Конец соглашения

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Внезапный гул шока и гнева собравшихся стал громче, когда она бросила стража на пол у ног Сикара.

— Да, да, я знаю, — выдавила она, тяжело дыша. — Но он ужасно тяжелый!

— Что, во имя богов, ты с ним сделала?! — спросил один из аристократов, сутулый старик, чье имя и Дом Виддершинс не знала.

— Прыгнула на него, ударила по лицу и сунула травы в его горло. А вы что думали?

В потрясенной тишине Шинс повернулась к епископу.

— Нам… помешали, — тихо сказала она. — Шесть его стражей. Думаю… вы понимаете, как они это увидели.

Сикар побелел.

— Ты не…!

— Никто не мертв, Сикар. Но мне пришлось… — ее плечи опустились. — Я старалась, правда. Но некоторые не смогут работать в страже. Вы убедитесь…?

— Церковь проследит, чтобы их семьи ни в чем не нуждались. Я знаю, что ты сделала все, что могла.

— Да. Были бы все такими хорошими.

— Виддершинс… они сделали это необходимым. Суванье и ее союзники в ответе за это. Не ты.

— Отлично. Может, они помогут убрать кровь с их меча. А он, — сказала она громче, отвернувшись от епископа раньше, чем он заговорил, — не тот, кем вы его считаете. Точнее, он тот, но и не тот.

Мертвая тишина. Глаза щурились.

— Как бы ты сказал? — шепнула она Ольгуну и снова заговорила громко. — Командующий Арчибек не управлял собой какое-то время. Он был одержим существом Сумрачного двора.

— Ваше преосвященство… — герцогиня Лючень встала, казалось, она подняла с собой две сотни ярдов платья. — Я не знаю, что вы делаете, но мне уже хватило…

— Ваша светлость, — перебила Шинс, — при всем уважении, вам нужно убрать часть горы волос. Ваш мозг задыхается.

Оханье перед ней не смогло заглушить хлопки ладоней о лбы за ней.

— Только я, — продолжила она, пока гнев герцогини закипал, — помню, что случилось в городе в прошлом году? Ируок не был приятным, но должен был запомниться.

— Мадемуазель, — сказала Лючень, явно скрывая за этим: «простолюдинка с ужасными манерами», — это мой город. Герцоги Давиллона были моей семьей до того, как появился город с таким названием. Не смейте заявлять, что я могу просто забыть такое отвратительное событие прошлого года! Но заявлять, что это было сверхъестественное существо, хоть многие свидетели считают, что видели…

— Я потеряла важного человека из-за Ируока. Видела его смерть. Мы пытались убить то существо магией, и я ощущала его смерть. И меньше недели назад меня чуть не убили пытками милые родственники Ируока. Сходство не сильное, но хобби они разделяют. Так что не смейте мне говорить, что они не настоящие!

— Так вышло, — прервал Сикар, чтобы Шинс не лишилась союзника из-за своих слов, — мы можем доказать вам, что эти существа прибыли в Давиллон, и мы знаем оружие от них. Вера и божество — гибель для существ Сумрачного двора.

— Командующий Арчибек, — сухо сказала Лючень, — лежит в убежище Священного соглашения и не горит.

— Потому что, как и всегда с верой, — объясни епископ, — символ силен, когда за ним есть вера, — он опустился рядом с Арчибеком, вытащил амулет, что висел на его шее. В свете канделябра засияла маленькая копия Вечного ока. Амулет был из серебра.

Он взглянул на Шинс, прося ее не ошибиться в этом, а потом прижал икону к груди командующего. Он склонил голову и забормотал молитвы.

— Думаю, — начал барон Мерчанд, — мы услышали достаточно…

Арчибек закричал. Точнее, что-то в нем.

Голос не был человеческим, хоть и вылетал из горла человека. Даже не так. Там были два разных голоса, они сливались. Один был высоким, пронзительным, и все в комнате зажали уши руками, а другой был низким, от него дрожал пол.

Ужасный запах — смесь мяты, гнилых апельсинов и желчи — опалил ноздри и легкие. Черная слизь полилась изо рта командующего, бурлила, стекала по лицу, становилась дымом и тенью.

— Нужно еще время, — сказал Сикар, тяжело дыша, — и помощь других священников, чтобы выгнать из него дух, но вы видели достаточно?

Они не спорили, хоть могли просто пялиться в ужасе на стража. Он продолжил:

— Я позволил себе вызвать старших священников ваших Домов. Гонцы ждали и отправились, как только началась месса. Они могут подтвердить, что увиденное вами — не трюк. Они требуются мне, потому что мои священники и я не можем набрать нужное количество, но мы обсудим это позже.

Герцогиня и ее дом из платья вернулись на место, и остальные последовали примеру.

— Может, лучше рассказать нам вашу историю и теории. Уверена, что мадемуазель…?

Намек был понятен.

— Виддершинс. Меня зовут Виддершинс.

— Ах.

«Ах? Что это значит? Это не хорошо. Мне не нравится».

— Ваша светлость, о том, что было…

— Если ваши слова — правда, вы через многое прошли. Я спишу слова на пыл момента.

«О, вот как? Вы так добры…».

— Как я говорила, — продолжила Лючень, — уверена, мадемуазель Виддершинс может добавить поразительные детали к истории, которую нам уже рассказали.

«О, вы не представляете».

Виддершинс глубоко вдохнула и описала кошмар прошлой недели.

Сказать, что аристократы не скрывали скепсиса к концу ее истории, было бы преуменьшением. Они щурились, шептались, хмурились, точно не выглядя потрясенными. Но они не прерывали ее. Отчасти потому что ее поддерживали епископ и Эврард Даррас, отчасти из-за увиденного ранее. Но Виддершинс нервничала больше, чем если бы ее просто назвали безумной вруньей.

— Мне это не нравится, Ольгун…

Герцогиня подняла властную руку, и бормотания утихли, словно их обрубили.

— Вы понимаете, почему нам сложно поверить? — спросила она.

Шинс кивнула.

— Я сама верю себе лишь потому, что пережила это.

Губы Лючень дрогнули, и это было ближе всего к улыбке от нее.

— Думаю, — сказала она, и, хоть не повернулась, все знали, что она обращается к ним, а не только к воровке, — многие из нас слышали шепот и слухи. Сплетни слуг и стражей о загадочной Виддершинс и ее умениях.

Некоторые аристократы были растеряны, но больше половины кивнули.

Если бы она резко встала с кровати, не проснувшись до конца, вступила в горшок из снега, Виддершинс была бы так же потрясена, и ей было бы так же холодно, как сейчас. Она боролась со своим телом, ее нервы и инстинкты пытались увести ее из комнаты. Ольгун помогал, как мог, но сила его воли удерживала его от паники.

В этом… был смысл, хоть ей не нравилось. Люди должны были заметить, особенно, когда она попадала в громкие случаи, как планы Апостола или дело Ируока. Она и не думала, что слухи о ней разнеслись дальше улиц.

«Конечно, будто я не воровала у сидящих тут хотя бы по разу…».

— Что ж, — сказала она Ольгуну, голос дрожал, — это объясняет ее «Ах».

Ее напарник этому не радовался.

— Я… польщена, — пропищала она, будто десять лет спустя.

— Не стоит. Покажи.

— Что?!

— Покажи нам, — приказала Лючень. — Покажи, что эти способности — не уловка. Что ты знаешь, о чем говоришь, когда упоминаешь сверхъестественное.

— Вы хотите выступления? Мне хоть раздеваться не нужно?

— Виддершинс! — рявкнули хором Сикар, Игрейн, Эврард и Ренард.

— Когда-то, ваша светлость, я попрошу вас приказать им рассказать, когда они научились делать это так слажено, — Шинс вздохнула. — Ладно, Сика… ой, ваше преосвященство?

— Хм? — ответил Сикар.

Шинс встала рядом с ним под Вечным оком, в центре общего внимания.

— Ваши солдаты ведь стоят и в Базилике, а не только в этой комнате?

— Да.

— Можете послать кого-то сказать им, что они услышат выступление, и им не нужно бежать? И что им не нужно стрелять и резать?

Епископ нахмурился с подозрением, но он махнул одному из стражей разнести весть. Через пару минут он вернулся, его ждали в тишине, все неловко улыбались друг другу.

Почти в тишине. Шинс успела рассказать Ольгуну, что задумала.

Когда солдат вернулся, и дверь за ним закрылась с тихим щелчком, Шинс сказала:

— Хорошо, — она указала на солдата в дальней части часовни, пистоль которого висел так, что выстрел попал бы по ковру, а не по его ноге или соседу. — Он!

Сила Ольгуна потекла, вспыхнула искра, и оружие выстрелило.

Те, кто уже начал поворачиваться, когда Виддершинс указала, сделали это быстрее, вскочили с мест. Стражи и несколько аристократов потянулись за оружием, а солдат, чей пистоль активировал Ольгун, смотрел на них со смятением щенка.

Запахло жженой серой, Лючень развернулась на месте.

— Хорошо, Виддершинс, это…

Шепот и бормотание, а потом все посмотрели на точку рядом с Сикаром, где Шинс стояла мгновение назад.

— Сверху!

Шинс помахала им с люстры.

— Если не сложно, ваше преосвященство, — продолжила она, — передайте мои комплименты архитектору и строителям. Эта цепь, — она щелкнула по медному чудищу, что удерживало люстру на месте, — даже не заметила мой вес.

— Ох… Базилике почти сто лет. Люди, что ее построили, давно мертвы.

— Ох. Тогда вы должны знать, где их найти.

— Как ты там оказалась? — спросил один из аристократов. — Карабкаться не вышло бы!

— Заметили? Потому я не забиралась. Я прыгнула.

— Чушь!

— Но я же тут?

— Да, но… ты, но… я…

Барон Мерчанд потер подбородок.

— Ты даже не потревожила лампы.

Лючень покачала головой, ее волосы затрепетали сверху.

— Вы можете спуститься.

Шинс шагнула меж двух ветвей люстры и рухнула. Она снова оказалась рядом с Сикаром, и хуже не стало, раз все охнули.

— Подойдет? — сказала она. — Мы на этом закончим, или мне нужно прыгать по потолку с палкой?

— Виддершинс… — герцогиня встала и тяжело прошла в переднюю часть комнаты. — Мы все видели нечто неестественное в теле командующего Арчибека. Мы видели твои способности или намеки на них. Наши священники в пути, и вам все еще нужно объяснить это нарушение порядка, ваше преосвященство, — добавила она, пронзив Сикара взглядом, — и я уверена, что они подтвердят его слова насчет Арчибека и тебя.

«Почему это плохо звучит…?».

— И я верю, что ты, несмотря на твой статус и профессию, хочешь помочь Давиллону.

— Ваша светлость, если грядущее «но» станет еще больше, мы не влезем в этот зал.

Ее губы вежливо дрогнули.

— Верно. Но… ты просишь нас поверить в заговор многих благородных Домов. И их священников. И стражи. И воров.

— Да, но…

— И, если я не ошибаюсь, ты хочешь разобраться с этим заговором, поведав это нам, использовав наши Дома и правительство города против этих сил? Зачем еще говорить это нам, если ты не надеешься, использовать нас в бою?

Шинс шаркала ногами, не спеша отвечать, и Эврард помог ей:

— Вы почти угадали, ваша светлость.

— Но мы не можем принимать такие решения на вере или уверенности. Мы должны знать, Виддершинс. Мы — я — должны знать, что тебе можно доверять.

Если бы горшок из снега вернулся в тот миг, Шинс не ощутила бы его, онемев.

— О чем вы? — спросила она, хоть понимала, какой ответ получит.

— Откуда ты знаешь, что делать, Виддершинс? Откуда ты все знаешь? Кто ты?

Годами. На этот вопрос она не отвечала годами. Он оставался свежим в ней, не заживал, в отличие от раны от клинка Лизетты. Жаркая кровь, искалеченные тела друзей и единомышленников.

Осознание конца света, ужас и отчаяние, когда все решили, что она в ответе.

Никакие путешествия, скорость и ловкость божества не позволяли ей уйти от этого.

Но… она не хотела отказываться отвечать. Не с таким на кону.

И… может, пришло время. Хорошо это или плохо, но пора было сбросить бремя.

— Вы не вспомните.

Хриплый и тихий голос подавил волну конфликта в комнате. Ее друзья спорили с герцогиней, но никто из них не знал правду. Они пытались защитить ее, позволить ей хранить свои тайны. Она не забудет этого.

Но да. Пора.

— Вы не вспомните, — сказала она тверже, — но я почти всех вас уже встречала. Когда была младше.

— Где, дитя? — спросила мягко Лючень.

Последний глубокий вдох, она представила, как целует Ольгуна в щеку, которой у него не было.

— В основном, ваша светлость, на балах Дома Делакруа.

— О, боги… — герцогиня поняла. А остальные? Они не понимали.

— Меня звали, — Виддершинс признавалась, казалось, впервые за десяток жизней, — Адрианной Сатти.