Коммуналка (СИ)

10

Посреди летней духоты вдруг наступал один день, когда по-настоящему пахло осенью: ледяным холодком, спелыми яблоками и затяжными, унылыми дождями, с приходом которых всё изменится.

Ощущение неотвратимости тогда щемило грудь, становилось жаль мимолётного счастья, вспыхнувшего и сгоревшего слишком быстро.

Это было даже не предчувствием — знанием.

Лена продолжала работать медсестрой в доме-интернате для инвалидов, и старалась не думать об усталости. Ей приходилось тяжело, но она не жаловалась никому ни одним словом, зная, что другого выхода нет.

Глядя на любимого, она видела в работе то же упорство и терпение. Лена поняла, что он не такой уж и несерьёзный, как она о нём думала когда-то. Он продолжал работать два дня в неделю в интернате, и иногда признавался ей, что лучше с раннего утра до поздней ночи вкалывать в автосервисе, чем там, потому что вид брошенных больных детей, на которых у персонала просто не хватало сил, жестоко менял сознание.

Лена понимала, что он скоро не сможет выносить такой нагрузки, это висело в воздухе невысказанными эмоциями и приводило его в мрачное состояние всё чаще. Тогда он обычно брал гитару и пел печальные армейские песни. Что-то мучило его, но он на эту тему не говорил, только по глазам она могла определить внутреннюю борьбу и страдание.

А однажды утром, придя с дежурства вместе с Лёшей, Лену встретила мама со странным выражением на лице. За столом сидел её очередной поклонник, оставшийся здесь с ночи, и аппетитно ел картошку с мясом, приготовленную позавчера Леной, часто опрокидывая в себя тонкую рюмку водки.

— Здравствуйте, — тихо произнесла Лена.

Мальчик на её руках спал, и она первым делом подошла к кроватке и положила его туда, постаравшись не потревожить.

Сорокалетний мужчина с чёрными короткими усиками с интересом смотрел на неё, не выпуская вилку из рук и ничего не ответив на приветствие.

Нина прошлась по комнате, остановилась перед дочерью и сказала: — Я собираю документы, чтобы отдать его в интернат.

Лена издала горлом сдавленный звук и тяжело сглотнула. Она не ожидала такого от матери, в последнее время та даже не заводила разговор на эту тему.

— Ты мне потом ещё спасибо скажешь, — усмехнулась она. — Не надоело в дочки-матери играть? Ты сейчас сама залетишь — аборт сделаешь?

Молодая женщина опустила голову, нахмурившись. Взглянув исподлобья на мужчину, присутствовавшего в комнате, произнесла: — Может быть, поговорим об этом позже?

Нина сложила на груди руки, на лице возникло выражение, с которым она всегда говорила гадости: — Не о чем разговаривать. Он будет в интернате.

— Я попробую оформить опеку, — миролюбиво сказала Лена, заранее понимая, что ничего не выйдет. Закон на стороне матери, а не её одинокой дочери.

— Ты знаешь, что это такое? — спросила Нина и села за стол, накладывая себе в тарелку из большой сковороды. — Ты должна доказать, что можешь его обеспечить. Замужество, собственность, высокая зарплата. Ничего этого у тебя нет, так что успокойся, сестрёнка.

— Она хочет его усыновить? — вполголоса спросил мужчина, и понимающим взглядом встретившись с Ниной, улыбнулся. — Отчаянная.

— О, ещё какая. Не пойму, откуда она такая взялась. А я, дурочка, ещё пошла у неё на поводу…

Лена не стала слушать, что дальше говорила мать, выйдя из комнаты. Не видя ничего из-за слёз, она побежала на улицу, чтобы там поплакать, но день сегодня был настолько сумасшедший, что молодая женщина натолкнулась на горько рыдающую Галю за домом. Проглотив собственные слёзы и вытерев бледное лицо, Лена подошла к девушке и села рядом на ящики.

Не говоря ни слова, она взяла её ладонь и сжала. Девушка повернулась, разглядела Лену и стала судорожно дышать, чтобы успокоиться или начать с новой силой. Долго её истерика не проходила, но наконец Галя смогла выдавить из себя несколько слов.

— Почему ты… почему ты плачешь?

Лена некрасиво шмыгнула носом и повернулась к девушке.

— А ты? — ответила она вопросом на вопрос.

— Я не знаю. Я… не знаю. Я бросила его, сначала стало легче и как будто появился смысл, — гнусаво говорила Галя. — А потом показалось, что я никогда. Никогда не полюблю никого. Потому что нет такого, какой мне нужен. Его не существует, я его выдумала!

Столько отчаяния скопилось в душе, что Галя не могла без физической боли произносить эти слова.

— Мама забирает у меня Лёшу. Отдаёт его в интернат, а он там погибнет, я знаю. У него ведь больное сердечко. Такие детки там умирают. А я ничего не могу сделать. Совсем.

Последние слова она прошептала, проведя по уставшему и побагровевшему лицу ладонью.

— Я не понимаю, как она может у тебя забрать сына? — спросила Галя.

— Он не мой сын, он мой брат, — ответила Лена серьёзно.

— Как? Лёша — сын твоей мамы?

— Да.

Галя долго молчала, совсем позабыв о своих надуманных проблемах, столкнувшись с по-настоящему серьёзным горем, ведь Лена наверняка привязалась к мальчику, как к своему и добилась большого прогресса в его развитии. Теперь у неё отбирали вовсе не игрушку и не блажь — это был её ребёнок.

— Денис тоже не знает? — спросила Галя.

— Нет, — покачала Лена. — Я думала, что это ни к чему. Всё равно наши отношения долго не продлятся, а Леша, я думала, со мной останется навсегда. Не знаю, что делать.

— Тебе надо ему сказать, может быть, он что-нибудь придумает?

Лена странно, призрачно улыбнулась.

— Что он может придумать? Здесь решает не он и не я, а она. Потому что она мать.

Они просидели ещё, пока Лена не забеспокоилась, что проснётся Лёша, а к нему никто не подойдёт. С этими мыслями она ушла домой, оставив Галю в странном состоянии шока. Ей не верилось, что всё так обернулось, ведь Лена никогда никому не говорила, что это не её ребёнок, хотя все называли малыша — сыночком, а Лену — мамой, как это принято у посторонних.

У девушки возникло нехорошее опасение, что Денис неоднозначно может отреагировать на эту новость. Ей даже не захотелось знать — как именно, настолько он был непредсказуем.

Вечером накрапывал мелкий приятный дождь, и в воздухе висела водяная пыль, смешанная с приторной жарой. Денис возвращался уставшим, и от этого в хорошем настроении. После такого рабочего дня не приходилось думать совсем ни о чём, и жизнь казалась вполне понятной и простой. Раньше в этом помогала водка, теперь — женщина и работа.

То, что Лена изменила его жизнь, он прекрасно понимал. Она была человеком, которого он хотел видеть, и от которого не уставал. Лена любила его, и это искреннее чистое чувство как будто поднимало над обыденной пустой суетой.

Иногда он вдруг отчётливо осознавал, что скоро с ней нужно будет расстаться, чтобы не зайти слишком далеко в отношениях, когда привыкаешь, но пока старался не думать об этом. Ему было хорошо, ей тоже, и ничего другого не хотелось.

В коммуналке было непривычно тихо, и он усмехнулся, когда прошёл мимо Василисы Мартыновны, старательно делающей вид, что не видит его.

Ему не пришлось отмыкать комнату, там уже была Лена, у неё были ключи. Он сам предложил ей уходить от матери при любом случае, потому что эта сучка не давала покоя дочери.

Мальчишка преспокойно играл на диване с игрушками, стоя ногами на полу. Иногда он производил нормальное впечатление, и если бы не знал его диагноз, так и не сказал бы. В последнее время он стал спокойнее и явно развитее, что упрощало жизнь Лене.

Она сидела в кресле и рассеянно смотрела вокруг, наверняка устав и мечтая выспаться.

— Привет, — бросил он и, подойдя, крепко поцеловал её в губы.

Она одарила его странным испуганным взглядом, и Денис сразу насторожился. Он уже видел такое за свою жизнь, и обычно это ничего хорошего не несло.

— Ты чего такая нервная? — спросил он, не отходя ни на шаг.

— Мне нужно кое о чём с тобой поговорить, — глухо произнесла Лена, сжимая кулачки на коленях. Её глаза потемнели и стали ещё больше от отчётливого страха в них.

Денис кивнул и сел рядом в старое, раздавшееся со временем кресло. Его лицо перестало что-либо выражать, но это была лишь маска.

— Я не говорила тебе об этом, потому что это не имело никакого значения. Да и сейчас не имеет, ничего не изменить.

Она замолкла, глядя на свои запястья, лежащие на юбке в цветочек, которую он любил — она была воздушной и сильно расклешённой, до которой хотелось дотронуться или пробраться под неё ладонью.

— Лёша не мой сын, — отрывисто произнесла она и подняла голову, встречаясь с чёрным, тяжёлым взглядом Дениса, который сейчас ждал чего угодно. Хорошее настроение его как рукой сняло.

— Он мой брат. Мама хотела отказаться от него, я попросила этого не делать. Я заботилась о нём. Но теперь она хочет отдать его в интернат.

Денис моргнул, этим выдавая своё удивление. Он ожидал чего угодно — претензий, подозрений в измене, слёз, новости о новой связи или любви, но никак не этого.

Он тяжело вздохнул и снова посмотрел на Лену, как будто заново осознавая её. То, что она сказала, значило и то, что у неё никогда не было мужа, ребёнка и, кто знает, того самого разочарования, которое ей приписывали все вокруг. Она почему-то показалась Денису ещё красивее с этим открытым взглядом сине-серых глаз.

— Что ты можешь сделать? — спросил он, как человек, молчащий несколько часов подряд.

— Ничего, — горько бросила она. — Только попытаться оформить опеку, но я не могу предложить ему по закону ничего. Даже если выйду за тебя замуж, — закончила Лена и неожиданно, смущённо улыбнулась.

Денис улыбнулся в ответ.

— Если хочешь, можем попробовать этот вариант, — пожал плечами он, глядя ей прямо в глаза.

Она стала серьёзной и покачала головой, нервно сглотнув. Денис заметил, что щёки молодой женщины заалели.

— Надо точно узнать и попробовать, — сказал он. — Если это поможет, если так тебе удастся забрать его, давай. Я не против.

— Нет, Денис, — сказала она, вскочив с кресла. — Не нужно. Зачем тебе это?

— Потому что я так хочу, — сказал он, спокойно собираясь в душ. — Не лезь в дебри. Давай жить проще — это помогает.

Лена закусила губы, бесцельно блуждая взглядом по комнате и останавливаясь на распахнутом окне.

— Я не хочу никаких мучений и жертв. Это не по-настоящему, понимаешь? Когда заставляешь себя, это же неправильно.

— Кто тебе сказал, что я заставляю? — спросил он, вплотную подойдя к Лене. — Ты считаешь, что я такая сволочь, не способная сделать ничего серьёзного?

Молодая женщина отвела глаза и заметила, что Лёша с интересом смотрит на них.

— Мама! — сказал он просто и продолжил играть дальше.

Яростные, частые слёзы покатились по щекам Лены.

— Если ты и правда так думаешь, тогда я согласна попытаться.

— И отлично, — заключил он и вышел в душ.

Мальчика забрали очень быстро, никакой особенной волокиты или бюрократии это не потребовало. Буквально через неделю Лена осталась одна и тогда же пошла обивать пороги органов опеки и попечительства, чтобы узнать о своих шансах. Ей сказали, что она может оформить опеку на брата, но оговорили жилищные условия, требуемые для этого. Согласно им требовалось жильё, отвечающее жилищным нормам. У Лены не было права приводить Лёшу в квартиру матери.

Она вынужденно переехала к Денису, потому что у неё дома поселился Никита Иванович — мамин сожитель. Лена оказалась человеком, потерявшим себя. Иногда она полностью уходила в мысли, почти теряя связь с реальностью, в голове выстраивались пути и шаги её дальнейшей жизни, но все они вели к какому-то тупику, потому что рядом не было ребёнка, который очень многое значил.

Денис видел, что с ней происходит.

Но по-настоящему трудные времена были ещё впереди.

Одной из сентябрьских ночей подожгли гараж, в котором стояла новая машина Дениса. Когда приехали пожарные, им осталось только потушить покорёженный остов.

Денис купил себе «Шевроле Круз», не самую дешёвую модель, но и не из заоблачно дорогих. Конечно, для него такая крупная покупка очень много значила. Несколько раз он вывозил Лену с Лёшей покататься за город и в магазин за покупками. Они вели себя вполне по-семейному, и молодой мужчина даже находил в этом удовольствие, раньше неведомое ему.

Всего три недели прошло с того момента, как он вывез из салона машину, счастливый, открывавший для себя какие-то новые ощущения. И теперь стоял поздней ночью и смотрел на раскалённые, пышущие жарким заревом руины гаража, который он снимал. Ему сказали, что скорее всего это поджог, и Денис лишь только покачал головой.

Лена стояла рядом с потрясённым лицом, понимая, что значило для Дениса потратить свои заработанные деньги и оказаться теперь без ничего. Машина была мечтой, для которой он берёг сбережения, мужской красивой игрушкой, но он её заслуживал.

Придя домой, он лёг в темноте на диван и сухими глазами смотрел на серый от старости потолок. Женщина лежала рядом и тоже не спала. Ей вдруг стало так горько и больно внутри, что она придвинулась к нему ближе, положив голову на плечо.

Очень долго они молчали, и вдруг заговорил Денис: — Чёрт, как же теперь весело будет кредит выплачивать за сгоревшую тачку.

Лена приподнялась, пытаясь разглядеть его лицо в густой темноте ночи.

— Кредит? — удивилась она.

— Да, я не полностью заплатил за неё наличкой, только треть. Обидно. Но и страховка покроет наверняка.

— Знаешь, кто это сделал?

— Догадываюсь. Наказать их я вряд ли смогу. Помнишь ту даму, которая приходила у меня занять денег? Это в её духе.

— Может быть, ты об этом скажешь полиции?

— Ни о чём я говорить не буду, появятся новые неприятности — похлеще сгоревшей машины. Это старые счёты, я знал, с кем связывался. Очень хочется верить в то, что они когда-нибудь оставят меня в покое.

— Что-то произошло? — спросила Лена. Он чувствовал, как женщина напряглась.

— Да просто злопамятные и завистливые твари из подворотни. Ещё с детства их знаю, живут тут недалеко. Когда ушёл в армию, почти перестал общаться, только так — во время отпуска иногда. Но они не забывают старых друзей, в этом и проблема.

Денис встал, подошёл к окну, приоткрыл его и закурил, щурясь в темноту. Алая точка от сигареты медленно описывала полукруг в темноте.

— Знаешь, скоро зима, и на душе так хреново — не передать. Просто хочется завыть на луну.

— Это всё из-за неприятностей, — несмело произнесла она. Лена села, обхватив руками коленки и глядя на его силуэт.

— Да не в этом дело, — выдохнул с силой он. — Я уже которую ночь не сплю, и больше так не могу.

— Почему? — спросила она.

Он не отвечал, пока не докурил сигарету. От прохладного сентябрьского воздуха Лена поёжилась и вдруг остро ощутила, что тот самый момент, которого она боялась, настал. Скоро, очень скоро прекратится её зыбкое счастье. И это уже происходит. В эту самую минуту.

— Только засну, и мне снятся жуткие сны. Воспоминания. Я не из чувствительных, и не знаю, почему они добивают меня сейчас, спустя столько лет, — высказался он.

Лена молчала, с замиранием сердца вслушиваясь в его голос. В нём было горе.

И он рассказал о той самой осени, после которой он лежал в госпитале полтора месяца и получил орден Мужества.

Несмотря на то, что шли боевые действия, ребята очень редко не подшучивали друг над другом, слишком велико было напряжение. Разговоры о сексе и еде могли длиться часами, а некоторые наоборот их избегали, это было личным делом каждого. Но шутки… Шутки оставались всегда.

Командиры снисходительно относились к этому, понимая, что какая-то разрядка должна быть. Трудно мужику воевать, если на душе мрачно и пусто. Пусть лучше его развлекают письма от девушки или товарищи с особенным чувством юмора.

Часто в этом принимал участие и Денис, особенно если в штаб присылали новое мясо — молодых срочников.

В каком-то смысле они, служившие по контракту, даже завидовали парням. Они приезжали с распахнутыми наивными глазёнками, готовые стрелять направо и налево и жить в окопе. От них ещё пахло поездом и сладкой помадой девчонок, провожающих на войну, они ещё верили в то, что победит добро, и они обязательно вернутся домой.

Обыденность дней, проходивших в безделье, военной муштре и настоящих, непридуманных боях, скрашивали шутки.

И Денису запомнилась одна, но не потому, что она была лучшая, скорее — наоборот. Случилась это накануне самого кровавого и бессмысленного боя, в котором погибло очень много людей. В том числе и тех, кто не хотел войны и не принимал в ней участия.

Срочник Иванов очень хвастался своей девушкой — Ренатой, яркой красавицей, и всем показывал её фотографию. Парни соглашались, что девушка видная, но не могли взять в толк, что она нашла в лопоухом, уже сейчас лысеющем мальчишке с простым лицом и кривыми зубами. Наверняка она забыла об Иванове, как только тот уехал. Много об этом говорили и смеялись, но рядовой Ставрин решил проверить.

Он написал Ренате страстное, чувственное письмо, от слов которого у самой зажатой и верной девушки должна была закружиться голова. К письму была приложена фотография рядового Мышкина, высокого красавца блондина с загадочным прищуром крупных глаз. Долго спорили и хотели послать фотографию Дениса, но он отнекивался до последнего. Все друзья говорили, что тогда успех был бы точным. Но и Мышкин тоже оказался удачным вариантом.

Сначала она не отвечала, и шутники приуныли, продолжая забрасывать девушку письмами. А после нескольких месяцев молчания она ответила. Очень интимно. У неё уже должно было накопиться порядочное количество фотографий рядового Мышкина в самых мужественных позах. Письма неробкой Ренаты читали и покатывались со смеху. Девушка отчаянно флиртовала, присылая и свои фото тоже, но пока в одежде. Рядовой Иванов приуныл. Ему никто ничего не говорил, но он пожаловался, что Рената перестала писать.

А потом шутка раскрылась, парня пытались взбодрить и сказать, что эта девушка не стоит его детских слёз, но парень обвинял во всём бесчувственных шутников.

Через несколько дней он, идиот, попытался застрелиться, неудачно, и это спасло ему жизнь. Глупо и страшно, но так бывает. Его забрали из части в Моздок, а на следующий день на них напали боевики, совершенно неожиданно.

Поначалу всё шло хорошо, и удавалось успешно отстреливаться, но потом надо было преследовать. Они спустились в деревню, и там пострадали мирные жители.

Боевики засели в нескольких домах, используя их как брустверы, убив жителей. Один из домов принадлежал той самой семье, дети которых всё время приходили на КПП и просили хлеба. Все ребята их очень хорошо знали, и Денис, зайдя после боя с группой захвата, увидел их маленькие мёртвые тела, выброшенные боевиками из окон за домом. Их молодая мать и бабушка лежали здесь же.

После боя от деревни ничего не осталось. Боевиков закопали в одну яму, жителей в другую. Денис получил серьёзное ранение, и его, шокированного и лишённого воли к жизни, отправили в госпиталь. Многие его товарищи погибли в том бою, в том числе рядовой Мышкин и Ставрин. Шутки закончились.

— Мне снятся те дети. Живыми. Как они приходят к нам, и мы, ничего не смыслящие в отцовстве парни, даём им шоколадки и жвачки. Хотелось как-то скрасить жизнь этих малышей, народ которых воевал с русскими. Они не ненавидели нас, эти дети ясно видели, что мы обычные ребята и находимся здесь на работе, и ничего плохого им не сделаем. Никогда.

Он замолчал, почувствовав, что замёрз, и вернулся под одеяло к молодой женщине, которая с таким вниманием слушала его, что даже задерживала дыхание.

— Или мне снятся ребята. Молодые, любящие посмеяться и конечно циничные. Они не верили в вечную любовь, или думали, что она скорее исключение. Любую женщину можно соблазнить или влюбить в себя, считали они, стоит только этого захотеть. И доказывали это на деле. Жестоко. Сейчас я понимаю это. Но не тогда. Тогда я мало что понимал.

— Ты тоже так думаешь? — отчего-то шёпотом спросила она.

— Думаю, что да. Любую. Если захотеть.

Она опустила голову. Его слова больно ранили её, она их приняла на свой счёт. Значит, она как раз та простушка, которую он соблазнил. Но история, рассказанная им, так запала в душу, что Лена не могла обижаться. Денис был ранен не физически — его душа когда-то вынуждена была умываться кровью друзей и даже детей.

— Но играть в эти игры я бы больше не стал, — тихо сказал Денис. — После тех дней.

Лена обняла его, тесно прижавшись, не зная, что сказать. Он раскрыл перед ней свою душу, и хотя она знала, что ничего в ответ Денис не ждал, молодая женщина сказала: — Наверное, это называется взрослением. Вы были мальчишки и не знали, что такое любовь. Поэтому и смеялись.

Он улыбнулся в темноте, ласково поглаживая волосы у неё на висках.

— Что ты знаешь о ней? — спросил он полунасмешливо.

— Я знаю, что это такое. Я бы не шутила над чьими-нибудь чувствами.

— Да, это глупо, — согласился он. — И это так просто понять. Но до многих доходит не сразу. Вот, я сказал тебе, и мне стало немного легче. Я знал, что ты меня поймёшь.

— Можно мне тоже кое-что сказать тебе? — тихо, но звучно произнесла она своим приятным глубоким голосом.

— Конечно, Лен, — шёпотом согласился он.

— Я никогда ни с кем не встречалась до тебя, никого не любила и меня никто не любил. Я не знаю, хотел ли ты соблазнить меня ради развлечения или нет, но я знаю, что испытываю к тебе чувства намного более сильные, чем просо влечение. Я хочу знать тебя, чувствовать тебя, жить с тобой. Я люблю тебя.

Денис потрясённо молчал, таких сильных слов ему не говорила ещё ни одна женщина. Они могли скандалить и плакать, обвиняя его в чёрствости, ненавидеть и презирать, нахваливать его внешность, но на этом обычно девушки иссякали.

— Значит, никого? — спросил он с нотой удовлетворения в голосе. — Раньше я никогда не был первым, это так приятно.

Лена погладила его подбородок, покрытый жёсткой щетиной, обвила пальцем губы, двинулась к скулам, потом провела по бровям, и наконец поцеловала.

— Я не буду говорить тебе громких слов, — сказал он после глубокого поцелуя. — Но я никогда не чувствовал ни к одной из девушек ничего подобного. Только к тебе. Не могу это пока объяснить. Мне хорошо с тобой.

— Спасибо, — прошептала она, зажмуриваясь от счастья. Всем своим существом она понимала, что он честен с ней, и что у неё появилась надежда.

Когда пришли затяжные дожди, город покрыла сверкающая серость. Она отражала свет фонарей, превращая их в яркие жёлтые шары, висела в воздухе и искрилась в свете фар. Подобно красивой осени не было давно, а после удушающего лета она казалась по-настоящему долгожданной.

Света ходила из института домой пешком, с удовольствием закинув голову под зонтом и вдыхая влажный воздух. Тяжкое летнее время прошло, и теперь ей оставалось только удивляться, как же глупо и смешно она себя вела. А всё потому, что не была честна с самой собой.

Она встретила человека, который ей был интересен, а не его положение, гражданство и деньги. Но ей не хватило времени и сил понять это и так глупо всё сложилось.

Нет, Света не жалела. В душе уже всё улеглось, и девушка понимала, что не будь этого, не известно, как бы жизнь повернулась. Она слишком хорошо себя знала, до каждой мелочи ей необходимо было дойти последовательно и самостоятельно. Тогда она принимала решения. Может быть, и те, которые меняли судьбу.

Но сгоряча она выкинула его визитку, и это было проблемой. Подходил октябрь, а девушка не знала, как найти Юру.

Продолжая работать журналисткой, она стала разговаривать с фотографами, спрашивать, и пока никаких результатов это не давало.

Девушка не помнила улицу и даже район, где он живёт, ей показалось, что это где-то на самой окраине.

Человек потерялся, но она не отчаивалась.

Постоянно думая о нём, Света всё отчётливее понимала, что влюбилась.

Слякоть и быстро опадающие желтые листья не разочаровывали её. Впервые в жизни она подумала об осени, как о начале чего-то нового, живого, настоящего, что возникло в душе и цвело, как будто вокруг парил сладкими цветами май.

Девушка шла под зонтом, почти никого не замечая вокруг. Она знала, что Юра найдётся, что она найдёт его сама, и всё обязательно будет хорошо. Она ведь не могла быть ему безразлична, и это правда.

Замечтавшись, девушка рассеянно подняла голову, скользя взглядом по потоку машин, стоящих в пробке на Ворошиловском. Бесцельно разглядывая блестящие от воды крыши, она вдруг заметила мужчину, смотрящего на дорогу за рулём огромного «Мерседеса GLS». Он был мрачен и с кем-то ругался по телефону, но она узнала его — это был Юра.

Не думая ни секунды, девушка бросилась на проезжую часть, часто стуча высокими тонкими каблучками. Двигатели машин вокруг работали, водители молчаливо злились и ждали, когда удастся проехать хотя бы на метр. Дождь бил по стёклам, остервенело работали дворники и включались системы охлаждения двигателя.

Света подбежала к шикарному чёрному внедорожнику, рванула на себя ручку двери и села на пассажирское сиденье рядом с Юрой, буквально взлетев наверх, настолько высокой была машина.

Мужчина странно уставился на неё, бросив в трубку: — Подожди, я перезвоню.

— Ты когда успел купить себе такую машину? — спросила, запыхавшись Света и обворожительно улыбнулась.

Умело управляя своим лицом, она могла добиваться очень впечатляющего эффекта.

Вот и сейчас Юра с огромным интересом разглядывал её, как будто впервые.

— Девушка, вы кто? — спросил он абсолютно серьёзно.

— Я — кто? — рассмеялась Света. — Не поверю, что ты меня не помнишь.

— Представьте себе, я вас не смог бы забыть, но мы не знакомы.

В глубине прекрасных голубых глаз девушки мелькнула отчётливая боль понимания.

— Ты сердишься, что я так и не позвонила? Я…

— Нет, — пресёк любое продолжение разговора мужчина, — подождите. Скажите — кто вы?

— Я — Света, — неуверенно, тихо произнесла девушка, потухшим взглядом смотря на него.

— Это отлично, откуда я могу вас знать?

— Ты фотографировал Стаса Рогожина, а потом у тебя украли материал. Я спасла тебя, когда тебя били в подворотне, — еле слышно говорила Света, уже понимая, что он вычеркнул её из своей жизни и кто знает, может быть сразу и навсегда.

Ей не захотелось продолжать разговор, и только мысль о том, что она должна, придавал сил.

Мужчина красиво улыбнулся, отчего его синие глаза осветились, и покачал головой.

— Всё ясно, — сказал он.

Тут впереди тронулись с мест, и ему стали яростно сигналить. Он поехал, всё ещё улыбаясь.

— Значит, Стас Рогожин, — задумчиво покивал он. — И как он поживает?

— Не знаю, мы не общаемся, — пожала плечами Света.

— Всё дело в том, Света, что я вас действительно не знаю, а вы — меня. Вы знакомы с моим бесшабашным братом — Юрой, мы, так случилось, близнецы, и меня часто принимают за него. За что я не раз и не два получал по голове. Есть даже несколько швов.

Света замерла, не верящим взглядом смотря на мужчину, и не сразу пришла в себя от его слов.

— Извините, — вырвалось у неё вместе с воздухом, когда всё же удалось вздохнуть.

— Да ничего страшного, мы с ним уже привыкли. Такие дела. Вас отвезти куда-нибудь? Сами видите — город остановился.

Девушка замялась, сжимая сложенный мокрый зонтик коленями и сумочку.

— Я могу сама, спасибо. Только… не могли бы вы дать мне телефон вашего брата? Я потеряла, а связаться с ним очень надо.

Мужчина перестроился в крайний правый ряд и остановился, включив «аварийку».

— Его сейчас нет в городе, он в Москве. Наверное, надолго, — с сожалением произнёс он.

Света не смогла себя сдержать и пристально разглядывала брата Юры, подмечая, что он очень хорошо одет, в дорогом костюме, галстуке; волосы аккуратно и коротко пострижены и уложены, на руке — тяжёлые часы «Tissot». Она сейчас поняла, что на Юру он был похож только лицом, всем остальным мужчины сильно отличались.

— А как-нибудь связаться с ним нельзя? — потерянно спросила девушка.

Он посмотрел на неё совершенно открыто, точно такими же ясными глазами, как у брата.

— Вы его плохо знаете, да? — спросил мужчина. — Связаться можно, но это будет тяжело. Давайте сделаем так — я сейчас отвезу вас домой, дам вам его телефон и на всякий случай свой. Если у вас не выйдет ему позвонить, тогда буду разыскивать его я, о’кей?

Света согласилась, немного расслабившись.

Она узнала, что брата Юры зовут Николай. Он рассказывал о нём и почти ничего — о себе. Девушке было приятно послушать мнение родного человека о Юре, и она с интересом запоминала подробности. Каждое слово о нём сильно волновало.

— Значит, брат познакомился с вами случайно? — спросил он. — Мы с ним редко видимся, у каждого своя жизнь. Но то, что у него опасная работа — это точно. Он рискует. Не скажу, что это плохо, но…

Николай пожал плечами, чуть-чуть оторвав руки от руля.

— Вообще, все рискуют, но он особенно. Если бы вы, Света, могли повлиять на него, я был бы благодарен вам.

— Вряд ли это получится, — скромно опустила девушка ресницы. — Это его призвание, такие люди не могут просто отказаться от самих себя.

— Очень мудро сказано, — улыбнулся Николай. — А вы чем занимаетесь? Шоу-бизнес? Вы говорили, что знаете Стаса Рогожина.

— Я журналист. Последний курс университета.

Она показала ему, что лучше повернуть налево, проехав по кольцу площади Гагарина, и он кивнул.

— Значит, вы с Юрой примерно из одной среды, — заключил Николай. — Во всяком случае, вы его понимаете. Это отлично.

— А вы чем занимаетесь? — спросила Света.

— Я — скучный человек, у меня строительный бизнес. Не то чтобы масштабный, но…

Ничего интересного.

— А есть что-то такое, что вам нравится? — спросила Света, чувствуя себя очень свободно с этим человеком, понимая, что он настроен к ней по-доброму.

— Да. Моя дама сердца занимается благотворительностью, у неё свой фонд — крупнейший здесь, на юге. Этим мне интересно заниматься. И главное — я испытываю настоящее удовольствие, когда удаётся кому-то помочь.

— О, это очень интересно, — повернулась к нему сильнее девушка. — Я тоже могла бы как-то помочь, поучаствовать, как журналист.

Николай улыбнулся.

— Это было бы хорошо, но в рекламе «Белая звезда» не нуждается, все о них слышали.

— Реклама никогда никому не вредила, — пожала плечами Света. — Но если вдруг, то я могу, я работаю внештатным корреспондентом в молодёжных журналах. Кто знает, я даже могу повлиять на чьё-то мнение своей статьёй.

— Хорошо, я поговорю с ней об этом.

Они уже подъехали к спуску, в низине которого находился дом Светы.

— Спасибо вам за помощь, вы не представляете, как я хотела найти Юру.

— Отлично, звоните, если что, и говорите, что вы ищете брата, я сразу пойму, кто вы. Думаю, что мы с вами ещё увидимся, — тепло улыбнулся он и уехал.

Весь день Света ходила задумчивая и счастливая, у неё было ощущение эйфории, того сладкого предчувствия, когда тебе очень везёт. Люди вокруг казались добрыми и душевными, а если кто-нибудь и пытался насолить или поругаться, она просто не обращала внимания, всем существом осознавая, что это единственно правильная тактика.

Вечером, выйдя на улицу, когда дождь перестал, Света закуталась в тонкую кожаную куртку и остановилась возле дома, чтобы позвонить Юре без свидетелей.

Она так долго ждала этого момента, что ощутила озноб, когда набирала номер и слушала длинные гудки. В голове проносились варианты ответов и его фразы, но тут же обрывались ею, потому что девушке вдруг открылась истина — она вовсе не уверена в себе, как это было со многими парнями до Юры. Он никак не вписывался в её обычные схемы, и это заставляло нервничать.

Он долго не отвечал, и Света уже хотела отключить вызов, как вдруг услышала в трубке его голос.

— Да? — нервно и раздражённо спросил мужчина, и Света от этого ещё больше растерялась, стиснув телефон вспотевшей ладонью.

— Привет, это Света, помнишь меня? — спросила она, окончательно потеряв самоконтроль и задрожав.

Он снова долго молчал, только автомобильные гудки где-то очень далеко говорили о том, что он ещё на связи и, наверное, едет в машине.

— Не очень, — признался Юра, и сердце Светы неприятно дрогнуло.

— Стас Рогожин, твоё видео, тебя избили…

— А! — воскликнул он. — Привет, как живёшь?

Тон его голоса изменился с равнодушного на чересчур веселый, в нём не было ничего тёплого или заинтересованного, и Света это почувствовала за доли секунды.

— Спасибо, всё нормально, — медленно произнесла девушка, приказывая себе успокоиться, хотя на самом деле готова была расплакаться. — Ты обосновался в Москве? Надолго?

— Да, работаю, верчусь, всё отлично. А тебя Стас не донимает?

— Нет, с тех пор ни разу и не видела его. В университет перевёлся на индивидуальный план и не появляется почти. Говорят, стал затворником.

— А, — протянул Юра. — Ты просто так звонишь или что-то случилось?

Света порадовалась, что наигранно вежливый тон из его слов исчез, и появился хоть какой-то интерес.

— Я хотела бы встретиться, пообщаться. Мы с тобой наверное не поняли друг друга в последний раз. Вернее, я тебя не поняла.

— Да? — хохотнул молодой мужчина. — А по-моему, там всё было нормально, и оба остались довольны, разве нет?

Конечно, он намекал на чисто физическую сторону их «разговора», которую невозможно было просто забыть, но и серьёзной считать нельзя.

— Я хотела бы увидеть тебя, — призналась просто Света, прикрыв веки и хмурясь.

— Это не могу обещать, но если буду дома — позвоню, о’кей? Ладно, пока, а то я в пробке и надо ехать.

— Пока, — совершенно потерянно, медленно произнесла Света, и разговор прервался по его инициативе.

Какое-то время она смотрела на яркий цветной дисплей телефона, ощущая, как внутри что-то с надрывной силой мучается и болит. Впервые в жизни девушка ощутила собственную душу.