Коммуналка (СИ)

7

Василиса Мартыновна страдала, как и многие пожилые люди, бессонницей. Каждый вечер она совершала ритуал отхода ко сну, свято веря, что это поможет, но приходилось смотреть на плотно занавешенные шторы вместо снов.

Она поднималась, отыскивала в своих бесчисленных ящичках старинного бюро письма подруг или бывших любовников и читала при свете лампы. Иногда на глаза попадался бесценный томик Тютчева или Кольриджа, ночь тогда проходила незаметно, и под утро старушка засыпала, накрывшись пледом прямо в кресле.

О её образе жизни из жильцов никто не знал, а вот о них она многое могла сказать. Все они, по её мнению, были настоящие, забытые Богом, неудачники. Жили здесь, строя свою жалкую жизнь.

Больше всего её раздражали молодые жильцы, со свойственной им уверенностью, что они всегда будут молоды, разбогатеют и уедут отсюда, что жизнь вечна и происходит по их плану.

Конечно, эти самоуверенные девицы и парни получали от судьбы своё. Рано или поздно кто-нибудь из них заболевал, кто-нибудь был несчастлив в браке, у кого-то не было детей, а кто-то не возвращался с войны или из армии.

Много поколений Василиса Мартыновна наслаждалась этой игрой судеб, и почти всегда справедливость торжествовала. Чужую жизнь нельзя было назвать счастливой, а в этом и состояла высшая справедливость.

Лето уже мучило жарой, ещё не успев начаться, и из-за духоты приходилось распахивать окна, впуская пыль и комаров. Старушка раздражённо отмахивалась, потому что москитные сетки были старые и дырявые. Шёл второй час ночи, в квартирах стояла тишина, изредка нарушаемая спешащими поездами. Они очень сильно мешали спать или даже пытаться заснуть, и Василиса Мартыновна их ненавидела лютой ненавистью уже давным-давно.

Несмотря на старость, слух у неё был отменный, иногда удавалось услышать очень пикантные подробности чужой личной жизни. Но в последнее время было тоскливое затишье, слышны были только вопли соседского ненормального мальчишки.

Вот как раз открылась и закрылась их дверь, и Василиса Мартыновна по привычке напряглась, прислушиваясь. Никто не пошёл в туалет или душ, никто даже не двинулся по коридору, тишина говорила, что это ей послышалось.

Старушка уже хотела подойти к двери и выглянуть, как вдруг быстрые мелкие шажки пронеслись по дощатому полу коридора и затихли в конце, у комнаты 25, то есть местного хамоватого молодого алкаша, как его про себя называла Василиса Мартыновна.

Такие, как Денис Симаков, были давно ей понятны и отвратительны. Он жил в своё удовольствие, ни с кем не считаясь, водил толпу девок и спившихся друзей — таких же никчёмных, как и он сам. Девки от него сходили с ума именно потому, что он вытирал о них ноги — это был закон жизни, и, похоже, сам Денис его неплохо знал.

Мать оборванца была очень несчастливой матерью одиночкой, сгнившей от рака лет десять назад, и сыночек её возглавлял список неудачников, прозябающих в безделье и собственной тупости.

Молниеносно подумав обо всём этом, старушка проворно подошла к своей двери и бесшумно выглянула. В щель ей как раз была видна дальняя часть коридора с большой дверью в кладовку и дверью 25 и 24-й квартир. Возле двери Дениса стояла с распущенными по спине волосами её соседка, молодая мать этого Дауна или какой у него там диагноз. Секунда, и женщина исчезла за его дверью.

Василиса Мартыновна замерла от этого зрелища. Оказывается, эта невзрачная тихоня ходила к местному алкоголику и наркоману (в этом старушка была уверена, одно без другого не могло быть) за тем, чтобы поваляться в его грязной постели. Вот это да, нечего сказать — поворот событий. Дочечка ещё и мамочку переплюнет, самую откровенную и развратную проститутку, какую видела эта старая коммуналка.

Старушка вернулась к креслу и стала терпеливо ждать, чтобы хоть что-нибудь услышать или узнать, когда же бесстыжая любовница вернётся обратно.

Не идти вперёд, значит идти назад — было кредо Светы. Это она говорила себе каждый день, глядя в зеркало и видя там очень красивую и ухоженную девушку. Ей уже исполнился двадцать один год, а найти то, чего так хотелось, пока не удавалось. Но, надо отдать ей должное, в этом Света винила не кого-нибудь, а себя.

Ей нравились иностранцы, но они не были настроены на что-то серьёзное с русскими девушками, воспринимая их как мимолётное, возможно, сладкое, но увлечение, не больше. Света пыталась бороться с этим, запасть глубже, дотронуться до души, но наталкивалась на глухую стену, как будто у них не было ничего, кроме жажды денег и наслаждений, порой не совсем обычных.

Лето подошло незаметно, а это для неё означало только одно — скоро каникулы, которые не с кем провести. Подруг у себялюбивой красавицы почти не было, её почему-то сторонились популярные и звёздные однокурсницы, но Свету это не трогало. Она знала, чего хотела, и была уверена, что добьётся этого. Её целеустремлённости можно было позавидовать.

Несколько парней с курса Светы многое отдали бы только за то, чтобы покурить с ней возле университета, она знала об этом, но могла обратить внимание только на таких, как Стас Рогожин. Он учился, как и она, на последнем курсе журналистского факультета. Поговаривали, что папа побоялся отпускать его в Москву, а также поговаривали, что парень проштрафился за что-то и потому остался дома, хотя мог бы учиться в Англии или Америке.

Несмотря на свой высокий социальный статус, Стас был испорчен совсем чуть-чуть, и даже общался со Светой, вот только дальше «привет-пока» дело не заходило. Девушка не то чтобы зацикливалась на нём, совсем нет, но пристально наблюдала. Она знала, что Стас — местная звезда и знаменитость. У него была собственная группа, которая играла неплохую музыку в стиле хип-хоп, а Стас был солистом и сочинителем многих песен. Он признавался, что это только хобби, однако уже несколько раз записывался и выступал в области. Короче говоря, Стас Рогожин был звездой, быть может, и не яркой, но папа вполне мог помочь заблистать.

Свете мешали подобраться к нему его поклонницы, их было слишком много, да и весь этот шум вокруг него раздражал девушку. Она лучше бы предпочла солидного мужчину старше неё без этих павлиньих потребностей в известности.

Несколько раз ей приходилось брать у него интервью для молодёжных журналов, и то, как он держался и преподносил себя, ей не нравилось. Онзнал, что его талант замечают и превозносят, и конечно стал рано болеть звёздной болезнью.

Сегодня Света встретила его в университете в толпе девушек. Он улыбался и раздавал автографы, а случайно увидев её, отошёл от поклонниц.

— Привет! Как дела? — спросил Стас, улыбаясь почти профессионально, у него были очень ровные и красивые зубы.

Света удивилась, резко остановившись в фойе, но тут же пришла в себя, откинув волосы назад непринуждённым жестом.

Стас был одет в широкие джинсы на два-три размера больше, низко висевшие на бёдрах, свободную футболку и бейсболку с эмблемой «Нью-Йорк» на лбу.

Он окинул Свету голубыми глазами и остановился на чуть надменном и очень миловидном лице.

— Отлично, — ответила она на его вопрос и продолжила открыто, не смущаясь, смотреть прямо в глаза. Такие девушки нравились ему.

— Слушай, мне с тобой надо поболтать.

Света чуть не рассмеялась, настолько это было девчачье слово. Стас указал на улицу, и они вместе вышли в двустворчатые тяжёлые двери.

Они прошли на стоянку к его красно кричащему «Мерседесу SLK 200» и сели в машину.

— Слушай, у меня проблемы, я в полном дерьме, — откровенно признался парень. — Меня достают одни ребята, шантажируют, говорят, у них якобы есть видео, где я принимаю и распространяю наркотики. Грозятся отдать это видео прессе, всюду следят за мной. Они говорили, что журналисты, но я не знаю точно. Если это правда — я попал. Понимаешь?

Она кивнула: — Я-то понимаю, но что могу сделать?

Света очень удивилась, что он обратился к ней, а не к своему папочке.

— У меня есть план, ты мне поможешь. Я хочу сняться в антинаркотической рекламе, а потом мне нужно ещё одно интервью, где я бы рассказал, что есть много нехороших парней, подставляющих меня и всё такое.

— В общем, ты хочешь раздуть это до того, как они покажут плёнку на телевидении? А не дешевле за неё заплатить?

— Не дешевле, они хотят за неё кучу бабла, у меня столько нет.

— А ты не боишься, что они всё равно её покажут?

— Пусть показывают, я заявлю, что это липа.

Света ничего не понимала в такой логике, ведь всё равно будет скандал, и потому спросила наугад: — Ты хочешь пиара? Просто если ты обратился ко мне, я хочу знать всё.

Стас лениво улыбнулся, наклонился, обхватил ладонью её затылок и, притянув к себе, властно поцеловал.

— Ты очень умная девочка, так я и думал. Так что — поможешь мне? У тебя есть контакты в журналах и на телевидении. Я хочу всё сделать сам, понимаешь, без отца и его связей. Хочу удивить предка и доказать, что я не маленький мальчик.

— Ладно, — кивнула Света. — Я попробую, хоть ты и преувеличиваешь насчёт моих контактов. А что будет за это мне?

Этому стоило только начаться, и остановиться было невозможно.

Галя часто пропадала у Филиппа, когда он приходил с работы уже после заката, Лена — у Дениса, когда все засыпали. Быть может, тому виной было лето, кто-то сказал бы — обычная человеческая увлечённость физиологической стороной противоположного пола, но чем дольше это длилось, тем сложнее было разобраться в его истинной природе.

Галя убеждала себя, что ей просто необходим был любовник. Если бы не одно обстоятельство — она перестала мечтать об идеальном фантоме. Она стала жить в реальном мире.

Об отношениях Дениса и Лены она догадалась, когда увидела однажды их за домом, в тени старых деревьев. Сын молодой женщины возился в куче песка, которую привезли для стройки гаража, а Денис сидел на ящиках и, играя на гитаре, пел. Голос у него был очень звучный и красивый, и Галя тоже остановилась, чтобы послушать.

Лена сидела рядом с ним, положив сумочку на колени, и чуть-чуть улыбалась. Он пел, повернув голову к молодой женщине и глядя на неё. Он пел для неё.

При виде такого у Гали мурашки поползли по спине. Она слишком хорошо знала несерьёзного Дениса, чтобы предположить, что он неравнодушен к Лене.

Дослушав до конца песню, девушка подошла ближе.

— Привет, — кивнула она, — очень хорошо у тебя получается.

— Привет, — отозвался Денис с улыбкой. — Талант не пропьёшь.

Лена немного смутилась, увидев Галю, но приветливо кивнула. Девушка заметила, что Лена сменила причёску, распустив густые волосы по плечам, и выглядела теперь намного привлекательнее.

— Ты ещё ищешь работу? — спросила Галя у Дениса, когда тот поставил гитару на землю и закурил.

— Ага, заметно, да?

Он был в явно хорошем расположении духа.

— Филиппу на работу нужен помощник, автослесарь или кто-то, я точно не знаю. Можешь поинтересоваться. Зарплата в конце каждой недели, говорит, нормальная.

— Спасибо, я его найду, — кивнул Денис, не выпуская сигарету изо рта, прищурившись от дыма.

— А я ездила на собеседование, — сообщила Лена. — Меня берут, буду работать сутки через двое.

— Это тяжело, — заметила Галя.

— Знаю, постараюсь, — пожала плечами молодая женщина.

Она встала, отряхнув юбку, и с робкой улыбкой произнесла: — Я пойду, уложу спать Алёшу отдохнуть, он устал. Пока.

— Пока, — махнули Галя с Денисом.

Когда Лена скрылась за углом дома, держа за ручку кричащего мальчика, потому что он не хотел уходить, девушка повернулась к Денису и спросила: — Ты с ней встречаешься?

Денис небрежно пожал одним плечом: — Да нет, с чего ты взяла?

— А хочешь?

— Какая тебе разница? — усмехнулся он, легонько ущипнув девушку за подбородок.

— Я тебе уже говорила, она хорошая, не обижай её.

— Вот как раз я её не обижаю, — покачал головой он и запел развесёлую двусмысленную песенку о бедной девушке, полюбившей юношу рано и неосторожно. Ведь ему была нужна только её доступность.

Галя дослушала её до конца и недобро посмотрела на Дениса.

— Ты хочешь играть роль сволочи?

Он разом посерьёзнел и с ледяным выражением произнёс: — Я и есть сволочь, деточка.

— Бред, — фыркнула девушка. — Никогда ты не был тварью.

Его тёмные глаза не отражали свет и мудрым, страшным взглядом смотрели сейчас на неё.

— Ты мало знаешь жизни, веришь в Бога и мечтаешь о добре? — спокойно спросил он и, не дождавшись её ответа, кивнул. — Тогда тебе будет тяжело. Забудь всё это — вот это точно — бред.

Он больше не улыбался, а снова взял новый аккорд на гитаре и запел мрачную, пессимистичную песню о солдате и девушке, которую тот предал, чтобы спасти свою шкуру.

Галя нахмурилась, наблюдая за Денисом и пытаясь определить, почему он перед ней разыгрывает такой спектакль, ведь когда она только пришла, он чувственно пел о любви.

— Ладно, я пошла, раз ты в таком настроении, — заключила она. — Только если я узнаю, что ты будешь смеяться над Леной и влюблять в себя, я подожгу твою комнату, понял?

Денис коварно усмехнулся, откинул голову и захохотал. Сейчас он больше всего походил на красивого демона, но не человека.

— Ты такая страшная, когда злишься, — сказал молодой мужчина. — Передавай привет Филу и ещё.

Денис направил на девушку указательный палец, прищурившись: — Предохраняйся, деточка, жизнь коротка и детям в ней не место.

— Дурак, — бросила она, покраснев, и ушла.

Он горестно покивал и снова стал петь, но вскоре зажал струны пальцами на самой высокой ноте и замолк, задумчиво глядя на холм, на вершине которого была железнодорожная насыпь. Сейчас он стоял яркий и зелёный, солнце ещё не успело выжечь его склоны.

Денис валял дурака, потому что не мог разобраться в себе. Его душу переворачивали какие-то эмоции, они менялись каждый день, и от этого было тошно. Он то смеялся и радовался, то хотел послать всех к чертям.

Но странно и невероятно было одно. Когда на пороге появляласьона, эта мать-одиночка с неприметным лицом и поразительными глазами, маленькой грудью и красивыми стройными ногами, онне смелбыть злым или хотя бы просто недовольным. Для неё открывались романтические и ещё бог знает какие глубины в его душе. Он мог бы встать и на голову, лишь бы увидеть, как она смеётся, услышать, как она часто дышит, забываясь с ним в постели. Емухотелось, чтобы ей было хорошо. Вот и всё. Это стало в последнее время целью его жизни. И, он мог признать с гордостью, у него это получалось.

Филипп признался Гале, что мечтал о ней класса с восьмого, но понимал, что это невозможно. Она тогда стала встречаться с Борисом из параллельного класса, и ему оставалось только наблюдать за этим со стороны.

— Я знал, что у меня нет шансов, — пожимал плечами Фил.

Галя закатывала глаза: — Женщины не любят несмелых, понимаешь? Не попробуешь — не узнаешь.

Он улыбнулся, и девушка отчётливо увидела в его улыбке самодовольство, которого раньше не было.

— Теперь я знаю.

— Что? — оскорбилась она и тут же рассмеялась.

— Да, я знаю, что стоило попробовать.

— Вот именно.

За окном была тёмная жаркая ночь, Филипп только что пришёл с работы, и они вместе готовили ужин на кухне — салат и жареную курицу, и оба наслаждались тем, что они одни. Яркий свет лился из распахнутого окна в темноту, пели сверчки и цикады. Галя была в одном белье, Филипп в шортах, и ощущение было такое, что они у себя дома — сказочное ощущение.

Девушка быстро накрыла на стол и села, с аппетитом откусывая куски курицы посочнее.

— Что — Денис приходил? — спросила она.

Филипп кивнул.

— Да, приходил.

— И что?

— Будет работать, но не каждый день, — сказал парень с набитым ртом. Он сильно проголодался после рабочего дня и жадных ласк с девушкой. Очень скоро он хотел назвать её своей девушкой, но она старательно избегала этого разговора, и встречались они только здесь, у него в квартире. Ни единая душа не знала о том, что они вместе. Что — вместе? Спят? Занимаются сексом? Любовью? Он не знал, но в глубине души надеялся выяснить.

— Как это?

— Он ещё где-то работает.

Галя удивилась.

— Да? Он мне не говорил.

— Ага, медбратом и водителем в интернате для инвалидов.

— Серьёзно? — девушка застыла, сопоставляя в голове всё, что она знала об этом. Туда собиралась пойти Лена. Но зачем это Денису? Там же мизерные деньги и тяжёлая работа.

— Кажется, я совсем не знаю людей, — произнесла она.

— Почему?

— Денис всегда был такой бесшабашный, несерьёзный, а тут…

И Галя рассказала о том, что видела за домом, о Лене и о догадках, что парень влюбился в неё.

— Неужели он разыгрывает комедию? — спросила Галя.

— Я думаю, что он серьёзно. Люди после войны сильно меняются, тебе это в голову не приходило?

— Хорошо, если это так, — грустно кивнула она. — Лена добрая девчонка, я бы не хотела, чтобы у неё в жизни было разочарование по имени Денис, потому что, похоже, она уже страдала. Иногда жизнь несправедлива.

Филипп перестал жевать и мягко улыбнулся, глядя на мятежное выражение, появившееся на красивом личике Гали.

— Не думаю, что всё так плохо. Если он для неё поёт песни о любви, значит, он хочет сделать приятное девушке. Денис это наверняка умеет. Я удивлён, что ты не влюблена в него.

Галя слушала его, как заворожённая, Филипп никогда так много и долго не высказывал свои мысли в разговоре с ней, и она всегда думала, что он недалёк. А оказалось, он просто не открывал своей глубины, зная, что она её может не принять.

— Да? — рассеянно отозвалась она, вовсе не думая о Денисе, а потом тихо и приятно рассмеялась. Филипп пристальным и восхищённым взглядом следил за тем, как меняется её лицо.

— А как же, я когда-то была влюблена в него — совсем чуть-чуть. Мне тогда было, дай подумать, тринадцать лет, и я при знакомстве назвалась Снежаной. Потом, если он приезжал — раз в год или два, я тоже говорила, что меня зовут Снежана. Сейчас как вспомню — мне стыдно и смешно.

— Так он тебе нравился?

— Мне тогда нравились почти все, кто обращал внимание.

— А я?

— Ты был мой друг, я не знала, что нравлюсь тебе.

Он серьёзно смотрел через стол и молчал. Галя тоже замолчала, и испуганно, расширившимися глазами следила за ним. Она старательно избегала подобных разговоров, и до сих пор у неё это получалось.

— Ладно, — небрежно махнула она и опустила глаза в тарелку. — Если Лена будет плакать из-за этого самовлюблённого козла, я устрою ему войну, — ожесточённо закончила девушка.

Поздним вечером, когда Филипп провожал её домой, и они долго целовались у подъезда, Галя подумала, что всегда почему-то решать чужие проблемы легче, чем свои.

Она не знала, как относиться к связи с другом детства. Прекращать это ей не хотелось, но бесконечно продолжать тоже, потому что не видела там будущего. Он всё-таки не парень из её мечты, но ведь что-то в нём было.

Галя не испытывала захватывающего, головокружительного счастья, не было в душе той силы и страсти, какая должна быть, когда любишь. Значит, это не настоящее чувство. Просто чувство, совсем не любовь.