Конец соглашения

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Все произошло очень быстро.

За мгновения его оттащили от, как он считал, самой важной смерти с начала времен. Той, которую он всегда будет любить больше всех.

Когда он впервые ощутил прикосновения новых душ, новых последователей, он был потрясен. Он потерял секунды от шока, от недоверия. Зов других — не слова, не песня, и божественное разделение, связь, которую он в последний раз ощущал задолго до Давиллона, ошеломила его. Он не мог думать, не мог действовать.

Это было всем, чего он хотел, по чему скучал, чего боялся никогда больше не получить.

В тот миг он готов был умереть, все отдать, если бы мог провести хоть минуту с ней, но даже боги не могли иметь все.

Другие смертные верили, даже больше, чем верили, поклонялись. Боги Священного соглашения, хоть церковь могла и не одобрить официально, приняли его с распростертыми объятиями, зная, что он и Адрианна сделали для их людей. У Ольгуна не было выбора.

Хоть он боролся, хоть желал этого, хоть даже молился, он не мог остаться. У него была лишь секунда с ней, не больше.

Но даже за секунду божество могло сделать многое.

В тот миг он стоял в обоих мирах. Связь с Адрианной была такой, какой не было ни у одного бога со смертным, и это был его первый доступ к силе и власти Священного соглашения. Этого еще не хватало, чтобы забрать ее или убить существ, угрожавших ей. Этого не хватало, чтобы изменить физический мир.

Но фейри не были существами физического мира. В своей сущности, как бы они не старались быть плотными, они были существами духа. А дух…

Тут боги могли играть, и у Ольгуна и Адрианны тут были свои союзники.

До того, как он пропал из Виддершинс, Ольгун потянул свои новые силы, новые знания. Между мирами он открыл дверь, что обычно открывалась только в одну сторону, и он позвал изо всех сил.

Он позвал, и они ответили. Не ради него.

Все четверо. Из любви к ней.

Она не понимала сперва, что видела. Наверное, то была иллюзия, смесь тьмы и грозы, боли и слез. Огни и движение стали иллюзией чего-то большего.

А потом она поняла, что не умерла. И что Лизетта не бросилась убивать…

Она пятилась.

Шинс в смятении вытерла глаза, кривясь от боли, ведь использовала раненую руку, чтобы не убирать рапиру. А потом смогла видеть.

И она видела, но, если бы ее враг не пятилась, она бы ни за что не поверила.

Они были едва видимыми, сияющими силуэтами в свете фонарей и молний. Дождь и ветер проходили сквозь них, вызывали рябь, но не вредили. Первые двое, потом третий и четвертый появились на дороге между противниками. Виддершинс не слышала, где, но вдали захлопнулись врата.

Лизетта что-то кричала, ее голос все еще сливался с ее неестественными союзниками, но Шинс не различала слов. Она смотрела, пытаясь различить фигуры. И хоть она не должна была видеть такое, она видела.

Виддершинс забыла, как дышать. Ее рапира застучала по брусчатке, и только ветер не давал ей упасть.

Первый призрак посмотрел на нее, приподнял широкополую шляпу в дружеском приветствии. Он вытащил рапиру из-под темной табарды, которая хлопала вокруг него, хоть порывов ветра не было. Шинс увидела на табарде флер-де-лис, знак стражи города.

Он не мог быть тут. Но она узнала бы его всюду.

— Джулиен…?

Он не двигался заметными шагами. Но вдруг он оказался не перед Виддершинс, а рядом с Лизеттой. С визгом и гудением кусок тени отделился от тьмы вокруг нее, на миг принял форму человека, но с ногами как у лягушки. Крик оборвался, две фигуры столкнулись в тишине. Они еще бились, призрачный меч и нечеловеческие руки и язык, и они пропали из виду.

Если это был Джулиен, но другие… о, боги…

И она ощутила. Виддершинс знала эту улыбку, хоть не могла разглядеть ее. Второй призрак с длинными полупрозрачными волосами с золотом помахала рукой, невидимая улыбка стала еще шире. Она чуть склонялась, будто одна нога поддерживала вес лучше другой. А потом она пропала, как первый, забрав у Лизетты фейри в листьях и щипах.

Виддершинс, Лизетта и вся улица засияли, их окутал свет. Его источал тяжелый посох, как у пастуха, в руках кого-то в тяжелой мантии. Он даже не подошел к Лизетте. Он коснулся плеча Шинс, и она знала, что это было нежно, хоть ничего не ощущала. Шаг, он поднял посох, и свет стал ослепительным. Он пропал, когда свет угас, но с ним исчезли и тени вокруг Лизетты, все меньше фейри, которые служили ей вместе с самыми жуткими.

Остался один. Шинс плакала, потянулась к нему, хоть знала, что это тщетно. Он тоже потянулся, его пальцы прошли сквозь ее. Он выпрямился, поправил воротник, пригладил складки. Он вытащил знакомую рапиру. Шинс долго носила ее настоящую версию.

А потом и он пропал, как и остатки силы Лизетты, Принц сиротских слез был вырван из ее тела и души тем, кто ненадолго заменил для Виддершинс родителей.

Вспышка молнии. Грохот грома. И Шинс вытерла глаза и склонилась к упавшему оружию. Ее медленные шаги были ровными, она шла по тропе пропавших призраков, а потом встала рядом с единственной душой, живой или мертвой, что осталась.

То, что фейри сделали с Лизеттой, когда впились в нее, уменьшило ее, и она не могла долго протянуть вот так. Ее кожа висела складками на костях, как мешки. Волосы падали с ее головы клочками, ногти отслаивались, оставляли следы. С каждым вдохом она хрипела и булькала, пыталась дышать сквозь чернильную слизь, что стала таять от дождя.

Ее глаза, хоть и пожелтевшие и впавшие, появились в глазницах, смотрели на Шинс. И в них была девушка, что знала только ненависть.

Лизетта заговорила, и хрип был таким, что слова были едва различимы.

— Это… не честно…

Шинс пожала плечами.

— Никто и не обещал честно.

Движение ее рапиры было действием из жалости и гнева. Оставив клинок в трупе, Виддершинс отошла к крыльцу и резко села. Она сжалась вокруг пустоты в душе и плакала дольше, чем шел дождь.

— Это безопасно? — с сомнением спросила Игрейн, она шла по крыше в лужах и листьях, оставленных грозой. Зато смыло почти весь птичий помет.

— Не совсем, — Шинс смотрела, как она идет, точнее, смотрела на ее ноги и бедра. Она не видела жрицу полностью, потому что опасно стояла на руках на краю здания. — Но я все еще могу это делать. Удивительно просто. Не знаю, как это понимать.

— Будет кошмар, если ты забудешь об осторожности.

Виддершинс тихо рассмеялась (тайно радуясь, что может смеяться) и позволила себе медленно склониться. Одна нога опустилась на крышу, и она вскочила на ноги.

Ее голова немного кружилась. Она пыталась игнорировать это. Раньше так не было, когда она не стала… одна.

— Это безопаснее, чем то, где ты была, да? — она опустилась на колени, одно колено притянула к себе, другую ногу вытянула. — Как ты?

Ответ Игрейн стал с фырканья, что не подходило жрице.

— Как вчера. Насколько мы поняли, не осталось никого в роду Лючень. Герцогиня не вернула власть Домам до смерти, так что никто не знает, кто будет во главе.

— Все вернулось к этому. Думаю, Домам лучше работать вместе, чем бороться за власть, которой неделю назад ни у кого не было.

— О, точно. Им нужно подавить амбиции и гордость, чтобы признать это, — она вдохнула, но Виддершинс не дала ей продолжить.

Она не была готова к теме, которую Игрейн могла выбрать дальше.

— Как гильдия?

Жрица моргнула и оглядела крышу. Может, поняв, что чистого места нет, она прислонилась к дымоходу с ворчанием, а не села.

— Не все привыкли к новому порядку. Искателям нужно научиться быть мягче. Священники Скрытого бога теперь будут отдельной организацией, будут управлять ею вместе, а у гильдии больше не будет той защиты.

— Уверена, новый Скрытый лорд будет рад дополнительным морокам, — усмехнулась Шинс.

— Леди, — исправила Игрейн.

— Что?

— Новый лидер гильдии и священников. Скрытая леди. Первая.

— Да? — Шинс вытянула другую ногу. — Даже не знаю, кто она, — сказала она без вопроса.

Игрейн пожала плечами, но глаза жрицы точно блестели.

— Я не могу сказать.

— Конечно, нет, — вдруг на ее лице мелькнуло сомнение. — Ренард?

— Отказался от места, но мы и не пустили бы его. Он не знает, хочет ли оставаться в гильдии. Я надеялась, что ты поговоришь с ним.

— О, — Шинс задумалась. — Ладно.

— Может, вы поговорите не только об этом, — Шинс ошеломленно посмотрела на нее, и Игрейн улыбнулась. — Ты порой слепая, Виддершинс.

— Такое мне говорили, — воровка все еще не понимала, о чем она.

Игрейн тактично сменила тему.

— Что ты собираешься делать?

— Сейчас? Попытаюсь найти Эврарда. Хоть узнать, жив ли он.

— Все еще нет вестей?

— Нет. В его номере бардак. Кровь и разбитая мебель, но тел нет. Он не в любимцах, но помог. Я в долгу перед ним за это. После этого помогу Робин и Фостин отстроить «Ведьму». А в будущем? Не знаю.

— Если им нужно где-то жить, — начала Игрейн, — или тебе… многие искатели в тюрьмах, так что есть свободные убежища. Я могу…

— Спасибо. Правда. Но у нас уже есть временное место.

Игрейн кивнула, закашлялась от сажи из дымохода, а потом помрачнела.

— Нет!

— Почему? Он уже заплатил за место до лета. До этого, или если он окажется живым… Место хорошее. Будет, когда мы ототрем кровь.

Шинс решила, что размялась достаточно — еще и бедро заболело! — и встала. Она приготовилась при этом эмоционально и даже физически.

— Но ты пришла ко мне не поэтому, — сказала она.

Лицо Игрейн было ответом.

— Дела церкви, — сказала Шинс. — Сикар?

— Сходит с ума, пытаясь успокоить духовенство. Никто не знает, имел ли он право сделать так, как поступил. И это тут. Как только узнают в Лурвью, нас будут ждать годы переговоров, расследований… Но это не важно. Это спасение лица. Все мы ощутили, когда Соглашение приняло Ольгуна, — Шинс постаралась не скривиться, услышав имя от Игрейн. — В конце концов, если боги приняли то, что сделал Сикар, примет и церковь. Чтобы не было открытого конфликта.

— Я рада, — отчасти Виддершинс так и думала. Остальная ее часть хотела, чтобы Игрейн ушла, и она еще поплакала. — Он заслужил их принятие. Он…

— Но я все еще не поэтому здесь.

Шинс нахмурилась.

— История Ольгуна разносится по Давиллону. И с ней — история Адрианны Сатти. Половина священников города проснулась и заявила, что ты невиновна… так что тебе придется заняться делами с законом, и некоторые аристократы этого не примут. Но Адрианна может вернуть себе жизнь, если хочет.

Виддершинс не помнила, как села. Она стояла в паре шагов от жрицы, а потом оказалась в холодной луже, и ноги растянулись перед ней.

— Я не… это… я никогда…

— В поместье Делакруа мало что осталось, но хоть что-то еще есть. Достаточно Домов согласились, хоть будут угрозы. Ты не будешь такой уж богатой, но и не будешь страдать от нищеты несколько лет. Когда ты решишь, место будет ждать тебя.

— Это я, или фундамент здания проваливается? — слабым голосом спросила Шинс.

Жрица искренне улыбнулась на миг.

— Но я не только поэтому тут.

— Я точно не утерянная принцесса, и все уже не думают, что я мертва… — она зажмурилась на миг, подумала о призраках, что спасли ее. — Так что я не знаю, чем меня можно удивить.

Игрейн осторожно присела на ее уровень.

— Твоя ситуация с Ольгуном была уникальной. Как и его попадание в Соглашение. Судя по знакам, он договорился кое о чем. Такое может случиться лишь раз, Виддершинс.

— Не понимаю, — что-то шевелилось в животе Шинс. — Что может…?

Жрица закатила глаза. Она чуть не упала, но спохватилась. Она изящно встала и поманила Шинс за собой.

— Здравствуй, Адрианна.

Сказала Игрейн. Ее грудь вздымалась и опадала, рот двигался от слов. Но голос был низким, еще и с легким акцентом, который Шинс никогда не слышала.

Не слышала, но все равно знала.

— Ольгун…?

Игрейн — Ольгун — улыбнулась ярче солнца.

— Мы знаем, что я слышу тебя, когда ты говоришь так тихо, но нет повода… ох!

Шинс врезалась в него, руки отчаянно обвили его, рыдала в его грудь.

И когда она ощутила пальцы, нежно гладящие ее волосы, она начала успокаиваться, и только тогда она услышала тихие звуки, божество тихо плакало с ней. Она взяла себя в руки и отошла на шаг.

— Должна признаться, — она шмыгнула и вытерла рукой нос, — я не так тебя представляла.

Его смех был слишком громким для реальности, он не мог уместиться в тощей Игрейн. Он успокоился не сразу. — Я примерил новый облик.

Теперь рассмеялась она, еще и по-настоящему. Она была легче в сотню раз.

— Боги, я о многом хочу поговорить с тобой. Столько всего…

Ольгун посерьезнел. Ему не нужно было говорить, она знала.

— Сколько у нас есть? — спросила она, голос дрогнул.

— Мне жаль, Адрианна. Лишь пара минут. Мне дольше объяснять, почему, скажем так, что это связано с законами божеств и с желанием не навредить Игрейн.

— Но зачем? — она знала, что вопрос был детским, не был достоин их, но она невольно спросила его. — Зачем возвращаться? В чем смысл?

— Увидеть тебя, — мягко сказал он. — И ты спасла меня. Много раз, разными способами. Я не мог уйти, не попрощавшись.

Крыша стала размытой, Шинс не смогла сдержать слезы.

— Не стоило так говорить. Прости.

— Нет, — он шагнул к ней, в этот раз он обнял ее. — Не нужно извиняться. Никогда. Я не верю, что хоть одно божество хоть раз было в таком долгу перед смертной. Мы все благодарны за это, все Соглашение. Хоть никто не благодарен больше меня.

— Даже Севора? — она пыталась улыбнуться.

— Даже он. Дикий и амбициозный бог, да, но его служитель зашел слишком далеко в своем безумии. Севора не смог бы извиниться перед смертными, но, верю, он сожалеет.

Кивок, шмыганье.

— Скоро мне нужно уходить, Адрианна.

— Нет! — она сжала его с силой, хоть пыталась успокоиться. — Я знаю, что ты должен. Я… Ольгун, прошу. Останься.

— Не могу. О, милая, я, правда, не могу.

Она прошептала:

— Я не хочу быть одна.

Бог в смертной плоти отошел, чтобы посмотреть на нее, а она — на него, хоть он сжимал ее плечи.

— Ты никогда не будешь одна. Ты говорила с Игрейн, Анселем и Уильямом. Ты знаешь, что наши жрецы связаны с нами. Они — любимцы. Они получают вести через знаки. И мы говорим с ними во снах.

— Я не жрица! — взвизгнула она.

Бог снова рассмеялся.

— Было бы забавно тебя такой увидеть, но ты — не жрица. Но я могу уверенно сказать одно. Ты уже сильная и быстрая, хоть и меньше, чем до этого. После наших лет вместе, думаю, ты всегда такой будешь. И я всегда буду приглядывать за тобой, словно ты была моей высшей жрицей. Я буду даровать тебе всю удачу, что смогу, и я буду порой навещать тебя во снах.

Это было лучше, чем ничего, но этого не хватало.

— Все не будет как прежде, да?

Его пальцы сжали ее плечи.

— Ничто не будет прежним.

Веки Ольгуна — Игрейн — задрожали.

— Пора, — сказал он.

— Знаю. Спасибо, Ольгун.

— Нет. Спасибо тебе. И, Адрианна… я тоже тебя люблю.

Шинс смотрела в глаза Игрейн. Ольгун пропал.

Жрица молчала, только обняла Виддершинс на миг, отвернулась и ушла с крыши.

Виддершинс повернулась и прошла к краю. Оттуда она видела Давиллон, кипящий, как обычно, жизнью. Небо было в тучах, но дождь вряд ли пошел бы скоро.

— Несколько часов побыть сухим приятно, да?

Она на миг удивилась отсутствию ответа, а потом не смогла подавить улыбку, задумываясь, останется ли у нее привычка говорить с собой.

— Может, Виддершинс и Адрианна могут общаться, — пробормотала она.

Виддершинс. Адрианна. Впереди еще была жизнь, ей нужно было выбрать из них.

Ей нужно было отстроить «Дерзкую ведьму». Останется она там или вернется в гильдию, она не знала. Но выбирать ей.

У нее были Робин, Ренард, Фостин и другие. Те, кто любил ее, кого она любила, хоть не всегда так, как они хотели видеть ее любовь, и она знала, что они будут тут. Ее семья.

За ней приглядывало божество, оно будет помогать ей. Ей больше, чем другим мужчинам, женщинам или детям. Потому что он тоже любил ее.

И этого было много. Но пока этого не хватало.

Но со временем она привыкнет, и этого будет хватать.