Контора

ГЛАВА 14

Я и представить себе не мог, что пребывание в постели в течение целого дня так выматывает. Все, на что я был способен, когда на следующее утро добрался до работы, – это лишь нетвердой походкой войти в кабинет Эша. К счастью, у меня хватило сил на то, чтобы изобразить торжествующую улыбку.

Мы с Элли проснулись поздним воскресным утром. Единственное, что могло вытащить нас из постели – это необходимость пойти в туалет либо на кухню. Мы лежали обнявшись, прислушивались к дождю, стучавшему в окно, и нежились в тепле, наблюдая, как окончательно портится погода.

– Дождь, – резюмировала Элли. – Терпеть не могу мокнуть.

– И в кино не идет ничего хорошего, – добавил я. – К тому же у нас тут под боком есть ящик, так что какой смысл?

– Возможно, мы могли бы сходить в какую-нибудь картинную галерею или в музей – в общем, что-нибудь такое, – продолжала она. Однако чувствовалось, что даже перспектива окунуться в горячую лаву вызвала бы у нее больше энтузиазма. – Ну, знаешь, что-нибудь в плане приобщения к культуре.

– Мне всегда казалось, что я мало пользуюсь тем, что может предложить Лондон, – признался я.

Последовала пауза.

– Кстати, у меня есть «Тайм-аут!»[26] на эту неделю – вон там, у кровати. Мы могли бы прочесть обо всех выставках, а то будет несправедливо, если мы посетим лишь одну, а остальные обойдем вниманием. И таким образом мы действительно приобщимся к культуре, да к тому же не промокнем.

– Это то, что надо! А потом мы сможем пойти на ту выставку, которая покажется нам самой интересной.

– Но только не сегодня.

– Конечно, нет. Может быть, через несколько недель.

– Да, тогда у нас будет достаточно времени, чтобы принять правильное решение.

– Вот именно. Знаешь ли, культуру нельзя брать кавалерийским наскоком.

Мы еще глубже зарылись в перину, довольные тем, что вскоре сделаемся в высшей степени просвещенными и утонченными.

– Ты знаешь, чего бы мне сейчас хотелось на самом деле? – спросил я. – Рука Элли скользнула вдоль моего бедра. – Да, конечно, этого мне тоже хочется. Но знаешь, чего бы мне хотелось еще? – Элли положила мою руку себе на бедро. – Но мы ведь уже выяснили, что мне хочется и этого. Но прямо сейчас я бы хотел съесть такой большой завтрак, что к тому времени, как я его закончу, он бы плавно перешел в обед. Секс всегда пробуждает аппетит.

Смачно облизнувшись, Элли согласилась, что было бы недурно позавтракать. Но никому из нас не хотелось вылезать из теплой постели, чтобы осуществить эту замечательную идею, поэтому я начал выпихивать Элли. Надо отдать ей должное, она боролась до последнего, вцепившись в кровать, но в конце концов рухнула на пол. Наклонившись к ней, я сказал:

– Ну, вот ты и встала. Так что можешь заодно приготовить завтрак.

Элли прошествовала на кухню, а я, подоткнув под себя пуховое одеяло, лежал, смакуя эту минуту. Трудно было решить, что именно в данной ситуации доставляет мне самое большое удовлетворение:

а) что я увидел Элли голой. Конечно, это было так по-детски, но для меня это было очень важно. И как мне хотелось вернуться назад во времени и заверить себя, четырнадцатилетнего, что в конце концов это произойдет;

б) что я нахожусь в кровати у Элли, причем для этого мне не пришлось взламывать ее замки;

в) что у меня была самая упоительная ночь любви за всю мою жизнь – и в смысле качества, и в смысле партнерши;

г) что, к собственному моему удивлению, эта ночь была такой продолжительной. Вероятно, тут сказалось потрясение от того, что я увидел Элли голой;

д) что Элли сейчас готовит мне завтрак голышом – правда, я уже начинал беспокоиться, уж не стряпает ли она там жаркое; или

е) что я увидел Элли голой; от этого было никуда не уйти, и я снова и снова возвращался к этой мысли. Ведь это было… как бы получше выразиться? Это было огромным облегчением.

Минут через десять в дверях показалось озабоченное лицо Элли.

– Кажется, я говорила как-то, что я – не самая лучшая стряпуха в мире, – начала она.

– О боже! – воскликнул я. – Подгоревший корнфлекс!

– Нет, я же все-таки не умалишенная, – продолжила она сурово. – Однако, поскольку я часто ем вне дома…

– Ты имеешь в виду обед на рабочем месте?

– Я просто хочу сказать, что редко хожу по магазинам, – сказала Элли, начиная злиться. – Так что в холодильнике пустовато.

Я подумал, что при данных обстоятельствах могу позволить себе проявить великодушие.

– Все в порядке. Я уверен, что если завтрак будет приготовлен твоими руками, то он будет замечательным.

Элли внесла поднос с едой и поставила на мое обозрение.

– Может ли открывание консервных банок официально считаться приготовлением завтрака?

– Какая прелесть! – восхитился я. – Консервированная спаржа. Сто лет не ел ее на завтрак! И картофельные чипсы с беконом. Самое то для завтрака!

– Тут еще пирог, – воинственно заявила Элли, указывая на тарелку в центре подноса. – Очень неплохо пойдет с хорошей чашкой чая.

Я с подозрением взглянул на свою чашку: она явно была холодной.

– Это чай?

– Нет. Апельсиновый сок, это же видно. Я ведь говорила, что некоторое время не ходила в магазин.

Я потыкал в пирог вилкой.

– Что-то не похоже на свадебный пирог.

Элли досадливо поморщилась.

– Общеизвестно, что свадебный пирог сохраняется в морозилке неделями. И даже месяцами.

Я не рискнул задать вопрос, чтобы не нарваться на ответ, заканчивающийся словом «годами». Осторожно поставив поднос на пол, я широко раскрыл объятия.

– Полагаю, что есть способы провести время и получше, ты согласна?

– О нет, пьянчужка несчастный! Ты ничего не получишь, пока не съешь всю эту спаржу.

К полудню страсти улеглись, и мы смотрели старый фильм. Умиротворенная Элли лежала у меня на груди, и я нежно гладил ее волосы. Когда фильм закончился и Элли отправилась в туалет, зазвонил телефон.

– Возьми трубку, ладно? – прокричала она.

– Алло! Э-э, это жилище Элинор Грей. Я хочу сказать, дом. Точнее, квартира.

– Чарлз? – послышался взволнованный голос. – Это ты?

В течение многих лет мне доводилось весьма приятные беседы с мамой Элли. Но сейчас был явно не тот случай.

– Нет-нет. Мое имя… Эш.

– Не дурачься, Чарли. Я узнала твой голос.

Я попытался взять двумя октавами ниже.

– Нет, в самом деле. Я Эш… Ханна. Меня зовут Эш Ханна.

– Твоя проблема, Чарлз Фортьюн, в том, что все для тебя – шуточки. Так считает твоя мама. – Однако в голосе чувствовалась теплота.

– Да, миссис Грей, – обреченно произнес я. Перспектива нашей с Элли свадьбы, столь грандиозной, что можно будет пригласить практически всех обитателей Бэкингемшира, искупала любые недостатки, которые могла видеть во мне ее мать.

«Итак, ты серийный убийца, – могла бы сказать она. – Однако это не значит, что ты не сможешь сделать мою Элинор счастливейшей матерью троих красивых детишек». Их всю жизнь расстраивало, что мы никак не сделаем то, чего от нас так давно ждут (правда, за последние сутки ситуация изменилась). Ни Элли, ни я ни за что на свете не захотели бы еще больше подначить наших мамочек, выдав им секрет нашей прошлой ночи.

– Как твои дела? – спросила она.

– Прекрасно, миссис Грей. А ваши? – У меня было такое ощущение, будто мне восемь лет.

– Очень хорошо, Чарлз. Спасибо за внимание. Как твоя мама?

Это был на редкость лицемерный вопрос: ведь она чуть не ежечасно общается с моей матерью. Обе крайне взволнованы тем, что мы с Элли снова начали разговаривать друг с другом. А вот что касается меня, то я уже несколько дней не звонил своей маме, чтобы избежать вопросов об Элли.

– Тоже чудесно, миссис Грей. И вам спасибо.

– Хорошо. Я рада это слышать. Ты не переутомился, а? Надеюсь, не слишком много работаешь? – Я ухмыльнулся своим игривым мыслям.

Дело в том, что мама Элли, судя по всему, заботится о том, чтобы я был в полном порядке, когда придет мое время влиться в семью Грей. Поэтому она всегда обращалась со мной, как с биологическим видом, находящимся на грани вымирания.

– Нет, в данный момент все действительно хорошо, – ответил я.

Последовала пауза.

– Итак, Чарлз, должна признаться, меня несколько удивило, что ты подошел к телефону в квартире Элли. С ней все хорошо, не так ли? Ничего не случилось? – спросила она с надеждой, и мне стало не по себе.

– С ней все хорошо, миссис Грей. Ей просто нужно было… – Почему-то я не смог произнести «в туалет». В тот момент затмения ума для меня это было равносильно тому, чтобы признаться в наших интимных отношениях. К тому же я знал, что миссис Грей осудила бы такое неподобающее леди поведение Элли в присутствии Чарли – потенциального жениха. Казалось бы, ведение переговоров о многомиллионных сделках, которое постоянно затягивалось на всю ночь, должно бы приучить меня быстро соображать – но я смог лишь промямлить первое, что пришло в голову: – Ей нужно было в зоомагазин.

Именно в эту минуту, безошибочно выбрав время, вернулась Элли. Мысль, что теперь ее можно назвать моей любовницей, отвлекла меня от разговора.

– Зоомагазин? – В голосах Элли и ее матери прозвучали совершенно одинаковые нотки изумления. Прикрыв рукой трубку, я сообщил:

– Это твоя мать.

Элли пришла в неописуемый ужас.

– Она не должна знать, что ты здесь, – прошипела она, и груди ее заколебались из стороны в сторону, словно тоже были в панике.

Я взглянул на нее, как на умалишенную.

– Тебе не кажется, что об этом поздновато говорить?

– Зоомагазин? – повторила миссис Грей. Глядя на Элли, как кролик на удава, я сделал глубокий вдох и, снова поднеся ко рту трубку, стал сочинять дальше.

– Да, зоомагазин. Видите ли, я присматриваю за одним домашним зверьком, так как его хозяин – мой коллега – уехал в отпуск. А поскольку мне самому придется уехать на день, я попросил Элли за ним присмотреть. Но я позабыл захватить для него корм – вы же меня знаете, миссис Грей. Так что она пошла купить корм. – Элли в отчаянии качала головой, наблюдая, как я рою себе яму. – Будем надеяться, что там найдется хороший корм. – Я сделал слабую попытку засмеяться, а Элли так на меня взглянула, что стало ясно: в постель мы теперь вряд ли уляжемся вместе.

– Как это необычно! – изрекла миссис Грей. – А кто там у вас?

– В каком смысле?

– Ну, какая это зверюшка?

– Зверюшка?

– Ну да. Кто этот домашний любимец?

Я лихорадочно оглядел спальню Элли, и на глаза мне попался плакат на стене: «Битлз» переходят Эбби-Роуд по «зебре».

– Это зебра, – ответил я. Элли постучала себя по лбу.

– Зебра? – не поверила своим ушам миссис Грей.

– Ну ты и придурок! – выдохнула Элли.

– Зебра… Рыба-зебра, – нашелся я. – В аквариуме. Конечно, это не настоящая зебра. Это было бы так смешно! – Я захохотал, как буйнопомешанный. – Знаете, у нее такие полоски, белые и черные, как у зебры. Наверно, отсюда и название – рыба-зебра.

– О, понятно. Как это необычно! – повторила миссис Грей. – И как мило, что вы вдвоем ухаживаете за ней.

– Вы же знаете Элли. Золотое сердце, – сказал я.

Элли ринулась из спальни и сильно хлопнула входной дверью. Потом вернулась в спальню и громко произнесла:

– Чарли, я купила корм. Дальше справлюсь сама. Тебе пора.

Я протянул ей трубку со словами:

– Это твоя мама. Мы тут очень мило болтаем.

– О, вот как? – сказала Элли. – Спасибо. А теперь пока.

Я передал ей трубку и остался стоять на месте.

– Я сказала: «А теперь пока», – повторила Элли, указывая на дверь.

Я поспешил к входной двери и, распахнув ее, увидел соседа, выходящего из квартиры напротив. Вот тут я пожалел, что не накинул на себя что-нибудь из одежды. Крикнув: «Пока!», я захлопнул дверь и, прокравшись обратно в спальню, плюхнулся на кровать.

– Мама, прекрати, – сказала в трубку Элли и мрачно взглянула на меня. – Мы вместе работаем. И беседуем друг с другом по долгу службы. Но это не делает нас друзьями, так что не возлагай особых надежд. Не похоже на то, что в ближайшем будущем мы уляжемся в постель вместе.

Элли сделала ударение на слове «вместе», и по губам ее скользнула улыбка. Это была одна из тех блистательных полуправд, в которых изощряется юридический ум. Мы не могли в ближайшем будущем улечься в постель вместе, ибо я уже лежал в ней. Конечно, мы знали, что скоро придется им все открыть, но еще не пришло время.

Миссис Грей продолжала трещать, и Элли прикрыла трубку рукой.

– Рыба-зебра! – Ей все еще не верилось. – Это же надо такое придумать! – Но взгляд ее смягчился, а глаза смеялись.

Голос в трубке затих.

– Нет, мама. Я не считаю, что две наши семьи должны устроить в воскресенье праздничный ланч. Последние дни я так много общалась с Чарли, что мне бы определенно не хотелось увидеть его еще и за обеденным столом. – Я захихикал, и Элли швырнула в меня подушкой.

– Послушай, мне пора, – сказала Элли, но ее мама была не из тех, кто любит прощаться. Она проговорила еще по крайней мере минут пять, и наконец Элли не выдержала: – Мне действительно пора уходить, да и рыба-зебра, наверно, умирает с голоду. – И она положила трубку. – Если так дальше пойдет, – заявила Элли, падая на постель рядом со мной, – я, пожалуй, пойду и куплю себе эту проклятую рыбу-зебру, если только она существует в природе. Пусть хоть что-нибудь напоминает мне о том кратком счастливом периоде, когда в наши отношения еще не вмешались наши мамы.

К вечеру мы единогласно проголосовали за китайскую еду с доставкой на дом. На кухне у Элли из съестного остались лишь три банки спаржи, немного бобов с соусом чили и полтюбика «Мар-майт».[27] Как бы мы ни пытались сочетать эти ингредиенты, из них невозможно было что-нибудь приготовить.

Мы накинули тенниски и, сидя в постели друг против друга, обменивались пластиковыми коробочками с едой.

– Я хотела бы кое-что у тебя спросить, – произнесла Элли с набитым ртом: она уплетала свинину в кисло-сладком соусе. – Этот вопрос мучил меня годами. С кем из девчонок в школе ты потерял невинность?

– Прости? – Наши отношения развивались слишком стремительно: обычно такой вопрос задают спустя несколько свиданий.

– Давай, рассказывай. Теперь это едва ли имеет значение – мне просто интересно узнать.

Как бы близки мы ни были раньше, все же было не принято, чтобы такие вопросы обсуждались мальчиком и девочкой. К тому же мы с Элли трепетно относились друг к другу. Поэтому беседы об уикенде сводились к фразам типа: «Ты хорошо провела время?» – «Да, нормально».

– Это Элейн Пиндер?

Я нахмурился, пытаясь вспомнить, как выглядела эта Элейн Пиндер.

– Она носила брекеты до восемнадцати лет?

– Правильно.

– И при ней всегда была ручная мышь.

– Вот видишь, ты ее помнишь!

– Возможно. Но могу заверить тебя, что между нами никогда ничего не было.

– А как насчет Джозефины Стаббс? Ведь она была в твоем вкусе.

– А именно?

– Безмозглая, смазливая и доступная. Вот все, что тебе было нужно. И не смотри на меня, как обиженный щенок. Ты знаешь, что это правда.

– У нее было очень приветливое выражение лица, вот и все, – сказал я, делая слабую попытку защититься.

– Значит, это была она.

– К сожалению, нет, – признался я. – Она сказала, что я все время маячу около нее, как привидение. И попросила своего брата пригрозить мне расправой, если я не отвяжусь.

– Но он же был на три года моложе нас, не так ли?

– Я не выношу насилия.

Элли смеялась так долго, что это стало уже выглядеть невежливым.

– Итак, кто же это все-таки был?

Я усмехнулся.

– Ни за что не угадаешь.

– Шелли Эварт?

– Желе Эварт? О нет, прозвище было очень уж метким.

– Мартина Уилсон?

– Она бы никому не позволила сунуть руку себе в лифчик. Берегла себя для настоящей любви, как она мне сказала.

– Но она же вышла замуж за этого жуткого Барри Фентона, не так ли?

Я не сомневался, что Элли сейчас вспоминает то же, что я: как Барри пукал перед каждым учителем, бросая таким образом вызов. Его заключительным сольным номером было выступление перед директором школы на ежегодном вручении призов, а зрителями – изумленные родители.

– Это доказывает, что любовь не только слепа, но еще и глуха, – заключил я.

– Кэрри Ванесса Дин?

– Скажу лишь, что ребята не зря прозвали ее КВД.

– Тогда Хелена Макдермотт.

– Мы с ней, вероятно, согрешили бы, если бы не эти заморочки с энурезом и резиновыми трусиками. Это даже меня достало, хотя я и был озабочен. Мы прозвали ее Водопроводным краном: только дотронься – и готово дело! Да уж, повертелся я, как уж на сковородке, объясняясь со своими предками, когда они вернулись домой в тот вечер!

Элли издала стон и потребовала, чтобы я раскололся.

– Сначала тебе придется уплатить дань натурой, – заявил я, и хотя Элли скорчила гримасу, демонстрируя свое отвращение, она тут же сдалась. Скинув тенниску, она предстала во всей красе, и я немедленно завелся.

Уж так устроены мужчины, что после бурных восторгов любви их тянет вздремнуть. Вот и я сейчас боролся с этим непреодолимым желанием. Мне пока что не встретилась такая женщина, которая сказала бы: «Ты действительно выложился, Чарли, за что я безмерно тебе признательна. Ты заслужил право отойти ко сну прямо сейчас, так что не обращай на меня никакого внимания».

Элли ткнула меня в спину палочкой для китайской еды.

– Ну что же ты! Ты же собирался мне рассказать, кто это был.

Я улыбнулся про себя.

– Тебе это не понравится.

Вид у нее был крайне самодовольный.

– Думаю, я это переживу. В конце концов, это было пятнадцать лет тому назад.

Я повернулся к ней лицом, чтобы в полной мере насладиться произведенным впечатлением.

– Дана Дэвис.

Элли поднесла руку ко рту и ткнула палочкой себе в глаз. Она выругалась от боли, потом произнесла с потрясенным видом:

– Нет!

– О да! Она была твоей лучшей подругой в школе. – Я с удовольствием сыпал соль на раны Элли. Сколько же лет я ждал этой минуты! – Значит, она не все тебе рассказывала.

– Не все.

– Удивительно, не правда ли? – ухмыльнулся я.

– Но она же тебя ненавидела!

– Я знаю. Но мы же с ней всего-навсего занимались сексом, а это такой пустяк.

– Я просто не могу поверить. – Я никогда не видел Элли такой огорошенной – просто приятно было на нее посмотреть.

– Но, как сказал один великий человек, это самый потрясающий из всех пустяков.

Элли никак не могла переварить услышанное.

– Но она же оказалась лесбиянкой.

Я непринужденно откинулся на подушки.

– Да, когда я узнал, то размышлял над этим. Само собой, я предположил, что после меня для нее умерли все другие мужчины. А поскольку ей не попался никто лучше меня, то она перешла на женщин.

– Есть вещи, в которые я отказываюсь верить, – в полном смятении заявила Элли.

– Как ни печально, но ты права, – сказал я. – Я столкнулся с ней лет пять тому назад в баре. Выяснилось, что вообще-то ей нравилась ты, но поскольку она знала, что подобное не для тебя, так сказать…

– Чарли! – прорычала она.

Я продолжал улыбаться, очень довольный собой, и это явно раздражало Элли.

– Я тут ни при чем – просто повторяю слова Даны. Так как ей не светило заполучить тебя, за неимением лучшего она занялась мной – ведь мы с тобой были так близки. – Элли не переставая мотала головой, отрицая все. – В самом деле, какая ирония: ведь мальчишки называли тебя Элли Розовая – и все оттого, что ты воротила нос от парней.

Новости слишком быстро сыпались на голову Элли.

– Как они меня называли?

– Да ладно! Теперь это вряд ли имеет значение, – повторил я ее слова. – Ведь это было пятнадцать лет тому назад.

По-видимому, Элли действительно оскорбилась.

– Я… просто… не могу… я не верю этому, – проговорила она и, швырнув тарелку на постель, прошествовала в туалет.

– Если хочешь, я им позвоню и подтвержу, что ты не розовая, – крикнул я ей вслед.

– Ты… ты… да заткнись ты! – вот все, что пришло ей в голову. Я был не самым популярным мальчишкой в школе, но таким покладистым, что мне так и не дали никакого прозвища.

Через несколько минут Элли с горестным видом вернулась в комнату.

– Ты прав, это глупо. Ведь это было пятнадцать лет тому назад. – Она заколебалась. – Но… э-э… еще одна вещь.

– Сколько угодно, – великодушно разрешил я.

– Сколько лет тебе было, когда… ну, ты понимаешь – с Даной…

– Шестнадцать. Это произошло у тебя на дне рождения, как это ни смешно. Тебе тогда исполнилось шестнадцать.

Элли прикрыла руками уши.

– Все, я больше не хочу ничего слышать. Исповедь окончена.

Я попытался поведать, как мы с Даной ускользнули в сарай отца Элли, но она начала громко жужжать, расхаживая по комнате. Я затих, и она осторожно приоткрыла уши. Я собрался было заговорить, но Элли снова закрыла уши и зажужжала.

Когда она снова смогла меня слышать, я поспешно произнес:

– Я только хочу сказать еще одну вещь.

Элли взглянула на меня с подозрением, явно опасаясь новых живописных деталей.

– Я сделал это только за неимением лучшего: тебя-то я не мог заполучить.

Элли невольно улыбнулась. Она заговорила, и в голосе ее снова зазвучала нежность:

– И ради секса, надо полагать.

– Да, конечно, ради секса тоже. Но даю тебе слово, что я представлял себе именно тебя, когда…

Тут Элли снова заткнула уши и принялась очень громко петь.