Конструктор Морозов

ДЛЯ ФРОНТА, ДЛЯ ПОБЕДЫ

Александр Александрович задвинул опустевшие ящики стола, устало откинулся в кресле и, хотя в кабинете никого не было, вслух произнес:

— Ну вот, пожалуй, и все…

Бои шли на подступах к Харькову. Артиллерийская канонада уже доносилась и сюда, в кабинет Главного конструктора. Завод опустел, уехали люди, вывезено оборудование.

Последние недели он жил, как в угаре. Многие рабочие, инженеры, техники ушли на фронт. Не хватало людей, начались перебои с поставками металла, материалов. А танки надо было выпускать во что бы то ни стало. С первых дней войны завод, несмотря на все трудности, регулярно отправлял фронту боевые машины.

Уже в июле начались налеты фашистской авиации. На заводском дворе вырыли укрытия, в цехах и отделах сформировали противопожарные дружины, которые во время налетов дежурили на крышах. Всех обязали ходить на работу с противогазами, после смены вели на стадион, где на футбольном поле демонстрировали приемы тушения зажигалок. Приезжали нарком В. А. Малышев и замнаркома А. А. Горегляд. Они требовали увеличить выпуск танков. Обстановка диктовала свой ритм.

Авралили в цехах. Опустив маскировочные шторы, далеко за полночь работали конструкторы. Морозов, и раньше не терпевший небрежности, стал еще жестче в требованиях и к себе, и к подчиненным.

— Любой ценой, но танки должны выходить, — говорил он на собрании коллектива. — Это зависит прежде всего от каждого из нас. Пусть каждый спросит себя: «Чем я помог заводу выпускать больше машин?..»

Это были не просто слова. За ними стоял пример самого Главного конструктора, работавшего столько, сколько требовало дело.

С фронта на завод прибывали танки для ремонта. Были среди них и старые знакомые БТ и «тридцатьчетверки», которые особенно интересовали Морозова.

Каждый день видели его худощавую фигуру на специально отведенном для ремонта участке. Словно врач на вызов, спешил он туда, чтобы своими глазами увидеть «пациентов», их раны, поговорить с сопровождавшими машины танкистами, лично от них узнать, как показал себя танк в боях и при каких обстоятельствах выведен из строя. Беседы с танкистами и рабочими давали Главному конструктору ценный материал, помогали совершенствовать машину, подсказывали новые конструкторские идеи.

В сентябре 1941 года пришла радостная весть: за образцовое выполнение заданий правительства по созданию танка Т-34 и выпуску боевых машин для действующей армии большая группа работников завода награждена орденами и медалями Союза ССР. Были среди них и конструкторы А. А. Морозов, Я. И. Баран, П. П. Васильев, Н. А. Кучеренко, В. Г. Матюхин, М. И. Таршинов, А. А. Малоштанов…

Харьков готовился к обороне, формировались отряды народного ополчения, истребительные батальоны, которые надо было вооружить.

Занявшись вооружением этих не совсем обычных формирований, А. А. Морозов исходил из реальных возможностей завода и тех условий, в которых ополченцам придется воевать.

15 сентября поступил приказ об эвакуации завода. И сразу возникли десятки вопросов. Как провести эвакуацию, чтобы завод и здесь мог работать до последнего дня, и там, на Урале, сразу начать выпуск танков? Кого отправлять в первую очередь, кто нужен будет здесь до самого конца? Как снять со своих мест и погрузить на платформы сотни станков и машин? Как вывести из строя вагранки, термические печи, агрегаты электростанции, крановое оборудование, чтобы не достались они врагу?..

Ни один из вопросов не может ждать, и ни на один из них нет готового ответа.

Конструкторское бюро было решено отправить первым эшелоном.

В срочном порядке комплектуются чертежи — их тысячи. Папки чертежей, калек, синек, другой документации укладываются в специально изготовленные плоские ящики, каждый из которых там, на месте, мог служить чертежным столом. Ящики тщательно заколачивают и грузят в вагоны. За всем этим нужно проследить, все предусмотреть…

Странно, но сейчас все, чем они занимались еще две недели назад, представлялось ему далеким прошлым. Хотя это прошлое было еще совсем близко, оно звучало в нем, продолжало волновать. Так бывало и раньше, когда он заканчивал какое-то важное дело…

Мысль его словно бы осеклась, споткнулась. То, о чем вдруг подумалось, было так невероятно, что он растерянно оглянулся вокруг: неужели все это наяву? Неужели он должен расстаться с этим городом, с которым связано все лучшее в жизни, с памятником Тарасу Шевченко в городском саду, отцовской могилой, любимыми книгами, собиравшимися годами?.. Как без всего этого жить?..

Нет, он не сомневался, что вернется сюда. Но хватит ли сил начать все заново, пройти трудный и долгий путь?..

«Ну, не сначала, положим», — сердито подавил он мысль. И вспомнил неожиданно смешной, прямо-таки анекдотичный случай: танк, их первый танк, никак не хотел идти вперед. Сколько ни бились конструкторы, лишь только включат двигатель, пятится назад. Потом оказалось, что в коробке передач из-за ошибки в расчетах поставили лишнюю шестерню.

Бывали подобные казусы на первых порах. Как забудешь, например, такое: новая машина при испытаниях никак не хотела идти дальше свинарника в заводском подсобном хозяйстве. Выйдет из цеха, пройдет всю территорию завода и за проходной, у злополучного свинарника, останавливается как вкопанная.

У первых машин то и дело ломались зубья шестерен, летели картеры, плавились подшипники, и вслед за уходящими в очередной испытательный пробег танками тянулась кавалькада грузовиков с запасными частями, бригадами ремонтников.

Немало синяков и шишек набили конструкторы, прежде чем пришли и знания, и опыт.

Тяжко покидать родной дом, в горькой тоске сжимается сердце. Но разве есть другой выход? Разве не ради спасения этого дома, родной земли летит он сегодня на далекий Урал? Там сейчас боевой пост, его главное дело.

Еще не окунувшись в заботы завтрашнего дня, Александр Александрович как опытный инженер понимал, насколько трудная предстоит работа. Развернуть массовое производство — задача непростая даже для завода, где машина рождалась этап за этапом. А теперь решать ее придется на предприятии, никогда ранее не выпускавшем ничего подобного, в условиях войны. Перестройка производства, технологии, перестройка всего завода…

Будет нелегко. Но армия должна получать танков столько, сколько надо для полного разгрома врага. В этом сейчас и долг, и смысл всей жизни. «Едем, чтобы на фронте стало легче, — вот о чем надо думать, вот она — задача задач…»

Резко зазвонил телефон. Морозов вздрогнул, снял трубку. Говорил директор завода:

— Александр Александрович, самолет готов. Зайди попрощаться и — в добрый путь.

Морозов встал, надел пальто и, не оглядываясь, пошел к выходу.

…Середина октября выдалась на Урале холодной, по-настоящему зимней. Покрытая снегом дорога с аэродрома шла под гору, и машина мчалась по хорошо накатанной колее, будто сани с ледяной горки в далеком-далеком детстве.

В тусклом предвечернем свете проплывали мимо заснеженные пустыри, подбегающие к самой дороге ели и великаны-кедры. Редкие бревенчатые избы глубоко сидели в снегу…

Пепельно-серое небо вдруг вспыхнуло алым пламенем, как перед восходом солнца. «Плавку выдали», — догадался Морозов. Странное чувство овладело им, как будто и нет войны. Таким мирным покоем веяло от светящихся окон домов, курящегося над избами дыма.

Показались корпуса завода, трубы ТЭЦ, ползущий параллельно дороге одинокий трамвайчик, и, наконец, машина покатила по улице заводского поселка. По одну ее сторону вдоль деревянного тротуара ровным строем стояли двухэтажные бараки, по другую — современные каменные дома. В одном из них поселилась семья — мать, жена Нина Митрофановна, сыновья — Женя и Шурик, сестра Вера с сыном Игорем. Все они разместились в большой комнате, седьмым жильцом стал сам А. А. Морозов.

Комната, свободная от мебели, казалась довольно просторной. На ночь на полу раскладывали матрацы. Теперь здесь же на полу надо было выкроить «спальное» место и для него.

Он был доволен: все здоровы, худо-бедно пристроены, чего еще? О комфорте ли думать в такое время?

Даже до войны его всегда раздражала способность некоторых людей тратить время и силы на мелочи быта. Работа — другое дело, тут Александр Александрович себя не щадил. А в остальном обходился самым необходимым, не отказывая себе разве что в куреве.

…В тридцать третьем году мастер участка Александр Дмитриевич Морозов и сын его, конструктор, вступили в число пайщиков жилищного кооператива. Отец с матерью и младшими детьми получил трехкомнатную квартиру (областная газета даже снимок поместила: «Квартира стахановца А. Д. Морозова»), а Александр Александрович с семьей — двухкомнатную.

По сравнению со старым жилищем квартира в новом доме казалась царскими хоромами. Нина Митрофановна нарадоваться не могла паровому отоплению и прочим благам цивилизации. Здесь и жили Морозовы вчетвером до самого отъезда, не чувствуя неудобств, хотя дети стали школьниками. Александр Александрович, Главный конструктор, тоже мог бы иметь отдельную комнату.

Незадолго до отъезда на Урал в их дом попала бомба. Обрушившаяся стена обнажила одну из комнат, и Александр Александрович ночевал во второй, дверь из которой открывалась теперь прямо на улицу. Было сыро и холодно, но, наработавшись за день, он падал на диван и, набросив на себя все теплые вещи, что были в доме, мгновенно засыпал, не слыша ни воя сирен, ни бомбежек.

Морозовы не были избалованы жизнью, и трудности обустройства, бытовые неудобства их не пугали. Были бы здоровы все, да не мешала бы работе напоминавшая о себе застарелая язва желудка. Остальное, считал он, дело наживное.

Наскоро поужинав, Александр Александрович стал собираться на завод. Представившись начальству, отправился по цехам.

Несмотря на поздний час и трескучий мороз, у эстакады шла разгрузка очередного эшелона. Вручную снимали с платформ станки, втаскивали их в цехи. У дымившихся костров рабочие грели озябшие руки. Пулеметными очередями заливались молотки, выдалбливая места под фундаменты. Разрывали полумрак сполохи электросварки…

Среди работавших он встретил несколько своих, конструкторов. Они радостно приветствовали его, рассказывали, как устроились на новом месте, как начали работать.

Местный завод был детищем первых пятилеток. Почти на километр протянулся многопролетный главный корпус, есть где развернуться танковому производству. Вполне современными выглядели и другие цехи: мартеновский, литейный, инструментальный. Но в целом впечатление складывалось не такое уж и радужное. Не хватает людей, мало оборудования — крупных строгальных станков для обработки под сварку массивных броневых плит, мощных карусельных, фрезерных, сверлильных, шлифовальных станков.

Словом, с механической обработкой деталей дело пока обстояло неважно. С литьем как будто полегче. Но и здесь имеющееся оборудование не было рассчитано на крупногабаритные танковые детали.

Беспокоило и то, как поведут себя местные мартены, никогда еще не варившие броневую сталь. И главный вопрос: как восполнить нехватку квалифицированных кадров?

Он понимал, эти проблемы лежат, что называется, на поверхности, а когда придется непосредственно налаживать технологический конвейер производства, возникнет множество других закавык и головоломок.

Морозов отправился на экскурсию по заводу, но, оказавшись там, сам того не замечая, тотчас втянулся в дела и заботы предприятия, которое еще предстояло создать. Он мысленно прикинул, где можно наладить изготовление необходимых узлов, как приспособить оборудование, что необходимо изменить в конструкции…

Утром следующего дня собрались руководители групп. Об обстановке на заводе обстоятельно доложил Николай Алексеевич Кучеренко. Приятно, что его товарищи времени не теряли: быстро освоили выделенные для КБ помещения третьего этажа, сами изготовили чертежные столы, установили кульманы. Успели изучить сильные и слабые производственные стороны местного завода. Однако резюме звучало неутешительно: до начала выпуска танков пока еще «дистанция огромного размера»…

Об этом же говорили в своих выступлениях Николай Дудник, Михаил Таршинов, Алексей Малоштанов, Владимир Дорошенко.

Картина, нарисованная ими, в общем совпадала с впечатлениями самого Морозова. Было ясно, что многое из того, что было создано, отработано и не вызывало никаких проблем в Харькове, теперь придется решать заново.

Выслушав всех, Александр Александрович сказал:

— Нас прислали сюда с определенным и четким заданием: обеспечить фронт танками. Как можно быстрее и как можно в большем количестве. Сейчас технологи занимаются распределением узлов и деталей по цехам, установкой оборудования. Наша задача — помочь им пустить завод, помочь всем, что в наших силах. Посмотрите внимательно, критически, что можно упростить, изменить, подогнать под имеющееся оборудование. Одним словом, завод как можно быстрее должен начать выпускать танки.

Впереди много работы: будем совершенствовать машину, повышать ее боеспособность. Но это — в будущем. А пока главное — начать производство.

Всю долгую одиннадцатичасовую смену конструкторы проводили в цехах, приходя в КБ лишь на короткое время: набросать эскиз, сделать чертеж и снова в цех, где их ждали технологи, мастера, рабочие. Там они помогали воплощать чертежи в металл, проявляя и мастерство, и смекалку.

Всей этой многосложной работой, проводившейся в литейном и в кузнечном, в механических цехах и в прессовом, в цехе метизов и на сборке, руководил Главный конструктор. Его слово было последним. На нем лежала вся ответственность за каждое принятое решение. И он нес эту тяжелую ношу, как самое важное, что было доверено ему Родиной, партией.

В один из дней радио принесло тяжелую весть: наши войска оставили Харьков. Морозов услышал сообщение, собираясь на работу. Невозможно было представить, что по улицам города маршируют фашисты, что они хозяйничают на родном заводе.

Жена, мать и сестра тихо плакали, а он бессилен был даже утешить их.

Молча ушел на завод. Все уже знали о случившемся, но говорить об этом никому не хотелось. Да и что скажешь? Только работа могла отвлечь от тяжких дум, притупить боль. И они работали зло, одержимо.

Приехал Юрий Евгеньевич Максарев. Он покинул завод последним, перед самым приходом фашистов. Морозов кратко, по-деловому доложил ему обстановку:

— Внесенные в конструкцию машины изменения продиктованы двумя обстоятельствами: спецификой местного завода и нарушением связей с заводами-поставщиками.

Мы разработали литое колесо вместо катаного, ввели мелкозвенчатую литую гусеницу и заменили ведущие колеса на цевочное зацепление, упростили конструкцию башенных смотровых приборов… Вот чертежи, технические условия…

Среди множества вопросов, которыми приходилось в те дни заниматься Главному конструктору, — организационных и творческих, срочных и экстренных, был один, серьезно угрожавший производству.

На заводских маломощных формовочных столах заформовать махину башни танка было просто невозможно. К тому же вдруг выяснилось, что вагон, в котором везли чертежи, из-за каких-то неполадок был отцеплен в пути и пока еще не прибыл.

Кто-то предложил делать башню сварной, как когда-то прежде, однако Александр Александрович об этом и слушать не хотел: мало того, что это шаг назад — сварная башня уступает по прочности литой, но и на производстве это отразится отрицательно. Ведь потребуется дополнительно большое количество квалифицированных сварщиков, а где их взять? Нет-нет, об этом и речи быть не может. Надо искать другой выход.

Главный металлург завода Павлин Петрович Маляров предложил изготавливать форму для башни по частям. Временно, разумеется, пока не появится соответствующее оборудование.

Башня, конечно, получалась не столь совершенной формы. В свое время конструкторам пришлось немало потрудиться над ее решением. Но это был подходящий вариант.

Морозов пригласил к себе ведущего конструктора по башне Марка Набутовского. По имеющимся у обоих записям принялись восстанавливать основные габариты сложного узла. Двое суток не покидали КБ. Размеры башни (а их несколько сот) были восстановлены, а затем переработаны с учетом условий местного литейного производства. Чертежи поступили в цех. К тому времени, когда вагон с документацией нашелся, уже полным ходом шло изготовление моделей для будущих отливок.

Время было выиграно!

В самый разгар этой работы позвонили из дирекции:

— На заводе нарком. Пошел по цехам. Через час начнется совещание командного состава завода…

Кабинет Ю. Е. Максарева был переполнен, Александр Александрович присел сбоку, огляделся. Вокруг были свои, знакомые люди: начальники цехов и отделов, руководители служб.

Все они пришли сюда прямо из цехов, еще не остыв от горячей работы. Лица суровы. Они знают о положении на фронте — враг у стен Москвы. Повсюду советские люди трудятся с удесятеренным напряжением сил, а их танковый завод до сих пор не выдает продукцию. С тревогой ждут: что скажет нарком?

Морозов хорошо знал Вячеслава Александровича Малышева, не раз встречался с ним и в наркомате, и на заводе. Это был энергичный, требовательный, остромыслящий человек. Теперь он смотрел на наркома, с трудом узнавая его: серое усталое лицо, покрасневшие от бессонницы глаза.

Нарком говорил тихо, но слова звучали сурово, беспощадно. Он говорил о положении на фронтах, о мерах, предпринимаемых партией, всем советским народом для отпора врагу, о неотложных задачах коллектива головного танкового завода страны.

— Сегодня у нас должно сердце зачерстветь и помнить только одно, что нам нужно выпускать танки, — звучал в притихшем зале четкий голос наркома. — Если мы будем добренькими, мы подвергнем опасности сотни тысяч людей. Нам надо давать тысячи танков!

Малышев помолчал, лицо его стало мягче.

— Завод этот прекрасный, — продолжал он. — Но надо на ходу суметь перестроить его и давать продукции больше, чем на старых заводах. Вы должны быть организаторами новой промышленности на заводе и из мирного предприятия сделать танковый завод…

Урал — это и кузница, и огромная литейная. Взгляните на свой новый завод чуть пристальнее. И не будет повода сетовать — нет станков, нет механической обработки, не на чем делать танки… На заводе великолепные кузнецы, сварщики, литейщики. Они давали изделия, которые не надо было обрабатывать на станках. Надо опереться на заготовительную базу уральского завода, пересмотреть конструкцию танка, соединить высокую культуру механических цехов танкостроительного завода с высокой культурой заготовительных цехов уральского завода…

Александр Александрович слушал, весь напрягшись от волнения. Ему все время казалось, что Малышев адресует эти требования лично к нему.

«Опереться на заготовительную базу уральского завода, пересмотреть конструкцию танка, соединить высокую культуру механических цехов танкостроительного завода с высокой культурой заготовительных цехов уральского завода…» Ну конечно же это для него, для Морозова, сказано. Ему даже показалось, что, произнося эти слова, Малышев повернулся в его сторону, как бы проверяя, какое впечатление произвели они на Главного конструктора завода. И вот еще что удивительно: то, о чем говорил нарком, было очень созвучно мыслям самого Морозова. Ведь еще работая над созданием нового танка, они, первые в мировом танкостроении, стали максимально использовать литые детали — литая башня, литые кронштейны, ленивцы… Надежность машины возросла, а трудоемкость ее изготовления снизилась.

Тогда это было новинкой, далеко не всеми понятой и признанной, сегодня — необходимость, единственно возможный путь. Вот как дело повернулось!

Прав, тысячу раз прав нарком. Как же не воспользоваться прекрасной базой заготовительных цехов местного завода? Именно в этом ключ и к разрешению многих вопросов в организации производства, и в работе по дальнейшему совершенствованию танка Т-34.

В течение нескольких недель жили они на казарменном положении, не выходя за проходную. Главный почти не спал, питался, как все, в заводской столовой с ее традиционными в те дни затирухой из муки или гороховым супом, до черных мух в глазах простаивал у чертежной доски, ходил в цехи, решал десятки вопросов, умудряясь при этом держать в поле зрения работу каждого конструктора.

В пополнявшихся оборудованием цехах были изготовлены первые детали и узлы, часть заготовок прибыла из Харькова. Все это направлялось на сборку, где мускульной силой людей преодолевалось несовершенство еще только формирующегося конвейера.

20 декабря 1941 года, через два месяца после эвакуации харьковского завода, первые двадцать пять танков уральского производства были отправлены на фронт. Эта скромная цифра значила очень многое: Уральский танковый завод начал работать и давать танки для Красной Армии. Теперь надо было думать о том, как увеличить их производство, увеличить по крайней мере вдвое задание мобилизационного плана. Именно этого ждала от уральских танкостроителей Родина…