Коллекционеры и меценаты в России

Заключение

Русские благотворители… Люди, так много сделавшие замечательных дел, без которых наша духовная жизнь была бы значительно беднее. Имена их не затерялись среди многочисленных персонажей прошедших эпох. Братья Третьяковы, С. Т. Морозов, С. И. Мамонтов не стали лишь «тенью ушедшего времени». В свое время К. С. Станиславский, говоря о деятельности С. И. Мамонтова, с горечью заметил, что, если бы он жил и умер «в другой стране, ему бы поставили бы несколько памятников», а у нас «еще не доросли до того, чтобы уметь ценить и понимать крупные таланты и больших людей…»^{496}.

С тех пор положение существенно изменилось, и время многое поставило на свои места, и заслуги таких людей как С. И. Мамонтов и П. М. Третьяков бесспорны и общепризнаны. Конечно, перечисленные имена — это лишь часть того круга деятелей, кто истинно и бескорыстно служил своему народу и стране.

Русские коллекционеры и меценаты — это сложные, часто противоречивые личности, о многих из которых известно пока сравнительно немного. Их дело культурного созидания и просвещения разворачивалось в непростых условиях. На исходе XIX в. хорошо об этом сказал В. В. Стасов: «В деле помощи искусству выступали у нас, на нашем веку, на наших глазах интеллигентные русские купцы. И этому дивиться нечего. Купеческое сословие, когда оно, в силу исторических обстоятельств, поднимается до степени значительного интеллектуального развития, всегда тотчас же становится могучим деятелем просвещения и просветления… А со сколькими обесконечными препятствиями, с какой неприязненностью и враждой приходилось нашим добровольцам бороться. Их дело и их почин преследовались насмешками и презрением, на их деятельность указывали пальцами, как на смешной и праздный каприз богатых людей, не знающих, куда девать свои деньги»^{497}.

Их заслуги не ограничиваются только различными сферами искусства. С позиций сегодняшнего дня эта деятельность имеет более широкое историческое звучание. Они были и есть олицетворением лучших, светлых сторон человеческой личности, так как видели больше и острее чувствовали, чем многие их современники, потребности общественного развития, чему и отдавали свои силы, знания, ум и сердце. И важно не только достойно оценивать деятельность таких подвижников, но и осмыслить ее в контексте всего исторического развития. Что заставляло этих людей взваливать на себя бремя неимоверных забот и ответственности, когда, казалось бы, они могли спокойно, по обывательским меркам, «жить в свое удовольствие»? Ответ достаточно очевиден — гражданский и нравственный долг.

Увлекались прекрасным многие состоятельные люди, но лишь единицы делали из этого увлечения общественно полезное дело. Хотя судьба каждого человека всегда индивидуальна и неповторима, существовали и некоторые общие причины, определившие появление в России удивительных примеров бескорыстного служения возвышенным целям. И здесь требуются дальнейшие исследования, привлечение новых, неизвестных пока материалов и документов, раскрывающих деятельность как уже признанных благотворителей, так и других, имена которых менее известны. Здесь важен каждый новый шаг.

Положение же, при котором до настоящего времени люди «мысли и добра» редко привлекали внимание историков, нельзя признать нормальным. Оно отражает скорее известную «запрограммированность» самой исторической науки, оставлявшей без внимания многие явления и людей, жизнь которых служила и служит своеобразным историческим нравственным ориентиром. И достоин признательности труд филологов, искусствоведов и музейных работников, которые исследовали их деятельность, в то время как историков-профессионалов эти темы интересовали мало.

В этой связи уместно высказать ряд соображений более общего порядка. Жизнь людей в обществе определяется в первую очередь способом производства, характером существующих производственных отношений и сопутствующих им государственных, правовых, экономических и других институтов, норм и положений. Наряду с этим огромное значение имеют исторически сформировавшиеся социально-психологические черты мировоззрения, и поведения отдельных людей и социальных общностей. Именно в этой плоскости часто и заключены объяснения мотивов действий тех или иных индивидуумов и социумов, а в общественно значимом поступке человека имеются как неповторимые, так и закономерные черты. Эта деятельность так или иначе отражает уровень развития социального сознания, характер конкретных условий бытия, которые преломляются в нравственных категориях. Понять и оценить в полной мере исторический процесс, дать ему надлежащую объективную оценку, составить, так сказать, убедительный портрет русского общества без учета нравственного климата его, без понимания того, как формировались и воспринимались в общественном сознании понятия «хорошо» и «плохо», «добро» и «зло» вряд ли возможно. Общеизвестно, как много в этом смысле было сделано и объяснено русской литературой и передовой публицистикой, обладавших высочайшими нравственными критериями.

Большие задачи всегда стояли и перед исторической наукой. На сегодняшнем этапе исторического познания необходимо не только расширять и углублять исследования социально-экономических и социально-политических сторон истории России, но и обратить больше внимания на процессы духовно-нравственного развития, к анализу и пониманию того, как распространялись в России благородные идеи бескорыстного служения общественным интересам, определявшим жизнь, поступки многих и многих людей, и в большей или меньшей степени способствовавших благоприятному восприятию гуманистических ценностей социальной революции.

Отечественная история богата именами людей-созидателей, проявивших себя на различных поприщах. О жизни и деятельности некоторых мы знаем больше, о других — меньше, а о ком-то неизвестно почти ничего. Забвение особенно коснулось тех, кто не принадлежал к числу заметных общественных и государственных деятелей, полководцев, мыслителей, писателей, артистов, художников. Однако создать объективную картину прошлого нельзя, оставляя без внимания тех, кто не был «на авансцене истории», но в меру своих представлений, средств и сил пытался улучшить жизнь людей и способствовал в различной степени прогрессу общественной и культурной жизни. Необходимы и своевременны исследования и публикации об Алексеевых, Бахрушиных, Беляевых, Боткиных, Варгуниных, Щукиных, Рукавишниковых, Н. А. Бугрове, И. А. Милютине, Ф. В. Чижове, М. П. Дегтяреве, Н. А. Терещенко, Б. И. Ханенко, И. А. Морозове, Н. В. Мешкове, Ю. С. Нечаеве-Мальцеве и о целом ряде других выдающихся филантропах, коллекционерах и меценатах из среды отечественных предпринимателей, благотворительность которых имела широкий размах и высоко оценивалась многими современниками. Их труды на благо России, их реальные и ощутимые заслуги должны стать известны широкой общественности. Эти люди достойны того, чтобы о них знали все те, кто живо интересуется историей России, развитием различных сторон отечественной культуры, науки, искусства.

Необходимо вернуть из исторического небытия не только отдельных деятелей, но и целые исторические пласты российской действительности, придавшие ей яркие, а часто и неповторимые черты. Среди них — феномен отечественной благотворительности, которую необходимо рассматривать как особое социальное явление. Дореволюционная библиография по этой теме насчитывает тысячи наименований специальных книг, брошюр, газет, журналов и, буквально, бесчисленное количество заметок и статей в периодической печати. Это была, как уже отмечалось, важная сфера жизни дореволюционного общества, где проявили себя многие люди, осуществившие крупные, иногда просто беспрецедентные для своего времени начинания.

Революционный максимализм, нетерпимость и нетерпение при осуществлении переустройства мира в послеоктябрьский период, качественное изменение коренных основ жизни и фундаментальное переосмысление нравственных ценностей — все это привело к тому, что благотворительность была исключена из социальной действительности.

В общественном сознании утверждались формулы жизни (типа пресловутой «жалость унижает»), не оставлявшие места для общественного проявления таких естественных человеческих качеств как сочувствие, сострадание, милосердие, в значительной степени стимулировавших благотворительные занятия. Исчезла и питательная среда для благотворительности — меценатства. Это большая и сложная тема, отражающая известную девальвацию нравственных понятий в сталинскую эпоху «социального оптимизма», требует специальных исследований. Заметим лишь, что пренебрежение к прошлому, третирование достижений России, в том числе и в деле культурного строительства, призывы выбросить с «корабля современности» все и всех, не укладывавшихся в прокрустово ложе формировавшихся социальных схем, не могло не сказаться на восприятии многих сторон прошлого. В начале 30-х годов Ф. И. Шаляпин с горечью писал: «…все эти русские мужики, Алексеевы, Мамонтовы, Сапожниковы, Сабашниковы, Щукины — какие все это козыри в игре наций. Ну, а теперь — это кулаки, вредный элемент, подлежащий беспощадному искоренению!.. Я никак не могу отказаться от восхищения перед их талантами и культурными заслугами. И как обидно мне знать теперь, что они считаются врагами народа, которых надо бить»^{498}. И хотя отдельные интересные публикации о жизни наиболее выдающихся и известных коллекционеров и меценатов иногда и появлялись (скажем, о П. М. Третьякове, С. И. Мамонтове) их деятельность рассматривалась вне связи с общим потоком благотворительных занятий в России.

За весь советский период не вышло ни одной работы, посвященной феномену российской благотворительности. Даже в солидных универсальных изданиях, например, в Советской исторической энциклопедии, не получили своего отражения такие явления как филантропия и меценатство^{499}. В тех же случаях, когда подобные понятия встречались им почти всегда давались однозначно уничижительные оценки. В качестве характерного примера можно привести следующее суждение: «…буржуазия маскирует свою эксплуататорскую сущность посредством лицемерной, унизительной «помощи бедным» в целях отвлечения их от классовой борьбы»^{500}. Что здесь сказать? Избегая повторений, заметим, что эта дефиниция отражает лишь часть такого противоречивого явления, каким являлась благотворительность и как каждая абсолютизация одного элемента сложной социальной системы, подобный подход вольно или невольно ведет к искажению картины в целом.

Во-первых, «помощь бедным» существовала задолго до появления буржуазии как таковой. Ее распространение неразрывно связано с утверждением христианства на Руси, относившего помощь неимущим к числу важнейших добродетелей истинного христианина (своей щедростью прославился, например, уже в X в. киевский князь Владимир Святославович — «Владимир Красное Солнышко»).

Во-вторых, совершенно непонятно как развитие здравоохранения, повышение уровня просвещения и культуры, а именно здесь у благотворителей были особенно крупные заслуги, могло отвлечь бедных от классовой борьбы?

Во второй половине XIX в., как уже отмечалось, благотворительность получила невиданный до того размах, приобрела новые формы и виды, а сеть общедоступных больниц, школ, приютов, столовых, мастерских, училищ охватывает, буквально, всю Россию. К началу XX в. число благотворительных заведений различного назначения исчислялось тысячами, а количество учащихся достигало несколько сотен тысяч^{501}. В то же время благотворительность перестает ограничиваться собственно филантропией, она распространяется и на область духовной жизни и крупнейшие жертвователи начинают выполнять важные функции созидателей культуры и культурной среды. При этом, как это было видно на приведенных выше примерах, филантропические и культурнические занятия тесно переплеталась.

Скажем, тот же Павел Михайлович Третьяков, вложивший более ста тысяч рублей в строительство здания для Арнольдовского училища и десятилетия обеспечивавший его материально не считал, что эти усилия менее нужны людям, чем создание художественного музея.

Настоящая работа — попытка возместить лишь в малой части «неоплаченный долг», лежащий на историках, в сочинениях которых человек как таковой часто терялся в описаниях отдельных фактов и событий. Мешали традиционные социологические схемы и, как следствие, двухцветное видение мира. Подобные мерки нельзя применять при исследовании роли выдающихся коллекционеров и меценатов, как в более широком смысле и всех благотворителей. Да, подавляющее большинство благотворителей, основная часть знаменитых и менее известных коллекционеров и меценатов происходили из господствовавших классов. Но это никоим образом не умаляет их заслуг. Именно в этой среде им приходилось вести постоянную борьбу за свое право на общественно значимый поступок, пробивать дорогу новому среди косности непонимания и вражды. Бескорыстное служение «прихотям» позволило многим из них перешагнуть через классовые интересы и решать исторические задачи национального масштаба.

Академик Д. С. Лихачев недавно писал: «И сейчас, когда стоит проблема выживания человечества, сохранения цивилизации, на пороге третьего тысячелетия надо подчеркнуть, что речь должна идти не только о выживании «биологических особей», но и сохранения человеческой культуры в ее нравственных, эстетических, научных традициях. И гуманитарные науки, искусство играют здесь немалую роль»^{502}. Необходимо сохранять культурное наследие во всех его проявлениях, в том числе изучать и пропагандировать богатейшую нравственно-духовную традицию служения общественным интересам. Это тоже наше национальное богатство и об этом нельзя забывать.