Конторщица-2

Глава 1

— Ватрушку еще бери! — Римма Марковна подтолкнула ко мне тарелку с источающей ванильные ароматы сдобой и долила чаю. — Совсем ты похудела, Лида.

— Так это же хорошо, — ответила я, жуя творожную ватрушку вежливо, через силу.

— Ну, не скажи, — покачала головой соседка, — женщина должна быть в теле, манить, а не костями греметь.

«Угу, видела бы ты моделей и фитоняшек в моем времени», — поморщилась я, с досадой посмотрела на недоеденную ватрушку и отложила в сторону.

— Что ты думаешь делать с Валерием? — без обиняков спросила Римма Марковна.

Вот за что уважаю эту женщину, так это за прямолинейность. После того, как она сперва угодила в богадельню, а затем поселилась у меня, Римма Марковна категорически изменилась: исчезла привычка носить старый изношенный халат поверх нового, пить чай из щербатой чашки (откуда-то она притарабанила прибалтийский фарфоровый сервиз и теперь каждый вечер у нас четко соблюдалась чайная церемония), и даже сигареты стала курить не как раньше обычный «Полет», а «Полет» исключительно какой-то дукатовский (мне без разницы, но вот Римма Марковна утверждала, что именно этот — самый лучший). Но главное, Римма Марковна взяла идеологическое шефство над всеми соседками в нашем подъезде и заодно — надо мной.

— Так что с Горшковым? — повторила она.

— Я уже два раза пыталась с ним встретиться, — развела руками я, — прячется, гад.

— И? — не унималась Римма Марковна.

— Что-что, — нахмурилась я, — надо искать еще раз. Не смогу договориться — буду решать кардинально.

— Как это?

— Убью его, — снисходительно улыбнулась я и отхлебнула чай.

— Ты не шути так! — нахмурилась Римма Марковна. — Я же серьезно спрашиваю, а ты дурачишься.

— И я серьезно, — но невольно рот сам растянулся до ушей. — Римма Марковна, я знаю тридцать один способ убийства без следов. Никакая милиция не найдет. Вот слушайте: способ первый — можно подсеять у них на даче цикуту в петрушку. Соотношение семян цикуты и петрушки должно быть…

— Прекрати! — строго перебила меня Римма Марковна, но не выдержала, рассмеялась.

— Хотя есть вероятность, что заодно и Элеонора Рудольфовна умрет, очень уж она петрушку в салатах любит, — кровожадно продолжила я, — а чтобы милиция ничего не заподозрила, нужно цикуту еще и по обочинам в сорняках по всей деревне подсеять, типа ареал обитания у нее там такой. Второй способ — поставить в горшковской комнате в вазу большой букет полевых цветов с аконитом, но там, главное, самую начальную стадию цветения надо захватить, и до утра Горшков если и не умрет, то жить будет мало и тяжко. Ключ от комнаты на Механизаторов я знаю, где лежит. Хотя нет, нужно же наверняка. Значит тогда по-другому, делаю огромный букет всяких колокольчиков-дельфиниумов вперемешку с аконитом, приглашаю Горшкова на свидание, мы гуляем по городу, при этом я буду постоянно нагибаться, вроде как поправлять ремешок на туфле, а букет отдам нести ему. У него привычка в волнении грызть ногти, поэтому, к примеру, пообещаю приписать его в эту квартиру при каком-нибудь совершенно дурацком условии. Или же скажу, что узнала, как он в карты на деньги играет и планирую сообщить Элеоноре Рудольфовне. Часовая прогулка, он держит мой букет, волнуется, грызет ногти, потом вернется домой, и утром я — вдова. Главное, не забыть букет забрать.

— У тебя нет туфлей с ремешками, — промямлила явно впечатленная Римма Марковна.

— Придется, значит, купить, — согласилась я, — заодно пополню свою коллекцию от фабрики «Скороход».

— Но ты ведь тоже будешь держать букет и, значит, тоже отравишься, — не сдавалась Римма Марковна.

— Ой, делов-то! — легкомысленно отмахнулась я, — можно надеть перчатки, можно взять носовой платок, можно намазать ладони клеем. Слушайте лучше дальше. Итак, способ третий — разбить штук восемь градусников и аккуратно вытряхнуть ртуть на пол и немного под плинтус, повозить ее веником по всему полу комнаты, чтобы площадь испарения стала максимальной. Про ключ от комнаты я уже говорила. Четвертый способ еще легче — берешь обычный шприц и…

Закончить мне помешал звонок в дверь.

Римма Марковна сидела красная от возмущения и сдерживаемого смеха, пришлось идти открывать мне.

На пороге стоял Иван Тимофеевич. Поздоровавшись, он осторожно поинтересовался, дома ли сейчас Римма Марковна. Получив утвердительный ответ, он вздохнул:

— Понимаете, Лидия Степановна, я хотел с вами обсудить упаковку к мылу, она уже готова.

— Так давайте обсуждать, — согласилась я и радушно добавила. — Проходите, пожалуйста.

— Да нет, — покачал головой сосед и тихо добавил, — давайте лучше поступим таким образом: загляните завтра, часов, скажем, к семи вечера ко мне. На работу. Я покажу отпечатанные образцы, и мы выберем. Хорошо?

Я согласно кивнула.

— Кроме того, в редакцию вам пришло много писем от читательниц, — лукаво улыбнулся Иван Тимофеевич, — заодно и заберете. Нужно же всем ответить.

Я поблагодарила и пообещала зайти. Иван Тимофеевич напомнил о сроках сдачи заметки об уходе за лицом в летний период и вдруг замялся:

— И еще… тут такое дело…

— Говорите, — подбодрила соседа я.

— Понимаете, Лидия Степановна, как бы это сказать… не все наши корреспонденты, так сказать, благосклонно отнеслись к вашему творчеству…

— И что? — не поняла я.

— В общем, вам нужно быть готовой к некоторым… эммм… критическим замечаниям с их стороны, — вздохнул Иван Тимофеевич, отводя глаза.

— Да не беспокойтесь, Иван Тимофеевич, — рассмеялась я, — никакой критики я не боюсь. Наоборот, мне будет даже полезно услышать мнение коллег по перу.

Мы распрощались, и я вернулась обратно на кухню.

— Кто это приходил? — полюбопытствовала Римма Марковна, перемывая посуду.

— Да Иван Тимофеевич, хочет, чтобы я завтра забрала письма моих читательниц, — решила пока не посвящать старушку в эпопею с мылом я (раз Иван Тимофеевич развел такую таинственность).

— О! Тебе уже приходят письма читателей, Лида, — Римма Марковна развернулась ко мне и ее морщинистое лицо расплылось в мечтательной улыбке, — это же так замечательно… письма, почитатели… эх, а ведь я когда-то тоже писала письма… Александру Вертинскому…

На работе весь день прокрутилась как белка в колесе: у нас добавлялось еще одно подразделение, хоть и маленькое, но пришлось делать новую штатку. Я стучала по клавишам пишущей машинки с упорством дятла, торопилась сделать всю работу — нужно еще выкроить время и успеть набрать текст заметки в газету. Раз обещала — надо сделать. Но печатать левые тексты на работе все-таки стрёмно: вдруг кто увидит. Нужно запланировать покупку собственной печатной машинки, и то срочно.

За треском от машинки я не расслышала, как открылась дверь. На стол упала тень. Я подняла глаза и сильно удивилась — передо мной стоял Роман Мунтяну. За все время моего пребывания в том кабинете, который он делил с Егоровым, я от него услышала хорошо, если два-три слова. Он всегда был нелюдим и словно существовал в параллельной Вселенной. И тут вдруг сам лично пришел ко мне в кабинет. Интересненько.

— Лида, — сказал Мунтяну и выжидательно уставился на меня.

Я молчала. Решила дать человеку выговориться. Даже если это Мунтяну.

— Завтра, — продолжил Мунтяну, видя, что я ничего не спрашиваю, — мы собираемся. Приходи.

— Когда? Кто? Где? — чуть переиначила классику я, флегматично оттирая испачканные копиркой пальцы.

— Гаражи на Набережной. Знаешь?

Я согласно кивнула.

— Гараж с синей дверью, слева, второй ряд. В восемь, — очень тихо сказал он и, чуть помедлив, добавил. — Не забудь.

— А кто собирается? — меня уже распирало любопытство, непонятно, куда это он меня приглашает, кто там еще будет, и главное, какой формат встречи — тайное масонское общество? комсомольский субботник? разнузданная оргия (хотя до оргий в этом времени, кажись, еще не дошли)? Благопристойное чаепитие? Или простая дружеская пьянка в гараже?

— Мы, — лаконично ответил Мунтяну и сообщил. — Только ты никому.

Я кивнула.

— Поклянись, — потребовал Мунтяну, внимательно глядя мне в глаза.

— Клянусь, — честно поклялась я и даже зажмурилась от такой своей кристальной честности.

Успокоенный Мунтяну ушел, а я, терзаемая любопытством пополам с сомнениями, вернулась печатать дальше.

Вечером я забежала в типографию. Иван Тимофеевич встретил меня радушно:

— Проходите, проходите, Лидия Степановна, — он усадил меня в кресло для гостей, угостил чаем и протянул несколько отпечатанных листочков. — Вот образцы. Взгляните.

Я покрутила этикетки, рассматривая. Ну что тут скажешь, все скромненько-банально, великая эра рекламы и маркетинга наступит здесь явно еще не скоро.

— Можно обычно заворачивать, а можно делать коробочки, — пояснил Иван Тимофеевич. — Что скажете?

— Смотря для каких целей надо, — дипломатично ответила я, возвращая образцы. — Если для массовой продажи — то я вообще смысла не вижу, я уже попробовала продать коллегам, но они хотят дешево, максимум по три рубля. Сами понимаете, возиться с изготовлением такого мыла долго, плюс этикетки печатать. А теперь представьте, если мыло пойдет массово, то цена вообще до рубля упадет, если не ниже. Кроме того, массовое производство потребует много времени, а я и так мало того, что у вас подрабатываю, так еще в институт поступать готовлюсь. Да и опасно. Кто-нибудь обязательно заложит.

— Нет, нет, Лидия Степановна, — замахал руками сосед. — Мыло мне нужно для небольших сувенирных подарков, высоким гостям. У нас постоянно кто-то бывает в городе с визитом. И всех обязательно везут на экскурсию к нам. Дарить все эти ручки-блокноты-календари — мелковато, согласитесь. А вот такой подарок всем бы понравился. Иностранцев, в основном, возят тоже к нам.

— Тогда это совсем другое дело, — я подняла взгляд на Ивана Тимофеевича. — Но здесь надо смотреть: к примеру, для высоких гостей из сферы торговли нужна упаковка в стиле «дорого-богато», для интеллигенции — нечто изысканно-интеллектульное, для партийных и пропагандистов — в стиле «люблю родные березки и Кудашхскую ГЭС». А для иностранцев вообще по-другому надо…

— Да-да? — заинтересованно подался вперед Иван Тимофеевич.

— Этикетки нужны не под арабский стиль, а «а-ля рюс», и писать, что мыло с морошкой, икрой осетра или маслом кедровых орешков. И мыло, соответственно, такое же делать.

— Да что ж это за мыло, если оно рыбой вонять будет? — поморщился Иван Тимофеевич, — да и дороговато черную икру в мыло добавлять.

— Да там от рыбы только название — пожала я плечами, — психологический ход такой. Икру добавлять никуда не надо, в крайнем случае можно капнуть немного рыбьего жира в основу.

— Но это же обман, — скривился Иван Тимофеевич.

— В косметологии почти все — обман, — ответила я, — вот вы, к примеру, разницу между земляничным мылом и огуречным хоть раз чувствовали? Если исключить отдушку, то разницы вообще нет.

Иван Тимофеевич задумчиво кивнул.

— А на этикетке написать, что-то вроде «…мыло с экстрактом икры каспийского осетра — лучшее средство против преждевременного старения, мгновенно восстанавливает уставшую кожу и улучшает кровообращение... При регулярном использовании наблюдается накопительный омолаживающий эффект…».

— Здорово! — восхитился Иван Тимофеевич.

— Экспромт, — усмехнулась я, — но, если посидеть подумать, можно много всего написать.Про икру я для примера сказала, нужно брать исключительно наши растения, причем такие, что нигде больше не растут. Иностранцы ведь едут сюда за русской экзотикой, значит нужно им эту экзотику дать. Вы вот в кабинете чучело медведя с балалайкой разве не затем поставили?

Мы проговорили с Иваном Тимофеевичем еще долго, пока в кабинет не заглянула его секретарь и выразительно не постучала по своим наручным часикам.

— Лидия Степановна, у нас же сейчас небольшая рабочая планерка будет, — спохватился сосед, благодарно кивнув секретарю. — Заодно познакомлю вас с коллективом. А то вы уже месяц у нас заметки пишете, а никто вас не знает. Да и вам полезно будет познакомиться с коллегами.

Мы прошли по коридору и остановились перед вытертой дерматиновый дверью кабинета под N 14. Иван Тимофеевич пропустил меня вперед, и я оказалась в похожем на гигантские баррикады кабинете. Только вместо мешков с землей здесь громоздились монументальные кипы бумаг, размерами если не с Эверест, то с Эльбрус точно. Бумаги царили повсюду: на высоченных, до потолка, стеллажах, на столах, на полу, на подоконниках, и даже на колченогой стремянке. При этом затхлостью старой бумаги и пылью здесь совсем не воняло, наоборот, пахло приятно хвоей и чем-то искристо-мятным. Несколько молоденьких девушек ловко отыскивали в этом бардаке необходимые документы, проворно вытаскивали нужный листочек из низа общей кучи так, что ничего не падало, или же с техничностью муравьев складировали новые гигантские горы.

Ужас, я бы так с ума сошла. И как они здесь все находят?

Пока я рассматривала этот бумажный термитник, одна из девушек, повинуясь указаниям Ивана Тимофеевича, отдала мне аж полмешка писем. Я, конечно, ожидала, что писем будет много, но увидев сразу полмешка — сильно удивилась. И это еще мягко сказано.

— Женщинам нравится читать вашу колонку, — увидев мое лицо, довольно прокомментировал Иван Тимофеевич, потирая руки.

Я попробовала поднять — вроде как не сильно тяжелые, должна донести нормально.

— Обратная сторона успеха, — хмыкнув, развел руками сосед. — Я довезу вас, не беспокойтесь, Лидия Степановна.

— Я беспокоюсь не о том, что не дотащу, — вздохнула я и заглянула в мешок. — Чтобы им всем ответить, нужно много времени. Очень много. Неделю, как минимум.

— За неделю еще новые письма придут, — улыбнулась девушка, как мне показалось, сочувственно.

— Вы изобретательны, Лидия Степановна, что-нибудь да придумаете, — решил успокоить меня сосед.

— Ну вот смотрите, — я вытащила наобум обклеенный марками мятый конверт, оттуда достала исписанные невнятным бисерным почерком два двойных листа из тетрадки в косую линию, — чтобы прочитать только это произведение, нужно минут двадцать, а, судя по вопросительным знакам, проблем у читательницы накопилось множество.

— Лидия Степановна, в ваших талантах я совершенно не сомневаюсь, — спрыгнул с неоднозначной темы Иван Тимофеевич. — В крайнем случае заготовьте шаблон и только вписывайте имена читателей.

— Но как же можно одинаково по шаблону ответить на вопрос о том, какие средства использовать от облысения и как, к примеру, бороться с излишней волосистостью?

Девушки захихикали. А Иван Тимофеевич так вообще расхохотался.

Пока мы спорили, кабинет постепенно заполнялся людьми. Они с интересом прислушивались, некоторые давали советы, комментарии.

— Мы по комсомольцам-передовикам из колхоза «Путь Ильича» статью в прошлом году писали, помнишь, Миша? — сказала высокая женщина в джинсах и вязанном крючком пончо.

Бородатый мужчина согласно кивнул.

— Тоже со всей страны письма потом были, — продолжила женщина, — так мы попросили комсомольцев из тракторного, они нам все ответы написать и помогли.

— У вас все равно значительно поменьше было, — ответила толстушка в очках низким прокуренным голосом. — Кстати, я — Джамиля Правдина. Это — Смена Стройотрядова, а — Миша у нас пишет под псевдонимом Виктор Степной.

— Это да, — согласилась Смена Стройотрядова, — тогда даже не знаю… здесь не одну организацию привлекать надо. И это ведь еще только начало…

— Ай, да о чем тут вообще разговор? — растягивая слова пренебрежительно вклинился в нашу беседу новый персонаж.

Был он по-своему даже эпатажен: лысина на башке, большие мясистые уши и нос, маленькие юркие глазки. С виду — продавец мороженного или воспитатель детского сада. Но при этом держался подчеркнуто мрачно.

— Все эти мыла-шмыла, лосьоны для лысых, капли для ушей и прочая чепуха — временное явление, — поджал губы мясистоухий. — Простой народ периодически тянется к какой-нибудь ерунде. Но бесконечно бытовые мещанские темы с бабским трепом быстро утомляют. Так что это ненадолго, поверьте моему опыту.

— Может быть и забудут, — ответила я, — но на эти полмешка писем все равно отвечать придется.

— Пройдет три дня, и все забудут, я последнюю заметку так даже не дочитал, на середине бросил, бабская скукота, — припечатал мясистоухий и демонстративно отвернулся к Ивану Тимофеевичу, не давая возможности ответить.

После непродолжительной планерки, где меня представили коллективу, Ивану Тимофеевичу пришлось еще задержаться — должен был прийти какой-то важный пакет. Я же долго ждать не могла, и так весь вечер почти угробила — нужно было хоть немного поготовиться к экзаменам. Сосед пообещал привезти мои полмешка писем сегодня прямо домой. Поэтому я со спокойной совестью убежала.

Выскочив на улицу, я уже хотела перейти через дорогу на другую сторону, машин в это время было еще не столь много, как сзади мне на плечо опустилась рука.

От неожиданности я чуть не заорала.

— Сколько вас можно ждать, Горшкова. Пройдемте, — сказал неизвестный мужчина и втолкнул меня в раскрытую дверь автомобиля.