Кормилица по контракту

19

Кира сидела в детской в кресле и вязала на спицах ярко-оранжевый детский свитерок. На груди свитера отчетливо обозначился рисунок: коричневый заяц, держащий в лапах красную морковку.

— Вот и вы, — обрадовалась Кира, увидев в дверях Валю с Антошкой на руках. — Гляди, как выходит. Здорово, правда? — Она продемонстрировала ей вязание.

— Здорово, — проговорила Валя, стараясь унять предательское сердцебиение и одышку.

Руки ее тряслись, и она, опасаясь, что может уронить малыша, сунула его в кроватку. Антошка, не привыкший к столь непочтительному обращению, тут же горестно завопил.

— Зачем ты его туда положила? — недовольно проворчала Кира, откладывая спицы. — Знаешь ведь, ему нравится быть на руках.

— Мне нужно переодеться для кормления, — отрывисто объяснила Валя.

— Дала бы его мне. — Кира уже семенила к кроватке, на ходу приговаривая нежным, воркующим голосом: — Ну что, моя рыбка? Что, птичка? Бросили тебя, бедного, бросила нехорошая тетя Валя! Сейчас, погоди, я тебя возьму.

Валя, радуясь, что Кира отвлеклась и не смотрит на нее, юркнула в занавешенную нишу, где находилась гардеробная, и принялась стягивать с себя нарядные шмотки.

Она не знала, как ей быть. Выполнить просьбу Вадима, спуститься к нему? Стать его любовницей, не рассчитывая на что-то слишком серьезное — так, как это делала Верка? Она ведь сама мечтала об этом, мечтала тайком от себя, для этого и наряжалась, и красилась.

Хорошо. А что потом?

— …Валь! — крикнула из комнаты Кира. — Ты там уснула, что ли? Мы хотим кушать!

— Да, да, сейчас. Иду. — Валя скинула блузку, набросила на голое тело шелковый халатик и вышла из-за занавески. — Иди сюда, мой сладкий! — Она протянула к Антошке руки.

Тот расплылся в счастливой улыбке, что-то залопотал, завертел головкой.

— Смотри-ка, — удивилась Кира, — узнает.

— Еще бы ему не узнавать того, кто его поит молочком по пять раз на дню, — засмеялась Валя, прижимая к себе малыша.

От Антошки вкусно пахло сладким, молочным духом, тельце его было теплым и мягким. Держа его у груди, Валя немного успокоилась, расслабилась.

Какая разница, что будет потом? У нее есть Антошка, и это главное. Вот его она любит по-настоящему, нисколько не сомневаясь в своей любви и ничего не опасаясь. И малыш платит ей взаимностью. А Вадим… он же, всего-навсего, мужчина. Так почему ей, женщине, не попробовать то, чем надлежит заниматься с мужчинами?

Кира сидела рядом на диване, наблюдая за тем, как ребенок жадно опустошает грудь.

— Хорошо погуляли? — ее вопрос прозвучал искренне, безо всякого подвоха.

— Как обычно, — коротко ответила Валя.

— Обычно ты не выглядишь такой взволнованной. У тебя лицо горит.

— На улице ветер.

— От летнего ветерка не бывает румянца, — резонно возразила Кира. — Вы не поссорились?

— Нет. Вовсе нет. — Валя потихоньку высвободила из-под ребенка затекшую руку и пошевелила пальцами. — Мы… просто разговаривали.

— Просто разговаривали. — Кира взглянула на нее с укоризной. — Дорогая, я, безусловно, человек строгих правил, но не такой уж синий чулок, как тебе кажется. Кого ты хочешь обмануть? Саму себя? Я же вижу, вот уже месяц, как смотрит на тебя Вадик, какая ты приходишь после ваших «прогулок при луне». Очевидно, сегодня он оставил разговоры и перешел к решительным действиям. Я угадала? — она добродушно улыбнулась.

От ее улыбки у Вали потеплело на сердце. Как все-таки хорошо, что есть Кира, которая все видит, все понимает и никогда не осуждает ее, как остальные.

— Кирочка, — прошептала она срывающимся голосом, — Кира, я… не знаю, что делать. Меня… тянет к нему, ужасно тянет. И он… он велел прийти сегодня… когда Антошка уснет.

— Так в чем же дело? — Кира удивленно подняла выщипанные в ниточку брови. — Иди.

— Но ведь это… это нехорошо. Ты первая будешь думать обо мне невесть что.

— Я? Почему? Ты имеешь в виду Лику?

Валя молча кивнула и потупила взгляд.

— Милая, это ребячество с твоей стороны. Во-первых, какое я имею право контролировать Вадима? Он взрослый, самостоятельный мужчина, мы все тут живем на его средства. А во-вторых… почему ты так уверена, что Лика была бы рада, если бы после ее смерти муж сделался монахом и дал обет безбрачия?

— Так мне… — нерешительно начала Валя, слегка ободренная ее словами.

— Идти и не раздумывать, — перебила Кира твердым, убежденным тоном. — Все равно, рано или поздно это произойдет, от судьбы не убежишь.

— Ты считаешь это судьбой? — Валя смотрела на подругу широко распахнутыми глазами.

Подбородок Киры напрягся, уголки ее губ едва заметно дернулись книзу. Она отвела взгляд от Вали к окну.

— Да. Считаю.

Вале показалось, что голос ее звучит неестественно звонко, будто Кира изо всех сил старается сдержать близкие слезы. Видимо, она опять думала о Лике, снова, в сотый раз переживала ее смерть, снова испытывала невыносимую боль оттого, что подруги больше нет, а жизнь продолжает идти своим чередом.

— Прости, — виновато и мягко произнесла Валя и погладила Кирино плечо.

— Перестань. — Кира усилием воли сбросила с себя уныние и вымученно улыбнулась. — Давай мне ребенка, я его уложу. А сама займись приготовлением к вечеру.

— Спасибо. — Валя чмокнула Киру в щеку. — Ты прелесть. Ты правда не осуждаешь меня?

— Правда. — Кира забрала у нее спящего, сытого Антошку и понесла в кроватку.

— Пойду, приму ванну, — проговорила Валя, поднимаясь с кресла.

На душе ее стало совсем легко и хорошо, от волнения и страха не осталось и следа. Она приготовила себе душистую, горячую ванну, в свое удовольствие понежилась в густой пене, а после натерла тело ароматным бальзамом и внимательно оглядела себя в большом, в человеческий рост, зеркале. Губы ее сами собой сложились в счастливую улыбку. Как она хороша! Беременность и роды нисколько не испортили ее фигуру, наоборот, она стала еще более женственной и соблазнительной. Грудь, налитая молоком, выглядела царственной и великолепной, щеки горели здоровым румянцем, глаза снова сияли. Будто и не было за плечами многих месяцев тоски, печали и разочарования, одна лишь радость, один упоительный восторг молодости, силы и красоты.

«Вадиму должно понравиться», — подумала Валя и, накинув махровый халат, покинула ванну.

Антошка тихо сопел в кроватке, в комнате было пусто. Кира куда-то ушла. Валя поглядела на часы: три пятнадцать. До вечера еще далеко. Она переоделась в кокетливый атласный пеньюар и, решив скоротать время за каким-нибудь полезным занятием, взяла позабытый Кирой на столе свитерок и принялась деловито орудовать спицами.

Вязание неожиданно увлекло ее. Валя не заметила, как проскочило почти два часа. Малыш проснулся, но не заплакал по обыкновению, а весело и громко заагукал. Она забрала его из кроватки, переодела, положила на стол, рядом поставила игрушки. Антошка тянулся к ним, уверенно хватал ручонками, пытался перевернуться со спины на живот.

— Давай, давай, тренируйся, — подбадривала его Валя.

Дверь открылась, вошла горничная Нюта.

— Привет. Кира Сергеевна велела передать, что она уехала по делам, но к вечеру вернется. Чтобы ты не волновалась.

— Я и не волнуюсь. — Валя пожала плечами и пододвинула Антошке резинового мишку.

Как это мило со стороны Киры так заботиться о ней. Только бы все хорошо вышло, а то вдруг Вадим уже передумал и вовсе не ждет Валю у себя на ночь глядя?

Нюта немного побыла в детской, повозилась с ребенком, рассказала Вале пару свежих анекдотов и сплетен, гуляющих по городку, и засобиралась:

— Ладно, пойду. Мне еще холл убирать.

Девушки распрощались. Валя открыла Антошке баночку фруктового пюре, покормила его и оставила немного полежать в недавно купленном манежике. Ей казалось, что время остановилось и стрелки на часах еле ползут. В конце концов, она не выдержала, набрала по телефону «100» и выслушала гнусавый, электронный женский голос, сообщивший ей, что сейчас «девятнадцать часов, двадцать три минуты и семь секунд».

Валя нетерпеливо и нервно вздохнула и зябко поежилась. В коридоре послышались мягкие шаги, и в детскую вошла Кира. Лицо ее было веселым и довольным.

— Заждалась?

— Да нет. Мне Нюта передала, что ты немного задержишься. Куда-то ездила?

— В Москву. Нужно было уладить кое-какие дела.

— Успешно?

— Более чем. — Кира с загадочным видом приблизилась к манежу. — Между прочим, Вадим уже ждет тебя.

— Да ведь рано еще! — удивилась Валя.

— В самый раз.

— А как же последнее кормление?

— Я могу дать малышу кашу. Пора ему привыкать, не вечно же он будет одним молоком питаться.

— Пожалуй, ты права, — согласилась Валя. — Тогда… я пошла?

— Ни пуха ни пера, — бодро пожелала Кира.

Валя, стараясь не перейти на бег, чинно вышла из детской и спустилась вниз. Дверь кабинета Вадима действительно была приоткрыта. Валя тихонько постучала и осторожно заглянула внутрь.

Кабинет одновременно служил Вадиму и спальней. Вынужденный часто работать до глубокой ночи, он оборудовал его так, чтобы в любое свободное мгновение здесь можно было прилечь и отдохнуть, выпить чаю, перекусить и даже принять душ. Комната делилась на две зоны. Первая, деловая, была оснащена всем набором офисной мебели, мощным компьютером, сейфом, телефоном и факсом. Во второй находился удобный раскладной диван, шкаф-купе, столик для завтраков и душевая кабина.

Сейчас Вадим был в зоне отдыха, сидел на диване, небрежно закинув ногу на ногу, и читал какой-то журнал. Услышав, как скрипнула дверь, он поднял голову. Лицо его осветилось улыбкой.

— Уже пришла?

— Я, наверное, поспешила? — осторожно спросила Валя, входя в кабинет.

— Нет, что ты. Я тебя очень ждал. Проходи, чувствуй себя как дома. — Вадим отложил журнал, встал и потянулся, заложив руки за голову. — Уф! Устал, как черт.

— Ты работал все это время? — Валя подошла совсем близко, положила ладони ему на плечи и принялась легонько массировать их.

— Работал. — Вадим зажмурился от удовольствия. — Из региона пришел запрос в фирму, нужно было связаться с их дилерами, обговорить все нюансы будущего партнерства. Маета, конечно, но зато в скором будущем нам светит весьма выгодный контракт. Вот тут особенно болит. — Он осторожно передвинул Валину руку.

— Сейчас станет легче, — пообещала она ласково, — ты только стой спокойно, не дергайся.

— Легко сказать, стой спокойно, — засмеялся Вадим, — почему-то в твоем присутствии мне спокойно не стоится.

— А что же тебе делается? — хитро поинтересовалась Валя, продолжая поглаживать затекшие мышцы Вадима плавными, нежными движениями.

— Да вот что! — Он неожиданно резко развернулся, схватил Валю, прижал вплотную к себе и принялся целовать.

Она больше не сопротивлялась, наоборот, сама отвечала на его поцелуи. Их объятия становились все более жаркими, дыхание сбилось, сделалось частым и прерывистым.

— Ты дверь заперла? — коротко спросил Вадим, на мгновение выпуская Валю из рук.

— Да. Кажется.

— Тогда… раздевайся.

Она слегка прищурилась, наклонила голову набок. Он весело расхохотался.

— Прости. Знаю, что звучит довольно цинично. Но я… так давно хочу тебя, что, ей-богу, просто потерял последнее терпение.

— Только это тебя и оправдывает, — с усмешкой заметила Валя. — Конечно, до романтики далеко, ну да уж так и быть. — Она медленно, глядя ему в глаза, расстегнула одну за другой три перламутровых пуговички на пеньюаре, развязала поясок, змейкой скользнувший к ногам.

— Дай. Я сам. — Вадим, не дождавшись, пока Валя скинет пеньюар, быстро и ловко сорвал его с нее. Затем подхватил Валю на руки и отнес на диван.

В этот раз она не потеряла голову от страсти. Ее разум оставался трезвым, он контролировал эмоции, не позволяя зайти слишком далеко. Валя наслаждалась каждой секундой близости, словно бы пила по глоточку восхитительный, пьянящий напиток, но так медленно, что действие его рассеивалось во времени, не становясь чересчур сильным.

Сам Вадим тоже вел себя иначе, чем Тенгиз. Валя отчетливо видела, что он обуреваем желанием, но его страсть была более разумна, более подчинена тому же контролю рассудка, что и у нее самой. К тому же Вадим не терял присущей ему иронии за исключением нескольких, самых горячих и сладких мгновений, когда оба позабыли обо всем на свете, испытывая одинаковое наслаждение.

Раньше Вале казалось, что физическая любовь должна быть безумной, всепоглощающей, как пожар. Но теперь она убеждалась, что бывает и другая страсть. Та, которая владеет ею сейчас в крепких, надежных объятиях Вадима. Когда нет горячечного бреда, жаркого, бессознательного лепета, полета в никуда, в космическую пропасть — но есть ровное, согревающее тело и душу тепло, безграничное доверие друг к другу, дружеская, щемящая нежность…

…В кабинет закрались поздние летние сумерки. Предметы стали трудно различимы и угадывались лишь по сероватым контурам.

— Валя, — тихо позвал Вадим, наклоняясь к ее лицу.

— Что? — она ласково улыбнулась ему.

— Послушай. Я хочу, чтобы ты знала. Ты замечательная девушка, какую редко встретишь. И… я никогда не обижу тебя. Никогда, понимаешь? Веришь мне?

— Конечно, — Валя погладила его руку, — конечно, милый. Но мне… мне ничего не нужно от тебя. Только ты сам, только быть с тобой вместе.

— Знаю, — серьезно и даже строго проговорил Вадим. — Иначе я не позвал бы тебя сюда. Ты должна понять: после Лики я… никогда уже не буду тем, кем был прежде. Это не зависит от меня.

— Понимаю. Я и не думаю соперничать с Ликой.

— Глупышка! — Он нежно прижал ее к себе. — Дело тут не в соперничестве. Ее нет, а ты живая. Ты мне нравишься, возбуждаешь во мне желание. Просто… все дело в том, что… необходимо время. Много времени. Пока раны зарастут. У тебя ведь тоже есть рана, и она тоже болит. Я прав?

— Прав.

— Ну вот. Будем лечить друг друга, иначе нам обоим крышка. — Вадим улыбнулся и провел ладонью по Валиным волосам.

— Интересно, как там Антошка? — проговорила она,

— Спит, наверное. Что ему сделается?

— А вдруг не спит? Вдруг плачет?

Он усмехнулся:

— Ты говоришь, как настоящая мать.

— Я не мать, и ты отлично это знаешь, — Валя привстала на диване, — но я… привязалась к нему. Его чувства стали моими чувствами. Если ему больно, я тоже испытываю боль. Если он чего-то боится, я умираю от страха. Может быть, какие-то флюиды передаются с молоком.

Она не замечала, что говорит каким-то иным, не свойственным ей языком — раньше, еще полгода назад, словечки вроде «флюидов» ей бы и в голову не пришли. Очевидно, сказывалась тесное общение с Кирой — та блестяще владела речью, изъяснялась ярко, образно и в то же время доступно, без вычурности и длиннот.

Вадим задумчиво кивнул:

— Так оно и есть. По сути, ты являешься для Антошки самым близким человеком. Я… очень благодарен тебе за него. Серьезно.

Валя, смеясь, обняла Вадима за плечи.

— Не стоит благодарить. Неизвестно, кто кому больше нужен — я ему или он мне. И… все-таки я сбегаю, гляну, как он там. Не обижайся, ладно?

— Ладно. — Вадим усмехнулся и полез в тумбочку за сигаретами.