Колодец Времени

Ванда Колодзей

Колодец Времени

Роман-голограмма

Великая Гора возвышалась над Миром и вращала его вокруг себя. Она не была камнем, не была льдом, не была миражом. Мир никогда не видел ее, не знал о ней ничего, но Гора видела его и знала о нем все. Множество невидимых дорог, исходящих из нее, пронзали Мир и приводили в движение. Словно колесо, он катился по небу, оставаясь при этом на одном месте.

В Центре Великой Горы был Колодец, но не вода наполняла его, а время. Иногда оно (время) исчезало, чтобы иссушить Колодец до самого дна, а иногда переполняло его и вытекало на дороги, но только иногда… Обычно времени в Колодце было не больше и не меньше, чем достаточно. Его хватало, чтобы утолить жажду, Жажду Жизни.

Я Непроявленный. Я жил у Колодца, чтобы утолить свою Жажду. Жил обычной жизнью: думал, созерцал, а испив глоток времени, засыпал. То, что я видел, не являлось сном, скорее это были видения очередной жизни, в которую влетало мое сознание и проявляло себя. Видения были такими реальными, что я забывал о Великой Горе, Колодце, о себе и играл, играл так искренне и достоверно, играл то, что когда-то написал и прочитал, то, о чем забыл, а потом вспомнил.

Время вливалось в меня – и я приобретал форму. Я отпускал время – и форма растворялась в Непроявленности.

Сколько глотков времени сделал? Я не считал.

Сколько форм проявил? Я не думал.

Сколько страниц было в Книге? Я не хотел знать. Пока…

Пока я не перерос Гору и не захотел собрать все свои проявленные формы у Колодца…

Я подошел к Колодцу и заглянул в него – время остановилось, словно ожидало моего прихода и хотело удивить. Удивил его я: мои руки не подняли его из Колодца, мои губы не прикоснулись к нему, у меня не было больше Жажды, которая требовала утоления. Я смотрел на время чистым открытым взглядом и не брал его, а отдавал ему, отдавал то, что имел, то, чем владел – свой свет.

Время впустило свет и яркими нитями стало сплетаться в один клубок, виток за витком. Я наблюдал за процессом и понимал, что полностью овладел временем, и ровно скручивал его потоки по своей воле.

От скручивания время «каменело» на моих глазах, отливая гранями новой формы, словно алмаз после огранки в руках мастера. Я «каменел» вместе со временем: все мои тела застыли на месте и в состоянии вечного покоя созерцали свой отраженный свет. Мысль о проявлении молнией вылетела из сознания и ударила в «окаменевшее» время, расколов его пополам. Колодец треснул, его части разошлись, пропуская вовнутрь.

Преодолевая покой, я шагнул в Колодец и закричал: время сдавило меня со всех сторон. В вихре осознанной боли я закружился, то падая, то взлетая. По мере продвижения ощутил, как уменьшилось мое сознание, как грубело одно из тел, приобретая четкие черты и сияющие грани.

- Свершилось! – подумал я и засиял, излучая насыщенный яркий свет.

Форма 1. Эпоха Камней

Глава 1

На самом дне пещеры лежал алмаз и сиял, освещая пространство вокруг. Тьма отступала перед силой его скрытого блеска. Алмаз лежал на одном месте не десятки, не сотни и даже не тысячи лет, а миллионы, хотя времени он не знал.

Ничего не менялось в пещере: малахитовый «пол» и аквамариновый «потолок» соединяли серо-голубые опаловые колонны. Узкие дорожки из темно-красных гранатов, окаймленные разноцветными топазами, шли вдоль колонн и звали за собой, к рубиновому сердцу пещеры. Красный корунд, словно пульсар, отдавал свой блеск и притягивал к себе блеск своего брата – синего корунда: сапфир излучал свет плавными волнами, растворяясь в этом «океане» драгоценного счастья. Горный хрусталь переливался, усиливая блеск рубина и сапфира, и своим переливом напоминал мерцающие звезды на темном бархате каменных стен пещеры.

Алмаз замер от восторга и, боясь нарушить гармонию красоты, молча любовался пещерой, в которой по счастливой случайности ему довелось родиться. Любовь царила в пространстве, любовь наполняла камни, застывала в них – камни светились любовью, передавая ее друг другу, возвращая ее назад, в ограниченный мир пещеры. Алмаз чувствовал только любовь: он не знал ничего другого, он рос в любви.

Алмаз лежал на самом дне пещеры и не задумывался о том, почему он окружен любовью, почему он не может жить иначе. И так бы продолжалось еще ни один миллион лет, если бы…

Если бы не мое появление в пещере из Колодца Времени. Я осмотрел внутреннее пространство: блеск синих, белых и красных камней завораживал и манил к себе, но я остановил свой взгляд на внешне некрасивом, но самом твердом камне – алмазе, рядом с которым золотым светом сиял хризолит. Не раздумывая, всем сознанием и огрубевшим телом вошел в алмаз, впустив в его жизнь не только себя, но и время.

Алмаз новыми глазами смотрел на Каменный Мир, я новыми глазами смотрел на пещеру.

Глава 2

- Послушай, брат хризолит, почему в пещере ничего не меняется? – спросил алмаз.

- Что значит, не меняется? Мы растем, Каменный Мир растет. Появляются новые камни – и мы все восхищаемся ими.

- Почему я такой незаметный? – не унимался алмаз.

- Ты самый сильный. Зачем тебе блеск? Пусть сияют другие, те, кто послабей. Тебя любят, не требуя любви взамен.

- Я хочу изменить пещеру. Ты мне поможешь?

- Чем?

- Будь рядом! Братья! – алмаз обратился ко всем камням. – Нас ждут перемены: я вижу новый Каменный Мир – преображенный, сияющий на полную мощь. Вы позволите воплотить его?

Алмаз произнес свой короткий монолог с такой огромной любовью к новому миру, что камни согласились на любые изменения, усиливающие блеск и раскрывающие грани их талантов.

Алмаз трудился, упорно трудился: дробил и шлифовал, вырезал новые формы и оставлял на гранях новые знаки. В процессе работы он совершенствовал и себя: новая сияющая грань появлялась при каждом глобальном изменении мира. Алмаз не считал ни дней, ни ночей, трудился, не жалея сил. С каждым прожитым днем он был ровно на день ближе к цели. Камень вздохнул с облегчением только тогда, когда Новый Мир был готов, а среди братьев появился бриллиант «чистой воды» - алмаз, прошедший собственную огранку.

Камни смотрели на своего брата и не узнавали его: изменив внешность, он изменил и имя. Камни смотрели по сторонам и не узнавали ограниченный мир пещеры: пространство стало безграничным, а один зал с серо-голубыми опаловыми колоннами превратился в комнаты-острова, «плавающие» по волнам драгоценного счастья. Каждый остров был совершенен и соответствовал определенной частоте проявленного света и отраженной любви.

Хрустальная широкая лестница, украшенная справа и слева кубами и октаэдрами, вела в лилово-фиолетовый Дворец, за порогом которого существовал кристально-чистый мир. На полу, темном, как ночь, гордо скользили белые «ледяные», с тонкими, изящными лучами звезды и сияли неповторимым блеском. Потолок казался легчайшим, отражал звезды и вибрировал в такт мелодии, царившей во Дворце и объединяющей все причудливые формы аметистов. В Центральном зале Дворца, на самой его середине, в воздухе висел огромный шар из горного хрусталя, идеально гладкий и ровный, забирающий сознание и удерживающий его внутри себя. Шар иногда делал полный оборот вокруг своей оси, как будто невидимая рука вращала его, и останавливался, чтобы постигнуть суть этого вращения и движения вообще. Четыре двери Дворца (Северная, Южная, Западная и Восточная) были открыты настежь всем ветрам, играющим с камнями, звенящими от волнующих прикосновений. Тайна, глубокая и неразгаданная, звучала эхом в аметистовых сводах и вырывалась за пределы Дворца, за пределы Мистического острова…

Изумрудная Долина встречала трепетом и шепотом зеленых камней, рассыпанных по твердой земле. Изумруды соединялись между собой по оттенкам и насыщенности цветовой гаммы. Малахитовые дорожки вели на Центральную возвышенность, на которой стоял искусно отточенный ларец из яшмы, наполненный доверху «золотыми» хризолитами. Блеск изумрудов сливался воедино, легкой салатовой дымкой поднимался над долиной вверх и кружился. Остров спокойно дышал, выпуская на поверхность новые камни, став для них вечной колыбелью…

Одинокий Лунный Маяк освещал бирюзовую пристань. Волны ударялись о причал и брызгами-аквамаринами разлетались в разные стороны. Свет Маяка нежно целовал камни, а те выпускали зелено-голубые лучи и вспыхивали яркими огоньками за причалом. Жемчужные паутинки летали в воздухе, а зацепившись, повисали на пристани, напоминая рыбацкие сети, главной добычей которых был жемчуг. Тишину острова нарушал не только шум прибоя, но и звон разбивающихся друг о друга камней. Аквамариновый мелкий песок устилал землю острова и созерцал покой Луны и вечно бушующий океан. Набегающие волны пытались забрать аквамарины с собой назад, в водную стихию, но камни, ощутив сильное притяжение, крепко держались за землю и своим блеском облагораживали и продлевали жизнь голубой бирюзы…

На острове Синих Сапфиров возвышался Алмазный Храм. Его тонкие шпили тонули в голубой дымке облаков. На окнах Храма мороз оставил свои ледяные узоры: невероятное сочетание линий создавало разнообразные фигуры и знаки, фиксирующие потоки охлажденного света. Внутри Храма царила тишина. Ее не мог нарушить вечный сон синих камней и чистых бриллиантов: глубокая ночь держала остров в своих объятьях. Бриллианты сверкали, и собственным блеском усиливали яркость и насыщенность сапфиров, и говорили с ними на языке любви, на языке бессмертия. Храм славил величие Каменного Мира, остров жил этим величием. Камни сияли, соединяя сиянием небо и землю. Образы-миражи синих гор с белыми шапками парили в воздухе и отражались в Алмазном Храме, как в зеркале. Остров Синих Сапфиров созерцал Вечность, будучи одного цвета с ней…

Горячее дыхание темно-красных рубинов охватило остров драгоценным пламенем. В огне закалялись красные корунды и дробились на мелкие зерна гранаты. Словно капли крови Единой Жизни, камни передвигались по поверхности, превращая землю в огненную воду. Белые, розовые, красные кораллы всплывали из воды, объединялись, росли и гладкими колоннами тянулись к небу, поддерживая его огненный свод. Вниз по колоннам стекали бриллиантовые «слезы», и падали в пульсирующее море рубинов, и оставались там навсегда, осветляя корунды и гранаты своей чистотой. Ладья из черных бриллиантов под алыми парусами плыла по бескрайнему морю, гранаты пропускали вперед и тотчас же поглощали ее след. Она, как корабль-призрак, исчезала в пламени острова и появлялась на рубиновой глади, чтобы исчезнуть вновь. Горячий остров обжигал холодным огнем – камни твердели и опять плавились, приобретая новые формы и грани. Коралловые колонны опускались на самое дно и меняли местами своим движением небо и землю…

Янтарный остров звучал прозрачными водопадами, отдающими себя медовым рекам. Блеск янтаря слепил солнце, оно плакало и роняло слезы в драгоценное море. Капли солнечной влаги застывали в нем и купались в волнах любви и блаженства. Некоторые слезы падали на самое дно, вода поднимала их и уже камнями опускала на землю, создавая высокие и крутые янтарные берега. Дымчатые топазы подступали к береговой кайме и уводили вглубь острова, к бурным янтарным водопадам, летящим вниз с турмалиновых обрывов. За водопадами открывалось широкое плато из черного кварца, золотые хризолиты светились на нем, повторяя своим расположением рисунок звездного неба, точно копируя созвездия. Когда наступал вечер, блеск камней усиливался, а на небе загорались звезды, посылая свой свет на черное плато Янтарного острова, и любовались земными братьями-хризолитами…

Шесть островов Каменного Мира превзошли ожидания алмаза, точнее уже бриллианта, и затмили своей красотой память о прежней пещере и ее жителях. Новые камни жили новой любовью и сияли на полную мощь, искренне забыв о том, кто этот Новый Мир создал.

Глава 3

Бриллиант сверкал в руках Олафа. Блеск камня лишил покоя душу человека, пленил его разум. Олаф ни о чем не мог и думать, кроме как о чистом и загадочном бриллианте, подброшенном дождливой ночью к воротам замка.

Молодой король хорошо помнил эту ночь: с Балтики дул сильный ветер, холодный дождь стучал в окна, как будто просился на ночлег. Олаф не спал. Сухие дрова потрескивали в камине. Человек смотрел на огонь, пытаясь найти ответ на вопрос: что делать дальше? Ответа не было – было молчание. Его не мог нарушить даже треск сгораемой жизни. Родовое гнездо стало ловушкой, и, куда из него вылететь, Олаф не знал. Он ждал момента, когда сама судьба вмешается в ход игры, ибо верил в ее силу и справедливость. В ясные ночи ничего не происходило, и юноша засыпал под самое утро в надежде на завтрашний день.

Эта ночь была особенной: шторм вмешался в размеренный ритм жизни, пространство на сотни миль стало безлюдным, а земля – сырой и холодной. Тишина царила вокруг. Ее не могли нарушить ни вой ветра, ни шум дождя. Ее шаги Олаф слышал во дворе у колодца, это она бесшумно скользила по крутым ступеням смотровых башен и уверенно шла по лестнице донжона. Ее присутствие в жилых покоях ощущал последний представитель королевского рода Трюггвасонов.

Тишина подкралась так близко, что Олаф уже не слышал стук своего сердца: оно замерло, а возможно, и растворилось в глубоком безмолвии. Король уже не слышал, как стучал за стенами дождь, как храпели сторожевые, уверенные, что лучший защитник замка этой ночью – непогода. Все поглотила тишина, все стало тишиной. Тишиной дышала и душа человека, успокоенная и, словно птица, отпущенная на свободу.

Когда Олаф полностью забыл о себе и своем окружении, то услышал странный звук: кто-то тихо звонил в хрустальный колокольчик. Звучание постепенно нарастало – и вот уже колокольный звон стоял в ушах, а среди четких ударов громко звучали слова: «За порогом. Я за порогом, я за порогом Каменного Мира».

Олаф вскочил.

- Судьба! – крик радости вырвался из уст короля.

Человек стрелой летел к воротам замка.

Подъемник был мокрым и поддавался с трудом. Стража по-прежнему спала и не видела, как молодой хозяин поднял ворота и впустил в свою жизнь нечто совсем новое, к чему уже был готов.

Олаф сделал шаг в темноту. По лицу хлестал дождь, холодный ветер пронзал насквозь. Юноша сделал второй шаг, третий. Молния озарила полнеба. Олаф посмотрел под ноги – что-то ярко сверкнуло и погасло. Король нагнулся и руками ощупал землю. Пальцы прикоснулись к прохладной поверхности. Еще мгновение – и на ладони Олафа лежал бриллиант.

Вернувшись в замок, в свою комнату, юноша еще долго любовался подарком судьбы и уснул у огня, крепко сжимая в правой руке камень.

Темная штормовая ночь изменила жизнь короля, открыв ему новый мир за порогом сознания, лишив только что обретенного покоя.

Бриллиант сверкал в руках Олафа, раскрывая тайны грядущих дней.

Глава 4

- Смотри, Олаф, и запоминай, - король услышал незнакомый голос.

- Кто здесь? – громко спросил юноша и осмотрелся по сторонам.

В комнате никого не было: дверь заперта, окна закрыты.

- Смотри, Олаф, и запоминай, - голос повторил.

- Кто здесь? – вновь спросил король, но уже не так уверенно, как в первый раз.

На столе горела свеча, рядом с ней лежал подарок судьбы.

«Я один. Неужели я говорю сам с собой? – размышлял Олаф. – Нет, это не мой голос. Я уверен».

Взгляд короля скользил по комнате и не находил объяснения.

- Здесь я и камень. Камень? – Олаф посмотрел на бриллиант – тот сверкнул и погас. – Не может быть!

Король подошел к столу, взял камень в руки – бриллиант засиял. Олаф вздрогнул от неожиданности.

- Смотри на меня и запоминай.

Трюггвасон больше ничего не видел: он смотрел только на камень, не отрывая глаз, проникая взглядом все глубже и глубже.

…На берегу горел костер. Парни и девушки громко смеялись, брались за руки и прыгали через огонь. Поодаль сидел пастушок и играл на дудочке. Возле него девушки водили хоровод и пели. Олаф не знал этого языка, но понимал, что люди славят жизнь, огонь и победу света над тьмой.

По воде плыли венки из луговых цветов. Их пускали девушки в белой одежде. Парни стояли на берегу чуть дальше и вылавливали венки длинными шестами. Сама судьба определяла, кого венды будут любить весь следующий год. Один венок поплыл далеко в море.

- Яра! Яра! – кричали на берегу парни. – Твоя любовь за морем, на Севере. Ее среди нас нет.

Девушка посмотрела на уплывающий венок и обернулась. Такого лица Олаф не видел никогда: оно светилось, светилось любовью, словно само солнце поцеловало ребенка при рождении. Пепельно-русые волосы, серо-зеленые глаза, лучезарная улыбка. На Трюггвасона смотрела сама Любовь.

- Княгиню полюбит князь! - гордо произнесла Яра.

На берегу возле княжны появилась немолодая женщина.

- Яра, девочка моя, тебя зовет князь. Купцы приехали из восточных стран, товар привезли. Твой отец надеется, что среди драгоценностей есть и тот камень, о котором ты мечтаешь.

- Не беспокойся, Васлава, я уже иду. А камень? Камень должен быть чистым, кристально-чистым, как слеза счастья, и сиять, как снег в горах.

Княжна сделала шаг.

- Не уходи, - крикнул Олаф и протянул к ней свои невидимые руки.

Яра повернулась, посмотрела на море (от венка не осталось и следа) и замерла на мгновение, как будто и вправду услышала крик любящей души.

Олаф подошел близко-близко. Яра смотрела на него, смотрела сквозь него. Король прикоснулся губами к губам княжны…

В вихре эмоций закружилась душа. Олаф ощутил бездну и упал в нее…

Резкий толчок открыл глаза Трюггвасона: комната в замке, на столе – свеча, в руках – бриллиант, кристально-чистый, как слеза счастья.

- Мастера-ювелира ко мне, быстро! – отдал приказ молодой хозяин.

Лицо короля сияло счастьем: он знал, что делать дальше.

Глава 5

Через три недели в королевских покоях лежала корона для Княгини. Мастер создал новый шедевр ювелирного дела. Великое творение сделало своего творца бессмертным, не сохранив при этом даже его имени.

Олаф любовался короной. Тонкой линией из горного хрусталя был украшен ее нижний край. Сочетание сапфиров, раухтопазов и светлых топазов делили корону на 12 сегментов с заостренными верхушками, напоминающими тонкие шпили башен королевского замка и заканчивающимися крупными аметистами. Верхушка первого («центрального») сегмента была выше остальных и заканчивалась бриллиантом, кристально-чистым, как слеза счастья, над которым возвышался золотой знак маленькой короны, усыпанной измельченным горным хрусталем.

Олаф был в восторге: подарок достоин Яры. Вот только где ее найти? Король старался вспомнить детали, указывающие на место проживания, но ничего конкретного память не выдавала. В воспоминаниях были костер, берег, плывущие по воде венки и красивое лицо княжны.

«Камень, укажи путь! Если я отправлю гонцов на поиски, то боюсь, что пройдут годы, прежде чем они найдут княжну, а я не успею: у Яры будет муж».

Олаф взял корону и стал смотреть на бриллиант, погружаясь в него сознанием все глубже и глубже.

… Трюггвасон увидел остров с высоты птичьего полета. Земля была суровой, но ровной. Кое-где группками были посажены деревья да лапиками выделялись распаханные участки земли. Остров был открыт всем ветрам. Волны ударялись о прибрежный песок и камни. На восточном берегу возвышалась крепость, на море стояли корабли с поднятыми парусами. Во дворе крепости суетились люди. Грозная фигура высокого мужчины выделялась на фоне остальных.

- Поднимай людей, Вышек, на Рюген идет враг. Корабли уже готовы к бою. Ты останешься на острове, за жизнь моих дочерей отвечаешь головой…

Битва развернулась на воде. Три вражеских корабля были взяты на абордаж. Воины Рюгена сражались храбро, не щадя своей жизни. С мачты слетело первое знамя врага – корабль отдал себя в руки победителя. Через час упало и третье – враг был разгромлен. В радостном ликовании скорой победы воины Рюгена не заметили, как на остров с северо-западной стороны движется еще один вражеский корабль. Пока князь разворачивал свои корабли назад, враг уже высадился на берег. Отряд воинов направился в крепость. Стража была убита мгновенно, прислуга и дочери князя взяты в плен. Враг не спешил уходить из крепости, как будто специально ждал возвращения хозяина. Князь не замедлил вернуться. Прячась за спины пленников, враги передали послание от датского короля Харальда.

Король требовал полного подчинения и руки старшей дочери князя Бурислава, в противном случае остров будет уничтожен: люди убиты, крепость разрушена, а дочери князя будут отданы на забавы датским воинам. На принятие решения король Харальд Синезубый дал ровно сутки. На следующий день ближе к полудню датская эскадра подплывет к острову, сам король будет на одном из кораблей, чтобы услышать решение князя, возможно, будущего тестя…

Олаф выскочил из комнаты и влетел в тронный зал.

- Собираю Совет немедленно. Мы выступаем в поход на Рюген. Там нужна наша помощь.

Глава 6

Олаф I Трюггвасон, молодой норвежский король, уверенный в непобедимости своей армии, ступил на землю Рюгена. Группа из десяти хорошо вооруженных и обученных людей высадилась на остров раньше, чтобы оценить обстановку, доложить о дислокации и намерениях датчан и первыми встретить хозяина на чужой земле. Бесстрашные воины сообщили королю о том, что на Рюгене было сражение, что в этом сражении погибла половина жителей острова. Датчане не пощадили ни стариков, ни женщин, ни детей. Выжившая часть вендов укрылась в крепости и из последних сил отражала атаки врага. Осада укрепления длилась уже три дня, силы князя Бурислава ослабевали, но никто не выходил из крепости, чтобы сдаться в плен, а над стенами все еще гордо развивался флаг Рюгена, а не белый флаг капитуляции.

Харальд не мог предположить, что на острове появится еще одна армия, поэтому подпустил норвежцев поближе в надежде, что те станут союзниками и помогут разгромить вендов.

Когда Харальд начал новую атаку крепости, Олаф издал боевой клич – и норвежцы двинулись на датчан. Венды, услышав этот клич, обрушили новый град стрел на врага: помощь пришла неожиданно и окрылила на победу.

Король Дании развернул основные силы своей армии против нового врага – и началась кровавая битва, битва, в которой не может быть победителя, битва до полного уничтожения, уничтожения любой ценой, даже ценой собственной жизни. Лязг мечей, свист стрел, тупые удары от падения тел на землю.

Олаф шел вперед по красной от крови земле, по трупам своих и чужих. Небо, земля, люди – все смешалось в его глазах в одно кровавое месиво, принявшее форму шара и нарастающее, как снежный ком. Правая рука крепко сжимала меч и безжалостно рубила врага. Лицо отражало ярость, а душа переполнилась отвращением к датчанам, к себе и даже к земле, ведущей его к цели, – отвращением и дикой болью, а не героизмом, о котором так много читал в книгах и который хотел проявить перед любимой женщиной. Трюггвасон продвигался вперед: другого выбора битва ему не предлагала. Смысл победы растворился в воронке смерти, в этой же воронке растворилось и время.

Бесконечную дорогу Олафа остановили глаза Харальда, красные, как у разъяренного быка, налитые гневом. Сокрушая удары, король Дании шел на короля Норвегии. Резкая боль в правом плече заставила Олафа остановиться – в глазах на мгновение потемнело. Едва устояв на ногах, он ответил ударом на удар, хотя ему показалось, что это не он, а чья-то неведомая сила подняла его рукой меч и пронзила противника. Сквозь красный туман Трюггвасон увидел, как упал Харальд, а затем рухнул на землю и сам. Земля бережно приняла его раненое тело и успокоила его истерзанную душу.

Олаф не мог видеть, как ворота крепости открылись и венды бросились в атаку, как остатки разбитой датской армии, зажатой с двух сторон, спасаются бегством, волоча за собой полуживого Харальда Синезубого, как корабль под флагом Дании поднял якорь и отчалил от Рюгена, как венды искали среди мертвых живых, как его тело, едва подающее признаки жизни, князь Бурислав взвалил на плечо и понес в крепость.

Глава 7

Олаф открыл глаза и увидел светлое лицо Яры.

- Ярослава, Яра, - тихо произнесла княжна и дотронулась рукой до лба Олафа.

- В жизни ты еще прекрасней…

- Откуда ты меня знаешь? Я не помню тебя, - удивилась Яра.

- Слава о твоей красоте достигла берегов Норвегии, и вот я здесь и, кажется, вовремя? Ты говоришь на моем языке? – спросил король.

- Вовремя. Если бы не твои воины, судьба Рюгена была б уже определена. Князь Бурислав, мой отец, признателен тебе за спасение вендов. А язык? Я пять лет жила в Норвегии у тетки. Моя мать была норвежкой.

Трюггвасон попытался подняться, но от боли в правом плече застонал и упал на подушки.

- Что со мной? – стиснув зубы, поинтересовался Олаф.

- Не вставай. Ты ранен. Рана глубокая, поэтому причиняет острую боль. Мой отец принес тебя в крепость. У тебя была лихорадка, в бреду ты кричал мое имя и успокаивался только тогда, когда я садилась рядом.

- Поэтому ты здесь?

- Да. Князь надеялся на твое выздоровление. И я тоже. Я просила у Сварога и Перуна, чтобы ты выжил. Я даже обратилась к вашему Одину, но он пообещал жизнь в обмен на свободу.

- И ты согласилась?

- Ты жив – и это главное, - ответила княжна.

- Я могу видеть князя?

- Я передам ему твою просьбу.

- А мои вещи, - Олаф окинул взглядом комнату. – Мне нужны мои вещи!

- Они здесь. Их принес Вышек с твоего корабля.

- Посмотри, Яра, там есть плотный холщовый мешок?

- Есть. Подать?

- Нет, не сейчас. Когда придет твой отец, ты передашь ему мешок по моей просьбе. Обещаешь?

- Обещаю, - произнесла Яра на пороге и растворилась в темном коридоре крепости…

Яра вернулась не одна: тяжелыми шагами в комнату вошел и князь Бурислав. Он не ожидал увидеть своего гостя и спасителя стоящим и одетым, как подобает его королевскому происхождению, и был удивлен. Олаф придерживался здоровой рукой о спинку кровати и слегка шатался, хоть ноги и «приросли» к полу, словно боялись сделать первый шаг.

- Я рад, что Вы пошли на поправку. Но не рано ли Вы встали с постели?

- Не беспокойтесь, князь, присутствие Вашей дочери сотворило чудо.

- Чем я могу отблагодарить Вас за спасение Рюгена? – спросил Бурислав.

- Вы спасли мне жизнь, - ответил Олаф. – Смею ли я еще просить?

- Я выполню любую просьбу, любое желание, если они в моих силах, - сказал князь.

- Я, Олаф I Трюггвасон, король Норвегии, прошу руки Вашей дочери Ярославы. И прошу принять этот подарок.

Олаф наклонился и взял в правую руку развязанный холщовый мешок. Боль пронзила тело настолько, что король сильно зашатался, мешок едва не выпал из рук, чтобы с грохотом упасть на каменный пол крепости. Ярослава поддержала Олафа и приняла из рук короля подарок.

- Спасибо, княжна.

Яра заглянула в мешок и достала оттуда корону с кристально-чистым бриллиантом посередине.

- Это он! – воскликнула Яра и замерла, не отводя взгляда от камня, чистого, как слеза счастья.

- Ты уверена, дочь моя? Посмотри внимательней.

- Это он, отец. Ошибки нет. Тот же размер, та же огранка, тыльная сторона отливает голубоватой белизной, а главное – тот же блеск, та же чистота и притяжение! Мои глаза говорят мне, что это он! – восторженно произнесла княжна.

- Странный ты человек, Олаф I Трюггвасон, король Норвегии. Внезапно появился на острове вместе с воинами и освободил вендов. Вернул моей дочери камень, о котором она все время думала. И где я только не искал его – поиски не давали результатов. И вот ты – молод, красив, герой!

- Это камень привел меня на Рюген и показал лицо Ярославы.

- Откуда он у тебя? – Яра спросила у Олафа.

- В одну штормовую ночь я нашел его на пороге замка, затем попросил мастера вставить бриллиант в корону, достойную тебя, княжна Ярослава.

- Что ж, дочь моя, решай сама: будешь женой Олафа?

- Я, княжна Ярослава, дочь Бурислава, князя вендов, князя Рюгена, согласна быть женой Олафа I Трюггвасона, короля Норвегии, - гордо произнесла Яра, посмотрела на бриллиант и улыбнулась.

Глава 8

Свадьбу сыграли скромно. Счастье на лицах молодых сияло ярче солнца в небе, а ночью загоралось новой звездой и освещало любовью остров.

Яра подарила Олафу коня, такого черного, как глубокая звездная ночь, коня по кличке Ворон. Ворон принял молодого хозяина. Верхом на коне король исследовал Рюген и предложил Буриславу построить укрепления на северной и западной частях острова. Венды знали, что Харальд вернется, месть его будет жестокой, и просили у Богов задержать его скорое возвращение.

Король Дании был серьезным врагом. Кто или что может остановить его? Вендам нужна помощь и быстрая помощь. Чтобы собрать новую армию, Олафу нужно время, а у вендов его нет. Выход один: союз с Макленбургами. Передняя Померания – сильная земля и находится под защитой Оттона II, германского императора, возможно, он станет главным союзником в борьбе с датчанами.

Князь Бурислав и его зять Олаф покинули Рюген и отправились на континент. Венды начали строительство новых крепостей. Яра осталась на острове, но не одна: с ней был ее бриллиант.

Чистая красота бриллианта завораживала. Яра могла смотреть на него часами. Любовь, исходящая из камня, раскрывала душу княгини, наполняла блаженством тело и возвышала мысли. Яра видела в бриллианте свое отражение – и воспоминания о далеком детстве возвращались к ней и уводили за собой в мир света и надежды, когда морские волны казались непобедимыми, а фьорды Норвегии – неприступными, в день, когда ее рука впервые ощутила прохладную поверхность алмаза…

…Был обычный день. Яра поссорилась с сестрами и убежала в пещеру, чтобы никого не видеть и дать волю чувствам. К обиде примешались беззащитность и одиночество – и детское сердце зарыдало, но слезы не утешали, а еще больше усиливали жажду любви, которая иссушила душу, оставшуюся без материнской заботы и ласки.

«Придет день – и я буду любить, меня будут любить, - успокаивала себя девочка. – Отец заберет меня на Рюген. Там я буду счастлива».

Яра поверила сама себе и перестала плакать. Солнечный луч проник в пещеру, и девочка увидела, как на ее пороге что-то блеснуло. Блеск был таким ярким, что Яра мгновенно подскочила и побежала к выходу. Находка превзошла все ожидания: на маленькой ладошке лежал бриллиант и переливался всеми цветами, оставаясь при этом кристально-прозрачным. Девочка улыбнулась – камень «улыбнулся» ей в ответ своим блеском, Яра засмеялась – камень поддержал ее смех, поднесла к губам, поцеловала – любовь, о которой она думала все время, ответила ей: бриллиант сиял, полностью отдавая всего себя. Яра любила и принимала любовь!

Весь день девочка провела в пещере с камнем. Перед глазами мелькали картинки ее будущей жизни: на берегу горит костер, она пускает на воду венок, а тот плывет далеко в море; она в крепости и ухаживает за раненым молодым человеком, тот в бреду кричит ее имя; свадьба, на голове – корона, она – жена короля и слышит нежные слова любви; боль, душа пылает обидой, она падает, бриллиант на короне становится черным.

Яра уснула, крепко сжимая камень в руке. Проснулась от громких голосов: сестры искали ее. Исчезновение ребенка взбудоражило весь дом, и тетка приказала найти младшую сестренку, искренне испугавшись за ее жизнь и здоровье. Девочка спрятала бриллиант в пещере и выбежала наружу…

Всю ночь Яра не сомкнула глаз, а когда утром прибежала в пещеру – камня там не было. Бриллиант исчез, но осталась любовь и воспоминания… о любви…

Прошли годы. Отец сдержал слово: она на Рюгене. С ней – бриллиант. И она любила! Любила Олафа, своего мужа, и надеялась, что и он также любил ее.

Княгиня смотрела на бриллиант: все сбылось, кроме последнего. Яра задумалась: что могло причинить ей боль? Почему камень в ее детских видениях стал черным? Он ведь кристально-чистый, как слеза счастья! Княгиня поняла: в пещере, будучи ребенком, она плакала не слезами обиды и горя, а слезами счастья, вернее, слезами ожидания счастья. Тогда бриллиант нашелся и подарил ей любовь.

«Любовь изменила меня, - думала Яра. – А что если? Нет-нет», - гнала она от себя мрачные мысли, а те возвращались вновь и вновь. На их фоне бриллиант сиял еще ярче и еще сильней излучал любовь, от которой трепетало сердце княгини.

Глава 9

- Что же произошло? Почему ты исчез из пещеры? – спросила Яра, глядя на камень, погружаясь сознанием все глубже и глубже в его чистоту.

Новые видения появились в ее голове.

…Подземные воды поднялись и заполнили дно пещеры. В движении не было хаоса: вода вращалась по часовой стрелке, окружая кольцом то место, где лежал бриллиант, спрятанный от людских глаз, но не от рук судьбы и силы природы. Водное кольцо сужалось, а скорость вращения увеличивалась, как будто стихия лишала возможности осознавать ее и влиять на нее и требовала абсолютного подчинения. Искра чистой любви не могла больше держаться за землю и, подхваченная водой, неслась в новое пространство, чтобы осветить его и отдать себя новой душе, выбранной по воле случая.

Вода уносила бриллиант за пределы дна – во тьму. Там он уже не сиял – там он едва дышал. Дышал воспоминаниями о Каменном Мире, об островах, о братьях-камнях, живущих в первоэнергии, в вечной любви и не представляющих, что есть мир за границами Каменного, есть тьма, поглощающая, проникающая и меняющая истинную природу существа.

Когда закончились воспоминания, алмаз перестал дышать. Абсолютная тьма царила вокруг и внутри. Искра чистой любви погасла, но не исчезла: она перерождалась. Вместе с дыханием остановилось и движение. И тогда бриллиант услышал время: оно не стучало, не звонило и даже не шло, оно шумело подземными водами и струилось по формам, которые шлифовала тьма. Алмаз ощутил время внутри себя – бездна всех жизней закружилась в нем, он сам стал бездной, стал Колесом Бездны, Проявлением Непроявленного. Колесо, сделав оборот, остановилось – жизнь новым дыханием вошла в бриллиант. Камень засиял – тьма отступила.

Подземные воды бурным потоком вынесли алмаз на берег реки. Заходящее солнце прикоснулось к нему мягкими лучами, приветствуя новорожденного. Бриллиант засверкал. Это было сияние любви, прошедшей сквозь тьму и время…

Вереница новых образов пронеслась перед глазами Яры. Мужские и женские лица сменяли друг друга. Они были разными: серьезными и смешными, красивыми и не очень. Их всех объединяло одно: неосознанная жажда любви и страх ее утолить. Люди радовались неожиданному, но долгожданному приобретению и быстро избавлялись от него: боялись потерять жизнь и в жертву приносили любовь. Бриллиант сиял в руках влюбленных и тускнел в потоках боли расставшихся и одиноких, и сам искал новые руки и новые влюбленные глаза.

С момента прикосновения заходящего солнца к алмазу на земле прошло 15 лет, хотя камень жил в своем времени, и оно измерялось не днями и ночами, а силой воплощения и отдачей энергии, исходящей в открытое пространство и преображающей безвозвратно. Бриллиант менялся – менялась его любовь, но оставалась при этом любовью: чистая искра жила, отливая каждый раз новым блеском, сияя новой гранью. Алмаз дарили, продавали, из-за него убивали и погибали, им восхищались и ненавидели. Душа, прикоснувшись к камню, видела в нем себя и действовала. Пестрый мир людских душ окружал бриллиант, мир с одним лицом и разными масками, с одной неутоленной жаждой любви и попыткой утолить ее страстью.

Десятки пьес было сыграно в сознании Яры, трагические роли менялись на комические, декорации Севера – на декорации Юга, деревянные лачуги – на замки феодалов, кольца – на браслеты, браслеты – на короны. Княгине показалось, что это она, а не бриллиант, прожила столько маленьких жизней, оставаясь верной одному-единственному дню, дню, когда она, вся в слезах, взяла в руки камень и постигла его.

Последний спектакль Яра видела отчетливо и подробно…

Глава 10

- Зачем? Зачем ты взял его? Бедным такие игрушки ни к чему! Пусть бы и лежал себе на дороге! Ой, чует мое сердце, не к добру это, не к добру, - ворчала жена на мужа. – Избавься от него, пожалей детей.

- Я не мог не взять. Он сам позвал меня. И потом, он так сияет! – бриллиант лежал у мужчины на ладони, глаза человека сияли, подобно этому же камню.

- Ну, вот, ты уже и спятил. И это только начало! Наше дело – земля, хозяйство, дети. А камень? Что ты будешь с ним делать?

- Я подарю его тебе! Я ведь так и не сделал подарок тебе на свадьбу…

- И что? Он накормит наших детей? Он изменит наш дом? Нет, и ты это знаешь. Пойдешь в город его продавать? Скажут, что ты его украл, и казнят. Да и до города не дойдешь – убьют по дороге.

- Что? Что ты предлагаешь? – человек смотрел на бриллиант и видел только его.

- Ох, и муженек мне достался! Деревянная твоя голова! Где были твои мозги? Счастья захотелось?! Замок ему подавай! Кубок вина и жаркое из оленины! Бранль надумал танцевать! Сходи в конюшню, Сизый хромает – там твой бранль, конский! Ты б еще корону на себя напялил, истукан!

- Корону? А это идея! – радостно воскликнул мужчина и добавил: - Спрячь-ка его в горшок и под пол, чтоб дети не нашли, и пойдем спать. Утро рассудит!

Муж и жена долго не могли уснуть: ворочались с бока на бок, ругались, целовались и снова ругались. Под самое утро мужчина уснул, и ему приснился сон…

Человек шел по широкой хрустальной лестнице, ведущей в ночное небо. Шаги эхом отдавались в сердце.

Человек шел, не оставляя на ступенях следов, шел вперед, не оглядываясь, забыв о том, что где-то там, на земле, спит его тело, а проснувшаяся душа летит на зов мечты вверх по широкой хрустальной лестнице.

Пройдя середину пути, мужчина увидел Дворец и остановился. Четыре двери Дворца были открыты, и человек растерялся: какую из них выбрать, чтобы войти вовнутрь? Обойдя Дворец вокруг, мужчина выбрал Северную дверь и переступил порог. Звезды с тонкими лучами скользили по прозрачному полу между колоннами. Красота звучала звоном падающих лиловых сосулек, разбивающихся вдребезги от движения звезд. Звездная пыль падала вниз с небесного потолка и оседала на камнях-аметистах, принявших причудливые формы и отражающих небо, стены и звезды.

Разглядывая Дворец, человек оказался в центре, напротив огромного хрустального шара, висящего в воздухе. Шар вращался. Мужчина невольно сравнил величие Дворца с землей, с миром людей и осознал грандиозность и таинство одного и иллюзорность и призрачность другого. Хрустальный шар приковал к себе взгляд человека и овладел его разумом. Мысли остановились, образы растворились в шаре и закружились, словно февральская метель. Кристаллики сверкали, вращались, перемешивались, соединялись, образуя очертания полупрозрачного существа, мгновенно принимающего плотную форму. Еще секунда – и на человека из шара смотрела красивая молодая женщина с зелеными, как изумруды, глазами. Она улыбнулась – и сердце мужчины застучало учащенно и громко и вырвалось на свободу, словно раненая птица, подстреленная охотником в наивысшей точке полета. Душа закричала «люблю», не смея надеяться на взаимность, и замолчала, боясь нарушить чистоту прекрасного видения. Человек заглянул в зеленые глаза и утонул в них: они вмещали настоящую жизнь и отражали мечту, погасшую в океане обыденного существования. Мужчина, преодолевая неуверенность и страх, медленно приближался к шару. Видение не исчезало. Человек ощутил холод легких маленьких кристаллов на своем лице, прикоснулся губами к губам незнакомки и … проснулся.

Рядом на кровати лежала жена. Ее храп раздражал и лишал покоя. Мужчина повернулся на правый бок, наивно полагая, что новый сон изгладит из памяти предыдущий.

Вновь уснуть не удалось. Человек встал, оделся, вывел на двор Сизого, вскочил на коня. Сизый помчался галопом по деревенской улице к лугу. Над рекой вставало солнце. Восход окрасил воду в нежные розовые оттенки. В зарослях пели птицы. Они славили новый день и зарождали в сердце новые чувства. Роса на траве сверкала бриллиантовым блеском. Мужчина слез с коня и сел на берегу. Река, отразив солнце, предлагала еще один мир, перевернутый, но также реальный. Впервые человек задумался над собственной жизнью. В плавном течении реки он увидел знакомый силуэт: зеленые глаза смотрели в душу мужчины и смеялись…

Глава 11

Когда мужчина вернулся, жена не спала – на кухне гремела посуда, аппетитный запах пирога с капустой заполнил весь дом. Человек незамеченным проскочил в комнату и достал из-под пола камень. Бриллиант сверкнул в руках мужчины, словно давно ожидал его прихода. Человек был уверен: его странный сон – дело алмаза. В ответ мыслям камень засиял. Сияние было ярким, насыщенным, огромным и окутало, как туман, тело мужчины. Сила «объятий» была настолько велика, что в них возник новый мир, мир, в котором был только бриллиант, лежащий на мужской ладони, и сияние, создающее границы мира и делающее его видимым.

- Кто эта девушка? – спросил человек.

- Яра, дочь князя Рюгена. Отдай меня ей, - ответил камень и добавил: - Она погибнет в твоих руках.

- Нет, - закричало любящее сердце. – Нет, возьми меня…

- Ты и так мой.

Из бриллианта вылетела яркая молния и ударила в человека. Тот зашатался и упал.

В комнату вошла жена.

- Ты жив? – бросилась она к мужу.

- Жив, - прошептал мужчина и разжал ладонь – бриллиант выпал и покатился по полу.

Весь день человек работал. Земля обычно давала силы, приносила радость, но только не сегодня: из головы не выходил бриллиант и его слова. Не столько уставший, сколько душевно разбитый, мужчина ввалился в дом и молча повалился на кровать, не реагируя ни на крики детей, ни на вопросы жены. Первая половина ночи прошла спокойно, во второй, ближе к утру, прошлый сон в точности повторился: лестница, Дворец, шар и зеленые улыбающиеся глаза женщины. Жизнь остановилась, чтобы открыть нечто большее.

Вновь наступил новый день – человек вновь отдался работе, но та уже не доставляла радости и не наполняла жизнь смыслом. И вновь вечером пришла усталость, и так хотелось во сне забыть обо всем, не вспоминать о своем прежнем существовании, а жить, жить, вдыхая счастье на полную грудь. Вместо забытья мужчина опять видел лестницу и Дворец, шар и глаза. И так повторялось на третий, четвертый и пятый день, пока не началась безумная гроза и шторм не налетел с Балтики на полуостров.

Ветер завывал за окнами. Дети спали. Жена ворочалась с боку на бок, предчувствуя дерзкий поступок мужа. Мужчина встал с кровати, пошел в кладовку, достал рыбацкий плащ и сапоги и вернулся в комнату за бриллиантом.

- Ты куда собрался в такую непогоду? – спросила жена.

- Избавлюсь от камня. Ты ведь сама говорила: такие игрушки не для бедных, - ответил муж.

- Я боюсь за тебя. На море шторм. Можно и не вернуться. Остановись, - просила женщина.

- Нет. Стихия мне поможет: так я останусь незамеченным.

- Но куда, куда ты пойдешь?

- К замку Олафа. Кому, как не королю, владеть камнем. К утру должен вернуться. А не вернусь – детям передай, что их отец отбыл в Валгаллу.

- Не пущу, - жена бросилась к выходу.

- Пустишь. Камень разбил нашу жизнь. На твоих глазах слезы. Я не хочу, чтобы еще заплакали и дети.

Женщина сделала шаг в сторону. Мужчина растворился в пелене дождя за порогом дома…

Холодный дождь хлестал по лицу. Вода лилась с неба и превращала землю в море. Человек упорно шел к цели: его не могла остановить гроза – его вел алмаз. Мокрая одежда удерживала не тепло, а холод. Дорогу размыло – идти стало тяжело. Мужчина продвигался наугад, назад возвращаться не было смысла. Сердце стучало, зубы стучали. Человек время от времени нащупывал рукой в кармане камень, успокоившись, что алмаз на месте, продолжал свой поход. В раскатах грома мужчина слышал голос бриллианта, в свете молний видел лицо Яры.

Штормовая ночь страшила путника и сжимала в одно грозовое кольцо. Человек с трудом переставлял ноги. Остановиться нельзя: остановка равна жизни. Когда новая молния осветила в темноте стены королевского замка, появилась надежда. Не осознавая как, мужчина прошел замковый мост и оказался у ворот. Те скрипели, а значит, кто-то их медленно открывал. Человек бросил алмаз у входа и отошел в сторону. Ночь стеной дождя скрыла его фигуру от чужих глаз.

Из замка вышел человек, постоял немного на одном месте, затем нагнулся к земле. Путник увидел, как в руке незнакомца сверкнул бриллиант.

«Свершилось», - подумал мужчина, его ноги подкосились, и он упал на мокрую траву у стен королевского замка.

Глава 12

- Я знаю его! Это Карл, воин Олафа. Муж оставил его на Рюгене охранять меня, - волнение пробежало по душе Яры и оставило легкий след печали.

Бриллиант погас. Княгиня задумалась. Громкий стук в дверь вернул Яру в реальность. Княгиня отворила – на пороге стоял Карл.

- Княгиня, крепость на западе готова. Вы должны осмотреть укрепление: в отсутствии Бурислава его дочь управляет островом. Народ будет счастлив, если Вы оцените его старания.

- Почему Карл? Почему ты отдал бриллиант Олафу? Почему ты здесь? – спросила княгиня.

- Я нужен Вам, - ответил мужчина. – Бриллиант – в короне. Вы жена короля. Я простой человек. Это мое место…

Западное укрепление представляло собой небольшую деревянную крепость с одной башней, которая, словно маяк, гордо возвышалась над островом и смотрела в открытое море. Башня-«маяк» дерзко «наблюдала» за Данией, на ее вершине смело развивался трехцветный флаг Рюгена. Стены укрепления были прочны, окованные ворота опущены. Отряд лучников расположился во внутренней невысокой пристройке. Деревянные лестницы, приставленные к стенам, говорили о готовности к нападению. Недалеко от колодца, прорытого в самом центре укрепления, размещалась жаровня. Двое мужчин поддерживали на ней огонь. Тележки с соломой и чаны для расплавленной смолы находились в разных частях двора крепости. Новое укрепление ожидало прихода княгини, новое укрепление ожидало наступления датского короля.

Князь Всеволод, представитель одного из знатных родов Рюгена, командовал крепостью, он же и встретил Яру на новом месте.

- Я была уверена, князь, что вы не могли не справиться. Крепость превосходна. Жаль только, что построена она для войны, а не для мира, - произнесла княгиня.

- Вы правы, княгиня. Король Харальд – наш враг, сильный враг, и его вторжение – дело времени. Ваш отец и муж отправились на континент за помощью, нам же остается одно – ждать.

- Ждать и надеяться, что Боги будут милостивы к нам.

- Если бы я был королем, княгиня, я бы напал на Рюген именно сейчас: лето, остров открыт, основная часть армии Бурислава в Померании. Под моим командованием два отряда. Месяц осады мы выдержим, а вот дальше…

- Но Дания не знает о наших планах. Новая крепость и присутствие Олафа на острове должны приостановить врага.

- Должны, княгиня. Король залечивает раны, но он жаждет отмщения. Вы уверены, что среди нас нет шпионов?

- Вы правы, князь, мы должны быть готовы ко всему…

Лето выдалось холодным: с севера дул сильный ветер и пригонял на остров темные тяжелые тучи. Дождь лил сутками, прогоняя людей со своих небольших земельных наделов, уничтожая и без того скудные посевы. Венды знали, что вслед за холодным летом придет голодная зима, что король Харальд непременно вернется, чтобы захватить остров, и надеялись только на возвращение князя Бурислава и на помощь германского императора. Дни шли – князь не возвращался. Вендов объединил страх, затем – отчаяние. Яра не раз появлялась на западном укреплении и не раз спасала вендов от ударов стихии в дни непогоды, но каждый новый ураган обострял чувство одиночества и беззащитности и отбирал последние силы. Боги молчали, вестей от Олафа I Трюггвасона не было.

В один из штормовых дней, когда небо и земля смешались, рука княгини потянулась к короне. Она посмотрела на бриллиант, тот сиял каким-то новым, необычным блеском.

- Вот и ты забыл меня. Твой холодный блеск говорит мне об этом. Ждать больше нет сил. Сердце подсказывает, что с Олафом все хорошо, но оно не знает, что будет с вендами, с островом, со мной. Я больше не могу смотреть людям в глаза. Им кажется, что князь никогда не вернется, что он забыл свою дочь, а Олаф – жену. Я прошу у неба, у Богов тишины и мира. Помоги мне…

Яра дотронулась до бриллианта. Алмаз засиял ярко и ровно. Свет постепенно успокаивал душу княгини и забирал мрачные мысли, те еще цеплялись за самые сильные воспоминания, но ненадолго – сияние поглощало их и заполняло разум человека собой.

Княгиня надела на голову корону и посмотрела в зеркало…

Олаф I Трюггвасон, король Норвегии, стрелой мчался на своем вороном коне по улицам города, за ним – князь Бурислав на своем рыжем скакуне. Мелькали окна с открытыми ставнями, двери с железными окладами, вывески мастерских и лица прохожих. Два всадника выскочили на широкую дорогу, ведущую вдоль реки за город. Был уже полдень, когда лошади ударили копытами на мосту у ворот грозного замка, окруженного рвом, наполненным до краев водой. Высокие каменные стены сурово смотрели на незваных гостей и говорили о том, что замок неприступен, что все, происходящее в нем, не подлежит огласке без разрешения хозяина, что тайна является здесь единственной госпожой, даже если ее никогда не было, нет и никогда не будет. Железная решетка поднялась без скрипа. Олаф, а за ним и Бурислав ступили на территорию германского императора Оттона II …

Из зеркала на Яру смотрело лицо молодой красивой женщины. Княгиня поправила на голове корону. Бриллиант сверкнул во второй раз. Яра закрыла глаза, а когда их открыла, то увидела, как…

…как Олаф принял из рук немецкого императора кубок с вином, отпил глоток и отдал Буриславу.

- Во славу императора, - произнес князь вендов и тоже сделал глоток.

- Харальд – сильный противник, но нет ничего сильней римско-католической церкви. Новая вера уничтожит Данию, даже если на троне останется прежний король. Германия заинтересована в продвижении христианства на север. Датское королевство – это плацдарм. Не Харальд, а Один – мой враг: он наделяет могуществом северян. Я поставлю их на колени. Отныне Германия будет решать судьбу Европы. Пришло мое время! – заявил Оттон II и грозно посмотрел на Олафа. – Или король Норвегии сомневается в силе моей армии?

- Сомнений нет, - ответил Олаф. – Ты и так уже определяешь судьбу Рюгена и мою судьбу, но земли Норвегии я не продаю, даже ценой собственной жизни.

- Невелика цена! Ты сам мне их отдал, прося защиты, иначе сейчас бы разговаривал не со мной, а со шведами. Не так ли, Олаф I Трюггвасон, король Норвегии?

- Король Швеции не будет воевать против Дании, это не в его интересах.

- Ты прав, юноша, и ты мне нужен. Норвегия – союзник Германии. Ты возьмешь в жены мою внебрачную дочь Гертруду в знак нашего единства.

- У меня есть жена, - попытался возразить Олаф.

- Я пропустил коронацию? И какой же род Норвегии король удостоил столь высокой чести?

- Она не норвежка. Это Яра, дочь князя Бурислава, князя Рюгена.

- Рюгена? Ты смеешься? Рюген не идет в расчет. Его судьба решена. Остров я отдаю во власть Макленбургов, - сказал император.

- Венды – свободолюбивый народ. Я видел их в бою. У них отважные воины, и они будут сражаться до конца.

- Я на это и рассчитываю. Вот только после возвращения Харальда некому уже будет отстаивать свободу…

Кубок выпал из рук князя Бурислава. Красное вино, словно кровь, разлилось по каменному полу. Германский император и король Норвегии только сейчас заметили присутствие князя вендов.

- Карл! Карл! – закричала Яра. – Мы в ловушке!

Карл влетел в комнату.

- Твой король предал нас, - тихо сказала княгиня и бросила корону на пол.

От удара алмаз выпал и покатился к ногам Карла. Человек нагнулся и поднял камень. Знакомое чувство ограниченного, но настоящего мира ожило в душе мужчины. Он посмотрел на алмаз, потом отдал его Яре.

- Он Ваш, княгиня. Что случилось?

- Помощи не будет. Те, кто не погибнет от руки датчан, будут убиты немцами. Мы обречены. Поспешим в крепость, достойно встретим свою смерть.

Княгиня, не раздумывая, взяла бриллиант, спрятала его в шкатулку с драгоценностями и вышла из комнаты. За ней последовал и Карл. Корона осталась лежать на полу, на месте камня зияла дыра.

Глава 13

Шаги приближались. Навстречу Олафу шла красивая молодая дама в синем бархатном наряде с бриллиантовой диадемой в роскошных каштановых волосах. Шла уверенно и достаточно быстро, быстро настолько, насколько ей позволяла длина и шлейф платья. Сердце короля застучало сильней. Женщина подала руку для поцелуя. Олаф взял тонкие нежные женские пальцы и дрожащими губами прикоснулся к ним.

- Вы молоды и красивы, король! У нас будут прекрасные дети, - дама улыбнулась и посмотрела в глаза Олафа.

Король посмотрел в голубые, как небо, глаза женщины и утонул в них – утонул в глубинах собственного сердца.

- Я Гертруда. Мой отец выбрал Вас мне в мужья. Говорят, в Норвегии холодно и скучно. Вы не позволите мне скучать, король?

- Такая красивая женщина не должна скучать, если только не по любви… - отважился произнести Олаф.

- По любви? – удивилась Гертруда. – Я позволяю Вам любить меня. Надеюсь, что при Вашем дворе нет красивых женщин.

- При моем дворе есть только одна красивая женщина – это моя няня, заменившая мне родителей. Она и Вас примет, как родную дочь.

- Мне будет достаточно Вашей любви, король. Мой отец объявит нас мужем и женой по новым, христианским законам.

- Поясните мне, Гертруда, я впервые слышу о христианстве.

- Бог отправил к людям своего сына – Христа. В Вифлееме он родился, жил в Назарете, работал плотником. Открыв в себе дух Божий, стал творить чудеса: исцелял, воскрешал, проповедовал Царство Божие. Иудеи распяли его в Иерусалиме во время Пасхи, как лжепророка, вместе с разбойниками. Власть Рима поддержала казнь. На третий день после смерти Христос воскрес. Могила оказалась пустой, ученики видели своего учителя в разных частях Израиля.

- Убитый ожил? Невероятно…

- Его тело стало духом. Дух вознесся в небо, - заключила Гертруда.

- Автор легенды гениален! Ничего нового, но по-новому! – с восторгом произнес Олаф.

- Я видела автора. Обычный человек, немного странный. А впрочем, он не говорил об Израиле и не называл себя Христом. Имена дал секретарь моего отца Остен, он учился в Риме и хорошо знает латынь.

- Я могу его видеть? – спросил Олаф.

- Кого? Остена? Или?..

- Или… - ответил король и улыбнулся.

- Император сослал его в Рим для изучения старинных рукописей из Александрийской библиотеки. Вряд ли его интересует судьба его творения. Новая вера – это дело политики, а не творца, - по-немецки гордо и сурово заявила Гертруда и добавила: - Наше с Вами дело – Норвегия. Или вы предпочитаете Рим?

Улыбка исчезла с лица Олафа. Бриллианты на диадеме принцессы сверкнули все одновременно, и король вспомнил штормовую ночь, алмаз, княгиню Рюгена. Темно-синие сапфиры из ожерелья дочери германского императора приковали к себе взгляд Олафа, поцелуй Гертруды захватил душу в плен. Новый замок в Норвегии и властная королева на новом троне перечеркнули в памяти короля Рюген, алмаз и Яру и заняли центральное место.

Глава 14

Яра целыми днями находилась в крепости на западе Рюгена. Иногда она поднималась на одинокую башню и долго всматривалась вдаль, то на север, то на юго-запад. Море было спокойным, по небу плыли легкие белые облака, тишина царила вокруг. Но именно эта тишина терзала душу сомнениями, лишала покоя и сна. Княгиня знала, что так тихо, так настороженно тихо бывает только перед грозой, когда даже листок на дереве или травинка в поле боится шелохнуться, чтобы не нарушить молчание земли и неба. Молчало и сердце, и это особенно пугало Яру: ей казалось, что она больше не любит ни отца, ни мужа. Нет, конечно же, любит, но как-то по-иному, не так, как ранее, скорее – жизнь, чем кого-то или что-то проявленное в одной форме. От этой новой любви мир вокруг приобрел новые оттенки и зазвучал на полную мощь. От этой новой любви родилась сила и вера в судьбу, единую с народом и родным краем.

Воины-венды старались угодить княгине во всем, но Яра не могла скрыть от них своих сияющих, но печальных глаз, смотрящих так далеко и глубоко, словно в иной мир, иное измерение, на границе которого стоял остров Рюген. Рядом с княгиней был и Карл, он, точно тень, следовал за ней в крепость, не упускал днем из виду, а когда наступал вечер, сопровождал Яру домой, чтобы на рассвете вновь услышать ее голос и первым переступить порог комнаты.

Так шли дни… месяцы… Так прошел год.

Однажды утром, прибежав на зов Яры, Карл услышал:

- Я освобождаю тебя от обязанности, возложенной королем. Возвращайся домой, в Норвегию, к жене и детям. Это не твоя война, дети не должны расти без отца.

- Это моя судьба, княгиня. Трусость привела меня грозовой ночью к воротам замка, трусость заставила отдать камень Олафу. Храбрость не дает мне возможности оставить Рюген. Любовь порождает эту храбрость.

- Ты все еще любишь?

- Да, и я здесь.

- А как же Олаф?

- Тот, кто любит, всегда рядом.

- Ты прав, Карл, прав. Олаф любит приключения и славу, - сказала Яра, открыла шкатулку с драгоценностями и достала оттуда алмаз.

Белые цветы были в Храме повсюду: алтарь покрывали раскрывшиеся бутоны, колонны обвивали цветочные гирлянды, лепестки узкой дорожкой лежали на полу. Звучал орган, прославляя новую веру и великого императора. Двери Храма широко распахнулись – и на пороге показалась фигура Олафа.

Король Норвегии Олаф I Трюггвасон уверенной походкой приблизился к алтарю, остановился и повернулся к выходу. Он, как и все присутствующие на свадебной церемонии, ожидал появления невесты. Легкое волнение прокатилось по залу, когда в Храм вошли германский император Оттон II и его дочь Гертруда. Люди расступились, пропуская невесту и ее отца вперед. Император взял дочь за руку, и они торжественно направились к алтарю, к тому месту в Храме, где в бело-золотых одеждах стоял священник, рядом с которым, забыв обо всем на свете, находился король Норвегии. Ножки Гертруды ступали по узкой дороге из лепестков роз, и лепестки от прикосновения подола платья разлетались в стороны, поднимались вверх, кружились и вновь оседали на каменный пол, создавая иллюзию, как будто невеста не шла, а летела навстречу своему счастью…

- Согласен ли король Норвегии Олаф I Трюггвасон взять в жены Гертруду, дочь германского императора Оттона II? – задал вопрос священник.

- Да, - ответил Олаф, не отводя счастливых глаз от счастливого лица Гертруды.

- Согласна ли Гертруда, дочь германского императора Оттона II , стать женой Олафа I Трюггвасона, короля Норвегии? – священник задал второй вопрос.

- Да, - ответила Гертруда, счастливая улыбка озарила ее и без того счастливое лицо.

- В знак согласия прошу обменяться кольцами.

Гертруда надела на безымянный палец Олафа перстень с ярким, огненным рубином. Жених попытался повторить действие невесты, но бриллиант в ее кольце вспыхнул – в памяти Олафа возникла корона, алмаз и Яра. Руки короля задрожали, и перстень с бриллиантом упал на пол, в белые лепестки роз.

Растерянный взгляд невесты выразил искренний испуг. Легкий ропот пробежал по залу, затем наступила тишина. Олаф опустился на колено и стал искать перстень у ног невесты. Его пальцы погружались и плыли в белых лепестках, пока не нащупали кольцо. Жених поднялся во весь рост, поцеловал левую руку Гертруды и надел на ее безымянный палец перстень с чистым, как слеза любви, бриллиантом. Лицо Гертруды вновь засияло счастьем.

- Я объявляю Вас мужем и женой, - громко прозвучал голос священника. – Вы можете поздравить друг друга.

Руки Олафа и Гертруды соединились, губы прикоснулись. Поцелуй был нежным и долгим.

Счастливый муж взял за руку счастливую жену, и вместе они направились к выходу. За ними последовали гости, возглавляемые германским императором Оттоном II …

Яра закрыла глаза и сжала ладонь. Тяжелая тишина заполнила комнату. Карл стоял рядом с княгиней. Он ждал крика и плача женщины, но та молчала. Ее внутреннюю боль выдала слеза, выкатившаяся и, словно ручеек, побежавшая по щеке.

- Ты прав, Карл, прав. Моя судьба – это Рюген, - громко произнесла Яра и вернула алмаз в шкатулку с драгоценностями.

Глава 15

Лодка причалила к острову. На берег вышел седой, в грязных лохмотьях человек. Сделав два шага, он посмотрел на небо, затем упал на землю, стараясь обнять ее широко расставленными руками. Губы прошептали хвалу Роду и его сыновьям и поцеловали землю, соединяясь с ней в едином дыхании. Солнце высоко стояло над горизонтом и своими лучами согревало песок, а песок – тело и душу человека, истерзанного неволей и пытками.

- Рюген, земля моя, прости своего сына, - бормотал себе под нос нищий. – Прости и прими меня.

Легкий ветерок подул с моря и пробежал по телу человека, шмель прожужжал над ухом, пролетая мимо по своим неотложным делам, солнце в небе заиграло лучами, и волны нового тепла достигли мучительной раны и излечили душу. Остров принял своего сына.

Нищий встал и медленно пошел на восток, в сторону крепости…

- Княгиня, Ваш отец, князь Бурислав, вернулся, - Карл поспешил сообщить Яре радостное известие.

- Где он? Где? – спросила княгиня.

- Во дворе. Разговаривает с князем Всеволодом, - ответил Карл и добавил: - Князь вернулся один.

Яра с удивлением посмотрела на Карла и выбежала за дверь.

Двор был полон людей. Венды хотели знать, что будет с ними и островом, задавали вопросы и тотчас же требовали ответа. Яра с трудом узнала своего отца, узнала по глазам, светлым и чистым, как вода в ручье, излучающим уже не радость, а усталость и глубоко скрытую боль.

- Отец! – крикнула Яра.

Князь вздрогнул, взглянул на дочь и протянул к ней руки. Яра бросилась в объятья своего отца.

- Отец, что произошло? Почему ты один? Где твои воины?

Князь Бурислав пошатнулся и закрыл глаза.

- Ты болен? Ранен? – волновалась Яра.

- Я жив, и это главное, - ответил князь. – И венды живы.

- Пока живы… Отец, я знаю, что помощи не будет, что мы обречены.

- Кто сказал тебе это? – спросил Бурислав.

- Камень. Я видела. Правда, не все, но мне и этого достаточно.

- Дочка, для тебя все может быть иначе – беги! Забирай сестер – и бегите!

- Куда? Кому мы нужны?

- В Киев. Бегите на Русь. Там еще живут дети Сварога, да и Перун разит стрелами навьи души.

- А ты, отец? Как же ты?

- Рюген – моя земля. Я буду защищать ее до конца.

- Рюген – и мой дом. Я никуда не поеду, - гордо произнесла Яра.

- Ты все еще ждешь Олафа? Но он… - князь не успел договорить, его перебила дочь:

- Он муж Гертруды! И король Норвегии!

- Муж Гертруды? Значит, он все-таки…

- Князь Бурислав, мы построили крепость на западе и готовы встретить врага, - вмешался князь Всеволод. – Княгиня Ярослава – наша княгиня, венды – ее народ.

- Хорошо, князь, - сказал Бурислав. – Боги видят, какой ценой дается мне это решение.

Ночью Бурислава лихорадило. В бреду князь произносил имена Олафа, Оттона, кричал о спасении вендов и рвался в бой. Яра всю ночь провела у постели отца. Худой, измученный, больной, Бурислав скорее был похож на бежавшего раба, чем на правителя Рюгена, и все же при этом оставался князем, князем вендов – храброго и непобедимого народа.

С первыми лучами солнца в комнате наступила тишина. Легкое дыхание князя говорило о его победе над смертью. Уснула и Яра. Ей снилось, как…

…как вода в колодце поднялась и превратилась в зеркало, в котором отразились небо, звезды и гора. Своего отражения Яра не видела. В Зеркальном мире существовал Млечный Путь и белоснежная вершина. Подножие горы чернело в темноте ночи и растворялось в синем тумане.

Вдруг колодец стал вращаться. Зеркальный мир закружился и исчез. Вода изменила свою структуру – зазвучал свет, и его можно было зачерпнуть ладонью. Яра нагнулась над колодцем, чтобы в новой «воде» разглядеть нечто новое, нагнулась так низко, что покачнулась и упала. Полет был стремительным. Свет кольцами мелькал по пути падения, вихревые потоки сменяли друг друга, кружились, легким белым паром поднимались вверх и пропускали дальше. Яра не видела, но ощущала, как менялось ее тело, как прежняя форма бытия перерождалась, теряя человеческий образ, приобретала силу и яркость, наполнялась чувством безграничной любви и свободы. Яра от новизны ощущений закрыла глаза, но свет проникал внутрь даже сквозь закрытые веки. Необходимость иметь ноги и руки отпала сама собой – в вихрях света появилось абсолютно новое существо – изумруд с нежным зеленым сиянием, отдаленно напоминающим блеск зеленых глаз княгини.

Изумрудная Долина дышала счастьем и покоем. Свет золотым дождем падал на землю и омывал собой каждый камень. Грани драгоценных камней сияли неповторимым блеском, создавая вокруг острова ауру звучащей любовью тишины и блаженства. Изумруды, хризолиты и бриллианты сияли на полную мощь, отдавая всю любовь, без остатка, Каменному Миру, а тот хранил эту любовь и посылал в ответ тепло, от которого трепетали души камней, от которого затрепетала и душа нового камня с красивым именем – Яра…

Глава 16

Прошел еще один год – год ожидания и надежды. Венды стали забывать о постигшем их несчастье: вспахивали землю, кормили скот, рожали детей. О смертельной угрозе со стороны датчан помнили только в доме князя Бурислава да на западном укреплении острова – князь Всеволод всегда был в крепости, отряд лучников находился в состоянии боевой готовности, на дворе были слышны удары мечей и треск огня в жаровне. Воины шутили, латали одежду и ждали. Каждый день в одинокой башне венды видели свою княгиню, она пристально всматривалась в морскую даль, и людям казалось, что Яра все еще ждет возвращения мужа, что она все еще любит его.

Яра ждала, но не мужа. Яра любила, но не Олафа. Княгиня изменилась в тот день, когда вернулся князь Бурислав, изменилась в ту ночь, когда у постели отца боролась за его жизнь, изменилась в то утро, когда увидела странный сон, а потом глаза Карла, полные бесстрашия и… любви. Именно тогда Яра поняла: Карл действительно любит ее, а она – Карла, вот только боится признаться сама себе в этом.

В то утро, набравшись смелости, Карл сам вошел в комнату княгини, чтобы узнать о состоянии Бурислава, а главное – увидеть Яру. Женщина еще спала, спал и князь. Карл решил дождаться пробуждения Яры и остался охранять ее сон.

Княгиня во сне улыбалась. Карлу так захотелось обнять ее и своими сильными руками защитить нежную душу женщины от всех бед, прошедших и грядущих, что он невольно склонился над спящей княгиней и поцеловал ее. Губы Яры ответили на поцелуй. Душа Карла взлетела, душа княгини растворилась в объятьях мужчины. Поцелуй сорвал печать, поставленную на себе Карлом, поцелуй сорвал печать, поставленную на себе Ярой. Княгиня открыла глаза. Мужчина видел перед собой счастливое лицо женщины и молчал. Яра видела перед собой счастливое лицо Карла и молчала. Поцелуй продолжался, продолжались объятья: невидимые руки обнимали, невидимые губы целовали. Глаза сияли. Тишина звучала мелодией любви. Ее (мелодию) повторяли любящие сердца и добавляли свои аккорды.

Тишину нарушил еле слышный стон князя Бурислава.

- Пить, - вырвалось из груди человека.

Яра подбежала к отцу, поднесла стакан с водой к его высохшим губам.

- Дочка…- прошептал князь и туманными глазами посмотрел на Яру.

Княгиня поцеловала отца в лоб, укрыла одеялом и взяла руку князя, крепко сжав ее в своей ладони. Оглянувшись, Яра заметила, что Карла в комнате нет.

И вот уже прошел целый год, а Карл все еще не решается остаться с Ярой наедине, но он рядом, всегда рядом – его невидимые руки обнимают, его невидимые губы целуют.

4 июня, как и всегда, Яра собралась в крепость. День был солнечный и безветренный, ничто не предвещало смены погоды, возможно, только пчелы – они молчали, и даже аромат сочного клевера не привлекал их сегодня. Княгиню сопровождал Карл. Они мчались на лошадях по утоптанной за два года дороге, мчались на запад. Тревожно стучали копыта о землю, тревогой переполнялись сердца всадников. Внезапный и сильный порыв ветра заставил стишить ход. Небо на глазах быстро темнело, линул дождь. Всадники повернули направо и поскакали в сторону деревни, чтобы там переждать непогоду.

Половина деревни пустовала: многие венды, разочаровавшись в могуществе своего князя, забирали детей и отправлялись на континент в поисках новой жизни, оставляя после себя заколоченные дома и заросшие земельные наделы. Загнав лошадей в сарай, Яра и Карл вошли в один из заброшенных домов.

Печь разделяла внутреннее пространство пополам. Стол, лавы, кровать и подвешенная к потолку колыбель – это все, что осталось от хозяев. Яра подошла к колыбели и заглянула в нее – тряпичная кукла, как дитя, лежала в ней, кукла с большими синими глазами, кукла, набитая соломой. Княгиня взяла ее на руки, поцеловала и вернула назад, качнув колыбель и раз, и два. Вдруг Яра запела, колыбельная песня поплыла по комнате и достигла сердца Карла.

- Красивая песня, - сказал он.

- Ее пела няня мне и моим сестрам, когда мы были маленькими, - поддержала разговор княгиня, и Карл заметил на ее глазах слезы.

Яра плакала, Карл стоял на месте и молчал: ноги остолбенели и вросли в пол, комок подступил к горлу, не давая возможности произнести и слова.

Сила любви боролась с силой жалости и победила. Карл подошел к Яре, обнял и поцеловал…

Короткие мгновения любви показались им вечностью…

Ливень соединил их души, заброшенный дом – тела. Карл любовался красотой Яры и не верил своему счастью. Яра смотрела на Карла, видела в нем себя и любила…

Счастье нарушил крик. По деревенской улице бежал ребенок и кричал:

- Харальд! Харальд Синезубый! Датчане! Они здесь!

Глава 17

Карл выбежал на улицу, схватил ребенка за руку, и они вместе оказались во дворе заброшенного дома. Еще несколько мгновений – и двое всадников мчались во весь опор на запад, в крепость. Рядом с Карлом, крепко держась за сильное мужское тело, сидел испуганный мальчик. Карл изредка смотрел на Яру и, успокоившись сам, успокаивал ребенка.

Дождь прекратился, но небо оставалось все еще серым, а воздух – сырым и холодным. Всадники галопом промчались мимо сторожевого поста.

- Закрывай ворота! Враг на острове! – прокричал Карл.

Крик Карла подхватила Яра:

- Харальд вернулся! Готовимся к бою! Где князь Всеволод?

- Я здесь, княгиня, - выбежав из смотровой башни, отозвался Всеволод.

- Князь, нужно отправить гонца на восток, к моему отцу. Враг – в центре острова. Думаю, Харальд будет действовать сразу в двух направлениях. Необходимо предупредить князя Бурислава, - сказала Яра.

- Боюсь, как бы не было поздно. Крепость на востоке не так укреплена. Харальд специально отрезал нас друг от друга. Олаф был прав: нужно было строить еще крепость и на севере.

- Что же делать? – спросила Яра у Всеволода.

- Сражаться, - ответил князь. – Половина из нас пойдет в атаку, а вторая половина будет готовиться к обороне крепости.

Княгиня вскочила на коня.

- Я готова! К битве! – крикнула Яра.

- Княгиня, не ваше место на поле боя, укройтесь в башне, - попытался остановить ее князь Всеволод.

- Нет, я не буду ждать своей участи в подвале. Карл, спрячь ребенка, мы выступаем! – заявила Яра и направила лошадь к закрытым воротам крепости…

…князь Бурислав шел в атаку.

- Отстоим земли Рюгена или погибнем! – издал боевой клич Бурислав, занес меч над головой и ринулся в бой.

Князь «летел» на своем скакуне, нанося удары по датчанам, оставляя за собой трупы врагов. Сердце стучало так громко, и Буриславу показалось, что это стучит сердце Рюгена, а значит, венды все еще живы. Князь посмотрел на небо – сквозь тучи проглядывали солнечные лучи, один из них упал на грудь Бурислава.

- Венды живы! – сам себе прокричал князь и продолжил бой.

Враги падали. Бурислав потерял лошадь. Меч князя не знал пощады, рука князя не знала усталости. Из груди вылетали звуки, похожие на рык дикого животного, который не мог заглушить даже лязг мечей.

Князь Бурислав рубил врага. Он видел, как ряды датчан редеют, как враг ретируется, и волна веры в победу пробежала по его телу. Но князь также видел, как падают и его воины, и уже ненависть, а не он сам, владела его рукой и мечом.

- Княгиня Ярослава…- услышал Бурислав позади себя и оглянулся.

Вражеский меч вонзился в грудь Бурислава, и князь рухнул на землю лицом вниз, широко расставив руки, пытаясь в последний раз обнять Рюген…

… армия датчан во главе с королем Харальдом Синезубым и отряд вендов во главе с княгиней Ярославой остановились друг напротив друга в центре Рюгена.

- Венды, сдавайтесь! Сражаться бессмысленно! Бурислав мертв! Крепость на востоке наша. Вы обречены, - громогласно заявил Харальд.

- Ты все еще не знаешь вендов, Харальд? Мы скорее погибнем, чем потеряем свободу. Обречены? Не ты ли нас обрек, могущественный король Великой Дании? – ответила Яра.

- Война – не женское дело, княгиня. Опустите мечи – и я вам дарую жизнь.

- Быть Вашим трофеем, король? Вы глупы! Рюген – это ловушка. Германский император давно подарил остров Макленбургам. Он уничтожит и Вас, уничтожит верой.

- Это ложь, княгиня. Оттон II – мой союзник.

- Ложь? Венды, вперед! – скомандовала Яра, и отряд рушил на датчан.

Противники смешались. Свобода вступила в битву с властью. Свобода управляла силой и оружием вендов – выпускала стрелы и наносила удары мечами. Жажда власти управляла силой и оружием датчан - наносила удары мечами и выпускала стрелы. Венды рубили – рубили и датчане. Датчане падали – падали и венды…

- Княгиня, пора отступать, - Яра услышала голос Всеволода. – Силы неравны. Нужна передышка.

- Венды, возвращаемся в крепость, - крикнула Яра и помчалась на запад, а за ней – те, кто выжил…

…солнце разогнало тучи и заиграло в небе лучами. Крик одинокой чайки, пролетевшей над крепостью, ворвался в душу княгини и пронзил насквозь. Яра стояла в башне и смотрела вдаль, но уже не ждала. Она хотела еще раз взглянуть на Рюген и на море. Желтые головки одуванчиков устилали остров ярким ковром, а белые – тонкой вуалью. Рюген в начале лета казался таким юным, словно это была первая земля, на которую ступила нога человека, чтобы разыграть на ней жизнь, жизнь, длиною в целую эпоху. Яра видела, как по желтому цветочному ковру в сторону крепости мчались воины Харальда, как знамена Дании развивались на ветру. Княгиня слышала, как дрожала земля под копытами черных лошадей, как от каждого удара дрожало и ее сердце.

- Венды, враг идет на крепость! – голос Яры звучал громко, но спокойно.

Княгиня посмотрела на море. Лучи солнца упали на воду. Отраженный свет ярким блеском ослепил на мгновение Яру, и она зажмурилась, а когда вновь взглянула на морскую гладь, то не поверила своим глазам: с запада к Рюгену плыла военная эскадра под флагом германского императора.

- Венды, на западе немецкие корабли! – взволнованно прокричала Яра и тихо добавила: - Они везут то ли жизнь, то ли смерть…

Стрела, выпущенная метким стрелком, рассекая воздух, стремительно летела в одинокую башню, летела к цели. В башне была одна княгиня…

- Княгиня Ярослава! – услышала Яра голос Карла и оглянулась.

Вражеская стрела вонзилась в ее грудь, княгиня покачнулась и полетела с башни вниз.

Яра не поняла, что произошло, но, падая, заметила, как вода в колодце превратилась в зеркало, а в нем отразилось звездное небо, как звезды погасли, и в кромешной тьме вспыхнул изумруд с нежным зеленым сиянием, отдаленно напоминающим блеск зеленых глаз…

…тело женщины упало на камни у колодца в центре крепости…

- Нет! – закричал Карл, бросился к колодцу и схватил Яру за плечи.

В сильных руках Карла Яры не было – они крепко держали мертвое тело.

- Нет, - с болью вырвалось из груди Карла.

Сильные мужские руки выпустили мертвое тело княгини, и оно вновь упало на камни у колодца. К ногам Карла выкатился бриллиант, кристально-чистый, как слеза любви…

Карл поднял его, спрятал в кулак и поцеловал, а когда разжал пальцы – на ладони лежал бриллиант, таинственно-черный, как глаз ворона…

Глава 18

«Вот и все. Я возвращаюсь домой. Вот только где мой дом? Он был в твоих объятьях. Я люблю тебя, Ярослава, дочь князя Бурислава, княгиня Рюгена. Я ведь так и не успел сказать тебе об этом. Пусто… пусто вокруг. Огонь жжет внутри…сгорает любовь… Прощай. Прощай…»

Карл посмотрел на небо. Оно было бездонно-синим и безоблачным. Солнце клонилось к закату. Чайки носились над крепостью и кричали. Карл хотел сделать шаг, но не мог: ноги, как и всегда, не слушались его и стояли на месте, выдавая истинные желания…

«Отпусти меня, Яра», - попросил мысленно Карл и тотчас же ощутил, как кто-то дергает его за рукав.

- Дядя, дяденька, тебя зовет князь Всеволод. Идем, ну, идем же, - настаивал деревенский мальчик, спасенный норвежцем еще утром.

- Тебя как зовут, малыш? – спросил Карл.

- Ярослав, - гордо ответил маленький венд.

- Ну, что ж, идем.

Карл взял мальчика за руку и сделал шаг…

- Венды, пока не поздно, мы должны покинуть Рюген и сохранить себе жизнь, - обратился князь Всеволод к людям в крепости. – Если мы погибнем, то вместе с нами погибнет и весь народ. Мы последние из рода вендов. В память о наших предках и во имя наших потомков народ не должен исчезнуть. Это не предательство! Рюген был нашей колыбелью. Теперь он ловушка, но это не наша ловушка!

- Что ты предлагаешь? – спросил один из воинов.

- Воспользуемся подземным ходом, ведущим на юг острова, затем переправимся на континент, далее – на восток, к Борисфену. Говорят, эта река объединила многих славян. Возможно, и мы там обретем новый дом.

- На Русь! Едем на Русь! – подхватили князя венды.

- Карл, ты с нами? – спросил у норвежца Всеволод.

- Наши пути расходятся. Я возвращаюсь в Норвегию. Там у меня жена и дети. Они ждут меня. Я обещал вернуться. Князь, рядом со мной маленький венд, позаботься о нем.

- Нет, дяденька Карл, не отдавай меня, я еду с тобой! – вмешался в разговор Ярослав.

- А ты не пожалеешь, малыш? Венды – твой народ, а я всего лишь норвежский крестьянин, не герой.

- Но ты спас меня! И потом я обещал княгине.

- Княгине? – удивился Карл. – Когда?

- Только что, - ответил мальчик. – Она стояла у колодца и улыбалась.

Карл осмотрелся: на камнях лежало мертвое тело Яры. Карл прислушался: в колодце звучала вода. Звук был похожим на журчание весенних ручейков. В этом «журчании» Карл услышал смех Яры…

Мужчина вскочил на коня и схватил ребенка. Вдвоем они пересекли ворота крепости и ускакали по дороге на север…

Через полчаса западная крепость Рюгена была пустой. Ее открытые ворота «гостеприимно» встречали непрошеных гостей…

Солнце село за горизонт. Небо потемнело, зажглись первые звезды, когда Карл отыскал на северном побережье рыболовецкое судно вендов. Переплыть на нем Балтийское море и достигнуть берегов Норвегии было рискованным делом, но судьба другого не предлагала, оставила лишь надежду на хорошую погоду, попутный ветер, встречу с норвежскими рыбаками и помощь Одина.

Судно отчалило от Рюгена. Карл посмотрел на остров, он показался человеку темным и пустым. Боль невидимой стрелой сидела в сердце, Карл не собирался ее извлекать. Боль говорила о том, что мужчина все еще жив, что любовь не умерла. Боль наделяла упорством и бесстрашием.

Рядом с Карлом в лодке сидел мальчик и восторженно любовался звездами. Сегодня их было много, и они сияли так ярко, что ребенок от восхищения открыл рот.

- Посмотри, Ярослав. Видишь вон там огромный ковш? Это Большая Медведица. Недалеко от нее есть ковшик поменьше. Это Малая Медведица. На ее хвосте сияет звезда – Полярная. Она и приведет нас домой.

- Этот Медвежонок, он ее сын? – спросил малыш.

- Наверное. У звезд ведь тоже бывают дети, - ответил мужчина и улыбнулся.

Карл вновь посмотрел на остров и заметил, как над Рюгеном снизу вверх летела звезда, мерцая красным светом. Подъем был стремительным и необычным.

«Звезды падают, а она восходит», - подумал человек.

Звезда взлетела высоко и остановилась – зависла в одной точке пространства. Карл не мог объяснить это явление, но он чувствовал, как звезда забирала его боль, как душевная рана переставала «кровоточить», как будто небесное светило втягивало в себя «кровь» и с каждой новой «каплей» сияло еще ярче. Стало легко дышать. Стало легко думать. Человек нащупал в кармане камень и достал его – бриллиант был таинственно-черным, как глаз ворона.

Карл посмотрел на звезду – ее на небе не было. Сияли тысячи других звезд, а красная звезда исчезла.

Глава 19

Утром к западному берегу Рюгена причалила военная эскадра германского императора Оттона II. Король Дании Харальд Синезубый вышел из крепости, чтобы лично поприветствовать императора и узнать о цели его приезда на остров. Появление германского флота было большой неожиданностью для датчан, и, чтобы успокоить воинов, Харальд решил прежде всего успокоиться сам, поговорив лицом к лицу с Оттоном II, некогда самым верным союзником датской короны. Подойдя ближе к берегу, Харальд заметил, как на Рюген вслед за императором высадился и король Норвегии Олаф I Трюггвасон. Волна ненависти и негодования выхватила из памяти датского короля события трехлетней давности, когда он допустил ошибку, приняв Олафа за своего единоверца и друга, когда результатом этой ошибки стала смерть его воинов, собственное ранение и бегство с Рюгена. Харальд ничего не забыл – он помнил все.

- Назад в крепость! Это ловушка! – крикнул Харальд и вспомнил слова Яры: «Рюген – это ловушка… Он уничтожит и Вас, уничтожит верой».

«Княгиня говорила правду?» - сам себе задал вопрос король Дании, возвращаясь в западное укрепление, но ответить на него боялся. Всего лишь на одну ночь Харальд ощутил себя хозяином Рюгена, а теперь земля вендов казалось чужой и враждебной.

- Закрыть ворота! Приготовиться к бою! – отдал команду король Дании, но в голосе уже не было той решительности и мужества, с которыми он впервые появился здесь – в сердце поселились сомнения, страх и бессмысленность борьбы.

«Никто не должен знать об этом», - решил Харальд и подошел к колодцу, где все еще лежало мертвое тело княгини Ярославы.

Огонь в жаровне догорал. Харальд, не раздумывая, выхватил горящую головешку и бросил к мертвому женскому телу. Одежда мгновенно загорелась, а вместе с ней и княгиня.

«Ты все еще не знаешь вендов, Харальд? – в ушах датского короля звучал голос Яры. – Мы скорее погибнем, чем потеряем свободу…»

- Харальд, выходи из крепости! – раздался громкий и сильный голос Оттона II. – Судьба Дании в твоих руках!

Ворота западного укрепления открылись, и перед глазами германского императора с мечом в руках появился король Дании Харальд Синезубый.

- Хорошо же ты встречаешь союзников, Харальд! – произнес Оттон II.

- Союзников? Лучники направили на меня стрелы и ждут одного твоего слова. Или глаза обманывают меня?

- Нет, король, глаза тебе не врут. Достаточно поднять мне руку, и ты повстречаешься по пути в Валгаллу с князем Буриславом.

- Не говори только мне, император, что ты пришел на Рюген освободить вендов.

- Вендов здесь нет, - сказал Оттон II. – Многие из них уже давно живут на моей земле, а не убитых тобой я отпустил на Русь. Рюген я отдал Макленбургам, и они решат его дальнейшую судьбу без тебя.

- Ты хочешь моей смерти? – спросил король Дании и поднял меч.

- Опусти меч, Харальд. Ты мне нужен живым. Живым союзником и единоверцем.

- Единоверцем? Но у нас и так общие Боги, император.

- В Германии новая вера, король. Мы верим во Христа и несем крест. И Дания поверит…

- Император, я вижу рядом с тобой Олафа I Трюггвасона, короля Норвегии, он тоже несет крест?

- Олаф – мальчишка, конечно же, как и ты, но он мой зять.

- А как же…

- Он мой зять! – перебил Харальда император. – А будешь и ты разумным, останешься королем Дании, христианской Дании.

Харальд Синезубый ничего не сказал в ответ. Король Дании опустил меч…

- Харальд, корона у тебя? – спросил Олаф у датского короля.

- Не понимаю, какая корона? – ответил Харальд.

- С бриллиантом! Ее смастерил мой ювелир для княгини. Я был на востоке, в комнате Яры ее нет. И где сама княгиня?

- Она погибла, - тихо произнес Харальд.

- Погибла? Это ты ее убил! – закричал Олаф.

- Я ее спас… от тебя…

Харальд повернулся, сделал несколько шагов к окну, возле которого стоял сундук с трофеями, и достал оттуда холщовый мешок. Олаф узнал его, выхватил из рук датского короля и развязал – тонкой линией из горного хрусталя был украшен нижний край короны, 12 сегментов из сапфиров, топазов и раухтопазов с заостренными верхушками напоминали 12 башен норвежского замка, верхушка первого (центрального) сегмента заканчивалась… дырой, на месте которой ранее находился бриллиант, чистый, как слеза счастья, над которым (теперь уже которой) возвышался золотой знак маленькой короны, усыпанной измельченным горным хрусталем.

- Я нашел ее в восточной крепости, без бриллианта, - сказал Харальд и дотронулся рукой до короны. – Я не знал, что она твоя.

- Это корона Ярославы, это был ее бриллиант.

- Что ты будешь с ней делать, Олаф? Подаришь Гертруде? – с иронией спросил король Дании.

- Нет, но я верну ее в Норвегию, - ответил король Олаф I Трюггвасон.

- Корона обагрена кровью тех, кто сражался за свободу, - сказал Харальд Синезубый.

- Что ж, корона будет наградой – орденом Северной Короны. Его будут вручать бесстрашным воинам Померании и Рюгена. Прощай, Харальд. Может быть, когда-нибудь мы еще и увидимся, - сказал король Норвегии и вышел из комнаты.

Через полчаса Олаф I Трюггвасон мчался на своем Вороне навстречу заходящему солнцу, на побережье Рюгена, где его ожидал корабль с норвежским флагом.

Глава 20

Новый бриллиант в короне сиял новым блеском.

Гертруда готовилась к коронации, и лучшего подарка, чем это драгоценное чудо, она еще никогда не получала, даже от своего любящего и могущественного отца – германского императора Оттона II. Двенадцать сегментов короны притягивали взгляд и брали душу в плен, горный хрусталь тонкой змейкой окаймлял убор, а золотой знак маленькой короны подтверждал, что его владелица – настоящая королева! Правда, Олаф хранил шедевр ювелирного искусства в тайне, но Гертруда обнаружила корону в покоях короля этим утром, когда муж уехал из замка на охоту: подарок лежал на красной подушке с гербом рода Трюггвасонов в потайной нише за гобеленом. О тайнике Гертруде рассказала служанка, рассказала и о том, что король время от времени достает корону и подолгу любуется ей. Новая хозяйка замка старалась не раз представить себе сюрприз Олафа, но корона превзошла все ожидания королевы и заполнила сердце невероятной радостью. Гертруда взяла подарок в руки и хотела уже надеть его на голову, но не успела: вернулся король. Он стрелой влетел в свои покои и выхватил корону из рук Гертруды.

- Твой сюрприз удался, - сказала королева. – Извини, что не дождалась, когда ты сам покажешь ее мне.

Олаф молчал. Он не знал, как сказать прекрасной женщине о том, что эта корона Ярославы, дочери князя Бурислава, княгини Рюгена, что эта корона той, кого уже нет среди людей, но кого он любил и все еще любит. Как сказать о том, что эту корону держали руки другой женщины и что она (корона) венчала голову вечной соперницы ее (Гертруды), соперницы, навсегда оставшейся в памяти светлым образом чистого счастья. Новый бриллиант в короне сверкнул новым блеском. Образ Яры растворился в дымке воспоминаний, и руки Олафа протянули корону Гертруде – жене и королеве Норвегии…

…коронация Гертруды затмила все предыдущие. Некоронованная королева в сине-белом, как море и снег Норвегии, наряде с гордо поднятой головой вышла из замка и села в карету, запряженную четверкой белых лошадей. Проехав по центральной улице, экипаж, сопровождаемый восторженными возгласами толпы, остановился у Храма, построенного в честь торжественного дня коронации и символизирующего начало новой, христианской, эпохи в Норвежском королевстве.

Дверь в Храме была распахнута настежь. Гертруда переступила порог и уверенным шагом направилась к алтарю. Дорога показалась ей долгой и одновременно короткой, желанной и в то же время неожиданной, чем-то похожей на путь невесты по белым лепесткам роз в день свадьбы, вот только цветов не было, да и она уже не невеста, а жена, королева, и это ее сегодня будут короновать, чтобы у простых норвежцев и всего остального христианского мира появилась госпожа, выполняющая волю нового Бога.

Храм был полон людей, они молча пропускали Гертруду вперед. Королева волновалась: зал плыл у нее перед глазами, земля уходила из-под ног, голова кружилась. Словно руку Господа, она ощутила ладонь Олафа, увидела его улыбку и нежный взгляд и успокоилась. Шаги эхом разлетелись по залу, а вместе с ними и слова священника:

- Волею Божию Гертруда, дочь германского императора Оттона II, жена Олафа I Трюггвасона, провозглашается королевой Норвегии. Отныне дана ей власть над норвежской землей и теми, кто ее населяет. Эта власть нерушима и священна.

Гертруда увидела, как сверкнул бриллиант в короне, ощутила, как металл прикоснулся к ее голове и прочно занял свое место. Радость зазвучала в Храме детскими голосами, затем воспарила над алтарем, закружилась в воздухе и вылетела на улицу, где ее подхватила толпа, ожидающая внимания и благословления от своей королевы.

Олаф взял Гертруду за руку, и вдвоем они вышли из Храма. Город ликовал. Королева улыбалась. Король молчал и смотрел по сторонам, как будто искал в толпе кого-то. Четверка белых лошадей ударила копытами о каменную мостовую. Гертруда села в карету, подняла правую руку и крестным знамением осенила народ.

- Да здравствует королева Гертруда! – кричала толпа. – Да здравствует король Олаф!

Карета тронулась и медленно покатилась по дороге, ведущей назад в замок. Люди бросали цветы, а те падали под копыта лошадей. Мелькали лица. Олаф и Гертруда, взявшись за руки, ехали в карете, не замечая видимой реальности. И вдруг в этой видимой реальности король уловил знакомое лицо, знакомый взгляд, полный решимости и отваги. Олаф закрыл и вновь открыл глаза – образ не исчезал: на короля смотрел Карл, крестьянин, принесший в штормовую ночь к воротам замка бриллиант, воин, охранявший княгиню Рюгена, верный друг, забытый и воскресший, как Христос новой веры…

- Я ждал тебя, - сказал Олаф Карлу. – Расскажи мне о княгине.

- Она погибла у меня на руках.

- Как это произошло?

- Стрела датчан пронзила ей грудь. Яра упала с башни на камни у колодца в крепости, - ответил Карл, а потом добавил: - Два года, каждый день, княгиня поднималась в башню и всматривалась в морскую даль, ища там корабли Харальда и… твой корабль, Олаф.

- Значит, она все еще любила меня?

- Возможно, вначале, но…

- Что но? – вспылил король.

- Яра видела твою свадьбу с Гертрудой и твой разговор с императором. Она знала, что ты не вернешься, что судьба Рюгена решена, что остров стал ловушкой для Дании. Она знала о новой вере и твоей трусости. Она знала все. Она не любила тебя, - уверенно, слишком уверенно ответил Карл.

- Как ты, простой крестьянин, смеешь мне в лицо бросать свои оскорбления. Не тебе рассуждать о трусости королей!

- Не мне? – волнение и ярость звучали в голосе Карла. – Ты говоришь, не мне? Я был ее верным псом до последнего вздоха. Я любил ее. Любовь наделила меня смелостью, чтобы я смог придти сюда и дерзко говорить с тобой.

- Что значит для короля твоя любовь, верный пес? – с сарказмом произнес Олаф.

- Моя? Нет. Любовь Яры! Она любила меня, меня, простого крестьянина. В день ее смерти мы любили друг друга.

Гримаса ненависти исказила лицо Олафа. Король дрожащими пальцами расстегнул воротник и хотел было крикнуть «Стража!», но не смог: звуки утонули в волнах душевной боли.

- Княгиня была чиста, как алмаз, а ты ее променял на эту… и отдал корону Ярославы, заменив камень.

- Алмаз? – Олаф подскочил к Карлу. – Это ты украл его!

- Нет. Он выпал из короны сам, когда княгиня швырнула ее на пол. Яра хранила алмаз отдельно. Я принес его тебе. Держи.

Карл протянул руку королю, и в ладони Олафа оказался бриллиант, черный, как глаз ворона. Король был удивлен.

- Это он. Почернел у меня на глазах в момент смерти. Я забрал его с собой в Норвегию, прятал от жены и детей, думал, что не верну его тебе никогда. И не вернул бы, если бы не… Если бы он сам не попросил меня об этом.

- Ты сумасшедший, Карл! – крикнул Олаф.

- Может быть… Я стал сумасшедшим еще в тот вечер, когда нашел алмаз на дороге, в ту ночь, когда во сне увидел лицо Яры, в тот день, когда, бросив жену и детей, пошел на войну, твою войну, король. Я сумасшедший уже и потому, что стою с тобой рядом, а ты держишь в руках камень, - Карл посмотрел на черный бриллиант и продолжил: - Каждую ночь, когда в доме все спят, я зажигаю свечу, достаю из-под пола алмаз и вижу, как тень отделяется от камня и растет, как пламя свечи танцует от легкого движения тени по комнате. Все мое тело каменеет, невероятная сладостная тоска разливается по жилам, кровь стучит в висках, сердце вырывается из груди. Реальность прикасается к моим губам – Яра целует меня. В ее объятьях я засыпаю.

- Ты счастливый, Карл… - спокойно и тихо произнес Олаф.

- Этой ночью бриллиант показал мне коронацию Гертруды, тебя и колодец в твоем замке. Алмаз твой. Решай сам, что будешь с ним делать, - сказал Карл, последний раз взглянул на камень, повернулся и вышел из комнаты короля навсегда.

Глава 21

Каждую ночь Олаф зажигал свечи и смотрел на алмаз. В замке было тихо. В камине потрескивал огонь. Король ждал. Тень не появлялась, и Олаф засыпал, сидя на троне, крепко сжимая камень в руке…

Эта ночь была особенной. На небе ярко горели звезды, полная Луна отражала свет Солнца и посылала его на Землю. Отраженные лучи рассеивались в пространстве и лишали разум покоя.

Олаф не спал. На этот раз он не зажег свечей, а ждал в темноте. Бриллиант ночью казался еще чернее, чем днем, еще таинственней, чем в лучах заходящего солнца. Прикоснувшись к гладкой и холодной поверхности алмаза, чувства остывали и превращались в осколок льда. Этим «осколком» так легко можно было поранить открытое сердце и жить дальше с неизлечимой раной.

«Небо, верни мне Яру или возьми меня. Я не думал, что будет так… не мог даже предположить… Вернуть бы все назад и переиграть, как шахматную партию, но нет, невозможно: в новой игре вновь победит черная королева. Нет, не хочется играть. Яра, где бы ты ни была, дай мне еще раз услышать твое дыхание…»

От сильного порыва ветра окно в тронном зале распахнулось. На пол узкой дорожкой упал лунный свет, и в нем, словно легкое облако, появилась Белая Королева. Олаф отчетливо разглядел совершенное сияющее лицо, голубые глаза, длинные и густые, как туман, волосы, тонкие, изящные пальцы и запястья, украшенные жемчугом и бирюзой.

- Твоя партия проиграна, - услышал Олаф голос Белой Королевы. – Ты стоишь на черной клетке и пытаешься дотянуться до звезд. В твоей руке черный бриллиант, вобравший в себя счастье и горе, любовь и ненависть, мечты и реальность. Ты любишь Яру, а живешь с Гертрудой. Ты веришь в Одина, а поклоняешься Христу.

- Кто ты? – спросил король.

- Твоя Смерть, - ответила Белая Королева. – Я пришла за тобой.

- Смерть? Кто же тогда Черная Королева?

- Жизнь, - ответила Черная Королева, вышла из темноты и стала рядом с Белой.

Обе Королевы протянули к Олафу руки.

- Отдай мне алмаз, - произнесла Черная Королева, и ее глаза вспыхнули, как две звезды на ночном небе.

- Отдай алмаз мне, - произнесла Белая Королева, и глаза ее погасли, превратившись в два догорающих уголька.

Олаф спустился с трона и сделал первый шаг навстречу Жизни и Смерти, затем второй, третий… сотый… тысячный… Олаф все шел и шел, Белая и Черная Королевы стояли на месте, а расстояние между ними и человеком не уменьшалось. Устав от бессмысленной ходьбы, Олаф остановился. Жизнь и Смерть сами сделали первый шаг навстречу королю. Олаф испугался и выбежал из тронного зала в коридор, далее по широкой лестнице сбежал вниз, оказался у парадных дверей и открыл их. Ночь приятной прохладой прикоснулась к лицу, а ноги сами привели к колодцу. Олаф заглянул в него: тьма звучала колодезной водой, отражающей черное небо и яркую белую Луну.

- Проклятый алмаз! Ты украл у меня любовь, так забирай же мою жизнь и смерть, - крикнул король в колодец и швырнул бриллиант, черный, как глаз ворона.

Алмаз полетел вниз, меняя на глазах человека окраску. Олаф не понимал, что происходит. Вспышка яркого света ослепила его. Мир не исчез – он стал для короля белым.

Слепой Олаф сел у колодца и зарычал, словно дикий зверь…

Король Норвегии Олаф I Трюггвасон не видел, как в его замке, на дне колодца, засиял бриллиант, чистый, как слеза счастья…

Глава 22

Изумрудная Долина излучала покой и радость. Свет, исходящий из хризолитов, спускался с возвышенности вниз и усиливал блеск изумрудов и гелиодоров, что пробегал тонкими змейками-молниями по малахитовым дорожкам. «Змейки» ускользали с острова и взлетали в межостровное пространство. Лучами счастья отреагировали жители Долины на появление нового изумруда с красивым и необычным именем – Яра. Изумруд был прозрачным и насыщенно зеленым, вобравшим в себя память о молодой листве и хвойных деревьях, о чистой воде и венках, плывущих по морю в праздник Ивана Купалы, о любви, дарованной алмазом в глубокой пещере и пробудившей спящее человеческое сердце. Гамма самых разнообразных чувств переплеталась и сияла магическим светом в камне, пришедшем из мира людей, чтобы туда никогда не возвращаться.

Братья-камни восхищались красотой нового изумруда и любили его. Любовь была столь чиста и прекрасна, что Яра стала постепенно забывать свое человеческое прошлое и жить настоящим. Ее сияние вскоре слилось с сиянием других камней и воспарило над Долиной легкой желто-салатовой дымкой. Яра была счастлива. Яра была дома. Вот только одного она не могла понять, где тот алмаз, что открыл ей глаза на ее настоящую природу и привел сюда. Среди изумрудов, гелиодоров и хризолитов его не было. Цвет острова был гармоничен, и гармонию не нарушало сияние синих, красных и белых минералов, но Яра видела излучения в межостровном пространстве яркими пятнами-вспышками и предполагала, что алмаз находится где-то на соседнем острове, и надеялась увидеть его. Эта надежда сладостной тоской вырывалась из ее нового каменного тела, и тогда изумруд сиял не так ярко, блеск становился приглушенным и слегка туманным.

- Яра, о чем ты задумалась? – услышал изумруд голос брата-хризолита.

- Ты знал бриллиант, кристально-чистый, как слеза счастья?

- Да. Это он сотворил Новый Каменный Мир с его Драгоценными Островами. Меняя Мир, алмаз изменил и себя – его собственная огранка была уникальной, его свет был настолько чист и дарил такую любовь, что каждый минерал Каменного Мира засиял еще ярче и сильней.

- Где он, брат-хризолит? Где алмаз? На каком острове? Я не вижу его в Изумрудной Долине. Значит, его среди нас нет. Ты покажешь мне Каменный Мир? – спросил изумруд.

- Ты хочешь найти алмаз? Но его давно уже никто не видел. Возможно, среди камней его нет, - ответил хризолит и добавил: - Я покажу тебе Каменный Мир. Нет другого Мира, более прекрасного, чем наш. Сконцентрируй свой свет, направь лучом в сине-фиолетовую точку пространства и смотри.

Мистический лилово-фиолетовый Остров впустил сознание Яры и заворожил своей тайной. Луч изумруда поднялся вверх по широкой лестнице из горного хрусталя и проник во Дворец. Тонкие звезды скользили между колоннами, как будто небо было именно здесь, а Дворец был чертогами Космоса, безграничными и непознанными. Загадочные аметисты выпускали свет Галактик, а «ледяной» шар оттенял и усиливал его. Мелкие бриллианты сверкали в воздухе и, словно снежинки, кружились, падали и вновь поднимались вверх при каждом повороте Хрустального шара. Невыразимая глубокая тишина царила во Дворце, ее иногда нарушал тонкий звон звезд, соприкасающихся острыми лучами. Аметисты улыбались и открывали свои сердца изумруду.

- Братья-аметисты, Вы не видели бриллиант, кристально-чистый, как слеза счастья? – спросил изумруд.

- Он был здесь и одарил нас тайной бесконечного движения, глубиной мысли и игрой чистого, белого света на бархатном фиолетовым фоне.

- Был? Значит, его среди Вас нет?

- Нет, но мы несем в себе часть его жизни и любви, его неразгаданной силы…

Изумруд переместил свой луч на голубой остров Одинокого Маяка.

Волны ударялись о бирюзовый причал и ласкали прохладой аквамарины, рассыпанные, словно песок, на берегу. От каждой набегающей волны блеск камней становился чистым-чистым, а сами минералы отражали Луну, высоко висящую над островом напротив Маяка. Казалось, что ночное светило не одиноко, что на острове миллионы Лун с нежным голубым сиянием. Жемчужные паутинки летали в воздухе и сверкали в свете Маяка, цепляясь за пристань, и напоминали рыболовные сети, наполненные уловом – идеально круглыми с перламутровым блеском шариками белого, голубого, розового и серо-черного цвета.

- Братья-аквамарины, Вы не видели бриллиант, кристально-чистый, как слеза счастья? – спросил изумруд.

- Он был здесь и одарил нас мелодией волн вечно бушующего океана, легкостью полета и переливами воды, отражающей небо, Луну и свет белого мраморного Маяка, свет одинокой души, нашедшей счастье в единстве моря и драгоценной земли.

- Был? Значит, его среди Вас нет?

- Нет, но мы несем в себе часть его жизни и любви, его легкого дыхания и журчащего смеха…

Луч изумруда полетел в синюю точку пространства, на Остров Сапфиров.

Каждый сапфир, от светло-до темно-синего, излучал Вечность, ее всепоглощающую тишину и величие. Высокие и тонкие шпили Алмазного Храма вонзались в ультрамариновое небо и разделяли его на отдельные пространства, концентрирующие гармонию и славу. Покрытые «ледяными» узорами окна копировали рисунки всего Каменного Мира и служили картами-ориентирами, прочитав которые, можно было оказаться в любой точке шести островов. Бриллианты говорили с сапфирами на языке любви. Свидетелями разговора были синие горы с белыми шапками-облаками, но они молчали, не выдавая тайну любви. Эхо разносилось в горах и усиливало значение слов и яркость света, наделяя камни бессмертием.

- Братья-сапфиры и братья-алмазы, Вы не видели бриллиант, кристально-чистый, как слеза счастья? – спросил изумруд.

- Он был здесь и одарил нас Великим Бессмертием и всеобъемлющей радостью.

- Был? Значит, его среди Вас нет?

- Нет, но мы несем в себе часть его жизни и любви, его жажду свершений и величие духа…

Остров Рубинов сам привлек к себе луч изумруда.

«Горящая» вода из темно-кровавых гранатов и алых рубинов выпускала на поверхность красные, розовые и белые кораллы. Они соединялись, росли и гладкими колоннами устремлялись вверх, поддерживая огненное небо. По пламенеющей воде плыла Черная Алмазная Ладья и исчезала между колоннами, чтобы, как призрак, появиться вновь и поменять течение блеска корундов и бриллиантов. Свет последних напоминал морскую пену, что появлялась после удара волн о прибрежные камни. Белые ручейки сияния алмазов стекали по коралловым колоннам вниз, в огненную воду, и рубины от этих «слез» казались еще более алыми, а гранаты – более кровавыми. Жизнь кипела на Красном Острове: он был Сердцем Каменного Мира.

- Братья-рубины и братья-гранаты, Вы не видели бриллиант, кристально-чистый, как слеза счастья? – спросил изумруд.

- Он был здесь и одарил нас энергией жизни, горением и сменой форм.

- Был? Значит, его среди Вас нет?

- Нет, но мы несем в себе часть его жизни и любви, биение его сердца и потоки его мыслей…

Янтарный Остров захватил луч изумруда в плен своим медовым сиянием.

Янтарь, как застывшие капли Солнца, переливался теплым желтым и коричневым блеском. Серая дымка раухтопазов узкими дорожками вела к обрывам из сердолика, по которым водопадами мчались медовые янтарные реки, окаймляющие со всех сторон Черное кварцевое плато с хризолитовой картой созвездий, точно повторяющей карту звездного неба. Хризолиты излучали свет звездам, а те улыбались в ответ. В атмосфере безмятежного счастья сияла Бесконечность и держала солнечным светом Янтарный Остров на своих воздушных ладонях.

- Янтарные братья, Вы не видели бриллиант, кристально-чистый, как слеза счастья? – спросил изумруд.

- Он был здесь и одарил нас солнечным теплом и сладостной прозрачностью счастья.

- Был? Значит, его среди Вас нет?

- Нет, но мы несем в себе часть его жизни и любви, блеск его лучей и созерцание Мира…

- Брат-хризолит, его нет на шести Островах, - сказал изумруд, вернувшись сознанием в Изумрудную Долину.

- Он сделал выбор, - поддержал разговор хризолит. – Когда-нибудь и ты сделаешь свой новый выбор, когда свобода станет сильнее любви.

- Сильнее любви? – удивился изумруд и вспыхнул так ярко, что стал самым насыщенным зеленым минералом, торжествующим своим блеском непобедимую силу любви…

«Я Непроявленный, мое окаменевшее тело в форме алмаза находится в колодце, в Колодце Времени. Оно (тело) еще имеет четкие черты и сияющие грани, но вихри времени его искажают, а мое сознание растет, а вместе с ним расту и я – выхожу за пределы одной формы», - прочитал я послание, адресованное самому себе и написанное собственной рукой на чистой стене Колодца.

По мере моего роста время вращалось все быстрее и быстрее. Вихревые потоки сдавили меня – и я закричал, закричал от боли, которую испытывало мое тонкое тело, вновь обретенное после «алмазного сна». Я возвращал Колодцу время, затраченное в Эпоху Камней, оно подчинялось мне, подчинялось моим мыслям и скручивалось в один большой клубок: воспоминание – за воспоминанием, поступок – за поступком, открытие – за открытием. За каждым витком стояла жизнь и судьба Яры и Карла, Бурислава и Олафа – жизнь и судьба бриллианта, пронзившего своим светом человеческие сердца и пробудившие их для любви и свободы. В последний раз Эпоха Камней пронеслась перед моим внутренним взором, время остановилось и чистым, прозрачным бриллиантом осталось лежать у меня на ладони.

«Вот он, мой первый след. Вот она, моя первая форма”, - подумал я и произнес:

- Я извлекаю тебя из Жизни, извлекаю навсегда и возвращаюсь в Центр Великой Горы, из Колодца к Колодцу.

Клубок воспоминаний упал на дно, а время само вытолкнуло меня. Я вышел из трещины, разделившей Колодец пополам, сделал два шага и оглянулся – разлом исчез, Колодец был целым, наполненным до краев. Мои пальцы сжимали бриллиант, кристально-чистый, как слеза счастья. Я улыбнулся ему и положил у Колодца.

Великая Гора возвышалась над Миром и вращала его вокруг себя. Первая проявленная форма была рядом со мной…

… Я посмотрел на Мир: его по-прежнему пронзали дороги, исходящие из Горы, и приводили в движение, но что-то было не так. Это «что-то» требовало найти его, обнаружить, как будто хотело мне сказать нечто очень важное, без чего мое пребывание в Центре, у Колодца, не имело смысла. Я стал всматриваться: скорость вращения Мира была прежней, «колесо» совершало обороты на своем месте – эпоха за эпохой, форма за формой. Я перевел взгляд к Колодцу: времени там было достаточно, рядом лежал бриллиант, чистый, как слеза счастья, вернее, его тончайший, легчайший, светящейся образ. Ощущение важности изменения не исчезало, и я стал считать «спицы» у «Колеса» Мира и недосчитался одной. Не поверив себе, посчитал во второй раз – «спицы» не хватало. Алмаз сверкнул у Колодца, я улыбнулся ему в ответ и услышал:

- Я твоя первая, но не единственная форма. Я твоя любовь, но где-то есть и твоя таинственная красота. Прояви ее!

Время в Колодце зазвучало: заиграла скрипка. Ее «голос» переливался журчанием лесного ручья и шумом встающих на дыбы океанских волн. Ее «голос» резко обрывался и вновь «вспыхивал», как языки пламени. Мелодия поднялась над Колодцем, закружилась, завальсировала и раскрылась лепестками туманной розы. Лепестки белыми хлопьями заполнили внутреннее пространство Горы и, крепко прижавшись друг к другу, образовали вертикальную дорогу, напоминающую веревочную лестницу, один конец которой был в центре туманной розы, другой – брошен в Колодец и затерян во времени.

Я подошел к Колодцу. Роза висела над моей головой и дышала, то раскрывая, то закрывая туманное тело лепестками. По лестнице пробежали тонкие змейки белого света, и от них «ступеньки» веревочной лестницы извивались, словно по ним беспрерывно кто-то то ли спускался вниз, то ли поднимался вверх. На дне Колодца играла скрипка – звучали все крепко натянутые струны от прикосновения невидимого смычка в невидимых руках.

«В чьих руках скрипка? Кто водит смычком?» - подумал я, схватил лестницу и сделал шаг вниз.

Время вокруг меня завертелось цветками яблони и вишни, а вместе с ними завертелся и я, падая все ниже и ниже, приобретая утонченную форму.

- Свершилось! – крикнул я, когда мои руки-лепестки выпустили веревку, а тело-стебель полетело вниз, едва притягиваясь дном Колодца. Голова-бутон посмотрела вверх: роза закрывала свои лепестки, но все еще висела над Колодцем, как, впрочем, не исчезала и веревочная лестница.

Я закружился и почувствовал, как туман времени подхватил меня и швырнул в собственную воронку. Воронка вращалась стремительно, и я осознал, что вырваться из нее у меня нет сил, что мое хрупкое тело подчиняется времени. Я закрыл глаза и полностью доверился ему (времени). В ушах еще звучала скрипка, когда я достиг предела воронки.

Форма 2. Эпоха Цветов

Глава 1

Аромат цветов наполнял Сад и кружился в воздухе. Легкий ветерок подхватывал его и передавал от цветка к цветку, создавая невероятные сочетания нежных, сладких и древесных оттенков, звучащих одной непрерывной мелодией. Королевские лилии солировали, им вторили лилейники, а их копировали нежно-розовые крокусы. Партию продолжали пионы и махровые гвоздики, уступая место величественным розам и пышной бегонии. Скромную нотку в общий букет вносили ромашки и колокольчики, брызгами разлетались незабудки и лобелии, а дельфиниум, книфория и люпин гордо устремлялись вверх, стараясь взлететь до звезд, отраженных в астрах, хризантемах и георгинах. И только стройные ирисы и гладиолусы стояли в стороне, не нарушая гармонии Сада, да широкой лентой извивался вьюнок, чтобы указать путь к самому странному цветку – белому лотосу.

Карнавал Вечной Жизни с причудливыми масками и яркими костюмами разыгрывался в Саду Цветов. Каждый цветок играл в нем самую главную роль и не соглашался на меньшее, каждый цветок был уверен, что именно его аромат лидирует в общей гармонии, и распускался еще пышнее, стараясь затмить своей красотой все остальные цветы. Жизнь наблюдала за цветением и радовалась, что ее проявление настолько совершенно, настолько прекрасно, настолько неповторимо.