Конец «Крота»

Глава одиннадцатая

Аркадий Порываев с раннего возраста поражал окружающих своими способностями. В три года он умел читать и писать на своем родном языке. В пять под неусыпной опекой матери — учительницы в школе вполне сносно говорил по-английски и понимал передачи Би-би-си. Еще до школы отлично «путешествовал» по географической карте и знал множество эпизодов из отечественной и мировой истории. Возможно, быть бы ему вундеркиндом, да слишком рано он усвоил идею превосходства сильного над слабым, богатого над бедным, молодого над старым, крепкого здоровьем над немощным и больным.

Аркадий Порываев стал типичным представителем советской «золотой молодежи», появившейся в изобилии в послевоенное время и быстро набравшей самодовольную и напыщенную силу в определенных кругах столицы в последующие годы. «Сексапильный и крутой парень» — назвали бы его сейчас, но тогда, в восьмидесятые годы, поглощенные другими проблемами, так не говорили. И не было еще вездесущей рекламы, превращающей любой неходовой товар в драгоценность. Правда, не такой уж «крутой парень» был этот молодой человек.

Учеба в институте международных отношений, куда он попал не без протекции, давалась ему без особого труда. Ему нравились история и политические науки, английский язык, которым он владел с юных лет, он знал гораздо лучше большинства других студентов своего института, готовя себя к карьере дипломата.

Но в Министерство иностранных дел Порываева не взяли — слишком строгим был отбор на работу туда и очень некстати случилась громкая и некрасивая история с пьяным разгулом в компании с девицами не очень пристойного поведения. Не помогли ни папины связи, ни красный диплом, полученный в МГИМО. Вместо высотного здания на Смоленской площади он оказался — и опять-таки благодаря протекции — в не менее престижном уже в те времена Институте США и Канады, номинально входившем в Академию наук СССР.

Его это, правда, вполне устроило — Институт давал простор его незаурядным способностям и возможность совершать зарубежные поездки. Как раз в те страны, которые он изучал в МГИМО и где так мечтал побывать.

И вот его мечтам и надеждам суждено было наконец сбыться. Руководство Института, где новый младший научный сотрудник оказался на хорошем счету, решило направить его в Соединенные Штаты на трехмесячную стажировку в советском посольстве в Вашингтоне.

В столице США молодому ученому предстояло провести целых три месяца. Его поселили в арендованном посольством доме, где жили командированные на короткие сроки сотрудники и те, кому подыскивали жилье в городе.

Аркадий Порываев акклиматизировался в новой обстановке быстро. Ему, с его знанием английского языка и многих касавшихся США проблем, было несложно осуществлять подготовленный в Институте план командировки. Охотно и добросовестно он выполнял поручения дипломата, к которому был прикреплен. Тем более что в представительстве ему сразу же выделили для поездок по городу уже подержанный «форд», который намного облегчил стажеру его не очень сложные обязанности. Впрочем, и СИ-5 это обстоятельство существенно облегчало задачу — в машину был немедленно вмонтирован «жучок» — радиомаяк, позволявший вашингтонским детективам вести наблюдение за прибывшим русским, не вызывая у того излишних подозрений назойливостью преследователей.

Аркадий Порываев довольно быстро утолил свое туристическое любопытство. Многие достопримечательности Вашингтона были знакомы ему еще в Москве, по литературе, которую он внимательно и, как теперь оказалось, предусмотрительно штудировал. Ночная жизнь города его не очень манила, уютные кинотеатры и другие зрелища привлекали мало, к роскошным красочным витринам и богатым прилавкам магазинов он был почти равнодушен. Да и денег, которые давала командировка, все равно катастрофически не хватало, и он и не очень-то завидовал изобилию товаров в магазинах. В Москве он не страдал от отсутствия многих необходимых вещей и продуктов. Но вот что действительно вызывало жгучую зависть и потребность приобрести любым способом — так это новая стереоаппаратура, заиметь которую в Москве мог далеко не всякий желающий.

Комбинаторские таланты, которыми был наделен Аркадий, позволили найти сравнительно легкий способ решить проблему. Он отыскал в пригороде Вашингтона небольшой магазинчик, торгующий такой аппаратурой, с хозяином которого легко нашел общий язык, понятный всем, кто занимается бартером. Американец охотно обменял несколько бутылок русской водки и пару блоков кубинских сигар, выданных Порываеву для представительских целей и приобретенных по дешевой цене на посольском складе, на два великолепных магнитофона и стереосистему новейшей конструкции. Ее и один из магнитофонов он решил взять себе, а второй продаст в Москве, рассчитывая выгодно заработать на сделке.

Визиты Аркадия Порываева к торговцу стереоаппаратурой не остались, конечно, незамеченными детективами СИ-5. Они легко договорились с предприимчивым американцем, быстро понявшим, что никакая опасность ему не угрожает. Он будет продолжать бартерные сделки с советским стажером, а фбр даже обязуется покрыть возможные убытки, на которое ему придется пойти. Патриотизм остается патриотизмом, даже если он связан с выгодными сделками!

Джон Каллохен сразу же усмотрел в создавшейся ситуации выгодный шанс.

«Как только дипломат или другой русский оказывается в Соединенных Штатах, — говорил он не однажды своему другу Джеймсу Вулричу, — мы не успокоимся до тех пор, пока не убедимся, что он «чист» перед нашим законом и не занимается чем-то предосудительным. Ну, а лучший способ добиться этого — вербовка объекта и привлечение его к тайному сотрудничеству. «Кортшип» удваивает наши возможности в этом отношении, а вы в Центральном разведывательном управлении получаете готового агента, которого можете использовать в Москве. Если кому-то нравится, пусть называет то, что мы делаем, — шантажом, мы же просто выявляем уязвимые места объекта и применяем методы, которые позволяют нам добиться успеха. Мы не применяем грубой силы, но не собираемся упускать своего шанса».

Затеянные русским стажером подпольные бартерные сделки и были тем шансом, который нельзя было терять. Но еще больший шанс ФБР и цру в этом эпизоде операции «Кортшип» сулила любвеобильная натура стажера. В дополнение к интимной интрижке с женой дипломата посольства, тосковавшей от недостаточного внимания мужа, часто бывавшего в разъездах по стране, Аркадий Порываев завел себе для сексуальных утех несколько более дорогую любовницу — вашингтонскую проститутку. Юная леди, с которой русский стажер как-то познакомился в баре, привела его к себе домой, а СИ-5 позаботилась о том, чтобы создать в квартирке своей новой «ласточки» комфорт для русского гостя.

Теперь на большом столе Главного специального агента ФБР в Вашингтоне появлялись все новые и новые пикантные фотографии, демонстрирующие любовные приключения нашего героя. А на экране телевизора, стоящего в углу просторного кабинета Джона Каллохена, двигались «живые» картинки продажной страсти молодой куртизанки, овладевавшей новым для себя ремеслом.

Джеймс Вулрич и Джон Каллохен, впрочем, небольшие любители «клубнички». Они повидали много подобных сцен. Сейчас оба американца относятся к добытым их службами фотографиям и телевизионным сюжетам иначе все это вместе с предпринимательской деятельностью новоявленного Казановы создавало основу сотрудникам ФБР и ЦРУ для серьезного разговора с посольским стажером. И не только на темы морали. Даже не столько для этой высоконравственной цели.

Расплата за прегрешения совершенно не входила в планы Аркадия Порываева. Но она последовала незамедлительно, как за днем следует ночь, как за теплым летом наступает промозглая осень. Двое детективов из СИ-5 и сотрудник Советского отдела ЦРУ, обеспечив себе численное превосходство и вооружившись фотоматериалами и записями, сделанными скрытой кинокамерой, без труда сломили слабое сопротивление Аркадия Порываева и вынудили его принять условия капитуляции. Чтобы немного подсластить горькую пилюлю, американцы, убедившись, что русский стажер загнан в угол и понимает свое безвыходное положение, внушили ему, что сотрудничество с США будет весьма полезным для укрепления советско-американских отношений, нуждающихся сегодня в серьезном допинге. И еще один немаловажный допинг — связь с американскими спецслужбами будет выгодна лично ему, Аркадию Порываеву, в материальном плане.

Так младший научный сотрудник Института США и Канады стал «Рекрутом», а в особо засекреченных архивах ФБР и ЦРУ появилась учетная карточка нового агента, доступ к которой разрешался только высшим руководством. Впрочем, «Рекрут» — это был оперативный псевдоним агента в Центральном разведывательном управлении, а в вашингтонском управлении ФБР его именовали «Бахусом», как бы подчеркивая этим, что новому источнику подходит имя древнего бога вина и оргий.

На конспиративной квартире ФБР в Вашингтоне советский стажер, умиротворенный полюбовным соглашением, дал подписку о сотрудничестве с «правительством Соединенных Штатов» и получил рекомендации для работы с американской разведкой на тот период, когда вернется в Москву.

До окончания командировки Аркадия Порываева оставалось немногим более трех недель, и они оказались наиболее интенсивными для его новых работодателей. ФБР и особенно ЦРУ стремились получить такие материалы, которые крепко привязали его к американцам и отрезали все пути отступления. То есть сделать то, что на языке спецслужб называется — «закрепление агента». С «Рекрутом»-«Бахусом» в спешном порядке проводились конспиративные встречи. Он передавал информацию об Институте США и Канады, о людях, которые там работают, о проблемах и научных разработках, которыми Институт занимается.

Федеральное бюро расследований очень интересует посольство СССР в Вашингтоне, и в первую очередь, кто из сотрудников советского представительства имеет отношение к Комитету государственной безопасности и к ГРУ — советской военной разведке. ЦРУ тоже не остается в стороне — такая информация ценится в Лэнгли, хотя и по другим причинам. Центральное разведывательное управление ищет возможных «кротов». Ищет их и в Соединенных Штатах.

Разработанная в ФБР и в ЦРУ методика определения принадлежности сотрудников советских дипломатических представительств к спецслужбам очень проста, хотя далеко не всегда дает нужные результаты. Всего лишь четыре формулировки ответов, которые должен дать опрашиваемый. «Определенно да», «вероятно», «возможно» и «определенно нет».

Вот и к «Рекруту» была применена эта нехитрая методика, дающая возможность ее изобретателям зачислять в подозреваемые немало сотрудников представительства.

Новый агент не может сообщить точных данных. Он знаком лишь с несколькими дипломатами и, право же, не знает, кто из них связан с КГБ. Даваемые им ответы весьма расплывчаты, это не те формулировки, что придуманы американцами. Чаще всего — это неопределенное мычание человека, желающего угодить, но обеспокоенного тем, что у него ничего не получается. Аркадий Порываев — научный работник, он приучен оперировать фактами и не может фантазировать. Ну, а точных фактов у него нет.

Американцы внимательно выслушивают Аркадия Порываева, его ответы фиксируются на магнитофон, исписано немало бумаги.

Завербованный агент должен быть использован с максимальной пользой для дела! «Может ли Аркадий достать для американцев справочник телефонов внутреннего коммутатора посольства?» — «Конечно, если вас это интересует». «Сможете ли составить схему помещений представительства?» — «Вот это уже труднее, мне позволено посещать только нижние этажи». «Может ли занести в кабинет посла и прикрепить, например, к одному из стульев небольшое устройство для контроля разговоров?» — «Боюсь, что с этим у меня ничего не выйдет».

Настойчиво, методично и тщательно опрашивали «Рекрута» на встречах, задавая подготовленные заранее вопросы. Десятки магнитофонных кассет уносили работники ФБР и ЦРУ, чтобы в спокойной обстановке вновь прослушать ответы агента. И подвергнуть их вдумчивому и придирчивому анализу.

Да, возможности у «Рекрута» небольшие. Пока. Может быть, со временем они, безусловно, расширятся. В Советском отделе Оперативного Директората в этом уверены. Поэтому московская резидентура не будет проводить с «Рекрутом» личных встреч, пока будут действовать другие способы связи, более безопасные для ЦРУ. Агента срочно обучают всем этим приемам использованию международной почтовой переписки на адреса в США и Европе, которые ему дадут, шифрованию и дешифрованию сообщений, пользованию копиркой, прослушиванию и расшифровке радиопередач, постановке условных сигналов в Москве. Собственно говоря, обучение этим премудростям шпионской работы ничем не отличается от того, как Лэнгли поступает с другими своими агентами, завербованными за границей. Все необходимое он получит через тайники в Москве. Ему сообщат о них по его домашнему телефону уже в Москве. Будут условные выражения, о которых надо договориться.

Американцы знают, что помимо других «аргументов» у них есть еще один сильный козырь — деньги. «Рекрут» против этой приманки не устоит. И ему сообщают, что на его имя открывается долларовый счет в одном из американских банков. Деньги будут накапливаться, и агент получит их, когда, проработав на ЦРУ определенное время в Советском Союзе и выполнив поручения, которые ему будут даваться, приедет в Соединенные Штаты и, возможно, захочет здесь остаться. Это — хороший козырь, его пускают в ход не с каждым агентом. Но, как считают в Лэнгли, в данном случае игра стоит свеч.

Недели за две до отлета «Рекрута» из Вашингтона с новым агентом Центрального разведывательного управления встретился на конспиративной квартире сам заместитель начальника Советского отдела Питер Николс. Он представился русскому стажеру как «м-р Джекобс» и вручил «Рекруту» подарок американцев — дорогую авторучку «Паркер». С тех пор как она побывала в руках специалистов Лэнгли, она стала еще дороже. В ней была спрятана уже проявленная миниатюрная фотопленка с условиями связи и заданиями разведки.

Заботливо упакованные в авторучку «Паркер» задания ЦРУ охватывают десятки тем. Основные из них те, которыми занимается Институт США и Канады. Практически все проблемы внешней политики «главного противника» Соединенных Штатов. Они должны быть известны «Рекруту». Важная тема — разоружение, к ней агент имеет прямое отношение. Ну и, конечно, Польша и Афганистан, две болевые точки Советского Союза. В соседнем Афганистане уже льется кровь, в соседней Польше — она может пролиться.

«Везунчик» еще дважды успел встретиться с новым агентом. «Рекрут» снова получил «подарок» от Лэнгли — дорогой и изящный фотоальбом с видами столицы Соединенных Штатов. В нем были искусно заделаны «сувениры» — три письма от «туристов-иностранцев» на конспиративные адреса ЦРУ в Европе и США. В этих письмах агент будет переправлять в Лэнгли свою информацию. Ту, которую с нетерпением станут ждать в Советском отделе. И копирка, с помощью которой «Рекрут» напишет свои сообщения, тоже удобно устроилась в фотоальбоме с видами Вашингтона.

Николсу нравилось проводить личные встречи с завербованными агентами. Необходимо внушить «Рекруту» побольше уверенности, настроить его на строгое выполнение указаний и требований Лэнгли. В конце концов, от этого зависит его безопасность.

Личный контакт — один из важнейших элементов оперативной работы. Он дает возможность лучше узнать человека, с которым предстоит работать, увидеть его сильные и слабые стороны, наладить отношения, которые скажутся на успехе дела.

Ложь во спасение

Кошмар своего нового, необычного положения Аркадий Порываев в полной мере ощутил в самолете, взявшем в холодном марте 1985 года курс на Москву. Кончилось спокойное благополучие, канула в небытие безмятежная жизнь. В заснеженной Москве, медленно расстающейся с зимой, тревожное чувство уже не покидало Порываева.

Решение, как бывает во многих случаях, пришло неожиданно. Он знал, что некоторые его бывшие сокурсники попали по распределению в органы государственной безопасности, в какое из подразделений КГБ — в разведку или контрразведку, — Порываев не знал, но среди них был его хороший знакомый, вот к нему и решил обратиться за советом младший научный сотрудник Института США и Канады, попавший в столь запутанную и опасную историю в Вашингтоне. Он не рассказал ему всего, что с ним случилось, но не стал скрывать, что очень обеспокоен и думает, что американцы могут преследовать его в Советском Союзе.

Приятель внимательно выслушал сбивчивый рассказ Порываева, понял, что произошло что-то нешуточное, и, не задавая лишних вопросов, предложил организовать ему встречу с человеком, «более компетентным, чем он сам, в вопросах, связанных с американцами».

Вот так в жизни Аркадия Порываева появился Станислав из Американского отдела Второго главного управления. Молодой сотрудник контрразведки оценил обстановку и на следующей встрече, организованной в номере гостиницы «Метрополь», уже был не один. Вторым человеком, проявившим большой интерес к рассказу Аркадия Порываева, стал Сергей Александрович Краснов.

Начальник американского отдела услышал от Аркадия Порываева душещипательную историю о том, что произошло с ним в Вашингтоне. Историю о том, как на одной из широких улиц столицы Соединенных Штатов «четверо каких-то крепких парней» силой затащили его в машину, надели черную повязку на глаза и залепили рот пластырем, привезли на квартиру на окраине города и угрозами заставили согласиться работать на американскую разведку. Ту самую историю, которая так поразила Станислава на их первом свидании и вызвала немалое удивление и желание пригласить на встречу своего шефа.

Сергей Александрович Краснов, правда, не очень удивился. Ему приходилось видеть и слышать всякое от людей, оступившихся на неровной дороге жизни. Ему не в диковинку выслушивать всякие байки. К тому же через его руки за многие годы работы в контрразведке прошло немало оперативных документов Комитета государственной безопасности, повествующих о приемах и методах, применяемых спецслужбами США.

— Послушайте. Аркадий, — вы позволите мне называть вас по имени, ведь я значительно старше Вас и, наверное, гожусь вам в отцы, — Сергей Александрович не стал слишком уж прямо уличать Порываева. — Мне, право же, неловко. Когда мой маленький внук рассказывает всякие небылицы, я понимаю, что он еще живет в мире сказок. Но вы-то ведь не мальчик, и мифологией вам заниматься не к лицу. Я отлично понимаю: у вас — особый случай и вам нужна ложь во спасение. Вы хотите выглядеть невинной жертвой. Могу вам сказать: вы, очевидно, действительно жертва, жертва серьезной провокации американской разведки. Но невозможно принять ваш «страшный» рассказ и поверить, что вы не дали повода заманить в ас в ловушку. Не так ли?

Порываев как-то сразу сник и даже всхлипнул.

— Вы пытаетесь нас разжалобить, Аркадий, — нам вас и так жалко. Но надо отвечать за свои действия, а сейчас — быть предельно откровенным. Поверьте, мы знаем о Вас достаточно, чтобы услышать честный рассказ о «приключениях» в Вашингтоне. Я вас не принуждаю, вы можете поступать так, как сочтете нужным, но это действительно ваш единственный шанс сейчас. Ложь, фантазии, недомолвки — пойдут вам только во вред. У вас хорошая репутация в Институте, но ваше личное поведение вне института оставляет желать лучшего. Ну и потом, трудно поверить в то, что стажеру посольства удалось приобрести на небольшую зарплату столько дорогой, новейшей техники, как вы указали в своей таможенной декларации в Шереметьеве. Расскажите, как было дело, просим вас. Заодно поведайте нам, как американцы будут работать с вами в Москве. Ведь нельзя же всерьез поверить тому, что они, как вы говорите, «найдут вас» здесь. В конце концов, вы же сами к нам обратились.

Нельзя сказать, чтобы призыв Сергея Александровича к откровенности сразу и чудодейственно нашел путь к разуму молодого сотрудника Института США и Канады. Он пытался что-то сбивчиво объяснить контрразведчикам, потом молчал, собираясь с мыслями, и снова говорил и говорил…

Беседа в гостинице «Метрополь» с ее неизбежными перерывами на долгое молчание Порываева, на кофе и бутерброды, на другие неизбежные паузы затянулась на долгие часы. И все же она должна была завершиться, как заканчивается все в этом мире.

Аркадий Порываев начал рассказывать.

— Знаете, Аркадий, — сказал Сергей Александрович Краснов, когда усталые собеседники уже поднимались с мест, — сейчас мы закончим нашу сегодняшнюю беседу. Станислав поедет с вами, по дороге вы, возможно, вспомните еще какие-то детали, А дома, — вы ведь живете один? — вы отдадите ему «Паркер», о котором так интересно рассказали. Мы с вами будем встречаться, если не возражаете, надо до конца разобраться в тех хитросплетениях американцев, в которых вы запутались. И думаю, вы не меньше нас заинтересованы и в этом, и в том, чтобы наше общение проходило незаметно для других. Не правда ли?

Комбинация контрразведки

В кабинете начальника Американского отдела Второго главного управления в новом здании КГБ на улице Дзержинского не совсем обычные, но все же будничные, хлопоты контрразведки. На столе у Сергея Александровича стоит магнитофон с записью беседы с Аркадием Порываевым в гостинице «Метрополь».

Станислав, хозяин магнитофона, почти наизусть выучил вашингтонскую историю «Рекрута», а Алексей Владимирович Климов слушает впервые признания агента ЦРУ. С интересом и вниманием.

То, что происходит в кабинете в этот весенний день 1986 года, нельзя назвать жаркими дебатами, но недаром говорится: сколько людей, столько и мнений. Не будем удивляться: в военных ведомствах, где царит единоначалие и каким является Комитет государственной безопасности, такое случается нередко. До принятия решения и приказа командира.

Сергей Александрович поощряет споры, и они порой приобретают форму острого диспута. Но, пожалуй, не в этот раз. Картина представляется всем ясной. Не совсем, правда, еще ясно — что же делать.

— Не поговорить ли нам со следователями? — предлагает ортодоксально настроенный Станислав, — ведь наверняка в этом деле есть состав преступления. Да и прямые улики теперь имеются в нашем распоряжении.

Алексей Владимирович Климов настроен не столь категорически, но и он согласен, что в действиях бывшего стажера посольства присутствуют многие элементы тягчайшего преступления — измены Родине. Хоть и совершенного под давлением. Наверное, консультация со следственным отделом необходима. Да и коллег из разведки надо поставить в известность. Климов колеблется, у него еще не сформировалось мнение о том, как поступить. Ведь налицо — явка с повинной.

— Давайте подумаем, — следует ли действовать так радикально, включается в разговор Сергей Александрович, — парень здорово оступился, это несомненно. Несомненно и то, что американская разведка прибрала его к рукам и сумела получить от него какую-то секретную информацию. Этим надо заняться и вместе со следователями, может быть, не посвящая их во все детали, выяснить все то, что выдал противнику Порываев и какой ущерб это наносит интересам нашей страны и ее безопасности. Но крайне важно попытаться организовать оперативную игру с противником с участием этого парня. Кажется, он не прочь нам помочь.

Климову нравится идея начальника отдела, и он уже видит некоторые заманчивые перспективы игры с американцами. Сергей Александрович доволен руководитель важнейшего подразделения его отдела начинает проникаться той мыслью, которая вызревает в его уме.

— Наша задача — не только покарать человека за совершенное преступление. Гораздо важнее — выявить само преступление, найти и обезвредить того, кто на него решился. Это — во-первых. Ну, а потом, ведь он сам к нам пришел, пусть и с придуманной легендой. А это значит осознает свою вину и, более того, готов как-то поправить то, что натворил. Алексей Владимирович прав: нам очень нужна оперативная игра с американской разведкой, и, возможно, удастся втянуть в нее посольскую резидентуру ЦРУ. Это — во-вторых. И сейчас это — главное. Закон дает нам такое право и такую возможность. Будем считать, что мы договорились, и первое обсуждение закончено. Теперь требуется конкретный план действий. Займитесь этим, Алексей Владимирович. А с Порываевым надо плотно поработать. И понаблюдать за ним. Вам, Станислав, мы это и поручим. Согласование всех вопросов со следователями и с Первым Главным управлением я возьму на себя.

Климов и Станислав понимают: их шеф не хочет лишней огласки. Оба согласно кивают головами и, вернувшись, принимаются за дело.

Беспокойных забот теперь у «Рекрута» — полон рот. Но это нисколько не странно и вполне в ладах с его авантюрным характером. Ему нравится, что он вовлечен в схватку с американской разведкой. Регулярное общение со Станиславом возвращает ему уверенность и силу.

В Институте осложнений нет и, по-видимому, не предвидится, не чувствуется и намека на огласку о его похождениях в Вашингтоне — КГБ умеет держать свое слово. Аркадий Порываев успокоился и даже с определенным удовольствием делает то, что велят ему работник контрразведки Климов и изредка встречающийся с ним руководитель американского контршпионажа полковник Краснов.

Весна и лето года оказались для Американского отдела контрразведки чрезвычайно интересными и продуктивными. «Рекрут» аккуратно ставил условные знаки-сигналы для американцев. Разведчики московской резидентуры ЦРУ так же аккуратно фиксировали их, проезжая на своих автомашинах мимо почтовых ящиков, арок домов, столбов уличного освещения, где агент оставлял свои «помадные» следы. Один раз в два-три месяца «Рекрут» отправлял на подставные адреса ЦРУ полученные в Вашингтоне письма от мнимых «американских туристов», вписывая тайнописью в листы вложений информацию, которую ему помогали составлять на улице Дзержинского.

Предусмотрительные американцы снабдили его еще в Вашингтоне такими письмами. Три конверта с адресами и исписанными листками вложения были аккуратно и заботливо заделаны в обложку альбома пластинок с записями популярного во всем мире Фрэнка Синатры.

Копирку, которой служил лист белой бумаги, и прятать-то особо не надо. Стажер посольства просто положил его вместе со своими заметками, которые делал согласно институтскому плану командировки.

Исправно, без сбоев, работала и радиолиния Франкфурт-на-Майне Москва. В лаконичных телеграммах «Рекруту» сообщали о поступлении на подставные адреса ЦРУ его писем и выражали признательность за четко и аккуратно поставленные сигналы.

Наконец, в начале июля «Рекрут» получил свой первый обещанный «камень» — большой кусок асфальта, заложенный в тайник на тихой окраинной улице Москвы не известным американскому отделу разведчиком ЦРУ. Собственно говоря, какой это тайник? — разведчик посольской резидентуры просто положил кусок асфальта за дальней стенкой металлического гаража. Таких гаражей немало в Москве. Хорошо еще, что владелец гаража не соблазнился использовать «камень» для своих хозяйственных нужд. Наверное, слишком уж грязен и неказист был этот кусок асфальта.

В тайнике было немного денег, задания по сбору политической информации и — почему-то! — только одно письмо от «американского туриста». Непонятно, почему всего лишь одно? Может быть, не нашлось больше адресов «почтовых ящиков» ЦРУ? Или другие не умещались в тайниковом контейнере? В Американском отделе контрразведки недоумевали. Не находилось ответа и у самого «Рекрута».

Но особое изумление вызвала извлеченная Станиславом из вскрытого куска «асфальта» записка с печатным текстом:

«Внимание! Товарищ, ты случайно проник в чужую тайну, подобрав чужие вещи, которые были предназначены не для тебя. Оставь деньги себе, а все остальное выброси в реку, в глубокое место. Никому не говори о своей находке, иначе ты подвергнешь свою жизнь и жизнь своих близких большим неприятностям. Мы тебя предупредили!»

— Да, конспирация и предосторожность, — сказал Климов, разглядывая заделанную в целлофан записку, — психологический ход, порожденный собственным менталитетом. Думаю, что у нас найдется немного людей, которые поступят так, как рекомендуют в ЦРУ. Хотя, наверное, кое-кому захочется воспользоваться «подарком».

Последовавшее за этим неожиданным эпизодом общее веселье быстро сменилось в кабинете Алексея Владимировича Климова обычной рабочей суматохой. Многое становилось понятным, но оставались загадки…

В радиограмме «друзья» назвали тайник кодовым именем «Абрам», что было вполне понятно в свете того, что улица, где был спрятан «камень», именовалась Абрамцевской.

А радиограмме из Франкфурта-на-Майне накануне вечером предшествовал телефонный звонок на квартиру «Рекрута». Неизвестный мужчина-иностранец, говоривший по-русски с небольшим акцентом, назвал пароль и, получив в ответ подтверждение агента, сообщил, что очень скоро придет «посылка от тети» и «подробности» будут в телеграмме. «Рекруту» и в Американском отделе все было понятно. На улице Дзержинского только гадали, кто же был этот таинственный незнакомец и кто положил «камень». Долгое время подозрения так и оставались подозрениями. Не исключалось, правда, что «камень» был оставлен в тайнике «Абрам» еще до того, как послали радиограмму. А сам «каменщик» еще долго оставался загадкой. Тем более что звонивший «Рекруту» вполне мог изменить голос…

«Рекрут» нарисовал губной помадой очередную метку о получении «посылки» и направил «друзьям» новое письмо, а вскоре — и другое, стал ждать, когда последуют очередные телеграммы. Терпеливо ждали и в Американском отделе контрразведки, писем «туристов» у «Рекрута» больше не было.

В конце августа и в начале сентября от «американских друзей» пришли с небольшим разрывом по времени две радиограммы, и в каждой из них снова выражались благодарность за информацию и надежда на «плодотворное сотрудничество» и в будущем и ставился один и тот же вопрос: не планируется ли у агента заграничная командировка в ближайшее время. Но во второй августовской телеграмме сообщалось о том, что для «Рекрута» в тайнике «Ряб» на улице Рябиновая оставлена новая «посылка» — с новыми шифрами, с новой порцией писем «туристов», заданиями и деньгами. Внушительной суммой по тем временам. И хотя радиограмма и в этот раз была послана уже после закладки «камня», Американскому отделу контрразведки удалось разыскать того, кто осуществил эту разведывательную операцию. И это был не «Нарцисс», которому в резидентуре уже давно не поручали деликатных акций. Берегли.

Ходоком к тайнику «Ряб» оказался еще не известный контрразведке сотрудник резидентуры ЦРУ — атташе посольства из административнохозяйственного отдела Лоренс Кроуфорд. В Американском отделе научились находить разведчиков-агентуристов московской резидентуры. Иногда позже, чем этого хотелось, но всегда достаточно надежно.

Лоренс Кроуфорд, считал Алексей Владимирович Климов, показал себя умным и ловким агентуристом, вероятно, что именно он приложил руку и к первому камню для «Рекрута» — тайнику «Абрам». Разведчика-агентуриста резидентуры решили не трогать — нельзя было позволить, чтобы в Лэнгли возникли хотя бы малейшие подозрения насчет «Рекрута». Тоже по-своему берегли.

В Американском отделе поняли: в Лэнгли ценят «Рекрута», но, очевидно, не решаются передавать его на личную связь посольской резидентуре и ждут, когда он в очередной раз выедет за границу. Вот тогда-то у Сергея Александровича Краснова и Анатолия Климова и возник смелый план вызвать Центральное разведывательное управление на более активные действия. Это случилось в то самое время, когда «Нарцисс», неосторожно для себя и к удовлетворению советской контрразведки, уронил в автомашине свой «Минокс» и тем привел контрразведчиков на улицу Академика Павлова к «Павлину». Где, уже потом, был задержан «Пилигрим» — агент Центрального разведывательного управления в Ясеневе.

Почему же не использовать страстную тягу Лэнгли к Первому Главному управлению КГБ? Почему бы «Рекруту» не сыграть свою роль в этой оперативной игре, которая учитывает вполне реальные интересы ЦРУ? К тому же самому «Рекруту» совсем не обязательно знать весь замысел комбинации. Письмо для американцев можно направить без его участия. И ответ разведки будет расшифрован не агентом, а оперработником Американского отдела Второго Главного управления.

Руководство Комитета государственной безопасности поддержало смелый план Американского отдела контрразведки. Вашингтон идет напролом. «Айсберг» Лэнгли неудержимо движется по бурному морю, набирая скорость и готовясь к сокрушительному тарану всей своей массой — надводной и подводной.

Вот таковы были основные причины создания того письма в адрес американского получателя, которое проделало долгий путь в Советский отдел Оперативного Директората ЦРУ и так обрадовало Джеймса Вулрича и его заместителя.

Быстрая ответная радиограмма Лэнгли впечатляла. Похоже, в ЦРУ «заглотнули наживку», и следует ожидать весьма любопытного развития событий.

В контрразведке умели ждать. Как умеет это делать терпеливая кошка, сидя у обнаруженной в квартире прогрызанной мышами норки, откуда рано или поздно выйдет на свой роковой промысел обреченная жертва.

Лэнгли идет ва-банк

В конце сентября на пятом этаже в здании Лэнгли, где расползались помещения Советского отдела Оперативного Директората, царило радостное оживление. Собирали урожай — завершились успехом разведывательные операции в ряде стран Восточной Европы, сообщили о «подвижках» в делах на дипломатов Советского Союза «русские группы» в некоторых резидентуpax стран Азии, а главное — пришла неожиданная, но очень приятная весть из Москвы — «Рекрут» сообщил о поступившем ему приглашении из Первого Главного управления КГБ.

Шеф Советского отдела «загорелся» новой идей не на шутку. Она казалась ему компенсацией за недавнюю неудачу с «Пилигримом», ниспосланным ему свыше божественным провидением, в которое он верил и которое приближал, как мог.

Разработкой плана операции охотно занялся его заместитель, «первополучатель» письма «Рекрута». Джеймс Вулрич и «Везунчик» были уверены: если «Рекрут» попадет в Ясенево, он неминуемо окажется в Американском отделе русской разведслужбы. Эта уверенность не была необоснованной: в Институте США и Канады агент работал над американской проблематикой, был на стажировке в Вашингтоне, блестяще владел английским языком, возможно, ему придется обучаться в школе разведки, но, скорее всего, это будут краткосрочные курсы. В любом случае открывалась возможность проникнуть в Ясенево. Американский «крот» там был очень нужен Центральному разведывательному управлению.

И не только потому, что в Лэнгли давно возник и сейчас снова развивался синдром русского «крота», погубившего «Пилигрима».

Дело «Пилигрима» постепенно уходило в историю и стало понемногу забываться. Появились иные заботы, они заслоняли прошлое и толкали к новым решениям.

Однако русский «крот» маячил как призрак, то раздуваемый до размеров гигантского, всемогущего монстра, когда случались неудачи, то слегка отступая в тень, когда разливалась эйфория успехов. Но о нем не забывали. Особенно те, кто пострадал или те, кому это было положено по положению охотников за кротами.

— Послушайте, Питер, — сказал Вулрич своему заместителю, когда в Москву ушла радиограмма с рекомендацией агенту принять предложение разведки, а из московской резидентуры поступило сообщение о новом сигнале «Рекрута», — я думаю о серьезной долгосрочной перспективе. Мне кажется, «Рекрут» не очень хочет уходить из своего Института. Возможно, не желает прогадать — ведь, наверное, в Институте у него прочное, спокойное положение.

Да и материальное положение в таком солидном научном учреждении, как академический институт, у него неплохое. Правда, вы, наверное, заметили, его тянет к заграничным поездкам, работа в Первом Главном управлении даст ему гораздо больше возможностей в этом отношении.

— Я с вами согласен, сэр. Он умеет устраиваться, и очень солидно зарабатывает на публикациях и лекциях. Эти ученые очень капризны, особенно те, кто начинает свою карьеру. Он, несомненно, ценит себя в таком качестве. Мне приготовили список опубликованных им исследований, наверное, за них хорошо платят. Придется его уговаривать и что-то еще посулить. Он знает, как мы к нему внимательны, знает, что открыли для него счет в нашем банке. Но не знает, какими будут наши взносы. Думаю, что необходимо ему сообщить о конкретной сумме вклада и о поступлениях на этот банковский счет.

— В последующих наших телеграммах — денежную тему необходимо усилить. И постоянно показывать внимание к нему. Но не будем забывать, что он от нас зависит и будет еще долго помнить о своих делах здесь. Надо в деликатной форме напоминать ему о них. Есть еще одно обстоятельство, я над ним задумываюсь, может быть, немного забегая вперед. При всей авантюристичности характера он не отличается отвагой, скорее, его можно даже назвать слабым человеком. Пока он работает в своей стране, мы должны поддерживать в нем уверенность и демонстрировать внимание. У меня складывается впечатление, что когда он вновь окажется за рубежом, он не захочет возвращаться в Советский Союз. И мы не сможем ему воспрепятствовать в этом. Поэтому необходимо постараться убедить «Рекрута» в том, чтобы он подольше поработал в своей стране. И, конечно, побольше получить от него информации о русской разведслужбе. Он должен совершенно четко усвоить, что платить мы ему будем только за конкретную и важную информацию. А это прямая связь с его работой в Ясеневе. Необходимо это отчетливо понять. Я все же надеюсь, что мы сможем решить главную задачу — выяснить, проникли ли русские в Лэнгли. Иногда мне кажется, что они стоят у меня за спиной.

Вечером в этот же день Джеймс Вулрич подписал новую телеграмму в Москву:

«Дорогой друг!

Благодарим вас за ваш знак о получении посылки в тайнике «Руб». Наше высшее руководство довольно, что вас приглашают на ответственную работу. Ждем от вас подробностей. Это свидетельство ваших больших способностей и ума. Мы уверены, что новая работа раскроет ваши таланты. Надеемся также, что она даст возможность получить доступ к новой информации. Мы будем платить за нее согласно ее ценности. Нам кажется, что она будет намного важнее той, которую вы имеете сейчас. Наше сотрудничество должно быть взаимовыгодным. Ваш счет в банке сейчас составляет 10.550 долларов. Теперь мы будем переводить на ваш счет 1.200 долларов каждый месяц. Ваша информация будет оплачиваться отдельно. Мы рассчитываем, что вы поработаете в вашей стране не менее 2-х лет. В этом случае вы получите дополнительное вознаграждение за работу в сложных условиях. Мы уверены, что вы будете строго придерживаться наших рекомендаций. Это — гарантия вашей безопасности. Надеемся также, что вы будет осторожны с деньгами, которые мы вам посылаем, и осмотрительны насчет того, что с вами произошло здесь. Как только мы получим ваш сигнал об этой телеграмме, мы передадим вам новую посылку с новыми условиями контакта. Напоминаем вам, что ждем от вас новой информации об Афганистане. Нашему руководству важно знать, как в Москве оценивают военные и политические перспективы этого конфликта. Ваши друзья».

Лэнгли упорно рвется к «истине», и «Рекрут» может раскрыть некоторые тайны, которые скрывают в Кремле.