Коммуналка (СИ)

4

Вечера в коммунальной квартире проходили всегда по-разному, но жильцы за эти года подобрались тихие, и потому откровенных скандалов не случалось.

В последний раз сильно ругались Светины родители три года назад, после чего развелись и разъехались. Тот скандал был последней каплей, переполнившей чашу хрупкого брака, длившегося худо-бедно 21 год. Света осталась с матерью в комнате, отец переехал в Магнитогорск — там у него жил брат.

Девушка, 20 лет от роду, училась в ЮФУ на журналистском, как это ни удивительно, потому что на факультете было только 10 бюджетных мест, и одно из них досталось ей.

Высокая тонкая блондинка всегда манерно поджимала губы и игриво прищуривала глазки. На голове пружинила вертикальная химия, и роскошная копна локонов притягивала взгляды. Она считала себя умной, красивой, и достойной лучшей жизни, чем её ждала дома, потому особо обращала внимание на иностранцев, учащихся на курсе и в университете вообще. Часто она уезжала с молодыми мужчинами на очень дорогих машинах на свидания и гордилась этим, но пока никто из них не приезжал за ней больше двух-трёх раз.

Галю Скорикову она не любила, считая её глуповатой и воспринимая как соперницу из-за внешности соседки.

Когда вновь приехал Денис со службы, Света почти не дрогнула — несколько лет назад она, совсем девчонка, была влюблена в него, а он держался насмешливо и равнодушно, называя её Маленькой.

Она очень стыдилась этой истории, сейчас считала Дениса неудачником, на которого не нужно и взгляд опускать, а тогда, в пятнадцать, он был, конечно, бог для неё. Девушке неприятно было видеть, что с возрастом он не подурнел, его красота стала только более зрелой и чувственной — это теперь не просто смазливый мальчишка, а молодой, знающий жизнь мужчина. Но у него не было ничего за душой, что он мог бы и наверняка захотел бы предложить Свете, а потому не стоил внимания.

Она только что вернулась из библиотеки института и жарила себе яичницу на плите, хмуря накрашенные брови, потому что терпеть не могла готовить. Идеальный дорогой маникюр с наращенными ногтями не предполагал манипуляций возле плиты.

— Ловко у тебя получается, — усмехнулся неизвестно откуда взявшийся Денис.

Она повернула голову, раздражённо хмыкнув. За его спиной появилась эта серая мышь — Лена из 26 комнаты, чтобы погреть ужин в сковороде. О такой вещи, как микроволновка тут, похоже, и не слыхивали, все выползали, как крысы именно к газовым плитам.

Денис, небрежно облокотившийся о разделочный стол, наблюдал за руками Светы. Сам он явно бездельничал и просто доставал соседей. Из квартиры № 27 вышла Василиса Мартыновна, демонстративно поставила на стол кастрюлю для варки пельменей, и вызывающе оглядела собравшуюся вокруг молодёжь. Она явно рассчитывала получить кухню в полное распоряжение, но никто и внимания не обратил, занимаясь своими делами.

— Как время проводишь? — спросил Свету Денис со своей обычной ухмылочкой.

Света чиркнула по нему высокомерным взглядом и ответила: — Сегодня иду на свидание с арабом, он учится в медицинском. Поведёт меня в клуб «Бабалюба», а что?

В её вопросе было столько сарказма, что Денис рассмеялся: — А отрабатывать потом не придётся?

— Не придётся, — зло выплюнула она, подхватывая сковороду с шипящей яичницей.

Денис проводил молодую, почти профессиональную кокетку взглядом и медленно пошёл к своей комнате. Лена с тайной тоской смотрела ему в спину, мешая вчерашнюю жареную картошку в сковороде. С того откровенного разговора с ним прошло много времени, и молодая женщина вполне отдавала себе отчёт в том, что избегает Дениса, но он больше не пытался как-то двусмысленно намекнуть на продолжение знакомства. Он только здоровался, и больше ничего ей не говорил. Лена решила, что в тот вечер он был просто пьян и, вероятно, не помнил ничего из того, что делал. Да это было для него и неважно. В отличие от неё.

На улице уже стало совсем тепло, май цвёл и манил свежим, прозрачным летним зноем на улицу. Окна у всех были раскрыты, в жизнь входило лето, хотя до него оставалось ещё полмесяца.

Василиса Мартыновна покосилась на Лену, но ничего не сказала. Решив, что дожидаться кипения слишком долго, она ушла к себе в комнату, предусмотрительно забрав и кухонное полотенце, принесённое с собой.

Лена сходила в комнату, посмотрела, что там делает Лёша один, и снова вернулась, в задумчивости помешивая картофель. Мать до сих пор не пришла с работы, хоть на часах было около девяти вечера. Та предупредила, что, возможно, сегодня вообще не придёт ночевать — у сотрудницы день рождения, который планировалось отмечать на базе отдыха. Лена в такие вечера с тревогой ждала утра, мама всегда возвращалась вдвойне обозлённая и раздражительная, потому что праздник заканчивался.

Быстро выключив огонь, Лена вернулась в комнату, покормила малыша, хоть он уже и клевал носом, допоила его молоком, и уложила в кроватку. Через полчаса он уже мирно спал, а молодая женщина сидела за столом, включив только настольную лампу. Она тоскливо смотрела на остывшую картошку, но заставила себя поесть, мыслями находясь далеко отсюда. Из открытого окна лилась медленная, спокойная музыка — у кого-то было включено радио.

Позавчера ей исполнилось двадцать пять лет. Мама как раз пришла с работы и сначала даже не вспомнила о празднике, к вечеру только достав бутылку вина и заставив Лену выпить с ней и отметить. Самой Лене как никогда было грустно, но не только потому, что она до сих пор была одинока, а от того, что её ждало в будущем.

Мама в последнее время стала упрекать её в сильной растрате денег. Зарплату приносила только она, поэтому им сильно не хватало средств. Алёше нужно было покупать молоко, творог, мясо, каши, соки, а всё это стоило немало. Лена старалась экономить, но цены и жизнь диктовали свои условия. Она сама похудела, из одежды носила всё старое и давно сношенное, но не могла хоть что-то сделать, чтобы это изменить.

В прошлом году у неё была возможность пойти работать медсестрой в новый медицинский центр, открывшийся на Доломановском, но кто же тогда был бы с Алёшей? В сад его отдать нельзя, он очень необычный ребёнок, оставалось только тянуть тугую лямку.

Если бы маму можно было уговорить сидеть с Алёшей те дни, когда она дома, тогда свой график дежурств Лена настроила бы под неё. Но этого никогда не будет, мама ненавидела Алёшу, брезговала даже есть вместе с ним. Когда Лена уговаривала её оставить жизнь брату, то не могла подумать, что мама окажется настолько равнодушной.

Мысли её завели далеко, и молодая женщина не сразу услышала, как в дверь быстро и сильно постучали. Когда звук повторился, она дёрнулась и чуть приподнялась на стуле, хотела встать и подойти к двери, но гость уже входил.

Он одновременно оглядывался с интересом, пронизывая взглядом растерявшуюся, с выбившимися из хвоста волосами, Лену.

— Привет, — тихо сказал Денис и подошёл ближе, внимательно оглядев худое, даже измождённое лицо девушки. — Ты ещё не спишь? У меня к тебе дело.

Молодой мужчина повернул голову и увидел спящего мальчика, заботливо укрытого тонким одеяльцем. Его личико при свете лампы было абсолютно нормальным, не видны эти раскосые перевёрнутые глаза и опущенные уголки губ.

Лена почти не понимала то, что говорил ей Денис, ощущая в ушах мощное биение крови. Она заметила, что он начисто побрился, постригся, и от этого его лицо утратило бунтарский и мрачный вид. Его привлекательность теперь стала без налёта вызова и грубости.

— Говорят, твоя мамаша работает в фирме «Белое такси»?

— Да, — неуверенно кивнула Лена. — Диспетчером.

— Не попросишь её, чтобы она устроила меня таксистом? Я её отблагодарю. Что она любит — коньяк, водку, виски, мартини?

— Я скажу ей, но почему ты сам её не попросишь? — удивилась девушка.

Он усмехнулся, и, глядя прямо в глаза, сказал: — Не хочу, чтобы она залезла ко мне в штаны. Она ведь у тебя такая — не упустит своего. А я, ну, не хочу.

Лена пошла алыми пятнами, отведя взгляд и искренне надеясь, что он закончил говорить о её матери в таком ключе.

— Хорошо, я скажу. Будешь работать? — спросила она и снова посмотрела на него.

— Конечно, я со скуки скоро сопьюсь. Сначала хотел пойти в охранники, но там тоже скукота. Таксисты могут хорошо зарабатывать, да и работа эта динамичнее.

Лена кивала, радуясь возможности открыто смотреть на него. Они стояли возле стола, вне круга света, и приглушённое освещение делало черты лица мягче.

— А ты на работу не выходишь? — неожиданно спросил он, и Лена поначалу растерялась, не ожидая такого прямого вопроса. Раньше он вообще не интересовался ею и ни о чём не спрашивал.

— Нет, мне Лёшеньку не с кем оставить, хотя, если честно, деньги очень нужны, нам не хватает.

— Ты работала где-нибудь раньше? Медсестрой?

— Да, — грустно и неохотно ответила она. — Особенно ночные дежурства выручали.

Взглянув на Дениса, она увидела, что мужчина напряжённо прищурился, чуть наклонившись к ней, но, заметив её взгляд, отпрянул, и что-то странное мелькнуло в его взгляде — удивление вперемешку с тщательно скрытым голодным желанием.

— Она не слишком его любит, да? — спросил Денис, кивая в сторону мальчика, сопящего в кроватке.

Лена поняла, что мужчина имеет в виду её маму, и сразу же сникла. Эта тема была слишком наболевшей для неё.

— Да, так случилось, — вырвалось у молодой женщины, и она буквально заставила себя замолчать.

— И поэтому не даёт тебе выйти на работу, хотя работает посменно?

Лена вновь встретилась с его непривычно серьёзным взглядом, очень мудрым и глубоким, будто ему не 27 лет, а много больше.

— Это пока невозможно.

— Я знаю один интернат для инвалидов, ты могла бы устроиться туда, а на время смен забирать пацана с собой, вот и всё, — Денис легко пожал одним плечом, засунув руки в карманы спортивных штанов.

— Это было бы отлично, — обрадовалась Лена. — Если сможешь, узнай, не нужна ли там медсестра или кто-нибудь из медперсонала.

— Хорошо, услуга за услугу, — улыбнулся он.

Лёша завозился в кроватке, перевернулся на другой бок и затих. С минуту и Лена, и Денис напряжённо слушали его дыхание.

— Давно ты одна? — спросил мужчина тихо.

— Да, — неуверенно кивнула Лена и опустила голову. Ей вдруг показалось, что он стоит слишком близко. Она сделал движение, чтобы отойти, но упёрлась бёдрами в стол. Приятная, еле слышная музыка всё лилась в окно, и как будто создавала нереальный и удивительно чувственный мир.

Денис медленно придвинулся ещё и поднял руку, чтобы прикоснуться к её подбородку, но вместо этого губами быстро провёл по уголку рта Лены. Она вздрогнула, судорожно вздохнув.

— Почему ты такая? Из-за мальчишки? Ты не даёшь себе поднять головы.

Он говорил ей прямо в рот, не прикасаясь, а только глядя в огромные, сейчас абсолютно чёрно-синие глаза.

— Я не знаю, — глупо ответила она и тут же ощутила его руки у себя на талии. Сильные ладони гладили жадно и нетерпеливо, и молодой женщине показалось, что в комнате повысилась температура.

— Хочешь, я помогу тебе? Я не обижу, обещаю. Тебе будет очень хорошо со мной, — шептал он, как демон-искуситель, и у Лены подгибались колени от его горячего шёпота.

Она зажмурилась, невнятно пробормотав «нет», а он продолжал, крепко прижимая к своему раскалённому телу: — Какая же ты, я бы никогда и не подумал, — искренне говорил он, плотно прижимая её бёдрами к столу. — Ты так сладко пахнешь…

Она дёрнулась, как от выстрела, когда повернулась ручка двери. Замерев в руках Дениса, Лена с ужасом увидела на пороге ухмылявшуюся и пьяную мать.

— Опа! — воскликнула та, когда обвила открывшуюся её взгляду картину.

Денис медленно отошёл от Лены, но его взгляд слишком блестел, а нервное дыхание выдавало крайнее возбуждение.

— Добрый вечер, — кивнул он и взглянул на Лену, которая смотрела на мать испуганным и даже шокированным взглядом, как будто ей вчера исполнилось 14.

— Я слишком рано пришла, прошу прощения, — усмехнулась Нина и прошла к своему дивану. — Не знала, что Ленка может зацепить тебя, — продолжила она.

Денис помрачнел, кивнул Лене и молча вышел, догадываясь, чтосейчас будет говорить мамаша дочери, особенно учитывая то, что та родила Дауна и растила его одна. Он терпеть не мог таких всезнающих и эгоистичных дам, которые с лёгкостью отравляли жизнь другим, осуждали их, а сами при любом удобном случае пускались во все тяжкие.

Денис не мог понять себя и узнать хотя бы наполовину. Тот, кем он был раньше — ушёл в прошлое. Юное, беззастенчивое и абсолютно эгоистичное.

Он гнал от себя неподъёмные мысли, и с водкой это получалось. Только постоянно он пить её не мог, вот в чём дело.

Вся его жизнь после приезда круто и безвозвратно изменилась. Он знал, что тому причиной семь лет в военных гарнизонах и полевых войсках.

Но сначала, как только он приехал домой, ему показалось — ничего не поменялось, всё легко и свободно. Деньги у него были, друзья тоже, девушек полно — о чём ещё можно мечтать? Но что-то глодало изнутри, и это началось давно.

С самого раннего детства, до того, как мать умерла от рака, он рос дерзким и самолюбивым. Все мальчишки и девчонки в округе не любили его, а те, с кем он дружил, вернее, кому он позволял дружить с собой, могли пойти за Денисом Симаковым куда угодно.

Став старше, он выбирал для себя самых красивых девушек и быстро понял, что это далеко не главное, хотя говорил обратное. Но с умными он общаться и не пытался, считая их занудами.

Потом в его 16 умерла мать, единственный человек, который был ему по-настоящему дорог. А последующие два года он помнил смутно, потому что сильно горевал. Приходилось подрабатывать, учиться в колледже, и постепенно пришла уверенность, что нужно идти в армию и оттуда — воевать в Чечню. Из всех своих знакомых он один с рьяным желанием уехал в самое сердце горячей точки.

И не было дня, чтобы он пожалел об этом. Потому что только там он понял цену настоящим чувствам.

Парнишек срочников отправляли в Чечню через полгода после призыва и учений в Краснодаре, а в полку они привыкли к опасности, стали даже шутить на эту тему. Денис там потерял друга, но не потому, что того убили. Парня ранило осколком в промежность, врачи сказали, что детей у него не будет, а он всегда говорил, что хотел большую семью, да и девушка его ждала.

Валёк Сакойнов. Он повесился, и для Дениса это стало вторым переломным моментом в жизни после смерти матери.

Позиция полка была рядом с селом Дышне-Ведено, и в хорошую погоду крыши домов отсюда казались игрушечными. Служба шла быстро, не приходилось задумываться вообще ни о чем, будто мир за этими сопками не существовал совсем.

Он видел полуголодных чеченских детей, которые не боялись российских солдат и приходили попросить чего-нибудь из еды. Женщины знали об этом, но позволяли своим детям клянчить и смотрели на это хоть и настороженно, но спокойно. Особенно часто к ним приходили брат с сестрёнкой — Амир и Аида. Мальчишке было лет шесть, девочке и того меньше. Они всегда держались за руки, и появлялись из сырого промозглого утра, укрывшего ущелье туманами.

Роса хлюпала под ногами, Денис был на боевом дежурстве, когда вдруг перед ним возникали дети. Он конвульсивно сжимал автомат и тёр глаза, устало спрашивая:

— Чего вам?

— Дядя, дай хлебушка, — тоном профессионального попрошайки затягивал Амир.

— Ладно, ладно, дам, только если командир услышит вас, будет плохо и вам, и мне, — Денис строго сдвинул брови, но долго у него держать этот вид не вышло, и парень тихо засмеялся. — Как дела, дети бедного Кавказа?

— Хорошо, — искренне начала девочка, а брат её одёрнул.

— Приходил Азур, сказал, что через несколько дней приедут солдаты и будет вам плохо.

Денис посерьёзнел.

— Сколько?

— Он говорил о патидисити, — неправильно произнёс мальчишка, нахмурившись.

— Ладно, спасибо, мы в расчёте.

Денис вынул из своего вещмешка два помятых сникерса, которые берёг именно для детей, когда была возможность пополнить запасы продуктов в магазинчике села.

— Сейчас дам хлеба, — бросил он и тихо свистнул. Из тумана возник заспанный рядовой Майрич. — Тащи хлеба, очень надо.

Переведя взгляд на малышку с длинными тонкими косичками на тёмной головке, Денис улыбнулся: — А как твои дела, зайка?

— Мне мама сшила красивую куклу, вот она, — взахлёб сказала она, протянув аккуратную, яркую и необычную куклу в длинном красном сарафане с белым нарисованным лицом.

— Ух ты, это лучше пластиковой, — кивнул Денис, белозубо улыбаясь.

После того, как дети ушли, Денис обо всём доложил командиру. Его не погладили по голове, но сказали, что любая информация — ценна. Тем более, она оказалась верной. Через четыре дня на их позицию напала банда боевиков примерно из шестидесяти человек. И получила подготовленный отпор.

Семь лет показались тяжёлыми, потому что в них было слишком много неподъёмного для сердца; но необходимыми, потому что казалисьнастоящими.

Денис не смог бы объяснить, что это значит. В теперешней жизни он не видел никакогосмысла. Но войска из Чечни были выведены, война официально закончена, хотя он понимал, что всегда нашлись бы разные уголки страны, где нужны опытные военные. Однако пока не спешил.

Придя домой, он начал с того, на чём закончил. С праздника и женщин. Очень и очень не хватало ему на службе женщин. За несколько увольнений в течение девяти лет он не мог согнать с тела и половины сексуального напряжения. А когда вернулся домой, почувствовал себя снова мужчиной, причём очень привлекательным для женского пола. Но эта жажда быстро исчезла, и теперь казалась глупой.

Он стал смотреть вокруг совсем другими глазами, замечая людей не как бумажных кукол со сменной одеждой. Они действительно стали волновать его. Он ясно видел их проблемы, скрытую боль и одиночество. У всех.

Держась по-прежнему холодно и непринуждённо, Денис не пускал в себя эти мысли, чётко разграничивая жизнь на войне и здесь, где люди слышали обо всём этом только по телевизору.

Но проходил месяц за месяцем, и истину, открывшуюся емутам, он стал замечать и здесь.

Денис ушёл в себя, перестал принимать бесконечную череду компаний, много курил и лишь только девушкам по-прежнему отвешивал комплименты и улыбался.

Это было незадолго до разговора с Леной. В тот вечер он понял, что его непреодолимо, необъяснимо тянет к этой девушке.

Она волновала его своими невероятными глазами, той искренностью, которая светилась в них, настолько безыскусственная и ясная, что трогало даже самую чёрствую душу; нежным запахом, который он ощущал, когда она стояла рядом, и из-за него мечталось опустить лицо в её волосы и ощутитьвсю;а после того, как Денис дотронулся до неё, ему открылось, что она намеренно прячет своё тело и свою чувственность, и это стало волновать ещё больше.

Он не знал, когда это случилось и почему, наверняка она понравилась ему с самого начала. Но после одного случая его внутренний взгляд стал неотрывно следить за Леной. До него он знал подробности её жизни вскользь, видел, насколько она скованна, и где-то в глубине жалел её. А в один из вечеров по-настоящему понял, как ей тяжело. И заступился.

Как-то в конце апреля он пошёл вечером купить сигарет и хлеба, и надолго тогда задержался на улице, вдыхая мягкий чуть влажноватый воздух и слушая звуки поездов со стороны железнодорожного вокзала. Он поворачивал туда голову и на вершине холма иногда видел огоньки отходящих и прибывающих составов. Размышлял, как далеко они едут и кого везут под своими вытянутыми крышами.

Докурив вторую сигарету, он зашёл в подъезд, и сразу же услышал громкие вопли, несущиеся из кухни. Скандалов в последнее время не было, и Денис удивился. Кому бы это захотелось по старинке выяснить отношения в общей кухне?

Рывком распахнув дверь из короткой лестничной клетки, он попал в коридор и на мгновение остановился.

Разорялась Василиса Мартыновна, злобная и противная старушонка, считавшая себя высшей кастой, принадлежащей к городской интеллигенции. Вся её комната под самый потолок была забита старыми книгами, на комодах и этажерках стояли фарфоровые статуэтки и вазы с сухими и искусственными цветами (на время проходившей здесь свадьбы всё было старательно спрятано, а мебель зачехлена полиэтиленом). И она обожала кошек. Во дворе всё кошачье отродье приходило на кормёжку и жило припеваючи, отсеиваясь лишь естественным отбором.

И, конечно, бабулька терпеть не могла детей. То ли потому, что у неё у самой их не было, то ли потому, что дети всегда третировали кошек.

В комнате у старушки не жила ни одна из хвостатых. Такой был порядок. Нов последнее времяона стала приносить одну из кошек со двора — абсолютно белую, пушистую, по-настоящему красивую, наверняка потерявшуюся и прибившуюся к их дому. Выкупав и вычесав её, Василиса Мартыновна позволила ей жить в общей кухне, постелив шерстяной плед в маленьком закутке за газовыми плитами возле комнаты 24, где жили Расоновы. Родители и тринадцатилетний брат Насти, вышедшей замуж и больше ни разу здесь не появившейся.

Маленьких детей у них в доме было мало, только Ленин Алёша и мальчик лет семи у Мироновых, Андрей, поздний ребёнок, которого очень долго ждали. Костя Расонов был очень серьёзным и тихим парнишкой, никогда не сказавшим взрослым и слова поперёк.

Дети конечно хотели поиграть с белой кошечкой и таскали её даже не смотря на то, что старушка строго-настрого запрещала это.

Сейчас она верещала по-настоящему истерично, и Денис догадался — почему, даже до того, как зашёл на кухню.

Выйдя из-за угла, Денис увидел, как старушка яростно размахивает руками, у ног сжалась белая зеленоглазая кошка, а возле кухонных столов угрюмо стояли Лена с плачущим Алёшей на руках и Люда Миронова, крепко держа за руку испуганного и серьёзного Андрея.

— Давайте прежде всего не будем кричать, — предложила твёрдым голосом Люда.

— Вы сначала смотрите за своими детьми, — злобно выплюнула Василиса Мартыновна. — А то кто знает, может быть вам лучше их и не иметь?

Денис мгновенно понял, что это было намеренное причинение боли со стороны старушки и внутренне содрогнулся от её поступка. Реакция не заставила себя ждать.

— Да кто вы такая, чтобы так говорить? — вспылила обычно спокойная Люда, пойдя малиновыми пятнами. — Если вам так хочется, чтобы эту кошку никто не трогал, заберите её к себе в комнату, а я своему сыну не запрещаю играть с уличными животными, понятно?

— Пусть только попробует тронуть, — оскалилась бабулька. — Я вас быстро отсюда выселю.

Денис не сдержался и рассмеялся в голос, восхищаясь смелостью и маразмом соседки. Та полосонула его взглядом прищуренных глазок из-под очков и открыла рот, чтобы что-нибудь сказать в его адрес, как заговорил ещё один голос. Денис отчего-то ощутил слабую внутреннюю дрожь от его тона.

— Василиса Мартыновна, мы постараемся, чтобы дети не трогали эту кошку, но обещать это невозможно, потому что она живёт на общей кухне, и они никак не могут понять, что она — ваша, раз живёт здесь.

Мутные глаза старушки сместились на Лену, но не смягчились.

— Ты своего ненормального всегда возле себя держи, кто знает, что у него на уме, он и убить её может.

На несколько секунд в кухне настала тишина, и было отчетливо видно, что Василиса Мартыновна торжествует.

— Он никому не сделает плохо, — выдохнула Лена.

Что-то хотела сказать Люда, но вперёд сделал шаг Денис.

— Вы не сильно зарываетесь, бабуля? Чтобы так говорить, нужно быть уверенным, что ваша киса выживет и случайно не свернёт себе шею. Вы хотите здесь устроить войну? Вы её проиграете, потому что неверную выбрали тактику. Думаю, вам нужно извиниться.

— Не желаю тебя слушать, алкаш, и не угрожай мне.

— Я буду угрожать, пока вы не извинитесь перед девушками. Они вас не оскорбляли, но это произойдёт обязательно.

— Я сказала всё, что считаю нужным, — задрав голову, заявила Василиса Мартыновна и исчезла у себя в комнате. Кошку она забрала с собой.

Женщины в смятении, обе расстроенные, разошлись по комнатам. Денис задумчиво смотрел вслед Лене, не просто ощущая её боль, но как будто переживая её вместе с ней.

Да, война дала ему настоящий урок, который теперь изменил всю жизнь.