Конрад Аденауэр - немец четырех эпох

Глава IV Обер-бургомистр Кёльна

В 51 году нашей эры на месте теперешнего Кёльна возникла римская колония. Прошло несколько веков, пока она не превратилась в город. В IV столетии Кёльн стал резиденцией епископа и получил определенную известность. В Средние века город — один из богатых и красивых в Европе. Здесь скрещивались европейские торговые пути. Главная транспортная артерия — Рейн несла в город и через него самые разнообразные товары. Богатели торговые люди. Благополучно чувствовали себя горожане. На формирование их культуры оказывали воздействие восточногерманские и южногерманские государства и в немалой степени Франция. В подавляющем большинстве кёльнские обыватели исповедовали католичество.

Наполеон в ходе завоевательных войн и перекройки карты Европы присоединил рейнское левобережье к Франции. После девятнадцати лет пребывания в составе наполеоновской империи в 1815 году по решению Венского конгресса Кёльн вместе с Рейнской областью отошел к Пруссии. Началась длительная упорная борьба за сохранение самобытности и самостоятельности города перед лицом наступления протестантского пруссачества и централизма на свободолюбивые католические прирейнские города.

Согласно Прусскому уложению 1856 года для Рейнской провинции городское собрание Кёльна избиралось гражданами города. Таковыми являлись все лица, проживавшие в Кёльне не менее года, платившие налоги, не получавшие пособия для бедных из общинных средств. Кроме того, избирательным правом пользовались независимо от временного ценза лица, имевшие жилой дом в городской черте или занимавшиеся ремесленным делом в городе и имевшие как минимум двух наемных вспомогательных работников. В распределении мест в городском собрании играл роль имущественный ценз. Те, кто платил высокие налоги, составлявшие одну треть налоговых поступлений, получали и одну треть мест в парламенте города. Депутаты городского собрания избирали обер-бургомистра на двенадцать лет. Переизбранию в эти годы он не подлежал. Градоначальник обладал широкими правами и управлял городскими делами практически единолично. Согласие городского собрания требовалось лишь при принятии принципиальных долгосрочных решений и перераспределении крупных бюджетных средств.

При избрании Аденауэра первым заместителем обер-бургомистра еще раздавались голоса против него. В газетах писали, что он слишком молод и не в меру клерикален, что у него нет опыта. Ко времени избрания его обер-бургомистром подобные мнения исчезли. Повсеместно признавались его самоотверженность в работе и умение вести городские дела в сложных условиях. Аденауэр стал полным хозяином Кёльна. Его распоряжения выполнялись неукоснительно. Через городское собрание он мог провести практически любое решение. Известный немецкий публицист Ицкюль, много позднее оценивая возможности Аденауэра в то время, скажет: «Идеальное состояние для такого человека, как Аденауэр, который всегда знал, чего он хочет, и для которого демократия была искусством собственную волю делать волей большинства».

Обер-бургомистр безразлично относился к партийной принадлежности работников магистрата. Главным критерием служили деловые качества. Нужного ему работника он не спрашивал ни о прошлом, ни о политических взглядах. Он мог работать и с социал-демократами, не пренебрегал некоторыми социалистическими идеями в тех рамках, которые давали практическую пользу. По мнению Ицкюля, социализм для Аденауэра был не указателем пути в будущее, а шкафом с инструментами, из которого он время от времени брал то, что ему нужно, не меньше, но и не больше.

В молодые годы Аденауэр не был ревностным демократом. Но он считал демократический строй более прогрессивным, чем монархический. Много позднее он скажет, что демократия — мировоззрение, ведущее немцев в лучшее будущее.

…Германия проигрывала войну. От шовинизма первых военных лет не осталось и следа. Аденауэр старался не вмешиваться в государственные дела — это было прерогативой Берлина. У него достаточно муниципальных забот. И тем не менее в феврале 1918 года указом Вильгельма II Аденауэр в качестве представителя партии Центра был введен в состав Палаты господ Пруссии — совещательный орган при императоре, призванный разработать реформу избирательного права. Состоялся первый его выход на общегерманскую арену. Он не оставил заметного следа. Просуществовала Палата недолго. Надвигались революция, крушение монархии, Версальский договор.

В начале ноября 1918 года в Кёльне появился поезд с восставшими кильскими матросами. Аденауэр пытался воспрепятствовать его прибытию и обратился к губернатору с требованием принять надлежащие меры. Тот не решился на столкновение.

В Кёльне объявили республику Советов. Воцарилась анархия. По улицам на грузовиках с песнями разъезжали вооруженные матросы. Разгуливали толпы людей с красными знаменами. Матросы требовали от магистрата продовольствия и горючего.

Аденауэр отрицательно относился к революционным потрясениям. Он верил в порядок, а его изменение допускал лишь легитимным способом. Немцев считал законопослушными, добропорядочными и терпеливыми. Ноябрьские выступления принимал как нелогичные и случайные. Кто-то в его окружении бросил шутку:

— Если немецкие революционеры надумают штурмовать железнодорожный вокзал, то они сначала купят перронные билеты.

Обер-бургомистр рассмеялся, соглашаясь. Но кильские матросы в Кёльне — это была реальность, с которой нельзя было не считаться. Аденауэр решил договориться с революционерами. Принял в ратуше представителей Советов и несколько часов убеждал их не учинять беспорядков, не вывешивать красных знамен на ратуше. Выделил им несколько комнат в помещении магистрата с телефонами, пишущими машинками и другим канцелярским оборудованием.

Революционные власти возложили управление городом на капитана Швинка. Он довольно быстро оценил обстановку и решил работать вместе с Аденауэром. Ратушу осаждали толпы людей, требуя хлеба. На окраинах голодающие начали громить продуктовые лавки. Подбирались к винным погребам. По приказу обер-бургомистра алкогольные напитки из винных хранилищ ночью под покровом темноты слили в Рейн. На улицах установили походные кухни и кормили кашей голодающих. Из жителей создали отряды гражданской охраны. Через несколько дней они сумели навести порядок и взять под защиту граждан и их собственность.

Аденауэр работал по 18 часов в сутки. Домой возвращался молчаливый и усталый, чтобы, поспав несколько часов, рано утром вновь отправиться в ратушу. Капитан Швинк не вмешивался: он видел, что обер-бургомистр и его подчиненные действуют самоотверженно и рационально.

В середине ноября после подписания перемирия в Кёльн вошли четыре армейских корпуса, возвращавшихся с фронта. Аденауэр с согласия Швинка решил осуществить демобилизацию военнослужащих. Солдаты и офицеры сдавали оружие и получали свидетельство о демобилизации, проездной билет до места жительства, денежное содержание и продовольствие. Магистрат устроил распродажу военного имущества, армейских автомобилей и повозок. Покупали спекулянты, подпольные дельцы. Но они давали деньги. На них и проводилась демобилизация. Оставалось и на продовольствие для жителей города.

Добывать продукты питания было особенно трудно. Закупалась в основном перловая крупа. Ею и заправлялись походные кухни, день и ночь дымившие на улицах города. Кёльнцы прозвали своего обер-бургомистра «Граупенауэром» (граупен по-немецки — перловая крупа). Шутили беззлобно, хорошо понимая, каких усилий стоит добывание этой крупы.

Власть Советов в Кёльне оказалась недолгой. В декабре в Кёльн вступили английские оккупационные войска. Англичане промаршировали по пустым улицам, поглядывая на закрытые магазины. Жители затаились в ожидании новых событий.

Перед зданием ратуши остановилась громада танка. Два молодых английских офицера потребовали провести их к обер-бургомистру. В кабинете Аденауэра они повели себя развязно, развалились в креслах, закурили и стали стряхивать пепел прямо на пол.

Понять, что они хотят, оказалось непросто. Аденауэр вызвал посыльного и громко сказал:

— Офицеры желают получить пепельницы.

— Что там? — любопытствовали чиновники в коридоре.

— Господин обер-бургомистр воспитывает английский детский сад, — солидно отвечал посыльный.

По отношению к оккупационным властям Аденауэр вел себя корректно. Умел, не повышая голоса, поставить на место не в меру распоясавшихся. Выполняя распоряжения англичан, смягчал те, что считал неразумными или унижающими достоинство горожан.

В Кёльне разместились пехотная бригада и кавалерийский полк под командованием генерала Лоусона. Им предоставили пустующие казармы. Лоусон издал распоряжение, чтобы все жители города постоянно имели при себе удостоверения личности, зарегистрированные в полиции. Движение по городу прекращалось в 20.00. Запрещалось ездить на велосипедах и верхом на лошадях. Свет в домах после 21.30 мог зажигаться только по специальному разрешению. Пользоваться телефоном и телеграфом также можно было с разрешения оккупационных властей. Подлежало сдаче все оружие, включая охотничьи ружья.

Распоряжение отпечатали в виде прокламации, чтобы развесить ее по городу. Самым любопытным оказался параграф 13-й. В нем предписывалось всем немцам-мужчинам приветствовать английских офицеров снятием головного убора. Аденауэр прочитал прокламацию, врученную ему английским представителем, и сказал после некоторого раздумья:

— Никогда не думал, что английский джентльмен может таким образом унизить побежденный народ.

Англичанин смутился.

— Я лишь выполняю распоряжение вышестоящих властей доставить в магистрат прокламации. Ваше дело, господин обер-бургомистр, решить, что с ними делать.

Аденауэр положил в угол увесистый пакет и заметил:

— Разумеется, я буду выполнять распоряжение оккупационных властей, насколько позволяет мне совесть.

Представитель оккупационных властей ушел, ничего больше не сказав. Присутствовавшие работники магистрата поздравили Аденауэра с победой.

Англичане по достоинству оценили деловые качества обер-бургомистра и его готовность к разумному сотрудничеству. Ему частенько удавалось отменять указания, ущемлявшие горожан. Прекратились реквизиции продовольствия для войсковых нужд. Снабжение стало осуществляться по взаимной договоренности. С английскими солдатами у населения недоразумений не возникало. Англичане и немцы проявляли взаимную корректность.

Кёльн не затронули революционные бури ноября в той степени, как это произошло в Берлине и ряде других городов страны. Английская оккупация тоже не привела к потрясениям. Мало что изменилось в жизни горожан и после замены монархии республикой. Хотя более активно стали действовать коммунисты. Они критиковали обер-бургомистра по любому поводу, называя его реакционным клерикалом, а магистрат — цирком Аденауэра. Ставили ему в вину скудость снабжения продовольствием. Действительно, перловая крупа порядком надоела. Однако жители города были благодарны и за нее. Критика в адрес Аденауэра в массовом порядке не поддерживалась.

Сам Аденауэр спокойно воспринимал наскоки на магистрат и на него лично. Экстремисты соорудили в парке могилу. Поставили на ней крест и написали на нем: «Здесь покоится Конрад Аденауэр». Обер-бургомистр во время прогулки увидел сооружение, прочел надпись, ухмыльнулся и спокойно прошел мимо. Никакой реакции с его стороны на эту выходку не последовало.

Поражение в войне подорвало имперские позиции Пруссии. Крушение монархии разрушило централизованную систему управления. Германские государства, аплодировавшие Берлину после разгрома Франции в 1871 году, теперь готовы были взвалить на него все беды. Росли антипрусские настроения. В Рейнской области они вылились в довольно сильное сепаратистское движение.

В конце 1918 года в партии Центра активно велись разговоры об обособлении католической и либеральной Рейнской области от протестантской и консервативной Пруссии. Аденауэру были понятны и близки подобные настроения. Однако он, взвешивая множество факторов, пришел к выводу, что речь надо вести о самостоятельности, не нарушая общегерманских связей. При всей его неприязни к Пруссии он считал, что полный разрыв с ней приведет к развалу германского государства, созданного с таким трудом и добившегося неплохих успехов в предвоенные годы.

Радикально настроенные сепаратисты собрались в начале декабря 1918 года в Кёльне с целью объявить о создании независимого рейнского государства. Аденауэра пригласили, но он в последний момент отказался от участия в собрании. Единодушия не оказалось и у собравшихся. Провозглашение независимости не состоялось. Несколькими днями позже Аденауэр заявил германскому министру внутренних дел Братшайду, что он против создания Рейнского государства.

К этому времени у Аденауэра сложилось твердое убеждение, что сепаратистское движение необходимо ограничить созданием в рейнских провинциях, включая Рурскую область и Вестфалию, самостоятельного образования в рамках германского федеративного государства. В январе 1919 года возник Комитет по созданию Рейнско-Вестфальской республики. Председателем избрали Аденауэра. Комитет издал меморандум, в котором указывал, что новая республика должна иметь собственные вооруженные силы (разумеется, с согласия английских оккупационных властей), но оставаться в составе германского рейха.

Противники Аденауэра долгие годы, включая и время после Второй мировой войны, обвиняли его в стремлении развалить общегерманское государство и стать главой его западных областей, объединенных в рейнскую республику. Не исключено, что подобные мысли появлялись у Аденауэра. Но они быстро ушли. Трезвый анализ обстановки, складывавшейся после войны в Европе, требовал консолидации. Аденауэр неоднократно повторял, что он никогда не был сепаратистом и не помышлял о расколе Германии. Антипрусские настроения сильно давили на кельнского обер-бургомистра. Католицизм, близость к западноевропейской культуре вызывали симпатии к Франции. Но он прежде всего был немцем и исходил из интересов немецкого государства.

Дальнейшие события развивались так. В феврале 1919 года в Кёльне по приглашению Аденауэра собрались обер-бургомистры рейнских городов, парламентарии, общественные деятели. На заседании столкнулись две точки зрения — провозгласить выход из германского рейха или объявить о самостоятельности в составе рейха.

С основным докладом, длившимся три часа, выступил Аденауэр. Он подробно остановился на позиции Франции.

— Некоторые политики в Париже ратуют за присоединение всего рейнского левобережья к Франции, другие — за создание буферного рейнского государства под французским контролем. Для англичан Франция после разгрома Германии становится главным политическим и экономическим конкурентом на континенте. Они против усиления Франции за счет рейнских территориальных присоединений. Но в то же время Англия не может решительно выступить против французских планов, ибо Франция нуждается в гарантиях на случай возрождения германской мощи.

В этих условиях необходимо такое решение, которое на длительное время успокоит Францию и предотвратит включение в ее состав рейнских земель. Создание рейнского государственного образования в составе германского рейха должно устроить всех.

Аденауэру бросили упрек, что он фактически разваливает рейх, разрушает центральную власть, вступает в конфронтацию с Берлином.

— В складывающейся обстановке я выбираю меньшее зло, — последовал ответ. — Понятно, самостоятельность рейнской республики нарушит некоторые общегерманские связи, что может, в частности, негативно отразиться на экономическом положении восточных областей страны. Но рейх будет сохранен, ибо рейнское государство останется в его составе, пусть и при значительной самостоятельности.

Собрание решило образовать комитет для разработки конкретных мер по созданию рейнской республики в рамках немецкого рейха и на основе имперской конституции, которую должно принять германское Национальное собрание. Председателем комитета стал Аденауэр.

Многие аналитики позднее высказывали мнение, что Аденауэр встал во главе сепаратистского движения для того, чтобы ввести его в легальное русло, а позднее и покончить с ним. Во всяком случае комитет, который он возглавил, не собрался ни разу.

Радикалов, выступавших за отделение от германского рейха, не устроила позиция Аденауэра. В июне 1919 года они провозгласили в Майнце создание независимой и суверенной рейнской республики.

Военная администрация в Кёльне срочно вызвала Аденауэра. Английский генерал спросил, как он оценивает действия сепаратистов и какими, по его мнению, могли бы быть шаги оккупационных властей.

После некоторого размышления Аденауэр посоветовал издать распоряжение о том, что любые изменения формы государственности в английской оккупационной зоне невозможны без разрешения британских властей.

Генерал немедленно продиктовал текст распоряжения дежурному офицеру и тут же подписал его.

5 июня 1919 года Аденауэр с группой представителей партии Центра и социал-демократов отправился в Версаль, где шли мирные переговоры. Посланцы изложили главе немецкой делегации графу Брокдорфу-Рантцау свою антисепаратистскую позицию. Граф заверил, что союзники не ставят вопрос об образовании рейнского государства. Не поднимает его, разумеется, и немецкая сторона.

Сепаратисты узнали о действиях Аденауэра и резко осудили его. Наиболее решительные созвали в Кобленце революционный суд и приговорили кёльнского обер-бургомистра к смертной казне. Позднее Аденауэр скажет, что кобленцкий приговор значил для него больше, чем самый почетный орден, ибо он дал убедительный ответ всем, кто обвинял его в сепаратизме.

По Версальскому мирному договору, подписанному 28 июня 1919 года, немецкие земли на левом берегу Рейна подвергались на 15 лет оккупации французскими, английскими, бельгийскими и американскими войсками. По истечении 15 лет эти области, как и 50-километровая зона на правом берегу Рейна, подлежали демилитаризации. Кёльн остался под английской оккупацией.

Новая вспышка сепаратизма произошла в 1923 году, когда под предлогом невыплаты репараций французские и бельгийские войска вступили в Рурскую область. Сепаратисты, опираясь на поддержку французов, активизировались во многих прирейнских районах. Осенью дело дошло до создания мобильных отрядов и попыток захватить Аахен, Трир и другие города вблизи границы с Францией. На улицах шли столкновения. Полиции удалось вытеснить отряды сепаратистов из городов. Они продолжали сопротивляться в сельской местности, но недолго. Многие бежали во Францию и вступили во французский иностранный легион.

Любопытным отголоском рейнского сепаратизма стала встреча канцлера Штреземана с делегацией оккупированных рейнских земель и Вестфалии в Берлине в ноябре 1923 года. Теперь уже германское правительство поставило вопрос об обособлении рейнских областей, поскольку не могло их финансировать. Рурская промышленность не работала. У Берлина не было средств для поддержки безработных. Но имелось в виду не юридическое отделение, а временное обособление. Представителям земель предлагалось обратиться к оккупационным властям за разрешением ввести собственные налоги.

Аденауэр, возглавлявший делегацию, заявил Штреземану, что он против такого плана. Отделение левобережья и Рура провести легко, обратный же процесс окажется трудным и растянется на неопределенное время. Берлин должен поддерживать оккупированные земли при любых обстоятельствах. Нельзя по финансовым соображениям отказываться от немецких земель.

Дискуссия продолжалась до позднего вечера. Аденауэр и члены делегации решительно отстаивали свои позиции. У Штреземана в конце концов случился сердечный приступ. Решение не состоялось.

Штреземан через десять дней ушел в отставку. Сменивший его канцлер Маркс вскоре пригласил Аденауэра в Берлин и вновь заговорил об отделении. Натолкнувшись на решительное сопротивление, канцлер снял его с обсуждения. Больше этот вопрос не поднимался.

…Три года спустя после смерти Эммы Аденауэр вступил во второй брак. Его женой стала Августа Цинсер. Дом семьи Цинсеров соседствовал с Аденауэрами. Глава семьи — профессор-дерматолог отличался гостеприимством. Устраивал вечеринки для коллег-преподавателей и студентов. Нередко случались и утренники для детей. Дочери Лотта и Августа, которую обычно звали Гусей, играли на рояле и скрипке, а брат Эрнст — на виолончели. Сестры к тому же недурно пели. Дети Аденауэров частенько бывали у Цинсеров. Дружеское общение соседей прервалось после смерти Эммы. Но через некоторое время возобновилось.

Гусей выросла в симпатичную девушку, стройную брюнетку с продолговатым лицом, классическим носом и большими мечтательными глазами. Всех поражала ее доброта. Она могла отдать свои ботинки босому оборванцу или деньги, предназначенные для покупок, нищему, встретившемуся на пути в лавку. Гусей любила цветы и увлекалась садоводством. На этой почве случились ее первые контакты с Конрадом Аденауэром. Благоговейно воспринимались его советы по уходу за цветами и деревьями. Поначалу говорили только о цветах. Потом стали появляться и другие темы.

Вскоре дело приняло серьезный оборот. Родители Гусей пребывали в смущении. Они уважали и ценили Аденауэра. Но ведь он старше Гусей на 18 лет, вдовец с тремя детьми, которые совсем недавно играли с их дочерью в детские игры. К тому же Цинсеры исповедовали протестантскую религию. На всякий случай отправили Гусей на полгода к родственникам в Висбаден. Но через несколько недель она вернулась. Твердо заявила, что не откажется от Аденауэра, и вскоре перешла в католическую веру.

25 августа 1919 года состоялось венчание в кёльнской Апостольской церкви. Обряд совершил брат Конрада Ганс — капеллан этой церкви. Свадьба прошла скромно, без излишнего шума. Кёльн переживал трудное время и его обер-бургомистр не смог позволить себе настоящую свадебную поездку. Отправились в Бад-Годесберг, всего в тридцати километрах от Кёльна, чтобы в одном из тихих отелей на берегу Рейна провести несколько спокойных дней. Но и в эти дни постоянно приезжали служащие магистрата, чтобы решать неотложные вопросы.

Когда молодожены вернулись, Гусей сказала матери:

— Лучше бы Конрад занимался садоводством и заботился о своей семье, чем обо всем городе.

Гусей родила пятерых детей. Первый умер сразу после рождения. Два сына — Пауль и Георг и две дочери — Лотта и Либет росли и воспитывались вместе с детьми от первого брака. Со старшим Максом возникли некоторые проблемы — он не хотел называть Гусей мамой, ибо совсем недавно видел ее со школьным ранцем за спиной. Гусей с ее покладистым характером быстро преодолела недоразумения и стала любимицей всей семьи. Аденауэр приучил старших ухаживать за младшими. В немногие свободные часы старался побольше уделять внимания детям.

Жили дружно. Гусей любила мужа. Ласково провожала его на работу. За полчаса до возвращения бросала все и приводила себя в порядок: встречала мужа красивой и ухоженной. Семьей занималась самоотверженно. И так продолжалось все тридцать лет их совместной жизни.

Как-то близкий к семье священник сказал об Августе:

— У нее чистое и доброе сердце. На ступеньках ее любви выше всех стоит Бог, потом муж, а за ним дети и родственники. Есть только сомнение — не меняет ли она тайно в своем сердце местами Бога и мужа.

В 20-е годы Аденауэры проводили отпуск в маленькой швейцарской деревушке, затерявшейся в Альпах на высоте две тысячи метров. Добирались туда всей семьей на мулах. Прогулки по горам, игры с детьми, чтение, изолированность от остального мира приносили умиротворение, спокойную радость. Но кончались счастливые дни. В голове обер-бургомистра уже роились новые мысли и проекты. Семья возвращалась и ее глава вновь окунался в повседневную деятельность.

Управляя городскими делами, Аденауэр, сам работая самоотверженно, добивался максимальной отдачи и от сотрудников. Его не могли упрекнуть в излишней требовательности, ибо от самого себя он требовал не меньше, чем от других. Он был интуитивным психологом и быстро распознавал людей. Презирал болтунов и бездельников, людей, не умевших концентрировать себя на главном и создававших вокруг себя лишь пустую суету. Одному из служащих магистрата, пожаловавшемуся на бессонницу, Аденауэр посоветовал:

— Работайте до усталости и сон придет.

Часто соприкасавшиеся с ним люди говорили, что у обер-бургомистра нет представления о границах человеческих возможностей.

Заработная плата у городского главы была достаточно высокой. Кроме того, он получал компенсацию, поскольку жил в собственном доме, тогда как ему полагалась бесплатная квартира. Приносило доход и его участие в наблюдательных советах ряда фирм и компаний. Некоторые исследователи считают, что в то время он являлся самым высокооплачиваемым чиновником в Германии, что его доходы превышали доходы президента страны. Некоторые рурские компании предлагали ему баснословные оклады, если он перейдет к ним на службу. Но Аденауэр гордился постом обер-бургомистра и не хотел бросать кёльнские дела.

Деньги он умел считать, тратил их расчетливо и прижимисто. Проявлял интерес к хорошей еде и вину, но соблюдал умеренность. Одевался строго, но добротно и не без элегантности.

О нем говорили как о холодном и малоприветливом человеке. Это было верно отчасти. К людям, полезным и деятельным, Аденауэр умел проявлять внимание. Правда, дружбу заводил крайне редко. Близким его другом в 20-е годы стал банкир Роберт Пфердменгес. Их тесные отношения продолжались все годы жизни Аденауэра. Среди знакомых, с которыми он часто общался, были и протестанты, и евреи. Глубоко верующий католик, он уважал вероисповедание других.

Аденауэр любил свой Кёльн — столицу католической Германии. Один из близко знавших его знакомых сказал:

— Он — кёльнец не только по рождению, но и по профессии.

Даже в самые трудные времена Аденауэра не оставляли намерения превратить город в самый крупный, красивый и мощный центр Рейнской области. Он видел его связующим звеном между Востоком и Западом, витриной всей Германии.

После поражения в войне мало кто думал о планах на будущее. Аденауэр же вынашивал все новые и новые проекты по развитию города.

Одной из первых забот стало возрождение университета. Его основали еще в XIV веке вслед за пражским, венским и гейдельбергским. Французы во времена наполеоновских завоеваний закрыли университеты в Кёльне, Трире, Бонне и Майнце. После победы над Наполеоном прусское правительство открыло вновь лишь боннский. Аденауэр неоднократно ставил в Берлине вопрос о возрождении университета в Кёльне и наконец добился своею. Летом 1919 года в нем начались занятия. Вскоре он стал одним из крупнейших в Германии.

Медицинский и государственно-экономический факультеты присудили Аденауэру степень почетного доктора. Выступая с речью при вручении диплома, он сказал:

— Целью университета должно стать примирение народов и овладение европейским наследием, ибо в Кёльне сходятся немецкая культура и культуры западных демократий.

В первом веке нашей эры кельты, обороняясь от римлян, построили на месте теперешнего Кёльна земляные валы. Они полукольцом охватывали довольно большую территорию и упирались в Рейн. Валы сохранились. Аденауэр превратил их в 20-километровый зеленый пояс, украшающий город и по сей день.

По заранее разработанному плану велась жилищная застройка. Строились многоэтажные дома, а в окраинных районах — коттеджи с садами. Активно расширялся порт. Воздвигались мосты через Рейн. На правом берегу поднимались выставочные сооружения. Проводимые в них ярмарки и иные мероприятия чаще всего носили общегерманский характер. А на международную выставку печати съехались политические деятели и журналисты буквально со всего мира. Посетил ее и президент Гинденбург.

Обер-бургомистр выдвинул предложение о закладке стадиона. Члены магистрата удивились: Аденауэр не занимался спортом и не увлекался им как зритель. Раздались голоса:

— У нас достаточно других, более насущных проблем, требующих финансовых средств.

Аденауэр возразил:

— После тяжелой войны спорт — это врач для больного немецкого народа. А на врачей и лекарства денег не жалеют.

Магистрат принял решение начать строительство большого спортивного комплекса в районе Мюнгенсдорф. Он и сейчас является главным спортивным сооружением Кёльна.

Кёльн расцветал, становился центром международного туризма. Из многих стран, даже из далекой Японии приезжали сюда муниципальные деятели для ознакомления с местным опытом развития городской инфраструктуры.

Не так-то легко давались обер-бургомистру средства на нужды города. Депутаты городского собрания частенько называли Аденауэра утопистом, авантюристом, самым дорогим градоначальником в Германии. Но он добивался своего. Приходил на заседания парламента в окружении экспертов и с многочисленными папками, содержавшими скрупулезные расчеты по объектам строительства. Материалом владел великолепно. До конца выслушивал противников, а потом опровергал их доводы хорошо продуманными и вескими аргументами. Не вмешивался в перепалки между депутатами. Убеждал терпеливо и упорно. Иногда умышленно затягивал заседания до поздней ночи и, когда депутаты уставали от бесконечных дебатов, предлагал нужные резолюции и их принимали. Случалось, действовал на собственный страх и риск и ставил городское собрание перед свершившимся фактом. Обычно это сходило ему с рук.

Обер-бургомистр умел маневрировать. Однажды рурская компания резко повысила тарифы на электроэнергию. Переговоры о снижении платы не дали результатов. Тогда Аденауэр договорился с обер-бургомистром Франкфурта-на-Майне совместно купить угольный карьер и построить собственную электростанцию. Намерение широко разрекламировали в печати. Рурская компания быстро согласилась с ценами, предложенными кёльнцами.

А вот как действовал Аденауэр при обсуждении проекта моста через Рейн после включения в 1926 году в состав города правобережного района Мюльгайм. Организационный комитет магистрата высказался за арочный мост и предоставление заказа фирме Круппа. Аденауэр выступил за постройку висячего моста с помощью фирмы Харкорт. На заседании городского собрания Аденауэр доказывал, что тяжелый арочный мост испортит вид города, а легкий висячий украсит его. Но парламент значительным большинством поддержал решение организационного комитета.

Аденауэр не сдался. Часами вел беседы с отдельными членами собрания. Наиболее влиятельных приглашал в ресторан на бокал вина. Депутатам-коммунистам показывал фотографии Ленинграда с висячими мостами и всячески расхваливал красоту революционного города. Главный удар по противникам подготовил перед решающим голосованием. Один инженер-строитель высказал предположение, что прирейнская почва не выдержит тяжелые конструкции арочного моста. Аденауэр посадил его за расчеты и, вооружившись ими, отправился на заседание парламента. Он спокойно слушал своих противников, а потом попросил слова и в течение часа обрушил на депутатов массу цифр и других данных, которые толком никто не понимал. Сделав наконец вывод — строительство арочного моста невозможно, — он спокойно отправился на свое место. 43 голосами против 36 городское собрание приняло решение строить висячий мост.

История с мостом вызвала противоречивые отклики в прессе. Некоторые газеты писали, что Аденауэр слишком увлекается лавированием, другие — что он проявляет диктаторские черты и не умеет прислушиваться к голосу большинства. Некоторые его сторонники стали отходить от него.

Обер-бургомистр уловил эти настроения. Стал чаще общаться с депутатами и городскими служащими. Говорил о новых проектах перестройки города, о создании на месте узких и кривых улочек просторных проспектов с высотными домами, о строительстве вокруг города поселков с коттеджами и садами, которые свяжут с центром города специальные автобусы-экспрессы.

Приглашал в ресторан или домой деятелей своей и оппозиционных партий. Во время бесед проявлял добросердечие и обходительность. Не забывал поздравить нужных ему людей с днем рождения или повышением по службе, по другим радостным поводам, а по нерадостным — выразить участие и соболезнование. Умел показать симпатию, сделать маленький подарок, выполнить просьбу. У человека частенько складывалось впечатление, что именно он пользуется особым расположением обер-бургомистра.

Даже противники признавали, что Аденауэр постоянно переполнен идеями и проектами. Борется за их воплощение в жизнь упорно и настойчиво. Почти не знает колебаний и не любит компромиссов. У многих складывалось впечатление, что преодолевать сопротивление доставляет ему удовольствие. Политика возбуждала его, как игрока в рулетку. Французская газета «Ле Темпе» назвала Аденауэра сверхчеловеком, заполнившим своими делами город, порт и прилегающую местность. Однажды, писала газета, он станет рейхсканцлером и никто этому не удивится, ибо он обладает — и это признают даже его противники — качествами администратора высокого ранга, лидера, которому дан дар повелевать.

Во время экономического кризиса, начавшегося в 1929 году, Аденауэр разработал программу борьбы с безработицей. Главным в ней было строительство сети магистральных дорог — автобанов, при этом государство должно было выступить в качестве подрядчика. Канцлер Брюнинг отверг программу со ссылкой на то, что ее осуществление подорвет и без того шаткую устойчивость валюты.

За строительство дорог взялся Гитлер после прихода к власти. Оно стало одним из главных факторов ликвидации безработицы при нацистах.

Обер-бургомистр Кёльна пользовался популярностью у населения. Выступая, он не подделывался под настроение масс, а убеждал их в своей правоте и направлял мысли людей в нужное ему русло. Он не злоупотреблял красноречием, ораторскими приемами. Основное внимание уделял логике и качеству аргументов. Слушали его обычно с вниманием и интересом.

В январе 1926 года английские оккупационные войска ушли из Кёльна. Магистрат устроил празднество. Ближе к полуночи тысячи жителей собрались у собора, красиво освещенного прожекторами. Многие забрались на крыши близлежащих домов. В полночь ударили колокола. На трибуну, сооруженную на ступеньках собора и украшенную гирляндами из лампочек, вышел Аденауэр. Он говорил с пафосом о свободе и патриотизме, о сплоченности немцев и величии Германии. Каждый из собравшихся вслед за ним поднял вверх руку и дал клятву быть верным народу и любить отечество.

Энергичный обер-бургомистр Кёльна приобретал популярность в стране. После войны в Берлине был создан Государственный совет из представителей прусских провинций. Он имел законодательную инициативу. Законы, принятые ландтагом, требовали его одобрения. Госсовет мог наложить вето на любой закон и имел право проводить референдум по вопросу о роспуске ландтага. В 1920 году президентом Государственного совета от партии Центра избрали Аденауэра. В Берлине у него появилась казенная квартира. В этой должности он пробыл до прихода к власти национал-социалистов, совмещая ее с постом обер-бургомистра Кёльна.

Поначалу он пытался активно действовать в Госсовете. Внес предложение об увеличении в стране рабочего времени с восьми до девяти часов. Доказывал, что уплатить репарации и поднять экономику можно не за счет увеличения налогов, а путем подъема производства. Немецкая социал-демократия, полвека боровшаяся за введение восьмичасового рабочего дня, провалила предложение Аденауэра. После этого он заметно охладел к общегерманской деятельности и сосредоточился на заботах о Кёльне.

Крушение монархии предопределило развитие республиканских институтов. Демократический строй, однако, прививался плохо. Немцы, привыкшие к авторитарному управлению и порядку, установленному свыше, с трудом осваивали конституционные права и свободы. Борьба многих политических партий в условиях инфляции и разрушенной экономики представлялась явлением непонятным и непродуктивным. Правительства сменялись одно за другим. Они отправлялись рейхстагом в отставку даже при голосовании по второстепенным вопросам. Над всем этим стоял старый, популярный, но не владевший политической ситуацией президент Гинденбург. Говорить об осуществлении каких-либо общегосударственных долгосрочных стабилизирующих программ не приходилось.

При очередном правительственном кризисе вспомнили об удачливом обер-бургомистре Кёльна, президенте прусского Государственного совета, члене правления партии Центра. В мае 1926 года Аденауэра в срочном порядке вызвали в Берлин. Руководители партии Центра вознамерились образовать большую коалицию с социал-демократами и Немецкой народной партией, чтобы сформировать стабильное правительство. Пост канцлера предложили Аденауэру.

Начались политические консультации. Кандидат в канцлеры убедился, что предполагаемых партнеров по коалиции разделяют непримиримые противоречия. Возглавить ему предстоит лишь правительство меньшинства. Оно поначалу получит поддержку рейхстага, но будет свергнуто очень скоро.

Не соглашался Аденауэр с модными в то время в Берлине концепциями внешней политики. Он не видел возможности продолжать линию Штреземана на балансирование между Западом и Востоком. Раппальский договор считал ошибкой. Выступал за безоговорочную ориентацию на Запад, за сотрудничество западноевропейских стран при участии Соединенных Штатов Америки.

Немаловажную роль играло для Аденауэра то обстоятельство, что рейнцу трудно сговориться с прусским юнкерством, оказывавшим решающее влияние на Гинденбурга. Соперничество множества партий, активизация коммунистов и национал-социалистов неизбежно будут дестабилизировать политическую и экономическую жизнь страны, воспрепятствовать чему у канцлера не окажется возможности.

Аденауэр отказался стать главой нестабильного и беспомощного правительства. Канцлером избрали Маркса. Его правительство стало тринадцатым в Веймарской республике. После него до прихода к власти Гитлера будет еще шесть таких же быстросменяемых правительств.

Обер-бургомистр Кёльна продолжал оставаться президентом Государственного совета. Его избрали также председателем ландтага Рейнской провинции и председателем Собрания немецких городов.

В 1929 году кончился срок пребывания Аденауэра на посту обер-бургомистра. Партия Центра вновь выдвинула его кандидатуру. Кёльн к этому времени вместе со всей страной втягивался в кризис. Росла безработица. Сокращались бюджетные расходы на больницы, школы, театры, спортивные сооружения. Экономилась электроэнергия, уменьшалось освещение улиц.

Двенадцать лет тому назад молодой, малоизвестный, но хорошо зарекомендовавший себя в работе служащий магистрата был избран почти единогласно. Теперь искушенный деятель, известный не только в городе, рейнских землях, но и во всей стране, оказавшийся участником многих политических схваток и наживший много противников, прошел на новый срок с трудом. За него проголосовали 49 депутатов городского собрания, против — 47.

Веймарская Германия с нестабильной властью, вялой экономикой и социальной напряженностью, так и не научившаяся демократии, шла навстречу национал-социалистической диктатуре. В жизни Аденауэра наступал период длительной устраненности от активной деятельности.