риана мокрой грудой лежала на полу, а сам он вытянулся рядом с Маскелль на узкой койке, она, поглаживая его по спине, примирилась с тем фактом, что совсем не намерена отослать его прочь. Наверное, это эгоистично с ее стороны… Да нет, не наверное, а точно. Признание собственных ошибок и слабостей — важный шаг в обретении мудрости, но она, похоже, просто застряла на этой стадии и не делает ничего, чтобы ошибки исправить.

— Умеешь ты читать? — спросила Маскелль Риана.

— Что именно читать? — Он прижимался губами к ее шее, и голос его прозвучал глухо.

— Что угодно. Может быть, ты знаешь анрин? — Анрин представлял собой письменный вариант кушоритского языка и употреблялся в Небесной Империи повсеместно (за исключением разве что непроходимых джунглей, где обитали дикие племена) для хозяйственных нужд; ему обучали или деревенские жрецы, или странствующие монахи. В дальних провинциях существовала, правда, собственная письменность, но, как было известно Маскелль, ею мало кто пользовался, кроме чиновников и жречества.

— Что такое анрин?

— Тебе придется ему научиться. — Если они пробудут в Дувалпуре долго а все шло к тому, что так и случится, — умение читать и писать Риану понадобится.

«Ты снова грешишь излишней самоуверенностью», — предостерегающе прошептал внутренний голос.

Риан что-то проворчал и потерся носом о шею Маскелль, явно пытаясь отвлечь ее от разговора.

— Здесь от личного телохранителя обязательно требуется умение читать.

Риан красноречиво фыркнул, но спорить не стал.

— Так кем в Синтане является Тарпот? — спросила Маскелль.

Вопрос наконец задел Риана за живое, и он поднял голову. Волосы его были взлохмачены, в глазах горел озорной огонек.

— Это покровитель правосудия, преследователь воров и убийц.

Маскелль взъерошила его волосы.

«Что за странное совпадение…»

Кошанское учение гласило, что совпадений не бывает. Карающий и другие Предки расставляли фигуры на доске, но правил игры не сообщали.

Риан приподнялся на локте и задумчиво взглянул на Маскелль.

— Расскажи, как ты стала Голосом Карающего.

— Это было очень давно, — неохотно ответила она.

Риан устроился на койке поудобнее, явно собираясь терпеливо ждать, пока Маскелль надумает все ему рассказать. Она вздохнула и сдалась.

— Когда я была девочкой, я жила в Рашете, деревне в нескольких милях к западу от столицы. Власти тогда еще ничего не знали о том, что в окрестностях колдун, научившийся темной магии где-то на Востоке, создал новый культ. У колдуна был галдани…

— Это еще что?

— Галдани — дух из Бесконечности, чем-то осквернивший себя и возвращенный в наш мир. Это…

— Демон.

— Ну хорошо, демон, — согласилась Маскелль, раздраженно потянув на себя одеяло. — Колдун добывал для него пропитание, посылая своих приверженцев нападать на путников, да и вообще на любого, кто оказался бы на дороге после наступления темноты. Галдани пожирал их сердца и почки. — Воспоминание оказалось неожиданно ярким: Маскелль тогда впервые столкнулась с насильственной смертью. Покачав головой, она продолжала: — Никто не знал причины: люди просто находили в придорожных канавах и на рисовых полях изуродованные тела. Правитель провинции послал за войсками, чтобы прочесать джунгли, но на то, чтобы их собрать, требовалось время, а в народе тем временем росла паника. Тогда-то Карающий впервые и заговорил со мной.

Риан после паузы спросил:

— Что он тебе сказал?

— Он не всегда говорит словами, — улыбнулась Маскелль. — Это трудно объяснить… И не забывай: Карающий на самом деле не «он». Карающий — дух, сила. У духов нет языка, они не могут говорить, как люди, они даже думают не так, как мы. Карающий показал мне колдуна и галдани, а также как сделать, чтобы галдани умер. Я отправилась к колдуну и заставила необходимое случиться. — Маскелль откинула голову и стала смотреть вверх; пламя свечи бросало отсветы и тени на висящих под потолком кукол. — В тот, первый раз мне очень повезло. А может быть, дело было не в везении. В Дувалпуре как раз умер прежний Голос Карающего. Я этого не знала, я вообще тогда еще ничего не знала. Однако когда Посланник Небес и другие жрецы стали искать новый Голос, Предки направили их в Рашет, и там они нашли меня. А также множество мертвых приверженцев культа галдани.

Риан провел пальцем по растрепанной косичке Маскелль.

— Именно так и выбирают Голос Карающего? Прежний умирает и Карающий указывает на нового?

— Да. Потом мы все пришли к заключению, что было бы лучше, если бы Голосом стал жрец, прошедший обычную кошанскую подготовку. Когда мне пришлось провести некоторое время отшельницей, я оказалась далека от смирения.

— Но что… — снова начал Риан.

— Хватит вопросов. — Рассказ оживил для Маскелль прошлое более ярко, чем ей хотелось бы. Наклонившись, она закрыла рот Риана своим, и на сей раз тот не стал возражать; скоро ему удалось отвлечь Маскелль от всяких серьезных мыслей.

На следующий день на рассвете за ними явился жрец в сопровождении двух послушников. Ариаденцы никогда не были ранними пташками: они привыкли давать представления вечером, а отправляться в путь в середине дня. После долгого совместного путешествия Маскелль тоже начала приобретать такую привычку; ей теперь легче было не спать несколько ночей подряд, чем проснуться на рассвете.

Дождь прекратился, как это часто случалось по утрам в дождливый сезон, и актеры, пошатываясь спросонья, свернули служившую навесом декорацию и стали собирать пожитки. Старик жрец — судя по татуировке на лбу, имевший шестой ранг, — должно быть, давно привык к необычным распоряжениям Посланника Небес и теперь спокойно наблюдал за суматохой.

Дом для гостей располагался недалеко, а улицы в этот ранний час были еще пустынны, так что фургоны преодолели небольшое расстояние без особых затруднений. Старик жрец отпустил храмовую стражу и сам показывал дорогу, идя рядом с фургоном Маскелль, чем шокировал ариаденцев и вызвал удивление у Риана. Когда они свернули на широкую тенистую улицу с большими домами за деревянными заборами, Растим, сидевший на козлах рядом с Маскелль, забеспокоился, туда ли они едут.

Жрец распахнул ворота здания, расположенного сразу за Марай; окруженный деревянным забором двор тянулся до канала, опоясывающего храм. Маскелль заметила, как внимательно осмотрел забор Риан, и поняла по выражению его лица, что тот успокоился: назначением ограды явно было лишь обеспечить покой и тишину, и любой человек легко бы через нее перелез. Сам дом был двухэтажным, вдоль второго этажа тянулась широкая веранда, затененная выступом крыши и высокими деревьями во дворе. Вдоль всей улицы тянулись похожие здания: здесь жили богатые торговцы и дворцовые служители.

Утоптанную землю двора в определенной мере защищали от дождя широкие листья росших здесь деревьев. За домом располагалась площадка для фургонов и загон для быков; там также были ворота, выходящие на лестницу, которая вела к каналу. Под деревянным навесом в углу двора виднелись каменная печь и открытый очаг кухни.

Маскелль слезла с козел и потянулась, предоставив старику жрецу убеждать ариаденцев в том, что именно в этот дом их пригласил Посланник Небес и что можно поставить фургоны во дворе, а быков накормить приготовленным в кормушках сеном. По вымощенной камнем дорожке она двинулась к дому.

Толстые балки служили опорой второго этажа и одновременно отделяли друг от друга складские помещения и ванные комнаты, расположенные на первом. Маскелль по лестнице поднялась на веранду. Циновки, висевшие между столбами как защита от дождя и солнечных лучей, были подняты, но явно совсем недавно: внутренние помещения еще пахли затхлостью.

На втором этаже имелась большая комната, где постояльцы ели и общались, и несколько спален, где могли разместиться группы приезжих или большие семьи. Дом был прекрасно отделан: резьба на дверях и карнизах отличалась изяществом и тонкой работой, цвета лаковой росписи на стенах — успокаивающей мягкостью. Сюжеты картин не оскорбили бы ничей вкус: красивые сады, нарядные женщины за ткацкими станками, играющие дети, слуги, снующие по богатой кухне, лодки на канале. Над низкими столиками и коврами на полу большой комнаты висели бронзовые светильники, в спальнях у стен ждали гостей большие скатанные в рулоны спальные матрацы, кипы одеял и маленькие деревянные сундучки для одежды. У Маскелль возникло странное чувство, когда она прошла по комнатам, хотя и было известно, что для тех, кто здесь живет, — это лишь временная обитель: прошло очень много времени с тех пор, как она бывала в настоящих домах. Семь лет.

Маскелль вернулась в главную комнату и смотрела в окно, когда по лестнице поднялся Риан.

— Растим желает знать, сколько еще путешественников живет здесь помимо нас.

— Скажи ему, что сорок или пятьдесят, — улыбнулась Маскелль.

Риан обошел комнату, оглядываясь настороженно, но с одобрением.

— Так это помещение для гостей? — спросил он.

— Да, — медленно протянула Маскелль. — Все храмы имеют несколько таких домов. — Впрочем, Риан это уже знал из их разговора прошлой ночью.

— Над дверью вырезано лицо демона — Карающего. Маскелль вздохнула. Она никак не могла понять, к чему он клонит.

— Это только одно из воплощений Карающего, и он не демон. В большинстве домов есть такие изображения — они приносят удачу. — Обилие в этом здании изображений Карающего послужило, возможно, причиной того, что их здесь поместили.

— Так этот дом не был твоим?

— Что? Нет. — Теперь стало ясно, что его тревожит. Маскелль отвернулась. — Мой дом сгорел.

По лестнице вприпрыжку взбежал сын Фирака Тае, заглянул в дверь и остановился, полный изумления. Придя в себя, он сообщил Маскелль:

— Старик снова здесь.

«Это, надо полагать, означает, что прибыл Посланник Небес», — подумала Маскелль. Она вышла на веранду и спустилась по лестнице; Риан последовал за ней. Ворота в глубине двора были распахнуты, сквозь них был виден канал и задний фасад Марай. У подножия ведущей к воде лестницы покачивалась широкая барка с белым навесом. Ветерок играл крошечными колокольчиками на задернутых белых шелковых занавесях. Несколько юношей — то ли слуг, то ли послушников (все они были в одинаковой парусиновой одежде гребцов) — спрыгнули на берег и стали отдергивать занавеси.

Маскелль двинулась вниз по ступеням; ее тут же охватило густое влажное тепло, поднимающееся от воды. В барке, держа в руках посох, сидел Посланник Небес. Маскелль прислонилась к одному из шестов, поддерживающих навес, и сказала:

— Не думаю, что ты явился, чтобы вместе с нами приветствовать восход.

— Я прибыл, чтобы забрать тебя в Марай. Нужно очень многое сделать, ответил старик, кинув на нее суровый взгляд.

Маскелль не могла припомнить, чтобы давала согласие провести целый день, беспомощно глядя на разрушающееся Колесо, но такой план был не хуже любого другого. Она сделала шаг назад, чуть не наткнувшись при этом на стоящего рядом Риана, и крикнула:

— Растим, принеси Гизара: мы отправляемся в Марай. Растим и Фирак бегом кинулись за ящиком с куклой, остальные ариаденцы запрыгали от радости. Посланник Небес вздохнул и поправил мантию. Маскелль прислонилась к борту, пытаясь обдумать ситуацию. Лучше всего начать сначала… Она снова сунула голову под навес.

— Есть кое-что, что мне нужно сделать.

— Что еще? — поинтересовался Посланник Небес.

— Я хочу повидать Верана — того, кто все заварил.

Молодой жрец находился не в Марай, а в лечебнице при Гила Стеле, небольшом храме, являвшемся частью той сети святилищ и каналов, что концентрировала силу Бесконечности, направляя ее в Марай. Немного поворчав, Посланник Небес отвез туда Маскелль и Риана в своей барке и призвал Ниару, главную жрицу Гила Стела, чтобы та проводила их в лечебницу. Сам же он вместе с дрожащим от страха Растимом и Фираком отправился в Марай, чтобы распорядиться о помещении ящика с Гизаром в нужное место.

Лечебница занимала три этажа длинного каменного здания, примыкавшего с запада к Гила Стелу. Кошанское учение гласило, что свободное движение воздуха почти так же важно для здоровья тела, как и свободное движение воды, поэтому лечебница имела большие окна; защищавшие их от дождя и солнца наклонные рамы с натянутым на них полотном позволяли ветерку гулять по внутренним помещениям.

Ниара встретила посетителей на нижней галерее храма около квадратных фонтанов, из которых черпали воду для питья; отсюда же вода подавалась в каналы, окружавшие лечебницу и помогавшие исцелению больных. Ниара была молода для своего ранга, и Маскелль подумала, что жрица, должно быть, еще оставалась странствующей монахиней или послушницей, когда сама она покинула столицу. Впрочем, главная жрица приветствовала Маскелль с настороженностью, показывавшей, что она прекрасно знает, кто перед ней.

Ниара провела Маскелль и Риана в большую комнату, тихую и прохладную. Резьба на поддерживавших потолок колоннах изображала лекарственные растения вперемежку с именами Предков и духов-целителей. Больные лежали на матрацах вдоль стен; рядом с каждым стояла жаровня, дававшая тепло холодными ночами. Ближе ко входу многие пациенты сидели на своих матрацах, разговаривая друг с другом или играя в шашки. В глубине комнаты находились тяжелобольные, закутанные в одеяла; они или спали, или молча терпели боль. Один из служителей в синей мантии встретил посетителей у входа и повел к каменной лестнице в дальнем углу.

Следуя за сопровождающим, Маскелль заметила, что Риан озирается по сторонам, словно не веря своим глазам. Наконец она спросила:

— Что с тобой?

— Для кого предназначено это место?

— Для кого угодно, — пожала плечами Маскелль. Среди больных было несколько кошанских жрецов различных рангов, но большинство составляли рыночные торговцы и жители окрестных кварталов. Некоторые из них, наверное, промышляли попрошайничеством, но сейчас отличить нищих от остальных было трудно: в лечебнице ежедневный прием ванны был обязателен и к тому же выдавалась чистая одежда.

— Здесь даже не воняет, — пробормотал Риан.

На самом деле помещение не было таким уж безупречно чистым: один из служителей собирал грязную посуду, а другой убирал за больным, которого только что вырвало.

— Мне, пожалуй, следует порадоваться, что я никогда не бывала в Синтане, — сказала Маскелль, поднимаясь по лестнице.

На верхней площадке их ждал главный целитель. Он был стар, хотя и не выглядел таким древним стариком, как Посланник Небес. Маскелль знала его много лет назад, когда он еще только стал главным целителем. Лицо старика было мрачным. Маскелль не могла бы сказать, чем это вызвано: ее приходом или состоянием его нового пациента.

Веран находился в дальнем конце помещения второго этажа; от других больных его отделяла расписная деревянная ширма. Около матраца, на котором лежал Веран, терпеливо сидел, скрестив ноги, служитель лечебницы, молодой монах. Поблизости стоял кувшин с водой и плошка с намоченными в целебном снадобье тряпками; от нее исходил сильный запах ивибры, шафрана и других лекарственных растений. Больной был укутан в одеяла, рядом стояла полная углей жаровня, но молодой жрец все равно дрожал в ознобе. Глаза его оставались открыты, частое дыхание с шумом вырывалось из груди, как будто Веран быстро бежал.

Маскелль опустилась рядом с больным на колени.

— Есть ли улучшения? — спросила Ниара главного целителя. Тот покачал головой.

— Похоже, все без изменений. Его мучает лихорадка, ему все время холодно, однако никаких других признаков болезней, сопровождающихся подобным ознобом, нет, и никакие обычно применяемые в таких случаях лекарства не помогают. Больной все время что-то говорит, но по большей части совершенно невразумительно, и даже нельзя сказать, понимает ли он сам свои слова. Маскелль подняла глаза.

— О чем он говорит? Главный целитель нахмурился.

— О том, что его преследует какое-то существо, а также об Обряде Года. — Старик беспомощно развел руками. — При такой лихорадке больные часто видят кошмары.

Маскелль положила руку на лоб молодого человека. Его кожа была сухой и горячей, как и говорил целитель. Взгляд воспаленных глаз обратился на Маскелль, но остался туманным. Начавшие отрастать на бритой голове волосы укололи ладонь Маскелль. Она не почувствовала присутствия темной силы, ничего похожего на жестокую магию, лишившую того крестьянского парня рассудка и души и пославшую его в их лагерь со смертью в руках.

«Если бы та сила и поразила его, она не могла бы оставаться здесь, в этом месте».

Да и вообще ничто подобное невозможно в городе, а уж тем более в Марай или любом другом храме. Ведь силы, преследующие ее, не обладают сознанием, которое позволило бы им выбрать для нападения именно время Обряда Столетия.

«Нужно обойти три раза вокруг миртового дерева, чтобы отвратить беду, подумала Маскелль. — Остается только надеяться, что они не обрели сознания. — Маскелль тряхнула головой, недовольная собой. — Откуда известно, что все это связано с тобой? Нужно рассмотреть все возможности».

— Ты знаешь, где находишься? — мягко спросила она молодого жреца.

Его взгляд бессмысленно метнулся по сторонам, потом сосредоточился на Маскелль.

* В Марай, — прошептал больной.

«Любопытно, — подумала Маскелль. — Следствие ли это горячки или что-то еще?»

— Какой сегодня день?

— Двенадцатый день Обряда. Обряда Столетия. — Веран неожиданно рванулся и попытался сесть; Маскелль схватила его за плечи и удержала. Служитель хотел ей помочь, но Маскелль покачала головой. — Оно приближается, продолжал шептать больной. — Я должен оставаться здесь. Но мне не следует… Моя очередь не пришла… Должно быть, это сон!

«Его очередь не пришла». — Ведь Веран заменил Голос, который должен был совершать Обряд…

— Я думаю, что он заново переживает случившееся — снова и снова.

— Мы тоже так думали, но он не отвечает на вопросы, — устало сказала Ниара. — Посланник Небес несколько часов пытался что-то у него узнать.

Веран заметался по подушке, бормоча:

— Мне не следует… Не следует… Оно приближается… Маскелль наклонилась и за подбородок повернула его лицо к себе; наконец налитые кровью глаза взглянули на нее.

— Что ты видишь?

Веран судорожно втянул воздух и попытался вырваться.

— Карающий приказывает тебе говорить!

Маскелль услышала, как за ее спиной в ужасе попятились Ниара и главный целитель, но не обратила на них внимания: именно за этим и вызвал ее Посланник Небес. Она не имела права говорить от имени Карающего, но Веран в таком состоянии, что едва ли поймет… Глаза молодого жреца неотрывно смотрели на нее, пересохшие искусанные губы пытались что-то сказать.

— Расскажи нам, что случилось, когда ты остался один в зале, где проходит Обряд. Карающий защитит тебя.

Веран открыл рот, но словно подавился словами.

— Карающий защищает праведных. Он… — Маскелль заглянула в глаза молодого человека.

В это момент она поняла, что он отчаянно хочет заговорить. За покровом горячечного бреда она разглядела ясное сознание, ум, беспредельное отчаяние. Он знал, что произошло, и очень хотел рассказать, но что-то ему мешало. Маскелль услышала шепот Предков, но снова все исчезло, прежде чем она смогла понять слова.

— Все в порядке, успокойся, — поспешно сказала она, вытирая пот со лба Верана. Момент ясности сознания миновал, и теперь молодой жрец казался обычным больным, страдающим какой-то болезнью мозга, но Маскелль это больше не могло обмануть. — Я все вижу. Я все знаю. Ты попал в западню и не можешь из нее выбраться.

Веран издал придушенный стон, но в его голосе звучало облегчение.

— Постарайся отдохнуть, — сказала Маскелль. — Не пытайся больше ничего рассказать. Мы придумаем, как тебе помочь.

Она медленно поднялась на ноги. Ниара напряженно следила за ней, встревоженная и все еще шокированная. Главный целитель и монах-служитель тоже смотрели на Маскелль с ужасом.

— У него не лихорадка и вообще не телесная болезнь. Это одержимость.

— Одержимость? — недоверчиво переспросил старик. — Здесь?

— Здесь, — мрачно подтвердила Маскелль. — Окуривайте его тамариском, сандалом, миртом…

— Я знаю, чем лечить одержимость, — перебил ее целитель, обеспокоенно глядя на Верана. — Ты уверена? Каким образом…

— Я уверена, — ответила Маскелль. — Но даже если я ошибаюсь, ему это вреда не принесет, верно?

Ниара и главный целитель остались около больного. Выходя следом за Маскелль из лечебницы, Риан спросил:

— Он сделает так, как ты сказала?

— Да. Идея ему не нравится, но он все сделает. Его желание, чтобы парень выздоровел, — лукаво добавила Маскелль, — сильнее желания доказать мою неправоту.

— Я думал, что демоны не могут проникнуть за городскую черту.

Маскелль остановилась под портиком здания лечебницы — так, чтобы ее не могли услышать ни больные, ни служители. Небо немного посветлело; было похоже, что утренний дождь сегодня начнется позже. Отделенный от лечебницы лужайкой, на которой росли тенистые деревья, перед Маскелль и Рианом высился Гила Стел, камни которого золотились даже в пасмурный день. По сравнению с Марай он был невелик — раза в четыре ниже, с двумя обнесенными колоннами дворами и ступенчатой пирамидой в центре, на которой располагались пять небольших изящных святилищ. В деревьях щебетали птицы, а из-за стены доносился шум рынка.

— Они и не могут. Поэтому какая бы сила ни завладела Вераном, это не демон. — Маскелль снова взглянула на Гила Стела и дымку тумана, поднимавшуюся от канала. — Те Голоса, что совершают Обряд, предпочли бы верить, будто вред, который Веран причинил Колесу, порожден его безумием. Я думаю, что это глупая и беспочвенная надежда. Гораздо более вероятно, что тут целенаправленно действует нечто, превратившее Верана в свое орудие. Маскелль двинулась по дорожке к храму. — Я ведь более привычна искать зло, чем они.

— Поэтому-то Посланник Небес тебя и вызвал, — заметил Риан.

«Да, верно», — подумала Маскелль. Вслух она сказала:

— Главная трудность заключается в том, что, когда ты вспугнешь породившее зло нечто, его нужно побороть.

На дорожке, ведущей к Гила Стелу, показались две женщины; наряды обеих не были парадными, но все же сразу становилось ясно, что это придворные дамы и, возможно, даже из самых высокопоставленных. С поясов женщин свешивались длинные жемчужные нити, на шеях, запястьях и щиколотках сверкало золото. Тщательно завитые волосы, уложенные в замысловатые прически, удерживались золотыми шпильками. Одна из дам была молода и необыкновенно хороша собой: с высокими скулами и кожей такой нежной, что казалась почти прозрачной. Присмотревшись, Маскелль узнала в ней женщину, разговаривавшую с Посланником Небес, когда она сама пришла к нему в Марай. Красавица могла бы быть очень привлекательной, если бы не холод, которым веяло от нее, и не искусственность любого жеста.

«Танцовщицы, высеченные на стенах храмов, более живые, чем она», подумала Маскелль.

Вторая женщина была старше, в ее волосах серебрилась седина, а одежда была более строгой. За семь лет Маскелль научилась не вглядываться в любого встречного, ожидая увидеть какого-нибудь старого врага, поэтому не сразу узнала Дизару.

Маскелль замерла на месте. Глаза Дизары безразлично скользнули по ней; она разговаривала со своей спутницей и явно не узнала жрицу: чужеземцы и другие странные фигуры часто оказывались около лечебницы. Вдалеке, под деревьями у храма, дожидались какие-то люди — должно быть, слуги, сопровождающие дам.

Риан пристально посмотрел на Маскелль.

— Что-нибудь не в порядке?

Она еле заметно покачала головой. Дизара могла сразу не узнать ее волосы Маскелль отросли, скрыв татуировку, а семь лет скитаний сделали лицо и тело худыми и загорелыми, — но если все же Дизара поймет, кто перед ней, Маскелль хотела видеть ее реакцию.

Две женщины дошли до портика как раз в тот момент, когда из лечебницы появились Ниара и главный целитель.

Последовал вежливый обмен поклонами и приветствиями, потом старик повернулся к двери, жестом приглашая посетительниц внутрь.

Глаза Дизары встретились со взглядом Маскелль. Узнав жрицу, старшая из дам не смогла скрыть того, что поражена и разгневана. Она быстро прошла в лечебницу, не дожидаясь спутницы.

Ниара с облегчением пробормотала:

— Все обошлось лучше, чем можно было ожидать. Маскелль чуть не улыбнулась: значит, не только ей одной было любопытно увидеть реакцию Дизары.

Вместо того чтобы тоже войти в здание, младшая из дам стала с откровенным любопытством разглядывать Маскелль и Риана. Поскольку они не были представлены друг другу и никто, по-видимому, не собирался этого делать, Маскелль ответила ей таким же бесцеремонным взглядом. Та, ничуть не смутившись, спокойно спросила:

— Ты — Голос Карающего и недавно вернулась в город? Ниара вздрогнула и неловко попыталась что-то сказать, но Маскелль опередила ее:

. — Нет, этот титул мне больше не принадлежит. Я его лишилась, когда была проклята и изгнана из Империи.

— Ах, — невозмутимо протянула придворная дама, — значит, меня неверно информировали. — Ее глаза с равнодушным любопытством снова обратились на Риана, словно перед ней была статуя, а не человек.

Маскелль с подчеркнутой резкостью сказала:

— Думаю, тебя ждут где-то в другом месте. Женщина мгновение без всякого выражения смотрела на нее, потом сделала поклон, полагающийся жрице шестого ранга — не было ли это замаскированным оскорблением? — и прошла внутрь лечебницы. Маскелль покачала головой, а Риан что-то прошептал по-синтански; судя по тону, он тоже не проникся симпатией к молодой красавице. Маскелль двинулась по дорожке, ведущей мимо Гила Стела к каналу.

Ниара вздохнула и пошла с ней рядом.

— Кто этот придворный цветок? — спросила ее Маскелль.

— Это госпожа Марада. Она приехала погостить с островов Гейркинд. Поколебавшись, Ниара добавила, настороженно глядя на Маскелль: — Она пользуется благосклонностью Небесного Императора. Ходят слухи, что он может взять ее в супруги.

Брови Маскелль поползли вверх.

— Вот как? — сказала она сухо. Может быть, на островах Гейркинд обычаи иные и женщина не намеревалась быть грубой… Острова лежали далеко на юге, путь оттуда через Риджанское море был долог и труден, так что немногие из их жителей посещали столицу. — И что, она навещает немощных, когда не восхищает собой двор?

— Нет, — в голосе Ниары прозвучала усмешка, — она навещает только Верана.

— Верана? — нахмурившись, переспросила Маскелль.

— Она попросила, чтобы ее просветили и направили на Путь Бесконечности, и Веран был ее наставником. Неофициально, конечно. Марада проявляет большое любопытство ко всему, что касается Пути, но я сомневаюсь, чтобы она захотела стать отшельницей.

«Что ж, дело обычное», — подумала Маскелль. Наверное, у Верана много друзей и они посещают его в лечебнице. Нет никакой причины чувствовать от этого беспокойство.

У дверей Гила Стела Ниара покинула их. На камнях берега играли в кости лодочники с барки, задрапированной белым шелком и украшенной цветами. Четыре женщины, одетые богато, но без жемчужных и золотых украшений, сидели на скамье в тени пальм, обмахиваясь веерами и болтая. Должно быть, служанки придворных дам… Их глаза с любопытством уставились на странную монахиню и синтанского изгнанника — ее спутника. Маскелль увидела барку Посланника Небес, направляющуюся к ступеням, ведущим от храма к воде.

Кормившаяся у берега водяная курочка, испугавшись ее приближения, с шумом взлетела. Посланник Небес явился за Маскелль лично. Она подняла глаза к небу с безмолвной жалобой: «Уж не думает ли он, что я сбегу?»

— Кто была та вторая женщина, смотревшая на тебя с такой яростью? спросил Риан.

Маскелль повернулась к нему. Риан был спокоен, но все же в нем было заметно некоторое напряжение.

— Это госпожа Дизара, мать моего мужа. Того мужа, которого я убила.

Риан вытаращил на нее глаза.

— Могла бы сказать мне раньше. — Он бросил острый взгляд на слуг, сопровождающих придворных дам, и продолжал, понизив голос: — Как я смогу защитить тебя, если ты будешь скрывать от меня такие вещи? Что с тобой случилось? Или тебя изгнали из Империи за то, что ты лишилась рассудка?

— Одной из причин было именно это. — Маскелль села на скамью под деревом, чтобы там дожидаться прибытия барки, вздохнула и опустила голову на руки, уперев локти в колени. — Я начинаю думать, что кьярдин мне и правда нужен.