Конец смены

Библиотечный Эл

Брейди долго не раздумывал, чтобы понять: его время как физического существа практически закончилось. Он родился глупым, но таким оставался недолго, как говорят в народе.

Да, есть физиотерапия — доктор Бэбино ее прописал, и Брейди не мог сопротивляться, — но ее возможности ограничены. В конце концов, он смог протащиться футов тридцать[34] по коридору, который некоторые пациенты прозвали пыточным шоссе, — но только с помощью координатора-педагога Урсулы Гейбер, мужиковатой фашистки с лесбийскими манерами, которая этим руководила.

— Еще шаг, мистер Хартсфилд, — произносила Гейбер, а когда он через силу делал этот шаг, эта сука требовала от него следующий шаг, и следующий. Когда Брейди в конце концов, позволялось рухнуть в кресло, он дрожал и был мокрый от пота. При этом он любил представлять себе, как запихивает Гейбер в одно место пропитанные бензином тряпки и поджигает их.

— Молодец! — восклицала она тем временем. — Хорошо поработали, мистер Хартсфилд!

Он удосуживался пробормотать что-то отдаленно похожее на «спасибо», а она оглядывалось вокруг, гордо улыбаясь всем, кто оказывался поблизости. Взгляните! Моя ручная обезьяна может говорить!

Он мог говорить (больше и лучше, чем они думали) и мог протащиться десять ярдов по пыточному шоссе. В лучшие дни мог есть заварной крем и не очень при этом заляпаться. Но он не мог одеться, завязать шнурки, подтереться, даже не мог воспользоваться пультом (таким похожим на «Изделие 1» и «Изделие 2» из старых добрых времен) и смотреть телевизор. Взять его он мог, но моторики для нажатия на маленькие кнопочки ему не хватало. Если он и мог включить его с пульта, то, в конце концов, все заканчивалось тем, что он смотрел на пустой экран с надписью «Нет сигнала». Это его злило — в начале 2012 года его злило абсолютно все, — но он очень старался этого не показывать. Злые люди имеют причины для злости, потому что могут думать, а у овоща нет причин ни для чего.

Иногда забегали юристы из окружной прокуратуры. Бэбино выступал против таких визитов, говоря юристам, что из-за них пациент регрессирует, что противоречит их долгосрочным интересам, но это не помогало.

Иногда с теми юристами приезжали копы, один раз коп пришел сам. Это был жирный мудак с короткой стрижкой и бодрыми манерами. Брейди сидел в своем кресле, поэтому мудак расселся на его постели. Жирный мудак сказал Брейди, что его племянница была на концерте «Здесь и сейчас». «Ей всего тринадцать, и она от этой группы просто без ума», — сказал он, посмеиваясь. Не прекращая смеяться, он наклонился над своим здоровенным пузом и ударил Брейди по яйцам.

— Вот тебе подарочек от моей племянницы, — сказал жирный мудак. — Почувствовал? Ну, надеюсь, ты все почувствовал.

Брейди действительно почувствовал, только не так сильно, как, видимо, надеялся жирный мудак, потому что от пояса до колен у него почти все онемело. Видимо, в голове сгорела какая-то схема, ответственная за чувствительность в этой области, подумал Брейди. В нормальной ситуации это была бы плохая новость, но не тогда, когда получаешь хук правой по семейным ценностям. Он так и сидел там, не изменившись в лице. По подбородку ползла струйка слюны. Но имя жирного мудака он запомнил: Моретти. Этот теперь тоже в его списке.

Список у Брейди был очень длинный.

Он смог крепко вцепиться в Сэйди Макдональд благодаря этому первому, вполне случайному сафари в ее мозг. (Еще крепче он завладел мозгом идиота-санитара — но наведаться туда было все равно, что провести отпуск в Лоутауне.) Несколько раз Брейди удавалось подвести ее к окну — месту, где у нее тогда случился приступ. Обычно она выглядывала и возвращалась к своей работе, что было обидно, но как-то в июне 2012 года у нее случился очередной мини-приступ. Брейди обнаружил, что снова смотрит ее глазами — но на этот раз статус обычного пассажира, который созерцает пейзажи из окна, его не устраивал. Теперь он хотел порулить.

Сэйди подняла руку и поласкала свои груди. Немного сжала их. Брейди почувствовал легкое напряжение между ног Сэйди. Он ее слегка разогрел. Интересно, но особой пользы от этого нет.

Подумал, не развернуть ли ее и выйти из палаты. Пройтись по коридору. Попить из фонтанчика. Вот такая у него живая инвалидная коляска. А вдруг с ним кто-то заговорит? Что он скажет? А если Сэйди снова выбросит его, когда те вспышки будет не видно, и начнет кричать, что Хартсфилд залез ей в голову? Решат, что она спятила. Ее могут уволить. В таком случае Брейди потеряет к ней доступ.

Вместо этого он углубился в ее ум, стал наблюдать, как рыбки-мысли отблескивают, проплывая. Теперь они были более четкие, но в основном малоинтересные.

Но вот одна… красная…

Она попалась ему на глаза, как только он подумал о ней, — ибо он пытался заставить ее об этом подумать.

Большая красная рыба.

Рыба-отец.

Брейди бросился вдогонку и поймал ее. Это было легко. Его тело почти ни на что не годилось, но в мозгу Сэйди он двигался живо и ловко, словно балерина. Рыба-отец регулярно домогалась ее между шестью и одиннадцатью годами. Наконец он дошел до конца и трахнул ее. Сэйди рассказала об этом учительнице в школе, и отца арестовали. Когда его выпустили на поруки, он покончил с собой.

Больше для развлечения Брейди стал напускать своих собственных рыб в аквариум Сэйди Макдональд: маленьких ядовитых морских ежей, которые представляли собой всего-навсего несколько преувеличенные мысли, которые она сама пригрела в сумеречной зоне между сознанием и подсознательным.

Что это она его совратила.

Что ей на самом деле были приятны его знаки внимания.

Что она ответственна за его смерть.

Что если уж смотреть под таким углом — то это вообще было не самоубийство. Если смотреть на это так — то это она сама его убила.

Сэйди вздрогнула, схватилась за голову, она отвернулась от окна. Брейди почувствовал тошнотворное головокружение — и вылетел из ее головы. Она посмотрела на него: на ее бледном лице читалось отчаяние.

— Кажется, я потеряла сознание на пару секунд, — произнесла она и дрожащим голосом рассмеялась. — Но ведь ты никому не скажешь, не так ли, Брейди?

Ну, конечно нет — и поэтому ему стало все легче и легче залезать в ее голову. Для этого ей уже не надо было смотреть на солнечные отблески на окнах машин: достаточно было просто зайти к нему в палату. Она стала худеть. Ее деликатная красота начала блекнуть. Иногда она ходила в грязном халате и рваных колготках. А Брейди продолжал насаждать в ее лове свои обвинения: это ты сама виновата, тебе нравилось, ты отвечаешь, ты не заслуживаешь жить.

Черт, вот это уже дело!

Иногда больнице перепадала халява — и в сентябре 2012 года привезли с десяток игровых устройств, «Заппитов»: то ли от производителя, то ли от какой-то благотворительной организации. Администрация сложила их в маленькой библиотеке возле больничной универсальной часовни. Там санитар их распаковал, рассмотрел, решил, что это — глупые и устаревшие штуки, и задвинул на заднюю полку. Там их нашел Библиотечный Эл Брукс и взял один себе.

Элу понравилось несколько игр, например та, где надо безопасно провести искателя сокровищ Гарри мимо пропасти и ядовитых змей, но больше всего понравилась «Рыбалка». Не сама игра, которая была довольно тупая, а демо. Он считал, что если кто узнает, то будет с него смеяться, но для Эла это были не шутки. Когда его что-то расстраивало (на него кричал брат, что тот не вынес мусор в четверг, когда приезжал мусоровоз, или дочь звонила из Оклахомы и говорила неприятные вещи), эти рыбки, медленно плавающие под музыку, всегда его успокаивали. Иногда он терял счет времени. Это было нечто удивительное.

Однажды вечером, незадолго до того, как 2012 год перешел в 2013-й, на Эла снизошло вдохновение. Хартсфилд в палате 217 был не способен читать и не интересовался ни книгами, ни музыкой на дисках. Если ему одевали наушники, он срывал их, пока они не падали с него: они как будто ему мешали, давили. Также он не мог манипулировать маленькими кнопочками под экраном «Заппита», но смотреть на демо «Рыбалки» он мог! Может, ему понравится это или какое-нибудь другое демо. А если ему понравится, то, может, и другим пациентам тоже (к чести Эла, он никогда даже мысленно не называл их овощами) — и это будет хорошо, потому что некоторые из пациентов с мозговыми травмами в «Ведре» время от времени были склонны к насилию. Если демо их будет успокаивать, то врачам, медсестрам и санитарам — и даже уборщикам — будет значительно легче жить.

Может, ему даже премию дадут. Может, и нет, но мечтать не вредно.

Он вошел в палату 217 как-то вечером в декабре 2012 года, вскоре после того, как вышел единственный регулярный посетитель Брейди. Это был бывший детектив Ходжес, благодаря которому Брейди было обезврежен, хотя по голове дал ему не он и не он нанес ему травму мозга.

Визиты Ходжеса огорчали Хартсфилда. Когда он выходил — в палате 217 падали вещи, вода в душе включалась и выключалась, иногда резко открывалась и закрывалась дверь туалета. Сестринский персонал все видел, и никто не сомневался, что это дело рук Хартсфилда, но доктор Бэбино только отмахивался от одной мысли об этом. Он утверждал, что это именно такая истерия, которая бывает у определенного типа женщин (хотя в «Ведре» работало и несколько медбратьев). Эл знал, что говорят правду, потому что сам несколько раз видел такие проявления, а себя истеричной личностью не считал. Даже наоборот.

В один памятный день, проходя мимо палаты Хартсфилда, он услышал какой-то звук, приоткрыл дверь и увидел, что жалюзи отплясывают какой-то маниакальный пляс. Это произошло вскоре после одного из визитов Ходжеса. Это длилось почти тридцать секунд, а затем жалюзи затихли.

Хотя он пытался быть дружественным — а таким он старался быть со всеми, — Элу не нравилось поведение Билла Ходжеса. Складывалось впечатление, что этот человек наслаждается состоянием Хартсфилда. Радуется этому. Эл знал, что Хартсфилд — негодяй, который убивал ни в чем не повинных людей, но какая, к черту, разница, когда человека, который делал такие ужасные вещи, уже нет? Остается только оболочка — практически только она. Ну и что с того, что он умеет тарахтеть жалюзи или воду включать-выключать? Это же никому не вредит.

— Здравствуйте, мистер Хартсфилде! — сказал тем декабрьским вечером Эл. — Я вам кое-что принес. Надеюсь, вы посмотрите.

Он включил «Заппит» и ткнул в экран, вызывая демо «Рыбалки». Начали плавать рыбки, зазвучала мелодия. Как всегда, Эла это успокаивало, и он на мгновение засмотрелся, наслаждаясь. Не успел он развернуть прибор экраном к Хартсфилду, как вдруг обнаружил, что катит библиотечную тележку по крылу А — совершенно в другой части больницы.

«Заппита» как не бывало.

Это должно было бы расстроить Эла, но не расстроило. Чувствовал он себя вполне нормально. Немного уставшим, с разбросанными мыслями, но, в целом, хорошо. Счастливо. Посмотрел на левую руку и увидел там большую букву Z, написанную той ручкой, которую всегда носил в кармане рубашки.

Z — это Z-Мальчик, подумал он и рассмеялся.

Брейди не принимал решение залезть в Библиотечного Эла — не прошло и нескольких секунд, как этот старый хрен посмотрел на экран в руках, как Брейди уже оказался в нем. Не было и ощущения, что он пришел в чужую голову. Теперь это библиотечное тело принадлежало Брейди, так, как седан от Герца был его машиной, пока он считал нужным им управлять.

Ядро сознания Библиотечного Эла оставалось на своем месте — где-то там, — но оно присутствовало лишь в виде спокойного гудения: да в холодный день котел в подвале гудит. Однако у него был доступ к воспоминаниям Элвина Брукса и запасу его знаний. Второго было немало, ибо до того, как этот человек в возрасте пятидесяти пяти лет вышел на пенсию, он работал электриком и назывался Электрическим Бруксом, а не Библиотечным Элом. Если бы Брейди захотел спаять любую схему, то он мог бы с легкостью это сделать, хотя и осознавал, что в собственном теле эту способность, наверное, потеряет.

Мысль о теле пробудила его от раздумий, и он наклонился над мужчиной, который лежал в кресле. Его глаза были полузакрытые и закатились, так что видны были только белки. Язык вывалился изо рта. Брейди положил искореженную руку на грудь этого человека и почувствовал, как она слегка поднимается и опускается. Так что с этим все было нормально, но, Боже, ну и ужасный же у него вид. Кожа и скелет. И это с ним сделал Ходжес.

Он вышел из палаты и прошелся по больнице, чувствуя какую-то безумную радость. Он всем улыбался, ничего не мог с этим поделать. С Сэйди Макдональд он боялся себя как-то выдать. Сейчас он тоже опасался, но не так. Ему было лучше. Библиотечный Эл сидел на нем туго, как перчатка. Проходя мимо Анны Кори, экономки крыла А, он поинтересовался, как ее муж там держится на радиотерапии. Она сказала, что Эллис в порядке, насколько это может быть, и поблагодарила, что спросил.

В коридоре он поставил тележку возле мужского туалета и рассмотрел «Заппит». Как только посмотрел на рыбок, Брейди понял, что, вероятно, произошло. Те придурки, которые создали эту игру, вероятно, случайно, придали ей гипнотические свойства. Восприимчивы к ним не все, но Брейди думал, что таких людей немало, и не только те, у кого бывают небольшие нервные срывы, как у Сэйди Макдональд.

Он вычитал еще там, в своей подвальной комнате управления, что некоторые электронные и видеоигры могут вызывать приступы или легкие гипнотические состояния у вполне нормальных людей, поэтому производители вынуждены писать (только очень мелким шрифтом) на многих инструкциях: не играйте подолгу, не сидите ближе, чем в метре от экрана, не играйте, если у вас в анамнезе эпилепсия.

Этот эффект самими видеоиграми не ограничивался. По меньшей мере, один эпизод из сериала про покемонов был сразу запрещен, потому что тысячи детей жаловались на головные боли, размытость зрения, тошноту и эпилептические приступы. Вину возлагали на тот момент, где запускают много ракет, от чего возникает стробоскопический эффект. Определенная комбинация плавающих рыбок, и мелодии работала подобным образом. Брейди удивлялся, что компанию, которая производила «Заппиты», не завалили жалобами. Позже он обнаружил, что жалобы были, только мало. Он пришел к мысли, что причин у этого две. Во-первых, сама тупая игра в рыбалку такого эффекта не давала. Во-вторых, мало кто эти «Заппиты» покупал. Выражаясь жаргоном компьютерной коммерции, они были «кирпичами».

Толкая свою тележку, мужчина в теле Библиотечного Эла вернулся в палату 217 и положил «Заппит» на тумбочку — для дальнейших размышлений и исследований. Потом (и не без сожаления) Брейди оставил тело Библиотечного Эла Брукса. На мгновение почувствовал головокружение — и вот он уже смотрит не вниз, а вверх. Брейди было интересно, что же произойдет дальше.

Сначала Библиотечный Эл просто стоял на месте, словно не человек, а мебель. Брейди потянулся к нему невидимой рукой и похлопал по щеке. Потом потянулся своим разумом к мозгу Эла, ожидая обнаружить, что тот окажется закрытым, как у сестры Макдональд, как только она выходила из гипнотического состояния.

Но двери были широко распахнуты.

Ядро сознания Эла уже пробудилась, но теперь его стало немного меньше. Брейди подумал, что какую-то его часть он выжег своим присутствием. И что? Люди, когда пьют, уничтожают немало нервных клеток, но у них еще много остается. Это верно и для Эла. По крайней мере, пока что.

Брейди увидел Z, которое написал на тыльной стороне руки Эла, — от нечего делать, просто потому, что мог, — и обратился к нему, не открывая рта.

— Привет, Z-Мальчик. Теперь уходи. Выходи. Иди в крыло А. Но ты же никому не расскажешь, правда?

— О чем? — удивленно спросил Эл.

Брейди кивнул, насколько у него это получалось, и улыбнулся, насколько у него получалось улыбаться. Ему уже хотелось снова вернуться в Эла. Тело Эла было старенькое, зато работало.

— Хорошо, — сказал он Z-Мальчику. — О чем тут рассказывать.

2012 год перешел в 2013-й. Брейди потерял интерес к тренировке телекинетических способностей. Теперь в этом не было смысла, ведь у него был Эл. Каждый раз, попадая в него, он все крепче держался, контролировал лучше. Управлять Элом — это как управлять этаким дроном, из тех, которых военные запускают следить за боевиками в Афгане… чтобы затем разбомбить их на хрен.

Замечательно, что и говорить.

Однажды его Z-Мальчик показал один из «Заппитов» детективу на пенсии в надежде, что того загипнотизирует демо «Рыбалки». Оказаться внутри Ходжеса было бы замечательно. Брейди первым делом взял бы карандаш и повыкалывал бы старому копу глаза. Но Ходжес только глянул на экран и вернул его Библиотечному Элу.

Брейди пытался повторить попытку через несколько дней — в этот раз с Денизою Вудс, помощницей физиотерапевта, которая дважды в неделю приходила в палату тренировать ему руки и ноги. Она взяла устройство, когда Z-Мальчик ей его дал, и смотрела на рыбок немного дольше, чем Ходжес. Что-то произошло, только этого было мало. Пытаться пролезть в ее голову — это было похоже на попытку пройти сквозь прочную резиновую диафрагму: она растягивалась — достаточно, чтобы увидеть, как Дениза кормит омлетом маленького сына на высоком стульчике, и сразу выталкивала его обратно.

Она вернула «Заппит» Z-Мальчику и сказала:

— Правда, хорошенькие рыбки. А теперь почему бы тебе не разнести книжки, а мы бы с Брейди поработали с этими упертыми коленями?

Так вон оно что. Не ко всем был такой моментальный доступ, как к Элу, и Брейди надо было лишь немного подумать, чтобы понять, в чем дело. У Эла была склонность к гипнозу от демо «Рыбалки», он его много раз видел до того, как принес «Заппит» Брейди. Вот в чем существенный момент — и это также существенное разочарование. Брейди уже надумал себе десятки дронов на выбор, но такого не случится, если не найдет способ перепрограммировать «Заппит» и увеличить его гипнотическую силу. А есть ли такой способ?

Как человек, которому в свое время уже приходилось модифицировать всевозможные гаджеты — вот хотя бы «Изделие 1» и «Изделие 2», — Брейди считал, что такой способ существует. Ведь в «Заппите» есть вай-фай, а это лучший друг хакера. А если запрограммировать там какую-нибудь вспышку? Такой стробоскоп, как тот, что выносил мозги детишкам, которые смотрели на пуск ракет в «Покемонах»?

Также этот эффект мог послужить иной цели. Во время курса «компьютеринг будущего» в окружном колледже (Хартсфилд его посещал как раз перед тем, как навсегда забросил учебу) класс Брейди ознакомили с длинным докладом ЦРУ, опубликованным в 1995 году и рассекреченный вскоре после 11 сентября. Назывался он «Оперативный потенциал подсознательного восприятия» и объяснял, как компьютеры можно программировать на передачу определенных сообщений настолько быстро, что мозг будет воспринимать их не как сообщения, а как свои мысли. А что, если вставить такое сообщение в стробоскопические вспышки? «СПИ СПОКОЙНО, ВСЕ ХОРОШО», а может, просто «РАССЛАБЬСЯ». Брейди обдумывал это в сочетании с гипнотическим эффектом демо: это должно быть довольно эффективно. Конечно, может, он и ошибается, но дал бы свою практически бесполезную правую руку на отсечение, чтобы узнать, что из этого выйдет.

Он сомневался, что хотя бы когда-то сможет это сделать, так как перед ним стояли два на первый взгляд непреодолимые препятствия. Первое: как сделать так, чтобы люди смотрели на это демо достаточно долго, чтобы гипноз сработал? Вторая была еще более существенная: как же он, во имя Господа, сможет модифицировать вообще хотя бы что-то? У него нет доступа к компьютеру, а если бы и был, то что бы это дало? Он подумал использовать Z-Мальчика, но практически сразу отверг эту идею. Эл Брукс живет с братом, в семье брата, и если Эл ни с того ни с сего начнет проявлять глубокую компьютерную осведомленность, то могут возникнуть вопросы. Особенно при том, что у них и так в отношении Эла уже имелись определенные вопросы: он стал более рассредоточенным и довольно своеобразным. Брейди думал, что семья связывает эти изменения со старостью, и это было не так уж далеко от истины.

Складывалось впечатление, что у Z-Мальчика постепенно заканчивались запасные нервных клеток.

Брейди падал духом. Он достиг до боли знакомой точки, в которой его яркие идеи сталкивались с серой реальностью. Так было с пылесосом «Ролла», с его компьютерным устройством для автоматизации заднего хода, с моторизованным программируемым телемонитором, который должен был бы вызвать революцию в домашней безопасности. Его великолепные озарения всегда заканчивались ничем.

Однако в его распоряжении есть один человек-дрон, и после одного особо возмутительного визита Ходжеса Брейди решил, что если он поручит своему дрону работу, то почувствует себя гораздо лучше. Поэтому Z-Бой наведался в интернет-кафе в одном-двух кварталах от больницы и после пяти минут за компьютером (Брейди был невероятно рад снова сидеть перед монитором) обнаружил, где живет Антонио Моретти — он же жирный мудак, который ударил его по яйцам. Выйдя из интернет-кафе, Брейди повел Z-Боя в армейскую лавку и купил охотничий нож.

На следующий день, выйдя из дома, Моретти обнаружил мертвую собаку, лежавшую под дверью на коврике с надписью «Добро пожаловать». У пса было перерезано горло. На лобовом стекле машины он обнаружил надпись собачьей кровью: «ТВОЯ ЖЕНА И ДЕТИ БУДУТ СЛЕДУЮЩИМИ».

Сделав это — сумев сделать это, — Брейди приободрился. Расплата — сука, подумал он, и эта сука — это я!

Иногда у него бывали фантазии о том, чтобы послать Z-Мальчика к Ходжесу, чтобы тот пристрелил старика прямо в живот. Ох, и приятно же было бы стоять над тем детпеном и смотреть, как он корчится и стонет, а жизнь вытекает из него сквозь пальцы!

Это было бы прекрасно, но тогда Брейди потеряет свой дрон, а, находясь под стражей, Эл может навести на него полицию. А также была другая, более существенная причина: этого было бы мало. Он задолжал Ходжесу гораздо больше, чем просто пуля в живот и десять-пятнадцать минут страдания после. Значительно больше. Надо, чтобы Ходжес оставался жив и дышал ядовитым воздухом в пакете вины, и чтобы от этого было некуда убежать. Пока он не сорвется и не покончит с собой сам.

Как и было запланировано с самого начала, в старые добрые времена.

Но нет, думал Брейди. Пока нет возможности. У меня есть Z-Мальчик, — который скоро попадет в дом престарелых, судя по тому, что я вижу, — и еще я могу жалюзи шевелить фантомной рукой. Вот и все. И все возможности.

Но затем, летом 2013 года, тьму, в которой он находился, прорезал луч света. К нему пришел посетитель. Настоящий — не Ходжес, не юрист из прокуратуры чтобы проверить, не поправился ли он каким-то волшебным образом настолько, чтобы предстать перед судом за десяток различных преступлений, в основном мошенничеств, а на первом месте в списке — восемь жертв бойни у Городского Центра.

Раздался небрежный стук в дверь, и в палату заглянула Бекки Хелмингтон.

— Брейди? Тут к вам молодая женщина. Говорит, что раньше работала с вами и кое-что вам принесла. Хотите ее видеть?

Брейди пришла в голову только одна женщина, о которой могла бы идти речь. Он задумался, не отказаться ли, но к нему вернулось любопытство вместе со злостью (может, у него это было одно и то же). Он неуклюже кивнул и попытался откинуть волосы с глаз.

Посетительница зашла пугливо, осторожно — словно боялась, что под полом заложены мины. На ней было платье. Брейди никогда не видел ее в платье, даже думал, что у нее их нет. Но ее волосы, как и раньше, были острижены под ежик — так же как и тогда, когда они вместе работали в «Киберпатруле» «Дисконт Элетроникс», и она, как и раньше, оставалась плоской, как доска. Ему вспомнился шутка какого-то комика: «Если отсутствие сисек что-то означает, то у Камерон Диаз большое будущее!» Но она умудрилась запудрить следы прыщей на лице (диковинка!) и даже немного накрасить губы (еще большая редкость!) В руке у нее был какой-то пакет.

— Эй, привет, — произнесла Фредди Линклэттер с непривычной застенчивостью. — Как дела?

Это открывало разнообразие возможностей.

Брейди изо всех сил постарался улыбнуться.