Кормилица по контракту

28

Они с Антошкой проспали все ночь и наутро оба встали с волчьим аппетитом. Малыш в два счета уничтожил приготовленную ему кашу, на десерт пососал грудь и с прежней своей энергией взялся за шалости: швырялся игрушками, со смехом уползал от Вали под стол, хватал с тумбочки присыпку и крем и пытался отправить их в рот. Словом, выглядел Антошка вполне здоровым и бодрым, полностью подтверждая правильность теории о пользе грудного молока. Глядя на него, Валя сама с удовольствием позавтракала. Отдала малыша Наталье, тщательно проветрила комнату, навела порядок в детской парфюмерии.

Вадим с раннего утра отсутствовал — его срочно вызвали на фирму. Вернулся он после обеда и сразу кинулся к Антошке. Долго сидел в комнате, играл с ним, помог Вале передвинуть кроватку, чтобы на нее падало больше света.

Через пару дней малыш совсем окреп, уверенно передвигался по детской, кушал каши, овощное пюре и протертое мясо из баночек. Молока у Вали стало совсем мало, и выздоровевший Антошка потерял к ее груди всякий интерес. Она почувствовала, что нужно собираться и уезжать.

Они с Вадимом так и не коснулись щекотливой темы их прежних отношений, находясь рядом, все больше молчали или обсуждали здоровье малыша. Валя понимала, что Вадим первым ничего не скажет, но никак не могла решиться и задать ему мучивший ее вопрос.

Кира все не возвращалась — видно, матери было совсем плохо, и надежды, что они увидятся, у Вали почти не осталось.

Между тем наступал Новый год. Было уже двадцать девятое декабря, и в коттедж привезли огромную, смолистую елку. Установили в гостиной, в широкой крестовине. Наталья позвала Валю наряжать. Девушки сообща вешали на мохнатые, колючие лапы блестящие атласные шары всех расцветок, распределяли лампочные гирлянды, раскидывали серебристые ниточки дождя.

— Ты где будешь встречать? — спросила Наталья Валю. — У нас?

Та помотала головой.

— Нет. Поеду к себе.

Ее все больше беспокоил Тенгиз. Надо все-таки разобраться с ним по-человечески, нельзя бросать его в таком состоянии.

— Поеду, — повторила Валя тверже.

— Поезжай, — согласилась Наталья.

На дворе уже стояла темень. Началась метель.

«Завтра, — решила Валя, — завтра с утра. Напоследок прогуляюсь с Антошкой».

Дверь распахнулась. В гостиную вошел Вадим.

— Трудитесь? — он придирчиво оглядел почти до конца наряженную елку. — Вон тот шар косо висит. И левая сторона пустовата, нужно добавить немного мишуры.

— Будет исполнено, Вадим Степаныч. — Наталья шутливо взяла «под козырек».

Дождика, однако, больше не оказалось — Валя все развесила.

— Не беда. — Наталья махнула рукой. — Я сбегаю, куплю. Центральный универмаг до десяти работает, а сейчас только восемь.

— И шпиль захвати, — попросила Валя. — А то этот маловат для такой махины.

— Захвачу. — Наталья пошла одеваться.

Вадим и Валя стояли друг напротив друга под елкой.

— Антошка с кем? — спросил Вадим.

— Спит.

— Завтра вечером хочу его пофотографировать. Поможешь с одеждой?

Она поглядела ему в глаза.

— Завтра вечером меня здесь не будет.

— Ты уезжаешь? — Он смотрел на нее спокойно, доброжелательно, словно она была врачом, которого пригласили в дом исцелить больного, и теперь отпускали с благодарностью и некоторым облегчением оттого, что тревожные дни позади.

— Да. Уезжаю.

— Что ж, — Вадим кивнул, — счастливо. Сколько я тебе должен за хлопоты?

— Нисколько.

— Опять поза? — Он усмехнулся, — В тот раз ты исчезла, не взяв денег. В этот хочешь поступить так же. Совсем не нуждаешься?

— Нет.

— Ладно. Не буду уговаривать. Спасибо за Антошку. Ты поступила, как настоящая женщина.

— Вадим — Валя слегка отодвинулась от елки вбок.

— Что?

— Можно задать тебе один вопрос?

Он пожал плечами.

— Задавай.

Она слегка помялась. Потом, запинаясь, проговорила:

— Скажи, Кира… она… ничего не говорила тебе обо мне? Ничего такого…

Вадим снова усмехнулся, но уже не добродушно, а зло и язвительно.

— Все-таки пришло к этому. Я давно ждал, а ты молчала, молчала.

— Чего ждал? — не поняла Валя.

— Хочешь все свалить на Киру? — Губы Вадима брезгливо поджались, лицо передернулось гримасой отвращения.

— Да что — все? — Валя чувствовала себя так, будто уперлась лбом в бетонную стену. Никакого ходу дальше нет, нужно остаться на месте или повернуть назад. Она решила повернуть. — Хорошо, я жалею, что начала этот разговор. Если он так тебя злит…

— Злит? Это мягко сказано, солнце мое. Признаться, я и не думал, что ты такая превосходная актриса.

— Актриса? Я? Ты… ты сошел с ума.

— Нет, напротив, я в трезвом уме. И если уж на то пошло… — Он быстро зашагал к порогу, на ходу кивнув Вале: — Следуй за мной.

Она сбросила навалившееся оцепенение, отчего-то кинула взгляд на разряженную, сверкающую елку и заспешила за ним.

Вадим привел ее в свой кабинет, усадил в кресло, сам отошел к окну. Нервным движением достал пачку сигарет, щелкнул зажигалкой.

— Значит, тебе никогда не были нужны мои деньги, так?

— Так. — Валя уставилась на него во все глаза, шокированная оборотом, который принял их разговор.

— А что же тебе было от меня нужно? Тепло, ласка? Дружеское участие? — Вадим едва сдерживал себя, взгляд его метал молнии, лицо потемнело от гнева.

— Перестань, — умоляюще проговорила Валя, — как ты можешь так? Ты же видел, ты знаешь… — Она не смогла договорить, горло перехватил спазм, глазам стало горячо.

— Да, я видел. Думал, что вижу. Вижу, как ты неравнодушна ко мне, как ты таешь в моих объятиях, смотришь мне в душу своими наивными глазами. Думал!

— Почему думал? — шепотом спросила Валя. — Это так и есть. Вернее… так и было.

— Черта с два! Так не было. Было совсем не так. Совсем!

— Но как? Я, честное слово, не понимаю, о чем ты говоришь.

— О’кей. Я помогу тебе. — Вадим стремительно пересек комнату, резко выдвинул ящик письменного стола, достал оттуда плотный конверт и протянул Вале. — На, любуйся.

— Что это? — Она робко взяла конверт, не решаясь заглянуть внутрь.

— Смотри, не стесняйся. — Вадим демонстративно отошел в сторону.

Валя сунула руку вовнутрь, и ее пальцы нащупали тонкую стопку фотографий. Она наугад вытащила одну, поднесла к глазам, и тут же кровь бросилась ей в лицо. На снимке была изображена она, в томной позе развалившаяся на диване, крепко зажмурившись. Рядом лежал Тенгиз, его руки плотно охватывали ее бедра. Из одежды на обоих не было ровным счетом ничего.

Валя вскрикнула и выронила карточку.

— Ты дальше погляди, — ледяным тоном посоветовал Вадим.

— Нет, не надо, я не хочу!! — Валя в ужасе замотала головой.

— Отчего же? — он зло усмехнулся. Затем тяжелыми шагами прошел по кабинету. Взял конверт из ее безвольно опущенных рук, достал несколько фотографий, сунул ей под самый нос. — Хороша, правда? Вполне подойдет для порносайта.

Валя из-под полуопущенных ресниц в оцепенении смотрела на снимки. Снова и снова она, лицо запрокинуто в неистовой страсти, руки прижимают к себе Тенгиза, его плечи укутаны ее волосами. А главное — главное, она узнала диван, на котором происходит вся эта мерзость. Это ее диван, тот, что стоит в детской комнате, где спит Антошка! Боже правый, как такое возможно?!

— Ну что, удовлетворена? — Вадим отобрал у нее фотографии, сложил аккуратной стопкой, спрятал обратно в конверт и сунул в стол. — Если честно, на меня они произвели не меньшее впечатление, чем сейчас на тебя. Вот, значит, чем ты занималась в то время, как я отсутствовал. Хорошенькое хобби!

— Но… это… это неправда! Этого не было! Никогда! Поверь мне!! Ты должен поверить! — Валю трясло как в лихорадке, даже зубы стучали.

— А твой друг утверждал обратное.

— Какой друг? Тенгиз?

Ее вдруг пронзила догадка. Тенгиз. Кира. Значит… они вдвоем? Такое можно сделать лишь вдвоем. Но как? Как?!

— Он самый. Клялся мне, что у вас страстная любовь, что вы жить друг без друга не можете.

— Когда клялся? Вы… вы разве виделись?

— Еще бы. Он проходу мне не давал с тех пор, как я приехал из Екатеринбурга, названивал с утра до ночи. Рассказывал, как ты мечтаешь вылечить больную сестренку и оттого торгуешь собой, в расчете получить с меня как можно больше денег, помимо гонорара за кормление. Просил вернуть тебя ему как можно скорее. Я решил, что не буду вредничать, и стоять на пути у такого большого и светлого чувства.

— Это… он дал тебе фотографии?

— Ну не Кира же! — Вадим усмехнулся.

— Да, конечно. Не Кира. — Валя почувствовала, как дрожь отпускает ее. На смену ей пришло холодное безразличие.

Все кончено. Она ничего не сумеет доказать. Никогда. Вон там, в столе, конверт с ее фотографиями. Но как же, черт возьми, они это сделали? И — зачем?!!

Вадим больше ничего не говорил, молча смотрел на нее, мрачно сдвинув брови. Валя медленно поднялась с кресла и двинулась к двери.

— Куда ты? — равнодушно поинтересовался он.

— Я ухожу. Прощай.

— Всего хорошего. Желаю счастья с твоим возлюбленным.

Валя вышла из кабинета. У нее было ощущение, что ее со всего маху, совершенно неожиданно, огрели по голове кувалдой. Потрясенная и потерянная, она поднялась в детскую, со слезами на глазах поцеловала Антошку. Затем надела куртку, взяла сумочку и спустилась обратно в холл.

На первом этаже витал крепкий запах хвои, напоминая о том, что совсем близко самый главный в году праздник.

«Сейчас вернется Наталья, — испуганно подумала Валя, — увидит меня такую, спросит, в чем дело. Что я стану ей говорить?»

Она воровато оглянулась и быстро зашагала к выходу. С силой толкнула дверь и едва не сшибла с ног запорошенную снегом Киру. Та невольно отпрянула назад.

— Ты? Что ты здесь делаешь?

— Антошка был болен. Вадим вызвал меня покормить его молоком.

— Тебя? Вадим?

— Да.

Кира кивнула. Потом окинула Валю пристальным, испытующим взглядом.

— Он… что-нибудь говорил тебе?

— Да.

— Показывал?

Валя подняла на Киру полные слез глаза, надеясь увидеть на ее лице следы смятения. Но оно было совершенно спокойным. Мало того, тонкие губы Киры слегка подрагивали в торжествующей улыбке.

— Кира, — прошептала Валя едва слышно, — пожалуйста, скажи мне — за что? За что?!

— Скажу, детка, не волнуйся. — В Кирином голосе так же звучало торжество. На ее всегда бледных щеках зажглись два неровных, ярко-алых пятна. — Только не здесь, не на этом крыльце. — Она крепко взяла Валю под локоть и потащила за собой, в темноту и метель.

Валя не сопротивлялась. Ей было настолько безразлично, что с ней будет дальше, что в душе не осталось ни страха, ни тревоги — лишь горькое недоумение, желание понять, постигнуть суть и причину чудовищной несправедливости, в одночасье разрушившей ее жизнь.

Кира провела Валю через занесенный снегом двор и, открыв ворота, вывела на улицу.

— Нам туда, — она махнула рукой в сторону сверкающего разноцветными огнями вечернего бара, — посидим в тепле, выпьем по коктейлю. Я расскажу тебе одну занимательную историю, больше похожую на сказку. Только в сказках, как правило, хороший конец, а здесь… Здесь он самый, что ни на есть, отвратительный. Идем! — Кира отважно шагнула в сугроб и сразу уменьшилась в росте на треть.

Валя покорно следовала за ней, как ведомая на заклание жертва.

Из заведения доносилась веселая музыка. У тротуара стояла вереница дорогих машин. Под козырьком двери курила стройная белокурая девица в небрежно наброшенном на плечи норковом полушубке. Рядом хрипло спорили двое поддатых мужиков.

— А ну, граждане, разойдитесь, дайте дорогу! — громко потребовала Кира, вклиниваясь между мужчинами.

Те окинули ее и Валю удивленными взглядами, смолкли, как по команде, и отодвинулись в сторону.

— Добро пожаловать. — Кира широким жестом распахнула дверь.

Валя вошла внутрь кабачка. В нос ударил едкий сигаретный дым. С непривычки она закашлялась, натужно и мучительно.

Кира пару раз хлопнула ее по спине.

— Ничего, сейчас станет легче. Надеюсь, вон тот столик тебе понравится.

Она снова вцепилась в Валину руку и поволокла ее по проходу. Они очутились возле запотевшего, довольно грязного окна. Кира сняла пальто, повесила его на спинку стула и села, удобно облокотившись на скатерть. Валя продолжала стоять, все еще не в силах поверить окончательно, что перед ней не друг, а враг, от всей души желающий ей зла.

— Ну что ты торчишь, как заноза, — грубо проговорила Кира. — Конечно, тебе такая забегаловка не по нутру. Ты у нас привыкла к роскоши, сразу два мужика на тебя готовы были тратиться, не мелочась. Ничего не поделаешь, придется потерпеть. — Она подняла вверх руку и нетерпеливо щелкнула пальцами: — Официант!

У столика возник прыщеватый парень с сальным чубом.

— Да, мадам. Чего изволите?

— Мне «Кровавую Мери». А девушке… — Кира в задумчивости покосилась на Валю, — девушке «отвертку».

— Момент. — Парень исчез, будто растворился.

Валя наконец присела на краешек стула, не сводя с Киры глаз. Та улыбнулась, сладко и одновременно язвительно.

— Так о чем мы с тобой болтали? А, да, вспомнила. Я обещала тебе сказку. Ну вот, дорогая, слушай.

Жили-были две подружки, одну звали Красавицей, а другую… другую Жабой. Да, да, радость моя, не удивляйся, так почти всегда и бывает — одна подруга — красавица, а другая — форменная жаба. За Красавицей бегали добры молодцы, а за Жабой, разумеется, никто не бегал. Ей, конечно, было очень больно и обидно, но она не подавала вида, потому что была умная. Жаба хорошо училась и часто помогала Красавице, которая не могла похвастать столь блестящими способностями, как ее товарка. Да и сама посуди — когда ей было заниматься, бедной Красавице, когда ее каждую минуту приглашали на свидания? Она так уставала, так уставала, несчастная, что к вечеру просто валилась с ног. Непросто выбирать, когда в тебя влюблены сразу десять мальчишек, пардон, добрых молодцев, ох, как непросто!

Шло время, подруги росли, постепенно становясь взрослыми. Жаба жила себе поживала, в ус не дула, все у нее было путем — и институтский диплом не за горами, и на сердце тишь да гладь, да божья благодать. А Красавица с каждым днем все больше страдала от своей красоты. Никак не могла остановиться на ком-нибудь из своих ухажеров, страшно нервничала, переживала. Даже, представь, похудела на пять кило, хотя благодаря этому стала еще красивей.

Жаба по-прежнему жалела подругу, утешала, как могла. И абсолютно не надеялась, что кто-нибудь когда-нибудь сможет полюбить ее саму.

И вот, в один прекрасный день, случилось чудо. Жабе встретился Принц. Он был настолько красив, что Жаба даже зажмурилась, чтобы не ослепнуть. Он спросил ее: «Ты кто?»

И Жаба ответила честно и откровенно: «Я — Жаба».

Но Принц не поверил ей. Он весело засмеялся и сказал: «Ты вовсе не Жаба. Ты симпатичная девушка, и я хочу пригласить тебя поужинать».

Жаба, конечно, согласилась. Она летела домой как на крыльях, представляя себе грядущий вечер. Ведь это было ее первое в жизни свидание, и с кем — с прекрасным, ослепительным Принцем! О, Жаба была счастлива, так счастлива, что не передать словами.

Она прибежала домой и застала там Красавицу. Та сидела в слезах. Она только что рассталась с очередным добрым молодцем, и у нее была депрессия. Добрая Жаба принялась привычно утешать подругу — гладила ее по голове, говорила, какая она красавица, обещала, что очень скоро ей повезет и найдется достойный ее добрый молодец.

А тем временем часы все тикали и тикали, и до вечера оставалось совсем мало времени. Жаба поняла, что еще немного — и она опоздает на свидание с Принцем. «Прости меня, — сказала она Красавице, — мне нужно уходить».

«Куда уходить?» — закричала зареванная Красавица и крепко схватила Жабу за руку.

«Меня ждет Принц», — застенчиво призналась Жаба. Ей было ужасно стыдно, что она такая счастливая, а рядом сидит несчастная Красавица с распухшим носом и красными глазами.

«Возьми меня с собой! — взмолилась Красавица. — Я не могу оставаться здесь одна. Я просто умру».

И что, ты думаешь, сделала эта дурочка Жаба? Послала подружку к чертовой бабушке, надела туфельки и убежала к Принцу? Как бы не так! Она кивнула и, скрепя сердце, проговорила: «Хорошо, идем».

И они пошли к Принцу на свидание вдвоем.

Не знаю, стоит ли рассказывать тебе конец — ты, наверное, и сама обо всем догадалась. Жаба оказалась полной идиоткой, потому что Принц, как только увидел Красавицу, так сразу же влюбился в нее и позабыл, что хотел ухаживать за Жабой. Из ресторана они ушли вдвоем — Принц и счастливая Красавица. А Жаба осталась одна. С тех пор она стала очень и очень злая и начисто перестала верить в дружбу. — Кира замолчала, глядя на Валю темными, как омуты, глазами.

Молчала и Валя, не зная, что сказать и нужно ли вообще что-нибудь говорить в ответ на эту страшную исповедь.

Прыщавый официант принес поднос с коктейлями. Кира придвинула к себе «Кровавую Мери».

— Надеюсь, ты все поняла? Или тебе объяснить поподробней? Красавица — это, конечно, Лика, Жаба — твоя покорная слуга. Ну, а прекрасный Принц — увы, Вадим.

— Но ты же… ты говорила, что вы с Ликой познакомились с ним одновременно, что он полюбил ее с первого взгляда. Ее, а не тебя.

— Я врала. — Кира невозмутимо усмехнулась и помешала соломинкой в бокале. — Специально врала тебе, сейчас поймешь, почему. Я встретила Вадима случайно — мы вместе стояли в очереди в ОВИР. Я должна была ехать с учениками в Чехию и оформляла загранпаспорт, он перерегистрировал старый, у которого закончился срок. Народу была тьма, записывались с ночи. Мой номер оказался как раз следом за ним.

От нечего делать мы разговорились. Вадим тогда еще только начинал свой бизнес, он увлеченно рассказывал мне о том, какие трудности приходится преодолевать, чтобы развить самостоятельное дело. Разумеется, я внимательно слушала — не столько потому, что мне было интересно, сколько из-за впечатления, которое Вадим с первого взгляда произвел на меня. Он сразил меня наповал. Всем — внешностью, манерами, умом, чувством юмора. Я и думать не могла о том, чтобы рассчитывать хоть на малую толику его внимания, просто сидела рядом и наслаждалась возможностью видеть его, слушать, кивать в ответ.

А он, когда подошла его очередь, вдруг пропустил меня вперед. Я сдала анкету и необходимые документы, вышла из кабинета, принялась благодарить его. И тогда Вадим… нет, это было невиданное чудо… он сказал… сказал: «Не стоит благодарностей. Лучше поужинаем вместе. Завтра, в шесть, в «Праге» — ведь ты же едешь в Чехию».

Я что-то пролепетала в ответ, я была вне себя от восторга. Мужчины почти не обращали на меня внимания, а такие мужчины… Это из ряда вон выходящее событие просто-напросто лишило меня рассудка. Я помчалась домой, сияя от счастья.

Весь вечер и половину следующего дня я никак не могла поверить в то, что произошло. Мне казалось, я сплю и вижу сон. Я больно щипала себя, чтобы проснуться. Но ровно в четыре часа зазвонил телефон. Это был Вадим.

«Ты знаешь мой номер?» — заикаясь, спросила я.

Он засмеялся.

«Знаю. Он был написан на твоей анкете. Я выучил его наизусть, пока сидел в очереди. Как насчет «Праги»?»

«Да, — сказала я, — да, да, да».

«Отлично. Я буду ждать». — Он повесил трубку.

Я, как сумасшедшая, кинулась в ванную. Приняла душ, вымыла голову, высушила и уложила волосы. Надела свой самый лучший костюм.

И тут раздался звонок в дверь. На пороге стояла Лика. Глаза опухшие, на лице маска скорби. Я сразу догадалась, в чем причина ее печали — очередной роман закончился неудачей. У нее раз в месяц был роман, и каждый кончался чем-нибудь плохим — то она разочаровывалась в кавалере, то он начинал ее дико ревновать и закатывать скандалы, то еще что-нибудь в том же духе.

Сейчас Лика стояла передо мной, комкая в руках мокрый от слез платочек.

«Кирка, я умираю».

«Что такое? Эдик?»

«Он оказался подлецом. У него, представь, есть жена и двое детей. А мне он врал, что свободен, как птица».

«Наплюй на него, — сказала я. — Завтра ты уже встретишь другого».

«Я не доживу до завтра». — Лика прошла мимо меня в комнату, уселась прямо на ковер и горько зарыдала. Надо сказать, что даже рыдать она умела невероятно красиво — изящно заламывала руки, фотогенично опускала лицо, грациозно хлопала мокрыми ресницами.

Мне стало ее жаль. Мне всегда было ее жаль. Я привыкла считать Лику маленькой, неопытной, неприспособленной к жизни, этаким невинным, беззащитным цветочком.

Но сейчас она мне ужасно мешала. Она была некстати и совершенно не желала понимать этого. А у меня в кухне грелись щипцы для завивки. У меня стояла нераспечатанная новая коробочка французских духов «Шанель номер пять», которую мне преподнесли ученики. В общем, была целая куча неотложных дел, а главное, через двадцать минут я должна была выкатиться из дому и ехать на Арбат, в «Прагу», где ждал меня Вадим.

И я подавила в себе стыд и жалость. Я сказала:

«Лика, ты прости, но мне нужно уходить. Давай созвонимся вечером».

«Ты хочешь уйти? — она вскочила, уронила руки, ее волосы в беспорядке рассыпались по плечам. — Ты оставишь меня одну? Нет, Кира, нет, прошу тебя, пожалуйста, не делай этого. Мне нужно, чтобы кто-то был рядом. Обязательно!»

Я почувствовала угрызения совести. Что же со мной творится? Бросаю лучшую подругу в беде, и все из-за какого-то, почти незнакомого, парня. Готова бежать к нему, как собачонка, хотя вовсе неизвестно, чем окончится наше свидание.

Но что мне было делать? Остаться дома с Ликой? Неудобно — все-таки Вадим будет ждать, да и вдруг это мой единственный шанс встретить свою судьбу? Тогда, может быть, взять ее с собой?

Идея показалась мне вполне подходящей. Представляешь, какая я была тогда непроходимая дура? И это при том, что жизнь уже не однажды пинала меня и почти лишила всяческих иллюзий. Куда подевался весь мой горький опыт, накопленный с четырнадцати лет, когда из очаровательной, пухленькой малышки я превратилась в некрасивого и неуклюжего подростка, а после — в неинтересную, закомплексованную девушку?

Однако чему удивляться? Речь шла о Лике, а Лику я любила, как сестру, я просто не могла даже подумать, что она принесет мне беду. И потому предложила:

— Пошли со мной.

— Куда? — Лика вытерла кулаком зареванные глаза.

— В ресторан «Прага».

— Ты идешь в ресторан? — не поверила Лика. — С кем это?

— С молодым человеком.

— Откуда у тебя молодой человек? — довольно бесцеремонно поинтересовалась Лика, от любопытства сразу прекратив плакать.

Я не обиделась на нее за бестактный вопрос. Я понимала, что он вполне уместен — у меня никогда прежде не было ни свиданий, ни молодых людей. Я ответила:

— Мы познакомились вчера, в ОВИРе. Его зовут Вадим.

— Милое имя, — сказала Лика. Задумчиво похлопала мохнатыми ресницами и нерешительно проговорила: — Но… как же я с тобой пойду? Я ведь, наверное, вам не нужна, только буду мешать.

— Не будешь. — Я уже не слушала ее. Я видела лишь стрелки часов, неумолимо приближающиеся к пяти. Бог с ними, со щипцами, которые наверняка уже сгорели от ожидания — до Арбата от нашего Марьина пилить не меньше часа. Нужно срочно убегать и точка. — Не будешь ты мешать! — твердо повторила я. — Давай, собирайся. Через три минуты мы выходим.

Лика беспомощно всплеснула руками.

— Куда же я поеду в таком виде?

Только тут я заметила, что на ней легкий, застиранный халатик и домашние шлепанцы с помпонами. Гнать ее домой переодеваться смысла не имело — я отлично знала Лику и знала, что она может провозиться минут сорок, а то и час, подбирая себе гардероб.

— Надень мой новый брючный костюм, он мне длинноват, а тебе будет в самый раз. Возьмешь мою куртку и осенние сапоги — в них и зимой не холодно.

На улице действительно, несмотря на то, что стоял декабрь, была почти что оттепель.

Лика еще чуть-чуть поколебалась, а затем кивнула. Я вздохнула с облегчением, распахнула шкаф, достала оттуда «плечики» с костюмом, сунула Лике. Та принялась одеваться, без умолку болтая о всякой чепухе. Она давным-давно позабыла о своем огорчении, лицо ее разгорелось, глаза весело блестели.

Но даже тогда, в тот момент, глядя на нее, сияющую, умопомрачительно прекрасную, я не учуяла подвоха, не остановилась, пока не поздно, не приказала ей остаться, не ходить со мной.

Лика слегка накрасилась моей косметикой, повертелась перед зеркалом, затем натянула куртку и сапоги, и мы вышли.

Всю дорогу меня не покидало мучительное волнение. Мне казалось, мы жутко опаздываем. К тому же я совершенно не знала, как себя вести с Вадимом. Как сделать так, чтобы я ему не разонравилась, чтобы он захотел встретиться со мной еще и еще?

Лика сначала весело щебетала, но, видя, что я не поддерживаю беседу, постепенно тоже умолкла. Лицо ее стало серьезным и строгим. Возможно, она опять думала об Эдике и его, неожиданно открывшемся, семейном положении. А может быть, ей вспомнилась мать, бросившая ее совсем девчонкой.

Я была только рада, что Лика больше не пристает ко мне с разговорами. Остаток дороги мы проехали, думая каждая о своем. Вышли из метро и через пять минут были у «Праги».

Вадима я заметила еще издали — он был без шапки, в куртке нараспашку. В руке он держал букет ярко-алых роз. Ровно пять штук — я успела сосчитать до того, как мы подошли к нему. Пять штук красных, как кровь, крупных и свежих роз — мне никогда в жизни не дарили таких букетов. Вернее дарили ученики, но не мужчины.

Сердце мое начало таять, как кусок шоколада, поднесенный к пламени конфорки. Я уже любила Вадима, любила без памяти, как только может любить одинокое и обездоленное существо, почти смирившееся со своим отшельничеством и вдруг ощутившее надежду на счастье.

Лика дернула меня за рукав пальто.

— Где он? Ты его видишь?

— Вижу, — выдохнула я с восторгом.

— Вон тот? — она указала на коренастого толстяка в шляпе, прохаживающегося взад-вперед по тротуару.

— Да ты что? — возмутилась я. — Вот этот!

— Э-этот? — голос у Лики как-то странно дрогнул, будто она собралась запеть и неожиданно дала «петуха».

Она во все глаза смотрела на Вадима. Он почувствовал, что его разглядывают, обернулся. На лице его сначала возникла радостная улыбка, а затем… Затем оно вдруг стало очень серьезным и каким-то отрешенным.

Я подумала, что он не увидел нас или перепутал, принял за меня кого-нибудь другого. Я помахала ему рукой и громко крикнула:

— Вадим!

Он ничего не ответил и медленно двинулся нам навстречу. Странное выражение так и не покинуло его лица — он словно прислушивался к чему-то внутри себя. Подошел совсем близко, рассеянно протянул мне букет. Я взяла его — стебли роз были влажными, на лепестках блестели капли.

Почему-то вся моя радость, весь восторг куда-то пропали. Мне стало тоскливо и холодно, захотелось вернуть Вадиму его букет и сунуть руки в карманы пальто.

Мы, все трое, молчали, и я поняла, что нужно хотя бы что-то произнести, представить Вадима и Лику друг другу.

— Познакомься, Вадим, — сказала я и не узнала своего голоса, до того тускло и тихо он звучал, — это моя лучшая подруга, Лика.

Наконец он открыл рот.

— Очень приятно. — И протянул ей руку.

Лика положила ему в широкую, крепкую ладонь свои нежные, хрупкие пальчики.

— Мне тоже очень приятно.

Мне показалось, что время замерло. Застыло в одной точке, будто наступил «День сурка». Вадим держал Ликину руку в своей и не думал ее отпускать. А она не думала освобождаться от его пожатия. Они стояли и пожирали друг друга глазами.

А я… я вдруг отчетливо ощутила себя лишней. Мое сердце пронзила такая жестокая, невыносимая боль, что я с силой сжала стебли роз. Один из шипов впился мне в ладонь, я невольно вскрикнула. Вадим опомнился, тряхнул головой, будто пытаясь сбросить с себя внезапное наваждение. Лика испуганно заглянула мне в лицо.

— Что случилось, Кир? Почему ты кричишь?

— Розы, — сквозь зубы пробормотала я. — Я укололась шипом.

Лика взяла у меня букет, подняла кверху мою ладонь.

— Боже мой, у тебя кровь! Смотри, сколько!

Рука действительно была в крови, но я даже глазом не моргнула. Меня точно парализовало, нервы, рефлексы — все выключилось. Только становилось все холоднее с каждой секундой.

— Ничего страшного, — мягко проговорил Вадим, — сейчас все пройдет. — Он вынул из кармана чистейший и аккуратно выглаженный носовой платок, бережно вытер кровь, затем зачерпнул пригоршню снега и приложил к ранке. — Держи, кровотечение остановится.

Я послушно зажала снег в пальцах. Он тут же начал таять.

— Что ж, мы так и будем здесь стоять, а девчонки? — Вадим озорно улыбнулся. — Идем праздновать нашу встречу.

Он взял нас обеих под руки — я оказалась справа, а Лика слева — и повел к дверям ресторана. Мы прошли мимо швейцара, сдали в гардероб верхнюю одежду и очутились в большом, просторном зале.

— Вон тот столик наш. — Вадим кивнул в дальний, очень уютный уголок. — Я еще с утра его заказал. Так что чувствуйте себя как дома.

Атмосфера ресторана, тихая, приятная музыка, бесшумно двигающиеся, вышколенные официанты — все это подействовало на меня успокаивающе. Я немного расслабилась, ожила. Мне стало казаться, что я зря запаниковала.

Вадим сидел напротив нас с Ликой и улыбался обеим. Зубы у него красиво блестели, на подбородке была видна маленькая ямочка. Мне ужасно захотелось дотронуться до нее рукой, но при Лике я не могла сделать этого.

«Чтоб ее черт побрал! — подумала я с неожиданной злостью. — Притащилась сюда и все портит».

Принесли заказ. Стол был шикарный — шампанское, икра, деликатесные салаты и еще много всякой всячины, названия которой я даже не знала. Мы с Ликой только глазами хлопали, а Вадим довольно усмехался.

— Вы ешьте, девчонки, ешьте, не стесняйтесь.

Он разлил шампанское по бокалам. Мы чокнулись.

— За нас, — тихо проговорила Лика и, поднеся бокал к губам, выпила его до самого дна.

— За нас, — повторил Вадим.

И снова мне почудилось в их тоне что-то странное, какое-то негласное единение, будто бы они могли читать друг у друга мысли и продолжали свой, давно начатый, немой разговор.

— Кир, ты что такая грустная? — спросила Лика. — Ничего не ешь.

— Я уже сыта, — выдавила я с трудом.

— Все равно, — не унималась Лика, — может, у тебя рана болит? Тут наверняка есть медпункт.

— У меня ничего не болит, — грубо сказала я.

Она растерянно моргнула и замолчала. Вадим кашлянул.

Я больше не могла выносить все это, встала, с грохотом отодвинув стул.

— Куда ты? — удивленно проговорила Лика.

— Мне нужно. На пять минут. Я скоро вернусь.

Они не удерживали меня.

Понимая, что делаю самую большую в жизни глупость, которую потом никогда себе не прощу, я стремительно пересекла зал и скрылась в дамской комнате. На глазах у меня кипели слезы. Я редко плакала, очень редко, почти никогда. Но сейчас, едва захлопнув за собой дверь, я отчаянно разрыдалась. Тушь текла по моим щекам, подбородок был в губной помаде. Я склонилась над белоснежной раковиной, включила воду и все продолжала сотрясаться и всхлипывать. Я презирала себя, презирала и ненавидела. Уродка, никому не нужная никчемная дура, доверчивая курица!

«Чтоб ты сдохла!» — твердила я беззвучным шепотом. — Что бы ты провалилась! Дура, дура, дура!»

Дверь скрипнула, в туалетную зашла миловидная, высокая блондинка. Увидела меня, остановилась в нерешительности.

— Девушка, вам плохо?

— Мне хорошо! — отрезала я.

— Но вы… так плачете. Может быть, нужна помощь?

— Да, нужна. Нужна. — Я подняла на нее свое жуткое лицо, залитое слезами вперемешку с косметикой. — Убейте меня. Возьмите у охранника автомат и застрелите. Или зарежьте ножом. Мне все равно.

Блондинка испуганно отшатнулась, схватилась за ручку двери и вылетела вон. Я криво улыбнулась ей вслед.

Оставаться здесь и продолжать реветь становилось опасным — вот-вот могла появиться Лика, обеспокоенная моим долгим отсутствием. Я нагнулась над краном, смыла остатки косметики, затем вытерла лицо платком и накрасилась заново. Глянула в зеркало — на меня смотрела белая маска: пустые глаза, обведенные черным контуром, кровавая щель вместо рта.

«Чтоб ты сдохла», — повторила я в последний раз и, высоко подняв голову, вышла из туалета.

Оказалось, я спешила не зря: Лика и Вадим больше не болтали и не смеялись. Оба напряженно смотрели на дверь, ведущую из зала в вестибюль. Когда я появилась, на их лицах отразились облегчение и радость.

Я подошла к столику и растянула губы в резиновой улыбке.

— Простите, пришлось немного задержаться. Маленькие дамские неприятности — поехали колготки.

Лика понимающе закивала. Вадим усмехнулся и закурил очередную сигарету. Я уселась за столик, подвинула к себе тарелку с почти нетронутой едой. Меня мутило, но я героически принялась ковырять вилкой остывшее жаркое.

Вадим и Лика молчали. Я заметила, что Лика украдкой поглядывает на часы.

— Ты куда-то торопишься?

— Я? Нет, с чего ты взяла? — Она так испугалась, будто я застала ее за кражей денег или каким-то другим непристойным занятием.

— Мне показалось, — спокойно проговорила я.

Остаток вечера мы проболтали о какой-то ерунде, причем Вадим явно скучал, курил сигарету за сигаретой, взгляд его то и дело становился отсутствующим — мыслями он блуждал где-то далеко от нас.

Лике наконец это надоело. Она притворно зевнула и произнесла:

— Двенадцатый час. Кажется, пора по домам.

— Да, пора, — согласилась я.

— Как скажете. — Вадим сделал знак официанту, чтобы тот подошел, потребовал счет, расплатился, оставив щедрые чаевые.

Мы с Ликой поднялись и пошли в гардероб.

— Возьмем машину, — сказал Вадим, догоняя нас, — вы ведь рядом живете, мне Лика рассказала.

— Рядом, — подтвердила я.

После рыданий в туалете я полностью отупела, говорила и двигалась, как робот, на каком-то автопилоте.

Мы вышли на улицу, Вадим остановил «Волгу».

В машине Лика села рядом со мной, тесно прижалась к моему боку. Я вдруг почувствовала, что она поглаживает меня по руке.

— Ты что?

— Ничего. — Лика наклонила голову, ее волосы коснулись моей щеки. — Просто… благодарна тебе за чудесный вечер. За то, что ты позволила мне пойти с тобой.

— Не стоит благодарностей. — Я отчего-то ощутила отвращение от ее близости, от того, что ее губы щекочут мое ухо, и отодвинулась.

Лика больше ничего не говорила. Через полчаса мы были у дома.

— Ну вот, девочки, — проговорил Вадим, высаживая нас возле подъезда, — приятно было провести с вами время. Надеюсь, этот раз будет не последним.

— Да, да, конечно, — сказала Лика и улыбнулась.

Я молчала.

Вадим нагнулся и по очереди чмокнул нас в щечку. Затем повернулся и побежал к машине. Взревел газ. Мы с Ликой стояли и смотрели, как автомобиль уносится в темноту, словно тает в ней.

Она вдруг схватила меня за руку:

— Цветы! Ты забыла свои розы! Там, в машине!

— Бог с ними, — с трудом шевеля губами, проговорила я.

— Но… как же? — Лика жалко улыбнулась. — Такой букет… — Она не договорила. Уронила голову ко мне на грудь и бурно разрыдалась.

— В чем дело? — с нарастающим раздражением спросила я.

Мне было холодно, хотелось скорее оказаться дома, забраться под одеяло, закрыть глаза. Ликины истерики меня достали.

— П-прости м-меня, — всхлипывая, выдавила она.

— За что простить?

— Я… т-такая с-стерва, т-такая д-дрянь… — Лика подняла мокрое и прекрасное лицо, в глазах ее была мольба. — Вадим… он… в общем… он предложил мне встречаться. Сказал, что влюбился в меня с первого взгляда. Я… я согласила-ась… — Она снова зарыдала, страстно, отчаянно, вцепившись в лацканы моего пальто.

— Ну, что ж ты плачешь? — деревянным голосом произнесла я. — Он тебе понравился?

— Да, о-очень!

— Замечательно. Я рада за вас.

Лика от изумления даже плакать перестала.

— Ты что… совсем не сердишься?

— Нисколько. — Это говорил кто-то другой за меня. Я к тому моменту давно умерла, стояла мертвая, лишенная всех человеческих ощущений и эмоций. — Да, я не сержусь. Если только капельку, самую малость.

— Боже мой, Кирка, ты прелесть! — Лика схватила меня в охапку, принялась тормошить, осыпать поцелуями. — Ты — чудо, сама доброта. Если б ты знала, как я счастлива, как счастлива! Он — необыкновенный, самый лучший! И как только я могла переживать из-за какого-то Эдика?

Я почувствовала, что меня сейчас стошнит, и мягко освободилась из ее рук.

— Поздно. Пошли спать. Вещи вернешь завтра.

— Конечно. Спасибо тебе. Ты… правда, в порядке? Не переживаешь из-за Вадима?

— Нет. Зачем он мне? Мы друг другу совсем не подходим.

— Ну, хорошо. — Лика шмыгнула носом и улетела в подъезд.

Я пошла следом за ней. С трудом переставляя ноги, добрела по ступенькам на свой этаж, отомкнула дверь. Мать давно спала. Я сняла пальто, пробралась в комнату, не зажигая света, нырнула в кровать.

Я думала, что утону в слезах, но слез больше не было. Очевидно, я выплакала их там, в туалете ресторана. Укрывшись с головой, я принялась беседовать сама с собой.

Я уговаривала себя, что ничего страшного не произошло и Лика вовсе не предала меня. Все равно Вадим не стал бы встречаться со мной, наше свидание было случайностью. Лучше раньше, чем позже, когда я привязалась бы к нему, влюбилась окончательно и бесповоротно. Лучше сразу — отсечь, и дело с концом.

Потом я заснула. А проснулась от телефонного звонка. Звонила Лика.

— Как ты? — голос ее звучал напряженно и робко.

— Нормально, — ответила я.

— Можно я зайду, занесу одежду?

— Заходи.

Через пять минут она стояла в моем коридоре.

— Вот. Спасибо. — Лика положила на тумбочку аккуратно сложенный костюм. Повесила на вешалку куртку, поставила на половичок сапожки.

Из кухни выглянула мать.

— Лика, идем пить чай.

— Не могу, Алла Ивановна. Убегаю.

— К нему? — догадалась я.

— Да. Он ждет меня у подъезда. Сказал, что на следующей неделе мы идем в ЗАГС, расписываться. Представляешь?

— Ты согласилась?

— Если честно, я пошла бы с ним хоть сегодня. — Лика посмотрела на меня пристально. Лицо ее было серьезным, как никогда прежде. — Я люблю его, Кир. Это любовь с первого взгляда. Помнишь, мы думали, что так не бывает? Еще спорили с Женькой Стрельниковой, помнишь? Так вот, бывает. — Она опустила голову, вздохнула. Затем отчаянно тряхнула волосами, так, что они волной рассыпались по спине. — Ну, пока! — рванула на себя дверь и скрылась на лестнице…

…Кира почти допила свой коктейль и отодвинула пустой бокал. Облизала тонкие губы, глянула на Валю, тихо сидевшую напротив.

— Хорошая история, не правда ли? — она усмехнулась. — Ты спросишь, что было дальше? Они действительно расписались через два месяца. Я была свидетельницей у Лики. Она выглядела потрясающе — белое шелковое платье, на голове венок из белых роз — искусственных, конечно. Одним словом, Снегурочка.

Вадим тоже был хорош — высокий, подтянутый, в элегантном светло-сером костюме с сияющим, смуглым лицом. Мы с ним избегали смотреть друг на друга — я видела, он чувствует себя неловко, стыдится меня, своего поступка.

А Лика — та ничего не стыдилась. Она, кажется, начисто позабыла, при каких обстоятельствах познакомилась с женихом: без умолку щебетала, порхала, как эльф, висла у меня на шее и все приговаривала тихим счастливым шепотом: «Кира, какой день! Какой волшебный день!»

Как ты думаешь, что делала я? Да ничего! Стояла рядом с невестой, выжимала из себя улыбку под прицелом видео и фотокамер, расписывалась в огромной амбарной книге, в той графе, где полагается расписываться свидетелям. Потом вместе с другими гостями за столом кричала «горько» и пила шампанское. Потом… потом ничего не помню.

Очнулась я в какой-то машине. За окнами была темень, рядом, привалившись к моему плечу, похрапывал какой-то потный, пьяный толстяк. Я с трудом отодвинула его лысую, тяжелую голову и хрипло спросила, обращаясь к маячившей впереди широкой водительской спине:

— Куда мы едем?

— Домой, — невозмутимо ответил тот, кто был за рулем, и чиркнул во тьме зажигалкой.

— Разве вы знаете, где мой дом?

— Здрасьте! — Водила многозначительно хмыкнул и на секунду обернул ко мне равнодушное и красное лицо — в салоне было не продохнуть от жары. — Вы же сами, когда садились, сказали адрес. Забыли, что ль?

— Забыла, — потерянно проговорила я. Потом взглянула на дремавшего под боком толстяка, и меня охватила тревога. — А этот… он… кто?

— Этот с вами, — невозмутимо пояснил мужчина.

— Со мной?! Я его даже не знаю!

Шофер пожал плечами, продолжая дымить сигаретой. Очевидно, он давно привык к подобным сценам, к тому, что его пассажиры не всегда помнят своих попутчиков — видимо, колымил исключительно в ночное время, когда трезвый клиент — редкость.

Меня охватила паника.

— Остановите сейчас же! — громко потребовала я. — Высадите его! Немедленно, слышите?

— Ну, дамочка, зачем же вы так? — незлобливо укорил меня водитель. — Человек в таком состоянии, куда же я его высажу? Вы ведь сами его и посадили, даже по имени называли. Как там его… а, вот, вспомнил — Жора! А говорите, не знакомы! — он осуждающе покачал головой.

Мужик продолжал мирно сопеть, устроив лысину на моих коленях. Я почувствовала, что мне становится все равно. Что ж, Жора, так Жора. Почему бы и нет? Вадима у меня отняли навсегда, а без него не важно, что и как со мной будет.

Мы продолжали ехать и вскоре действительно остановились у моего дома. Я нашарила в сумочке бумажник, расплатилась с ночным бомбилой, выгрузила из машины своего случайного знакомца, почти волоком дотащила до квартиры. Оказавшись на диване, он тут же вновь захрапел. Я оставила его в комнате, а сама ушла на кухню. Поставила себе там раскладушку, разделась, легла.

Я думала о том, что мне, наверное, не стоит часто бывать у Лики — только смущать лишний раз Вадима и мучиться самой. Молодые после свадьбы должны были поселиться в его двухкомнатной квартире — от нашего с Ликой дома далеко, на другом конце города. «Вот и хорошо, — сказала я себе. — Буду отговариваться тем, что тяжело ездить».

Однако ездить пришлось. Утром, едва я растолкала своего гостя, напоила его чаем и выпроводила за дверь, прозвонила Лика. Она была жутко взволнована:

— Куда ты подевалась вчера? Мы тебя искали, нервничали! Думали, Бог знает, что стряслось! — ее звонкий голосок дрожал от возмущения.

— Что могло случиться? — спокойно проговорила я. — Просто все стали расходиться, и я тоже. Взяла машину, доехала до дому. Отлично выспалась.

— Чего не скажешь обо мне! — Лика весело захохотала и тут же, спохватившись, проглотила смех. — Кир! Ты вот что… приезжай к нам. Приедешь?

— Зачем? — изумилась я.

— Я соскучилась.

— Соскучилась по мне?! Да ведь у тебя же медовый месяц!

— Ну и что, что месяц? Я без тебя не могу! Правда, Кирка, приезжай! И Вадик будет рад.

— Не уверена.

— Будет, будет! Вот увидишь. Пожалуйста, я тебя умоляю!

Я вдруг почувствовала, что на самом деле хочу приехать. Хочу поглядеть на Лику в ее новой квартире, хочу поболтать с ней. А главное, хочу хоть краем глаза глянуть на Вадима.

«А как же ночное решение? — мелькнуло у меня в голове, но я тут же нашла себе оправдание: поеду только на чуть-чуть, в первый и последний раз.

— Хорошо, — сказала я в трубку.

— Ура! — закричала Лика. — Ура, Ура! Я жду! Адрес у тебя в блокноте.

Я собралась, надела строгий школьный костюм, в котором сидела на экзаменах, слегка накрасилась и покатила через весь город на метро.

Лика встретила меня у дверей, легкая, воздушная, как нимфа, в прозрачном, невесомом пеньюаре и в восточных шлепанцах с загнутыми носами.

— Кирка, как здорово, что ты здесь!

Она расцеловала меня, окутав запахом дорогих и нежных духов. Очень дорогих — раньше такие ей были не по карману.

Из спальни выглянул Вадим. Он был в домашних брюках, без рубашки. Я невольно задержала взгляд на его безупречной, мускулистой фигуре, на широкой, смуглой груди, покрытой темными волосами.

— Здравствуй, — сказал Вадим. Сказал просто, дружелюбно — мне показалось, он тоже был рад моему приходу.

— Здравствуй. — Я постаралась, чтобы мой голос звучал совершенно спокойно, и мне это удалось.

— Идем пить чай, — пригласил он. — У нас есть торт, остался от вчерашнего, мы его взяли из ресторана.

Мы пили чай, ели торт и много еще разных вкусностей. Лика сидела у Вадима на коленях, обнимала его за шею. Он улыбался — довольно, блаженно, как сытый кот. Сначала это меня смущало, но потом я привыкла. Мне даже стало приятно — будто Вадим держал на коленях не Лику, а меня.

Я просидела у них до самого вечера, а потом уехала, несмотря на Ликины уговоры остаться. Я обещала ей вернуться завтра и вернулась. Меня встретили, как родную, даже выделили специальные тапочки.

С тех пор я стала бывать у Лики почти ежедневно. Меня не смущала часовая тряска в переполненном вагоне метро и то, что домой я попадала почти к полуночи. Там, у Лики, я получала необходимый мне заряд бодрости, свою крохотную порцию счастья, того самого, которое она у меня украла с детской улыбкой на лице. Уходя от нее, я чувствовала, что день прожит не зря, и торопилась снова стать свидетелем чужой любви, раз уж своей мне было не дано.

Ты спросишь — ненавидела ли я Лику? Нет, я продолжала любить ее. И продолжала любить Вадима. Знаешь, когда так сильно любишь кого-то — не важно кого, хоть собаку, — тебе начинают платить той же монетой. Постепенно Лика и Вадим привыкли ко мне, стали нуждаться в моем присутствии, доверять самые сокровенные секреты. Я сделалась для них незаменимой и была счастлива от этого. О большем — честное слово — я и не мечтала.

Через год они переехали в этот коттедж. Мотаться за город ежедневно я, конечно, не могла, но по выходным Вадим присылал за мной машину, и я проводила с ними весь уикэнд. Вот такая странная, но замечательная жизнь.

Когда Лика сообщила мне, что ждет ребенка, я была на седьмом небе от восторга. Сдувала с нее пылинки. Не позволяла ни до чего и пальцем дотронуться, ходила за ней всюду неотступно, как тень, боялась, как бы чего не вышло дурного — и так восемь месяцев. А в тот день, как на грех, задержалась на работе — в школу приехала комиссия, пришлось срочно разбираться с документацией, освободилась лишь в семь вечера. Подумала — поздно уже тащиться в такую даль, к тому же назавтра у меня был выходной. Завтра утром и собиралась ехать…

А в полночь позвонил Вадим. Сказал, что Лики больше нет. Что врачи боролись за ее жизнь три с половиной часа и не смогли спасти. И что остался малыш…

…Я сидела оглушенная, держала трубку в оледеневших пальцах, слушала, как на том конце плачет Вадим, и ничего не могла сказать ему в утешение. Мне казалось, я слышу Ликин голос. Он нашептывал мне: «Я отдаю тебе то, что когда-то взяла. Отдаю. Бери. Теперь он твой. Вадим — твой. И ребенок».

Дверь открылась, и в комнату вошла моя мать. Поглядела на меня, спросила испуганно:

— Кира, что стряслось? Ты с кем говоришь?

Я очнулась. Прикрыла ладонью трубку. Сказала тихо:

— С Вадимом. Лика умерла. Сегодня ночью.

— Умерла?! Лика?! Не может быть! — Мать так и осела в кресло, подбородок ее трясся.

— Может, — проговорила я и встала.

Вадим молчал, в трубке раздавалось лишь его дыхание, прерываемое иногда всхлипыванием.

— Вадик, — произнесла я твердо, как только могла, — ты слышишь меня?

— Да, — ответил он глухо.

— Лику не вернешь. Мы должны позаботиться о ребенке. Это девочка или мальчик?

— Мальчик.

— С ним все в порядке?

— Вроде.

— Говори адрес больницы. Я сейчас поеду туда. — Я чувствовала в себе невесть откуда взявшиеся, просто немереные силы. Казалось, встань передо мной необходимость свернуть горы, и я запросто сверну их. Запросто.

Очевидно, моя уверенность подействовала на Вадима. Он послушно начал диктовать адрес. Записав его, я велела:

— Прими что-нибудь успокоительное, ляг и постарайся заснуть. К вечеру я все выясню и буду у тебя. Хорошо?

— Хорошо, — покорно согласился Вадим. Тон его был беспомощным и одновременно доверчивым, как у ребенка. — Только… обязательно приезжай. Обязательно.

Раньше так говорила Лика. Теперь стал говорить и он.

— Да, да. — Я повесила трубку.

Затем, даже не взглянув на мать, принялась стремительно собираться. Достала из тумбочки деньги, отложенные на «черный день», положила в сумочку. Накинула в прихожей пальто и выскочила за дверь.

В больницу я доехала на машине. Долго говорила с врачом, который принимал у Лики роды. Потом мне показали малыша. Он чувствовал себя сносно, хотя и родился на месяц раньше положенного срока. Детская сестра вручила мне подробный список того, что нужно было принести уже завтра. Я дала ей тысячу рублей и попросила не спускать глаз с мальчика.

Покинув больницу, я помчалась по магазинам. Накупила всего необходимого, снова поймала машину и поехала к Вадиму.

Он не спал. Ходил взад-вперед по холлу, точно черная тень. Мне с огромным трудом удалось уговорить его пойти прилечь. Я напичкала его снотворным, и он задремал.

Я сидела у его постели и думала, что, наконец, обрела настоящую семью. Вадиму не обойтись без меня. Постепенно боль утраты притупится, он сможет оглянуться по сторонам. И увидит, что рядом преданный друг, человек, взявший на себя все трудности и заботы, заменивший малышу мать. Нет, конечно, Вадим не полюбит меня, как любил Лику, но мне и не нужно этого. Мне просто нужно быть с ним, жалеть его, оберегать — и когда-нибудь, даст Бог, он станет моим. Только моим, а не Ликиным…

…Кира снова остановилась, поглядела куда-то вдаль, мимо Вали. Глаза ее потускнели, румянец, возникший было на щеках, пропал, уступив место мертвенной бледности. Валя невольно испугалась, как бы Кира не потеряла сознание, до того неважно та выглядела. Она сделала движение навстречу, но Кира жестом остановила ее:

— Не дергайся. Со мной все в порядке. Я не закончила. Слушай дальше.

…Ребенок нуждался в молоке, и я договорилась о кормилице. Детская сестра сказала мне, что подыскала совсем молоденькую, провинциальную девушку, якобы попавшую в трудную ситуацию и потерявшую собственного ребенка. Я сама уговорила Вадима взять тебя в дом. Сама! Когда я увидела тебя там, внизу, в больничном холле, у меня и в мыслях не было опасаться за него. Зачем ему могла понадобиться жалкая и глупая девочка, сохнущая по какому-то там Тенгизу! Но я недооценила тебя, недооценила ситуацию.

Пришел час, когда я горько раскаялась в собственной наивности. До сих пор помню этот час — я вошла в детскую, и увидела вас, стоящих рядом у столика с малышом. Меня будто молнией ударило — я остановилась, как вкопанная. Ты подняла лицо. Лучше бы мне было не видеть этого, никогда не видеть! На меня смотрела Лика — те же ясные, смеющиеся глаза, то же выражение детской беспечности.

Я все поняла тогда. Поняла, что второй раз, собственными руками, отдала свое счастье. Отдала окончательно и бесповоротно, а взамен мне не подарили даже букета алых роз, как когда-то давно, у ресторана «Прага». Весело, не находишь? — Кира громко рассмеялась. Затем наклонилась совсем близко к Валиному лицу. Взгляд ее сделался колючим и пронзительным. — Суть в том, моя дорогая, что во всей этой ситуации было одно серьезное отличие. Лику я любила, как сестру, а тебя… Нет, тебя я не любила. Нисколько. Ты была мне абсолютно чужая, хоть я и знала о тебе почти все. Знала, чем ты живешь, чем дышишь, все твои болевые точки.

И я решила, что тебе я Вадима не отдам.

План созрел в моей голове мгновенно. Это было какое-то озарение. Я еще держала на руках ребенка, еще тетешкалась с ним, а мысли мои уже блуждали далеко. Я знала, как победить тебя. Я была бессильна против твоей молодости и красоты, но твоя бесконечная наивность давала мне шанс.

В тот же день я поехала в Москву и разыскала твоего Тенгиза. Это не составило особого труда — ты ведь сама много раз говорила, где он живет. Твой Ромео пребывал в весьма удрученном состоянии. Его явно мучила совесть. К тому же его страсть к тебе отнюдь не угасла, разлука лишь усилила ее.

Видела бы ты, как он обрадовался, когда я пообещала ему вернуть тебя в ближайшее время. Глаза его засверкали, руки затряслись от нетерпения. Я рассказала ему, что он должен сделать, заранее предупредив, чтобы не принимал все слишком близко к сердцу.

Поначалу он возмутился, начал протестовать. Однако его пыл быстро угас. Я объяснила этому милому мальчику, что, когда любишь, все средства хороши. Теперь я знала это наверняка, поэтому, видимо, мои аргументы звучали убедительно.

Короче — он согласился проделать фокус с фотографиями. Теперь нужно было лишь одно — чтобы Вадим уехал на время из дому. И он уехал.

В обговоренный срок, Тенгиз явился к нам, в коттедж. Он четко следовал расписанному мной сценарию — спровоцировал ссору с тобой, довел беседу до повышенных тонов. Тут на сцену вышла я. Пригласила вас в гостиную, велела подать чаю. Когда ты вышла за молоком, насыпала в твою чашку совершенно безвредное, но крепкое снотворное.

Помнишь — ты чувствовала себя жутко усталой, дорогая? — Кира вкрадчиво улыбнулась, тронула волосы кончиками пальцев.

Валя отшатнулась от нее и хотела вскочить, но ноги отказались повиноваться.

— Значит… это тогда… во сне?

— Ты очень догадлива, малышка. Именно тогда, и именно во сне. Ну скажи честно — из меня бы вышел неплохой фотохудожник. Карточки получились высший класс — любой эротический журнал с радостью бы приобрел их за немалую сумму

— Боже мой! Как вы могли! — Валя закрыла лицо руками.

— Когда у тебя дважды отбирают любовь, еще и не такое сможешь, — сухо проговорила Кира и щелкнула пальцами: — Эй, официант! Еще «Мери»!

Валя в отупении смотрела, как прыщеватый расхлябанной походкой направляется к стойке, ждет, пока бармен приготовит коктейль, потом пробирается назад, к их столику. Ей хотелось лишь одного — немедленно уснуть, перестать что-либо видеть, слышать и чувствовать. Почему бы Кире снова не подмешать ей в стакан свое лекарство?

— Значит… у Вадима не было никакой женщины? — запинаясь, проговорила она, стараясь не встречаться с Кирой взглядом.

Та искренне рассмеялась:

— Конечно, не было. Я достала из стенки фотографию его двоюродной сестры. Кажется, ее зовут Оля, а может быть, и Юля, точно не припомню. Да и какое это имеет значение?

— Но письма! Были же письма!

— Я тебя умоляю! — Кира запрокинула голову, явно наслаждаясь Валиным отчаянием. — Вадим — глава крупной фирмы. Ему ежедневно приходит море корреспонденции. А с Екатеринбургом они заключили выгодный контракт, вот тамошние представители и слали письмо за письмом. Это же ясно, как дважды два, милая моя дурочка!

— Почему… почему же он так мрачнел, когда ему звонили на сотовый? — Валя наконец заставила себя взглянуть Кире в лицо.

— Да потому, что это звонил Тенгиз! Он в ту же ночь, как Вадим вернулся, побывал в доме, предъявил ему фотографии и поведал трогательную историю о том, какая у вас с ним замечательная, страстная и сильная любовь, как вы мечтаете быть вместе, и лишь нужда и забота о больной сестре толкают тебя в постель к богатому покровителю. Ты в это время уже спала сном праведника.

— Я не спала, — тихо проговорила Валя, вспомнив, как ее разбудил шум подъехавшего автомобиля. Тогда она думала, что это вернулась Кира.

Ей вдруг отчетливо припомнился сон, который она видела накануне того злополучного дня. Кажется, там действительно фигурировала Танька, она еще кричала: «Обманули дурочку на четыре курочки!» Значит, некие высшие силы подсказывали ей, что свершится в недалеком будущем, а она ничего не поняла, продолжала пребывать в наивности и благодушии. Напрасно, ах, напрасно!

Валя сделала над собой неимоверное усилие и резко встала.

— Ты куда? — вяло поинтересовалась Кира, в один момент потерявшая к ней всякий интерес. — Посиди немного, выпей еще «отвертки». Впрочем, ничего нового я тебе уже не скажу. Вадима ты не получишь, как не пытайся. Он мой. Ясно?

— Ясно. — Валя кивнула и быстро пошла к выходу.

Кира больше не окликала ее. Валя понимала, что она проиграла, проиграла начисто, без всякого шанса на реванш. Вадима теперь ни в чем не переубедить — он уверен, что Валя спала с ним из-за его денег, а то, что она ушла, не взяв гонорара, считает просто ловким трюком и позерством.

Да и стоит ли его переубеждать? Ей ведь и в голову не приходило, в какую драму она вмешалась. Возможно, самой судьбой положено, чтобы Вадим, наконец, достался Кире, так долго и терпеливо дожидавшейся его любви, и Валя обязана уйти, уступить, смириться…