Коншарский стрелок

9

Мы только еще прибыли на площадь, как к нам быстрым шагом подошел Мондаро, который, видимо, ждал нас.

Он провел нас через боковой вход во дворец. Мы сдали у входа все оружие, миновали коридор, через тяжелую дубовую дверь, окованную медью, вышли во внутренний дворик (туда мало кто попадал, кроме гвардейцев да знати, так что мы вовсю крутили головами, разглядывая раскрашенные стены, два чудных дерева и под ними обросший мохом каменный фонтан со статуей пеликана), потом прошли через охраняемый вход прямо в небольшой зал с высоченным сводчатым потолком. По короткой стене стоял на довольно высоком помосте черный трон с широкой резной спинкой. С обеих сторон трона застыли по два гвардейца в полном доспехе, в каждой руке по арбалету. Еще шестеро гвардейцев, уже в бригандинах, с мечами, размещались в нишах стен.

Перед помостом, лицами к нам, стояли осьмерки четыре придворных. Среди них были и дамы.

Мертвый король не сидел на троне, он сошел по ступеням, которые вели к трону, на нижний уровень зала и склонился над чем-то. Я сначала не разглядел, над чем, а когда разглядел, подумал, что король, видимо, чего-то очень сильно опасается.

Он кормил мясом, которое брал с большого блюда, удерживаемого явно нервничающим слугой, двух гарз. И это были самые опасные существа в зале. Если бы мы с Полуоборотнем, Малышом и Тенсером были злоумышленниками, то, пожалуй, успели бы добраться до короля, хоть и ценой жизни. Если бы не гарзы. Гарзы не оставляли шансов никому.

Ох, и дорогое же это удовольствие, иметь такую охрану! Гарза — единственный из нечистых зверей, которого можно приручить, но для этого ее надо начинать воспитывать сразу, как вылупится из яйца. То есть кто-то должен найти логово гарзы-матки, убить ее и не погибнуть при этом (гарзы гнездуются небольшими колониями), забрать яйца и доставить их, не загубив: это значит, надо яйца непрерывно обогревать живым теплом, не давая ни остыть, ни перегреться. И потом воспитывать и, главное, кормить гарзу должен один человек, тот, кто будет ее хозяином. Тогда тварь будет навсегда к нему привязана и станет слушаться. Если такой человек умирает, то гарзу приходится убивать. Никто больше контролировать ее не сможет. Без хозяина боевая гарза смертельно опасна для всех, и главное, непредсказуема.

Но нет лучшего телохранителя. Тварь защищает хозяина даже ценой жизни. А отнять ее жизнь непросто. Гарза вся покрыта костяными наростами, которые и копьем с коня не враз пробьешь (да ты еще поймай ее на копье-то). От ее кости отскакивают даже стрелы с наконечниками черного серебра. Она стремительна, на своих четырех ногах очень устойчива, легко и далеко прыгает, а две длинные и мощные передние лапы с огромными когтями легко рвут кольчугу и могут повредить даже пластины полного доспеха.

Мертвый король распрямился, отер руки услужливо поданным влажным полотенцем и посмотрел на нас. Гарзы, чавкая, доедали мясо, но уже недобро осматривались своими глубоко сидящими в костных выступах красными глазками.

Ригнальдо приблизился (гарзы, настороженно глядя на нас, пододвинулись тоже) и спросил:

— Кто из вас убил сфиггу?

— Я, светозарный владыка.

— Как твое имя?

— Тандеро Стрелок.

— Расскажи, как это было.

Я рассказал, стараясь изо всех сил быть точным и кратким.

— Ты молодец, Стрелок.

— Нам просто повезло, светозарный владыка.

Он испытующе посмотрел на меня:

— Ты так считаешь? А я вот думаю, что если бы ты не был таким предусмотрительным и опытным, то сфигга, пожалуй, половину бы вас положила.

Тебе виднее, подумал я, кланяясь. Его лицо вблизи было еще страшнее, чем издали: матово-желтое, с гладкой, как у женщины, кожей, безбородое и неподвижное. Шевелился только рот, когда он говорил, и то еле-еле.

— Расскажи, откуда ты родом и чем живешь, — потребовал Мертвый король.

— Я родился среди Коншарских стрелков и вырос среди них. А когда вырос, тоже стал Коншарским стрелком. Участвовал во всех битвах, где они были, начиная с Плакийской. После Бусулана нас осталось три-четыре осьмерки, все раненые. Я отлежался — Коншарской тысячи уж нет, короля нашего нет, наследника нет, в королевстве имперцы хозяйничают. Ну, я и пошел куда глаза глядят. Устроился к принцу Лейзанскому, на юге, сначала в крепостную стражу, пока еще больной был после ран, а потом в вольные охотники. А как война кончилась, принц войско сократил, нас и распустили почти всех. С тех пор я добрых людей по дорогам вожу, собрал вот ватагу небольшую.

Мертвый король смотрел на меня внимательно и цепко, взвешивая каждое мое слово.

— А дом твой где?

— А нет у меня дома, светозарный владыка. Живу обычно на постоялом дворе в Макенаде, да сколько я там провожу — осьмицу в две луны, а то и меньше.

— Ты грамотный?

— Я читаю и пишу на нашем языке и на имперском, светозарный владыка.

Король был явно удивлен:

— Где научился?

— Мать моя умерла рано, и меня подобрал тысячный священник, брат Каленор. Я ему прислуживал, а он научил меня считать, читать и писать, рассказал про Деву Пришедшую и книги читать давал. А когда мне исполнилось четырнадцать, представил меня командиру Коншарской тысячи. Так я встал в строй. А командир Коншарцев, спаси его душу Дева и Предки, приглядывал за мной, пока его не отравили, и даже брал с собой в офицерское собрание.

Мертвый король задумался, потом посмотрел прямо мне в лицо и спросил:

— Хотел бы ко мне в гвардию?

У меня аж дух перехватило. Гвардия — это не простые стрелки или там пикинеры, это войско малое, да серьезное. Гвардия всегда при короле. Охраняет, а заодно выполняет всякие поручения. Бывает, что приедет гвардеец к герцогу, у которого тысяч пять войска, да и начинает герцогу тому распоряжения отдавать. А герцог морщится, злится, но исполняет.

— Вестимо, хотел бы, светозарный владыка.

— Ну так можешь прямо завтра и приходить, граф Гайано тебе место укажет на службе.

— Прости меня, светозарный владыка: не могу я завтра. Клятву принес, вести должен. Не меньше трех осьмиц меня здесь не будет. Да и… как людей своих оставлю? Они мне доверяют, с другим ходить им плохо.

Ригнальдо посмотрел на меня с явным неудовольствием, но что такое клятва вожатого — знал даже король.

— Ну смотри. Я слово держу. Вернешься — место тебя ждать будет. Мне такие люди нужны.

Тут он отвернулся и, не глядя больше в зал, прошел вдоль помоста к неприметной боковой двери, в которую и скрылся (причем одна гарза шла впереди, другая, озираясь, сзади). Придворные потянулись кто в какую дверь, граф Гайано ушел вслед за королем.

Мы остались в зале одни с Мондаро, если не считать гвардейцев охраны. И пошли обратно, через двор за своим оружием.

Пока я вешал на пояс ланскнетту и кинжал, не удержался, чтобы не спросить Мондаро:

— А кого король так боится? Я такой охраны, почитай, ни у кого не видел.

— Да не он боится. Мы все боимся: на него за последнюю луну три покушения было. Да до этого сколько, я уж со счета сбился.

— Да что ты? Кто ж его так не любит?

— Не знаю, — сказал Мондаро со злостью. — Узнал бы — сам бы порвал. Люди все время разные, между собой не связанные.

— Допрашивали?

— Без толку. На них на всех заклятье молчания. Умирают сразу.

Видел я такое. Некоторые чародеи умеют что-то сделать с человеком так, что он забывает обо всем, кроме цели, которую задал ему чародей: обычно убить кого-нибудь. Он будет преследовать эту цель, пока не достигнет или не умрет. А если вдруг такого человека захватят, то допрашивать его бесполезно: чуть вопросы приблизятся к его заданию или к чародею, человек теряет способность говорить. Горло перехватывает, ни сказать, ни вдохнуть. Человек синеет, хрипит и задыхается; если продолжать спрашивать — через несколько минут умирает, захлебываясь желтой пеной.

Такие люди страшны в битве, потому что не боятся ни боли, ни смерти. Из них могло бы получаться непобедимое войско, да только они сражаются, как в одиночку: каждый за себя, каждый за свою цель, друг другу только мешают. Да и дороги они не в меру. Так что их обычно подсылают по одному-по два, чтобы убить кого-то важного или знатного.

Чародеи — проклятие Земель. Когда-то, до войны, их было много. Они занимались мирными делами и приносили пользу: кто дождь насылал в сухое время, кто скот обихаживал, чтобы плодился и не болел, кто за урожаями следил, кто людей лечил от болезней…

Когда умер старый император, правивший шестьдесят лет, и молодой принц Хангерд обманом взял летнюю резиденцию Абгардум и убил жену и детей своего старшего брата, а заодно почти всех министров и советников императора, никто и подумать не мог, что начинается война, которая продлится сорок пять лет, что в ней Империя потеряет почти половину территории, появятся новые королевства и исчезнут старые. Конечно, старший принц Унквер, который чудом спасся потому, что вдруг уехал помолиться в храм Прощения беззаконий вместе с Первым министром и малой свитой, был человек уже немолодой, недалекий и слишком набожный, чтобы управлять Империей успешно. Конечно, принцу Хангерду не терпелось проявить свои — и правда немалые — способности в государственном управлении. Но так вот без зазрения совести вырезать семью брата и еще кучу неповинных ни в чем людей — это уж было слишком.

(Он за это и поплатился всего через пять лет, когда при устье Иллины его пятидесятитысячное войско ударило по двадцати тысячам акнарцев — и потерпело сокрушительное поражение, расстрелянное из арбалетов и посеченное алебардами, а сам император Хангерд, сдуру пошедший в бой во главе тяжелого конного полка, был убит.)

И началась война.

А с началом войны на чародеев поднялся спрос, и чародеи вместо мирных и тихих занятий вынуждены были — кто добровольно, кто против воли — участвовать в боях.

Прошло сколько-то лет, и они в этом весьма преуспели. Но в результате уже все, кто воевал, считали своим долгом: увидел чародея — постарайся убить. Неважно, свой это чародей или чужой. Слишком уж они ценят свои жизни, чтобы держаться одной стороны, когда припрет.

Поэтому сейчас чародеев, слава Предкам, стало немного, особенно после Карсанского побоища. Но остались самые опасные, вроде тех, кто умеют на людей заклятье цели наводить.

Поймал бы я такого — недолго бы он у меня прожил…

Мы вышли из дворца, попрощались с Мондаро и Тенсером, и отправились за стену, к своим. Дел предстояло много: те, кто отправлялись со мной, должны были собраться и получить лошадей. Тем, кто оставался, надо было дать последние распоряжения.

Но мы не успели отойти от дворца и полсотни шагов, как нас перехватили два посыльных с магистратскими лентами на рукавах. Голова Валезана все-таки устроил праздничный прием.