Комедия дель арте

СЦЕНА ПЯТАЯ, в которой Мурка начинает искать рюкзак, а Мышка начинает завидовать Мурке

Утро понедельника — не лучшее время для начала активного отдыха, но выбирать не приходится.

Мы встаем рано с намерением быстренько подкрепиться йогуртами и кофе и бежать в аэропорт спасать Муркин рюкзак. Однако непредвиденное препятствие обнаруживается на нашем пути. Мурке совершенно нечего надеть. То есть в чем-то она, разумеется, приехала, и это что-то, а именно: камуфляжные штаны, рубаха защитного цвета, пробковый шлем и бутсы — сейчас располагается в шкафу. Но дела это не меняет. Я повторяю: Мурке совершенно нечего надеть! Прошу отнестись к этому заявлению с пониманием. Два дня подряд Мурка в одном и том же не ходит. А в рюкзаке у Мурки, кроме туристического снаряжения и всякой ерунды вроде ватника и тренировочных штанов, были припасены брюки от Версаче, блузка от Кензо, сарафан от Макс и Мара, юбка от Лауры Бьяджотти, вечернее платье от… Плюс два кило косметики и парфюма, щипцы для выдирания бровей и мягкая игрушка «Медведь обыкновенный».

Все это — кроме «Медведя обыкновенного», который был предназначен для уюта, — планировалось применить для потрясения основ итальянской государственности. Мурка намеревалась нахально заигрывать с итальянскими карабинерами и морально их разлагать посредством прыжков, ужимок и махания толстыми лапами, сверкающими сквозь прорези в юбках. И вот — такой облом. Ни тебе юбок, ни тебе лап. Одни камуфляжные штаны, да и те надеванные.

Мурка вне себя. Ее здравого смысла хватает только на то, чтобы крепко выругаться. Мы с Мышкой делаем вид, что не слышим, и тихонечко собираемся себе на завтрак. Мурка стоит посреди комнаты, завернувшись в одеяло, и смотрит на нас. Мы натягиваем брюки. Вдруг Мурка делает шаг вперед, хватается за Мышкины брюки и тянет их к себе. Мышка ойкает и тоже тянет брюки к себе. Так они стоят и в полном молчании перетягивают брюки. Но Мурку фиг перетянешь. Особенно Мышке в этом смысле надеяться не на что. У нее с Муркой разные весовые категории. Мышкины пальчики слабеют, и она выпускает брюки из рук. Мурка издает победный клич и сует ноги в Мышкины брюки. Брюки застревают на уровне колен. Мурка дергает брюки вверх, но они — если в данном случае можно так выразиться — сидят как влитые.

Мурка стягивает брюки, кидает их в угол и устремляет свой взгляд на меня.

— Нет, Мура! — твердо говорю я.

— Да! — так же твердо отвечает она.

— Ты не влезешь! — твердо говорю я.

— Влезу! — так же твердо отвечает она.

Я пожимаю плечами и лезу в шкаф. В отличие от Мышки, у меня есть вторая пара брюк.

— Разорвешь — убью! — говорю я и бросаю ей брюки.

Мурка запрыгивает в брюки. Брюки застревают на уровне попы. Мурка дергает их вверх, но брюки не поддаются. Мурка падает на кровать.

— Черт-те что! — говорит она страдальческим тоном. — Черт-те что творится у вас с размерами! — В этом месте мы с Мышкой недоуменно переглядываемся. — Разве нельзя так, чтобы одни штаны надевать на одну ногу, а другие — на другую?!

— Нельзя, Мура! — отвечаем мы хором.

В этом мы с Мышкой непреклонны.

— Ну, хорошо… — вздыхает Мурка. — Тогда придется взять чужое. Хоть мне это глубоко противно!

С видом великомученицы она выволакивает на середину комнаты чужой чемодан и начинает в нем рыться. Кроме пачки неиспользованных презервативов, мужских трусов и бутылки водки, завернутой в газету «Советская Россия», в чемодане обнаруживается кой-какая одежонка. Мужские брюки (размер 52, рост IV) и две рубашки с окружностью воротничка 46 см. Мурка натягивает брюки и заправляет в них рубашку. Брюки немножко подволакиваются по полу, но Мурку это не смущает. Она бодро загибает штанины. Рукава рубашки чуть-чуть не достают до колен, но для Мурки это мелочи. Она подгибает и рукава. Пока она проделывает эти операции, брюки съезжают с того места, где у нормальных людей обычно расположена талия, и зависают под Муркиным брюшком, как альпинист под скалой. Брючины опять сползают на пол. Мурка бодро их заворачивает.

— Мура! — говорим мы. — Сверху!

— Ах! — отвечает Мурка. — Мне же все всегда велико! — и тянет брюки к подбородку.

Мышка протягивает ей пояс от своего любимого зеленого ситцевого халата. Мышка все подпоясывает этим пояском. Мурка берет поясок и завязывает брюки под мышками.

— Готова к завтраку! — объявляет она и распахивает дверь в большой мир.

Помахивая зеленым ситцевым хвостиком, мы спускаемся в комнатку, которая в этом отеле носит гордое название «ресторан» и в которой по утрам подают кофе, крекеры и 20-граммовые корытца с джемом. А ничего другого здесь не подают, потому что никакое другое питание тут не предусмотрено. Мурка выдувает три чашки кофе со сливками и чудовищным количеством сахара — для питания мозга. Мышка, озираясь по сторонам и дико вращая глазами, прячет в сумочку две упаковки крекеров. Она планирует съесть их днем и таким образом сэкономить на обеде. Вид у нее при этом такой, будто она по крайней мере ограбила ювелирный магазин.

После завтрака мы вместе с чемоданом волочемся в аэропорт. В аэропорту нас встречают неласково. Можно сказать, нас там не ждали. Ни с чемоданом, ни без. Ощущение такое, что мы со своим чемоданом сильно мешаем бесперебойному вылету и такому же бесперебойному прилету воздушных лайнеров. Нас гоняют из кабинета в кабинет, и мы покорно бродим по этим кабинетам, как три вьючных ослика. Чемодан при ближайшем знакомстве оказывается на редкость тяжелым. Вроде и вещей немного, а поди потаскай! Даже Мурка как-то сникает. Ей уже не терпится расстаться с этим опостылевшим предметом обихода, она даже согласна оставить им там в аэропорту в безвозмездное и безвременное пользование свой рюкзак, лишь бы оттуда уйти. Мы с Мышкой начинаем питать робкую надежду на скорое прощание с чемоданом.

И тут один из чиновников необдуманным словом рушит все наши чаяния. Он в грубой, неказистой форме предлагает Мурке то, к чему она сама почти готова. Он не знает, что с Муркой надо осторожно, ласково надо с Муркой, нежно и заботливо. Он не знает, что Мурке ничего нельзя приказывать, а также — указывать, предлагать, заставлять, советовать и настаивать на своем. С Муркой надо деликатно. С Муркой надо так: выслушать, чего она хочет, и радостно согласиться. Но чиновнику это невдомек, и потому он брякает, не подумав.

— Оставляйте свой чемодан, — говорит он. — Мы его оформим как пропажу и выдадим вам квитанцию.

— То есть как это оставляйте! — Мурка потихоньку начинает заводиться. — А рюкзак?

— А рюкзака у нас нет, — равнодушно бросает чиновник. — И не было. Если появится, обязательно сообщим. Оставьте свои координаты.

— Откуда же он, по-вашему, появится? — язвительно спрашивает Мурка.

— Оттуда же, откуда и все. Принесут ваш рюкзак, не волнуйтесь. Кто нашел, тот и принесет. Вы же принесли чемодан. Может, хозяин чемодана и принесет.

— То есть вы хотите, — начинает Мурка, медленно выговаривая слова, и глядит на чиновника ясными холодными глазами. В этой ясности, как и в медленном выговаривании слов, таится угроза чудовищного взрыва. Но чиновник об этом не догадывается. — То есть вы хотите, чтобы я оставила вам чемодан без всяких гарантий на получение рюкзака?

— Какие же я могу вам дать гарантии? — удивляется чиновник. — Если ваш рюкзак кто-то взял по ошибке…

Закончить он не успевает.

— То есть вы хотите, — еще медленнее говорит Мурка, берет чиновника за лацкан пиджака и притягивает к себе. — То есть вы хотите, чтобы я отдала вам единственное, что у меня осталось в жизни. Вы хотите обманным путем выманить у меня вещи. Вы хотите насильно конфисковать чемодан. — Она улыбается самой своей очаровательной улыбкой и ласково смеется. — Как мне найти ваше начальство?

— Я не хочу! — кричит чиновник и выдирает из Муркиных цепких пальчиков свой лацкан. — Я не хочу обманным путем! Я не хочу насильно! Можете забрать свой чемодан! Он мне не нужен!

Мурка не ожидает такой легкой победы и слегка теряется. Чемодан ей тоже не нужен.

— Мне он тоже не нужен, — озвучивает она эту богатую мысль. — Мне рюкзак нужен.

— Рюкзака у меня нет, — устало говорит чиновник.

— Когда будет? — осведомляется Мурка.

Чиновник хватается за голову и стонет. Потом поворачивается к нам спиной и, кажется, планирует покинуть помещение.

— Ну ладно, — неожиданно соглашается Мурка. — Черт с вами! Берите его так. Я сегодня добрая.

И она подвигает чемодан к чиновнику. Чиновник возвращается, подходит к чемодану и, не глядя, носком ботинка подвигает его обратно к Мурке. Мурка протягивает ножку и подвигает чемодан к чиновнику. Чиновник протягивает ножку… Так они двигают чемодан довольно долго.

Чиновник не выдерживает первым.

— Нет-нет! — произносит он сахарным голосом. — Ну что вы! Зачем же такие жертвы! Только после рюкзака.

— Нет-нет! — отвечает Мурка, и кажется, что в ее голос положили весь наличный запас сахара небольшого супермаркета на 2000 квадратных метров. — Ну что вы! Рюкзак можно потом.

— Нельзя! — говорит чиновник, и в голосе его слышится поступь каменного гостя. — Как же вы без рюкзака!

Мурка кручинится.

— Ну, как-нибудь, — неуверенно говорит она, и голос ее дрожит. — Я уже привыкла к разлуке. И путешествовать, знаете ли, как-то удобнее налегке.

Но чиновник неумолим.

— Не положено! — И в голосе его слышится поступь медного всадника. — Сначала вещи отдаем, потом принимаем!

Мы с Мышкой недоуменно переглядываемся. Мы никак не ожидали такой резкой смены политики. Видимо, чиновник всерьез решил не связываться с Мурой.

Мурка задумывается.

— А если… — Она наклоняется к чиновнику и фамильярно треплет его за ухом. — Я вас отблагодарю… — И выжидательно смотрит ему в глаза.

— Как? — теряется чиновник.

— Как хотите, — говорит Мурка, намекая сразу на все.

И тут с чиновником начинают происходить страшные метаморфозы. Он багровеет, бледнеет, зеленеет и покрывается легкой синеватой испариной. На лице его отражается гамма сложносочиненных чувств — от испуга до возмущения, от растерянности до злости.

— Синьора, кажется, не понимает, — ледяным тоном говорит он. — Я при исполнении служебных обязанностей. То, что вы предлагаете, оскорбляет меня как государственного служащего!

Надо сказать, что синьора действительно не понимает. Синьоре кажется, что небольшая дружеская благодарность, выраженная в умеренном количестве денежных знаков, никоим образом не может оскорбить государственного служащего, а совсем наоборот. Синьора встает со стула. Зеленый ситцевый хвостик, которым подпоясаны ее штаны, встает дыбом.

— Бери чемодан! — тихо, но внятно произносит синьора с явной угрозой в голосе.

— Не возьму! — так же тихо, но внятно отвечает чиновник.

— Возьмешь!

— Не возьму!

Чиновник тоже поднимается со стула и начинает наступать на нас, тесня к выходу. У дверей он делает резкое неожиданное движение, распахивает дверь, ударом плеча выпихивает нас в коридор и захлопывает дверь. Мы слышим скрежет задвигаемой щеколды и раскаты дьявольского хохота. Мурка стоит со своим чемоданом. На лице ее — ослиное упрямство.

— Оставлю чемодан у него под дверью! — угрюмо бубнит она. — Пусть потом расхлебывает!

— Нельзя, Мура! — уговариваем ее мы с Мышкой. — Чемодан чужой, его, наверное, ищут. Надо его оформить как полагается.

— Оформлять не дам! — бубнит Мурка. — Пусть тогда рюкзак отдают!

— Мур, — говорю я строго, — ты определись, чего ты хочешь. Если ты хочешь получить рюкзак, то зачем оставлять чемодан под дверью? А если ты хочешь избавиться от чемодана, то почему бы его не оформить?

— Мопс. — Мурка печально улыбается, в голосе ее слышна грусть. — Мы с тобой знакомы тридцать лет. Неужели ты не поняла, чего я хочу?

— Нет, — честно отвечаю я.

История с чемоданом и рюкзаком за тридцать лет случается с нами впервые.

— Я, Мопс, хочу всего сразу.

Кто бы мог ожидать от Мурки таких глубин самопознания!

— Тогда ты не получишь ничего, — говорю я, и это чистая правда.

С чемоданом под мышкой мы волочемся обратно в гостиницу. Чиполлино за своей стойкой беседует с ощипанной американкой, похожей на тощего цыпленка из советской кулинарии. Он пишет ей что-то на бумажке и, подавая эту бумажку, тихонько пожимает руку. Я вздрагиваю. Это Чиполлино! Мой Чиполлино! Тот Чиполлино, с которым я провела упоительную ночь! Мужчина, поведавший мне всю свою жизнь! Конечно, под прикрытием Большого Интеллектуала я немножко расслабилась и забыла о том, что на свете существует мужское коварство. Тем ужасней встреча с реальностью. Чиполлино меня не любит. Вернее, он любит меня только как клиента.

Мы запихиваем чемодан в номер и выезжаем в город. Мышка ноет — она уже устала. Мурка злится — она уже хочет есть. Я предвкушаю встречу с Венецией. И вот — она перед нами. Мы стоим на Понте-Риальто. Большой канал катит перед нами свои воды.

— Движение, как на Тверской, — буркает Мурка.

Венеция поражает меня. Я знаю людей, которые восхищаются этим городом. Он притягивает их, как магнит. Я знаю людей, которых этот город ужасает. Они показывают пальцем на облезлые стены дворцов и грязную воду в каналах и недоуменно пожимают плечами. Меня Венеция не восхищает и не ужасает. Меня она поражает. Поражает соединением несоединимого. Запахом тлена и жизни, распада и расцвета. Венеция — некрополь живых. Кажется, что здесь лет пятьсот никто не живет, кроме призраков и восковых фигур, однако вот — полюбуйтесь! — на площадях играют дети, гондольеры гоняют на набережной мяч, а между домами натянуты веревки с мокрыми простынями. У меня такое впечатление, что с тем же успехом можно было бы развернуть походную палатку в Лувре. Я размышляю о том, что в жизни не всегда все можно подогнать друг к другу, как в конструкторе «Лего», а Мурка с Мышкой тем временем тянут меня за рукав. Им надо срочно где-нибудь опуститься и чем-нибудь подкрепиться.

Мы спускаемся с моста и бредем к площади Сан-Марко. На площади Сан-Марко примерно поровну голубей и туристов. Первые вызывают брезгливую гримаску у Мурки. Она считает их разносчиками заразы и никогда не подкармливает. Вторые вызывают тихий ужас у Мышки. Ей кажется, что сейчас нас затолкают, а в кафе нам не хватит кофе и пирожных. Мы опускаемся в плетеные кресла перед кафе «Флориан». Это самое дорогое кафе в мире. Но мы с Мышкой этого не знаем. А Мурка знает. Только нам не говорит. Мурка сидит в позе белогвардейца на допросе красного командира — развалившись и положив одну толстенькую ножку на другую. И курит вонючие коричневые сигаретки. Официант приносит меню. Я смотрю в меню, и холодная лапа ужаса сжимает мое сердце. Мышка смотрит в меню, и по ее аристократической носяре ползет капля пота. Мурка смотрит в меню и недовольно хмурится: ей там чего-то недостает.

— Ну что, девочки, каждая за себя? — неуверенно вякает Мышка.

— Нет, каждая за меня, — быстренько реагирует Мурка.

Мышка бледнеет.

На маленькой сцене перед кафе усаживается оркестрик. Настраиваются скрипочки, налаживается контрабас, первые такты какой-то оперной арии спугивают нахальных голубей. Что это за ария, мы понятия не имеем. Но это неважно. Важно то, что мы сидим на площади Сан-Марко в самом дорогом кафе мира, ждем шампанское «Асти Мондоро» и лично для нас маленький оркестрик из четырех человек играет оперные арии.

Открывается дверь кафе, и на сцену выходит долговязый молодой человек во фраке. Он широко разевает рот, как полудохлая рыбина, разводит руками и издает звуки, отдаленно напоминающие мяуканье Мышкиного кота Коточки в минуты половой активности. Голова у молодого человека длинная и похожа на бочонок от настольной игры «Лото». Волосы прилизаны и смазаны чем-то жирным. Плечики узкие и располагаются на ширине бедер, что удивительным образом делает его похожим на веревку. Но Мурка не видит столь очевидных огрешностей его экстерьера. Мурка млеет. Она расползается на стуле, как вишневое желе, и все зазывней покачивает толстенькой ножкой. Молодой человек, видя игру страсти на ее хомячьей мордочке, делает изящный шаг к нашему столику. Потом еще один и еще… Теперь он поет, глядя Мурке прямо в глаза.

— Челентано! — в восторге шепчет она. — Чистый Челентано!

…Челентано выкаблучивается перед Муркой. Ария заканчивается. Челентано раскланивается и исчезает в кафе. На пороге оборачивается, кидает на Мурку блудливый взгляд и целует щепотку своих пальцев. Мурка горделиво глядит на нас. Тут Челентано снова появляется в дверях. В руках у него поднос, на подносе бутылка шампанского «Асти Мондоро», в бутылке — роза. Челентано подбегает к нам семенящими шажками, опускается на одно колено и протягивает бутылку с розой Мурке. Тут надо пояснить, что в кафе «Флориан» существует давняя традиция дарить розу всем посетителям, заказавшим «Асти Мондоро». Но об этом мы узнали позже, из путеводителя. Челентано со своими ужимками и прыжками всего-навсего унюхал в Мурке вожака стаи, самую платежеспособную личность, поэтому и плюхнулся на одно колено. А мы-то решили, что наша Мурка поразила его своей красотой в самое сердце!

Итак, Челентано стоит на одном колене, Мурка наливается красной краской и начинает сопеть носом, а Мышка отчаянно завидует.

— Инструктор секс-батальона «Брянские бобры»! — заявляет она, мрачно глядя на Челентано.

Мышку можно понять. С того самого времени, когда так бесславно закончилась ее история с Северным Оленем (кто читал повесть «…И другие глупости», тот поймет), ее чаянья не находили адекватного отклика ни в одном мужском организме. А Джигита она сама исключила из своей сексуальной жизни. У них теперь хозяйственный брак. То есть бюджет и квартира общие, а постели разные. Она даже втайне от нас ходила в какую-то жуликоватую фирму и искала себе партнера по компьютеру. «Цвет глаз?» — спрашивал ее компьютер. «Серый, синий, карий, зеленый», — отвечала Мышка. «Рост?» — спрашивал компьютер. «Не ниже 155 см, не выше 2 м», — отвечала Мышка. «Вес?» — спрашивал компьютер. «Не меньше 45 кг, не больше 145 кг», — отвечала Мышка. «Возраст?» — спрашивал компьютер. «Не младше 16 лет, не старше 91 года», — отвечала Мышка. «Увлечения?» — спрашивал компьютер. «А мне-то какое дело? Это же его увлечения», — отвечала Мышка. Внятно она смогла ответить только на один вопрос: «Имя?» Ей хотелось, чтобы ее избранника звали Бенционом. Компьютер подумал-подумал и заявил, что на планете Земля такой человек не проживает.

Мышка всплакнула. Она считала, что честно и откровенно ответила на все вопросы. Жаловаться она пошла к девушке из этой же фирмы. Девушка прочитала распечатки и посоветовала Мышке быть поконкретней. Мышка снова поплелась к компьютеру. На сей раз она отвечала односложно, жестко, уверенно и убедительно, как человек, точно знающий, чего хочет. Она указала цвет глаз с точностью до оттенка, рост с точностью до миллиметра, вес с точностью до грамма, возраст с точностью до дня, и увлечения она тоже указала. Компьютер подумал-подумал и выдал имя и координаты объекта. Мышка посмотрела на распечатку и заскрежетала зубами. Объектом оказался Настоящий Джигит. С тех пор Мышка стала скромнее в своих притязаниях и довольствуется тем, что имеет. Однако нашего с Муркой женского успеха не прощает.

Мурка вынимает розу из бутылки с шампанским и окунает в нее, то есть в розу, нос. Потом она нос вынимает и горделиво, я бы даже сказала самодовольно, смотрит на нас. По носу расплывается ярко-желтое пятно. Это Мурка припудрилась пыльцой. Мурка оглушительно чихает и рукавом размазывает пыльцу по лицу, с которого не сходит идиотская улыбка.

Мышка хихикает. Я укоризненно качаю головой.

— Мурыль! — говорю я. — Исключительно в форме совета — тебе бы под душ.

Мурка смотрится в зеркальце и важно сообщает:

— Мне необходимо освежить макияж!

Потряхивая толстеньким брюшком, она направляется в сторону туалета. Челентано увязывается за ней.

— Ждать! С места не сходить! — приказываю я Мышке, хотя она без нас и так никуда не тронется, и крадусь за Муркой.

Что же я вижу? В маленьком коридорчике перед туалетом стоит Мурка. Сзади пристроился Челентано. Он держит руку на ее плече и пристально рассматривает шею. Видно, как Мурка растекается под его рукой прямо в режиме онлайн.

— Белиссимо! — говорит Челентано и громко вздыхает.

Мурка напрягается. Надо что-то отвечать, а что — она не знает. Покопавшись в голове, она выуживает единственное итальянское слово, которое затесалось там после двух занятий музыкой в дошкольный период.

— Фортиссимо! — выдает Мурка.

— О! — восклицает пораженный Челентано, не ожидавший такой реакции.

— Си! — подтверждает Мурка серьезность своих намерений.

Челентано тушуется и убирает руку с ее плеча. Я возвращаюсь к столику: Через минуту появляется Мурка. Она плюхается на стул и обводит нас торжествующим взглядом.

— Мы приглашены на маскарад! — объявляет она. — То есть пригласили-то меня, но я выпросила для вас два входных. С большим, заметьте, трудом!

На лице ее по-прежнему сияет яичного цвета пятно. В эту минуту Мурка хороша, как никогда.