Конница на войне: История кавалерии с древнейших времен до эпохи Наполеоновских войн

Искусство подготовки лошадей

Во все исторические периоды первоочередной задачей кавалерийских командиров было правильно подобрать и подготовить нужных для определённого рода боя лошадей. Те же проблемы существовали и в эпоху Наполеоновских войн.

Для тяжёлой кавалерии покупали лошадей крупных, ширококостных; возможно, несколько медлительных, но способных легко выдерживать вес кирасир со всей их амуницией и вооружением. Эти кони должны были хорошо двигаться рысью, быть менее чувствительными к шенкелю, выезжены для действий в плотном строю. Рост кирасирских лошадей[159] колебался от 151 до 160 и более см.

В русских мерах длины того времени это составляло от 2 аршин 2 вершков до 2 аршин 4 вершков (211, с. 85).

Тяжеловооружённые всадники не обязательно должны были быть искусными наездниками. Участие в индивидуальных поединках, как правило, не входило в их задачу. Практически все уставы европейских армий предусматривали рассыпную атаку в кирасирских полках только в случае преследования опрокинутого противника или налёта на артиллерийскую батарею; при любых других обстоятельствах атака производилась сомкнутым строем.

Лёгкая конница снабжалась менее высокими лошадьми. В России рост их определялся от 2 аршин до 2 аршин 2 вершков (142-151 см) (211, с. 85), в Англии 145-150 см (336, с. 25). Это должны были быть более резвые, вёрткие кони, послушные и смышлёные, умеющие совершать резкие повороты, останавливаться на галопе и трогаться с места в галоп.

Соответственно, и ко всадникам предъявлялись более высокие требования. Они должны были умело управлять своим конём и контролировать его действия. Главным оружием гусара или улана в бою против кирасира должны были быть быстрота и мастерство наездника.

Надежда Дурова описывает один курьёзный случай, произошедший с ней на учениях во время службы в Мариупольском гусарском полку. Она упала с лошади и, хотя вина её была минимальной, реакция командира была очень негативной (34, с. 100).

Однако, в любом случае даже лёгкий всадник регулярной кавалерии уступал в мастерстве коннику иррегулярных войск. Поэтому во всех частях европейской регулярной кавалерии вынуждены были уделять внимание сомкнутому способу боя, ибо только таким образом можно было обороняться от природной кавалерии.

Как правило, хорошо выезженная лошадь, даже потеряв всадника, продолжала вместе со всеми скакать вперёд и таранить строй врага. Нолан приводит по этому поводу один любопытный факт из военной истории:

«В сражении при Стригау, лошадь без всадника, с оторванной ядром задней ногой, присоединилась к эскадрону, и, несмотря на то, что мы несколько раз рассыпались, она оставалась в строю в продолжение всего сражения. По сбору она постоянно возвращалась на то самое место, которое занимала, находясь ещё под седлом» (271, с. 230).

Огонь противника направлялся большей частью именно на лошадей, поскольку только таким образом можно было остановить мчавшуюся во весь опор лавину кавалеристов.

Этими причинами объяснялась большая убыль лошадей в полках во время сражений. Часто потери животных превышали потери личного состава. Например, при Бородино лейб-гвардии кавалергардский полк на 104 убитых и раненых солдата и офицера потерял 135 лошадей.

Всадник, оставшись без коня, не представлял собой особой опасности и вынужден был отправляться в тыл, если не удавалось поймать свободного коня, чтобы на нём продолжить участие в битве.

Боевых коней непременно заранее приучали к шуму выстрелов и взрывов. Делалось это самыми разными способами. Один из них предлагал, например, Н. Осипов:

«Г. Де ла Бру говорит, что легчайшее и удобнейшее средство приучить лошадей в короткое время к шуму оружия и стрельбе состоит в том, чтобы по одному разу в день стрелять в конюшне из пистолета и бить в барабан; а особливо перед задаванием овса; от чего они будут в сей шум и стук вслушиваться охотно, и скоро к нему привыкнут».

«Можно приучить лошадь к огню ещё и другим образом. Наперёд дать им пистолет видеть и обнюхать; потом, не заряжая его, спускать перед ними курок, чтобы приучить их к стуку курка и полки, когда они к сему стуку привыкнут, то поодаль от лошади сделать несколько раз с полки вспышку; потом подойти к ней ближе, дабы она привыкла и познакомилась с пороховым запахом и дымом. После того выстрелить самым малым зарядом, сперва вдали, а потом от часу ближе, а наконец и сидя на ней. При всяком же разе надобно к ней подойти, приласкать и дать немного овса, или какой-нибудь другой приманки. С таким же точно терпением приучать её к барабанному бою, шпажному и сабельному стуку и прочим военным крикам» (275, с. 160—161).

Необходимой частью обучения боевого коня была его подготовка к форсированию водных препятствий. Не все породы лошадей в одинаковой степени хорошо плавают, и эти нюансы также учитывались ремонтёрами, занимающимися закупками коней для армии.

«В Финляндии, в Польше и на берегах Волги лошади превосходно плавают и без всякого затруднения переплывают огромные водные пространства; в Африке же, в Аравии и вообще в тех местах, где существуют одни только небольшие и неглубокие речки, которые иногда в летнее время совершенно высыхают, лошади совсем не умеют плавать, и если даже немного оступятся, то обыкновенно тонут. Как бы хорошо лошадь не плавала, но если желают, чтобы она переплыла столько же быструю, сколько и широкую реку, то необходимо, по возможности, освобождать её от тяжестей и всадника. Если под рукой не имеется лодок для склада боевых припасов, то их заменяют небольшими плотами, сделанными из камыша, тростника или фашин, на которые люди складывают одежду, оружие, амуницию и т. д., и потом, привязав их с помощью верёвок к своему телу, в таком виде перетаскивают с одного берега на другой. Кавалеристы должны переправляться без всякой одежды; они должны сидеть верхом только на тех лошадях, которые более других искусны в плавании, и, наконец, управлять теми лошадьми, за хвосты которых придерживаются руками прочие всадники. Подобным образом переправляются через реки татары и поляки. При переправах вплавь никогда не следует сажать двух кавалеристов на одну плавающую лошадь» (271, с. 224).

«При переправах лошади должны плыть отдельными шеренгами в направлении, параллельном течению воды. При этом необходимо наблюдать за тем, чтобы люди смотрели не на воду, а на противоположный берег: иначе они могут быть снесены течением. Они должны держаться за гриву и управлять одной только уздечкой; а чтобы лошади во время плавания не могли путаться ногами, то поводья необходимо держать высоко и коротко» (271, с. 223).

Что касается выездки лошадей, то в разных армиях она проводилась по-разному. Пожалуй, один из самых варварских методов подготовки молодняка для службы в лёгкой кавалерии использовался в России, правда, такой способ просуществовал только до 1812 г.:

«До 1812 г. в нашей коннице для ремонтирования употреблялись нехитрые приёмы. К 1 мая полки, обыкновенно, собирались на 6-недельный кампамент, ко времени которого ремонтёрские команды гоном пригоняли из донских, крымских и украинских косяков молодых лошадей для пополнения лёгкой кавалерии. Лошади, конечно, были неподъезжанные, почти в совершенно диком состоянии и потому с весной наступало для эскадронных командиров самое горячее дело: надлежало как можно скорее ставить этих дикарей во фронт».

«Обычные приёмы выездки состояли в том, что на дикую лошадь накладывали с чрезвычайными усилиями, иногда валя её, мешки с песком, от 5 до 6 пудов весом и гоняли на корде с тяжёлым капцуном до изнеможения. Всё это проделывалось с целью поскорее усмирить дикарку. Дня через 2 её засёдлывали, переваливали через седло те же мешки и повторяли гоньбу на корде. После этого следовала окончательная выездка, которая заключалась в том, что засёдланную лошадь выводили на выгон, где смелый и самый сильный всадник, вооружившись плетью, мгновенно вспрыгивал в седло и, подняв лошади голову и не давая опомниться, начинал хлестать её плетью и пускал во весь опор полного изнурения лошади. Тогда всадник уменьшал вольт по направлению к конюшне, не переставая, однако, действовать плетью. Лошадь, потеряв последние силы и бодрость, переходила на рысь и шаг, а всадник слезал с неё не раньше, как дотащившись до конюшни. Точно та же проделка повторялась иногда и на другой день, уже при меньшем сопротивлении со стороны животного, и на этом кончался курс выездки: лошадь считалась достаточно приезженной и ставилась во фронт.

Иногда подобная приездка кончалась тем, что животное сразу разбивалось на ноги, или надрывалось и получало запал, так что в полках того времени большинство коней шло в брак… Кроме того, многие лошади носили, а некоторые опрокидывались» (180, с. 173).

При подготовке лошадей для тяжёлой кавалерии применялся другой способ выездки, более «человечный», поскольку эти кони, как правило, поступали с конских заводов и были уже частично подготовлены к строевой службе. К тому же они были слишком дороги для таких экспериментов.

Кавалерийские построения и тактика

Фундаментальные принципы кавалерийской тактики в основе своей оставались неизменными со времён античности до начала XX века, лишь глубина строя уменьшалась пропорционально степени развития огнестрельного оружия.

Поскольку во все века тяжёлая кавалерия играла первостепенную роль только в крупных сражениях (но не в рейдовой войне, изобилующей мелкими столкновениями), её количество всегда было невелико по сравнению с количеством легковооружённых всадников, которым, собственно, и выпадала основная тяжесть военной службы.

О. Горемыкин, выдающийся русский военный теоретик первой половины XIX в., определял назначение лёгкой кавалерии таким образом:

«1. Действие в сомкнутом строе, с другими войсками, или отдельно, в больших или меньших массах:

2. Прикрытие своих войск и разведывание неприятельских, а также разные мелкие действия дробными частями, или по одиночке» (184, с. 76).

Француз де-ла-Рош-Аймон очень чётко и подробно изложил порядок действия лёгких всадников во время разведывательной службы:

«Разъезды можно разделить на два рода: на действенные или наступательные, и на местные или оборонительные.

Первые, высылаемые от войска, в движении находящегося или оное предпринимающего, которому, следовательно, нужно знать расположение войск неприятельских, не должны никогда быть менее 12 или 15 человек; они должны быть в состоянии, без большой невыгоды, схватиться с разъездами неприятельскими для получения пленных».

«Вторые… высылаемые только для извещения о приближении неприятеля, не отдаляясь слишком много от цепи ведетов, должны состоять из 2 или 3 человек самых расторопных, которые, как бы храбры они не были, должны ограничиваться одним только осторожным наблюдением. Сии последние употребительны в особенности ночью.

Принимая наступательный разъезд самый слабый в 12 или 15 человек, командующий оным офицер распределяет их следующим образом:

Вперёд высылаются двое для того, чтобы в случае, когда один отъедет для донесения, другой безотлучно оставался бы впереди, не спуская глаз с того предмета, который мог заслужить донесения. На месте сии выбирают обыкновенно людей самых расторопных и доброконных; остальные же следуют в указанном порядке в 150 или 200 шагах от сих передовых, имея свой арьергард также около 100 шагов позади. Боковые едут, соображаясь с местоположением и стараясь не выпускать из виду разъезд по дороге идущего. Они наблюдают, сверх того, чтобы места непроходимые не разделяли их от оного. На ночь передовые и боковые разъезды и арьергард сближаются к команде. Сие нужно для того, чтобы неприятель не мог, пользуясь темнотой, пробраться в промежутки» (193, с. 43—45).

«Передовыми караулами называют отряды различной силы… высылаемые вперёд от авангарда или какого-либо поста. Их стараются по возможности ставить в какой-нибудь лощине или позади какого-либо предмета, могущего их закрыть от неприятеля. Сей передовой караул расставляет свои ведеты столь далеко, как благоразумие и место сие позволяют, принимая за правило, чтобы можно было слышать пистолетный выстрел, сделанный на ведетах; а если обстоятельства потребуют выставить их под ал ее, то можно в промежутки ведетов и передового караула выставить ещё извещательный пост».

«Каждый караул должен быть втрое сильнее числа отряжённых ведетов: и так, если для выставления оных потребуется 10 человек, то передовой караул должен состоять из 30; сверх того ещё прибавляется несколько человек ефрейторов и для посылок».

«Пикетами называются отряды, служащие подкреплением для передовых караулов. Они выставляются различной силы перед деревнями на главных пересечениях дорог, в особенности перед отдельными постами, расположенными между передовыми и авангардом» (193, с. 108—111).

Кроме патрульной службы, лёгкая кавалерия могла совершать самостоятельные рейды вглубь расположения противника. Кони легковооружённых, менее прихотливые, чем кирасирские (конногренадерские, карабинерские), выросшие в табунах на подножном корму, намного легче переносили нагрузки и бескормицу.

Военных теоретиков всегда волновал вопрос, какое построение наиболее целесообразно для кавалерии? Универсального ответа на него найти так и не удалось. Каждый строй или боевой порядок имел своих достоинства и недостатки.

Существовало 4 основных вида построений, которые могли комбинироваться друг с другом:

1. Развёрнутый строй — взводные колонны, каждая из которых состояла из 2 шеренг всадников, выстраивались на половинных или ещё меньших интервалах в одну, две или три линии, в затылок. Преимущество данного построения заключалось в том, что в бою было задействовано максимальное число людей. Артиллерийский огонь противника не причинял большого ущерба. Беспорядок в колоннах легко устранялся продвижением вперёд и смыканием рядов (184, с. 85).

Недостатки заключались в сложности управления, ведь чем длиннее линия, тем больше времени надо было, чтобы отдать и выполнить команду. При длительном движении вперёд очень трудно сохранить равнение, так как одни взводы вырывались вперёд, другие, наоборот, отставали. Причиной нарушения строя часто становились неровности рельефа. В результате промежутки между взводами увеличивались и через них в расположение боевого порядка мог ворваться противник. Зачастую не хватало места, чтобы полностью развернуть все колонны в линию. Фланги построения были слабо защищены и неприятель мог их обойти и атаковать. Особенно удобно было проводить этот маневр с помощью природной кавалерии, которая свободно действовала врассыпную.

2. Способ построения колоннами заключался в том, что взводные колонны выстраивались не в длину, а в глубину. Интервалы между ними могли быть различной глубины.

Такой боевой порядок требовал намного меньше пространства и был удобен для боя в труднопроходимой местности. Управлять им было проще и времени на отдачу и выполнение команд тратилось намного меньше (184, с. 88). Командир мог легко изменить направление атаки и вести своих кавалеристов либо в центр вражеской линии, либо на любой из её флангов. Атаку производил первый взвод, остальные обеспечивали ему поддержку, а в случае его охвата с флангов немедленно атаковали врага справа или слева.

Неудобство заключалось в том, что совместное движение можно было совершать только на медленных аллюрах, так как только передний взвод мог скакать полным галопом, остальным же, чтобы не налететь на него в случае непредвиденной задержки или остановки, приходилось всё время сдерживать коней. Колонны несли большие потери от артиллерийского обстрела, так как перелетевшие через головы передних всадников ядра падали в глубине строя. На открытом пространстве колонна без фланговых прикрытий была очень уязвима и легко могла подвернуться окружению линейного построения.

3. Построение уступами — взводные колонны строились в V-образную, клинообразную или просто косую линию.

Данный боевой порядок представлял собой нечто среднее между линейным и строем колоннами. Он не требовал такого большого пространства, как развёрнутый строй, и при этом взводы не мешали друг другу, как при построении колоннами. «Уступный» порядок имел те же выгоды, что и колонна, но огонь противника причинял намного меньше ущерба; кроме того, командир в любую минуту мог быстро перестроить взводы либо в линию, либо в общую колонну (184, с. 113-114).

Проблема заключалась в том, что это построение было очень сложным для слабо подготовленной кавалерии. Командиры взводов наделялись большими полномочиями и должны были великолепно знать своё дело и друг друга, чтобы согласованно действовать в нужный момент. С постоянно менявшимся личным составом полка добиться такой степени взаимопонимания было чрезвычайно трудно.

4. Шахматное построение представляло собой вариант развёрнутого строя в 2—3 линии, но взводные колонны строились на полных интервалах. Естественно, чтобы не допустить проникновения неприятеля в интервалы, их приходилось прикрывать сзади второй линией. Данный боевой порядок давал возможность быстро меняться местами первой и второй линиям. В случае поражения взводы первой линии отступали сквозь интервалы под прикрытием второй и строились у неё в тылу, чтобы затем вновь вступить в схватку (184, с. 116). Обе линии легко могли выстроиться в одну, стоило лишь задней заполнить интервалы передней.

Но столь большие промежутки не позволяли поставить в линии большее количество взводов. По этой причине лишние подразделения были вынуждены оставаться в тылу, не принимая участия в бою. От командиров взводов требовалось большое умение, чтобы удержать свои отряды ровным фронтом.

Остальные недостатки повторяли недостатки развёрнутого строя.

Большой проблемой являлась величина интервалов, которые оставлялись между подразделениями. Какими они должны были быть? Слишком большие грозили прорывом фронта через них; слишком маленькие осложняли общее движение строя. Взводы мешали друг другу, постоянно сталкиваясь между собой. Французский офицер Моттен-де-ля-Бальи, участвовавший в Семилетней войне, описал случай, произошедший во время Минденского сражения (1759 г.):

«Английская пехота своим огнём произвела сильное замешательство в рядах, стоявшей перед нею. Жандармы и карабинеры получили приказание идти в атаку. Хотя они и понеслись с места галопом, но ряды их сначала сомкнулись к середине, а потом, вследствие противодействия, разорвались по направлению к наружным флангам и особенно на правой стороне».

«Английская пехота, выждав тот момент, когда неприятельская кавалерия подъехала к ней на весьма близкое расстояние, открыла по ней беглый огонь от середины к обоим флангам. Лошади употребили при этом отчаянное усилие, чтобы как-нибудь освободиться от гибельных последствий этой пальбы».

«Вследствие этого, сжатие сделалось столь сильным, что люди и лошади повалились друг на друга и покатились в страшном беспорядке. Впрочем, весьма многие пострадали собственно от выстрелов: за исключением каких-нибудь 10 всадников в каждом эскадроне, все остальные были обращены на землю и перетоптаны».

«Те, которым посчастливилось усидеть в своих сёдлах, или были унесены своими лошадьми прямо в середину неприятельских рядов, или же, против желания, были увлечены ими с поля сражения».

«Если бы эскадроны наступали в шахматном порядке, то, вероятно, успели бы сохранить достаточные интервалы. Смелая атака их была бы произведена с надлежащей стремительностью, без всякого колебания из стороны в сторону, а английская пехота, наверное, была бы смята» (271, с. 139-140).

Атаками с минимальными интервалами особенно славились немецкие кавалеристы: пруссаки, саксонцы, австрийцы. Нолан рассказывает:

«В некоторых армиях расстояние по фронту между двумя эскадронами доходит до 8 и даже до 25 шагов, т. е. от 4 до 12 метров. Однако ж, австрийцы соединяют два эскадрона вместе и составляют, таким образом, весьма сильный дивизион в 300 лошадей. Между двумя такими дивизионами у них полагается оставлять интервалы в 12 шагов.

Я сам имел честь служить в рядах этих австрийских дивизионов и видел, до какой степени у них может доходить сжатие в рядах. Весьма часто я, вместе с моей лошадью, был подымаем на воздух, и, вообще, нам сильно приходилось страдать от этого».

«Горячие и порочные лошади не мало способствуют распространению в рядах замешательства и беспорядка. Давление доводит их просто до бешенства: они бросаются друг на друга, вырываются из шеренг или, толкая более слабых, выгоняют их из строя и, вообще, до такой степени истощаются в своих силах, что не могут уже более двигаться» (271, с. 140-141).

Однако такие построения имели и свои достоинства. Они значительно увеличивали силу напора массы всадников. Минимальные интервалы не давали врагу проникнуть в тыл построения. Особенно удобны были атаки с минимальными интервалами на природную кавалерию.

Сам Нолан предлагал наиболее, по его мнению, приемлемый вариант построения, где расстояние между взводными колоннами составляло 12 м:

«Если на каждые 50 человек положить интервал в 25 шагов (12 м), то, вследствие наклонности людей постоянно разрываться во время движения, он уменьшился бы, по крайней мере, на половину; те интервалы, которые останутся при этом не закрытыми, будут вполне достаточны для того, чтобы предупредить колебание и дать полку возможность двигаться свободно.

«Каждый взвод, если только это окажется нужным, может действовать независимо от других взводов, притом с надлежащей стремительностью и энергией, потому что каждый солдат не только будет видеть своего начальника, но и слышать всякую его команду» (271, с. 141—142).

Возникали также споры, с какого расстояния удобнее всего начинать атаку карьером. Наилучшей считалось дистанция от 80 до 120 метров. Важно было рассчитать рывок так, чтобы лошади не выдохлись, а вся линия не потеряла равнения (271, с. 217).

На пехоту следовало начинать атаку с более дальнего расстояния, так как в этом случае не имела особого значения потеря ровного фронта, важнее было побыстрее преодолеть простреливаемое пространство и не дать пехотинцам произвести более 1—2 залпов.

Опрокинутую кавалерийскую линию следовало гнать на расположение второй вражеской линии, если таковая имелась, стараясь не давать возможности всадникам противника проскользнуть сквозь интервалы (271,

В первой половине XIX в. европейские теоретики стали всерьёз задумываться над тем, чтобы ещё больше уменьшить глубину построения взвода и довести её до одной шеренги. Поводом к тому послужили несколько удачных атак, проведённых английскими кавалеристами, воевавшими за одну из сторон во время гражданской войны в Португалии (1832— 1844 гг.). Это произошло в сражении под Леирией (или Лоирией) (1834 г.) (271, с. 256).

В письме генерала Бекона к Кинлоху (1835 г.) автор излагает следующие соображения по этому поводу:

«При одношереножном строе, все движения исполняются с большей точностью и быстротой, чем при двух шеренгах.

Если после атаки нужно перестроиться, то это исполняется гораздо скорее и правильнее, потому что каждый всадник тотчас же находит свой взвод; если же подобное движение нужно исполнить под огнём неприятеля, то из всех условий быстрота есть самое необходимое.

Я весьма часто имел случай испытывать одношереножный строй в деле с неприятелем, превосходившим меня своей численностью; нередко делал это даже в то время, когда был деятельно преследуем, равно и под ружейным и артиллерийским огнём.

При одношереножном строе атака исполняется гораздо стремительнее, следовательно, она предоставляет гораздо более шансов на успех, чем при двух шеренгах. Лошади имеют более свободы и не так стеснены лошадьми второй шеренги, которые постоянно стараются опередить стоящих перед ними, наконец, люди с большим удобством могут действовать своим оружием. Каждый исполняет свою обязанность, а дурным солдатам нелегко оставаться позади.

При наступлениях в боевом порядке и в двухшереножном строю (неприятель редко оставляет перед собой ровную местность), никогда нельзя сохранить интервалов; часто бывает, что вся линия обращается в беспорядочную колонну, и, при обратных перестроениях, всадники задней шеренги иногда не находят своих мест» (271, с. 257—258).

Сторонником одношереножного строя в 1835 г. был и герцог Веллингтон (271, с. 255), который логично обосновал своё мнение по этому поводу.

Тем не менее, эта тактика не стала распространённой, поскольку одна шеренга не представляла собой серьёзной боевой силы. К тому же, хотя вторая шеренга не участвовала реально в рукопашном бою, её всадники могли пополнить первую в случае удачно произведённого противником залпа.

В противном случае атака немедленно захлебнулась бы. 0.16-ремыкин высказывал по этому вопросу такие соображения:

«Вторая шеренга непосредственного участия в ударе принимать не может, и потому с первого взгляда кажется, не довольно ли одной шеренги, от чего её движения может быть были бы несколько свободнее и быстрее? Но как при быстром движении лошади раздаются, а от потерь ряды неминуемо редеют, то строй в одну шеренгу терял бы необходимую твёрдость и сомкнутость, и потому везде, где кавалерия имеет в виду совокупное действие, без второй шеренги обойтись нельзя. Затем третья шеренга в кавалерии совершенно не нужна: она, не участвуя в бою, стесняла бы только вторую, затрудняла бы повороты и построения, и значительно замедляла бы движение» (184, с. 83).

В заключение скажем, что данная тактика преподавалась кавалерийским офицерам во всех странах Европы вплоть до XX столетия. До начала военных действий в Первую Мировую войну командование армий почти не учитывало возрастающую интенсивность ведения огня, которая намного увеличилась с появлением пулемётов, скорострельных пушек и ручного магазинного стрелкового оружия.

Имевшая самую многочисленную конницу в Европе русская армия оказалась наиболее консервативной. На изменение её тактики не повлиял даже опыт Русско-Японской войны (1904—1905 г.). Об этом с грустью вспоминал В. Трубецкой в своих знаменитых «Записках кирасира» (136, с. 141—143). Но это уже тема другого повествования. Нам же остаётся лишь констатировать, что в многовековом противоборстве рассыпного строя с плотным победу всё же одержал первый.