Компасу надо верить

ГЛАВА 17 Первое дежурство

В карьер мы с Настей отправились в воскресенье на ее велосипеде. Я сидел за рулем, а она устроилась на багажнике.

День выдался на редкость теплый, солнечный. По светлому небу проплывали белые облака. Над дорогой стояла пыль. Трудно было дышать. Мы громко чихали и поочередно выкрикивали:

— Будь здоров!

— Будь здорова!

Было весело. Но стоило мне свернуть с дороги на бетонку, как начались мучения. Было уже не до смеха.

Машины двигались двумя потоками во всю ширину бетонки. В то время как груженные породой ЯАЗы тяжело карабкались в гору на первой скорости, навстречу им, с горы летели в облаке пыли порожние самосвалы. Машины оглушительно хлопали неприкрытыми бортами. Только чудом шоферы не сталкивались друг с другом!

Мне приходилось смотреть в оба. С машин, выезжающих из карьера, летели ошметки глины. Колеса машин тут же раскатывали глину, и она расползалась во все стороны, как перестоявшее тесто. Стоило наехать на такой блин — и можно оказаться под машиной.

— Шкура пантеры! — сказала Настя. Сравнение ей показалось удачным, и она громко засмеялась, отчего велосипед вильнул в сторону.

— Где?

— Бетонка. Разве не похожа?

Нас давно преследовал нетерпеливый гудок машины. От него нельзя было оторваться. Машина была рядом, и я чувствовал горячее дыхание дизеля. Но оглянуться назад не мог. Выбрал удачный момент и прижался к обочине.

Мимо пролетел тяжелый самосвал, и черное облако перегоревшей солярки обдало нас. Из кабины высунулся шофер и погрозил кулаком.

— Эй, не ругайся! — крикнул я. — Не кататься приехали!

За высокой горой с выжженной травой машины устремились в степь. Среди пыльных дорог одна выделялась своей белизной. Кюветы, широкие листья лопухов и трава, казалось, были припорошены снегом.

Дорога вела в отвал. Я сильней налег на педали. В грудь ударил упругий ветер. Потянуло терпким запахом полыни.

Настя похлопала меня по плечу.

— Знаешь, как я боялась! А ты?

— Немного.

— Ты не устал?

— Скоро уже приедем.

Навстречу нам попался самосвал. За пыльным стеклом кабины мелькнуло потное лицо шофера. Оно мне показалось знакомым.

— Эге-ей! Пос-той, пос-той!

Но шофер не остановился. Пустой кузов гремел, как барабан.

— Проехал!

— Зачем он тебе?

— Хотел спросить, где Алексей.

Скоро белая дорога привела к глубокому оврагу. Пришлось тормозить. Справа и слева белели меловые горы. На них было больно смотреть, и я зажмурил глаза.

— Юра, спрячемся скорей! Ты видел Березкину?

Настя потащила меня за собой. Мы остановились за небольшой будкой, сколоченной из горбыля.

— Что ей надо?

— Откуда я знаю? — сердце мое забилось учащенно.

— А я видела. Сидит она! — сказала Настя.

Я не поверил Насте и выглянул. Удивлению моему не было предела. Эля сидела около бульдозера. На носу круглые очки, в руках открытая книга.

— Юра, не высовывайся. Заметит.

— Пусть.

— Хочешь нашу тайну выдать? Зачем она пришла?

— Может быть, тоже дежурить?

Я оторопело уставился на Настю. Почему об этом не подумал? Надо было ехать не с Настей, а поднять все звено. Расставить ребят по дорогам, спрятать в отвале. Подежурили бы и поймали калымщика. А теперь шестой «Б» нас опередил. Но как они узнали, что мы с Настей поедем в отвал? Я испытующе уставился на Настю.

— Тарлыкова ты давно видела?

— Вчера вместе за хлебом ходили.

Баскет, наверное, тоже в отвале. Успел нас заметить и спрятался. Действует со своим отцом заодно. Решили насолить Алешке. Но мой придирчивый осмотр оврага ничего не дал. Баскета не было видно. Неожиданно я заметил горбатую кучу рыжего песка. С острой вершины безостановочно скатывались песчинки.

Я выбежал из-за будки. Эля Березкина испуганно вскрикнула.

— Кто сваливал песок?

— Приезжала машина. Я книгу читала.

— Номер запомнила?

— Не посмотрела.

— Зачем же ты здесь сидишь? — я не мог сдержать своей злости.

— Алексея Мартыновича жду. Сказали, что он сюда приезжает.

— Это его отвал. Правильно объяснили. Надо было записать номер машины.

— Зачем?

— Шофер песок ссыпал. Мел испортил. Поняла? А для песка свой карьер есть. Повадились сюда ездить, ездки набегают.

— Я не знала… А то бы запомнила, — оправдывалась Эля. — Алексея Мартыновича хочу попросить, чтобы свозил ребят в карьер. Ребята мне проходу не дают. Вам завидуют!

Рядом остановился грузовик. Шофер хлопнул дверцей кабины. Облако белой пыли поднялось над машиной.

— На экскурсию пришли? — шофер поскреб короткими пальцами щетинистый подбородок.

— Алешу Звездина ищем, — сказала Настя торопливо, повернулась и выразительно посмотрела на меня.

— Уехал обедать. Садитесь, я подвезу. Карьер видели?

— Я еще не была, — призналась сразу Эля.

— Мы на велосипеде приехали, — сказал я шоферу.

— Клади в кузов, не потеряю.

Шофер быстро домчал нас к карьеру.

Эля прошла вперед. Я остановил Настю.

— Почему не захотела дежурить? Испугалась?

— Зря бы мы с тобой сидели. Шофер видел Элю, когда ссыпал песок. Больше не приедет. Давай посмотрим, как работает папа.

Нам пришлось сойти с дороги и карабкаться в гору. Пройдя поле с сухой и колючей травой, вышли на край обрыва. Внизу разверзся огромной пропастью котлован.

— Настя, Юра, подождите! — Эля остановилась, пораженная открывшейся панорамой.

Я сразу заметил в карьере много перемен. Внизу установили несколько долбежных станков, а на пятом горизонте появились три новых экскаватора. Шагающий гигант отполз в правую сторону и грузил песком думпкары.

Но особенно меня поразили новые самосвалы. Их было куда больше двухсот! Они двигались по всем дорогам целыми колоннами, легко преодолевая высокие подъемы и крутые спуски. Груженные глиной, землей и мелом, они были трех цветов. И за ними плыли красные, черные и белые облака пыли.

Над котлованом появились два чирка. Птицы, пугаясь взмахов высоких стрел экскаваторов, то и дело шарахались из стороны в сторону. Прошло несколько долгих минут, прежде чем утки перелетели котлован и скрылись в сероватой дымке.

— Я первый раз видела здесь уток! — сказала Настя.

Солнце было в зените. Короткие тени подчеркивали четкие границы открытых пород. Противоположная сторона карьера была круто срезана. Издали она походила на развернутую домотканую дорожку.

Большая черная полоса — чернозем; белое поле — мел; красные жгуты ткани — глина; белые нити — мел; желтая полоса — толстый слой песка; природа была неравнодушна к красной краске — и внизу дорожки прибавился еще один слой глины.

— Любуетесь? — рядом с нами остановился знакомый шофер.

— А где железная руда? — спросила Эля.

— Внизу, — шофер показал рукой на дно, где на площадках стояли экскаваторы и долбежные станки.

В небо то и дело взлетали ребристые стрелы экскаваторов. Падали и снова взлетали.

— Юра, где стоят четырехкубовые экскаваторы? Папа должен где-то здесь работать.

— С длинной стрелой — это шагающий! — показал я рукой. — Десятикубовый. Ниже второй шагающий — пятнадцатикубовый. А остальные четырехкубовые. Отец с дядей Макарием в другом месте работают. Скоро перейдут в карьер.

— Ты знаешь, где они работают?

— Дядя говорил.

— Мы найдем их?

— Запросто.

— Почему вода красная? — спросила Настя. — Это от руды?

— От красных железняков, — сказал я.

— Точно! — шофер удивленно покосился на меня. — Вода по руде бежит и окрашивается. Скоро мы уже до руды дойдем.

— Осталось пройти сеноман-альбу, а там руда! — продолжал я объяснять.

— Да ты профессор! — удивленно протянул шофер. — Сеноман-альба. Это значит мел. Я его вожу на своем самосвале.

— Вы все знаете, — с завистью сказала Эля. — Алексей Мартынович объяснил?

Настя наклонилась и отломила большой кусок мела. Завернула в платок и спрятала в карман.

— Звездин кого хочешь научит, — согласился шофер. — Башковитый парень. С вами возится?

— Наш вожатый! — ответил я.

— Ну смотрите, ребята, а я поехал, — попрощался шофер. — Здорово вы меня разыграли! Хотел вам карьер показать, а вы сами профессора. Сеноман-альба, так, что ли?

— Я пойду искать Алексея Мартыновича, — сказала Эля. — Повезло вам с вожатым.

— Юра, поедем к папе.

— Дядя Макарий говорил, что они на песке работают.

— На песке? — тихо переспросила Настя, как будто прислушивалась к своему вопросу.

Я не мог понять ее встревоженности. Показалось, что за ее словами таится какой-то скрытый смысл.