Конец «Крота»

Глава четырнадцатая

Говорят, что надо всегда прислушиваться к колокольному звону — колокол может звонить по тебе и навевать мысли о вечном. Или — о чем-то преходящем и неопределенном, как туман, который рано или поздно рассеется.

Телеграмма московской резидентуры о неудачном выходе Арнольда Бронсона на встречу с «Рекрутом», о задержании его милицией по подозрению в ограблении девушки и о радиопередатчике, который попал в руки к русским, поразила начальника Советского отдела Оперативного Директората, может быть, не меньше, чем сообщение о провале «Пилигрима». Возвратившийся из Москвы Питер Николс дополнил это печальное известие подробностями о событиях в отделении милиции на проспекте Маршала Гречко, о которых доложил подавленный случившимся разведчик резидентуры.

— Вы совершенно правильно ставите вопрос об Арнольде, — сказал Николсу Джеймс Вулрич, — ему нельзя оставаться в Советском Союзе. Независимо от того, уцелеет ли «Рекрут» или его ожидает судьба несчастного «Пилигрима».

— Да, сэр, я рад, что вы разделяете мое мнение. Мы немедленно направим телеграмму Александру Нарбекову, чтобы Арнольд готовился к отъезду. Думаю, надо объяснить его отъезд каким-то благовидным предлогом, например, болезнью матери или его самого. Знаете, я уверен, что слежки за Арнольдом не было, как не было наблюдения за ним все последнее время. Да и «J.I.B.» все-таки надежное средство, чтобы избавиться от преследователей. Странно, однако, что оказался неудачным отвлекающий маневр с поездкой Александра на Кавказ.

Последствия этого разговора в Советском отделе Лэнгли уже известны. Поспешный отъезд из Москвы Арнольда Бронсона остался малоприметным для большинства американцев с улицы Чайковского, но был по достоинству оценен в доме № 1/3 на улице Дзержинского.

— Совершенно ясно, Питер, — говорил своему заместителю начальник Советского отдела несколько дней спустя после возвращения «Роберта Кэмпбелла» в Вашингтон, — что нам и Эрику Хонтауэру в его новой должности главного контрразведчика ЦРУ потребуется делать серьезный и всесторонний анализ всего, что случилось в Москве. Может быть, мы что-то узнаем о «Рекруте».

Судьба агента, которого в Лэнгли готовили на роль «крота» в Ясеневе, основательно беспокоила Джеймса Вулрича. Вести о «Рекруте» появились в Советском отделе Оперативного Директората уже на следующей неделе. На стол «Волка» Вулрича легло проявленное в лаборатории Лэнгли и расшифрованное в самом отделе письмо от агента ЦРУ:

«Дорогие друзья! Я вынужден просить вас освободить меня от тех обязательств, которые я так неосторожно взял на себя после всех ваших заверений о безопасности наших встреч. Сегодня я испытал настоящий ужас у места встречи «Крем». Я был в двухстах метрах от телефонной будки и увидел страшную сцену, когда в милицейскую машину усаживали человека, только что вышедшего из будки. Наверное, это был американец или англичанин, потому что он кричал что-то на английском языке. Возможно, мне повезло, я задержался минут на 8-10. Я тут же повернул назад, там был угол улицы. Я уверен, что вы поймете мое чувство. Я больше не могу и не хочу так рисковать. Надеюсь, что вы проявите благородство. Прошу вас не посылать мне радиограмм, я не смогу их прочитать, я все материалы уничтожил. Пожалуйста, не пытайтесь связаться со мной в Москве. Прощайте.

Ваш друг».

— Ну вот, Питер, еще одно недостающее звено. Что вы теперь думаете о событиях в Москве? — Голос начальника Советского отдела непривычно задрожал. — Не знаю, что придется доложить директору и как объяснять все случившееся. Честно говоря, я уже не так уверен в непогрешимости проверки разведчиков резидентуры. Но несравнимо больше этого я думаю о трагической утечке информации отсюда.

— Я вас понимаю, сэр. — «Везунчик» не может скрыть от шефа своей растерянности. — У победы много живых родителей, а неудача — всегда остается сиротой. Мне, наверное, следует, прежде всего винить себя. Особенно сейчас в Москве. И в деле «Рекрута», и тогда, в деле «Пилигрима», слишком велика была жажда удачи. Может быть, и посчастливилось ее поймать, но удержать — не удалось. Не хотелось бы быть охотником, угодившим и капкан.

— Ладно, Питер, прекратите казнить себя. Грустно признавать поражения, но вы безусловно правы. К победам быстро привыкаешь, они создают эйфорию, и она очень вредна, если ею слишком увлекаться. Всегда нужен холодный душ, он закаляет. Как бы ни была трудна схватка с сильным противником (а русские очень крепкий и сильный противник, необходимо это признавать), как ни сложна обстановка для нас в Советском Союзе, — я уверен, что нам удастся разгадать загадки, которые задают нам русские. Жаль только, что приходится тратить на это драгоценное время и массу нервной энергии.

Святая простота

«O, Sancta Simplicitas!» — это были последние в его жизни слова. Обвиненного в ереси и сожженного на костре чешского богослова-реформатора Яна Гуса, успевшего увидеть пожилую женщину, бросавшую в бушующее пламя связку сухого хвороста. Поистине — святая простота.

Начальник Советского отдела Оперативного Директората ЦРУ мог не опасаться казни на костре. Он не был еретиком-отступником от канонов Центрального разведывательного управления. Даже в худшие для Лэнгли времена он оставался усердным и решительным солдатом тайной войны, пользовавшимся непререкаемым авторитетом у всех руководителей, с которыми служил эти долгие годы. Бескомпромиссным борцом с «империей зла».

Вулрича не пугало его будущее. Да, ему не хотелось уходить из разведки, он может еще поработать, и возраст пока не помеха. Но в конце концов он готов к отставке — пенсия у таких, как он, ветеранов Центрального разведывательного управления, позволяет жить вполне безбедно, содержать семью и детей, еще не пустившихся в свободное плавание по жизни, иметь уютное жилище.

В значительно большей мере он был озабочен другим: проигрышем почти выигранной партии, досадой на то, что позволил себя обыграть тем, к кому всегда относился свысока, как к представителям низшей формации, хотя и побаивался их, как Давид боялся грозного гиганта Голиафа. И еще беспокоило то, что его будут осуждать за «непрофессионализм» коллеги, многие из которых просто недостойны предъявлять ему претензии. Именно они бросят охапку дров в тот костер, который постараются разжечь его недоброжелатели вокруг провалов московской резидентуры и Советского отдела.

Были ли неудачи у Джеймса «Волка» Вулрича? — Он не любил о них вспоминать, но они, конечно, случались, кто в разведке от них застрахован! Однако у Советского отдела в прошлом ее не было столь зловещих «урожаев» на невзгоды, еще никогда на отдел ее не обрушивалось столько провалов, следующих один за другим с такой поразительной частотой!

Вначале непонятный удар судьбы с «Пилигримом». Затем «Рекрут», отказавшийся от сотрудничества в самый разгар удачного поворота событий, и одновременно — потеря ценнейшей уникальной аппаратуры, которая могла изменить работу московской резидентуры с агентами. И вот теперь — трагедия с провалом сразу двух ценных агентов, на которых делалась особая ставка в Лэнгли. Специалиста по подводному флоту СССР из Ленинграда и «крот» ЦРУ в советской военной разведке! Трудно перенести эту катастрофу (иначе просто не назовешь!), тем более что за всеми неприятными неудачами стоит тайна успехов русских.

Об этом новом провале начальнику Советского отдела стало известно совсем недавно. Он был просто поражен случившимся: ведь московская резидентура фактически даже не успела приступить к работе по связи с «Долларом». Правда, все необходимые материалы были направлены Александру Нарбекову.

Катастрофа в Ленинграде, где «Дэниэль Рост» был схвачен в пригороде, пытаясь извлечь свой первый тайниковый контейнер в Советском Союзе, тоже не поддавалась объяснениям. «Наследили» в ленинградской оперативной группе или русские перехватили ее переписку с Лэнгли? Или еще что-то?

Что же это такое? Русский «крот» в самом Советском отделе? Вулрич метался в сомнениях и догадках, подозревая и оправдывая одних, осторожно добивался перевода в другие подразделения тех, в ком по каким-либо причинам не был уверен или кого просто невзлюбил. А провалы тем временем не прекращались. Так в чем же дело? Джеймс «Волк» Вулрич вконец потерял покой.

На начальника Советского отдела наваливались воспоминания. Так, наверное, бывает всегда, когда радостные события уступают место беспокойному поиску причин жизненных неудач.

Джеймс Вулрич вспомнил, что говорил кумир его юношеских дней Джон Кеннеди. У президента, хорошего оратора, нашлись нужные слова: «О ваших успехах не говорят, о ваших же неудачах — трубят повсюду. Вы не можете говорить о ваших достижениях, ваши же провалы говорят сами за себя».

Провали Центрального разведывательного управления на московском фронте в восьмидесятые годы становились отвратительным кошмаром для «Волка» Вулрича. Он не мог даже представить себе, что дела в Москве пойдут так скверно.

«Я рад, что мы начинаем преодолевать комплекс неполноценности, говорил он своим новым подчиненным, придя в Советский отдел в конце семидесятых. — Мы не можем позволить Советам вытирать о нас ноги. «Карфаген должен быть разрушен» — призывал известный римский консул. И римляне добились своего — победили своего главного соперника. Русские — теперь наш главный противник, и Москва, как Карфаген когда-то, должна пасть».

«Поведение Советского Союза имеет одну цель — мировое господство. Джеймс Вулрич, возможно, сам того не замечая, говорил в отделе в начале восьмидесятых языком своего нового шефа директора ЦРУ Уильяма Кейси. Американский народ должен противостоять этому намерению нашего главного врага. Такая задача поручена Центральному разведывательному управлению, и мы будем это делать. Неважно, какими методами. И совсем не обязательно надевать при этом белые перчатки».

Вулрич обретал свое амплуа. Недаром в Лэнгли его стали называть «Волком».

И вот теперь приходится говорить о «кроте», агенте русской разведки в Лэнгли, о виновнике всех происходящих бед и несчастий американцев в Москве!

И снова Джеймс Вулрич вспомнил, как несколько лет назад яростно спорил с влиятельным в Лэнгли начальником контрразведки ЦРУ Джеймсом Энгльтоном, высмеивал его теорию «русского проникновения» в американскую разведку. С тем самым Энгльтоном, место которого теперь занимает Эрик Хонтауэр. Тогда, в семидесятые годы, размышления Энгльтона казались Джеймсу Вулричу сумбурной фантазией. Центральное разведывательное управление безупречно. Оно должно быть вне подозрений. Никакой иностранной разведке не под силу проникнуть в его ряды — такие постулаты были не просто живучи, они стояли стальным изваянием и подпитывались американским патриотизмом. До поры до времени. Пока не были свергнуты суровой действительностью с догматического пьедестала.

Со временем Джеймс Вулрич перестал критиковать «теории» Энгльтона. Они уже не казались ему такими безосновательными. Но его решение было более радикальным: «клин надо вышибать клином». Русские «кроты» — жестокая реальность, их надо выискивать и преследовать всей мощью американских спецслужб. И главное в этом — необходимо заводить своих собственных «кротов» в русской разведывательной службе. Нельзя жалеть средств и времени на их приобретение.

Вот тогда-то и были усилены «русские группы» в зарубежных резидентурах ЦРУ, нацеленные на вербовку «кротов» в советских представительствах за границей. Вот тогда-то и заработала в полную мощь программа ЦРУ-ФБР «Кортшип» в Вашингтоне, Нью-Йорке и Сан-Франциско.

Первая эйфория успехов делала свое дело. Презирая противника, Джеймс Вулрич (и не он один!) считал, что это правильный путь в сфере противоборства с русскими. Американские «кроты» в советских спецслужбах важная гарантия для Центрального разведывательного управления, эффективное лекарство от всяческих бед, надежное средство от неожиданностей.

Последние провалы в Москве, расцененные многими в Лэнгли как следствие тайной работы русского «крота», привели к новому всплеску «теорий» Энгльтона, но уже в несколько другом варианте. Версия о советском «кроте» устраивала многих в ЦРУ. Она была удобным оправданием собственных ошибок и оплошностей, а главное — помогала принизить силу противника, всю совокупную способность оппонента к эффективной обороне, которую в Лэнгли никак не хотели признавать. Поэтому-то и списывали поражения на проникшего в американские спецслужбы «крота», а может быть, целое семейство «кротов», мостивших успехи русских в борьбе с благородным соперником!

Кошмар «русских кротов» висел в кабинетах Лэнгли липким туманом, внося нервозность и суматоху в размеренную жизнь ведомства и ломая судьбы многих американских разведчиков, становившихся жертвами подозрений. Создавались специальные комиссии, шли бесконечные расследования, появлялись на свет пухлые доклады с грифом «совершенно секретно».

В Лэнгли, выставляя напоказ свои аналитические таланты, искали «истину». Ту истину, которая должна была сделать ее носителей свободными и сильными. Если верить призыву Нагорной проповеди, запечатленному в вестибюле здания штаб-квартиры ЦРУ.

Пока удар не обрушился на самые верхи Центрального разведывательного управления.

Могущественный сенатский комитет Конгресса по разведке, задетый невниманием к себе руководства Лэнгли и посчитав оскорбительным для Америки крушение мифа о «жене Цезаря», потерявшей репутацию благопристойной матроны, решил не жалеть начальственных голов ЦРУ. Сенаторы на Капитолийском холме потребовали крови. Одни хищники были очень недовольны другими.

Версия о «кроте» КГБ, погубившего «Пилигрима» и выдавшего русским другие разведывательные операции американцев против Советского Союза, вконец измучила Джеймса Вулрича.

Война не бывает без жертв. Тайная война — не исключение. «Звездочки» в мемориальном зале Лэнгли — это символ ненасытного Молоха. О жертвах, приносимых на алтарь тайных баталий, вынуждены помнить все те, кто проходит мимо. Это по ним звонит колокол. Он звонит и по Джеймсу «Волку» Вулричу.

…Джеймс Вулрич медленно бредет к автомобильной стоянке. Он сгорбился, плечи опустились. Где же его былая выдержка, где железная воля, где прозорливость, не раз выручавшая в прошлом?

«Волк» Вулрич не привык выставлять наружу свои чувства. Вот и сейчас, похоже, ему придется переживать неудачи в одиночестве. Другие не выручат, не вернут ему уверенности. Не выручит тяжело больной Уильям Кейси, дни директора ЦРУ сочтены, он умирает от мучительного недуга.

Да и всегда ли будет надежно действовать алгоритм, которому Вулрич поклонялся, следуя заветам своих кумиров Аллена Даллеса и Уильяма Кейси? О Карфагене, который должен быть разрушен. О главном противнике, которого следует сокрушить до основания. Ну, допустим, удастся это сделать, и крепость, которую сейчас осаждают Соединенные Штаты, падет. Наверняка появятся новые, невиданные опасности и угрозы. Тысячи ядовитых змей в джунглях, как образно скажет один из ветеранов ЦРУ, когда восьмидесятые годы, наконец, завершатся и многие почувствуют конец «холодной войны».

Шаркая негнущимися ногами, Джеймс Вулрич шел к автомашине. Он думал о потерянных агентах, о своих несбывшихся планах и расчетах, о неудачной надежде на то, что его «крот» обоснуется в русской разведке. О противнике, который на этот раз оказался хитрее и удачливее, чем он сам. О розах и шипах, вечных спутниках разведки, которой он отдал свою жизнь, всю свою карьеру. Об аромате триумфа, который жадно вдыхал в Вашингтоне, и о тяжелой горечи провалов, которые пришлось испытать.

Вулрич видел плотоядный оскал волков и лис, на которых он так любил охотиться. Ему показалось, что волки и лисы смеются. И те, что чучелами и на фотографиях висят в его кабинете, и те, что устроились в его вашингтонской квартире, и те, которых он не сумел сделать своими трофеями.

Наверное, он больше не выдерживает. Да и возраст уже не тот, когда можно спокойно и безучастно переносить беды. Надо уметь вовремя уходить.

Видение смеющихся волков сопровождало Джеймса Вулрича долго, не отпускало его и тогда, когда он двинулся на своей автомашине к дому. Кто знает: может быть, оно теперь никогда не исчезнет из его жизни?

Несостоявшиеся мемуары

Прошло несколько месяцев. Ушли в прошлое события, радостные и неприятные для начальника Советского отдела, наступили новые — полные надежд и очередных разочарований. Пришло время, когда Джеймса Вулрича вежливо и деликатно проводили в отставку. В письме заменившего умершего Кейси нового директора Центрального разведывательного управления, которое начальнику Советского отдела доставили вместе с другими документами, содержалась «глубокая признательность за долгую и безупречную службу». Ложка дегтя в этом полном сладкого меда письме на официальном бланке директора Лэнгли была припрятана в самом конце: «К сожалению, не удалось избежать и неудач, когда вы руководили одним из важнейших отделов». И неожиданное заключение: «Мы понимаем, что в связи с ухудшением состояния здоровья и возрастом вам трудно продолжать работу с прежней энергией».

«Ну, что же, этого следовало ожидать, — подумал Вулрич, в действительности надеявшийся еще на что-то иное, — вполне в духе времени, требующем внимания и обходительности. Ухудшение здоровья и совершенно ясное указание на годы. Хорошо еще, что нет обвинений в некомпетентности».

Ветеран американской разведки, руководитель одного из важнейших подразделений Оперативного Директората, всегда находившегося на острие борьбы с главным противником, должен уходить! «Пора, наконец, отдохнуть, подумал Вулрич, — заняться самим собой, внучками». Джеймс «Волк» Вулрич старался не задумываться над прошлым. Ну, а что же будущее?

Он не станет подобно иным своим коллегам заниматься сочинительством. Литературный труд не для него. Вулрич был крайне раздосадован появлением на книжном рынке постыдных творений о Центральном разведывательном управлении. Пронырливые писаки! Они только и мечтают о том, чтобы заработать на сенсациях! Не помогают и те запретительные меры, которые вводятся руководством Центрального разведывательного управления для защиты своих секретов. Невеселые мысли одолевали бывшего начальника Советского отдела.

Джеймс Вулрич вспомнил недавние метаморфозы. Не столь уж давно американским журналистам и литераторам, всем тем, кто затрагивал проблемы деятельности спецслужб, не рекомендовалось писать о зарубежных резидентурах Центрального разведывательного управления. «Не рекомендовалось» — сказано мягко. Эта тема была запретной. Могли пострадать кадровые разведчики и особенно агенты, действующие в глубоком подполье. И запрету подчинялись. Абсолютным табу для средств массовой информации оставалась московская резидентура ЦРУ.

Соблазнительная тема, полная богатейших сенсаций! Но, увы, нельзя писать о победах — неизбежно будут раскрыты каналы разведывательного проникновения, источники получения информации, будет нанесен непоправимый урон самоотверженным агентам разведки, окажутся расшифрованными сотрудники ЦРУ, использующие дипломатические и иные прикрытия.

С другой стороны, — у Вулрича не было никаких сомнений, — нельзя касаться поражений, нанесенных «главным противником». По тем же причинам. А главное — непатриотично. Да и не следует настраивать против Лэнгли доверчивую общественность.

«Ныне положение существенно изменилось. Новые руководители Центрального разведывательного управления, — горько размышлял Вулрич, объявили себя поборниками гласности, забывая о том, что разведка сильна конспирацией. О ней заботились яркие умы американской разведки — Аллен Даллес, Дик Хелмс, Уильям Кейси. Они внедряли правила конспирации в сознание своих подчиненных, особенно в сознание и понимание правительственных чиновников и Конгресса, равнодушных к секретам разведки. И не было такого разгула публикаций о ЦРУ, раскрывающих методы его работы и — даже страшно подумать! — ее верных агентов».

Среди его бывших коллег нашлись любители поговорить о ЦРУ, предаться воспоминаниям. Он, Джеймс Вулрич, не напишет мемуаров. Хотя и мог бы! Книга бывшего руководителя Советского отдела Оперативного Директората ЦРУ, написанная со знанием дела, наверняка стала бы бестселлером. Конечно, он написал бы о «волках» из разведки — ведь он сам был из их породы. Да и о «кротах» американской разведки, проникших в важные объекты Советского Союза, он мог бы сообщить немало любопытного. Советский отдел мог похвалиться успехами.

Тщеславно подумал: и гонорар за такой бестселлер был бы баснословным! Да и в КГБ многое дали бы за то, чтобы появились мемуары начальника Советского отдела.

Джеймс «Волк» Вулрич не напишет книги о своем отделе, о московской резидентуре Центрального разведывательного управления, о подразделениях Лэнгли в странах советского блока — в Праге, Берлине, Варшаве, Софии, Бухаресте. В странах, граничащих с Советским Союзом, — в Хельсинки, Осло, Анкаре и Стамбуле, Тегеране и Кабуле. В «нейтральном» Стокгольме. Там, где в резидентурах ЦРУ действуют «русские группы», поставляющие «товар» в Советский отдел.

В чем же причина? — Он и сам еще не до конца осознал, что пришлось бы писать не только и, может быть, не столько об успехах и победах, сколько о неудачах и поражениях подразделений разведки. И в первую очередь о провалах московской резидентуры. Ему пришлось бы рассказывать любопытным читателям о крупных провалах агентов американской разведки в Советском Союзе, о разоблачении органами КГБ в последние годы уходящего десятилетия агентов Центрального разведывательного управления Калинина, Московцева, Толкачева, Полещука, Полякова, Поташева и других. О захвате советской контрразведкой с поличным разведчиков ЦРУ, действовавших под «крышей» американских дипломатических представительств в СССР, — Питера Богатыря, Луиса Томаса, Ричарда Осборна, Пола Стомбауха, Лона Аугустенборга, Майкла Селлерса, Эрика Сайтса. О раскрытии Комитетом государственной безопасности Советского Союза специальных оперативно-технических мероприятий ЦРУ в Москве, у берегов Камчатки, на железнодорожной магистрали Находка — Ленинград. Обо всем том, что заставило американского писателя-публициста Дэвида Уайза, автора многих книг о Центральном разведывательном управлении, горько признавать, что в восьмидесятые годы в Москве были провалены многие операции ЦРУ, что была разгромлена агентурная сеть, которая создавалась годами и которую теперь трудно будет восстановить, раскрыты принципиально важные направления разведывательной работы, которые уже не утаить от противника. «Размер понесенного нами в Советском Союзе ущерба, — сетовал американец, — исключительно велик. Для нас там обрублены все концы».

«Нет, нисколько не лукавил маститый писатель, — подумал Вулрич, — но слова его тем не менее впечатляют. Не каждому дано делать такие признания».

Нет, Джеймс Вулрич не напишет книги о московской резидентуре. Это однозначно. Зачем предаваться печальным и неприятным воспоминаниям? Зачем ворошить прошлое и каяться, если каяться не в чем!

Возможно, что и о самом «Пилигриме» Вулрич уже не вспоминал. Стоит ли думать о провалившемся агенте, когда ты сам делал все правильно. Да и какое может быть дело до исковерканной жизни «Пилигрима», до судеб его родных и близких?

Джеймс «Волк» Вулрич пережил многих руководителей Центрального разведывательного управления. Одни тихо покинули Лэнгли сами, с другими расправились политики. Сейчас он думает о том, с кем был связан пик его карьеры, его собственной жизни. И его уже нет. Бедный Кейси! Он ушел из жизни еще до того, как отправили в отставку Джеймса Вулрича. Ушел, так и не увидев плодов своих трудов по сокрушению ненавистной «империи зла».

Как кое-кто из его коллег, Уильям Кейси не срывался на истошные вопли «русские идут!», не бросался с высоты небоскреба, одержимый безумным видением русских танков, грохочущих по американской земле, в отчаянии от свалившихся на него бед. Он хладнокровно и настойчиво делал свое дело. И руководствовался своими принципами, в которые безоговорочно верил и которые соблюдал.

«Мы живем в джунглях, — говорил Редьярд Киплинг, — а в джунглях нет места цивилизации и действует право сильного, — таков был основной закон для покойного директора ЦРУ. Таково же было и кредо начальника Советского отдела Оперативного Директората. Отошедший от дел, поверженный в некоторых своих расчетах и надеждах, он роптал лишь на то, что судьба не дала ему возможности добиться большего…