Командовать парадом буду я!

Глава 23 КУЛЬТУРНАЯ ОРИЕНТАЦИЯ

«Долгие сборы – лишние слезы». Сборы были долгими, но без слез. Никто не представлял, что нужно брать с собой в Америку, что может понадобиться. Илона настояла на большой аптечке.

Все знакомые врачи родителей составили свои списки лекарств. Потом эти списки, а оказалось их шесть, свели в один. Михаил Леонидович грустно пошутил, что все эти врачи явно учились в разных институтах. Приехал Автандил и, как наиболее молодой, а потому прогрессивный и продвинутый, Михаила Леонидовича несколько успокоил. Оказалось, многие лекарства – аналоги. Список сократился на треть. Но все равно – три огромные косметички забили до отказа.

Светлана, помощница Терешковой, немного упростила задачу. От имени ВВ, своего шефа, она позвонила в посольство в Вашингтоне и договорилась, что, если, не приведи Господи, случится с Вадимом какая-нибудь хворь, он сможет обратиться к посольскому врачу. Одну косметичку расформировали.

Лена занялась одеждой. Прежде всего, через кого-то из подруг ей удалось достать J 0 пар белых носков. Последний писк московской моды. С белыми сорочками проблемы не было. Всего год назад Вадим купил в кооперативе Аксельбанта 5 штук, пошитых специально на него.

А вот костюм пришлось искать. Путь проложил Марлен. Через райком партии он вышел на директора фабрики «Большевичка», где уже несколько месяцев шили костюмы из итальянской ткани по лекалам Пьера Кардена. Одно из первых реально функционировавших совместных предприятий Советского Союза! Старался Марлен, конечно, для племянника, а не для Вадима. Мария Ивановна, кстати, напомнила мужу, что Вадим для Саши в Америке – конкурент. Но Марлен Сашу предупредить забыл, а тот, добрая душа, сразу позвал Вадима с собой в подсобки заветного магазина.

Приехали Вадим с Сашей в Орликов переулок, где располагался фирменный магазин «Большевички», вместе. Вадиму костюм подобрали сразу, благо фигура была стандартной, а вот Сашке пришлось ушивать пиджак. У него уже начинало расти пузо, поэтому размер брюк оказался больше, чем размер пиджака.

Вадим купил двубортный болотно-зеленый костюм в тонкую полоску. Выглядел потрясающе. Назавтра надел его на встречу с клиентами, те аж ахнули. Спросили – финский? Нет, наш, совместное производство – СССР-Франция, с гордостью ответил Вадим. И сам удивился неизвестно откуда появившемуся чувству патриотизма. Раньше такое испытывал, только когда сборная СССР выигрывала очередной чемпионат мира по хоккею.

За неделю до 5 сентября, даты вылета в США, группе советских стажеров выдали визы.

Между отобранными на стажировку москвичами уже завязались свои отношения, они перезванивались, делились информацией, советовались друг с другом. Как-то само собой сложилось, что Вадим стал лидером этого неформального объединения. Может, поэтому, а может, потому что, не считая Саши, он был старше остальных, ему поверяли свои секреты.

Кто-то поделился планами закрепиться в Штатах и обратно не возвращаться, кто-то рассказывал, куда собирается спрятать лишнюю, сверх разрешенного лимита, черную икру, чтобы там обменять ее на электронику. Вадим внимательно выслушивал каждого, но от советов воздерживался. Попасться на провокации и лишиться возможности посмотреть Америку явно не хотелось.

Когда одна девица, комсомольская активистка с юрфака МГУ, уже защитившаяся и получившая место ассистента кафедры, поведала Вадиму, что вопрос «невозвращения» для нее решенный, Вадим насторожился. То ли она полная дура, если говорит такие вещи по телефону, а не шепотом в ванной при включенном душе, то ли это провокация чистой воды. Вадим дважды повторил в ответ, что считает это неверным поступком, что сам он вернется в СССР обязательно.

На самом деле Вадим давно решил, что оставаться в Союзе небезопасно. Много тому было причин, но, главное, он перестал понимать, что будет завтра, куда качнется маятник власти. При этом Вадим сознавал и то, что если уезжать, так всей семьей, со «свесями» и «тесями». А те почти наверняка не поедут: здесь друзья, работа, там – одиночество и старость. О бабушках и говорить нечего. Бабушка Аня не поедет по идеологическим соображениям. А бабушка Эльза – по практическим. Учить еще и английский, после неродного русского, она не захочет. А без языка ей никак – как же новости по телевизору смотреть?

Но обсуждать свои мысли ни с кем, кроме Лены, Вадим считал недопустимым, да и просто глупым. Лена же сказала спокойно и абсолютно однозначно: «Без родителей, твоих и моих, я не поеду. В принципе, ехать не хочу. Но если там удастся подготовить почву, – почему нет? Не для того, чтобы ехать, а для того, чтобы бежать». Последний раз Лена в таком тоне говорила с мужем много лет назад, когда он чуть было не проиграл в рулетку деньги, вырученные от продажи «Москвича» и лежавшие неприкосновенными до подхода очереди на «Жигули». Вадим, собственно, спорить и не собирался. Просто переформулировал Ленину мысль:

– То есть речь может идти не об эмиграции, а только об эвакуации?

– Ты меня правильно понял, – закрыла тему жена.

Вот что действительно напрягло Вадима, так это доверительные сообщения троих из шести стажеров-москвичей: каждому из них позвонил некий Николай Николаевич из КГБ и попросил о встрече. Саша от контакта увернулся, сославшись на болезнь. И, на всякий случай, действительно до дня отъезда нос на улицу не показывал. В его консультации и в кооперативе клиентам отвечали, что болен. Ангина.

Двое же с «Николаем Николаевичем» встретились. По их словам, он попросил, в случае чего, не отказать в мелких просьбах нашим дипломатам и журналистам, постоянно работающим в США. Расписок о согласии на сотрудничество, опять-таки по их словам, никто не подписывал. Отдельно попросили сообщить в посольство, если вдруг они узнают, что кто-то из группы решит остаться в США.

Помимо неприятного чувства, которое вызвали эти рассказы, Осипов напрягся по поводу еще двоих москвичей-стажеров. Либо им, как и ему самому, «Николай Николаевич» не звонил, либо они дали согласие на сотрудничество. А может, они и так давно уже «сотрудничают». В любом случае, Вадим решил, что именно этой пары стоит опасаться в первую очередь. К тому же, в нее входила Оля, девочка из МГУ. Теперь ее откровения насчет планов остаться в США представлялись явно провокационными.

Накануне отъезда, уложив Машу спать, Вадим с Леной сидели на кухне. Лена неожиданно предложила выпить. Чисто символически.

– Я вот что хочу тебе сказать, – почти торжественно начала Лена. – Я тебе очень благодарна. За все! За отношение ко мне, к Машке. Мне очень было с тобой спокойно…

– Ты это к чему? – Вадим вытаращился на жену. – Я что, помер уже?

– Не хохми, я серьезно, – на глаза Лены неожиданно навернулись слезы. – Знаешь, всяко бывает. Может, за полгода ты кого-то встретишь. Решишь начать жизнь сначала. Там, в Америке. Так вот, я все равно останусь тебе очень благодарна!

Вадим молчал, не понимая, то ли Лена шутит, то ли у нее нервный шок из-за его отъезда.

– Ты с ума сошла! – Вадим вдруг разозлился. – Ты что несешь?! Для меня дороже вас с Машкой нет никого на свете! – Тут же вспомнил про Юлю. Несколько дней он ей не звонил. Просто забыл. Не затей Лена этот разговор, может, и не вспомнил бы вовсе. Но именно сейчас, пронзительно осознав, что для него значат жена и дочь, с полной очевидностью Вадим понял: Юля – развлечение, не более. И то, видимо, в прошлом.

– Не знаю, – Лена думала о чем-то своем. Потом решилась – У нас в институте, у Кати Жмыховой, ты ее не знаешь, муж поехал в Германию на стажировку. Всего на три месяца. А через месяц позвонил и сказал, что не вернется. Что у него там наметилась новая семья. Знаешь, ведь каждый ищет, как ему лучше.

– И ты тоже будешь искать? – Вадим даже не сообразил, слова жены его больше разозлили или напугали.

– Я?! – теперь уже Лена с изумлением смотрела на мужа. – Я-то с какой стати?

– А я с какой?!

Ночью Лена проснулась оттого, что почувствовала – рядом в постели никого нет. Вадим сидел на кухне. Писал.

– Что ты делаешь? – настороженно спросила Лена.

– Для тебя, дурочка, инструкции пишу. На случай, если кого встречу. Негритянку какую-нибудь, например. – Хотя тема и была исчерпана еще вечером, Вадим решил подколоть Лену. В отместку за глупость и недоверие. Сейчас, сидя на кухне, ночью, составляя памятку для жены, Вадим еще и еще раз убеждался, что без Лены с Машкой жизнь для него не имеет смысла.

Лена присела рядом. В меморандуме Вадима перечислялись все, кто мог понадобиться в экстренной ситуации. Телефоны друзей и клиентов с указанием сфер их деятельности – продукты, медицина, авторемонт и так далее. Отдельно были выписаны телефоны Терешковой и ее помощницы Светланы. Это – на крайний случай и только с совсем уж серьезными проблемами. Еще на одном листке – шифры сейфов, домашнего и в кооперативе. Следующий листок – у кого из друзей какие суммы их с Леной денег хранятся. У кого дома, «под подушкой», у кого на счетах в сберкассах.

Лена, не просмотрев до конца записи мужа, расплакалась, обняла Вадима и шепотом с трудом выдавила из себя: «Извини! Я правда дура!»

Когда самолет приземлился в Нью-Йорке, Вадим, так ни на минуту и не уснувший за время перелета, уже туго соображал, что происходит. Всю их группу провели к паспортному контролю. Каждому вручили ксерокопию письма какого-то американского сенатора с просьбой к Службе эмиграции и натурализации оказать содействие в успешном начале проекта дружбы США-СССР и еще кучей каких-то малопонятных для Вадима слов на английском языке.

Огромный негр, взяв паспорт Вадима, стал с большим интересом разглядывать предмет гордости Владимира Маяковского. Причем держал он «советский серпастый и молоткастый» с таким видом, будто ему в руки сунули дохлую лягушку. Начавшую слегка разлагаться.

Вадим спохватился и сунул поверх паспорта письмо сенатора. Выражение лица негра-пограничника сменилось, как от удара дубиной по башке. Брезгливость моментально уступила место радостно-испуганной гримасе, из-за массивных темно-красных, почти бурых губ высветилась бледно-розовая улыбка, подчеркнутая жемчужной белизной ровных отполированных зубов…

Вадим понял, что если он воспринимает окружающее в столь поэтичных образах, дело совсем плохо. Надо как-то успокоиться.

Кинув взгляд на соседние стойки, где проходили паспортный контроль другие стажеры, Вадим обнаружил, что сцена всюду повторялась. Оторопь у тех пограничников, которые еще не получили копию сенаторского письма, и заискивающе-подобострастная улыбка тех, кто его уже прочел. Первый раз за последние сутки Вадим улыбнулся. Значит, и в Америке перед властью раболепствуют. Уже проще. Люди, они и здесь люди. Пробьемся!

Стыковочный рейс до Вашингтона вылетал через полтора часа. Пока прошли паспортный контроль, получили багаж, сдали его вновь, теперь уже на внутренний рейс, время пролетело не то что незаметно, просто моментально. Еле успели.

Полет до столицы США занял меньше часа. Там уже никаких пограничных формальностей. Вадим сообразил, что две лишние бутылки водки и три баночки черной икры, специально распиханные по разным углам чемоданов, проскочили незамеченными. Вадим стал вспоминать, а был ли вообще таможенный пост? Не вспомнил, все расплывалось в тумане. Спросил Сашу. Тот удивленно посмотрел на Вадима:

– Ну, ты, Осипов, даешь! У тебя на таможне ведь яблоко самолетное отобрали! Правда не помнишь?

– Ни хрена не помню!

– А я хоть и пил весь полет, все помню! – Саша громко рассмеялся. – Так что не надо парить, что алкоголь вредит мозгу!

В зале прилета группу советских юристов поджидала стайка американцев. Кто-то был в костюме, кто-то в джинсах, а кто-то и просто в шортах. Первым к прилетевшим подскочил Стив. Его традиционная улыбка до ушей, объятия, правда без поцелуев, с каждым из прилетевших, немного приободрили Вадима. Какой-никакой, а знакомый. Один из бывших экзаменаторов.

Оказывается, жить первые три недели предстояло по семьям. Вадим еще в Москве узнал, что его отобрали для стажировки две американские фирмы. План для всех был одинаковый – три недели общего обучения в Вашингтоне, потом два с половиной месяца – в одном городе (кто-то в университете штата, кто-то в прокуратуре, кто-то в юридической фирме), еще два с половиной месяца – в другом городе и последняя неделя опять в Вашингтоне.

Вадима с Сашей изначально согласились принять разные фирмы, но благодаря усилиям Вадима, рискнувшего надавить еще в Москве на Стива с угрозой, что он может от поездки и отказаться, тот все переиграл. Теперь получалось, что первую половину стажировки Вадим с Сашей должны были провести вместе в Вашингтоне в фирме «Брайан энд Твид», а потом перебраться в Нью-Йорк. Вадим в фирму «Уайт энд Кейс», а Саша – в «Абрамовитц энд партнере».

Но все это маячило где-то очень далеко. Через целых три недели. А пока Стив сообщил, что обоих приятелей будут пестовать две семьи соседей. Живут они на Потомаке, это богатый пригород Вашингтона.

Вадим сразу представил себе почему-то Мытищи и загрустил. Но, обратив внимание, с каким придыханием и явной завистью в голосе Стив несколько раз, поднимая палец вверх, произнес «Потомак», подумал, что, может, это и не так страшно. Может, ближе к Кратово или Переделкино? Все равно дыра!

Тут выяснилось, что хозяева Вадима за ним не приехали – у них театр, и пригрузили своих соседей забрать обоих московских гостей.

Когда пришли на парковку, Вадим впервые в жизни увидел джип. Это была явно не городская машина. Что-то наподобие нашего «козлика», но только покрасивее и попросторнее. Тем не менее, его и Сашкины четыре чемодана в багажник не влезли. Пришлось один, поменьше, взять на колени.

Вадима все начало раздражать. И болтливая семейная пара, которая без конца о чем-то приветливо спрашивала, ахала и охала, и Сашка, размахивавший во время ответов руками и спихивавший на Вадима свою половину чемодана… И вообще все! Вдруг Вадим осознал, что не понимает больше половины из того, что говорят американцы. Сашкин английский он понимал почти полностью, но сам бы так говорить не смог. «Ладно, это от усталости!» – попытался успокоить себя Вадим.

Когда приехали, приятелям предложили поужинать. Но есть обоим не хотелось. Сашка с удовольствием согласился выпить пива, а Вадим попросил кофе. «Кофе на ночь?» – удивились хозяева и быстро в какой-то машине приготовили коричневую бурду, не имевшую никакого вкуса, но правда пахнувшую, как настоящий кофе.

Слава богу, вскорости появились хозяева Вадима. С ними пришла и надежда лечь спать. Но еще с полчаса продолжалась бурное обсуждение чего-то, во что Вадим не вникнуть не мог. Саша принимал в разговоре активное участие, но Вадим «поплыл» окончательно. Он просто перестал соображать, что происходит, о чем говорят, где он находится. Неожиданно его осенило: он мечтает только об одном – оказаться дома, забраться в постель, обнять Ленку и уснуть. И чтобы за стеной спала Машка. И чтобы все говорили по-русски. «На хрена мне эта Америка нужна?!» – с диким раздражением на самого себя подумал Осипов.

Утром Вадим проснулся, еще 5 не было. За окном только начинало светать. Конечно, его предупреждали об эффекте смены часовых поясов. Говорили, что на адаптацию организма уйдет не меньше недели. Но чтобы такой бред? Проспал пять часов после дня, длившегося больше 30 часов, – и сна ни в одном глазу! Получается: во-первых – не выспался совсем, во-вторых – спать не хочется. «Нет, в этой Америке все через задницу!» – заключил Вадим и стал рыться в чемодане в поисках зубной щетки.

Умывшись, Вадим поднялся из «бейсмента», как здесь красиво называли полуподвальный этаж, на первый. Там была кухня. А значит – кофе.

Хозяева, разумеется, спали. Найдя кофе-машину, Осипов минут пять пытался разобраться, как она действует, куда что насыпать и на какую кнопку нажимать. Бесполезно. Тогда, чертыхаясь, Вадим взял кастрюлю, налил воды, поставил на плиту и попытался ее разжечь. «В конце концов, кофе можно сварить в чем угодно!» – успокоил себя Вадим.

Повернул вентиль, но не тут-то было. Огонь от зажигалки вспыхнул и враз потух. Вадим повторил попытку разжечь конфорку. Эффект тот же. «Так у них еще и газ с перебоями идет!» – ненавидя уже все американское, пришел к выводу Вадим.

Пораскинув мозгами, он решил попробовать зайти с другой стороны. Оторвал кусок какой-то странной бумажной салфетки, очень широкой, свернутой в рулон и вертикально водруженной на штырь рядом с раковиной. Свернул ее в жгут, поджег зажигалкой и поднес к конфорке. Когда пламя по салфетке начало подбираться уже к пальцам, Вадим быстро бросил ее в раковину и залил водой. Посмотрел на плиту – газ горел. «Все не как у людей! – пришел к окончательному выводу Осипов. – Почему надо поджигать конфорку почти треть минуты, а не как у нас, сразу?»

Только через несколько часов, когда проснулись хозяева и стали готовить себе завтрак, Вадим понял, что хотя у них действительно «все не как у людей», но отнюдь не так уж глупо. Оказывается, салфетку использовали в качестве полотенца: отматывая по большому, почти квадратному куску, отрывали по перфорации и, вытерев руки, выбрасывали в мусорное ведро. Тоже, кстати, не такое, как у нас, а простеленное большим полиэтиленовым пакетом. Его потом просто выбрасывали со всем мусором, а ведро, чистое и без запаха, спокойно оставалось на месте, катаясь по специальным полозьям, прикрепленным к дверце тумбы под мойкой. Свой зев оно разевало одновременно с открытием дверцы.

Сама мойка тоже выглядела чудно. Она была разделена на две. Одна – обычная, а вторая с какой-то странной дыркой по центру, не защищенной ни решеткой, ни сеткой. Осипов подумал, что любой мусор легко проскочит в такое дурацкое сливное отверстие и засорит трубу, как пить дать! Но именно в эту часть мойки хозяйка сбросила после завтрака остатки еды. Каково же было удивление Вадима, когда следом она нажала какую-то кнопку, раздался звук, похожий на урчание мясорубки, и все объедки ушли в канализацию в перемолотом виде. «Черт! Разумно!» – неохотно констатировал Осипов.

Еще раз к тому же выводу Вадим пришел, когда хозяйка подозвала его специально показать, как работает плита. Она заметила, видно, что он аж весь вытянулся, когда она зажигала ее, готовя завтрак. Оказывается, чтобы избежать неприятностей с детьми, вентиль надо было вдавить, что вызывало «выстреливание» искр из-под конфорки, повернуть и подержать какое-то время. Вадим сообразил, – наверное, в конфорку вмонтировано что-то типа теплового датчика, окончательно открывавшего путь газу после небольшого нагрева. Да, здешние детки, да и взрослые, случайно газ не пустят.

«Красиво жить не запретишь!» – подумал Осипов. Опять со злобой.

Между чашкой утреннего кофе, сваренной с такими муками, и завтраком хозяев прошло больше двух часов. Вадим успел разобрать оба чемодана и осмотреть бейсмент.

Помимо его комнаты, там еще располагались тренажерный зал с большим количеством каких-то сложных и совсем непонятных устройств, комната для игр, что вытекало из большого количества детских игрушек, разбросанных в ней по всему полу, какое-то техническое помещение с котлами, бойлером и чем-то еще, Вадиму неизвестным. Больше другого Вадима поразило наличие и в тренажерной, и в детской, и в его комнате по телевизору. Явно здесь жили миллионеры. А вот зачем один туалет был в бейсменте, а другой – на первом этаже рядом с кухней, Осипов не понял. Вроде, и одного туалета в доме вполне достаточно!

До времени выезда в город оставалось еще 40 минут, и хозяйка – Барбара, предложила Вадиму осмотреть дом. Вадим не сразу понял, чего от него хотят, поскольку Барбара говорила очень быстро. Вадим кивал головой, улыбался, чтобы не показаться невежливым, но врубиться в смысл ее слов никак не мог. Только когда Барбара поманила его рукой, показывая второй наверх, Вадим сообразил, что ему предлагают экскурсию.

На втором этаже находились четыре спальни. Одна большая, хозяйская, и три поменьше. Две занимали дочери хозяев, а одна пустовала. «Для гостей», – пояснила Барбара. Спальни как спальни, ничего особенного. Потрясло Вадима другое. На этом этаже было еще три туалета! Один огромный – прямо при комнате хозяев. И еще два – со входом из коридора. Получалось, что у каждой из дочерей – свой. Это были даже не туалеты. Ванные комнаты. У нас бы это назвали совмещенным санузлом.

Правда, хозяйская ванна была какой-то необычной – с дырочками в стенах и на днище и с большим количеством кнопок на бортике. «Джакузи!» – опять пояснила Барбара. Что это такое, Осипов не понял и решил разобраться, когда как-нибудь останется в доме один. Спрашивать не хотелось, и так Барбара смотрела на него, как на дикаря, которого все окружающее должно поражать и изумлять. Хотя, вроде, Вадим старался своего удивления или непонимания никак не выказывать.

Вадим поинтересовался, какова общая площадь дома. Барбара назвала цифру в квадратных футах. Совместные усилия перевести это в квадратные метры окончились полным провалом. Барбара радостно хохотала, а Вадим, хоть и поддерживал ее неискренним подхихикиванием, пребывал в бешенстве от неспособности понять суть сказанного. Ему вообще все время казалось, что смеется она только над ним. Тогда Осипов решил, что сам вычислит площадь дома. Вышел на улицу, промерил шагами две стены, перемножил полученные цифры между собой – получил площадь одного этажа. Ну, а потом умножил на количество этажей – три, получилось чуть больше 300 квадратных метров. «Прилично! – вынужден был признать Вадим. – Нам бы с Ленкой такой дом!..»

Настроение, и раньше весьма нерадужное, испортилось еще больше. И дело было не в том, что «у них есть, а у меня нет». Вадим умел ждать и не завидовать, искренне веря, что сам сможет добиться того, что другим доставалось от родителей или в силу везения. Осипов просто знал, что такого дома у них с Леной в Союзе не будет никогда! Он может десять раз быть богатым и сто раз знаменитым, просто построить его не разрешат. А коли вдруг разрешат, то ОБХСС или КГБ его посадит. Уж на что у Кузьмичева, его бывшего подзащитного мебельного короля, дача была скромнее, так и она вызвала у ментов особую классовую ненависть.

Первую встречу советских стажеров с американскими официальными лицами организовали так, чтобы произвести на гостей сильное впечатление. В здании Американской ассоциации адвокатов (Эй-Би-Эй), расположенном в самом центре Вашингтона, собрались несколько конгрессменов и сенаторов, разумеется, юристов, судей, прокуроров и адвокатов. Вадима сильно удивило, как это враждующие группы юристов – адвокаты и прокуроры, могут так мило друг другу улыбаться, похлопывать по плечу, вовсе не боясь показать, что они знакомы и общаются. Но то, что и судьи не опасались так же легко беседовать с адвокатами, Осипова просто потрясло. Когда он обратил внимание Саши на этот феномен, приятель легкомысленно бросил: «А тебе-то что? Радуйся жизни!»

Вадим представил, как бы проходила такая встреча в Союзе, и радоваться как-то не получилось…

После довольно долгих, но, казалось, искренних приветствий и выражений беспредельной радости по случаю приезда первой группы советских юристов, американцы подняли бокалы с шампанским, чокнулись с нашими и разбежались по своим делам.

Стив чувствовал себя именинником, поскольку большая часть благодарностей адресовалась именно ему как организатору и исполнителю проекта. Он весь светился от гордости. Вадим, который еще в Москве от ССОДовцев узнал, что тот всего лишь наемный работник, к тому же страшно счастливый тем, что контракт по проекту с ним подписали на целый год, с интересом наблюдал, как маленький и толстенький Стив раздувался от переполнявших его чувств и все больше и больше походил на Винни Пуха.

Перешли из большого зала в маленькую комнату для совещаний. Никакой роскошной мебели, богатых люстр, мягкого ковра – словом, всего того, что, по мнению Вадима, должно заполнять помещения штаб-квартиры богатейшей американской организации – Ассоциации Адвокатов, здесь не было. Голые стены, столы, скорее походившие на парты, стулья, на которых больше получаса высидеть невозможно. Если бы не столик у стены, занятый двумя огромными термосами, одним с кофе и вторым с кипятком для чая, обстановка выглядела бы просто-таки спартанской.

Вдруг слух Осипова уловил английское слово, обозначавшее то, о чем он думал уже сутки с момента приезда. «Деньги!» Стив сообщил, что каждому стажеру выдается по 500 долларов. На три недели. На транспорт и еду. Проживание бесплатное. Сразу несколько человек поинтересовались, а сколько будут платить потом, когда все разъедутся по принимающим организациям? Неожиданно Стив подчеркнуто назидательно сообщил:

– В нашей стране, хочу, чтобы вы это сразу запомнили, вопрос зарплаты между людьми не обсуждается. Один из самых неприличных вопросов, на который, кстати, вы все равно никогда не получите ответа, это «сколько ты зарабатываешь?». Вы все будете получать по-разному. Зависит от принимающей организации и ее возможностей. Минимум, который установлен нами, 850 долларов. Это для тех, кто попадет в прокуратуру и другие организации, финансируемые за счет бюджета. Для стажеров университетов – несколько больше. Те, кто будут проходить стажировку в частных фирмах, получат еще чуть больше. Это максимум, что я могу вам сказать. Но я уверен, что все вы приехали сюда не для того, чтобы заработать деньги, а для того, чтобы понять принципы организации и особенности деятельности юристов в демократической стране. Стране, уже многие годы являющейся…

Все, Вадим вырубился. И так с трудом воспринимая английскую речь Стива, он понял, что дальше пойдет только общий треп и никакой конкретики. 170 долларов на неделю, это получается, грубо, по 25 долларов в день. В принципе, по московским меркам – до хрена. А на фирме, предположим, будет по 1000 в месяц. Это 33 доллара в день. Телевизор, Вадим выяснил еще в Москве, стоит долларов 150-200. За шесть месяцев можно будет отложить и на телевизор, и на видеомагнитофон, и, может, на музыкальный центр. Интересно, а сколько придется тратить на еду?..

Ход мыслей и подсчетов Вадима прервал Стив: он начал раздавать папки. Разумеется, первым делом все схватились за конверты с деньгами, предусмотрительно разложенные по папкам в самом начале. Потом стали изучать схему метро. Стив несколько раз вынужден был попросить, чтобы все переключились на план стажировки. Отвлечь советских людей от американских долларов и красивых картинок со схемами линий метро и незнакомыми названиями станций оказалось не так-то просто. Минут через пять Стив своего добился.

Первая неделя – культурная ориентация. Стив пояснил, что советских стажеров обучат правилам американской жизни. Что принято, а что не принято говорить, о чем можно спрашивать. Какие ценности в американском обществе считаются основными, и так далее, и тому подобное. Стив явно любил поразглагольствовать. Вадим и половины не понял из того, что он говорил. Несколько раз спрашивал у Саши. Тот, к удивлению Вадима, легко переводил. Сам же Стив пару раз как-то странно посмотрел в сторону Осипова, но Вадим этому значения не придал.

Следующие две недели – юридическая ориентация. Система американского законодательства, судоустройства, суды присяжных… Вадим опять ушел в свои мысли. Во-первых, это ему никогда не понадобится. «Райкомов партии у них нет, а у нас – это ключевое звено судебной системы!» – подумал Вадим и поделился своей шуткой с Сашей. Тот неожиданно очень всерьез ответил: «В этом-то все и дело!» – «Это родина, сынок!» – напомнил Сашке фразу из анекдота Вадим. Тот даже не улыбнулся.

Объявили перерыв на ланч. Время подходило к полудню, и Вадим подумал, что для обеда – рановато. Но, оказывается, в Америке так принято.

Советские стажеры гурьбой отправились в ближайшую пиццерию. Стив посоветовал. Забегаловка. Пластиковые столы на тонких металлических ножках, стулья – тоже пластиковые, хлипкие какие-то. Ни скатертей, ни картинок на стенах. Правда, в соответствующем месте и бумага туалетная была, и бумажные полотенца – Вадим знал уже, как с ними управляться. Даже мыло лежало! «Богато живут!» – восхитился Володя Самсонов, парень из какого-то маленького городка на Украине. Он вообще, казалось, впервые попал в цивилизацию. Судя по его взгляду, который изумляло все, на что он только наталкивался, дома у него должны были ходить еще в лаптях. Вадим подумал, что потом придется ему намекнуть, что не следует так активно выражать свои восхищение и удивление. Все-таки за державу обидно.

Когда подошла очередь Вадима, он с ужасом обнаружил, что самое дешевое блюдо, кусок какой-то пиццы с непонятным названием, стоит три двадцать пять. Плюс стакан колы – 70 центов. Итого, за дерьмовый перекус – 4 доллара. «Застрелиться можно!» – в сердцах задохнулся Осипов, без подсчетов понимая, что мечты о полном наборе техники для дома начитают таять.

Удивило, что все остальные ребята, ну, может, за исключением прибалтов, неизбывно спокойных и невозмутимых, пребывали в прекрасном расположении духа.

Если на занятия Вадима с Сашей привезли Сашины хозяева, то обратно предстояло добираться самим. Сашку снабдили подробной схемой – сесть в поезд на такой-то станции метро, тут перейти на другую ветку, на этой станции выйти на улицу, перейти дорогу и сесть в такой-то автобус. Когда в автобусе объявят, что следующая остановка улица Гамильтон, – дернуть за веревку. Читая инструкции по возвращению домой, Вадим решил, что кроме проблемы найти веревку в автобусе, других не возникнет. Но не тут-то было.

Прежде всего, в вашингтонском метро турникеты принимали не монетки, как в Москве, а магнитные билеты. С грехом пополам объяснившись с кассиршей, негритянкой с совершенно непонятным не только для Вадима, но и для Саши произношением, ребята купили две карточки. Подошли к схеме. Теперь смотрели на нее предметно, а не с любопытством, как еще утром на занятиях. Вадим заметил, что подавляющее большинство станций названо не как у нас, в честь великих людей и столичных достопримечательностей, а просто по именам улиц. Вошли в метро они на станции «М-стрит», пересадка предстоит на «Площади Дюпона», доехать надо до станции «Западный Фарагут». Ладно, пошли.

Сунули билетики в машину-турникет. Билетик вдруг выскочил из другой дырки уже в конце аппарата. Вертушка провернулась, пропустив Вадима, и больно хлопнула его по спине в том месте, где она теряет свое благородное название. Мол, нечего тащиться, проскакивай быстро! Зачем машина вернула билет, ребята не поняли. Но раз вернула, решили сохранить. На всякий случай.

Следующий сюрприз ждал друзей на пересадке. На «Дюпоне» по длинному коридору, сплошь завешенному рекламой колготок, духов и автомобилей, перешли на другую платформу. Подошел поезд, но почему-то часть публики вместо того, чтобы направиться к краю платформы, наоборот, отошла подальше, а другая часть рванула вперед. Саша, было, хотел присоединиться к жаждущим дальнейшего движения, но Вадим его остановил. Поведение пассажиров насторожило Осипова. Он взял розданную на занятиях схему подземки и стал ее внимательно изучать.

Друзья обнаружили странную вещь. Если в Москве все линии метро шли из одной точки в другую, то в Вашингтоне они в каком-то пункте раздваивались. То есть получалось, что в центральной части города поезда шли по одной линии, а потом ветка разделялась на два рукава. И как угадать, какой поезд нужен тебе? Саша разумно предположил, что на первом вагоне должно быть название конечной станции, ну, как у нас на пригородных электричках. Дождались следующего поезда, и действительно – на «лбу» первого вагона яркими лампочками высвечивалось название конечной станции. Кроме того, к стеклу был прикреплен огромный желтый квадрат. Тут Саша вспомнил, а вспомнив, перепроверил себя, – да, в записке хозяев указано – пересесть в синий поезд. Дождались следующего. На нем красовался уже синий квадрат. Слава богу, разобрались!

Однако выйти из метро оказалось тоже проблемой. На выходе почему-то снова стоял турникет, в который пассажиры засовывали свои билетики. Но дальше все вели себя по-разному. Кто-то просто проходил вперед, поскольку его билетик исчезал в чреве машины безвозвратно, кто-то получал свой билет назад, а некоторые, внимательно изучив цифры, появляющиеся на маленьком экранчике, начинали опускать в щелку монетки. Иногда машина даже давала им сдачи. «Может, там внутри сидит негр-кассир?» – пошутил Саша. Вадим, чувствовавший себя африканским дикарем, оказавшимся в павильоне «Космос» на ВДНХ, ничего не ответил. Непонятная злоба все больше и больше охватывала его.

Взяв свой билет, выскочивший из машины, Вадим стал его изучать: что в нем изменилось? Никаких пробоев, просечек – ничего. Зачем было его обратно «выкатывать»? Саша присоединился к изучению бумажки. Перевернул ее обратной стороной, и тут ребята увидели, что на белой чистой стороне билета появились пропечатанные цифирки – 0,85. Билет стоил доллар, значит, сообразил Саша, с него списали 85 центов, и на нем осталось еще 15. «Во, гады! – возмутился Вадим, – значит, 15 центов у нас уворовали просто внаглую!» – «Погоди! Разберемся!» – впервые за время пребывания в Америке зло ответил Саша. Выбрасывать билеты не стали, решили вечером спросить у хозяев, как избежать впредь лишней траты денег.

Войдя в автобус, сразу кинулись искать веревку. Не нашли. Но эта проблема разрешилась легко. Как только выехали за пределы города, Саша заметил, что, когда водитель объявлял следующую остановку, несколько рук поднимались вверх и дергали за тросик, натянутый выше окон по всей длине автобуса с обеих его сторон. Будь автобус пустой, ребята никогда бы не догадались, что это и есть веревка. Если после объявления остановки никто тросик не дергал, автобус спокойно летел вперед. Правда, на одной из остановок кто-то его поджидал. Автобус остановился. Когда объявили остановку ребят, они дернули за «веревку» по очереди, так, на всякий случай.

Вечером Нэнси, хозяйка Саши, объяснила все про билетики. Оказывается, турникет при входе в подземку фиксирует станцию, на которой ты вошел. На выходе, благодаря компьютерной системе, он подсчитывает, сколько стоила твоя поездка. Если все копейка в копейку, билет остается автомату. Если не хватает – доплати на месте. А если осталось лишнее – отпечатывается, сколько ты использовал, а остальное – твое. Минимальная стоимость поездки в метро 50 центов. То есть, имея на нескольких билетах по 15-20 центов, можно, засовывая их подряд, использовать всю накопившуюся электронную «сдачу» для еще одного путешествия под землей. Но не для предварительной оплаты, а на выходе, для доплаты. Поняв схему, Вадим выматерился, благо Нэнси заведомо русский не понимала.

– Полегчало? – со смехом сочувственно спросил Саша.

Нэнси накормила ребят ужином. Сашка был несказанно рад холодному пиву из холодильника, а Вадиму и еда в рот не лезла. За первые сутки а Америке он уже испытал столько негативных эмоций, что хотелось только одного – домой, в Москву! Все было чужое, все подавляло.

Вадим ушел к себе, в соседний дом, и сел писать письмо Лене. Хоть как-то отвести душу. Пусть и заочно, но поговорить с самым близким человеком. В достоверности последнего тезиса Вадим всерьез никогда не сомневался, но сегодня это стало абсолютно очевидной истиной.

Завтра вечером должен был состояться прием в советском посольстве. Может, удастся через посольство как-то побыстрее переправить письмо в Москву?

На следующий день на занятиях по культурной ориентации объясняли многое и, в основном, очевидное. Вадим обратил внимание на две вещи. Первое: основной закон Америки – «би ин тайм», будь вовремя. Опаздывать – неприлично. Это его порадовало. Хоть что-то у них соответствовало его представлениям о правильной организации жизни.

Второе звучало еще приятнее. Оказывается, можно держать вилку в правой руке, левую опустив под стол. А когда надо воспользоваться ножом, следует переложить вилку в левую руку, а нож взять в правую. Можно, что совсем приятно, отрезать не по одному кусочку от отбивной, а нарезать сразу половину или даже всю. Приученный есть правильно по-европейски, Вадим ненавидел держать вилку в левой руке. А тут – гуляй, свобода!

Интересным показалось и объяснение такой американской традиции. Пошло все со времен освоения Дикого Запада. Одна рука всегда должна была оставаться свободной для кольта. А кольт – на поясе, под столом.

Все остальные правила звучали либо примитивно понятно, либо глупо настолько, что соблюдать Вадим их не собирался. Додумались тоже, оставлять официанту на чай 10 процентов от суммы счета! С какой это радости?! Он и так зарплату в долларах получает, а не в советских рублях.

Прямо с занятий вечером отправились в посольство. Здание, занятое Россией еще в царские времена, по меркам Вашингтона считалось одним из стариннейших особняков. Гады-американцы, конечно, нашим насолили. Площади прямо по соседству с посольством они недавно дали имя академика Сахарова. Но Вадима это, честно говоря, только порадовало. Правда, кроме Сашки, он ни с кем делиться своими эмоциями не стал. На всякий случай. Вспомнил про московского «Николая Николаевича».

Три приятных события за один день – для Америки уже хорошо. К Сашке жизнь оказалась щедрее – он по нескольку раз в день наслаждался хорошим пивом, которое, по его словам, даже в сравнение не шло с «Пльзеньским», не говоря уж про «Жигулевское».

В большом зале, предназначенном скорее для балов, нежели для приемов, вдоль стен были расставлены столы с едой и выпивкой. Богато, от души. Широкой русской души. Стажеры, что естественно, набросились на домашнюю, родную жрачку, как остервенелые. Однако приглашенные американцы им в энтузиазме не уступали. Вадим, постоянно испытывавший какое-то странное неудобство перед американцами за поведение родных провинциалов, с честным злорадством наблюдал, как «американы» уплетали блины с черной икрой и осетрину, будто голодные дети Сомали. Хотя, дети Сомали, тут же поправил себя Вадим, ни того, ни другого и в глаза-то никогда не видели. Посольские поглядывали на происходящее, сами больше крутясь около стола с халявной выпивкой.

Первым к микрофону подошел посол. После его поздравлений, изрядно сдобренных кратким обзором важности Перестройки для развития мировой цивилизации, напоминанием о постоянном миролюбивом курсе советского правительства и важности построения правового государства в период гласности и демократизации, слово взял очередной советсколюбивый сенатор. Или конгрессмен. Вадим не понял. Поскольку его речь переводилась полностью, Вадим узнал, что Америка всегда и неустанно боролась за демократические преобразования в СССР, что Перестройка, хотя и медленно, но движет Союз в правильном направлении. Вывод войск из Афганистана стал доказательством серьезности намерений президента Горбачева ввести страну в цивилизованный мир. И в этой связи любая помощь американских юристов в подготовке советских юристов есть важный вклад в развитие взаимовыгодного сотрудничества двух великих стран.

И текст, и акценты были Вадимом ожидаемы. Но вот то, что многие сотрудники посольства явно не владели английским, поскольку хлопать начинали не после сказанной фразы, а после ее перевода, Осипова удивило сильно. Он-то полагал, что советские загранслужащие в совершенстве знали язык страны, куда едут работать. «Значит, коли это не так, у них есть другие важные полезные качества», – подумал Вадим и улыбнулся своему собственному ехидству.

Речи кончились. Все обратились к еде и стали делиться на кучки. Некоторые посольские, не обращая внимания на стажеров, решали свои вопросы с приглашенными американцами. Другие, напротив, забыв про гостей, расспрашивали вновь прибывших соотечественников, что происходит дома. «Настроение проверяют?» – подумал Вадим и решил, что мажорные слова посла вполне неплохо прозвучат и из его собственных уст. Ну, противно, так что делать? Не рассказывать же о пустых прилавках? Пусть лучше считают дураком, чем потенциальным невозвращенцем…

К Осипову подошел мужик лет 40 с бесцветными глазами и вполне конкретной выправкой.

– Скучаете?

– Здесь нет, дома все-таки. А так я за два дня от этой Америки уже зверею! – не без доли искренности ответил Вадим.

– Что так? – мужик внимательно смотрел на Вадима.

– А хрен мне здесь делать? Пиццу есть? – Вадим вспомнил первый ланч за 4 доллара, и злоба его стала совершенно достоверной.

– Ну, чему-то все-таки здесь можно научиться! – мужик как-то даже растерялся.

– Не знаю. Может быть, – Вадим подумал, что немного перегнул палку.

– Если будут сложности – обращайтесь, – мужик несколько замялся. – Ну, если позволите, и я к вам обращусь, если что. Вы же в Вашингтоне ближайшие три месяца?

– А я-то чем могу вам помочь? – Вадим все понял, но решил попробовать сыграть дурака.

– Всяко бывает! – многозначительно улыбнулся мужик.

Вадим почувствовал, как у него заходили желваки. И вдруг понял, что тормоза отказывают, он больше себя не контролирует.

– Вы, я понимаю, офицер безопасности?

Мужик улыбнулся.

– А у вас есть санкция Москвы на контакт со мной? Вы, вообще, чем думали, когда подошли ко мне на глазах у всех? – Вадим не шептал, он шипел.

Глаза мужика полезли из орбит. Давно Осипов не видел такого ужаса во взгляде собеседника.

– Ты хочешь завтра быть отозванным в Москву и поехать в следующую командировку в Монголию?! Мне говорили, что ты не умен, но чтобы такой дурак! – Вадим отвернулся и пошел к столу с выпивкой. Во рту от страха пересохло. Пусть это будет его последний стакан апельсинового сока, но он его выпьет как свободный человек!

Когда через несколько минут Вадим, вытирая салфеткой вспотевшие ладони, повернулся к залу, мужика не было. Он исчез.

Вадим направился к смешанной группке стажеров, американцев и посольских, где с пивом в одной руке и с палочкой, на которой красовались обжаренные креветки, в другой наслаждался жизнью Саша. Группка смеялась, там было весело и легко. Вадим подумал, что, может, и он отвлечется.

Помимо Саши, из «наших» в кружке стояли «Володя-из-провинции», Оля Дурова, та самая активистка юрфака МГУ, которую Вадим давно уже причислил к потенциальным стукачам КГБ, и приятный, тихий прибалт Валдис.

Двое американцев приветливо представились Вадиму, протянули визитные карточки и заулыбались так, будто на это «пати» пришли исключительно для того, чтобы познакомиться именно с ним, с Осиповым. Вадим протянул в ответ свои визитки, стесняясь того, что по сравнению с американскими, – на плотной бумаге, с тиснением, с шрифтом таким толстым, что его можно прочесть на ощупь, – его собственные выглядели просто ублюдочно. Правда, они были двусторонними – с русским и английским текстами. По московским меркам – особый шик. Американцы зацокали языками, как бы выражая свой восторг. «Знали бы они, какой у нас дефицит бумаги!» – злобясь в душе на явно притворное восхищение, подумал Вадим.

И тут же вспомнил свою фирму. Обеспечение бумагой, скрепками, папками – все ингредиенты его постоянной головной боли, переходящей в мигрень. Здесь же, судя по первым двум дням занятий, бумагой вообще никто не дорожил. Чего стоили одни только желтые блокноты в полный формат листа, которые им раздавали на каждой лекции. Вадим уже отложил четыре для отправки в Москву с оказией. Эти блокноты в очередной раз заставили отметить рационализм американцев: на желтом листе оказалось легче писать, поскольку глаза не утомляли отражения света от белой бумаги. И читать написанное было приятнее. Однако этот американский практицизм не радовал, а злил. Зависть? Нет, обида на себя, на нас – бесшабашных, несобранных, хмурых, каких-то недоделанных. «Зато искренних и умных!» – сам себя успокоил Вадим, но тут же засомневался в обоснованности своего патриотизма.

Оля, радостно щебеча на прекрасном английском, потихоньку, как бы случайно, переместилась вплотную к Вадиму. Может, он бы этого и не заметил, не стань она раз от разу все крепче прижиматься к его локтю своей левой грудью. Когда до Вадима наконец дошло, что происходит, он повернулся к Оле и с вопросом посмотрел ей в глаза. Та, нисколько не смутившись, с вызовом призывно улыбнулась ему в ответ. Симпатичная девочка с очень хорошей фигурой, явно напрашивавшаяся на приключение, не только не вызвала у Вадима никаких сексуальных эмоций, но привела в состояние бешенства. Там, дома, его ждала Ленка, здесь кругом все чужое, непонятное, раздражающее, а она?!

Оля, неправильно поняв долгий пристальный взгляд Вадима, совсем осмелела и незаметно провела свободной от бокала рукой по его ягодице.

Вадим почувствовал, что готов ее ударить. Ленкино лицо стояло перед глазами. Вадим наклонился к Олиному уху и прошептал:

– Оленька, ты – прелесть, но я женат! – Вадиму удалось не выдать свое состояние.

– Боже, какой же ты правильный! – снисходительно, а может даже презрительно, ухмыльнулась комсомольская активистка.

Через несколько минут она уже терлась о «Володю-из-провинции». Вадим с удовольствием заметил, что тот не сообразил, чего от него хотят, и посему никак на девичьи призывы не отреагировал.

Расстроенная Оля перешла к другой группке.

«Дурочка! Ей надо к посольским клеиться, они-то здесь вообще без развлечений. Небось, зачахли!» – подумал Вадим. Но, вспомнив про офицера по безопасности, понял, что посольским адюльтер грозит концом карьеры в одночасье.

Ненависть к Америке усилилась еще больше.

Прошла неделя. Начались лекции по «юридической ориентации». Неожиданно для себя Вадим обнаружил, что ничего особо нового не услышал. Знания, полученные 15 лет назад в институте, фолианты, «начитанные» в аспирантские времена, проблемные статьи, попадавшиеся в «Советской юстиции», вкупе почти полностью «накрывали» подготовленный для советских стажеров курс. Ребята, занимавшиеся наукой, знали и того больше.

Злость на бессмысленно потраченное время, раздражение от всего американского, тяга домой, к семье, друзьям, активной жизни – все это накатило на Вадима. Насколько он понимал в медицине, налицо были типичные симптомы депрессии.

Самым же страшным наказанием оказался для Вадима английский. Нет, он понимал лекторов, мог объясниться и со своей хозяйкой Барбарой, и с Сашиной хозяйкой Нэнси, но этого не хватало. Ни пошутить, ни рассказать анекдот, ни грамотно задать нужный вопрос – он не мог. И телевизионные новости понимал через пень-колоду.

Уже не раз Вадим задумывался, не вернуться ли в Москву? Зачем он, собственно, приехал? Чему-то научиться? Так ведь и без того дела дома шли прекрасно. Подготовить почву для «эвакуации»? Но уже по первым двум неделям стало ясно, что здесь, в США, ему не выжить. Даже временно. А если приехать насовсем – хоть в петлю. Купить технику для дома? Да гори она огнем! При его-то заработках переплатит втрое и купит в Москве то же самое. Делов-то куча!

И еще этот чертов офицер по безопасности! Хрен его знает, станет ли он проверять блеф Вадима? Хотя, с другой стороны, он, наверное, представляет один из главков КГБ, а Вадим может сотрудничать с другим. Тогда информация сойдется так высоко, куда, скорее всего, этот хмырь не дотянется…

Чтобы хоть как-то отвлечься от изматывавших его мыслей, Вадим решил приколоться. В этот момент стажерам рассказывали о Конституции США. Вадим, понимая, что сам сформулировать по-английски вопрос не сможет, попросил Сашу узнать, а чем объяснить, что в США Конституция есть, а в Великобритании нет? Вроде как одна и та же англосаксонская правовая система? Сашка хмыкнул, но вопрос задал.

Преподаватель явно растерялся. Возникло ощущение, будто об отсутствии в Англии Конституции он услышал впервые. Продолжал говорить о том, что США – самая демократическая страна, что Конституция есть гарантия прав человека и гражданина, что Конституция США – живой организм, когда надо, в нее вносятся поправки. Короче, так и не съехал с рассказа о своей Конституции, откровенно уйдя от ответа на вопрос Вадима-Саши.

Ребята ехидно заулыбались. Только Ольга Дурова всем своим видом выказала крайнее раздражение поведением Вадима.

Вадим не унимался. Перебив лектора, он спросил:

– А разве конституция Сталина не провозглашала демократических принципов? И если наличие конституции как таковой есть гарантия прав граждан, то получается, что в СССР в 37-м году было самое передовое общество?

Вопрос задавался трудно. Вадим подбирал слова не из тех, что были самыми точными по смыслу, а из тех, которые знал. Плюс запутался во временах. Кто-то из ребят с улыбочкой смотрел на лектора, кто-то осуждающе на Вадима. Ольга зло прошипела: «Не можешь говорить на языке, молчи и не позорься!»

Но опозорился преподаватель. Из его ответа стало ясно, – он понятия не имеет, что было в СССР в 1937 году. Имя Сталина слышал, а вот про сталинскую конституцию – не в курсе. Но, главное, он даже не понял сути вопроса Вадима: гарантирование прав и их соблюдение – не одно и то же. И опять завел свою волынку, какая в США Конституция – прекрасная, лучшая в мире, образец для подражания.

«Райкомовский лектор», – устало подвел итог Осипов.

Прошло две недели, как Вадим уехал. Лена рассчитывала, что предстоящая через три месяца защита диссертации полностью отвлечет ее от грустных мыслей и неожиданно навалившегося одиночества. Но реальность оказалась совсем иной.

За 14 лет они с Вадимом так надолго расстались впервые. Да что там «так надолго»! Большинство московских адвокатов основные деньги зарабатывали в провинции. Именно там за приезд московского мэтра платили несусветные гонорары. Особенно выгодными считались командировки в Грузию и Азербайджан. Местные адвокаты полностью зависели от местной же прокуратуры и партийных органов, и потому реального толка от них как от защитников не было никакого. Московские же плевать хотели на республиканскую прокуратуру и защищали по-настоящему. Кроме того, последняя точка ставилась-то в Москве: либо в Генпрокуратуре СССР, либо в Верховном Суде СССР. А там, как предполагалось, именно московские адвокаты имели нужные связи.

Вадиму не раз предлагали дела на выезде. Один раз он съездил в Баку. На три дня. Вместе с Леной. Однажды принял дело в Горьком, куда мотался пять раз, но на сутки, не больше. И все! Как-то они подсчитали, что за все годы совместной жизни провели порознь 16 ночей. И то, большую их часть в доадвокатские годы, когда Вадима отправляли на «кустовые» совещания юрисконсультов Минпищепрома СССР.

А тут позади уже две недели. И еще минимум три месяца впереди.

Была у Лены с Вадимом одна идея. Почти нереальная. Вадим должен был постараться каким-то образом сделать Лене приглашение в США. Если здесь ее выпустят к мужу (все-таки Перестройка, дочь остается в Москве, так что шанс был), Лена на вторую половину стажировки приезжает к Вадиму. Раньше вырваться нереально, поскольку на 22 декабря назначена защита.

А пока ее мучила бессонница. Рядом, в постели, на месте Вадима приноровился спать пудель Хэппи. И это было грустно. Сгонять собаку у Ленки не поднималась рука. Хэппи так ластилась к ней, облизывала лицо, руки – все, что высовывалось из-под одеяла, смотрела на Лену умными, печальными, преданными глазами… Ну как ее выгнать?.. Однако рядом с Леной было место Вадима. И только Вадима! Радостное имя «Хэппи» звучало, будто издевка. Лена сама не заметила, как стала звать пуделя «Собака». Машка звала «Хэппи», а Лена – «Собака». Бедный пес перестал понимать, какое же у него имя.

Вадим не звонил. Собственно, это было понятно. Откуда? Как? Да и стоимость звонка из Америки в Москву была заоблачной, почти 10 долларов за минуту. Конечно, можно позвонить из Москвы. Но куда? Да еще разница во времени. А разговор после заказа могут дать часа через два…

Зазвонил телефон. Здесь 6 вечера, значит, у Вадима в Вашингтоне – 10 утра. Вряд ли это он. Но вдруг?! Лена бросилась к трубке. Приятный женский голос представился:

– Здравствуйте, это Светлана. Помощник Валентины Владимировны Терешковой. Вы Лена?

– Да, – Лена ужасно испугалась. Неужели что-то случилось с Вадимом?

– Валентина Владимировна просила вас к ней зайти. Вы не могли бы завтра в 16.00? – тон абсолютно не допускал возражения, хотя и оставался вежливым и формально-приветливым.

– А что случилось? – Лену всю трясло, теперь уже не оставалось сомнений, что с Вадимом беда.

– Ничего. Просто, насколько я понимаю, Валентина Владимировна нашла способ выполнить просьбу Вадима Михайловича, – в голосе Светланы прозвучали теплые нотки.

– С ним все в порядке? – Лена задала вопрос, который был на языке, хотя на самом деле судорожно пыталась сообразить, о какой просьбе идет речь. Вадим ей ничего не рассказывал.

– Думаю, да! – несколько удивленно ответила Света и попрощалась.

Лена застыла с трубкой в руке. Короткие гудки она не слышала. Одна мысль – как связаться с Вадимом, как выяснить, что происходит, полностью овладела ее сознанием.

Минут через пять Лена взяла себя в руки и села дальше корпеть над авторефератом. Через полтора месяца он должен уйти в рассылку, иначе защиту отменят. А у нее еще текст не дописан. Наверняка Смоленский что-то поправит. Хорошо, что Вадим еще до отъезда связал ее с типографией, где обещали отпечатать брошюрку автореферата за два дня. Но все равно, сейчас надо было писать. Вадим…

Прошло два часа. Опять послышались звонки. «Кто-то из клиентов Вадима. Не знает, что его нет», – подумала Лена и направилась к телефонному столику. Она писала за обеденным столом, поскольку твердо решила, что пока мужа нет, она за его письменный стол не сядет. Когда он здесь, его можно было и согнать с насиженного места, но сейчас… Нет, пускай стол тоже его ждет!

– Алло, котенок! – голос звучал так ясно, будто собеседник сидел за стеной.

– Вадюшка, ты?! – завопила Лена

– Не кричи, я оглохну, – рассмеялся Вадим.

– Ты в Москве? – с испугом спросила Лена.

– С чего ты взяла? – Вадим растерялся. Смех его неожиданно прервался, зазвучали тревожные нотки.

– Просто слышимость такая, будто ты звонишь из соседней квартиры!

– Нет, я в Вашингтоне, – опять рассмеялся Вадим. Он явно наслаждался Ленкиным удивлением.

– Как ты?!

– Вот, придумал способ тебе позвонить! – Вадиму очень хотелось похвастаться тем, что он в очередной раз кого-то перехитрил и сделал такое, что другим не под силу.

Как тебе удалось? Это же жутко дорого! – Лене, разумеется, плевать было и на то, как Вадиму это удалось, и на то, сколько это стоит. Но инстинкт доставлять мужу удовольствие, давая возможность похвастаться, сидел в ней давно и срабатывал автоматически.

– Я сказал эй-би-эшникам, ну, принимающей нас организации, что у меня срочный деловой звонок. В Министерство иностранных дел.

– А если они услышат, что ты разговариваешь со мной? Да и наверняка все ваши звонки прослушиваются.

– Без если. Слушают прямо сейчас. Но они по-русски ни хрена не понимают. Это первое. Второе – здесь все всем верят на слово. Просто страна дураков! А вот прослушивать разговоры они не могут. Нарушение конституционных прав граждан. Только с санкции суда, – Вадим хохотал, совсем не стесняясь присутствия в комнате американцев.

– Так, может, это у нас страна дураков? Коли у нас можно прослушивать всех и вся без всякого суда? – Лена с удовольствием подхватила радостный тон Вадима.

– Я думаю, ты ошибаешься. У нас вообще телефонные разговоры никто не прослушивает! – Вадим резко перешел на серьезный, стальной тон. – Не надо повторять досужие сплетни!

Лена поняла, что сморозила глупость. Расслабилась на радостях.

– Ладно, как ты? – надо было быстро поменять тему разговора.

– Я нормально, – Вадим понял, что жена его услышала правильно.

– А мне звонила Терешкова, то есть ее помощница. Просила зайти, – Лена вспомнила про так взволновавший ее недавний звонок.

– Она тебе ничего не объяснила?

– Нет, просто попросила зайти к ВВ.

– Ну вот, от нее все и узнаешь. Ладно, у вас все в порядке? – Вадим, кажется, заторопился.

– Да-да, все нормально, не волнуйся.

– Ну, все. Пока! Постараюсь еще как-нибудь позвонить! Я тебя люблю!

– И я тебя! Очень-очень! – Лена не успела договорить. В трубке что-то щелкнуло, потом еще раз щелкнуло, и раздались короткие гудки.

Она знала, что означают такие дублирующие щелчки… «Ну, да, конечно, – не прослушивают…» – со злостью подумала Лена, кладя трубку. И разревелась…

Лена сидела на приступочке ССОДовского дома на Калининском проспекте и тихонечко плакала. Она вообще в последнее время стала слишком слезлива. Нервы – ни к черту! Отъезд Вадима, надвигающаяся защита, огромное количество каких-то мелких дел, которых раньше, когда Вадим был рядом, не существовало, – все это выдержать, казалось, не хватит сил. А тут еще такие новости от Терешковой.

Что оказалось? Вадим попросил ВВ, чтобы та включила Лену в какую-нибудь ССОДовскую делегацию, едущую в США. Заранее понимал, что оба будут скучать. Хитрить не стал, так прямо все Терешковой и объяснил. Лену растрогало, что Вадим рассказал ВВ, – за всю жизнь расставался с женой только на 16 ночей. Значит, помнил об этом. ВВ, несмотря на всю иррациональность просьбы Осипова (состав таких делегаций, – не Болгария же с Польшей, – утверждался в ЦК КПСС и был сплошь блатным), обещала постараться.

Чего ей это в итоге стоило, ни Вадим, ни Лена никогда не узнали! Но факт оставался фактом. В начале ноября огромная ССОДовская делегация во главе с самой ВВ отправлялась в Питтсбург. Прибытие – в Вашингтон, вылет – из Нью-Йорка через пять дней. Она готова взять Лену с собой, «сдать» ее Вадиму в американской столице, но при условии, что Лена в день вылета будет в Нью-Йорке. ВВ несколько раз повторила, что, если Лена вовремя не приедет к самолету, у нее, Терешковой, будут большие проблемы.

И вот теперь Лена сидела и ревела, переваривая информацию. Она обожала Вадима за его выдумку, за его любовь к ней. Она мечтала его увидеть, пусть и всего на несколько дней. Но как быть с авторефератом?

ВВ обещала решить все проблемы с паспортом, выездной визой и всем остальным. Единственное, она, конечно, не могла гарантировать, что американцы дадут визу на въезд. Но обычно ССОДовским не отказывают.

«Радоваться надо, а я реву!» – попыталась взять себя в руки Лена и зарыдала еще горше.

В пятницу вечером Вадим с Сашей были предоставлены самим себе. Нэнси с мужем, Сашины хозяева, отправились на какую-то «пати», как американцы называли все сборища, от официального приема до дружеской вечеринки. Ну а Барбара, та вообще по вечерам дома практически не бывала, а на сей раз и Джона, своего мужа архитектора, потащила куда-то за собой.

Поскольку Сашины хозяева дома курили, а Вадимовы – нет, ребята по вечерам, перед сном, сидели в «бейсменте» дома Нэнси. Вадим мог курить. Саша бросил год назад, но его табачный дым не раздражал.

– Ну что, подведем итог нашего двухнедельного пребывания в славных и великих Соединенных Штатах Америки? – Вадим привык все систематизировать, но для большего успеха нужна была либо бумага, либо слушатель.

– А почему с такой иронией? – Саша, наслаждавшийся новыми впечатлениями, веселой компанией, приветливостью американцев, явно не хотел выслушивать очередные занудства Вадима по поводу того, как здесь все плохо.

– А почему без? Саш, ты сам посуди, нам оно надо? Две недели морочат голову какой-то фигней, суть которой – как здесь все прекрасно. Ты что, подтекста не чувствуешь? Вы, мол, там в Союзе все козлы и не умеете правильно жить.

– В чем-то они правы! Согласись, – живут они и легче, и проще, чем мы.

– Да?! – Вадим взорвался. – А они через войну прошли?! У них 37-й год был?! Лучше, говоришь? А ты бездомных видел? Бомжей, спящих на вентиляционных решетках, видел? А нищих на каждом перекрестке?!

– Понял! Ты мне еще расскажи о светлом будущем! Да, не забудь упомянуть про построение коммунизма к 1980 году! – Сашу тоже понесло по полной программе. – Оставим бомжей, у нас своих «чердачников» хватает. Только у нас за это сажают, а здесь – твое личное дело! Ты мне лучше объясни, почему у них в любом сортире всегда есть туалетная бумага, а у нас ее в химчистку носить надо? Ты когда, вспомни, в последний раз покупал туалетную бумагу? Не по блату, а так просто, зашел в магазин и купил?

– Я смотрю, у тебе восприятие мира через жопу в основном идет!

– А у тебя через желчный пузырь! Ты вообще умеешь радоваться жизни? Или ты просто им завидуешь?

Может, и завидую, – Вадим сразу как-то сник. Обвинение в том, что он не умеет радоваться жизни, неожиданно напомнило про дом, про Москву: в последнее время он эту фразу слышал постоянно и от Лены, и от мамы. Спорить с Сашей сразу расхотелось. – Домой хочу!

– Так и скажи, сломался! И нечего на американов переть! Они не виноваты, что тебе комфортно в болоте. Тебе свежий воздух противопоказан! – Саша добивал друга. Если Вадим быстро вспыхивал, но так же быстро успокаивался, то Сашу завести было трудно, но отходил он несколько часов.

Зазвонил телефон. Нэнси просила Сашу в ее отсутствие всегда брать трубку, поскольку не доверяла своему автоответчику после того, как год назад он не записал важнейший звонок богатого клиента и она прилично попала на деньги. Сашу вовсе не раздражала работа секретарем, – он считал, что общение по телефону прекрасно развивает языковые навыки. Вадим, кстати, «телефонный английский» не понимал на 90 процентов.

Саша взял трубку. Его лицо сначала отобразило удивление, – спрашивали Александра, а потом радость. Услышав «Хай, Стив!» – Вадим понял почему. Милейший улыбчивый Стив заботился о стажерах как о родных детях и вызывал у всех только самые теплые чувства.

Саша говорил со Стивом несколько минут, обмениваясь, судя по хохотку, какими-то шутками. Вадим не следил за разговором, – думал о Москве. Неожиданно он услышал свое имя. Саша протягивал ему трубку. Вадим, недовольный, встал и подошел к телефону.

Суть того, что понял Вадим из слов Стива, сводилась к необходимости завтра встретиться. Вадим вернул трубку Саше, чтобы тот уточнил, где и во сколько.

Закончив разговор, Саша спросил:

– А зачем он тебя вызвал?

– Не знаю, он не сказал, – безразлично отозвался Вадим.

– Я поеду с тобой!

Первое, что бросилось в глаза Вадиму и Саше в кабинете Стива, – фотографии, разложенные на столе. Он, как всегда, с радостной улыбкой произнес традиционное «Хай!» и пригласил их присесть на диван, стоявший поодаль.

«Семейные фотки изучает. Сентиментальный толстяк!» – подумал Вадим и тут же устыдился своей мысли. Сам он каждый вечер перед сном перебирал пять взятых из Москвы фотографий. Три с Леной и две с Леной и Машей.

Первые вопросы Стива были вполне ожидаемыми: «Нравится ли вам стажировка? Интересно ли?» Но что-то подсказывало Вадиму, что ответ Стива абсолютно не интересовал. Взгляд американца был напряженным, но главное, пальцы рук – они выдавали его волнение. Не по поводу же ответа на эти риторические вопросы?

Саша взял инициативу в свои руки и с восторгом стал живописать, как все здорово и интересно. Вадим заметил, что Сашка тоже о чем-то догадывается, уж чересчур он был подробен и наигранно весел. Тянул время? Пытался понять, что происходит на самом деле?

Неожиданно, даже не поворачиваясь к Вадиму, Саша вставил в английскую фразу вопрос по-русски: «А ты заметил, он даже не удивился, что мы приехали вместе?» – и продолжал рассыпаться в восторгах Америкой.

«Действительно, а почему он не спросил о Саше?» – напрягся Вадим, но сам сразу и ответил: «Обычная американская вежливость!»

Стив перебил Сашу на полуфразе и обратился к Вадиму:

– А ты что думаешь?

– Я согласен с Сашей.

– Для тебя стажировка важна?

– Да, – Вадим старался отвечать односложно.

– Ты все понимаешь, что на лекциях говорят?

– Да.

– А почему вопросы твои задают другие, а не ты сам? Тебе трудно говорить по-английски? – в голосе Стива прозвучал нажим. Это был, собственно, не вопрос, а утверждение.

– Нет, я стесняюсь.

– Ты?! – неожиданно Стив чуть не заорал. Улыбка, дурацкая постоянная американская улыбка, вмиг исчезла с его лица. – Тогда объясни мне, что вот это значит?! – Стив вскочил и подлетел к своему письменному столу, на котором были разложены фотографии.

Саша от крика Стива вжался в кресло, так неожиданно прозвучал переход от милой беседы к скандалу.

– Идите сюда! – приказал Стив.

Саша с Вадимом подошли к столу. На фотографиях стажеры писали тест. В основном аппарат запечатлел Вадима и Мишу Полякова, у которого Вадим и списал почти все ответы.

Саша удивленно смотрел то на фотографии, то на Стива, то на Вадима. Вадим же сразу понял, о чем речь. «Это не доказательства!» – мозги заработали по-адвокатски. На этой полянке Стиву против него ничего не светит. Вадим сразу как-то успокоился.

– Ничего! – с вызовом ответил Вадим. И, подпустив в голос металла, что он умел делать превосходно, с вызовом повторил: – Это не значит ничего!

– А то, что у вас с Поляковым совершенно одинаковые ошибки, это тоже ничего не значит?! – Стив вопил в полный голос. Изо рта брызгала слюна.

– А может, Поляков списывал у Вадима? – попытался возразить Саша.

Стив перевел взгляд на добровольного адвоката Осипова и с еще большей яростью возопил:

– Поляков говорит по-английски свободно, а господин Осипов двух слов связать не может!

Вадим молчал. Саша тоже осекся и затих. Стив продолжал голосить, размахивать руками, брызгать слюной. Вадим совершенно успокоился. Так бывало всегда, когда он понимал, что битва началась, что избежать кровопролития не удастся. Теперь нервничать нечего. Надо просто быстро соображать. Найти слабую сторону противника и ударить именно туда. Один раз, насмерть. Кто прав на самом деле – значения не имеет. Важно, кто победит.

Саша совершенно растерялся. Для него превращение приветливого, улыбающегося Стива в агрессивного, дико орущего, разъяренного прокурора-обличителя, преисполненного не просто праведным гневом, но и ненавистью, явилось полной неожиданностью.

«Чего он так нервничает? Он не просто злится, он нервничает. Он чего-то боится», – размышлял Вадим. Что именно кричал Стив, Вадим не понимал, да и просто не слушал. «Надо его остудить. Так я ничего не вычислю. Или дать отораться?» Вадим почесал подбородок, повернув при этом голову в сторону окна. Всем своим видом он выражал полнейшее безразличие к происходящему. Играл, конечно, но теперь уже было важно именно это и только это – кто кого переиграет.

Жест Вадима произвел на Стива эффект холодного душа. Он осекся на полуфразе и вдруг совершенно тихо, растерянно спросил:

– Ты понимаешь, что я говорю?

– Что? – наивно заморгав, откликнулся Вадим.

– Я говорю, что ты поставил под угрозу всю программу. Для нас принципиально важно было, чтобы отбор прошел честно. Ты сжульничал. Ты поставил в опасное положение всех своих коллег! – Стив опять повысил тон.

«Понятно! – обрадовался Вадим. – Так вот чего ты боишься!»

– А за отбор стажеров отвечал ты, я правильно понял? – вопрос произвел на Стива эффект удара дубиной по голове. Он весь скукожился, обмяк и, виновато опустив глаза, тихо произнес:

– Я.

– Извини, Стив, я не хотел… – Вадим подыскивал точные английские слова, – я не хотел доставить тебе неприятности.

– Как ты мог?! – снова взвился Стив.

– Что ты предлагаешь делать? – спокойно-спокойно поинтересовался Вадим.

То ли невозмутимый тон Вадима, а, может, наоборот, невероятный нервный накал, который наполнял комнату, произвел неожиданный эффект. Стив плюхнулся на свой стул, который издал при этом не обычный наш советский скрип, а какое-то мерзкое рычание, и зарыдал. Как баба, навзрыд, с соплями и всхлипываниями. Толстенькими кулачками он размазывал по щекам слезы и твердил: «Я не знаю! Я не знаю!»

Когда Стив минут через 5 успокоился, стали обсуждать, что делать. Разговор отнюдь не был дружеским, но и агрессии ни одна из сторон не проявляла. Стив сказал, что у него нет иного выхода, как предать ситуацию огласке. Иное не обсуждается. Саша удивился: если он единственный, кто обо всем знает (Вадим тут же уточнил – «предполагает», за что Стив моментально наградил его испепеляющим взглядом), то зачем эта огласка нужна?

Американец терпеливо, будто читал очередную лекцию по программе культурной ориентации, стал объяснять:

– Если я скрою то, о чем знаю, или, как хотелось бы господину Осипову, догадываюсь, то потом я не только лишусь работы над этим проектом, а буду исключен из Эй-Би-Эй. Навсегда!

– А как об этом могут узнать другие? У кого-нибудь еще такие фотографии есть? – заговорщически улыбнулся Саша.

– От тебя или от Вадима, – на полном серьезе ответил Стив.

– Ну, это решается проще простого. Ни я, ни тем более Вадим об этой истории рассказывать не станем. Обещаем! – Саша явно полагал, что проблема решена.

– Я не могу вам верить и ставить свою жизнь в зависимость от вашего молчания.

– Почему? – вмешался Вадим.

– Потому что в этом мире каждый сам за себя. Потому что когда-то кто-то из вас сможет меня шантажировать. Потому что, если вы станете конкурентами, то сразу используете этот случай для выигрыша очков, а я пострадаю.

Саша с недоумением взглянул на Вадима. Тот понял причину изумления друга быстро. Сашкина жена плакалась Лене, что для Саши дружба, мужская солидарность превыше семьи, его собственных интересов. Что Сашка до глупости порядочен. Вопреки собственным интересам, здравому смыслу. Вадим понял, что слова Стива в одно мгновение перевернули представления Саши об Америке. И не ошибся. Саша ошеломленно, растерянно, с ужасом произнес:

– Как же вы здесь живете?

– Что? – не понял Стив.

– Песец! – на русском быстро отреагировал Вадим.

– Что ты сказал? – попросил перевести Стив.

– Я сказал, что в твоих словах есть логика, и эти соображения надо учитывать.

– Нет, ты сказал что-то другое. Я не знаю того слова, которое ты произнес, – настаивал Стив.

Вадим замер, как хищник, увидевший жертву. Саша, все еще пребывающий в состоянии культурного шока, ничего не заметил.

– Так ты говоришь по-русски?! – подавшись к Стиву всем корпусом, спросил Вадим.

Стив покраснел, посмотрел на Вадима, на Сашу и с трудом выдавил из себя:

– Да!.. Но очень плохо, – как бы оправдываясь, тут же уточнил несчастный американец.

Саша в сердцах плюнул на пол. «Насмотрелся американского телевидения!» – удивился своему диагнозу Вадим.

– Я думаю, руководство примет решение отправить тебя в Москву. Я в этом уверен, – Стив собрался с силами и заговорил о деле. Ему надо было срочно сменить тему разговора. Не догадываться, как он выглядит в глазах русских, скрывая столько времени, что понимает их язык, и, получается, постоянно подслушивая их разговоры между собой, Стив, разумеется, не мог.

– Не возражаю. Но это должно быть сделано по моему желанию. Как выполнение моей просьбы, – требовательно произнес Вадим.

– Нет. Это невозможно. Иначе в сокрытии информации могут обвинить и руководителей проекта. Это абсолютно исключено! – В рамках логики Стива его рассуждения звучали вполне разумно и убедительно.

– Тогда с Вадимом уеду я. И, думаю, еще как минимум половина группы! – Саша напоминал сейчас быка, нападающего на тореадора: глаза налиты кровью, голова опущена, кулаки сжаты.

Стив уставился на Сашу непонимающим взглядом. «Похоже, Сашкина жена не врала!» – решил Вадим.

– Предлагаю сделать перекур, – по-русски произнес Вадим.

– Я не курить, – также по-русски ответил Стив и попытался улыбнуться.

– Тогда ты посидеть и подождать! – с издевкой выпалил некурящий Саша, вскочил со стула и направился к двери. Вадим светски улыбнулся Стиву, по-английски попросил: «Подожди нас, пожалуйста!» – и направился вслед за другом.

Стив, раздавленный, растерянный, послушно остался сидеть за столом, бессмысленно перебирая снимки. Наверное, он проклинал сейчас себя за страсть к фотографированию.

Через 15 минут ребята вернулись в кабинет Стива. Вадим успел выкурить целых три сигареты. Одну выкурил и Саша. Он решил, что ситуация позволяет нарушить данное самому себе слово больше не дымить.

Предложение Вадима носило практически ультимативный характер. Советские стажеры, а он, как неформальный лидер группы, это гарантирует, не станут терпеть позор разоблачения и высылки советского гражданина из США. Это – пункт номер один. Второе – они не хотят подставлять Стива, от которого видели только добро. Тот факт, что он скрыл знание русского языка, они ему прощают. Именно умение прощать ошибки друг другу и есть основа построения новых отношений между СССР и США. И начинать надо с нас самих, а не ждать, пока это научатся делать политики! Разве не так? Далее. Вадим сам, на собрании группы, в присутствии лиц, отвечающих за проект, расскажет, что он списал ответы на тоефлевский тест. Пособников у него не было. Стив сделает вид, что впервые узнал об этом от самого Вадима. Вадим принесет свои извинения группе и американцам и попросит прекратить его стажировку. Американцы удовлетворят просьбу Вадима. Все!

Саша с трудом согласился на этот вариант. Он был уверен, что они дожмут Стива и заставят его молчать. Вадим же, хоть и не сомневался, что Стива можно сломать, настаивал на добровольном возвращении в Москву. Ему так чертовски надоела эта Америка, что любой, пусть даже такой позорный способ свалить отсюда, его устраивал. Но Саша привел аргумент, поколебавший Вадима: «А ты забыл, что должна приехать Лена?» Вадим сник. Ему хотелось показать Ленке Америку. Хоть тут ему погано, но пусть сама посмотрит. А уж стыд перед Терешковой, которая наверняка узнает, как он осрамился, ждет нестерпимый. Почему-то именно мнение Терешковой о нем было для Вадима особенно важным. Друзья – простят, коллеги все равно его не любят, а вот этот человек… Но что делать? Другого решения не просматривалось.

Стив, пока Вадим излагал свой вариант, делал записи в традиционном желтом блокноте, кивал головой, задавал уточняющие вопросы. Потом несколько минут подумал, посасывая ручку. «Как у нас!» – отметил Вадим.

– Мне это не очень нравится, – задумчиво протянул американец. – Покурите еще часок, я хочу посоветоваться.

«К начальству побежит!» – понял Вадим. И почувствовал такую безысходную усталость, что понял, какое бы решение ни приняли американцы – ему все равно. Никто с ним в Союз в знак солидарности возвращаться не станет. Сашка – идеалист. Его просто попрут отсюда. Он – проиграл! Но если американцы не примут его вариант, он признаваться не станет. Уж он-то знал тюремную присказку, что «явка с повинной упрощает работу следователя и удлиняет срок». «По крайней мере, будет отмазка, что меня подставили. Ну, например, за отказ сотрудничать с ЦРУ! – эта глупая мысль заставила Вадима улыбнуться. – А что, вполне проходимая версия!»

Через час Стив объявил решение руководства. Поскольку в штаб-квартире Эй-Би-Эй высшие чины отсутствовали, пришлось провести телефонную конференцию. Саша спросил, что это такое, бестактно забыв, что Вадима все-таки волнует само решение, а не то, как технически оно принималось. Стиву же всегда доставляло удовольствие по любому поводу показать превосходство его страны над «империей зла». Он стал подробно объяснять, что телефоны Эй-Би-Эй заведены на внутреннюю телефонную станцию. Поэтому можно соединить нескольких абонентов как внутри здания, так и внешних, на один канал. Где они и могут разговаривать друг с другом параллельно. Максимальный объем – до 10 человек. Еще можно…

– Что решили? – зло перебил Вадим.

– А? – Стив сразу даже не сообразил, о чем спрашивает Вадим. Потом, надувшись от важности информации, которую он должен сообщить, уверенным тоном, не допускающим никаких возражений (наверное, именно так выносят свои вердикты американские судьи), произнес:

– Решение следующее. Ты, Вадим, на собрании группы сам расскажешь, что произошло. Говорить про фотографии не следует. Решение – оставаться тебе или уезжать – принимать будет ваша группа. Если тебя оставят, ты за свой счет будешь посещать курсы английского языка. Стоимость – 175 долларов в месяц. Курсы мы тебе подберем. Наша сторона влиять на мнение вашей группы никак не намерена. Это окончательное решение.

«А они не дураки, – признал Вадим. – По-любому у американов – полный о'кей. Если уезжать – это не их решение. Отбор был правильным, но они прокололись, рассчитывая на честность абитуриентов. Я – в полном дерьме, а они во всем белом. Если наши отправят меня восвояси – и они в дерьме. Если оставят, а я провалю стажировку – опять группа в дерьме. Классно! Сволочи!»

Саша сидел очень довольный, – он не сомневался в душевной щедрости советских товарищей.

– А если я откажусь? – сдерживая ярость, спросил Вадим.

Ты будешь обвинен в мошенничестве. Это серьезное обвинение. Ты незаконно, на деньги американских налогоплательщиков приехал в США, получил первую стипендию и учебные материалы по программе стажировки. В дальнейшем, даже если ты не будешь привлечен к уголовной ответственности, ты никогда не сможешь въехать в США.

Вадим посмотрел на Сашу. Понял – больше ему не придется доказывать другу, что в Америке жить нельзя. Перед Вадимом наливался гневом Зевс-громовержец: Сашины глаза, казалось, вот-вот начнут метать настоящие молнии. Еще мгновение – и веселый, добродушный Саша набросится на Стива с кулаками. «Это было бы забавно!» – улыбнулся своему видению Вадим.

– Я согласен.

Стив самодовольно улыбнулся. Саша молча встал и вышел из кабинета. Вадим пошел за ним. «Теперь я останусь! Дотерплю, выдержу! А кто в конце концов будет сверху, – посмотрим. Мы привыкли выживать и не в таких условиях. Дети, с кем связались!.. От мертвого осла уши получишь, дефективный!»

Саша, поджидая на улице Вадима, стрельнул сигарету у негра-бомжа, примостившегося на решетке метро, пролегавшего под величественным зданием Эй-Би-Эй.

Воскресенье пронеслось быстро. Барбара позвала ребят кататься с нею на лошадях. Мрачный со вчерашнего дня Саша отказался, сославшись на дела в городе, а Вадим, наоборот, решил расслабиться перед боем.

По дороге куда-то далеко за город, где в частной конюшне стоял принадлежавший Барбаре жеребец, она все уши прожужжала Вадиму про своего Кукса. Жеребца то есть. Что он стоил 50 тысяч долларов, что он красавец… Остального Вадим уже не слышал. Цифра 50 тысяч рядом с жеребцом, нужным лишь для того, чтобы раз-два в месяц, и то в хорошую погоду, покататься на свежем воздухе, произвела на него сильное впечатление. Вадим представил, как этот жеребец ломает ногу и его пристреливают. Пристреливают 50 тысяч долларов! Он хотел, было, спросить, а застрахован ли жеребец, но прикинув, что не знает английского глагола «страховать», промолчал.

Неожиданно он сообразил, что впервые едет в машине с коробкой-автоматом. Стал внимательно рассматривать рычаг этой странной коробки, панель приборов. Барбара заметила его взгляд и спросила, не хочет ли он повести машину.

Первые пару километров Вадим ехал в некотором напряжении, все-таки незнакомая машина, и отнюдь не «Жигули». Но, к собственному удивлению, очень быстро освоился. Барбара подзуживала: «Давай, быстрее!» «Вы хочите песен? Их есть у меня!» – нахлынуло родное, откуда-то очень издалека. Вадим вжал педаль газа в пол. Откуда он мог знать, что спортивный «Мерседес» так ездит?! Барбара завизжала. Вадим вспомнил орущего Стива…

Минуты три он несся на скорости за 120 миль в час. Только сообразив, что это где-то около 200 километров, отпустил педаль газа. Восторженный испуг американки не стоил такого риска.

Когда Вадим, сильно сбросив скорость, посмотрел на соседку, ее восхищенный взгляд не ускользнул от его внимания. «Дети!» – на сей раз без особой злости поставил диагноз американцам Осипов.

Два часа он наблюдал за тем, как Барбара тренируется в выездке своего жеребца. Смотрелись они вместе и вправду красиво.

Но больше все-таки Вадима занимали его дела. Завтра бой. Трудный, но далеко не первый в его жизни. Ставка? Сложно так сразу определить. Возможно… Возможно, победить самого себя? Перенести позор, выдержать. И, в конце концов, победить. А что значит победить? Зацепиться здесь, в Америке? Нет. Это не для него. Может, подготовить почву на случай эвакуации? Тогда уже будет не до сантиментов. Надо будет просто спасать семью. И не важно, нравится ли здесь ему самому. А природа здесь красивая. Фырканье лошадей создавало какую-то непонятную атмосферу покоя… Интересно, как поведут себя ребята?.. Ну, списал. Так что здесь такого?

– Поехали? – Рядом стояла Барбара. – Ты поведешь!

По дороге домой Барбара несколько раз повторила: «Да, мой муж так водить не умеет. Не тот темперамент».

Взгляды американки, которыми она одаривала Вадима, не оставляли никаких сомнений если не в ее намерениях, то по крайней мере в ее желаниях…

«Вот только этого мне и не хватало!» – признал Вадим.

Вечером появился Саша.

– А у нас ребята молодцы! – он весь светился.

– Что ты имеешь в виду? – не понял, о чем идет речь, Вадим.

– Я встретился с 8 нашими ребятами. Двоих не застал. Телефонов остальных у меня нет. Итак, из восьми – восемь обещали тебя поддержать! – Сашка был преисполнен гордости. Но не за себя, за друзей!

– Кто тебя просил? – Вадим вспылил. – Это моя игра! Не лезь! Сам пострадаешь. Откуда знать, кто из них заложит?

– Кому? – Саша опешил. Уж чего-чего, а такой реакции Вадима он никак не ожидал.

– Ты забыл про «Николая Николаевича»?

Саша сник. Про неизбежное возвращение в Москву он явно не вспомнил.

Вадим с Сашей сознательно опоздали к началу занятий на пять минут. Вадиму никак не хотелось общаться с теми из ребят, кто, благодаря Саше, уже был в курсе его проблемы. Кроме того, поскольку результаты голосования стажеров оставались непредсказуемыми, Вадим рассудил, – в любом случае не надо, чтобы американцы видели его разговаривающим с коллегами. Он сумеет убедить их в своей невиновности или, точнее, не такой уж непрощаемой виновности в речи. Адвокат он или нет?! А подозрения в предварительном сговоре ему не нужны. Пусть американцы посмотрят, на что он способен!

Стив, как только Вадим вошел в аудиторию, сообщил, что господин Осипов хотел что-то сообщить группе. Ребята удивленно переглядывались и перешептывались. Но причиной было не объявление Стива, а то, что, помимо него, в комнате присутствовали еще трое американцев, которых стажеры видели только на первом, торжественном приеме.

– Коллеги, – обратился к стажерам Вадим, – я должен рассказать вам…

– Говори по-английски, – перебил Вадима Стив.

– Нет, мне удобнее говорить по-русски, и я обращаюсь сейчас не к вам, а к своим коллегам.

– Нет, ты должен говорить по-английски, – властно повторил Стив. Это было ошибкой. Из-за нервного волнения, скрутившего Стива не меньше, если не больше, чем Осипова, он попался. Он понял русскую речь Осипова. Вадим торжествовал. Как-никак, но в зале сидели юристы. Пусть многие и чистые ученые-теоретики. Но не заметить, что Стив понял русскую речь, они не могли. Первый раунд он выиграл! Симпатии уже на его стороне.

– Так ты понимаешь по-русски? – сыграл удивление Саша.

Стив метнул в его сторону убийственный взгляд. Но поздно. Шепот между стажерами перешел в вибрирующий гул.

– Ты должен говорить по-английски, – еще раз, теперь уже с явной угрозой в голосе повторил Стив. Сашин вопрос он не удостоил ответом.

– Хорошо, – Вадим перешел на английский. Хотя, это, конечно, сильно усложняло его задачу. На русском он, разумеется, мог быть куда более убедительным.

В аудитории наступила гробовая тишина. Вадим быстро пробежал взглядом по глазам стажеров. Сашкина работа не прошла даром. Половина присутствующих смотрела на него с одобрением, половина, те, что были не в курсе, – с удивлением. Недоброжелателей пока не выявлялось.

– Я хочу сообщить вам, что я списал тест по тоефлу! – сходу бухнул Вадим. Выдержал небольшую паузу. – Я полагал, что у меня есть на это моральное право. В институтские годы всегда списывали у меня. Теперь решил списать я сам. Я думал, что это простительно, поскольку английский язык еще со школьных лет у меня «не шел». А с другой стороны, зачем мне было его учить? При моей анкете мне никогда не светило поехать за границу. Я же не знал, что будет Перестройка. Наивно? Да. Сейчас я понимаю, что такого права у меня не было. Вам предстоит решить вопрос – поеду я обратно в Москву или останусь здесь до конца стажировки. Проблема не в том, как вы проголосуете. Проблема в том, что я не могу сказать, как я хочу, чтобы вы проголосовали. С одной стороны, мне здесь не нравится, все чужое и непонятное. Это не вина наших коллег, организовавших стажировку. Они делают все, чтобы нам было хорошо. Это проблема их предков, создавших такую страну. Или наших – создавших совсем другую страну. Но мне здесь не комфортно. С другой стороны, мне стало интересно. Интересно, сумею ли я выдержать до конца. Поэтому я решил, что сам просить о прекращении стажировки не стану. Но если ваше решение окажется таковым, я буду благодарен тем, кто за него проголосует.

Вадим сел. Тишина стояла – комар пролетит, услышишь.

– Ты даже не хочешь извиниться перед коллегами? – ехидно спросил Стив.

– Я готов извиниться только перед теми, кто сам ни разу никогда не списывал, – вновь встав, спокойно и уверенно ответил Вадим. – Перед каждым персонально. Перед кем я должен извиниться? – Вадим обратил свой вопрос не к Стиву, а ко всей аудитории.

Тишина. Стив опять встрял:

– Я никогда не списывал!

– И на тестах по русскому языку? – моментально спикировал на американца Саша. Вадим подумал, что этот добряк не просто хороший друг, готовый рисковать своими отношениями с американцами, но и блестящий адвокат. На профессиональном языке адвокатов такой вопрос, заданный в такой момент, назывался «вопрос-убийца». Стив моментально скис.

– Можно? – поднялся Миша Поляков. – Я могу сказать только следующее. Дважды, когда мне предстояли сложные процессы, я обращался к Вадиму с просьбой помочь. Оба раза он меня выручил. Можно сказать, что я вел оба дела с его слов. То есть списал его мысли. Пусть и с его согласия. Поэтому заявляю официально: если Осипов уедет в Москву, я тоже!

– Что ты несешь?! – вскочила активистка Оля. – Осипов нас опозорил перед хозяевами. Опозорил всю страну…

– У тебя уже есть хозяева? – подал реплику по-русски один из меланхоличных прибалтов.

– Я считаю, что человек, который мог обмануть товарищей, не вправе представлять Советский Союз за рубежом, – не обращая внимания на прибалта, захлебывалась от негодования Оля. – Он должен быть изгнан с позором. Мы обязаны очистить свои ряды. И мы должны поблагодарить организаторов стажировки за то, что нам самим предоставлена возможность это сделать.

– Ты так легко готова отказаться от своих личных планов? – «Володя-из-провинции», набычившись, выставив вперед нижнюю челюсть, сверлил глазами комсомольскую активистку. «Ого, а парень-то соображает куда больше, чем показывает!» – подумал Вадим. Судя по реакции стажеров, далеко не только Осипов и Володя знали, о чем идет речь. Треть аудитории заулыбалась. «Многие все видели?» – удивился Вадим.

– Ты предлагаешь исключить Осипова из пионеров? – подал голос Махир Алиев, стажер из Баку.

– Не мешайте ей говорить, – вскочив, по-английски вступил Стив.

– Сядь! – рявкнул Саша. – Это наше обсуждение. Ты сам это сказал. Сиди и не мешай!

Стив растерянно глядел на своих американских начальников, – он никак не ожидал такого тона со стороны Саши. Вяло опустился на свой стул.

– Я полагаю, мы доставили большое удовольствие принимающей стороне состоявшимся обсуждением, – агрессивно продолжил Саша.

– Я не закончила, – Оля перешла на русский язык.

– Лучше бы ты вчера кончила, – быстро бросил Саша, вызвав взрыв хохота аудитории. И перешел на английский. – Думаю, что курс культурной ориентации, организованный для нас американской стороной, был очень полезен. Но советско-американские отношения – это улица не с односторонним движением. Некоторые познания в области культурной ориентации, но уже нашей культуры, нашей системы ценностей, будут полезны и Олиным хозяевам, а нашим, соответственно, коллегам и учителям. Мы – народ, вошедший в мировую культуру и историю как народ, умевший объединиться в трудную минуту, народ-гуманист. Сейчас каждый из нас может и должен доказать на деле, что мы такие и есть. Я не сомневаюсь в результатах голосования. Более того, мне известно, что когда мы проголосуем и Вадим останется, американские друзья предложат ему посещать курсы английского. Это будет стоить 175 долларов в месяц. Срок – три месяца. Нас семнадцать человек. Я предлагаю проголосовать также и за то, что каждый из нас заплатит по 10 долларов в месяц за эти курсы. Вадим – 15. За то, что не умеет списывать незаметно. Для меня каждый, кто поднимет руку за его возвращение в Москву, станет проголосовавшим из шкурных соображений – не желающим расстаться с тридцаткой баксов. Прошу голосовать. Кто за то, чтобы Осипов остался?

– Я бы хотел кое-что сказать… – начал Стив, но увидев лес рук, осекся.

– Ты можешь не сказать, а подсчитать голоса, – не поворачиваясь, бросил через плечо Саша.

Ребята гурьбой вышли на улицу. Вадима окружили. Хлопали по плечу, улыбались, подкалывали. Вадим благодарил, отшучивался. Потом громко объявил, что денег на курсы ни у кого не возьмет.

– А тебе никто и не даст! – заржал Саша. – Ты что, не понимаешь разницы между адвокатскими приемами и реальными намерениями?

Все рассмеялись.

Оля стояла в стороне. Вот кому было сейчас не позавидовать.

Вадим отделился от группки стажеров, подошел к ней и приветливо произнес:

– Не переживай, я на тебя не в обиде. По сути-то ты была права. Все нормально, пошли к нам.

Битва закончилась. Начиналось самое тяжелое. Теперь отступать некуда. Теперь он реально должен показать американцам, кто чего стоит. Они еще дорого заплатят за его позор…