Комедии

ПЕРЕВОД А. КЕСЛЕРА

НАСИБА, школьница.

РОХИЛЯ, ее мать.

ПУЛАТДЖАН ДОМЛА, директор школы.

ВЕРА }

НАЗИРА } подруги Насибы, школьницы.

МАРАСУЛЬ ХУЗУРДЖАНОВ, зубной врач.

ФАТИМА, его мать.

ЗУХРА, тетка Марасуля, школьная сторожиха.

АХАДЖАН ЗАРГАРОВ, сосед Марасуля, работает в райисполкоме.

ОКИЛА }

ХУМОРХОН } жены Заргарова.

РИЗАМАТ, дядя Хуморхон.

Действие происходит в небольшом районном центре Узбекистана в наши дни.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Зубоврачебный кабинет в собственном доме Марасуля Хузурджанова. Угол дома с вывеской: «Зубной врач. Вход за углом». Устроившись в кресле для пациентов, М а р а с у л ь лениво машет рукой, прогоняя назойливую муху.

Входит З а р г а р о в.

З а р г а р о в (взглянув на часы). Что-то долго она не появляется, а, Марасуль?

М а р а с у л ь. Кто?

З а р г а р о в. Женушка…

М а р а с у л ь. Хуморхон?

З а р г а р о в. Окила!.. Окила, а не Хуморхон!

М а р а с у л ь. А… Если успела к утреннему автобусу, в три должна появиться.

Пауза.

З а р г а р о в. Гм… Рассердилась?..

М а р а с у л ь. Если муж женится, думаешь, жене радость?

З а р г а р о в. Как бы не подняла крик. Скомпрометирует…

М а р а с у л ь. Все плачет, плачет…

З а р г а р о в. Плачет?.. Слава аллаху! Скандала не будет… Спрашивала, кто… жена?

М а р а с у л ь. Я ответил, что ее зовут Хуморхон.

З а р г а р о в. Стало быть, обойдется честь по чести, а? К ней, понимаешь, надо как-то подойти… Заботливо. Успокоить. Утихомирить, а уж там и меня звать… Буду у себя.

Из дверей, ведущих во внутренние комнаты, выходит Ф а т и м а.

Ф а т и м а. Сынок, Марасуль, мальчик… (Заргарову.) Здравствуйте!.. Беда, сынок, беда, Марасуль… так и не увижу тебя женатым, мальчик мой… Если нет бумаги из загса, — мулла не венчает. Будто бы аллах не велел!

З а р г а р о в. «Мулла не венчает»!.. Слова-то какие! Вы меня скомпрометируете!

М а р а с у л ь (заглянув в приемную). Тише… (Заргарову.) Еще одну милость, Ахаджан-ака! Будьте милосердны! Походатайствуйте!

З а р г а р о в. Свихнулся! У муллы благословения испрашивать!

М а р а с у л ь. У загса! У загса!.. Словечко!.. Единственное! (Берет трубку телефона.) Двадцать-один-двенадцать… Загс? Будет говорить товарищ Заргаров!.. Зар-гаров!.. (Передает трубку Заргарову.) Заведующий!..

З а р г а р о в (в трубку). Кхм… Салам… Вы что-то возитесь с оформлением брака Марасуля Хузурджанова… Бюрократизм… Как — несовершеннолетняя?

Ф а т и м а. Ей полных восемнадцать. Полных!

М а р а с у л ь. Совершеннолетняя! Вы сами подтвердите, что она совершеннолетняя!

З а р г а р о в. Совершеннолетняя! Ей полных восемнадцать… Вы сами подтвердите, что она… Кхм!.. Я подтверждаю!.. Учится в девятом? И на здоровье! Когда я учился в четвертом, мне было двадцать!.. Ответственность?.. У меня шея крепкая — валите! Был бы Заргаров, а ответственность будет!

М а р а с у л ь (касаясь его плеча). На душе пир, а ваши слова будто лакомые куски, Ахаджан-ака!

З а р г а р о в (в трубку). Слушайте! Еще и двух месяцев не прошло, как я назначен на эту должность, а вы уже игнорируете мои советы! Я пока еще не подорвал свой безупречный авторитет и никому другому не дам подрывать! Регистрируйте и поздравляйте! (Бросает трубку.)

Ф а т и м а. Да продлит аллах дни вашей жизни! У большого человека и сила большая!

М а р а с у л ь. Бегите в школу, мамаша, зовите Насибу. Будем ковать железо, пока горячо!

Ф а т и м а. Спешу! Спешу!..

З а р г а р о в. Я знать не знаю, ведать не ведаю! Помните! У меня авторитет!

Ф а т и м а. Помню! Помню! (Уходит.)

Из приемной входит Р и з а м а т, грудь у него увешана всевозможными значками.

З а р г а р о в. Ризамат! Что с тобой?

Р и з а м а т. Зубы!..

З а р г а р о в. Болят?.. А голова?

Р и з а м а т. Угу!..

З а р г а р о в. Будешь так водку глушить, тебе не зубы, тебе голову вырвать придется, с корнем!

Р и з а м а т. Бросил! Всё!

З а р г а р о в. Смотри. (Оглядел значки.) Как же ты позабыл… крышку от чайника? А? (Уходит.)

Р и з а м а т. Обманули! Зубной врач Марасуль Хузурджанов и зубной техник Ризки Ходжаев! Обманули!

М а р а с у л ь. Кого?.. Вас?.. Мы?

Р и з а м а т. Берите, мошенники, сколько просите, но… Золото обещали, а поставили ржавую зеленую подкову! Укусить вас такими зубами — околеете!

М а р а с у л ь. Тише. Садитесь. Рот откройте. Потерпите…

Р и з а м а т. Погибаю!

М а р а с у л ь. Пошире!.. Бррр!.. Не нужно было водку пить…

Р и з а м а т. Скончался бы! Умер!.. Погиб!.. (Жалобно.) Отравили…

М а р а с у л ь (осматривает зубы). Потерпите… Да… Конечно… У вас миокардиодистрофия!

Р и з а м а т. Кто?

М а р а с у л ь. Миокардиодистрофия.

Р и з а м а т. Э-эх!.. Знал бы, что им против нее не устоять, — обошелся бы!..

М а р а с у л ь. Давно пора! Водка — яд!

Р и з а м а т. Без зубов твоих обошелся бы!.. Спасите!.. Укушу!

М а р а с у л ь. Бегите к Ризки Ходжаеву. В поликлинику!.. Я ему позвоню… Еще не поздно! Если не будете пить по дороге…

Р и з а м а т. До поликлиники близко… Попробую! (Уходит.)

М а р а с у л ь (звонит по телефону). Одиннадцать-восемнадцать… Ризки? Ах ты, горе мое! Договорилсь ведь — хотя бы половину золота ставить…

В дверях появляется О к и л а.

Окисление!.. В том-то и дело — родственник товарища Заргарова! Послал к тебе… Исправляй! Сказал, что из-за водки схватил миокардиодистрофию! Да!.. (Вешает трубку. Увидев вошедшую Окилу.) О-о!.. Добро пожаловать, добро пожаловать, добро пожаловать, Окила-апа!.. Как доехали?..

О к и л а. Благодарю… Где же Ахаджан-бай! С молодой женой не до старой?

М а р а с у л ь. Потерпите… Спокойнее… (Берет трубку телефона.) Двадцать-пять-пятнадцать… Ахаджан-ака? Окила-апа… (Кладет трубку, вздохнул.) Кому и когда был выгоден скандал, Окилахон-апа? Прогадаете! Бывают слова звонкие, как серебро, но молчание оценивают, как золото.

О к и л а. Бывает и золото не дороже меди. Как он оценил семнадцать лет жизни, которые день за днем, час за часом я провела в заботах о нем? Задумался бы хоть о детях — их ведь у него трое! Уронила бы я семнадцать лет назад в землю хоть одну косточку — был бы у меня теперь зеленый шатер над головой и спелые плоды… (Плачет.)

М а р а с у л ь. Прогадаете! Прогадаете, Окила-апа… Спокойнее…

Входит З а р г а р о в. Окила встает.

З а р г а р о в. А-а… Здравствуй… (Пауза.) Как дети?

О к и л а (утирает слезы). Здоровы… Еще не позабыли детей?

З а р г а р о в. Ну что ты говоришь! Присядь. Успокойся. Чему быть — того не миновать. Если хочешь — воля твоя, делай как знаешь, кричи на всю улицу, на весь город. У тебя трое детей… Если же поймешь, примиришься.

М а р а с у л ь. Смирение — золото!

З а р г а р о в. Умно! Рано ли, поздно ли — заблудший конь в конюшню вернется!

Х у м о р х о н, возвращающаяся из магазина, остановилась у окна, уронила покупки.

Х у м о р х о н. Ах! Помогите же мне!.. Марасуль-ака!..

З а р г а р о в (упал в кресло). Ох!.. Ох… Помоги же мне! Рви! Скорее!

М а р а с у л ь (подбирая щипцы). Потерпите… Спокойнее…

Х у м о р х о н (у окна). Что с вами, Ахаджан-ака?!

Окила пристально смотрит на Хуморхон.

М а р а с у л ь (к Хуморхон). Удаление зубов — зрелище неприятное! Ступайте, ступайте!

Х у м о р х о н. Вы причиняете ему боль! Осторожнее!.. (Уходит.)

Окила смотрит ей вслед.

З а р г а р о в (достает из бумажника деньги, протягивает Окиле). Купишь детям что-нибудь такое…

О к и л а. Ребятишки покоя не дают — все папа да папа… Где он?.. Как нибудь приехали бы…

З а р г а р о в. Как-нибудь приеду… Ребятишек поцелуй!

О к и л а уходит.

М а р а с у л ь. Рискуете головой, Ахаджан-ака. Грянет гром — тут вам и райком, тут и прокурор, и фельетон. И такое переплетение личного и общественного произойдет, что…

З а р г а р о в. Раскаркался!

М а р а с у л ь. Была бы у вас Хуморхон возлюбленной или еще так как-нибудь, без бюрократизма, — понимаю. Так нет — расписались!..

З а р г а р о в. Попался… Как-то она, Хуморхон, пришла, плачет… Ребенок, говорит, будет, понимаешь? Испугался. А у страха глаза велики; мне и показалось, что живот у нее большой… Обманула она меня. Понимаешь? Пораскинул умом и решил: хорошо иметь жену покультурнее. Если бы Окила училась в свое время, цены бы ей не было! Отстала… не работала над собой.

М а р а с у л ь. Она грамотная, по-моему…

З а р г а р о в. Была!.. Училась то ли в седьмом, то ли в шестом классе, когда я женился на ней. Большой дом — большая забота, дети. Какая тут учеба? Бросила… У меня тот же дом, те же дети, а я как будто успеваю все! Эх, были бы три тысячи, услал бы я Хуморхон куда подальше, с чужих глаз долой, пока все успокоится.

Входит Ф а т и м а.

Ф а т и м а. Уроки у Насибы, мальчик мой… Сказала ей, чтобы после уроков пришла.

М а р а с у л ь. Есть у вас деньги, мамаша? Еще три тысячи Ахаджану-ака.

Ф а т и м а. Какие у меня деньги, сынок?

М а р а с у л ь (тихо). Сами знаете — человек нужный, мамаша…

Ф а т и м а (шепотом). Без возврата все! (Из-под кушака достает пачку денег, торопливо отсчитывает.) Две тысячи! Довольно!

Голос Насибы: «Девочки… я вас догоню».

Входит Н а с и б а, она в школьной форме.

Н а с и б а. Здравствуйте…

М а р а с у л ь. Ай-ай-яй! Что же не переоделись?

Ф а т и м а. Голубушка пришла, принцесса моя!

Насиба кладет портфель на стул.

З а р г а р о в (присматриваясь). Кхм… Только не тащи ты ее в загс в школьной форме… И себя и меня подведешь.

М а р а с у л ь. Как можно!

З а р г а р о в. Росточком мала!

Ф а т и м а. У нас туфли на высоких каблуках!

З а р г а р о в. Ладно… Чему быть — того не миновать, а я ничего знать не знаю и ведать не ведаю! Пора! Дела… (Уходит.)

Ф а т и м а. Радость моя, пойдем, пойдем, голубушка моя…

Ф а т и м а и Н а с и б а уходят во внутренние комнаты. Марасуль, мурлыча какую-то песенку, приводит в порядок инструменты. Появляются Ф а т и м а и в новом наряде Н а с и б а. В туфлях на непривычно высоких каблуках она ступает с опаской.

М а р а с у л ь. Ну, пошли, пошли! Пора!

Н а с и б а. Снова в загс?

Ф а т и м а. Сам Ахаджан-ака им приказал! С богом!..

Насиба берет портфель.

М а р а с у л ь. Теперь портфель долой! (Берет у Насибы портфель, отбрасывает.)

Ф а т и м а. С богом!.. К возвращению вашему такой пир приготовлю!

М а р а с у л ь и Н а с и б а уходят. Фатима, молитвенно сложив руки, благословляет их.

Скромная комната в домике Рохили Аскеровой. Р о х и л я встревоженно следит за М а р а с у л е м, который крупно шагает из угла в угол.

М а р а с у л ь. В жизни не видал такого упрямства. Все люди как люди — от обезьяны произошли, а заведующий загсом — определенно от ишака.

Р о х и л я. Что вы говорите, Марасуль.

М а р а с у л ь. Нет — что он говорит! (Передразнивает.) «Не могу сочетать вас законным браком — это незаконно». Я ему человечно объясняю: «Вам же звонил товарищ Заргаров» — а он: «Даже сам господь бог не в силах изменить дату рождения человека. Невеста несовершеннолетняя».

Р о х и л я. Господи, что же делать? Уж если сам товарищ Заргаров не может…

М а р а с у л ь. «Товарищ Заргаров не может»? Вот. (Торжественно достает какую-то бумагу.) Мы ему покажем. Мы всем покажем…

Р о х и л я. Покажите мне.

М а р а с у л ь (читает). «Да станет известно досточтимому Нишанбаю, которого мы почитаем как младшего брата, что подателем сего является Марасуль Хузурджанов, которого мы лелеем как младшего брата, и просим мы произвести через вашу книгу регистрации бракосочетание его с избранной им подругой жизни Насибахон Аскеровой и выдать ему на руки документы, оформленные по всем правилам закона, в целях совместного прохождения ими дальнейшего жизненного пути. Заргаров». Вот! (Бережно складывает и прячет бумагу.) Поедем в кишлак к товарищу Нишанбаю и вернемся мужем и женой.

Р о х и л я. Когда же это будет?

М а р а с у л ь (торжественно). От полного счастья нас отделяют три часа. (Обыкновенным голосом.) До кишлака ехать не больше часа, час — назад и еще час на оформление.

Р о х и л я. С богом и поезжайте.

М а р а с у л ь. Что же, я один поеду жениться? Почему до сих пор нет Насибы?

Р о х и л я. Прямо не знаю, что подумать. Сказала — на минуточку сбегаю в школу…

М а р а с у л ь. Ох, эта школа. Вы напомнили ей, что никому нельзя говорить о свадьбе?

Р о х и л я. Будьте покойны, Марасуль.

М а р а с у л ь (взглянул на часы). Как только вернется Насиба, одевайте ее. Я пойду за машиной. (Уходит.)

Р о х и л я (открывает гардероб, достает наряды дочери). Слава аллаху, что послал мне радость увидеть свадьбу дочери. И какую свадьбу. Богатую, красивую. Милая моя доченька, большое счастье постучалось в твою дверь. За всю жизнь у твоей матери не было столько нарядов, сколько у тебя — невесты.

Входит Н а с и б а, она в школьной форме, которая выглядит особенно скромной на фоне ярких туалетов, разложенных Рохилей по комнате.

А, ты вернулась, ненаглядная моя. Одевайся скорее. Марасуль сейчас приедет за тобой на машине.

Насиба не двигается.

Что с тобой? Что случилось?

Н а с и б а (тихо). Я не могла… Пулатджан Домла спросил меня, и я… (Взволнованно.) Мамочка, дорогая моя мамочка, не надо этого делать! Пусть будет, как вы хотите, но потом, после окончания школы…

Р о х и л я (изумленно). Ты… ты все рассказала директору?

Н а с и б а. Я обещала… я дала слово… Я хочу кончить школу. (Уходит в другую комнату.)

Р о х и л я (ей вслед). Судьба идет тебе навстречу, а ты… Ты неблагодарная. Учиться можно всегда, а птица счастья только раз в жизни опускается на плечо девушки. Одевайся скорее. (Идет за Насибой с нарядами. Дальше разговор происходит за сценой.) Вот это надень. Или лучше это. Глупенькая моя, тебе надо плакать от радости, а не от горя.

Стук в дверь.

(Выходит из второй комнаты.) Вот и Марасуль. Сейчас, сейчас мы будем готовы.

Голос Пулатджана Домлы за дверью: «Можно к вам, Рохиля-ханум?»

Кто это?

Голос Пулатджана Домлы за дверью: «Пулатджан Домла».

Р о х и л я (испуганным шепотом). Директор… (Громко.) Сейчас, сейчас. (Заметалась по комнате, убирая разложенные наряды. Бросилась в другую комнату.) Доченька, скорее переодевайся обратно. Это не Марасуль. Это, это…

Голос Пулатджана Домлы за дверью: «Можно?»

Пожалуйста, уважаемый директор, пожалуйста, Пулатджан Домла.

Входит П у л а т д ж а н Д о м л а.

П у л а т д ж а н Д о м л а. Салам алейкум.

Р о х и л я (входя). Салам, салам. Проходите, пожалуйста, садитесь. (Предлагает гостю стул, на котором лежит яркое платье.) Ах, извините. (Прячет платье.) Садитесь, пожалуйста.

П у л а т д ж а н Д о м л а. Спасибо. (Садится.) Как себя чувствуете?

Р о х и л я. Благодарю вас — хорошо.

П у л а т д ж а н Д о м л а. Н-да.

Р о х и л я. Н-да.

Молчание.

П у л а т д ж а н Д о м л а. Слышал я, собираетесь играть свадьбу?

Р о х и л я. И в мыслях такого не было.

П у л а т д ж а н Д о м л а. Значит, «и в мыслях не было»?

Р о х и л я. Да! Совсем забыла — из одного хорошего дома присылали сваху…

Входит Н а с и б а. Она снова одета в школьную форму.

Насиба, доченька, поставь самовар… Да, вот еще. (Идет за Насибой, шепчет.) Придет Марасуль, предупреди…

Н а с и б а выходит.

(Возвращается к Пулатджану Домле.) Все учить надо, все учить — молодая еще, совсем глупенькая…

П у л а т д ж а н Д о м л а. Что же хорошего в том доме?

Р о х и л я. Все хорошо. Обстановка, ковры, куры, гуси и сам хозяин…

П у л а т д ж а н Д о м л а (перебивая). Тоже хорош гусь!

Р о х и л я. Он не гусь. Он доктор. Зубной врач.

П у л а т д ж а н Д о м л а. Откуда же такое богатство? Можно подумать, он вытаскивает изо рта у людей не больные зубы, а жемчужины.

Р о х и л я. Он доктор расторопный, ловкий, а больных зубов много… Такое счастье привалило моей сиротке. Она ведь без отца выросла. (Всплакнула.)

П у л а т д ж а н Д о м л а. Каждая мать хочет своим детям счастья. Разве Насиба нищая?

Р о х и л я. Жалко упустить образованного жениха.

П у л а т д ж а н Д о м л а. Образованного, говорите? Что-то его образование сильно смахивает на невежество.

Р о х и л я. Что вы, уважаемый директор! Он такой ученый!

П у л а т д ж а н Д о м л а. И считает, что его учености хватит на двоих и незачем Насибе учиться дальше?

Р о х и л я. Ах, ничего я не знаю. Я просто хочу дитю своему счастья.

П у л а т д ж а н Д о м л а. В старые времена девушка нередко становилась третьей или четвертой женой седобородого ишана. А ее родители искренне желали ей счастья.

Р о х и л я. Но ведь Насиба любит своего жениха.

П у л а т д ж а н Д о м л а. Неправда. Ее сердечко еще молчит. Я беседовал с ней.

Н а с и б а вносит самовар.

Р о х и л я. Прошу вас, уважаемый Пулатджан Домла. (Расставляет на столе угощение.)

Пулатджан Домла прошелся по комнате, подошел к тумбочке, на которой в вазе величаво и нежно цветут розы.

П у л а т д ж а н Д о м л а. Один бутон засох. Жаль… (Глядя на Насибу.) Девять лет мы, учителя, отдавали ей не только свои знания, но и тепло собственного сердца… Да, Рохиля-ханум, жаль бутон — ведь мог распуститься чудесной розой… (Садится. Берет пиалу с чаем.)

Р о х и л я. Уважаемый директор, ведь вы для Насибы как родной отец. Я все собиралась к вам посоветоваться. А пока что решила — пусть они обручатся, жаль упускать хорошего жениха, и свахи отстанут — отбою от них нет… Ну а свадьбу будем играть, когда Насиба школу окончит. (Насибе.) А ты, глупая, ничего не поняла, бог знает что наговорила, расстроила уважаемого директора. Обручение это, а не свадьба. Извинись скорее…

Н а с и б а. Простите меня, Пулатджан Домла, все я спутала, оказывается.

П у л а т д ж а н Д о м л а. Ну, что Насиба спутала свадьбу с обручением — не беда. Вот если вы, Рохиля-ханум, спутаете — будет хуже. Я тоже хочу для Насибы счастья. Настоящего счастья… Благодарю за угощение. Мне пора… Всего хорошего.

Н а с и б а. До свидания.

П у л а т д ж а н Д о м л а уходит. Рохиля провожает его, затем возвращается.

Р о х и л я (причитает). И за что меня судьба бьет! Растила тебя без отца… Собственного счастья не видела, думала под старость на твое порадоваться. Куда там! Тебе школа дороже дома, учителя роднее матери. Не дал мне аллах сына и забрал мужа… Мечтала я зятя иметь… Надеялась, что мужская рука поддержит меня в старости и бросит горсть земли, когда сойду я в могилу… Сама от счастья бежишь и меня последней в жизни радости лишаешь. (Плачет.)

Н а с и б а (плачет). Не говорите так, мамочка…

Входит М а р а с у л ь.

М а р а с у л ь. Что такое? Что случилось?

Р о х и л я. Она… Она… Ой, не могу! (Плачет.)

Н а с и б а. Пулатджан Домла приходил насчет нашей свадьбы.

М а р а с у л ь. Откуда он узнал?

Р о х и л я. Она… Она все рассказала…

М а р а с у л ь (Насибе). Вы?

Н а с и б а. Я не могла иначе…

М а р а с у л ь. А он что?

Н а с и б а. Он очень огорчен. Он боится, что я не кончу школу. Он…

М а р а с у л ь (перебивая). Только и всего? Как жаль, что я не встретился с ним. Он бы сразу успокоился. Ведь я всю жизнь посвятил науке. Да что там жизнь. Я и после смерти… Я уже завещал свой скелет университету. Его будут изучать студенты. Разве у человека с таким скелетом может быть необразованная жена? Товарищ Заргаров сватал мне свою сестру. Родную! Отказался. Не желает учиться, не хочет расти над собой.

Р о х и л я. Слышишь?

Н а с и б а. И я окончу школу?

М а р а с у л ь (презрительно). «Школу»?! Университет! Аспирантуру! Докторантуру! Я вас академиком сделаю!

Р о х и л я. Слышишь?

Н а с и б а (ошеломлена). Академиком?

М а р а с у л ь (убежденно). Вам нужен такой наставник, как я… Я протягиваю вам руку не как мужчина — как ваш научный руководитель. Эта рука приведет вас на самый верхний этаж Московского университета… Скорее в загс!

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Дом Марасуля Хузурджанова. Терраса, за ней комната. Середина мая. Молодые фруктовые деревья окружили дом, и кажется, что они любуются его богатой отделкой.

Н а с и б а. Еду, еду! Через три часа поезд, а через три дня…

Н а з и р а. «Па́рит»! Это орел, а не банный веник. Вот что значит не ходить в школу!

В е р а (мягко). «Пари́т».

Н а с и б а. Ну и пусть «пари́т». А я скоро буду на Кавказе. (Мечтательно.) Казбек… Арарат…

В е р а (мягко). Ты же едешь в Кисловодск.

Н а с и б а. Да. А что?

Н а з и р а (взрываясь). А то! Где Кисловодск, а где Казбек с Араратом. Все, все перезабыла. Будто никогда не учила географии.

Н а с и б а. Ты просто завидуешь. Я увижу все это сама, а ты только в книжках читала.

Н а з и р а. Завидую? Я тебе завидую?

В е р а. Не горячись, Назира. (Насибе.) Конечно, увидеть все это самой очень интересно. Только ведь экзамены сдавать тоже нужно тебе самой.

Н а с и б а (легко). Экзамены? Сдам осенью. Так сказал мой Марасуль-ака.

Н а з и р а. Сначала отдых — потом работа! Нет, я больше не могу! Пойдем, Вера. Пусть попробует повторить это на комсомольском собрании.

Н а с и б а (испуганно). Не уходите! Вера, Назира!

В е р а. Назира права. Ехать на курорт, когда на носу экзамены… Я понимаю — была бы ты больна…

Н а с и б а. Да! Я совсем забыла! Мне необходимо на курорт. Так и в справке написано.

Н а з и р а. В какой справке?

Н а с и б а. В медицинской. Из поликлиники. Мой Марасуль-ака отнес ее в школу.

Н а з и р а. Ах, бедная Насиба! Она так тяжело больна, что даже забыла о своем недуге…

В е р а. Ты была в поликлинике?

Н а с и б а. Нет. Мой Марасуль-ака приложил ухо вот сюда… нет, сюда, послушал и вот так покачал головой.

Н а з и р а. Так, значит, головой покачал Марасуль-ака, а справку выдала поликлиника? Эх, Насиба, Насиба… Знаешь, как тебе надо лечиться?

Н а с и б а. Как?

Н а з и р а. Готовиться к экзаменам.

В е р а. А мы поможем.

Н а с и б а. Да вы не беспокойтесь. Я непременно сдам. Осенью. В вечерней школе. Иначе нельзя — ведь моего Марасуля-ака вызывают на работу в Москву.

Н а з и р а. Да, и я слышала, будто в Москве не хватает зубных врачей.

Н а с и б а. Смейся, смейся. А мы переедем. И я буду учиться в Московском университете на тридцатом этаже.

Н а з и р а. И слушать лекции, сидя на шпиле!

Н а с и б а. Что?

В е р а (Насибе). Ты опять напутала — в университете двадцать шесть этажей.

Н а з и р а. Высоко залетела!

Н а с и б а. Ну и пусть! Все равно буду учиться на самом верхнем этаже, стану кандидатом, а потом доктором наук. (С шутливой важностью.) Профессор — доктор Насибахон Каримовна Аскерова, ах, нет — Хузурджанова! (Назире.) А ты завидуешь, завидуешь! (Затевает веселую возню и одерживает верх над Назирой.) Не стану, да? Не стану?

Н а з и р а. Сдаюсь, сдаюсь. Станешь!

Н а с и б а. То-то…

Девушки поднимаются с пола, приводят себя в порядок.

В е р а (запевает). «Давно, друзья веселые, простились мы со школою…».

Все увлеченно подхватывают «Школьный вальс».

Н а с и б а. Школа… Девять лет… Подруги… Не знаю. Иногда кажется, что я чужая всем. И так тоскливо сжимается сердце… А в вечерней школе учатся взрослые женщины… И я взрослая. У меня — муж…

В е р а. Ты от всех утаила. Знай школа вовремя… По крайней мере на год следовало отложить свадьбу.

Н а с и б а (задумчиво). Конечно, можно было подождать.

В е р а. Как же это получилось?

Н а с и б а (откровенно). Мама все твердила: «Хочу увидеть твое счастье». А потом — сам товарищ Заргаров вмешался… И мой Марасуль-ака каждый день встречал меня с цветами, когда я шла из школы. И в ясный день и в непогоду…

Н а з и р а. И тебе стало жалко, что он размокнет под дождем?

Н а с и б а (задетая). Подожди, вот нагрянет к тебе любовь.

В е р а (тихо). Ты любишь его?

Н а з и р а. Повременила бы со своей любовью. Небось не съела бы ее моль.

Н а с и б а (задумчиво). Люблю? Конечно, люблю. (Тряхнула головой, отгоняя печальные мысли.) Смотрите — этот дом, эти деревья, эти вещи — все мое! Если человек отдает тебе все свое достояние, всего себя, если этот человек твой муж — как же не любить его?

Голос Фатимы: «У-у, чтоб тебе провалиться. Оставишь ты их в покое или нет?»

Н а з и р а. Кто это?

Н а с и б а. Свекровь.

В е р а. Ты очень изменилась, Насиба.

Входит Ф а т и м а. Она в парандже, но без чачвана. В каждой руке у нее по бидону для молока.

Ф а т и м а. Невестушка, где вы? (Увидела гостей.) Салам! Салам! Как хорошо — невестушка с гостями. И я с вами немного посижу. Устала. Можно?

В е р а. Конечно, мы очень рады.

Н а з и р а. Пожалуйста.

Ф а т и м а. А вы не стесняйтесь меня, старую. Не люблю, когда свекровь вмешивается в беседу молодых. Да и забот много. Наседкам надо подсыпать.

Н а с и б а. Я подсыплю, мама. (Выбегает.)

Ф а т и м а. Нет-нет. У вас гости. Я все сама сделаю. Да. Натерпелась я в молодости от свекрови и, когда родился мой Марасуль, поклялась не вмешиваться в дела невестки. Не нагружать ее делами.

Возвращается Н а с и б а.

Ф а т и м а. Невестушка, а под рябенькую подложили?

Н а с и б а. Подложила.

Ф а т и м а. И Чернушка сама не своя ходит — ко-ко-ко да ко-ко-ко. (Изображает квохчущую курицу.) Тоже на яйца просится.

Насиба снова идет к двери.

Посидите вы с гостями…

Н а с и б а уходит.

Да, дала я, значит, обет беречь невестушку, и бог сжалился надо мной — послал мне Насибу.

Возвращается Н а с и б а.

Н а с и б а. Все сделала, мама…

Ф а т и м а. Вот спасибо, вот спасибо. Отдыхайте. Да, чуть не забыла… На лбу у коровушки лишай выступил. Говорят, ножом поскоблить да керосином потереть — сойдет… У вас, невестушка, глаза молодые, да и руки твердые.

Назира давится от смеха. Вера отчаянно толкает ее в бок и закрывает от Фатимы.

Н а с и б а. Доктору, мамочка, покажем. Ветеринару.

Ф а т и м а. Что вы, невестушка! Вот если, не дай бог, коровушка околевать станет — тогда уж все равно, можно и доктору. А так — ни-ни. Залечат…

Встревоженно загоготали гуси.

Ну что за мальчишка этот Аскад. Чтоб тебе никогда не вырасти.

Н а с и б а, опережая засуетившуюся Фатиму, бежит за калитку. Голос Насибы: «Вот я тебя сейчас крапивой».

Ф а т и м а. Невестушка, он в ту калитку юркнул, так и вьется, так и вьется, комар приставучий.

Назира было открыла рот, но Вера толкнула ее в бок — молчи, мол.

В е р а. Тетушка Фатима, нельзя Насибе ехать сейчас на курорт — у нее экзамены. Отговорите сына.

Ф а т и м а. Что вы — я поклялась аллаху не вмешиваться в дела молодых. И потом, в нашем государстве все свободны. Как я могу… (Уходит.)

Н а з и р а. Слыхала?

В е р а. Н-да.

Гудок подъехавшей машины. Входят Н а с и б а и М а р а с у л ь.

М а р а с у л ь. А, девушки, салам, салам. (Насибе.) Хотел купить вам одну вещь — оказывается, истратил все деньги. (Шутливо.) Придется взять у вас взаймы.

Н а с и б а (важно). Сколько?

М а р а с у л ь (небрежно). Пустяк. Полторы тысячи.

Бросив гордый взгляд на подруг, Н а с и б а выходит.

Ну-с, что новенького, девушки?

В е р а. Экзамены у нас скоро.

Н а з и р а. А Насиба уезжает — тоже новость.

М а р а с у л ь. Я вас серьезно спрашиваю.

В е р а. Нас послала комсомольская организация.

Н а з и р а. Почему вы увозите Насибу?

М а р а с у л ь. Ей необходимо на курорт. Я отнес справку в школу.

Н а з и р а. Разве Насиба больна?

М а р а с у л ь. У нее миокардиодистрофия.

В е р а. Это серьезная болезнь?

М а р а с у л ь. Болезнь с таким названием не может быть легкой.

Н а з и р а. А в чем она заключается?

М а р а с у л ь. Это очень коварная штука. Вначале человек почти ничего не чувствует… Не говорите с Насибой. Она не знает о своем недуге.

Появляется Н а с и б а. В руках у нее пачка денег. Торжествующе поглядев на подруг, она с удовольствием пересчитывает их и отдает мужу.

Н а с и б а. Вот.

М а р а с у л ь. Спасибо. Цель поездки — лечение. Цель лечения — вернуться к учению. Так и передайте в школе. Насиба сдаст все экзамены на пятерки. Осенью. Я даю это обещание вашему комсомольскому коллективу от имени нашего семейного коллектива. Я скоро вернусь. (Девушкам.) Не прощаюсь.

Н а з и р а. Мы сейчас уходим.

Н а с и б а. А провожать нас?

В е р а. Мы придем на вокзал.

Н а з и р а. Может быть.

М а р а с у л ь. Так я вас подвезу.

Н а с и б а (жеманно ласкаясь). Марасуль-ака, можно я немножечко посижу за рулем. Ну чуть-чуть…

М а р а с у л ь (девушкам). Вот видите, чему у меня Насиба учится. (Насибе.) Ну хорошо. Только до большой улицы.

Все уходят. Шум мотора, гудок машины, гоготание гусей. Звонит телефон. Появляется Ф а т и м а с ведром в руках.

Ф а т и м а (снимает трубку). Слушаю… Нет его дома. А вы кто будете? А-а. В каком же магазине вы директором, сын мой? В школе? А-а… Да, уезжают… Что?.. Ай-яй-яй, а еще ученый человек! Насиба, слава аллаху, свободна. Что хочет, то и делает.

На улице гогочут гуси.

Некогда мне с вами разговаривать. (Кладет трубку, спешит к калитке.) Вот я тебя! (Замахивается палкой и едва не ударяет входящую в калитку Хуморхон.)

Х у м о р х о н. Ой! Что вы, тетушка?

Ф а т и м а. Спасения от этого. Аскада нет. За гусями гоняется. Норовит верхом сесть. Чтоб тебе на ежа усесться, проклятый!

Х у м о р х о н. Можно позвонить? Мой бестолковый муж не может приказать как следует — вот и чинят наш телефон кое-как. Опять испортился.

Ф а т и м а. Можно, можно. Позвони. (Уходит в дом.)

Х у м о р х о н (по телефону). Двадцать четыре семьдесят четыре… Привет. Это я… Как кто? Хуморхон! Мой у себя? Ах, нет его? Спасибо… Двадцать три восемьдесят девять… Говорит жена Заргарова. Ушел? Куда ушел?.. Не сказал?.. Спасибо. (Резко опускает трубку на рычаг.)

Вбегает Н а с и б а.

Н а с и б а (дурачась). Ду-ду-ду! Е-ду! Радиатор, карбюратор, аккумулятор! Здравствуйте, Хуморхон-апа.

Голос Фатимы: «Невестушка, пора корову доить, а мне помолиться время».

Н а с и б а вприпрыжку убегает с ведром. Хуморхон идет к калитке, звонит телефон. Появляется Ф а т и м а, снимает трубку.

Ф а т и м а. Слушаю… Сейчас, сейчас. (К Хуморхон.) Ваш муж. (Расстилает молитвенный коврик, начинает молиться.)

Х у м о р х о н (по телефону). Ахаджан-ака, где вас носит? По всем телефонам звонила… Что-о?.. Как это — нет! Когда все знают, что я на курорт еду. Не смейте без путевки и домой приходить!.. И слышать не хочу. (В сердцах кладет трубку. Уходит.)

Фатима молится. Слышен гудок машины, входит М а р а с у л ь. В руках у него сверток. Заметив молящуюся мать, Марасуль на цыпочках идет в дом.

Ф а т и м а (склонясь в земном поклоне). Постой.

Марасуль останавливается. Не меняя позы, Фатима ведет с ним разговор, продолжая бить поклоны и шептать молитвы.

Постой, говорю. Что это?

М а р а с у л ь. Китайский халат.

Ф а т и м а. Покажи.

Марасуль разворачивает сверток.

Учился, учился, а ума не набрался. Зачем тебе эти тряпки?

М а р а с у л ь. Я…

Ф а т и м а. Молчи! (Шепчет молитвы.) Говори.

М а р а с у л ь. Я хотел порадовать вашу невестку.

Ф а т и м а. Эх ты. Мою невестку надо радовать золотом. (Проводит руками по лицу, заканчивая молитву.) Браслеты, кольца, часы… Ей радость — мне покой… Золото, что солнце — и черный день озарит.

М а р а с у л ь. Но ведь его не примут обратно… Молодые женщины любят такие вещи… Вот и Хуморхон…

Ф а т и м а. Хуморхон? Ей и сбудем. Да не вздумай говорить настоящую цену. Хоть десятку наживи… Из школы звонили.

М а р а с у л ь. Что?

Ф а т и м а. Все то же.

М а р а с у л ь. Не нажить бы беды…

Ф а т и м а. Эх ты, тряпка. Свободная она женщина? Свободная. Хочет — учится, хочет — на базаре торгует; так всем и говори. Не для того я тебя женила, чтобы на невестку работать. Пора ей за хозяйство браться, и ученость тут ни к чему. Я без учености, слава аллаху, прожила и сына в люди вывела.

М а р а с у л ь (раздумывая). Чего уж и говорить. Верно… с одной стороны. А с другой — школа, комсомол…

Ф а т и м а. Проездите вы месяца два, никак не меньше, а за два месяца много в арыке воды утечет, все забудется!

Входит Н а с и б а.

Н а с и б а. Мама, куда девать молоко?

Ф а т и м а. Сама им займусь. (Уходит.)

Н а с и б а (Марасулю). Купили, да? Покажите.

М а р а с у л ь (протягивая ей халат). Но… мне не особенно нравится.

Н а с и б а. Сейчас надену, примерю, да?

М а р а с у л ь. Вам тоже не понравится.

Н а с и б а уходит в дом, за ней — М а р а с у л ь. Появляются возбужденные З а р г а р о в, Х у м о р х о н, вслед за ними Р и з а м а т.

З а р г а р о в (Ризамату). Так что же ты до сих пор молчал?

Х у м о р х о н. Заргаров не может достать путевку! Дяде это и в голову не приходило!

З а р г а р о в. Ну хорошо, как ты сказал?

Р и з а м а т. Председатель артели «Инобат» Рахимов Малик.

Заргаров снимает трубку телефона.

З а р г а р о в (по телефону). Артель «Инобат»… Что?.. Занято?.. (Кладет трубку.) Он так и сказал тебе, что получил путевку?

Р и з а м а т. Не он мне сказал, а я его спросил… Приятели мы…

З а р г а р о в. Так он получил путевку?

Р и з а м а т. Да, говорит, вчера получил.

З а р г а р о в (берет трубку телефона). Артель «Инобат»… (Солидным басом.) Председателя мне… А-а, привет… Заргаров… Благодарю. Ну, как идут дела?

Х у м о р х о н. Короче! Короче!

З а р г а р о в. Вы понимаете, я оказался в очень затруднительном положении! Тяжело заболела спутница моей жизни.

Х у м о р х о н. Что еще за «спутница жизни»? Жена заболела!

З а р г а р о в. Да, жена… Я слышал, что вы получили путевку в Кисловодск. Так вот, не смогли бы вы уступить ее нам? А для вас я бы достал на следующий месяц. Как вы смотрите на это?.. Посылать человека? Благодарю! (Кладет трубку.)

Х у м о р х о н. Есть, да?

З а р г а р о в. Ризамат, беги за путевкой!

Р и з а м а т уходит.

Неприятно одалживаться у таких людей, как этот — председатель артели… Да! Недолго и авторитет потерять…

Х у м о р х о н. Есть что терять! Путевку и то не смогли достать без моего дяди! Авторитет! Был бы авторитет, не ходил бы родной дядя жены в завхозах!

З а р г а р о в. Душенька, ты же знаешь, можно устроить и на другую работу. Только ведь он… до чего дошел: хлеба накрошит, водки нальет и хлебает ложкой!

Х у м о р х о н. Хватит, хватит! Мне нужны деньги!

Входят М а р а с у л ь и Н а с и б а.

Н а с и б а. Идите-ка сюда, Хуморхон-апа, я вам одну вещь покажу! (Вместе с Хуморхон уходит.)

М а р а с у л ь. Добро пожаловать, Ахаджан-ака… Чем могу служить?

З а р г а р о в. С путевкой дело улажено, теперь… (Замялся.) Придется у тебя еще одолжить тысчонки три, братец.

М а р а с у л ь. Пожалуйста, какой может быть разговор!

Появляется Ф а т и м а в парандже, с бидоном в руках, направляется к калитке.

Мамаша, есть у вас деньги?

Ф а т и м а (быстро взглянув на Заргарова). Нет, денег нет!

М а р а с у л ь. Поищите как следует. Ахаджану-ака срочно понадобились три тысячи.

Ф а т и м а. А меньше никак нельзя? Меньше брать — легче отдавать… (Пауза. Помедлив, со вздохом достает деньги.) Вот нате-ка пересчитайте. (Недовольно бурча уходит.)

З а р г а р о в (прячет деньги в карман). Спасибо! Ну и мамаша — легче у самого себя зуб вырвать, чем у нее деньги. Так я за билетом.

М а р а с у л ь. Я как раз собирался отвести машину в гараж. Идемте, подвезу.

Входят Н а с и б а и Х у м о р х о н в халате.

Ах… Как вам идет, Хуморхон!

Н а с и б а. А мне разве не шел?

М а р а с у л ь. Шел, но не подходил. Великоват!

Х у м о р х о н (Заргарову). Да говорите же!

З а р г а р о в. Хорош, хорош.

Х у м о р х о н (Насибе). Сестрица, голубушка, уступите мне его…

М а р а с у л ь. Для вас ей не жалко и десяти халатов. (Моргает Насибе.)

Н а с и б а. Ладно, берите…

Х у м о р х о н (Заргарову). Есть у вас деньги?

З а р г а р о в. Конечно. (Марасулю.) После сочтемся.

М а р а с у л ь. Пожалуйста, пожалуйста… (Про себя.) Опять прогорел…

Входит Р и з а м а т.

Р и з а м а т. Вот она! Путевка!

Х у м о р х о н (обрадованно). Ах!

З а р г а р о в. Хорошо. (Уходит вместе с Марасулем.)

Х у м о р х о н. Идемте, дядя! Помогите мне собраться.

Уходят. Появляется Р о х и л я. Она в парандже, но без чачвана. Насиба незаметно подходит к ней сзади и обнимает: от неожиданности Рохиля пугается.

Н а с и б а. Мы едем, мамочка, едем!

Р о х и л я. Счастливой и благополучной дороги, доченька моя!

Н а с и б а. Кавказ!.. Пушкин… Лермонтов… Ах, все равно вы ничего не поймете! (Кружит мать в танце.)

Р о х и л я. Ах, ах! Ну что ты делаешь, голова закружилась, упаду. (Любуется нарядом дочери.) Очень красиво! Носи себе на здоровье! Помню, поженились мы, и твой покойный отец подарил мне медное колечко!.. Как я радовалась!.. Дочурка моя ненаглядная! Нет на свете большего счастья, чем богатство! Оно приходит один раз в жизни. Уцепись за него покрепче! Почитай своего мужа! Почитай свекровь! Ходишь ли ты по утрам к ней на поклон?

Н а с и б а. Вот еще.

Р о х и л я. Не говори так, не говори, доченька! Послушалась ты меня — и вот какой стала! Богатой!

Во двор входит З у х р а.

З у х р а. Здравствуйте!

Насиба бросается к ней, обнимает.

Р о х и л я. Зухра-биби! Здравствуйте, дорогая моя! Давно приехали?

З у х р а. Вчера только. Со свадьбой вас, говорят, можно поздравить?.. Поздравляю, доченька.

Н а с и б а. Спасибо.

Р о х и л я. Уж так жалели, что вас не было. Да вышло все нежданно-негаданно, многих и пригласить не успели. Ну, как вы съездили? Насмотрелись, наверное, чудес. Помолодели. Поправились! Дом отдыха, видать, впрок пошел.

Н а с и б а (весело). А мы на курорт уезжаем.

З у х р а. Слышала…

Р о х и л я. Так рада, так рада, доченька моя, что и сказать нельзя!

Н а с и б а. Одиннадцать тысяч берем с собой!

З у х р а. Хорошо, когда деньги человеку подвластны, плохо, когда он им… Начнут деньги трепать человека, как ветер осенний лист!

Н а с и б а. Кого же они треплют?

З у х р а. Тебя, например! На курорт уносят.

Р о х и л я. Разве это плохо?

З у х р а. Сначала оторвали от школы, теперь уносят бог знает куда…

Р о х и л я. Голубушка моя, Зухра-биби, многие девушки учатся только до замужества.

З у х р а. Лекарь тот, кто сам болезнь перенес, говорили в старину… А вы… Сами горькую долю, темноту пережили и такое говорить не стыдитесь.

Н а с и б а (упрямо, матери). Буду учиться, буду!

Р о х и л я. Хорошо, хорошо, будешь.

З у х р а. Все в школе, от мала до велика, огорчились…

Входит М а р а с у л ь.

М а р а с у л ь. Ба, кого я вижу! Добро пожаловать, дорогая тетушка! (Насибе.) А где мамаша?

Н а с и б а. Сейчас придет, наверное.

М а р а с у л ь. Пора уже… Надо заранее поесть плову, спокойненько попить чаю и, не торопясь, тронуться в путь.

Н а с и б а. Мамочка, все к плову уже приготовлено, растопите очаг!

Р о х и л я. Иду, иду, доченька! (Марасулю.) Все возьмемся — быстренько сделаем. (Уходит.)

Н а с и б а. Я сейчас принесу рис… (Уходит в дом.)

З у х р а. Эх, племянничек! Женился на несовершеннолетней, теперь на курорт ее увозишь, отрываешь от учебы!

М а р а с у л ь (раздраженно). Единственный, кто еще не совал своего носа в это дело, школьная сторожиха! (Собирается уходить.)

З у х р а. Постой-ка!

Насиба выносит из дома рис и проходит на кухню.

Я хоть и сторожиха…

М а р а с у л ь. Насибахон! (Хочет идти за ней.)

З у х р а. Постой, тебе говорю!

Голос Рохили: «Зухра-биби! Идите скорее!»

М а р а с у л ь. Мамаши нет дома, помогите им. И проповеди свои оставьте! Рассержусь не на шутку.

З у х р а. Только запомни: если не дашь ей доучиться, ты мне не племянник, так и знай!

М а р а с у л ь. Ладно, ладно, идите!

З у х р а уходит. Входит Н а с и б а.

Н а с и б а. Марасуль-ака… Вы не рассердитесь? Халат я буду сама носить. (Ласкается.) Пусть она вернет его!

М а р а с у л ь. Во-первых, я там, в магазине, не рассмотрел, что он бракованный, во-вторых, мне совершенно не нравится расцветка. Я вам куплю новый, другой… Дайте вашу ручку. (Достает золотые часы.)

Н а с и б а. Но ведь у меня уже есть золотые часики!

М а р а с у л ь. Для того чтобы считать золотые минуты нашей жизни, и тысячи золотых часов мало!

Н а с и б а. Спасибо…

М а р а с у л ь. Да, чуть не забыл: как только вернемся с курорта, обменяем нашу «Победу» на «Волгу». Я уже договорился.

Н а с и б а (радостно). Ах!.. (Обнимает Марасуля.)

Он хочет поцеловать ее, и в эту минуту на улице раздается свисток милиционера. Вбегает Ф а т и м а с бидонами в руках, один из них с грохотом падает и катится.

З у х р а (выглянула, удивленная). Что случилось?

М а р а с у л ь. Мамаша, тетя приехала.

Ф а т и м а (увидев Зухру). А-а, наконец-то! Чего же на свадьбу не поспела? Сынок, бедняжка, послал тебе телеграмму, целых пять рублей и еще сорок копеек даром пропали.

Из кухни выходит Р о х и л я.

Р о х и л я. Насиба, сколько рису положить?

Ф а т и м а (увидев Рохилю, выпускает из рук второй бидон). Ах, бог мой, ведь сваха моя пришла! Ах, голубушка моя! Здравствуйте, сватьюшка! В добром ли вы здравии?.. И как вам не стыдно, невестушка, заставляете сватьюшку, мою голубушку, трудиться?

Н а с и б а выхватывает у матери половник и уходит.

Вот сюда садитесь, вот сюда, дорогая сватьюшка!

На улице снова милицейский свисток.

Вы подумайте! Милиция! Не разрешает молоко продавать. На базар велит. А сам на базар не идет.

М а р а с у л ь (Зухре). Почему все-таки не приехали на свадьбу? А еще родная тетя!

Ф а т и м а. Она хуже чужого дяди.

Н а с и б а вносит зеленый лук и редиску.

Н а с и б а. Марасуль-ака, вы, кажется, любите резать лук…

М а р а с у л ь. Я больше люблю пробовать.

Н а с и б а (Рохиле). Тогда вы, мамочка…

Ф а т и м а. Нет, нет, давайте мне, невестушка!

М а р а с у л ь. Я шучу. Дайте только нож поострее.

Н а с и б а (садясь рядом с Зухрой). Как я соскучилась по вас, тетушка!..

М а р а с у л ь (беспокойно). Насибахон, вам надо побыть у котла, идите-ка!

Н а с и б а уходит.

М а р а с у л ь (режет лук). Дом отдыха никуда бы не делся, а свадьба племянника бывает раз в жизни.

З у х р а. Слышала я про твою свадьбу, слышала… хорошо, что меня не было. Не охотница я до старых обрядов.

М а р а с у л ь. А что же в нашей свадьбе старообрядного? Вино, водка, артисты…

З у х р а (в тон Марасулю, перечисляет). Мулла, венчание по корану…

М а р а с у л ь. Ах, это… Это ради мамаши.

З у х р а. Видать, твоей мамаше захотелось старины, как беременной женщине кислого?

Ф а т и м а. Эй ты, богохульница! Что же худого, если сын оправдывает благословение и надежды матери и близкую смерть ее скрашивает?

З у х р а. Ты только о себе и думаешь! О своей загробной жизни! Пусть все пойдет прахом, лишь бы тебе была загробная жизнь! Однако не больно ты туда торопишься…

Ф а т и м а. Сама торопись.

Входит Х у м о р х о н и раскланивается с Рохилей и Зухрой.

(С ненавистью глядя на Зухру.) Пожалуйста, Хуморхон, заходите.

Х у м о р х о н (Фатиме). Тетушка, можно, я оставлю свои вещи у вас?

Ф а т и м а. Можно, можно.

Х у м о р х о н (громко, в сторону калитки). Дядя, сундук из спальни тащите сюда!

Голос Ризамата: «Ладно. Только подождать придется — такое дело заправки требует…»

Ф а т и м а. Садитесь, Хуморхон.

Появляется Н а с и б а с кувшином и полоскательницей для умывания, подходит к Фатиме.

Нет, нет! Начинайте со сватьюшки, невестушка, ибо угодить матери значит угодить богу.

З у х р а. Помнится, не очень ты хотела угодить матери, когда она сосватала тебя за старика Шарифа, — топиться бросилась. Еле спасли.

Ф а т и м а. Молчала бы уж при молодых-то!

Н а с и б а (поставив перед Зухрой полоскательницу). Помойте руки, тетушка.

З у х р а. У меня ноги целы, пойду сама помою.

Н а с и б а (сливая на руки Хуморхон). Не всякое материнское желание нужно исполнять.

Х у м о р х о н. Разве есть кто на свете дороже матери? Вот Заргаров… он мне в отцы годится, а я за него замуж вышла… Так моя покойная матушка хотела.

Марасуль удивленно посмотрел на Хуморхон. Посмотрела на нее и уходящая на кухню Н а с и б а.

Ф а т и м а. И правильно сделали!

Н а с и б а вносит блюдо с дымящимся пловом.

М а р а с у л ь. Ну-с, прошу, прошу!

З у х р а (к Хуморхон, с иронией). Еще бы неправильно! Дом полная чаша, всего вдоволь, как сыр в масле катаетесь!

Х у м о р х о н (взглянув на Марасуля). Скучно…

З у х р а (уже серьезно). Учитесь. Вы еще молоды. Жить в такое время и не учиться!

Ф а т и м а. А тебе-то какая забота!

Х у м о р х о н. Ну, знаний мне хватает.

М а р а с у л ь. Хуморхон в институте училась. Да не в одном, а в трех, нет, даже в четырех. В четырех институтах кончить по курсу — все равно что в одном кончить четыре. Так что у нее высшее образование.

З у х р а. Отчего же не работаете? В наше-то время! Ведь даже кошка, которая не ловит мышей, и та мозолит глаза.

Ф а т и м а. А тебе-то что!

Х у м о р х о н. Сердце у меня больное…

З у х р а. А-а-а… Ну, тогда нечего жаловаться: Заргаров как раз вам пара!

Х у м о р х о н (выходит из себя). Какая он мне пара!..

Ф а т и м а. Эй, Зухра! Да ешь ты спокойно, ради бога!

Р о х и л я. Кушайте, Зухра-биби!

З у х р а. Ну, а если бы ваш Заргаров был грузчиком, слонялся бы по базарам с веревкой за плечами? Вышли бы вы за него замуж?

Х у м о р х о н. Вы что? Считаете меня дурой?

З у х р а. Не сердитесь… Вы сами сказали: надо, дескать, матерям во всем угождать.

М а р а с у л ь. Довольно, тетушка, хватит!

Ф а т и м а. Что ты ко всем пристаешь?

Х у м о р х о н (вскакивает). Сами вы… глупая женщина, а поучать беретесь…

Р о х и л я. Не надо говорить так, доченька, все-таки она постарше вас.

Х у м о р х о н. А что толку? На старости лет стала школьной сторожихой.

Н а с и б а (возмущенно). Хуморхон-апа!

З у х р а. Да, я сторожиха! Каждый служит народу как может. А вы… вы тулька мадама! (После паузы.) Прицепились к мужу, как клещ к коровьему уху… Неплохая профессия!

Насиба фыркает. Фатима и Марасуль переглянулись.

М а р а с у л ь. Тетушка наша и по-русски умеет говорить… (Передразнивая ее.) «Тулька мадама»!

З у х р а. Может быть, и не умею я выговаривать правильно. (Неожиданно, страстно.) Зато душа у меня правильная! А вот ты не похож на человека, знающего русский язык.

Р о х и л я. Да успокойтесь вы, Зухра-биби, кушайте!

З у х р а. Я только что пообедала.

Ф а т и м а (выходя из себя). Хотя бы для приличия поешь! Ну что за сумасшедшая женщина!

З у х р а. Дайте-ка мне ложку, Насибахон.

Ф а т и м а. Господи, форсит-то!

Н а с и б а (протягивает Зухре ложку). Нате, тетенька!

М а р а с у л ь (со смехом). Ну, а мы станем есть, как едали наши отцы и деды! (Берет плов рукой и, смеясь, приглашает остальных.)

З у х р а. Твой отец верхом на верблюде мотался с базара на базар, а ты на «Победе» разъезжаешь…

Ф а т и м а (вне себя от ярости). Ты всегда налетаешь, как ветер, и переворачиваешь весь дом!

З у х р а. Если ваш дом не проветривать, — плесенью покроется, гнить начнет…

М а р а с у л ь (вскакивая с места). Хоть бы перед нашим отъездом попридержала язык!

Ф а т и м а. Лучше бы вовсе не приходила проведать нас!

З у х р а. Не тебя я пришла проведать. (Показывая на Насибу.) Ее вот. Вот этого воробышка. Крылышки не успели окрепнуть, а уже пытается лететь в жизнь…

Р о х и л я. Да что вы, бог с вами, Зухра-биби, почему же она воробышек, моя доченька…

З у х р а поднимается. Хочет сказать Марасулю еще что-то, но передумала и молча направляется к калитке.

Н а с и б а. Тетушка! (Бежит за ней.)

Ф а т и м а (обращается к Марасулю, но говорит для Насибы). Ты ведь сам знаешь, на нее иногда находит. В такую минуту лучше не связываться с ней. (Рохиле.) Она с детства такая, странная немного, временами заговаривается…

Входит З а р г а р о в.

З а р г а р о в. Чего вы расселись? Пора ведь на вокзал! (Увидев плов.) А, плов? Вот ваш билет, Хуморхон, держите.

Н а с и б а. Садитесь, Ахаджан-ака… Я сейчас… (Уходит.)

Х у м о р х о н (капризно). Пятое купе! А у них — шестое!

М а р а с у л ь. Не беда, устроимся как-нибудь.

Н а с и б а приносит воду и поливает Заргарову на руки.

З а р г а р о в (Марасулю). Поручаю жену тебе… (С вожделением запускает руку в плов.)

Появляется Р и з а м а т. Он тащит огромный сундук. Все, кроме Марасуля и Заргарова, бросаются ему помогать.

М а р а с у л ь (сидит, ковыряя в зубах). Чуточку приподнимите, Ризамат-ака!

З а р г а р о в (с трудом проглотив плов). Нет, нет, чуточку опустите.

С помощью женщин Ризамат наконец вносит сундук в комнату. Звонит телефон.

М а р а с у л ь (взяв трубку). Доктор Марасуль Хузурджанов!.. Что?.. Да ведь я же представил справку из поликлиники! В дирекцию. Одну минутку… (Прикрыв рукой трубку, Заргарову.) Ахаджан-ака!..

З а р г а р о в. Кто?

М а р а с у л ь. Заведующий отделом народного образования. Когда же это кончится! Скажите ему пару слов!

Заргаров подходит к телефону, держа в руках чашу с пловом.

С вами будет говорить товарищ Заргаров. (Передает трубку Заргарову.)

З а р г а р о в (в трубку). Привет… Что же вы все беспокоите доктора?.. А?.. Что?.. Ну, конечно, он даст ей образование. (Смеется.) Я тоже дам Хуморхон образование… Но полагается же личный секретарь такому ответственному лицу, как я! Или, по-твоему, не полагается?.. Оставь эти разговоры! Я тебе говорю!.. (Кладет трубку рядом с телефонным аппаратом и снова принимается за плов.)

Из комнаты появляются Х у м о р х о н и Р и з а м а т.

Х у м о р х о н. Идите, да идите же быстрее! (Уходит.)

Ризамат не может пройти равнодушно мимо плова: он оглядывается по сторонам, вытаскивает из кармана четвертинку водки, наливает в пиалу, выпивает залпом и торопливо закусывает двумя-тремя горсточками плова. Голос Хуморхон (кричит): «Да дядя же!»

Р и з а м а т (с полным ртом). Бегу!.. (Уходит, еще раз запустив пятерню в плов.)

З а р г а р о в (берет трубку и продолжает разговор). Все? Я спрашиваю, кончил ты меня учить политграмоте? Ну так слушай: ты политику изучал по книгам, а я ее прошел всю, вдоль и поперек, на практической работе, рано тебе меня учить! Не болтай много!.. Сейчас же позвони директору школы. Пусть он разъяснит своим комсомольцам и пусть не подрывает авторитет советского зубного врача! (В сердцах вешает трубку.)

М а р а с у л ь. Вот это я понимаю! Таким и должен быть ответственный работник! Смелым! Строгим! Вот так и должен осаживать всякого, кто игнорирует его указания!

З а р г а р о в. А чего мне бояться!.. Что кресло отберут? Эка важность, подумаешь! Пойду обратно в свою артель. Да и не по душе мне, честно говоря, теперешняя работа. Новый председатель оказался человеком с крутым характером. Не дает мне самостоятельно действовать. (Кричит.) Хуморхон! (Уходит.)

Из комнаты выходит Ф а т и м а.

Ф а т и м а. Марасуль! Невестушка! Да где же вы все? Сватьюшка…

Из комнаты выходят Р о х и л я и Н а с и б а.

Подите сюда! Послушай меня, сын мой, Марасуль. Жена у тебя молодая, глаза у нее разбегаются. Увидит на других наряды да украшения — позавидует. Так я говорю, сватьюшка?

Р о х и л я. Да продлит аллах вашу жизнь! Все-то вы понимать и чувствовать можете.

Ф а т и м а. Говорят, в тех краях очень дешевый жемчуг. Вот и хочу, чтобы вся шея невестушки была в жемчугах!

Р о х и л я. Расцелуй свою свекровь, дочь моя!

Насиба бросилась, целует Фатиму; входят З а р г а р о в, Х у м о р х о н и Р и з а м а т, несущий в каждой руке по чемодану.

Х у м о р х о н. Можно, кажется, и отправляться… (Фатиме.) Вещи свои вручаю вам, а вас — богу. Пошли, дядя!

Н а с и б а. Ну, давайте прощаться…

Ф а т и м а. Аминь!

Р о х и л я (Насибе). Счастье само искало и нашло тебя, а сколько людей ищут его и не находят, дочь моя! Да хранит вас господь! Счастливого пути! Пишите!

Все уходят. Слышны прощальные возгласы, шум отъехавшей машины. Гогочут гуси.

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Снова дом Марасуля. Прошел год с небольшим, но многое изменилось в этом доме. Н а с и б а, все еще нарядная, качает люльку. М а р а с у л ь похрапывает на супе.

Н а с и б а (напевая).

Ну усни, мой ягненочек, ну успокойся, мой голубочек.

Ребенок плачет, и Марасуль просыпается.

М а р а с у л ь. Покоя нет. Замолчит он у тебя наконец? Да возьми на руки! (Зевнул.) Завари чай.

Н а с и б а уходит с ребенком на руках. Марасуль снова задремал. Входит Х у м о р х о н. Улыбаясь, она щекочет палочкой нос Марасуля.

Ты!.. (Меняя тон.) Ах, это ты…

Х у м о р х о н. Скучно. Поедемте куда-нибудь. Что машину жалеете?

М а р а с у л ь (ему лень двигаться). А твой муж?

Х у м о р х о н. Когда вам нужно, вы о муже забываете. Вставайте.

М а р а с у л ь. Отстань. Какой был плов в чайхане! Кажется… объелся.

Н а с и б а вносит чай.

Налей.

Голос Фатимы за сценой: «Невестушка, тесто подошло. Невестушка!»

(Раздраженно.) Ответь же! Оглохла?

Н а с и б а. Сейчас иду. (Укладывает ребенка.)

М а р а с у л ь. Возьми с собой. Не слышали его здесь!

Х у м о р х о н. Дайте-ка, сестрица, я его убаюкаю.

М а р а с у л ь. Нет, нет. Пусть забирает.

Н а с и б а уносит ребенка.

Надоел этот рев — сил нет.

Возвращается Н а с и б а. В одной руке ребенок, в другой — таз с тестом.

Х у м о р х о н. Не помочь ли вам, сестрица?

М а р а с у л ь (поспешно). Сама справится.

Н а с и б а молча уходит.

Х у м о р х о н (покачав головой). Какой она стала… общипанной.

М а р а с у л ь. Досталось ей. Роды были тяжелые, намучилась.

Х у м о р х о н. Не одна она — все мучаются… Просто порода такая.

М а р а с у л ь (берет руку Хуморхон). Вот это порода!

Марасуль притягивает Хуморхон к себе, пытается поцеловать. Входит З а р г а р о в. Марасуль делает вид, что осматривает зубы Хуморхон.

З а р г а р о в. Марасуль! (Жене.) И ты здесь…

М а р а с у л ь (будто только заметил). Ах, это вы. Одну минуточку. (К Хуморхон.) Сделайте горячий компресс. За зубами надо следить.

Держась за щеку, Х у м о р х о н уходит.

З а р г а р о в. Что с ней?

М а р а с у л ь (значительно). Миокардиодистрофия. Вы не следили за ее зубами.

З а р г а р о в. Когда я женился, коренные уже были испорчены. (Садится.) Налей-ка… (Берет пиалу, морщится.)

М а р а с у л ь. Тоже зубы?

З а р г а р о в. Сердце. Сердце болит. Будто его тысяча мышей грызет.

М а р а с у л ь. Ну, беда невелика. Нужно вам кота проглотить — живого, конечно…

З а р г а р о в. Тебе хорошо смеяться. Окила бунтует!

М а р а с у л ь. Как так?

З а р г а р о в. А так. Третьего дня послал ей деньги, давно не посылал, закружился, дела, а тут послал.

М а р а с у л ь. Ну и что?

З а р г а р о в. Вернула! Говорит — подачек ей не надо, подаст в суд и будет получать алименты. По закону. Каково?

М а р а с у л ь. Что-то не верится. Не похоже на нее…

З а р г а р о в. На прежнюю Окилу не похоже. С тех пор как она пошла работать…

М а р а с у л ь. А зачем позволили? Сами виноваты.

З а р г а р о в. Чудак ты. Разве она у меня спрашивала… Будь другом, съезди к ней, уговори как-нибудь, умасли. Ты это умеешь… с женщинами…

М а р а с у л ь. Со своей женой не знаю, что делать, а тут еще ваши… Нет, Ахаджан-ака, поезжайте сами. Женщины на ласку падки. Приласкайте — она замурлыкает эдакой кошечкой… мыши и перестанут грызть ваше сердце.

З а р г а р о в. Хорошо — приласкаю, а если рассержусь? Знаешь ведь мой характер? Весь дом переверну. Нет уж! Как друга прошу, ты ее, это самое, приласкай! У тебя лучше получается.

М а р а с у л ь (со вздохом). Ладно.

Входит Х у м о р х о н. На голове у нее корзина.

Х у м о р х о н (дурачась). Кому лепешки, сдобные лепешки, с пылу, с жару?

Марасуль и Заргаров, смеясь, угощаются.

Да, чуть не забыла: кто-то звонил вам, Ахаджан-ака.

З а р г а р о в (подавился лепешкой). Кто звонил?

Х у м о р х о н (пожала плечами). Я не спросила.

Н а с и б а с ребенком на руках проходит в комнату.

Куда лепешки, Насибахон?

Голос Насибы из комнаты: «Сюда».

Х у м о р х о н уходит.

З а р г а р о в. Не из райкома ли звонили? Как ты думаешь? Не дай бог, Окила уже затеяла что-нибудь…

М а р а с у л ь. Ну, ну. Уже и душа в пятки…

Входит Х у м о р х о н, и одновременно раздается телефонный звонок.

(Снимает трубку.) Слушаю… (Смотрит на Заргарова.) Он здесь. Кто говорит?

З а р г а р о в (испуганно). Кто?

М а р а с у л ь. Что?

З а р г а р о в. Что?

М а р а с у л ь. А-а, это вы, тетушка!

З а р г а р о в. Чтоб она сдохла, твоя тетушка!

М а р а с у л ь. Передаю трубку.

З а р г а р о в (в трубку). Это вы звонили ко мне домой?.. Ну, слушаю… Кто? Заведующий клубом? Давайте… (Меняя тон.) Привет!.. Спасибо… Да, да, Зухра-ханум говорила мне. Надеюсь, с ней у вас дела лучше пошли? Она комсомолкам не уступит… Хорошо. Прибуду ровно в шесть. (Кладет трубку.)

М а р а с у л ь. Чего ему надо?

З а р г а р о в. Просили сделать доклад о советской семье, а я и забыл совсем.

Х у м о р х о н. Доклад? Зачем же вы согласились? Секретарь ваш еще в больнице. Кто же напишет?

З а р г а р о в. А ведь верно! Как я об этом не подумал… Придется самому. (К Хуморхон.) Принесите-ка мой цитатник, он где-то под кроватью лежит.

Х у м о р х о н уходит.

М а р а с у л ь. Что это такое — цитатник?

З а р г а р о в. Альбом с вырезками, для докладов. Секретарю своему приказал: найдет что подходящее в газетах или журналах — сейчас вырежет и наклеит. Ценная штука!

М а р а с у л ь. Сказали бы, что доклад не готов, и дело с концом!

З а р г а р о в. Садовая голова ты! Какой же я руководящий работник, если не знаю, что такое советская семья. В райкоме все удивятся и скажут: что же готовиться-то? А тут еще Окила! Момент скользкий!

М а р а с у л ь. Да, это верно.

Х у м о р х о н вносит громадных размеров альбом.

З а р г а р о в. Вот где мое спасение! Секретарь у меня на любую тему доклад мигом строчит. И у нас получится. А ну-ка, Марасуль, бери карандаш и бумагу!

М а р а с у л ь (протягивая Хуморхон бумагу и карандаш). У вас почерк лучше, Хуморхон!

Х у м о р х о н (устраивается поудобнее, чтобы писать; взглянув на часы). Вы сказали — в шесть? Успеем?

З а р г а р о в. Вполне. Общая часть доклада, формулировки, цифры есть. (Листает альбом.) Вот они! Что же касается фактов… (Марасулю.) У тебя есть семья, у меня есть семья, вот и факты.

М а р а с у л ь. Правильно!

З а р г а р о в. Пишите! Заглавие: «Советская семья!» Восклицательный знак! Многоточие!

Х у м о р х о н. Ведь это заглавие. Зачем же восклицательный знак, да еще с многоточием?

З а р г а р о в. Ладно, поставьте… что-нибудь. Ну-с, с чего же начнем?

Х у м о р х о н. Раз доклад о семье, то сначала следует сказать о женщинах.

З а р г а р о в. Верно! (Листает альбом.)

Х у м о р х о н (думая вслух, записывает). «Женщина, бесправная в прошлом, теперь наравне с мужчиной…»

З а р г а р о в. Верно, но… зачеркните! Надо писать торжественно.

Х у м о р х о н. А это не торжественно разве?

З а р г а р о в (быстро и беспокойно перелистывая альбом). Сейчас, сейчас… А, вот, нашел! Пишите! (С пафосом.) «Товарищи! До Великой Октябрьской социалистической революции…»

М а р а с у л ь. Голос вам еще понадобится, берите тоном ниже, ака.

З а р г а р о в. Совершенно верно! (Немного понизив голос, но все же с пафосом докладчика.) «…Женщины были совершенно бесправны…» Вот теперь напишите, что вы хотели сказать, а именно: «Они были рабынями своих мужей. Теперь женщины обрели равные с мужчинами права и пользуются полной свободой». Гм-м… А не лучше ли вырезать весь этот кусок до сих пор и целиком приклеить, а? Водится в этом доме клей?

М а р а с у л ь (кричит). Насиба! Где-то там был клей, найди и принеси его сюда! Ножницы тоже…

Голос Насибы: «Сейчас».

З а р г а р о в. Нну-с, теперь что будем писать? (Перелистывая альбом.) Ага, вот тут имеется высказывание Чернышевского, вырежьте его и приклейте туда же! Кстати, а где теперь работает товарищ Чернышевский? (Задумавшись.) Вот поди же ты, вертится на кончике языка, а никак вспомнить не могу! Ну ладно, вспомню потом. Нну-с, дальше что мы напишем?

Марасуль и Заргаров сидят и думают, Н а с и б а приносит клей и ножницы, видно, что она занята стиркой.

Н а с и б а. Вот… (Уложив ребенка в люльку. Марасулю.) Платок у вас чистый?

Марасуль машет ей рукой: дескать, не мешай нам думать, и отдает ей грязный платок, затем молча протягивает ногу и показывает на носки. Насиба начинает стаскивать с его ног носки. Голос Фатимы: «Невестушка-а!»

Иду…

М а р а с у л ь. Пишите! «Тысячи и десятки тысяч наших женщин и девушек…»

Насиба собирается уходить, но ребенок начинает плакать.

Да убери ты его отсюда! Не видишь, люди работают!

Н а с и б а берет ребенка и уходит.

Вот что еще надо добавить: «Для воспитания здорового и сильного подрастающего поколения…»

Входит Ф а т и м а с бидонами в руках, она спотыкается, бидоны с шумом падают. Все вздрагивают. Фатима собирает свои бидоны и выходит на улицу.

З а р г а р о в. Гмм… времени осталось в обрез…

Х у м о р х о н. Послушайте. Что вам, впервые, что ли? Скажите что-нибудь, и дело с концом! Стоит мучиться, писать, вырезать, наклеивать!

М а р а с у л ь. Верно! В таких случаях достаточно несколько заковыристых фраз, вот вам и доклад!

З а р г а р о в. Верно-то, верно! Но хочется, чтобы люди цитировали меня: «Так сказал товарищ Заргаров!», «Так говорил Ахаджан-ака!»

М а р а с у л ь. Ну и черт с ними, пускай не цитируют, беда большая!

З а р г а р о в. Ладно, уговорили! Это верно. Была бы канва, а там и слова сами найдутся, только успевай говорить! Идемте, Хуморхон, достаньте мой новый костюм и соломенную шляпу.

Х у м о р х о н. Вот какой вы! Я должна вам даже пуговицы застегивать. Эксплуататор! (Уходит.)

З а р г а р о в (уходя, Марасулю.) На то и жена, чтоб застегивать мужу пуговицы! (Уходит.)

Появляется Н а с и б а с ребенком, ребенок плачет.

М а р а с у л ь. Эй, послушай, дадут мне наконец покой в этом доме?

Н а с и б а. Но ведь ребенку нездоровится!

М а р а с у л ь. Оттого и нездоровится, что плачет, успокой его — и болеть перестанет!

Н а с и б а. Что вы за человек!

М а р а с у л ь. Ого, у тебя кажется, отрастает язык? (Уходит.)

Входит Ф а т и м а.

Ф а т и м а. Невестушка-а! (Ставит пустой бидон перед собой.) Не дала мне продавщица два бидона молока, чтоб она сдохла молодой! Молока ей девать некуда, а больше одного бидона не дает. Идем, тебе отпустит… Идем же!

Н а с и б а. Нет, мамаша, я… не пойду!

Ф а т и м а. Да ведь всего-то пройти два шага. Бери с собой ребенка — отпустят без очереди.

Н а с и б а (решительно). Нет, мамаша, не пойду я!

Ф а т и м а. Да я же не прошу тебя ходить каждый день, только сегодня!

Н а с и б а. Довольно, мамаша! Не стану я покупать в колхозном ларьке молоко, которое вы потом перепродавать пойдете.

Ф а т и м а. Ну что ж, сиди, а я, старая, пойду! (Плаксиво.) Горькая моя судьбина: вырастила сына, женила на свою седую голову. (Надевает паранджу и, схватив бидон, уходит.)

Голос Фатимы: «Поглядите, люди добрые! Замучила меня сноха, замучила до смерти!»

Н а с и б а (укачивая ребенка). «Небо спит, звезды спят, спи и ты, малышка». (С трудом сдерживает слезы.) «Небо спит… звезды спят…» (Горько плачет.)

Входит З у х р а.

З у х р а. Насиба…

Насиба поднимает голову и, увидев Зухру, старается сдержать слезы, но обида переполняет ее сердце, и, плача, она бросается в объятия Зухры.

Что случилось, моя голубушка? Скажи мне…

Н а с и б а. Что теперь говорить… Нечего… Предупреждали меня подружки мои… Тогда мне казалось — завидуют. Говорили, предупреждали меня и учителя мои! Куда я попала? Среди каких людей живу? И ради этого бросила я школу, подруг!..

З у х р а. Заблудившегося медведь загрызет, одинокого волк заест, говорят. Опомнилась ты, это уже хорошо!

Н а с и б а. Лучше умереть, чем так жить!

З у х р а. Что ты! Все это не так страшно. Ты споткнулась только, не упала же! Поднимешься и пойдешь рядом со своими подружками в ногу. Все зависит от тебя самой. Прав твоих никто не отнимал. Слова твои найдут слушателей, рука твоя найдет руки друзей. Вот нам было трудно в твоем возрасте! (Задумчиво.) Наши стоны не доходили даже до ушей родителей. (Неожиданно, страстно.) Не плачь, слезами никто ничего не добивался. Идем!

Н а с и б а. Куда?

З у х р а. В клуб. Ахаджан-ака, товарищ Заргаров, делает доклад о советской семье. Послушаем, что он скажет.

Н а с и б а. Надо мужа спросить. Вы скажите ему…

Появляется М а р а с у л ь.

М а р а с у л ь. Ба! Да никак моя тетушка пришла! Добро пожаловать. И не видно вас, и не слышно… и не заходите…

Насиба роняет платок. Марасуль быстро поднимает его и отдает ей.

Ваш платочек, ханум…

З у х р а. Насиба со мной в клуб пойдет…

М а р а с у л ь. Вот это чудесно, вот это замечательно… (Берет ребенка на руки.) Идите одевайтесь!

Н а с и б а, удивленная и обрадованная, уходит.

Не любит она никуда ходить, что ты скажешь! Вот уже целый год не могу из дома ее вытащить!.. Идем хоть в кино, говорю, а она в ответ: «Пойти в кино — чего же тут интересного». Черт знает, что обо мне могут подумать люди…

З у х р а. Да, можно подумать многое! Можно, например, подумать, что ты бай, можно подумать, что ты феодал…

М а р а с у л ь. Но-о!..

З у х р а. Сходи и ты на доклад. Может быть, услышишь полезные для себя слова.

М а р а с у л ь. Да я со всей душой!..

Входят З а р г а р о в и Х у м о р х о н.

З а р г а р о в. А-а, здравствуйте, Зухра-ханум, здравствуйте. (Берет со стола бумаги и кладет в портфель.) Вы за мной? Спасибо, спасибо… Ну, пошли!

З у х р а (Марасулю). Где же Насиба?

М а р а с у л ь. Вы идите, мы догоним.

З у х р а (к Хуморхон). А разве вы не пойдете?

Х у м о р х о н. Что-то с сердцем плохо…

З у х р а. Вот потому и советую вам сходить: увидите здоровых людей, свежим воздухом подышите, как рукой все снимет, верно говорю!

З а р г а р о в и З у х р а уходят. Слышен гудок и шум отъезжающей машины. Вбегает Н а с и б а.

Н а с и б а. Уже уехали?

М а р а с у л ь. Да.

Н а с и б а. Идемте, Хуморхон-апа, со мной в клуб.

Х у м о р х о н. О, дорогая моя! С меня хватит и того, что дома слушаю Ахаджан-ака!

М а р а с у л ь (передавая Насибе ребенка). Держи! И нечего тебе там делать!

Н а с и б а. Да вы сами ведь сказали!

М а р а с у л ь (разгневанно). Сказал так, а теперь говорю иначе.

Н а с и б а. Что же тут такого, если раз в год схожу?..

М а р а с у л ь (кричит). Не пойдешь!

Н а с и б а. В гости зовут вас одного, про кино, про театр и вовсе забыла… И в парк меня не водите.

М а р а с у л ь. А чего я буду водить тебя в парк? При свете прожекторов любоваться тобой, что ли? (Уходит в дом.)

Х у м о р х о н. Не следует перечить мужу, голубушка. Берите с меня пример! (Уходит.)

Н а с и б а одна, несколько мгновений она стоит задумавшись, затем решительно выходит на улицу.

Сцена клуба. За столом президиума З у х р а, П у л а т д ж а н Д о м л а. На трибуне З а р г а р о в.

З а р г а р о в (отпив чай, продолжает). …Сотни тысяч наших женщин и девушек учатся в начальных, средних и высших школах!

Р и з а м а т наполняет пиалу чаем и с подобострастием ставит ее на трибуну.

Благодарю. И наряду с этим, товарищи, многие из них выполняют свой священный долг по обеспечению человечества будущим поколением.

Г о л о с. Товарищ Заргаров, короче!..

З а р г а р о в (не поняв реплики). Громче не могу, товарищи, я и так напрягаю свой голос до высшего предела! Товарищи! Еще великий демократ Чернышевский писал: «Хотя природа и создала женщин талантливыми, хотя природа дала им глубокий ум и сознание, но тем не менее общество не признает этот их ум и их сознание, разрушает их, душит их!» (Со страстью.) Вот как было в прошлом, товарищи! На этом я кончаю.

П у л а т д ж а н Д о м л а. Вопросы к докладчику будут?

З у х р а. Можно мне задать вопрос? В прошлом все это было так… А разве нет и теперь среди нас людей, которые не признают ума и таланта женщин?

З а р г а р о в (с пафосом). Конечно, нет! Потому что не может быть у нас таких, товарищи!

П у л а т д ж а н Д о м л а. К сожалению, они еще есть. И даже иногда среди ответственных работников.

З а р г а р о в. Не понимаю…

З у х р а. Что же тут непонятного?

З а р г а р о в. Товарищи! У нас нет и не может быть личностей, которые… Мы не допустим этого! Мы никому не позволим!

В е р а (из зала). Иногда допускаем!

З а р г а р о в (в том же тоне). Но это нетипично. Мы должны равняться не на отсталые семьи, а на передовые, товарищи! Могу привести в пример хотя бы одну семью. Есть у меня сосед, доктор Хузурджанов. Я не ошибусь, если скажу, что эта семья полностью отвечает тем высоким требованиям, которые предъявляет нам сегодняшний день! Особенности этой семьи состоят в том, что…

Н а з и р а. Неправда.

З а р г а р о в. Послушайте, если вам хочется высказаться, выходите на трибуну и говорите перед народом! Если вы, конечно, записаны в прениях…

Н а з и р а. И выйду. Можно мне, Пулатджан Домла?

П у л а т д ж а н Д о м л а. Пожалуйста.

З а р г а р о в. Порядка на собрании нет!..

П у л а т д ж а н Д о м л а. Почему? Порядок есть: вас слушали и вы послушайте.

Н а з и р а поднимается на сцену.

Н а з и р а. Хузурджанов оторвал Насибу от школы, превратил ее в прислугу!

На сцену выбегает Н а с и б а.

Н а с и б а. Назира! Не надо!

З а р г а р о в (Насибе). Вы?

На сцену выбегает В е р а.

В е р а. Это вашими руками Хузурджанов оторвал Насибу от школы!

Н а с и б а. Вера!

Н а з и р а. Это вы дали ему веревку, которой он связал Насибу по рукам и ногам!

З а р г а р о в. Что вы тарахтите, как пустая арба! Неверно информируете… А еще комсомолки… Нехорошо! (Тоном докладчика.) Товарищи, жена товарища Хузурджанова готовится поступить в университет и, я уверен, поступит!

В е р а. Ложь!

З а р г а р о в (гневно). У нее тоже есть язык! Пусть сама скажет. (Многозначительно покашливает.)

Н а з и р а. Скажи, Насиба! Скажи!

Насиба стоит неподвижно, опустив голову.

П у л а т д ж а н Д о м л а. Так ли это?

Н а с и б а. Неправда! Простите меня, Пулатджан Домла… Я… я вас обманула тогда… (Не в силах сдержать слезы, убегает.)

В е р а и Н а з и р а бегут вслед за ней.

З а р г а р о в (вытирая со лба пот). Выходит, Хузурджанов дал мне неверные сведения!.. Проверим, выясним… (Записывает.)

Из зала в президиум передают записку.

П у л а т д ж а н Д о м л а. Поступил вопрос.

З а р г а р о в. Правильно, вопросы должны задаваться именно в письменном виде!

П у л а т д ж а н Д о м л а. «Как докладчик, товарищ Заргаров, объясняет свою вторичную женитьбу на некой Хуморхон, когда у него есть жена Окила Шамсиева и трое детей?.. И что об этом говорил Чернышевский?»

З а р г а р о в (в замешательстве). Клевета! На днях будет ровно пять лет с того дня, как я развелся с Окилой!

П у л а т д ж а н Д о м л а (показывая бумагу). Тут написано, что вашему младшему сыну два года!

З а р г а р о в (все в том же тоне). Ну и что же! Рождение этого ребенка несколько… задержалось.

З у х р а. Похоже, что это наследственное. Сами вы тоже, видно, были зачаты во времена Худоярхана, а на свет появились только теперь! Дайте мне слово, Пулатджан Домла!

П у л а т д ж а н Д о м л а. Пожалуйста, Зухра-ханум.

З у х р а. Товарищи! По-моему, докладчик интереснее доклада. Так что даром времени мы не потеряли. Своими собственными глазами увидели Худоярхана, и не в кино, а живого. Правда, у него не сорок жен, а две…

З а р г а р о в (огорошенный). Зухра-ханум!

З у х р а (продолжая). …Правда, он ходит в шляпе, носит портфель, выступает с докладами. Правда, ему, бедненькому, трудно — надо обманывать общественность и обходить советские законы. Но он ведь не простой Худоярхан, а современный. Здесь помянули и другого Худоярхана в шляпе, собрата Заргарова, Марасуля Хузурджанова…

З а р г а р о в (стучит кулаком по столу). Зухра-ханум!..

З у х р а (не обращая внимания). Товарищи!..

З а р г а р о в (с угрозой). Я с вами поговорю в другом месте. Будете отвечать за оскорбление… (Уходит.)

З у х р а (вслед). Эй, шляпа!

Р и з а м а т, подхватив забытую Заргаровым шляпу, бежит за ним.

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Столовая в доме Заргарова. Х у м о р х о н перед зеркалом. Входит М а р а с у л ь.

М а р а с у л ь. Ахаджан-ака еще не вернулся?

Х у м о р х о н. Нет. Что с вами?

М а р а с у л ь. У моей женушки, оказывается, не только язык — и ноги появились, ушла в клуб!

Х у м о р х о н. Вы же запретили ей?

М а р а с у л ь. Ушла.

Х у м о р х о н. Наверное, приглядела себе кого-нибудь. Мужчина становится львом, когда заводятся деньги. Женщина — львицей, когда заводится любовник.

М а р а с у л ь. Не болтай!

Пауза.

Х у м о р х о н. Вы опять собираетесь к Окиле?

М а р а с у л ь. Да!.. Боюсь, у нее в доме скоро порог развалится — так часто я его обиваю. Вам с Заргаровым счастье, мне и Окиле — неприятности. Очень уж бессовестно вы поступили! Жалко бедную Окилу!

Х у м о р х о н. Вам? Окилу? А Насибу не жалко? Ведь у нее тоже есть соперница. Вспомните, чего вы только не делали, пока я не стала ее соперницей. На курорте кто давал Насибе снотворное и потом меня на руках носил? Кто целовал мои колени? Кто ронял слезы на мои туфли? Кто из нас бессовестный?

М а р а с у л ь. А кто тебе сказал, что муж, обманывающий жену, не будет обманывать любовницу?

Раздается стук в дверь.

Х у м о р х о н. Войдите!

Входит О к и л а.

М а р а с у л ь. А-а, заходите, Окилахон-апа… Как кстати вы приехали, я собирался к вам завтра.

Х у м о р х о н. Садитесь…

О к и л а. Где же ваш муж?

Х у м о р х о н (с издевкой). Наш муж? На собрании…

М а р а с у л ь. Он скоро вернется.

О к и л а. Я решила сама вручить ему вот эту повестку.

Х у м о р х о н (берет повестку, читает). «Народный суд третьего участка…»

О к и л а (к Хуморхон). Отдаю его целиком вам.

Х у м о р х о н. Зачем же… Нам бы обеим хватило… такого сокровища.

М а р а с у л ь. Обижаться не стоит, апа.

О к и л а. А чего мне обижаться! Семнадцать лет прожила я с Заргаровым и ничего, кроме пеленок, кухни и корыта, не видела. Сама виновата. Терпела. Мне обидно другое: не перевелись у нас еще самки, и позорят они высокое имя женщины.

М а р а с у л ь (растерянно). Э-ээ-э!..

Х у м о р х о н (кивая на Марасуля). Пусть вот он скажет… Я не заставляла жениться на мне!

О к и л а (с насмешкой). Конечно! Вас заставили… деньги и положение!

Х у м о р х о н. Ах, какая вы некультурная женщина! Деревенщина!..

О к и л а. Вот не знала! Оказывается, ваши делишки и есть культура…

Х у м о р х о н. Ну и язык! Иди-ка, милая, отсюда вместе со своим мужем. Забирай его и уходи! (В окно.) Дядя!

О к и л а. Теперь он мне не нужен…

Х у м о р х о н. А кто слезы лил в три ручья?

О к и л а. Это было полтора года назад. Боялась, что мои дети окажутся на улице, но нет. Остались они сиротами при живом отце, но на улице не очутились. Нашла я свою тропу. И привела она меня на завод. Так-то. Не бойтесь, бить вас не стану. Руки у меня рабочие и должны чистыми быть.

Х у м о р х о н. А все-таки я лучше тебя! Поэтому он…

О к и л а. Какая собака не подберет кость, валяющуюся на улице! (Уходит.)

М а р а с у л ь (вслед). Окилахон-апа, можно вас на минутку… (Выходит.)

Х у м о р х о н. Чтоб ты сдохла!..

Возвращается М а р а с у л ь, платком вытирая лицо.

М а р а с у л ь. Напрасно поругались с ней. Накануне суда. Это не шутки… В ее руках…

Х у м о р х о н. Если даже небо держится на ее руках, пусть валится на голову Ахаджан-ака. Его авторитет выдержит и небо!

В окне появляется Ф а т и м а.

Ф а т и м а. Что ты за мужчина!.. Как ты можешь сидеть спокойно, когда твоя молодая женушка по собраниям бегает? Вырядилась и упорхнула. До каких пор мне учить тебя! И когда ты ума наберешься!..

М а р а с у л ь. Сейчас… (Уходит.)

Бледный, сам не свой, входит З а р г а р о в и опускается в кресло.

Х у м о р х о н. Что с вами? Где ваша шляпа?

Р и з а м а т входит, словно на похороны, со шляпой в вытянутой руке.

З а р г а р о в (вырвав из его рук шляпу). Иди позови Марасуля.

Р и з а м а т уходит.

Я предчувствовал… Не надо было мне идти…

Х у м о р х о н. Что случилось? Окила? Скандал устроила?

З а р г а р о в. Что? Разве она приехала?

Х у м о р х о н. Да, вам повестку принесла. (С иронией.) Хочет отдать вас мне целиком.

З а р г а р о в (берет повестку и с ужасом смотрит на нее). Я всем сказал, что с Окилой разошелся пять лет назад… Если выяснится, что я без развода женился на вас… (Вдруг.) Дорогуша! Момент критический. На женском вопросе не один ответственный мужчина погорел. Спасайте меня!

Х у м о р х о н. А что я должна делать?

З а р г а р о в. Одно ваше слово, и я спасен! Только одно слово! Если вы скажете: «Я не жена Заргарова, а любовница», — все будет в порядке. Нет закона, запрещающего женатым иметь любовницу! (Становится на колени.)

Х у м о р х о н. Мне стыдно! Я из хорошей семьи. В нашем роду не было распутных женщин!

З а р г а р о в. Свет очей моих!

Х у м о р х о н. Да что вы так боитесь? Конец вам, что ли, приходит?

З а р г а р о в. Авторитету конец. А он не только мне — и вам самой нужен.

Х у м о р х о н. Что он мне, ваш авторитет? Единственный дядя до сих пор завхозом!

З а р г а р о в. Но ведь он немного выпивает…

Х у м о р х о н. Чепуха! Занимал бы он большой пост, никто не посмел бы близко к нему подойти, а издали не разберешь, кто пьяный, кто нет.

З а р г а р о в. Хорошо, я его устрою.

Х у м о р х о н (подумав). Его надо женить.

З а р г а р о в. Хорошо, хорошо! Я сам думал. Женим… Этот дом отдадим ему, а сами выстроим новый!

Входит М а р а с у л ь. Х у м о р х о н уходит.

М а р а с у л ь. Что я слышал! Какое счастье, что на собрании не было еще Окилы!.. Что же случилось?

З а р г а р о в. Беда случилась! Несчастье случилось! (Передразнивает.) «Что случилось?» Во всем ты виноват, ты! Зачем тебе надо было затевать все это, когда женский вопрос натянут, как тетива!.. Все газеты о нем пишут…

М а р а с у л ь (удивленно). Что же я сделал такого?

З а р г а р о в. Он еще спрашивает!.. Если уж не терпелось ей учиться, надо было устроить ее в какую-нибудь школу, родила бы второго ребенка, сама бросила бы.

М а р а с у л ь (побледнев). Да что же случилось? При чем тут это?

З а р г а р о в. Весь пожар загорелся именно из-за Насибы! Выскочила ее подруга и запела так, выскочила твоя тетушка, запела этак! А потом все вместе запели — хором, смешали меня с тобой, а тебя со мной. Знаешь, как дрожжи. Положат их кусочек, а тесто из корыта лезет.

М а р а с у л ь. А Насиба? Она что сказала?

З а р г а р о в. Она! Я было заступился за тебя, так обвинила меня во лжи.

М а р а с у л ь. Так, так!.. (Засучивает рукава и собирается уходить.)

З а р г а р о в. Куда!.. Сиди уж! (Опускает ему рукава.)

Входит Н а с и б а.

Н а с и б а. Ваша мать сказала, что я вам срочно нужна?

Заргаров делает Марасулю знаки — мол, не вздумай сейчас обидеть ее.

М а р а с у л ь (насупившись, угрюмо). Да… (Подходит к Насибе замахивается на нее.)

Заргаров удерживает его. На шум выбегает Х у м о р х о н.

З а р г а р о в. Гм… Так-то вы относитесь ко мне, да, Насибахон? Вы обижены на Марасуля — надо было сказать мне. Или вы и на меня обижены?

Н а с и б а. Споткнувшемуся человеку нечего обижаться на камень.

З а р г а р о в. Камнем меня называете, глядишь, кирпичом или еще как назовете, а я как-никак помогал вашему счастью. У вас прекрасный дом…

Н а с и б а. И коровье счастье! Корове действительно только и нужно — теплый хлев да сытая жвачка!

З а р г а р о в. Дом — не только стены, дом — это семья!

Х у м о р х о н. Вы не чья-нибудь жена. Жена доктора Хузурджанова!

Н а с и б а. У меня есть свое имя, имя, с любовью и надеждой данное мне отцом и матерью!

М а р а с у л ь (угрожающе). Ах так!..

Н а с и б а. Да, так!

М а р а с у л ь (вновь замахивается, и вновь его удерживает Заргаров). Я тебе покажу!

Н а с и б а. Нет, Марасуль, больше вы не посмеете бить меня! Бьют тех, кто боится. Я не боюсь вас. (Уходит.)

Х у м о р х о н. Ах, бедняжка Марасуль-ака!

З а р г а р о в. Дурак! Разве теперь можно бить жену, а?

Х у м о р х о н. Такую жену убить мало!

Звонит телефон.

З а р г а р о в (испуганно). Марасуль, бери трубку! (Про себя.) О господи, пронеси! (Ища защиты.) Хуморхон! Душа моя!

М а р а с у л ь (в трубку). Слушаю… Что?.. Из райкома? (Кладет трубку на стол и знаком приглашает Заргарова к телефону. Тот подходит к телефону так, словно трубка может укусить его.)

З а р г а р о в (в трубку, пытаясь говорить бодро). Слушаю!.. Благодарю… Хорошо… (Вдруг весь съеживается и, уронив трубку, опускается в кресло. После паузы.) Марасуль!

М а р а с у л ь (безнадежно). А!

З а р г а р о в. Что же это?

М а р а с у л ь. Это еще цветы, фрукты потом будут!

З а р г а р о в. Хуморхон, душа моя!.. Спаси!

Во дворе дома Марасуля Хузурджанова. Н а с и б а, В е р а, П у л а т д ж а н Д о м л а пришли навестить Насибу. На руках у Н а с и б ы ребенок.

П у л а т д ж а н Д о м л а (приоткрыв лицо ребенка). Хорошо спит, сладко! Дай-ка мне. А то больших учу, а маленьких, наверное, держать разучился.

Девушки тихо пересмеиваются Насиба передает ему ребенка.

Не разучился. Ну-ну, рассказывай дальше.

Н а с и б а (продолжает). В тот день, после собрания, он был сам не свой. А теперь будто шелковый. Целый год не выпускал меня на улицу… а на этой неделе я уже два раза побывала в районо. Сам сходил в школу, принес справку, что я училась в девятом классе.

П у л а т д ж а н Д о м л а. Значит, действует критика!

С улицы входит Ф а т и м а с бидонами в руках. Увидев гостей, незаметно прячет бидоны за угол и спешит к ним.

Ф а т и м а. Ах, дорогие мои, мои желанные!.. Добро пожаловать, дорогой директор! Добро пожаловать… Когда же наконец начнутся занятия в школе, дорогой учитель? Ждет не дождется бедная моя деточка! Читает беспрестанно, все, поди, книги перечитала…

П у л а т д ж а н Д о м л а. Ну, так и быть, я вас обрадую… (Роется в кармане.)

Ф а т и м а. Марасуль говорит, что наймет учителя, чтоб она дома училась.

П у л а т д ж а н Д о м л а. Зачем же. (Насибе.) Я договорился с дирекцией вечерней школы, тебя приняли в десятый. Вот. (Передает ей бумагу.) Будешь учиться и одновременно сдавать экзамены за девятый. Я помогу тебе. И вот они помогут…

Н а з и р а. Конечно!

В е р а. Обязательно!

Ф а т и м а. Ах, не дай бог, потеряет бумажку!

Н а с и б а. Спасибо, Пулатджан Домла!

П у л а т д ж а н Д о м л а (взглянув на часы). Ну, я пойду. Пора.

Ф а т и м а. Ах нет, нет, оставайтесь, я плов приготовлю.

П у л а т д ж а н Д о м л а уходит, Ф а т и м а идет в дом.

Н а с и б а (радостно). Теперь я всего на один год отстану от вас!

В с е (запевают).

В е р а (показывая на ребенка). Девочки, тихо!

Н а з и р а. Все равно глазенки открыты. И нам пора идти.

В е р а. Да, да…

Н а с и б а. Уже? Ну спасибо, что пришли… (Провожает их.) У меня просьба к вам, девочки: зайдите по пути к тетушке Зухре, передайте ей, что все у Насибы хорошо. Пусть успокоится.

Н а з и р а. Ладно, ладно, передадим!

Насиба, проводив их, остается одна. Входит Р о х и л я.

Р о х и л я. Не пора ли купать ребенка, доченька? Проснулась она?

Н а с и б а. Ах, мамочка, радость-то какая! Меня приняли! В десятый! Это Пулатджан Домла постарался.

Р о х и л я. Да продлятся дни его жизни!

Обе уходят. Появляется М а р а с у л ь и опускается на супу. Входит Ф а т и м а.

Ф а т и м а. А, ты. Пришел… Принести тебе поесть?

М а р а с у л ь. Ничего в горло не идет. Ахаджан-ака сняли с работы и исключили из партии.

Ф а т и м а. Ах ты господи боже мой!..

М а р а с у л ь. Уф!.. Стоит счастью повернуться к тебе спиной, пошло и поехало!

Ф а т и м а. Моли бога!.. И не кручинься-то больно. Ахаджан из тех, кто из воды сухим выходит… Вот увидишь. (Тихо.) Учитель Насибы был. Принес какую-то бумажку!

М а р а с у л ь. Какую еще бумажку?

Ф а т и м а. Видно, с учебой-то у нее ладится! (Со слезами.) Несчастная я женщина… Тебя для нее вырастила, теперь ее ребенка должна растить.

Входит З а р г а р о в.

З а р г а р о в (упавшим голосом). Марасуль, друг мой, еду. Теперь вся надежда на друзей в области. Прощаться пришел.

М а р а с у л ь. Желаю удачи…

Ф а т и м а. Положитесь на бога.

З а р г а р о в уходит, входит Н а с и б а.

Подай мужу поесть, невестушка! (Уходит.)

М а р а с у л ь. Куда ты ходила?

Н а с и б а. Никуда.

М а р а с у л ь. Кто приходил?

Н а с и б а. Пулатджан Домла, девушки…

М а р а с у л ь. Так, так…

Н а с и б а (радостно). Буду в десятом учиться! Пулатджан Домла с дирекцией уже договорился и выписку из приказа принес! Вот!

М а р а с у л ь (читает приказ). Гм… хорошо. Только вот что беспокоит меня: что же будет с твоим ребенком?

Н а с и б а. Всегда вы так: «твой ребенок» да «твой ребенок»! Он и ваш. Не с собой же из дома я его принесла!

М а р а с у л ь. Я хочу только сказать, чтобы ты не рассчитывала на мою мать! Хватит и того, что она меня вырастила для тебя!

Н а с и б а (поражена). Можно… и в ясли отдать.

М а р а с у л ь. Единственного ребенка — в ясли?

Н а с и б а. А чем же плохо? Я и сама выросла в яслях, в детском саду!

М а р а с у л ь. Я своего ребенка не отдам!

Н а с и б а (растерянно). Хорошо, моя мать будет нянчить. Утром стану относить к ней, а вечером забирать…

М а р а с у л ь. Это — дело другое. (Вдруг.) Ну, хорошо. Ребенка ты будешь относить к матери, а меня куда отнесешь? Кто за мной будет ухаживать?

Н а с и б а. Я сама буду… Со всем справлюсь. И с учебой и с домашними делами.

М а р а с у л ь (после паузы). Послушай-ка: зачем тебе учиться? Чтобы потом работать? А для чего тебе работать? Думаешь, я тебя не сумею прокормить?

Н а с и б а. Почему вы меня должны «кормить»? Я ведь не кошка…

М а р а с у л ь (гневно). Мы разговариваем! Мы — муж и жена. А твоим языком говорит чужой человек!

Н а с и б а. А что же я сказала?

М а р а с у л ь (передразнивает). «Почему вы меня должны кормить!.. Я ведь не кошка!» Это — слова его… Пулатджана Домлы! Такая философская мудрость от него!

Н а с и б а. Это мои слова, хотя, может быть, и не я их придумала. Я не хочу быть кошкой. Я человек, и у меня человеческие желания.

М а р а с у л ь. Ну, допустим, твое желание исполнилось, ты стала учиться и на работу поступила. Какой же оклад вы согласны получать?

Н а с и б а (глядя ему в лицо). А за какой будущий оклад вы согласились бы отпустить меня учиться?

М а р а с у л ь (не найдя, что ответить, рвет бумагу). С будущего года!

Н а с и б а. Ах! (Собирает обрывки и прижимает к груди.) Тогда, накануне свадьбы, вы щедро дарили мне цветы и обещания. А теперь… вот это — ваш подарок.

М а р а с у л ь (выходя из себя). Я хочу отдохнуть после работы! (Кричит.) Оставишь ты меня в покое или нет?

Н а с и б а. Не кричите на меня!

Вбегают Р о х и л я и Ф а т и м а.

Р о х и л я. Что такое? Что вы опять?

Ф а т и м а. С ума сошел? На улице слышно!

Н а с и б а. Опять на попятную идете? Вчера одно говорили — сегодня другое. Это бесчестно!

М а р а с у л ь. Я — бесчестный, я тиран, я изверг! (Широким жестом показывает на дом и двор.) Любая бы пошла за такого изверга!

Н а с и б а. Ну и пусть идет!

М а р а с у л ь (кричит). И прекрасно!

Р о х и л я. Послушайте, зятек, вы опять за свое? Посмотреть на вас — никто не поверит, что вы на жену так кричите.

М а р а с у л ь. Не пущу я ее в школу, и баста! Пусть поступает в университет, пожалуйста! Сам помогу! Но пусть готовится дома!

Н а с и б а. Довольно! Мне надоели ваши пустые обещания! Слепой только раз в жизни теряет свою палку.

М а р а с у л ь. Надоело, так иди на все четыре стороны!

Н а с и б а. Ах вот как! Ну вот, мамочка, вы довольны? Увидели счастье дочери!

Р о х и л я и Н а с и б а уходят в дом.

Ф а т и м а. Слушай, ты, полоумный! Ведь у нее ребенок! Она отберет себе половину дома, отрежет!

М а р а с у л ь. Уф!.. И с одной-то женой не совладаешь. Как это покойный отец управлялся с восемью!

Ф а т и м а. О, сын мой, в те времена с плеток мужей кровь капала! В те благословенные времена паранджа была!

Появляется Р о х и л я с ребенком и узлом в руках.

Люди добрые!.. Как ты смеешь разлучать меня с моей сватьюшкой?..

Р о х и л я. Своими собственными руками посадила свое дитя в золоченую клетку! Говорили добрые люди, да не верила я им…

Входит Н а с и б а с двумя связками книг.

Н а с и б а. Идемте, мама!

Ф а т и м а (преградив им обеим дорогу). Люди добрые! Как ты смеешь разлучать меня с моей невестушкой!..

Появляется З у х р а.

Помогите, люди добрые!

З у х р а (поражена). Что случилось?

Р о х и л я. Что может еще случиться… Случилось то, что вы предсказали!

Ф а т и м а (раскланивается с Зухрой). Опять повздорили, помири ты их, ради бога! Из-за пустяка… (Уходит.)

З у х р а (вслед ей). Мразь!

М а р а с у л ь (Рохиле, с упреком). Нет того, чтоб поругать нас обоих, помирить, вы сразу за узлы!..

Р о х и л я (Зухре). Все я поняла. Хотела выдать свою дочь замуж, пока жива, о себе думала, а что будет после свадьбы с моей Насибой — и в голову не пришло. Когда наступает последний день в жизни матери, она во всем прощает свое дитя. У меня другая судьба — мне надо заслужить прощение дочери.

З у х р а. Вот теперь, я вижу, вы взялись за ум!

М а р а с у л ь (угрожающе). Тетушка!.. Вы лучше не вмешивайтесь в наши семейные дела! Семейный вопрос — политический вопрос! В то время когда Советская власть принимает все меры к укреплению семьи… вы ответите за это!

З у х р а. Советская власть укрепляет советскую семью!

М а р а с у л ь. Не руками ли таких вот малограмотных активисток, как вы? (Преграждает дорогу Рохиле и Насибе.)

З у х р а. А сам-то ты грамотный? Одним глазом глядишь в рот людям, а другим — в их карман. Где же ты еще взял глаза, чтобы выучиться грамоте?

М а р а с у л ь (Насибе). Не надейся получить от меня деньги. Не разживешься!

Н а с и б а. И не надо!

З у х р а. Надо! Ничего, закон растрясет твои карманы!

М а р а с у л ь. По закону будет получать? Ну так я поступлю на работу, где будут платить не больше ста рублей.

З у х р а. До чего же ты… скользкий!

М а р а с у л ь (Насибе). Смотри! Одумаешься, вернешься, а в этом доме окажется другая женщина!

Н а с и б а. И не подумаю возвращаться! Всю жизнь буду жалеть о днях, загубленных в этом доме. Идемте, мама! (Уходит.)

Р о х и л я. Недаром они прошли, эти годы! Глаза наши раскрылись. Увидели, что такое счастье и что такое несчастье. Всем матерям скажу: неоперившийся воробышек, рвущийся в полет, непременно попадет в пасть змеи! Буду всем твердить — не пускайте его!

Рохиля и Зухра направляются к калитке.

М а р а с у л ь (кричит). Всего, чего хотели, добились, тетушка!

З у х р а. Нет еще! Не всего. Я еще в долгу перед тобой!

Уходят.

З а н а в е с.

ЭПИЛОГ

Столовая в доме Заргарова. Абсолютно пустая комната. На полу пара старых калош и клочки газет. Входит З а р г а р о в с чемоданом в руках. Замирает от удивления. Трет глаза, будто не верит им. Наконец, убедившись, что это не сон, опускается на чемодан. Входит М а р а с у л ь.

М а р а с у л ь. Салам! С приездом!

З а р г а р о в. Салам…

М а р а с у л ь. Я на улице окликнул вас, — не услышали.

З а р г а р о в (показывая на комнату). Что это?

М а р а с у л ь. Ваша Хуморхон… Вчера… Покинула… Не горюйте, теперь все жены покидают мужей! И Насиба тоже…

З а р г а р о в. Куда она переехала? К дяде?

М а р а с у л ь. К мужу.

З а р г а р о в (вскочив с места). Что?

М а р а с у л ь. Да вы не убивайтесь, если голова цела, тюбетейка всегда найдется… Скажите лучше, с чем приехали.

Заргаров жестом отвечает — конец.

Ах, ах! А вы бы сказали: нельзя же так — взять и с корнем. Я, мол, полечусь, исправлюсь…

З а р г а р о в. Чего только не говорил.

М а р а с у л ь. Да… Трудно стало жить на свете, Ахаджан-ака!

З а р г а р о в. Тебе-то что! Выгонят из одной щели, а ты свой зубодерный инструмент в руки — да в другую, и будешь жить. А мне вот… Трудно!

М а р а с у л ь. Кажется, Ахаджан-ака, меня тоже вырвали… с корнем. Вместе с моим зубодерным инструментом. Из поликлиники уволили — за незаконную частную практику. Мало! Обязали за все время налоги уплатить. Вас-то теперь нет. Пришлось дом продать… Не знаю, что дальше будет.

З а р г а р о в. Ах, если бы все это было во сне… Проснуться и начать жить. Уж я бы знал, как… Оказывается, у меня на плечах не голова — тыква, обросшая шерстью. Тыква!

З а н а в е с.

1954