Конструктор Морозов

ГОЛОВНОЙ ЗАВОД, ГОЛОВНОЕ КБ

Этот вызов в столицу руководителей конструкторских бюро танковых заводов был связан с готовившимся Сталинградским сражением.

Последний раз А. А. Морозов был в наркомате почти год назад, пролетом из Харькова на Урал. И теперь, проезжая знакомым маршрутом, он с радостью отмечал происшедшие перемены.

С улиц, правда, еще не убрали противотанковые «ежи», мешки с песком, на окнах — бумажные кресты. Но Москва уже была другой: залитые ярким августовским солнцем дома, просветлели лица людей, ожили улицы города.

Нарком был в хорошем настроении. Пока рассаживались, успел переброситься с кем-то шуткой, поинтересовался здоровьем Морозова.

— Спасибо, держусь, — ответил Александр Александрович.

— Знаем мы это ваше «держусь», — дружески пожурил Малышев, — надо подлечиться.

В своем докладе В. А. Малышев обрисовал обстановку на фронте, в общих словах сообщил о предстоящей кампании. Совсем буднично, как об известном факте, упомянул о том, что танковая промышленность обеспечила превосходство нашей армии в танковом вооружении. Словно не было ни трудностей эвакуации, ни этих бессонных ночей, напряжения нервов и сил…

Морозов всматривался в сосредоточенные лица своих коллег-конструкторов — Ж. Я. Котина, Н. Л. Духова, Н. А. Астрова. Отметил с удовлетворением: «Вот сколько нас теперь…»

В начале 1940 года, сразу же после того, как на харьковском заводе был создан и принят на вооружение танк Т-34, было принято решение начать одновременно выпуск этих машин в Сталинграде.

Харьковчане, сами еще только налаживавшие серийное производство нового танка, должны были оказывать сталинградцам всю необходимую помощь.

А. А. Морозов, возглавивший в то трудное время КБ, отвечал за обеспечение будущего танкового завода чертежами и всей конструкторской документацией. Дело осложнялось тем, что производство на Сталинградском тракторном заводе имело ряд существенных особенностей, и конструкторы вынуждены были прорабатывать некоторые узлы и механизмы одновременно в двух вариантах — для себя и для подшефных.

Направленный в Сталинград в составе бригады представитель КБ Наркис Сергеевич Коротченко на месте разрешал все возникавшие вопросы. В особо сложных случаях он связывался с Морозовым, и тот, разобравшись в ситуации, давал четкие инструкции, подсказывал решения. Все это в известной мере ускорило выпуск сталинградцами «тридцатьчетверки».

Время показало, насколько дальновидным было принятое решение. В октябре — ноябре 1941 года, когда харьковский и другие танковые заводы вынуждены были эвакуироваться, сталинградский остался единственным предприятием, которое обеспечивало нашу армию танками.

Постановлением Государственного Комитета Обороны предусматривалось начать производство танков и на горьковском заводе «Красное Сормово». Сормовские корабелы отличались высоким мастерством, но судостроительному заводу в силу специфики было гораздо труднее, чем сталинградским тракторостроителям, освоить новую продукцию.

Уже в июле 1941 года из Харькова в Горький прибыли самолеты с чертежами, по железной дороге были доставлены для образца десять танков, оснастка, заготовки, узлы, детали для сборки первых машин. Более ста лучших специалистов-танкостроителей были откомандированы в Горький, чтобы возглавить на первых порах ключевые участки производства. Главным технологом стал А. Н. Чинов, главным металлургом — Е. И. Юдин, заместителем Главного конструктора — И. С. Бер, начальниками корпусов и цехов — Г. Я. Литвинов, С. А. Тесленко, Е. И. Свешников, С. И. Цифринович, старшим военпредом — П. Ф. Русаков. Инженеры, конструкторы, специалисты по броне и термообработке, квалифицированные рабочие харьковского завода обучали сормовичей, налаживали оборудование, отрабатывали технологию, создавали опытный цех.

В сентябре 1941 года, через три месяца после начала работ, горьковские корабелы собрали первый танк, а в октябре отправили первую партию боевых машин на защиту столицы.

Работа продолжается, новые танковые заводы вступают в строй. Буквально за несколько дней до совещания пошли «тридцатьчетверки» с конвейеров других заводов.

Уже известно, что задание на освоение производства боевых машин получают Уралмаш и ряд других заводов. Фронту нужен прославленный в боях Т-34! Значит, снова понадобится их помощь.

Вся эта крупномасштабная работа вместилась всего в одну фразу наркома: «Наши танкостроители обеспечили превосходство Советской Армии в танковом вооружении над армией захватчиков».

— Танков выпускаем с каждым днем все больше, это хорошо, — продолжил В. А. Малышев. — Плохо, что количество рекламаций увеличилось. Мы не можем мириться с тем, что дефекты пока еще не изжиты полностью и в боевой обстановке нет-нет да и обнаруживают себя иногда.

Он взял из папки лист и стал называть цифры рекламаций, характер дефектов и заводы-изготовители. Мимоходом обронил, что наркомат готовит специальную конференцию по качеству с участием представителей всех танковых заводов страны.

«Правильное решение, — подумал Морозов и удовлетворенно отметил про себя: — Это не сорок первый год!»

Пребывание в Москве на этот раз было более продолжительным по времени. Скопилось много неотложных вопросов, которые требовалось обязательно решить. И среди них — о настоятельной необходимости подготовить чертежи на будущий год; о действиях танков в зимних условиях; об остром дефиците ферромарганца и алюминия, поисках полноценных им заменителей. Говорилось и о том, что надо оснастить машины башенкой для лучшего обзора. Немцы стали применять против наших танков кумулятивные, термитные снаряды, и конструкторам придется срочно искать противодействие. Теперь им предстоит готовить машины для наступательных операций крупного масштаба…

Требования… Требования… Их выдвигали от имени фронта по поручению танкистов.

На подмосковном полигоне конструкторам показали танки воюющих стран. Александр Александрович знал тактико-технические характеристики каждого из них, но некоторые видел лишь на фото и рисунках. Теперь представилась возможность познакомиться и с противниками, и с союзниками в натуре.

Надев комбинезон, Морозов в течение нескольких часов осматривал эту, может быть, единственную в своем роде коллекцию. Залезал вовнутрь, садился за рычаги, разглядывал приборы. Убеждался, не было здесь на полигоне машины, равной по своим характеристикам танку Т-34. Но для него, конструктора, важно было оценить положенный в основу принцип, понять ход мыслей тех, кто их создавал. Отдельные оригинальные решения вполне можно было применить у себя.

— Хорошо бы получить чертежи смотровых приборов с английского «Черчилля», — попросил он начальника полигона.

— Обязательно пришлем, Александр Александрович, — с готовностью пообещал тот. (Вскоре по возвращении на завод Морозов получил чертежи и имел возможность еще раз оценить достоинства отдельных узлов.)

В автобронетанковом центре конструкторов ознакомили с результатами испытаний и материалами о действиях танков в боевых условиях.

Собравшись снова в наркомате на заключительном заседании, конструкторы обменялись впечатлениями.

— Все-таки плохо мы информированы, — высказал свое мнение Александр Александрович, — Варимся в собственном соку, тратим силы и время там, где это совсем не требуется.

Его поддержали коллеги.

— Что ж, претензия справедливая, — согласились работники наркомата. — Но дело поправимое: выпишем для вас английские и американские журналы, постараемся прислать трофейные машины.

Возвращаясь в гостиницу и вспоминая этот разговор, Морозов упрекнул себя: «Мы тоже хороши. Кто в бюро отвечает за научно-техническую информацию? Нет такого человека, а он нужен обязательно. Вернусь, сразу же дам поручение составить список специальной литературы и вывесить на видное место. Не мешало бы подобрать и своего квалифицированного информатора. Пусть периодически выступает с обзором новинок. Может, Зубареву поручить или Дорошенко?.. Посмотрим. Во всяком случае, каждый наш конструктор должен быть в курсе всех последних технических достижений…»

Не раз на протяжении войны Александру Александровичу приходилось бывать в Москве. Но эти шестнадцать дней были особенные, он не только прошел курс повышения квалификации, но и имел, пожалуй, единственную за долгое время возможность посмотреть на свою работу как бы со стороны.