Конфайнмент

Глава 6

Заложив руки за спину, Тарас Степанович неспешно прохаживался по залу и делал вид, что рассматривает выставленные в галерее «шедевры». В современном искусстве он ни бельмеса не смыслил, но так как Джонни назначил встречу именно здесь, в галерее № 14 «Винзавода», перед «мероприятием» пришлось проштудировать парочку умных книжек и три десятка не менее умных статей.

В своём возрасте и своём статусе господин Свиридяк не мог позволить себе выглядеть дилетантом, поэтому разницу между инсталляцией и перформансом сегодня должен был понимать «интуитивно», на том уровне, на котором её понимали все культурно-подкованные и эстетически-образованные члены современного общества.

Лучше всех, кстати, эту самую разницу Тарасу Степановичу разъяснил ресторатор Оскар, к которому полковник обратился за неофициальной консультацией, помня, что у того в заведении тоже висели два или три полотна с какой-то мазнёй…

— Э, дорогой! Ты обратился по адресу! — услышав вопрос, вскинулся господин Зубакидзе. — Лично я это понимаю так. Предположим, некий маловоспитанный гражданин навалил у тебя перед дверью кучу дерьма, потом позвонил в звонок и убежал. Скажи мне, как это, по-твоему, называется?

— Это называется свинство, — процедил сквозь зубы Тарас.

— И ты совершенно прав, дорогой! Действительно, свинство. Но! — Оскар поднял вверх палец. — Если бы тот маловоспитанный гражданин был художником, то есть, человеком эмоционально ранимым, творческим, обладающим вкусом и тонкой душевной организацией, он бы наверняка сказал, что небольшая кучка около твоей двери — это всего лишь продукт самовыражения, или инсталляция. Красиво, коротко, ёмко.

Тарас Степанович хмыкнул.

— А теперь, мой дорогой друг, представим, что ситуация развивается по-другому, — продолжил грузин. — Сосед-художник не стал никуда убегать, а сперва позвонил, дождался, когда откроют, и только затем нагадил. Именно это действие ценители современной живописи и скульптуры называют перформансом.

— А если я этого творца мордой в его в же дерьмо засуну? — хмуро поинтересовался Тарас.

— Ты зришь в самый корень, дорогой мой Тарас Степанович! В самую суть, так сказать, нынешних модных веяний, — обрадованно заявил Оскар. — Ведь главная задача искусства заключается в том, чтобы сломать барьер между зрителем и художником. Твое неравнодушие, твоё эмоциональное восприятие и сопереживание ситуации — зримое тому подтверждение. Сила искусства заставляет тебя войти в контакт с художником и его работой. Ты получаешь уникальную возможность творить вместе с ним, и это, мой друг, называется хэппенингом…

Ни хэппенингов, ни перформансов в галерее № 14 Тарас Степанович не обнаружил. Зато инсталляций тут было хоть отбавляй. Большинство — на строительную тематику. Какие-то сваленные грудой бетонные блоки, перекрученные как после бомбёжки балки и швеллеры, обрезки арматуры и проволоки, приваренные к мятому стальному листу и обозначенные в подписи как «Мушиные мысли», и, наконец, в центре зала, словно апофеоз творческого порыва некоего безумного сварщика — два огромных металлических шара, собранные из разнокалиберных труб, торчащих наружу, будто иголки у неровно обритого дикобраза.

«Стальные яйца истории», — прочёл Свиридяк под шедевром.

— Любуетесь? — прозвучало из-за спины.

— Приобщаюсь к высокому? — усмехнулся Тарас Степанович, не оборачиваясь.

Мужчина в рокерской косухе шагнул вперёд и встал рядом с полковником.

— Считается, это не самый интересный здесь экспонат.

— А где самый интересный?

— В соседнем зале. Если хотите, могу показать.

— Показывайте.

Мужчины двинулись к выходу. Для немногочисленных посетителей они выглядели как обычные мающиеся дурью снобы. Один, по всей видимости, прочитал про выставку в «Форбс», другой, скорее всего, в каком-нибудь мотожурнале. Посетить экспозицию модно, не говорить о ней в кругу посвященных стыдно, поэтому и пришли, а теперь просто ходят туда-сюда и пытаются изображать знатоков.

По мнению Тараса Степановича, легенда для встречи так себе, но, в общем и целом, сойдёт. Топтунов он, по крайней мере, поблизости не обнаружил.

— Ну что, выяснили про монетку? — негромко проговорил Джонни, когда они остановились перед очередной инсталляцией в виде полуразрушенной деревенской печи с дымоходом, забитым монтажной пеной.

— Выяснил, — кивнул Свиридяк. — С монеткой всё чисто, даже налоги заплачены. А вот откуда они её взяли, этого я не знаю. Сведений о пропаже ни от частников, ни от музеев не поступало. А что у тебя?

— У меня почти то же самое. Заказ официально оплачен и передан. Ничего запрещённого нет. Обычное научное оборудование. На вашей территории я его отследить не могу.

— Я тоже не смог, — скрипнул зубами полковник.

Собеседник приподнял бровь. Похоже, неудача партнёра стала для него неожиданностью.

— Мои охламоны прошляпили, — признался Тарас. — Профессор, машина, приборы… всё убыло в неизвестном направлении. И эта дура Лариска взбрыкивать начала. Говорит, что якобы разругалась с профессором и теперь тоже не знает, где он. Сто против одного, задумала соскочить… шлюха драная…

— Других выходов на профессора нет? — перебил его Джонни.

— Нет, — соврал Свиридяк.

Светить перед визави внедренного в стройконтору сотрудника он пока не планировал.

— Ладно. Девку я беру на себя, — немного подумав, сообщил цээрушник. — А ты всё-таки постарайся пробить их базу. О’кей?

— Договорились…

В утренний час народу в больничном холле было немного. Время для посещений ещё не настало, поэтому на расставленных вдоль стен диванчиках никто практически не сидел и беседовать не мешал.

— Ну, что говорит медицина?

— Говорят: состояние стабилизировалось. Да я и сама это вижу. С одной стороны, это конечно радует, но с другой, я же ведь знаю, что панацеи здесь нет и не будет.

— Это верно. Панацею нам надо добыть самим.

— Когда?

— Всё по плану. Работаем. Думаю, недели за три управимся.

— Три недели?! Почему так долго? — вскинулась Жанна.

— Раньше не получается, — развёл руками Смирнов. — Всё должно быть проверено досконально. Накладки нам не нужны.

— Да, накладки нам ни к чему, — нехотя согласилась женщина. — Но я всё равно волнуюсь. Хочется, чтоб побыстрее, а то ведь мало ли что случится там в прошлом. Кто знает, вдруг он там навсегда останется, если не поторопимся.

— Не беспокойтесь. Всё будет хорошо…

Михаил Дмитриевич говорил, а сам, словно бы невзначай, поглядывал, что происходит на улице. Сквозь панорамные окна парковка и двор отлично просматривались. Машина с «филёрами» оставалась на месте. В первый раз фээсбэшник заприметил её две недели назад. С тех пор в подержанной «бэхе» менялись только водитель и пассажиры, но никак не их поведение. Они явно за кем-то следили, и бывший «чекист» небезосновательно полагал, что их интерес привязан конкретно к нему.

Быстро проверить, так это или нет, можно было только одним способом…

— Ну, всё. Я, пожалуй, пойду. Пора.

— Хорошо… Только держите меня, пожалуйста, в курсе, а не то я просто свихнусь.

— Всенепременно, Жанна. Всенепременно…

Попрощавшись с супругой Андрея, Михаил Дмитриевич вышел на улицу. Немного постояв на крыльце, он неспешно двинулся дальше.

Его путь, по странному стечению обстоятельств, почти пересёкся с «чужой» БМВ, припаркованной недалеко от выезда со стоянки. Метров за десять до подозрительного автомобиля, Михаил вынул из кармана мобильник и приложил к уху.

— Алло! Шура? Привет! Это Смирнов. Ты сейчас где?.. Где-где?.. — он на секунду притормозил, будто соображая, куда идти дальше. — Рядом с Савёловским, говоришь?.. Отлично. Никуда не уходи, сейчас я к тебе подскочу…

Убрав телефон, Смирнов сделал вид, что задумался, потом развернулся почти на сто восемьдесят и быстро направился к дальней калитке. Этот выход с территории ГКБ использовался, как правило, теми, кто торопился на электричку. «Срезать угол» можно было через Миусское кладбище, мимо старых домов, уже подготовленных к сносу и реновации. Проезд для машин там отсутствовал.

Перед самой калиткой Михаил Дмитриевич остановился, что завязать «внезапно развязавшийся» шнурок на ботинке. Приём стандартный, можно сказать, рутинный, но сработал он на все сто. Лёгкий, почти незаметный поворот головы, брошенный мельком взгляд, и — есть контакт!

Сзади, шагах в тридцати, уже «скучал» соглядатай — быковатый, бритый на́лысо кадр в спортивных штанах и кожаной куртке. Один из трёх, что сидели в «бэхе».

«Ещё бы голду́ себе на хрен нацепил», — усмехнулся про себя фээсбэшник.

Срисовать такого было элементарно. А то, что «филёр» оказался один, стало дополнительным бонусом. Возиться сразу с двумя-тремя Михаилу Дмитриевичу не хотелось.

До ближайшей расселённой пятиэтажки он добрался за пять минут. Быковатый не отставал и завернул за угол буквально след в след за Смирновым.

Ни удара, ни вскрика, ни даже шума падения Михаил не услышал. Напарник сработал мастерски, поэтому Михаил Дмитриевич просто сосчитал мысленно до двадцати, потом развернулся и двинулся в обратную сторону.

— Живой? — кивнул он на «прилёгшего» возле подъезда «филёра».

— Живой. Чего ему будет? Вон, какую себе ряху отъел, — отозвался Сергей, пакуя оплошавшего соглядатая.

Меньше, чем через минуту, бритый уже лежал на площадке второго этажа, с кляпом во рту, аккуратно связанный «ласточкой».

— Вроде очухался, — сообщил Василевский, ткнув чудика в бок.

Михаил Дмитриевич присел на корточки, ухватил бедолагу за ухо, чуть приподнял и «участливо» поинтересовался:

— Ну? И откуда ты взялся, такой красивый?

Быковатый вращал выпученными от натуги глазами и мычал что-то невнятное.

Смирнов удрученно вздохнул и выдернул кляп.

— Суки позорные! Зураб вас в клочки порвё…

Сильный удар по рёбрам заставил бычару заткнуться.

Михаил Дмитриевич жестом показал уже занесшему ногу Сергею, что пока, мол, достаточно, и вновь наклонился к ловящему воздух пленнику:

— Дружище! Я что-то не очень расслышал. Ты про кого нам сейчас говорил?..

Допрос длился недолго, меньше четверти часа. Этого времени вполне хватило, чтобы выяснить главное: за кем велась слежка и кто заказчик…

— Значит, говоришь, заказчик — Мгалоблишвили?

— Так точно, Тарас Степанович. Зураб Мгалоблишвили, владелец охранной фирмы «Алькор-2000». Слежка велась за Жанной Викторовной Фоминой. Её муж, Фомин Андрей Николаевич — он уже три месяца в коме — задолжал господину Мгалоблишвили крупную сумму, и тот опасается, что обратно её не вернут. Поэтому и приказал следить за супругой Фомина и теми, кто появляется возле неё. В их зону внимания, как оказалось, в своё время попал и профессор Синицын. Больше ничего внятного источник не сообщил.

— Значит, всё же Зураб, — Свиридяк нервно пробарабанил пальцами по столешнице и испытующе посмотрел на сидящего перед ним Василевского. — Слушай, Сергей Игоревич, а тебе в этом деле ничего странным не показалось?

— Не знаю. Я как-то специально не думал, — пожал плечами Сергей. — Ну, разве что… Если честно, то я не совсем понимаю, зачем нам всё это?

— Что — это?

— Строительная контора, какой-то Зураб, их финансовые разборки?

— Ты просто не в курсе, кто такой Мгалоблишвили, — покачал головой Свиридяк. — Формально, это удачливый предприниматель, помимо охранной фирмы владеет сетью заправок, контролирует пару торговых компаний, имеет долю в нескольких финансово-промышленных группах. Однако это не весь его бизнес. Точнее, это лишь видимая часть бизнеса. Его главные интересы сосредоточены в других областях. Там же он получает львиную долю доходов. Контрабанда культурных ценностей, финансовое мошенничество, рейдерство, возможно, наркотики.

— Это понятно, — кивнул Василевский. — Мне непонятно, мы-то здесь каким боком? Разве это не к МВД относится?

Тарас Степанович усмехнулся.

— Мыслишь правильно, но чересчур узко. Зураб для нас интересен тем, что по информации из надёжных источников, он и его люди причастны к промышленному шпионажу в пользу других государств. Как это ни странно, подвижки в его разработке появились благодаря твоей, хм, партизанщине. По идее, тебя бы за неё наказать, да уж ладно. Что сделано, того не вернёшь. В любом случае, у нас, наконец, появилась цепочка, как ценные сведения могут утекать за рубеж.

— Вы имеете в виду… недостающее звено между Курчатовским институтом и фирмами Мгалоблишвили? — догадался Сергей.

— Именно так, — хозяин кабинета чуть подался вперёд и по-ученически сложил руки. — Обычная, никому не известная строительная компания, которая неожиданно выигрывает крупный бюджетный тендер на режимном предприятии. Теперь надо только определить круг причастных и способ, которым они посредничают между Мгалоблишвили и теми, кто продаёт наши технологические секреты. Задача ясна́?

— Ясна́, товарищ полковник. Я должен принять новое предложение от Смирнова.

— Всё верно. Ты должен заняться наблюдением за больницей и по мере возможности обеспечивать безопасность Фоминой.

— Понял. Разрешите идти?

— Свободен, — махнул рукой Свиридяк…

Когда капитан вышел из кабинета, Тарас Степанович откинулся в кресле и облегченно выдохнул.

Всё-таки не зря он проинструктировал О́скара, что должны говорить его бандюки, если их внезапно застукают. Перевести стрелки на Зураба, главного конкурента «ресторатора» Зубакидзе по нелегальному бизнесу — шаг красивый. Мало того, он сегодня помог решить одну из важнейших проблем: как увеличить доверие к Василевскому со стороны Смирнова, одновременно заставив своего сотрудника работать не за страх, а за совесть, да к тому же ещё и втёмную, не посвящая его в суть операции. Плюс временны́е рамки стали понятны. Три недели — именно этот срок Смирнов определил Василевскому, чтобы тот присматривал за больницей.

«И с цээрушника мы теперь тоже кое-что стребуем, — мысленно потёр рука об руку Свиридяк, прикинув расклады. — С бабой у него, скорее всего, не срастётся, а у нас будет всё на мази. Выясним, где эти гаврики свою машину времени собирают, а там уже можно и торговаться, кому и сколько положено. Америкашки, они такие, всегда под себя гребут. С ними надо стандартно: сперва по сопатке, и только потом договариваться…»

В Хлебниково Михаил Дмитриевич прибыл вечером, ближе к восьми, когда на улице стало совсем темно.

— Как настроение? Медведем ещё не стал? — поинтересовался он, войдя в дом.

— Не стал и вряд ли когда-нибудь стану, — вздохнул Синицын, встречая гостя. — Цивилизация нынче везде, даже тут. Сижу теперь по полдня в интернете, все новости знаю.

— А раньше чего, не сидел что ли?

— Раньше некогда было. Раньше работал. А сейчас хоть на стенку лезь, такая, блин, скукотень.

— У тебя что, лишнего времени много? — удивился Смирнов. — Ты разве установку не собираешь?

— Чего это не собираю? Собираю. Вот только некоторые шибко умные думают, что только они работают, а остальные бездельничают, — ворчливо отозвался профессор. — Мне, если хочешь знать, каждую резонансную трубку приходится по три раза тестировать. А это, на минуточку, от трёх до семи часов чистого времени. И, главное, не отойдёшь никуда. Сиди и смотри, как бы в разнос не пошло.

— Так бы сразу и говорил, — ухмыльнулся «чекист». — А то, понимаешь, начал с разгону, что, мол, скукотень, делать нечего. Я и повёлся.

— Ладно. Проехали, — буркнул учёный. — Новости из больницы есть?

— Есть. Думаю, тебе понравится…

Услышав новости, Синицын, к удивлению Михаила, особой радости не проявил.

— Приглядывать за Жанной, чтобы её никто не обидел — это конечно здо́рово. Но… она всё-таки женщина. Вдруг что-нибудь лишнее скажет. Ты сам-то в этом Сергее уверен?

— Шура, я восхищён! — всплеснул руками Смирнов. — В кои-то веки ты решил озаботиться проблемами безопасности и режима!

— Ну а чего, нельзя что ли? — попытался обидеться научный работник.

— Да можно, конечно, — засмеялся Михаил Дмитриевич. — Только теперь уже поздно боржоми пить. Дело, как говорится, сделано. А за Жанну не беспокойся, я её проинструктировал. Всё будет хорошо. Обещаю.

— Толку с твоих обещаний…

Синицын махнул рукой и направился в комнату, где стояла модель. Усевшись за стол, он выдвинул ящик и вынул оттуда сложенный бумажный листок.

— Вот, читай, — протянул он бумагу Смирнову.

— Ух ты! Письмо от Андрея?

Профессор кивнул.

Михаил развернул листок и начал читать. По мере прочтения брови у него поднимались всё выше и выше.

— Фигасе компот! Наш пострел в тюрьму загремел, а потом ещё и сбежал. Интересно.

— Это не самое главное.

— А что главное? То, что он стал фактически нелегалом?

— Да нет же, — поморщился Александр Григорьевич. — Самое главное, он решил рассказать о будущем мне. Ну, в смысле, мне тамошнему.

— И что в этом страшного? Ты же сам говорил: без твоей помощи ретранслятор собрать не получится.

— Ну, говорил. И что?

— Да, собственно, ничего, — пожал плечами «чекист». — Просто ты сейчас сам себе противоречишь. То можно тебе тамошнему всё рассказывать, то нельзя. Ты уже как-нибудь определись, наконец.

Синицын вздохнул.

— Понимаешь, Миш… Я до последнего надеялся, что Андрюха сумеет использовать мои тогдашние знания и умения втёмную, не рассказывая ничего о будущем. Я, если честно, просто боюсь, что будет, если он всё мне расскажет. Я же ведь помню себя. Меня тогда хлебом не надо было кормить, дай только поэкспериментировать с чем-то глобальным, чтобы, как говорится, весь мир в труху, лишь бы только узнать, как он на самом деле устроен.

— Боишься разрушить Вселенную? — усмехнулся Смирнов.

Шура развёл руками.

— Ладно. Будем считать, что Вселенная не пострадает, — подытожил «чекист». — Ответ уже написал?

— Угу.

— Дай, гляну.

Смирнов взял песенник и быстро пробежался глазами по последним страницам.

— Ну, вроде всё правильно.

— Правильно? Тебе-то откуда знать? — усомнился Синицын. — Там же одна теорфизика.

— А я по контексту, — подмигнул приятелю фээсбэшник. — Чем больше формул, тем меньше воды.

— Дурацкая шутка, — хмуро бросил учёный. — Дописывать будешь?

— Нет.

— Тогда отправляем…

Подготовка к очередному эксперименту заняла минут двадцать.

Смирнов снова устроился на «электрическом стуле», облепленный проводами и датчиками, а тетрадь-песенник заняла привычное место в контейнере.

— Готов?

— Да.

— Начинаем…

День обещал быть жарким во всех смыслах этого слова.

Митрос стоял у простенка и тревожно вглядывался в залитые утренним солнцем окрестности. От президентского дворца до казарм Нацгвардии меньше двух километров. Поэтому если начнётся то, о чём ещё три дня назад предупреждали все как один информаторы, времени, чтобы отреагировать, почти не останется.

В начале июля архиепископ Макариос попытался утихомирить непримиримую оппозицию, издав указ о сокращении сроков военной службы и увольнении в запас самых ярых сторонников энозиса, а чуть погодя отправив греческому президенту Федону Гизикису письмо с требованием отозвать с острова 650 офицеров ЭЛДИК, однако, по мнению многих, эти меры уже ничего не решали. Местные правые взяли курс на государственный переворот и отступать от него не собирались. Правящая в Греции хунта «чёрных полковников» поддерживала их напрямую: оружием, деньгами, людьми.

Тринадцатого июля на заседании греческого правительства было принято окончательное решение о смене власти на острове. Генерал Григориос Бонанос поручил непосредственное руководство путчем бригадиру Михаилу Георгицису и заместителю командующего полковнику Константину Кобокису. Оба офицера служили в Национальной Гвардии Кипра.

В тот же день о готовящемся мятеже сообщили главе республики архиепископу Макариосу. Увы, но он не поверил, сказав, что его офицеры никогда не пойдут на предательство. Год назад точно так же верил своим генералам чилийский президент Сальватор Альенде…

— Прибыл Его Высокопреосвященство, — послышалось сзади.

Митрос взглянул на часы.

Семь сорок два. Рабочий день президента начинался, как правило, в восемь. Сегодня он почему-то решил прибыть во дворец раньше.

— Никас, сколько сегодня в охране?

— Двадцать четыре. Плюс двое сопровождающих архиепископа.

«Сегодня, — мелькнула в голове внезапная мысль. — Всё случится сегодня. И очень скоро».

Димитриос развернулся к другу.

— Вскрыть оружейную. Выдать всем дополнительные магазины. Гранаты — кто сколько сможет. Два пулемёта на крышу, восточное и западное крыло. Гранатомётчик над центральным подъездом. Остальные занимают места согласно боевому расписанию.

— Дим, ты уверен? — опешил приятель.

— Выполнять, лейтенант! — рявкнул Димитриос.

— Есть, господин капитан! — вытянулся во фрунт Никас…

Четырнадцать лет Митрос и его друг служили в охране президента республики. За это время на острове много что изменилось. К несчастью, изменения коснулись и отношений между, казалось бы, близкими соратниками и друзьями, вместе когда-то боровшимися за независимость. Старая добрая ЭОКА из организации бойцов-патриотов мало-помалу превратилась в организацию националистов фашистского толка, требующих энозиса любой ценой. Нет, в душе́ многие граждане Кипра были не против воссоединения с материковой Грецией, но платить за это большой войной никому не хотелось.

А война случилась бы обязательно. Проживающая на Кипре многочисленная турецкая община с энозисом никогда не смирилась бы. Во внутриостровной конфликт гарантированно вмешалась бы Турция, и предугадать, к чему бы это всё привело, сегодня никто не мог.

Движение неприсоединения, которое возглавлял архиепископ Макариос, ставило во главу угла единство республики, считая, что худой мир лучше доброй войны, а «разрезанный» по-живому остров хуже, чем относительно мирное сосуществование двух общин, уже перемешанных так, что разделить их можно было теперь только силой.

Бывшие товарищи по ЭОКА считали Димитриоса и Никаса предателями. Те в ответ просто пожимали плечами. Они давали присягу служить народу и государству, а не отдельным политикам, и нарушать её не собирались. Если президент избран народом, то и отстранить его от должности тоже может только народ, а вовсе не рвущаяся во власть оппозиция, даже если её поддерживают командиры Нацгвардии…

— Что происходит? Откуда здесь дети?

— Школьная делегация из Египта, сэр, — пояснил боец, дежурящий около главной лестницы. — Его Высокопреосвященство ещё вчера пригласил их на экскурсию по дворцу.

— Хм… А почему я не в курсе?

— Приглашение шло по церковной линии, господин капитан. Нам о нём сообщили… три минуты назад. Секретарь президента. Лично.

— Бардак! — выругался Димитриос.

«Почти как у нас», — проскользнула странная мысль.

Капитан на мгновение замер.

Мысль была не его.

А чья?

Неожиданно вспомнилось, что нечто подобное с ним уже происходило. В августе 1960-го, в День Независимости, когда им с Никасом срочно понадобилась машина. Тогда на позаимствованном у британцев «Виллисе» они отвезли жену Никаса в госпиталь Святой Параскевы…

Группа школьников, возрастом примерно от десяти до пятнадцати, шумя и галдя, вывалилась в коридор. Увидев мужчин с автоматами, они ненадолго примолкли, но, миновав пост, опять расшумелись. Делегацию сопровождал всего один взрослый. По всей видимости, учитель. Следом за ним из лестничной клетки вышла…

— Анна?! Ты что здесь делаешь?

— Ой! Дядя Митрос! — всплеснула руками девочка. — А меня тут ребятам из Каирской гимназии попросили помочь, вот я и…

— Кто попросил? — сдвинул брови Димитриос.

— Ну… — Анна остановилась и виновато пожала плечами.

— Понятно, — кивнул мужчина. — Отец знает?

— Да! — вскинула голову девочка.

Митрос поморщился, но в споры вступать не стал.

— Ладно. Иди. Только я очень тебя прошу. Надолго тут не задерживайтесь. Понятно, к чему я?

— Я всё поняла, дядя Митрос. Обещаю, что мы ненадолго.

Сказала и бросилась догонять группу.

Капитан проводил её взглядом и тяжко вздохнул.

Запретить он не мог. Мог только надеяться, что всё обойдётся.

«Зря», — прозвучало опять в голове.

— Почему зря? — невольно вырвалось у Димитриоса.

Стоящий рядом боец удивленно покосился на командира.

«Потому что штурм начнётся минут через десять», — сообщил внутренний голос.

Мысленно выругавшись, капитан бросился в оперативную комнату. Она находилась в том же крыле, что и кабинет главы государства.

— Срочно соедини с казармой Нацгвардии!

— Не отвечают, — растерянно проговорил дежурный, отрывая трубку от уха.

— Давай внешний пост!

— Секунду! — дежурный переключил коммутатор и нажал на клавишу. — Есть сигнал!

— Центральный. Капитан Русос, — приняв трубку, бросил Димитриос.

— Внешний. Сержант Кириакос.

— Обстановка?

— Пока всё спокойно, сэр… Что?.. — в наушнике было слышно, как он что-то спрашивает у напарника. — А, чёрт! Господин капитан, докладываю. На шоссе Мегару наблюдается колонна бронетехники. Движется в нашу сторону.

— Значит, так, сержант. Прямо сейчас отхо́дите от КПП к запасному посту, продолжаете наблюдать. Если будет попытка таранить ворота, даёте предупредительный в воздух. Если не помогает, бьёте на поражение. При неравенстве сил отступаете к главному зданию. Приказ понятен?

— Так точно, сэр! Отходим. Предупредительный. На поражение.

— Выполнять!

— Есть…

Димитриос положил трубку и повернулся к дежурному:

— Громкую связь!

Щёлкнула клавиша. Капитан склонился над пультом.

— Внимание всем находящимся на территории комплекса! Говорит капитан Русос. В ближайшие минуты возможен штурм дворца вооруженными силами мятежников. Предупреждаю: это не учения. Гражданским лицам приказываю собраться в северной части западного крыла. Эвакуация будет производиться через северные ворота. Лейтенанту Смирниадису — срочно прибыть на центральный пост. Повторяю. Это не учения. В ближайшие минуты может произойти вооруженное нападение на дворец. Всем гражданским собраться в северной части западного крыла.

Трансляция отключилась.

Капитан смахнул выступивший на лбу пот и подошёл к окну.

Хлопнула дверь.

— Сэр! Лейтенант Смирниа…

Окончание фразы потерялось в грохнувшем за окном «громе». Через приоткрытую створку донеслись звуки отдаленной пальбы. Секунд через двадцать выстрелы прекратились и что-то опять громыхнуло.

— Ник! Остаёшься за старшего. Я к президенту.

Димитриос подхватил прислоненную к стене штурмовую винтовку и выскочил в коридор.

В приёмной переминались с ноги на ногу двое сопровождающих архиепископа. Оба выглядели немного растерянными. Вход в кабинет им преграждал личный секретарь президента.

— …А я говорю: нельзя! Его Высокопреосвященство предупредил, что пока он не закончит с гостями, никого к нему не пускать.

— С дороги!

Капитан без всякого пиетета отодвинул секретаря от дверей и распахнул тяжёлые створки.

Полтора десятка пар глаз уставились на вошедшего.

— Ваше Высокопреосвященство! Резиденция атакована мятежниками. Я должен эвакуировать вас в безопасное место.

— А мы? — тихо спросил глава делегации школьников.

— Гражданские лица и гости покидают дворец через северные ворота. Штурм здания может начаться с минуты на минуту. Советую поторопиться.

— Да-да, господа. Делайте, как он говорит, — архиепископ, словно очнувшись, кивнул на двери. — Прошу прощения за прерванную беседу. Надеюсь, всё кончится благополучно, и мы с вами ещё пообщаемся.

Дети, оживленно переговариваясь на арабском, направились к выходу. Похоже, им это казалось просто игрой. Димитриос придержал за плечо идущую вместе со всеми Анну и еле слышно проговорил:

— Проследи, чтобы не было паники, и проводи их всех до отеля.

— Сделаю, дядя Митрос, — шепнула в ответ девочка.

Когда гости ушли, архиепископ нахмурился.

— Капитан, вы уверены, что всё настолько серьёзно?

Ответить Димитриос не успел. Здание внезапно сотряс сильный удар, с потолка посыпалась белесая пыль. Через миг удар повторился. Зазвенело выбитое из рамы стекло.

Макариос растерянно посмотрел на осколки, потом перевёл взгляд на телохранителей.

— Идёмте, Ваше Высокопреосвященство, — старший из них аккуратно подхватил президента под локоть, второй отворил дверь и, вытащив пистолет, выскользнул из кабинета.

— Парни! — бросил им вслед капитан. — Вам лучше идти через лестницу, к западному проходу. Там есть калитка, там вас не перехватят.

— Понял! Спасибо, кэп! — махнул рукой старший.

Секретарь в приёмной отсутствовал. Возле открытых окон, прикрываясь простенками, уже дежурили двое бойцов с автоматами.

— Цирис! — окликнул Димитриос правого. — Сопроводи президента и его людей. Потом возвращайся, доложишь.

— Есть, сэр!

Боец рванул в коридор, капитан занял его место возле окна. Снаружи продолжали греметь взрывы, изредка раздавалась стрельба. Правда, на этот раз огонь вёлся не по центральному зданию. Обстреливали, по всей вероятности, хозпостройки между восточным выездом и дворцом. Со стороны атакующих решение правильное. Прежде, чем приступать к штурму основной резиденции, требовалось зачистить тылы.

Чтобы подавить очаги сопротивления на дальних подступах, мятежникам понадобилось минут пять. После этого огонь снова перенесли на дворец. Сначала снаряд разорвался где-то в восточном крыле, затем дважды грохнуло в районе центральной части.

Первых мятежников Митрос увидел, когда полыхнул стоящий под пальмами грузовичок интендантской службы. Поваливший от него дым стал своего рода завесой для атакующих. Под его прикрытием несколько солдат в касках и шортах подобрались достаточно близко к зданию.

«Пионеры хре́новы», — пробормотал внутренний голос.

Димитриос неожиданно для себя рассмеялся.

Раньше он никогда не думал, что летняя форма Нацгвардии такая нелепая. Короткие, как у детишек, шорты, белые гольфы, ботинки… Вот только оружие у них было настоящее, а не игрушечное.

С десяток прицельных выстрелов охладили пыл нацгвардейцев. Двое остались лежать на земле, остальные ретировались. С крыши замолотил пулемёт. Противник ответил беспорядочной стрельбой по фасаду…

— Господин капитан!

— Что?! — резко обернулся Димитриос.

— Всё в порядке, — плюхнулся рядом отправленный с президентом боец. — Его Высокопреосвященство эвакуировали. Он передал, что поедет в епархию, в Троодос.

— Троодос — это хорошо, — капитан чуть привстал, быстро глянул в окно и снова укрылся за нижним откосом. — Гранаты есть? Патронов хватает?

— Есть… Хватает, — доложились оба бойца.

— Отлично. Тогда, как опять начнут, бейте во всё, что движется. Они должны думать, что архиепископ всё ещё здесь. Нам надо продержаться хотя бы полчасика.

— Да, сэр… Понятно.

— Тогда держите позицию, а я на Центральный…

Согнувшись почти в три погибели, Митрос метнулся к двери и выпрямился уже в коридоре. В дежурную комнату он влетел всего через пять секунд и сразу же рухнул на пол. Очередной снаряд рванул прямо в простенке, от бетона отвалился приличный кусок, стены и потолок посекло осколками.

— Из танка лупят! — прокричал укрывающийся за дальним окном Никас. — Нате, сволочи! Получайте! — он высунул в окно штурмовую винтовку и выпустил пару очередей.

— Порт. Порт. Ответьте, — бормотал в трубку прячущийся под пультом дежурный. — Порт. Здесь Центральный. Ответьте…

Димитриос быстро подполз к ближайшему лишенному стёкол проёму и глянул наружу. В сотне метров от здания стояла бронемашина. Чуть дальше, среди деревьев, виднелась ещё одна. Сзади мелькали солдаты. Похоже, что командир штурмующих решил зря не рисковать и приказал выдвигаться на исходные не спеша, прикрываясь бронёй и огнём.

— Эх! Базукой бы их…

Митрос досадливо сплюнул и бросил дежурному:

— Надо связаться с тюрьмой. Там есть узел ЗАС. Пусть сообщат в Троодос: президент отправился к ним.

— Да, сэр. Сейчас, — связист опустил трубку и принялся «колдовать» с коммутатором.

Ближняя бронемашина рыкну́ла мотором, продвинулась чуть вперёд и разродилась длинной очередью по дворцу. Со стен посыпалась штукатурка, полетела щепа́ из рам, зазвенели остатки стёкол.

Капитан еле успел отпрянуть от ставшего опасным проёма.

— Ник! Я наверх. Попробую уделать гадёныша…

Не дожидаясь ответа, он кинулся к выходу, выскочил из дежурки и побежал к главной лестнице…

На крыше Димитриос оказался спустя полминуты. С первого взгляда стало понятно, почему не стрелял отправленный сюда перед штурмом гранатомётчик. Боец лежал перед парапетом, раскинув руки. Рядом валялись «тубус» РПГ-2 и сумка с метательными зарядами. Судя по выбитой балюстраде и каменной крошке вокруг, тут явно поработал крупнокалиберный «Браунинг», установленный на вражеской бронемашине.

Разгромлена была и позиция пулеметчика на восточной пристройке. На огонь снизу кое-как огрызался только лёгкий британский «Брен» с другой стороны крыши. Но там и стрельба велась менее интенсивно, и атака, если предполагалась, то, по всей видимости, только как отвлекающая.

Помимо броневиков в обстреле дворца участвовал танк. Легендарная «тридцатьчетвёрка» с 85-миллиметровым орудием. В своё время республика закупила таких у СССР целых 32 штуки. Один из Т-34 сегодня участвовал в путче против президента своей новой родины.

Расстояние до танка Митрос определил метров в триста.

«Эх, была бы семёрка, достали бы», — шепнул внутренний голос.

Что имелось в виду, капитан понял чуть позже, когда прилаживал гранатомёт на плечо. Про новые советские РПГ-7 он уже где-то слышал, и по слухам их ТТХ вполне позволяли уничтожать бронетехнику на дистанции в несколько сотен метров. «Двойка», конечно, была похуже. Прицельная дальность сто пятьдесят, да и то — из-за невысокой начальной скорости гранаты реально попасть в цель можно было лишь на дистанции вдвое меньшей.

Сейчас, правда, благодаря тому, что стрелять приходилось сверху, дальность вероятного поражения увеличилась, но всё равно — ненамного.

«Для ББМ хватит», — успокоил невидимый собеседник.

Митрос не возражал. Сквозь выбитую балясину пространство внизу отлично просматривалась, и оба броневика были перед ним, как на ладони.

Отжав планку-предохранитель, капитан поймал в прицел корпус ближайшей машины, задержал на секунду дыхание и плавно нажал на спуск.

В ушах громыхнуло так, что Митрос чуть не оглох.

Миг, когда граната достигла цели, он пропустил. Дымом заволокло едва ли не половину крыши, и только по грохоту взрыва капитан понял, что не промазал.

«Валим!» — скомандовал голос.

Димитриос с ним опять согласился. Дымный порох, используемый в вышибном заряде, демаскировал позицию так, что не обнаружить её теперь мог только слепой.

Шквальный огонь обрушился на балюстраду уже через пару секунд. Митрос еле успел спрыгнуть на нижнюю часть кровли. О том, чтобы подбить второй броневик, не могло быть и речи. Нового шанса противник вряд ли уже предоставит, к тому же и сумка с выстрелами осталась у парапета, а без неё РПГ превращался в обычную палку с ручкой — драться можно, пальнуть нельзя.

Однако и одна уничтоженная ББМ значила многое. Враги теперь будут злее и, скорее всего, решат, что архиепископ до сих пор во дворце. Понятно ведь: только дурак станет защищать опустевшее здание?

«А почему, кстати, они решились на штурм так рано? — мелькнуло вдруг в голове. — Откуда им было знать, что архиепископ прибыл раньше обычного?»

От внезапно возникшего подозрения Митрос похолодел.

«Кто?! Кто мог сообщить об этом мятежникам? И, главное, как?»

Все ведущие из дворца линии связи, кроме аппарата самого президента, прослушивались оперативным дежурным, и, значит, утечка произойти не могла, её сразу же обнаружили бы…

«Дежурный», — подсказал голос.

По лестнице Митрос буквально слетел. Ещё десяток секунд понадобилось, чтобы добежать до Центрального. Рванув дверь, он вихрем ворвался в дежурную комнату.

— …да-да, господин полковник. Он сказал: в Троодо…

— Сука!

Увидев направленный на него ствол, связист оторвался от телефона и дёрнулся к пистолету.

Капитан успел раньше. Очередь из штурмовой винтовки перечеркнула предателя, он повалился на пол рядом с упавшей трубкой.

Лейтенант Смирниадис лежал у окна. Ничком. Он был убит выстрелом в спину.

На улице грохотали взрывы, раздавался треск пулемётных очередей, но, странное дело, по окнам дежурки никто не стрелял, и Митрос теперь понимал, почему.

Выскочив назад в коридор, он бросился было к приемной, но в ту же секунду оттуда ударило пламенем. Прямое попадание из танковой пушки не оставило оборонявшимся там никаких шансов.

«Сообщить, что мятежники знают, куда отправился архиепископ… Послать с донесением кого-нибудь из бойцов … Кого?..»

«Сам!» — раздалось в голове.

Да, это был единственный выход.

Искать некогда. Надо бежать самому.

Пусть даже его потом обзовут трусом…

— Дядя Митрос! Дядя Митрос!

Димитриос помотал головой, выплюнул набившуюся в рот кирпичную пыль и обернулся на голос.

— Анна?! Ты что здесь делаешь?

— Дядя Митрос! Я их всех вывела! Вот!

— Немедленно уходи!

— Но я же только спросить!

— Что?!

— А… — девочка бросила быстрый взгляд на приоткрытую дверь. — Папа сейчас там, да?

— Нет! — соврал капитан и, подхватив Анну под локоть, потащил её мимо разгромленной президентской приёмной в западное крыло дворца. — Тебе надо будет кое-что сделать… И это будет сейчас самое важное… Важнее всего… — приговаривал он, не останавливаясь.

— Да что, дядя Митрос?! — не выдержала дочь погибшего друга, когда они, наконец, очутились на лестнице.

— Ты должна… — спустившись на полпролёта, капитан внимательно осмотрелся, — как можно скорее добраться до Храма Архангела Михаила.

— До Трипиотиса? На Солонос? — уточнила девочка.

— Да. Найдёшь там отца Никодима и скажешь ему… — Димитриос спустился ещё ниже и выглянул в окно первого этажа, — Его Высокопреосвященство отправился в Троодос, но там ему оставаться нельзя…

Капитан аккуратно отворил наружную дверь и вышел на улицу. Проход, по которому двадцать минут назад эвакуировали архиепископа, пока оставался открытым, мятежники до него ещё не добрались…

— О Троодосе путчистам уже сообщили, — продолжил Димитриос, махнув Анне рукой: давай, мол, сюда. — Скажешь, что лучше всего сразу поехать в Пафос, там безопаснее. Поняла?

— Да, дядя Митрос! Я всё передам.

— Хорошо. А теперь иди строго за мной и, если начну стрелять, сразу падай…

Площадка между зданием и забором была заставлена какими-то бочками, кадками с пальмами и штабелями стройматериалов. До калитки в заборе надо было пройти метров сорок. Дальше — крутой спуск по узенькой лестнице, мимо старых акаций, а там уже и дорога…

Спокойно удалось преодолеть только половину пути. На третьем десятке шагов одна из кадок вдруг покачнулась, и из-за едва не упавшей пальмы выскочил, чертыхаясь, солдат со «Стеном» в руках. Сделать он ничего не успел — капитан срезал его двумя точными выстрелами. Через секунду над головами прогремела автоматная очередь. Из сложенных возле прохода мешков что-то посыпалось.

— Ложись!

Рухнувший на землю Димитриос перекатом ушёл с линии предполагаемого огня и несколько раз пальнул наугад.

За пальмами кто-то болезненно вскрикнул.

Анна осталась стоять. Она словно бы впала в ступор, забыв обо всём, что ей говорил дядя Митрос.

— Ложись, я сказал! — рявкнул мужчина.

Очередной появившийся из-за бочек и кадок мятежник вскинул оружие и направил его прямо в замершую перед ним девочку.

— Нет!

Невероятным усилием капитан заставил себя рвануться вперёд и сбить спутницу с ног.

Два выстрела прозвучали одновременно.

Враг выронил автомат и опрокинулся навзничь.

Капитан попробовал приподняться на локте и… штурмовая винтовка будто сама собой выскользнула из внезапно ослабших пальцев. Тело почему-то не слушалось, правый бок жгло огнём.

— Дядя Митрос! Дядя Митрос! — упавшая, наконец, девочка теребила Димитриоса за плечи, пытаясь поднять.

Поняв, что сил ей не хватит, она попросту оттащила бойца к ближайшему штабелю.

— Дядя Митрос! Не умирай! Пожалуйста…

Капитан с трудом разлепил засохшие губы.

— Беги… к Трипиотису… передай… в Троодос нельзя…

Девочка всхлипнула.

— Я сказал… беги… Это приказ… Обо мне… не волнуйся… Плен… это не смерть…

Анна ещё раз хлюпнула носом, но всё-таки отпустила Димитриоса. Неловко поднявшись, она побежала к выходу. Возле калитки девочка обернулась и показала капитану два пальца, выставленные буковкой «V».

Когда она скрылась, Димитриос медленно подтянул руку к прилаженной на поясе кобуре и попытался достать пистолет. Он знал: после всего случившегося в живых его не оставят.

Пистолет Митрос достать не сумел — просто не смог отцепить кожаный ремешок.

К «счастью», отстреливаться не пришлось.

Из-за бочек вылетела «лимонка» и упала в метре от штабеля.

Митрос устало вздохнул и прикрыл глаза.

«Прощай… друг», — прошелестело в сознании.

— Прощай… братишка, — тихо пробормотал капитан.

Взрыва гранаты он уже не услышал…