Королева Крика II (СИ)

Эта фраза звучит двусмысленно. И Джей специально говорит это так.

— Иногда нас посещают обманчивые мысли и чувства. И вера. Не факт, что это не твой случай.

Она заговорила об Индии, она позвонила ему и хочет продолжать общение, она говорит с ним голосом полным ностальгии — о какой любви к какому-то Воробьеву речь? Просто Кала сама ещё не поняла, кто ей действительно важен и нужен. Джей все более уверялся, что это не Алексей. Кала эгоистична и непостоянна. Она не захочет долго терпеть боль любви. И потерять какого-то Воробьева стоило меньше, чем того, кто был с ней с детства.

Джей замолкает, потом снова наливает себе воды. В горле пересохло от того, что он так много говорил.

— Я сегодня вспоминала, как ты делал мне мое первое портфолио. Помнишь? Те фото до сих пор одни из моих самых любимых. Ещё никому не удавалось так красиво меня снять, как тебе.

Да… Это было прекрасно. И он любил эти фотографии, как никакие другие. Они были совершенно особенными для него.

— Я помню. И тот день навсегда в моём сердце. Прости, что скажу это, но когда какой-то человек дорог тебе — ты и видишь его не таким, как другие. Безупречным. Такой я видел тебя. И вижу.

Чопра слушала Бхата и отчего-то взволнованно теребила занавеску, всматриваясь в начинающуюся метель. Внутри все снова заныло от его слов.

— К сожалению, ты видишь меня такой по… понятным причинам. Но ты был прав, когда обругал меня. Я, и правда, очень эгоистична. До ужаса. Всегда думала лишь о себе. Я знаю тебя всю жизнь, но никогда не замечала… Того, что должна.

— Но ведь… Никогда не поздно заметить, ведь так? Мы способны многое изменить, если хотим этого.

— Способны. Но ты же понимаешь, что я… Я не могу…

Слова застревают у Калы в горле. Она не хочет снова ранить Джея. Она любит Лешу и знает это, но сказать это Бхату вслух было бы жестоко. Только не сейчас. Он и сам должен был это понимать.

— Давай сейчас не будем, очень тебя прошу. Поверь, мне так же больно, как и тебе. Я…

Ненавижу саму себя за то, что своими же руками разлучила нас.

— Бывает такое, что нужно время, чтобы все встало на свои места. Давай больше не будем… заводиться. Я не хочу снова ругаться с тобой. Я не предлагаю пустить все на самотек, но… Черт. Мне очень плохо, Джей.

— Как хочешь. Можем не пускать что-то на самотек, а решать… Но это потом. Мне тоже плохо. Плохо без тебя. Я хочу тебя увидеть.

Джей замолкает, ожидая ее ответа.

— Когда мы встретимся?

Кала стоит на месте и мнется, не зная, что сказать. Признаться честно, она хочет его увидеть. Очень хочет. Но Чопра не поступит так с Лешей. Она бы не скрыла от него встречу, а рассказывать… Нет. У них только все стало хорошо.

— Пока не время, — с горечью ответила девушка, даже отчего-то зажмурившись. — Но я не буду говорить тебе «нет».

— Но почему? — вырывается у Бхата, который все же хочет настоять на своем. Но потом понимает — давить сейчас будет чревато для него. Поэтому он сжимает зубы.

Вдох, выдох, вдох. Радуйся тому, что имеешь, Джей.

— Хорошо.

Вдруг из глубины квартиры послышался шорох. Кала встревоженно обернулась и поняла, что это — звуки шагов.

— Мне нужно идти. Я была рада с тобой поговорить. Люблю тебя, — она так быстро все это протараторила, что сама не поняла, что именно сказала напоследок перед тем, как скинула вызов.

— Я тоже тебя люблю, — отвечает Джей уже в пустоту.

Ты даже не представляешь насколько.

На кухню вошел помятый сонный Алексей. Чопра обернулась к нему и улыбнулась, умиляясь его виду.

— И что это тебе не спится?

Воробьев сонно моргает. Ему приятно слышать голос Калы, видеть ее, пусть и смазанным взглядом. Он тянется к ней, как ребенок.

— Я проснулся, а тебя нет.

Он зевает, подходит к Чопре и обнимает ее.

— Ты знаешь… Я люблю тебя больше всего на свете, — Воробьев улыбается и пытается сфокусировать на девушке взгляд. — Чего ты не спишь?

— Как и я тебя, ага? — ее ладони скользят по его рукам вверх и задерживаются на плечах. — Уснёшь тут. Но знаешь, раз ты проснулся…

Кала, действительно, и не заметила признания, высказанного мимолетом и по привычке, когда прощалась с Бхатом. Не представляла, какую слепую надежду могла подарить ему. Ее настроение просто поднялось от самой возможности со временем все исправить. Джей обязательно встретит свою любовь, и потом они все будут гулять друг у друга на свадьбах и вспоминать этот треугольник со смехом. Обязательно. Потому что сама Чопра видит свою судьбу прямо сейчас и прямо напротив себя. Взъерошенную и до ужаса милую.

— Раз ты проснулся, то мы могли бы найти оставшимся ночным часам применение получше.

Да. Да, сейчас. Да, после такого дня. А чем плох пир во время чумы?

Алексей чувствовал себя так странно. Словно ему снился очень тяжелый и сводящий с ума сон, где его буквально силком заставляли проснуться, а потом кто-то вытолкнул его из кровати и заставил пойти сюда. А зачем? Для чего? Это было непонятно.

— Какое это интересно? — лукаво интересуется Воробьев, когда ладошки девушки касаются его щек.

Он все ещё чувствовал себя сонно и, в то же время, тревожно. И поэтому был рад тому, что предложила Чопра.

— Раз ты заводила, то и начинай! — Алексей показывает Кале язык и шустро щипает ее за пятую точку. Ему неприятно и пусто на душе — ещё бы, после таких событий! Поэтому и хочется больше смеха и веселья.

— Это что за поведение? — с притворной строгостью спрашивает Кала, сдвинув брови на переносице и даже подбочившись.

— Сначала тебя надо щекотать. А потом…

А потом он сгребает ее в охапку и целует.

Она все же смеется. Нужно дрожать и бояться, да. Нужно оплакивать Сашу. А Чопра вместо этого нашла уже не одну причину для радости. Похоже, она, действительно, та ещё стерва. Не так уж хорошо они со Смоуг общались — просто сплотились на том, что были двумя язвами. Поразительное хладнокровие, Кала.

— А, ну я смотрю, у тебя неподходящее настроение, — вскидывает брови девушка. — Я тут не в детские игры собралась играть.

У Алексея, возможно, действительно, неподходящее настроение. Ему хочется тискать и целовать Калу — это сначала, а уже потом все остальное. Молодой человек хочет таким образом нежности, которой ему явно мало. Очень мало. А она специально подначивает, смотрит на него с вызовом, и только уголки ее губ слегка приподняты. Теперь одна из ее ладоней соскальзывает с лица Воробьева, спускаясь по шее, груди ниже и ниже. Чопра, не разрывая зрительного контакта, поддевает резинку его боксеров — но это обманный манёвр. В следующую секунду она уже убирает руку.

— Что ж, очень жаль, — и делает вид, что собирается уйти.

— Ты куда собралась?

Он берет Чопру за руку и толкает к кухонной стойке, чтобы затем приподнять и положить животом на гладкую поверхность. С нее живо слетают пижамные шортики. Пальцы молодого человека живо скользят между ног девушки.

— Знаю я таких бегуний. Вечно куда-то бегут.

Ещё пара медлительных движений, и Воробьев начинает наглаживать Калу, чутко прислушиваясь к ее дыханию. Такой настрой нравится нравится ей уже куда больше. Она вздрагивает, прикрывает глаза, упираясь руками в столешницу. Ей быстро начинает хотеться большего, и вскоре Чопра сама начинает понемногу двигаться, подаваясь навстречу пальцам Алексея. С губ срываются первые стоны — очень тихие, почти мурлычущие звуки. Кала позволяет ему касаться наиболее чувствительных точек, нащупывать любые нужные струны, полностью отдаваясь мужчине.

Почему-то вспоминается одно из правил из списка: секс — это смерть.

— Продолжай, — просит девушка.

Она даже не против недолго побыть в таком обезоруженном состоянии.

— Только не торопись.

— И не собираюсь.

Ему нравится, когда она такая… Нет, не покорная, но смирная. Потому что в этом случае можно заняться ею вплотную. И Воробьев занимается — опираясь одной рукой о столешницу, другой прикасаясь к ее плоти. Сначала кончиками пальцев, потом — входя все глубже и глубже. Ему хотелось, чтобы Кала была довольна. Ему хотелось почувствовать ее полностью.

— Вот так, — шепчет Алексей, словно баюкая. — Все, что захочешь.

Он входит в нее снова и снова, чувствуя на своих пальцах влагу, а когда мышцы девушки стали ощутимо подрагивать, парень чуть сбавил обороты, заставляя Чопру нетерпеливо ерзать и подаваться ему навстречу.

— Хочешь так? Давай тогда сама.

Алексей слегка навалится на Калу, давая возможность девушке самой управлять движениями ее страсти. Он практически доводит ее до исступления, заставляет поскуливать и покусывать нижнюю губу. Чопра бы и рада продолжать, но она понимает, что слишком близка к пику, чтобы позволить Воробьеву отделаться от нее так просто. Поэтому Кала, прерывисто выдохнув, сводит ноги вместе и принимается толкаться, чтобы слезть со стола. Он едва ли не возмущается, когда она встает обеими ногами на пол. Развернувшись в кольце мужских рук, она смотрит Алексею в глаза, потемневшие от желания, тяжело дыша.

— Нет, давай-ка мы займёмся тобой.

Она притягивает его к себе, целует в шею, водит языком по коже и в это же время все же запускает руку в его боксеры. Касается его сначала очень мягко. Очень. Ухмыляется, заметив, как его кожа покрывается мурашками. Лишь теперь она начинает аккуратно поглаживать его. Очень медленно. Дразняще, почти издевальчески. Кала хочет, чтобы Алексей прочувствовал все как можно детальнее. Им некуда торопиться — за окном глубокая ночь.

— Хочешь, чтобы я ускорилась — попроси.

Она шепчет ему на ухо, чувственно касаясь мочки губами.

— Продолжай.

Его же шепот становится почти невесомым. Алексей заглядывает в глаза Чопре, которая дразняще наглаживает его, явно ожидая реакции. И она последовала. Воробьев прикрывал глаза, постанывал, силясь сдержаться. Но сдерживаться не хотелось. Хотелось дождаться наслаждения. Хотелось распасться на тысячу осколков.

— Прошу тебя. Прошу — продолжай.

Кала ухмыляется, радуясь такой искренней реакции. Когда ты любишь человека, то всегда хочешь сделать ему приятно. Но и доля эгоистичного желания тут тоже имеется — хочешь также и того, чтобы он знал, чувствовал именно тебя. Чопра чуть ускоряется, находит своими губами губы Алексея. Очередной стон приглушается поцелуем. Вскоре девушка отступает назад, вновь усаживается на стол, призывно разводя колени в стороны, увлекая за собой и Воробьева. Она больше не может терпеть.

— Иди сюда, — шепчет Кала, зарываясь пальцами в его взъерошенные после сна волосы.

Сладкая нега сменяется томлением. Воробьев овладевает ею несколько поспешно, но не грубо. Когда он входит в нее, Чопра шумно выдыхает, прогибается в талии, прижимается своей грудью к груди Алексея. Она неторопливо двигается ему навстречу, желая просто раствориться в своем мужчине. Она ведь устала. Реально устала. Не столько от работы, сколько от постоянной нервотрепки. Последние недели напоминали беспрерывные эмоциональные качели, и то, что происходило сейчас между Калой и Алексеем, помогало девушке вновь почувствовать себя живой. Счастливой. С ним.

— Ещё, — просит Чопра, подаваясь вперед, навстречу ему, все быстрее. — Надо вообще делать это почаще.

Например, после каждого убийства. Кала, как ты можешь быть такой жестокой?

Ему очень хочется, чтобы это продолжалось снова и снова. Сейчас он понял, что безумно соскучился. И ему нужно получить то, что он хочет, прямо сейчас. Впрочем, конечно же, он думает о ней. В первую очередь. Поэтому делает все, чтобы ей было хорошо.

— Ещё, да?

Алексей наклоняется и целует девушку в губы, а затем на мгновение заглядывает в глаза.

— Обязательно будем повторять.

Воробьев в этом нисколько не сомневается.

Движения становятся резче, дыхание — тяжелее. Кала, не выдерживая, укладывается на спину, позволяя Алексею склониться над собой, войти ещё глубже. Девушка уже не сдерживает стонов, продолжая выгибаться. Ей до умопомрачения нравится чувствовать, как его руки беспорядочно шарят по ее телу, сжимая грудь под пижамным топом, задевая пальцами соски. Это заставляет дыхание Калы становиться все более рваным. Все-таки настоящее удовольствие секс приносит именно в том случае, когда ты занимаешься им с тем, кого искренне любишь. Именно тогда ты можешь открыть для себя весь спектр ощущений. Тогда ты можешь не смущаться своих горячих порывов, раскрепоститься и распалиться до предела. То погружаясь, то выныривая из пучины страсти, Алексей ловил себя на мысли, что ему никогда и ни с кем не было так хорошо. По крайней мере — в последнее время точно. Возможно, он уже успел позабыть — что это такое, когда ты, действительно, любишь. По-настоящему. Спустя ещё какое-то время, проведённое практически в забытье из-за волнами накатывающего удовлетворения, тело Чопры содрогается, мышцы сокращаются, и внутри разливается долгожданное тепло. Девушка обмякает, чувствуя, как Алексей доходит до пика следом. Она тут же притягивает его к себе для благодарного поцелуя, не позволяя сразу разорвать их контакт.

— Ты… это… вау, — Кала и сама не понимает, что бормочет ему в губы, безуспешно пытаясь совладать со своим дыханием.

Воробьев и сам едва смог продышаться, когда страсть навалилась на него со всей силой.

— Давай это… Пошли в кровать.

Он потянул ее на себя, а затем ухмыльнулся:

— Может, даже продолжим.

========== Глава 17. Выпуск четвертый. ==========

За кулисами мельтешило много ментов — Федор заметил это сразу, как прибыл на съемки четвертого выпуска. Те пока особенно не копошились и никого не допрашивали, но явно находились в напряге, цепляясь за каждого, кто проходил мимо, внимательными и до костей пробирающими взглядами. Забавно, учитывая, что по телевизору продолжали твердить, что убийства Антона Обольского и Саши Смоуг не связаны с «Маской». Но прожженный трукраймер и фанат фильмов ужасов был уверен в обратном — особенно теперь, когда были применены подобные меры безопасности. Соколов вразвалочку прошагал мимо молодой сотрудницы полиции, присвистывая на ходу, и подмигнул ей. Девушка слегка зарделась, чем очень порадовала Федора — значит, шарм свой он ещё не растерял, пока возился с Машей. Он пока не писал Казанцевой, но они вполне мило пообщались на вчерашнем генеральном прогоне. Особенно ему нравилось в этой девушке ее хладнокровие. Обсуждая с ним убийство модели, Маша вновь лишь пожимала плечами и даже иногда как-то загадочно улыбалась. И была по-настоящему очаровательна в этот момент. Он с нетерпением ждал эту пятницу, когда они с ребятами смогут разобрать сразу два совершенных за последнюю неделю убийства.

— Йоу, Давид, — Соколов подошел к Вашакидзе в гримерке балета и с дружеской издевкой потрепал его по кудрявым волосам. — Как настрой?

Давид посмотрел на Федора слегка неуверенным взглядом. Словно он не до конца верил в то, что перед ним стоит Соколов, а не плод его воображения.

— Да вроде ничего, — осторожно начал парень. — А ты сам как?

Машинально Вашакидзе полез в сумку, взял телефон и глянул на экран, словно сверяясь с часами.

— Да ваще зачет, — кивнул Федор. — Зацени, как Маша поглядывает на меня.

Соколов покосился в сторону Казанцевой и широко улыбнулся, но та лишь закатила глаза, поправила прическу и скрылась из поля зрения.

— Ну и толпа здесь, а, — усмехнулся Давид, кивая куда-то в сторону. — Никогда такого не видел.

— Менты повсюду, даже в толчке небось, — Федор снова закивал. — Мы с тобой точно в настоящем «Крике».

Вид у Вашакидзе был какой-то встревоженный и нервный. Возможно, просто устал от бесконечных репетиций — все знали, что здоровье у молодого человека не очень.

— Слышал что-нибудь интересное?

И без пояснений было понятно, что Давид спрашивает об убийствах, и Федор тут же широко улыбнулся.

— Да-а. Поговаривают, что вместе с той дохлой моделькой в баре была Кала Чопра, а она ж, оказывается, с Воробьем мутит. Прикинь, как все складывается! Теперь нет точно нет сомнений в том, что прошлогодняя история продолжается.

Жаль, что Тимофей сидит там на своем карантине и не видит этого всего.

Вашакидзе внимательно слушал то, что ему говорит друг, однако по лицу парня было видно, что он витает мыслями где-то далеко. Явно не здесь.

— Интересно, — протянул он. — Выглядит так, как будто кто-то хочет срежиссировать сиквел. Типа… Сделать так, чтобы родился новый герой. Или героиня… Не находишь?

— Убиты прошлогодний выживший и подружка девушки другого выжившего, — Соколов потер щетину на подбородке. — Я думаю, что..

Давид хмурился пару мгновений, а затем его отвлекло уведомление на телефоне, и Федор осекся.

— Ты это… Извини.

— Эту пятницу не пропустишь? Придет такая толпа, что я уже не уверен, что в моей квартире места хватит.

Давид сделал уже было шаг в сторону, но вовремя оглянулся.

— Посмотрим. Но думаю, что я приду.

— Да че ты там залип? — крикнул вдогонку ему Федор, но тот уже скрылся из виду. — Ахереть, тут история творится, а он нос воротит.

***

В этот раз Далматинец выступала сразу за Шаурмой. Кала была солидарна с мнением своего парня и давно подозревала в этой участнице Женю Медведеву. Фигуристка всегда вызывала у Чопры симпатию, потому и к Шаурме она относилась заранее хорошо, несмотря на то, что ей совершенно не нравился ее музыкальный репертуар. Сейчас коллега исполняла на сцене песню Андрея Губина, заставляя Калу морщиться. Не из-за исполнения, нет, просто из-за самого выбора композиции. Интересно, артистка сама высказала такое предпочтение или..?

В любом случае, вскоре Шаурма своей бодрой походочкой вернулась в закулисье, а Слава вызвал на сцену Далматинца.

— Прошлое выступление этой участницы вызвало такие бурные обсуждения у наших членов жюри, что вскрылись даже подробности личной жизни одного из них! И нет — я не о Филиппе Киркорове. Удивительно, правда?

В зале раздались смешки.

— Встречаем — Далматинец!

Кала глубоко вздохнула и направилась на сцену. Как и всегда — агрессивная, уверенная походка, красивый оборот вокруг своей оси, взмах меховой мантией.

— Дорогая моя, — протянул председатель. — В прошлый раз ты пообещала, что отныне будешь посвящать песни мне! Ты выполнишь свое обещание?

Чопра тут же вспомнила текст песни группы Placebo, которую записывала ещё на прошлой неделе после разрыва с Лешей, и у нее вырвался истерический смешок.

— Конечно, Филипп, — вильнула бедрами она. — Сегодняшняя песня посвящена исключительно вам.

— Ну, Леш, ты сам виноват, — усмехнулся Родригез.

— У меня есть несколько вопросов, — бодро схватилась за микрофон Регина. — Пока не к Далматинцу, а как раз к Леше. Ты как, не последил на неделе за своей девушкой? Как ты думаешь — под маской она?

Вернуться к работе после всего этого кошмара было удивительно приятно. Просто влиться в рабочий бег и забыться. Почувствовать себя так, как чувствовал себя всегда. В этом было нечто умиротворяющее. Пусть даже Алексей был вынужден сейчас вести себя сдержаннее, чем обычно. Хотя это было чертовски сложно — Тимур был прав, как никогда.

Сейчас Воробьев сидел на своем судейском месте, как на иголках. Алексей должен был изображать удивление, которого в действительности не испытывал. А так же противостоять давлению коллег, которые в буквальном смысле слова не давали ему покоя. После его неосторожных слов на той неделе судейская бригада считала, что вправе подкалывать несчастного и всячески заставлять его корить себя за то, что не держал язык за зубами.

— Следил сколько мог, — отозвался Алексей на слова Регины. — И представляешь — ничего не обнаружил.

А затем он обратился к самой Кале.

— Так что же, дорогая моя. Ответьте — вы бывали когда-нибудь в Индии?

Лгать было так легко. Воробьев-то знал, что нет.

— Нет, — ожидаемо ответила Далматинец, благодарно улыбаясь под маской.

— А вы не врушка? — наседал Киркоров, рассматривая участницу сквозь стекла розовых очков.

— Вам бы я лгать не стала.

— Подождите, — вступила Валерия. — Нужно ещё закидать ее вопросами. Я не очень разбираюсь в модельном мире, так что, Региша, дерзай.

— Скажите, Далматинец, — радостно заерзала на стуле Тодоренко. — Может, у вас имеется лучший друг-фотограф?

Раньше Чопра уделяла большое внимание в своих соцсетях их дружбе с Бхатом. Но не теперь.

— Нет, — и вновь Кала почти не соврала. Она, и правда, не слишком верила в продолжение их с Бхатом общения. Точно не в ближайшее время.

— А на журнальных обложках появлялись? — не унималась судья.

— Да.

А кто не появлялся?

— И в откровенных съемках участвовали?

Пораскинув мозгами, Кала решила вновь выдать полуправду — без одежды она не снималась, но вот в купальниках и белье — случалось.

— Да.

— А насколько? — взбодрившись, уточнил Киркоров. — Это дело я люблю.

— Осторожно, Фил, если это — девушка Леши, то стоит попридержать коней, — пошутил Родригез, спасая тем самым Калу от прямого ответа на вопрос.

Она надеялась, что сам Воробьев сейчас тоже вставит свое слово и уведёт обсуждение в другое русло.

Алексей смотрел на Далматинца и загадочно улыбался. Его начала забавлять эта игра, в которой все казалось таким призрачно ненастоящим. Сейчас он смотрел на артистку и не узнавал в ней Калу, пусть даже прекрасно знал, что под личиной Далматинца — она собственной персоной. Можно сказать, что ему даже нравилось играть в эту игру. Было в ней нечто удивительно притягательное. Как будто он снимался в фильме, сюжет которого был ему неизвестен.

— Дайте мне уже слово, наконец, — усмехнулся Алексей, глядя то на коллег, то на сцену. — Хочу спросить у Далматинца — раз мы, как говорят здесь, знакомы, то я хочу узнать — сколько ночей вместе мы провели, обсуждая грядущий совместный отпуск?

Правильно — ни одной. У них других дел было достаточно.

Кале понравился этот маневр — Воробьев знал, что другие члены жюри зацепятся за возможность потрепаться о его личной жизни и могут даже элементарно забыть об ее присутствии на сцене.

— Алексей, вы хотите, чтобы я ревновала? — продолжала спектакль Чопра. — Я для вас пела, а вы там с кем-то в какие-то отпуска собираетесь.

— Боже мой, я хочу скорее увидеть вас с Калой вместе, — план сработал, ведь теперь Регина полностью переключила свое внимание на коллегу. — Вы такая красивая пара!

Остальные тоже принялись поддакивать, и это дало возможность Славе объявить начало подсказок от Далматинца. В этот раз она была куда осторожнее и никоем образом не намекала ни на свое происхождение, ни на свою профессию. Наболтала всяких глупостей, ничего толком и не сказав по существу.

Заиграла музыка. В сегодняшнем номере от нее не требовали активных танцев, как было в прошлых, и Кала могла даже немного, что называется, отдохнуть. Она просто расхаживала по сцене, пока вокруг всю работу выполнял балет. Выбор композиции был очень мрачным — хотя чего ещё ждать от Placebo? Однако, исполняя сейчас эту песню, девушка вновь окунулась в те эмоции, что испытывала при ее записи. В невыносимую боль — ведь тогда она была уверена, что Воробьев более никогда не захочет ее видеть. Слава богине, что все оказалось иначе.

I’d break the back of love for you

Я бы переломила хребет любви ради тебя

Алексей слушал и смотрел выступление Далматинца со всем вниманием. Ему нравилось то, что делает Кала. Не только потому, что она была его девушкой — совсем нет. Она, действительно, была сильна там, где многие другие на ее месте могли бы спасовать. А уж по сравнению со многими другими участникам этого сезона она и вовсе была необыкновенно хороша.

Слова песни, движения тела — все это цепляло за душу Воробьева. Он словно заново прожил то, что было, когда они поссорились с Чопрой. Не самое лучшее воспоминание на свете.

— Поразительно эмоциональное исполнение, — восхитился Филипп. — Я не знаю песни, но этот надлом в голосе… до мурашек.

— После этой песни я бы даже подумала, что у нашего Далматинца разбито сердце, — подхватила Тодоренко.

Оно и было в тот момент.

Когда Далматинец закончила свое выступление, Алексей встал и зааплодировал. Потому что оно того, правда, стоило.

— Старайся, старайся, — фыркнул Киркоров.

— Интересно, как на это посмотрит Феникс, — сладко улыбаясь, пропела Тодоренко.

— Ну тут, милочка, что было, то прошло, — глубокомысленно заявил Филипп, стягивая с носа свои розовые очки.

***

Сегодня Кала решила остаться до самого конца съемок — дождётся открытия одной из масок, подловит Алексея где-нибудь на парковке, и они вместе поедут домой. В своей квартире Чопра уже практически не появлялась — лишь заезжала за вещами, что постепенно перевозились к Воробьеву. Они не договаривались о сожительстве, все произошло как-то само собой. Во-первых, у него дома был Моцарт, во-вторых, на фоне происходящих убийств хотелось постоянно быть рядом друг с другом.

Из-за снующей по коридорам полиции все, в основном, сидели по своим гримеркам, но Чопре хотелось послушать других участников. И не ей одной — на горизонте замаячил Мандрил. Артист, едва завидев Далматинца, учтиво поклонился по всем королевским традициям и затем жестом поманил ее к себе. Кала вздохнула и повиновалась. Подошла к коллеге.

— У нас в Мандрилии не принято, чтобы такие очаровашки грустили, — прозвучал его завышенный голос.

Должно быть, он имел в виду ее выступление.

— Очаровашки больше так не будут, — отозвалась Далматинец.

— Правильно-правильно, — закивал Мандрил. — А то как иначе нам честно бороться в финале?

Чопра усмехнулась. Она и сама видела обсуждения в интернете, где им двоим пророчили места в последнем выпуске. Дожить бы ещё до «Крокуса». В прямом смысле слова.

— Обещаю составить достойную конкуренцию, — ответила Кала.

Что ж, разговор вышел поживее, чем с Горностаем на прошлых съемках.

***

Гримерка балета находилась довольно близко к судейским — все было сделано для того, чтобы отгородить выступающих артистов подальше от жюри. Наступил долгожданный перерыв, в который Маша тут же направилась за водой — сегодня она устала куда сильнее обычного. Возможно, все же перегрузила себя номерами, а возможно…

Казанцева как раз вышла из гримерной, когда вдруг ощутила смутное беспокойство. Что-то будто толкнуло ее прямо изнутри, заставляя обернуться. В конце коридора она обнаружила Воробьева, очень медленно идущего в сторону закулисья, поскольку он залипал в свой телефон и глупо улыбался. Настроение с нулевого понизилось до минус пяти разом. Маше не нравилось его видеть. Не нравилось вовсе думать о том, что он существует. Какой же подставой стал для нее новый сезон, когда она узнала, что Алексей станет пятым членом жюри. Удар поддых от жизни.

Тем не менее, девушка совершенно неосознанно застыла на месте, разглядывая его. Она давно не видела Воробьева вблизи. Взгляд зацепился за шрам на его шее, который не мог целиком спрятать даже грим. Мужчина собирался пройти мимо, но, кажется, заметил, что Маша пялится на него, и остановился, поднимая взгляд.

Интересно, он вообще ее помнит?

Большая кружка кофе — и вот он уже снова может существовать. Алексей не всегда любил отвлекаться от процесса, и сейчас был как раз этот случай. Но его самого безбожно отвлекли. Едва освободившись, Кала начала посыпать ему одно сообщение за другим. Воробьев стал вторить ей. Болтовня отвлекала от мрачных мыслей — Алексей был все ещё под впечатлением от номера Далматинца.

Он шел по коридору, мало обращая внимание на то, что происходило кругом, однако то была временная слепота — ощутив, что за ним наблюдают, Воробьев оторвал взгляд от телефона. На него смотрела Мария — девушка из балета, с которой Алексей не очень удачно флиртовал так давно.

— Привет, — дежурно поздоровался молодой человек. — Может быть… Как ты?

Вышло не очень ловко, но уж как есть.

Маша поёжилась от звука его голоса вживую. От личного и прямого обращения к ней. Не очень приятное чувство — особенно из-за того, что, на самом деле, оно было долгожданным.

— Привет, — Казанцева звучала привычно спокойно, хотя внутри нее бушевал самый настоящий ураган. — У меня все хорошо.

Звенящая тишина.

— А у тебя как дела?

Он отправляет ещё одно сообщение Кале, а затем снова смотрит на Машу. Зачем он вообще с ней разговаривает? И не кажется ли ему, что это слишком? Может быть, лучше сделать вид, что они вовсе не знакомы? Нет, это было бы неприлично. Да и к тому же… Что было такого, чтобы прятаться от девушки?

— Я неплохо, спасибо.

Очень дежурный ответ, ничего не скажешь.

Что ещё сказать? Что ей сделать, чтобы он подольше не уходил и продолжал разговаривать с ней?

— Как тебе судейская роль? Тимуру вроде в том году очень нравилась возможность побыть членом после… участия.

— Мне все нравится. Знаешь, очень интересно наблюдать за тем, что ты видел со стороны.

Алексей улыбается чуть мягче и говорит дальше:

— Здорово, что ты много работаешь. Заявить о себе на таком шоу — редкая удача для будущей карьеры.

Сердце девушки дрогнуло и забилось быстрее. Казанцева ощутила, как ее бросило в жар.

— Мне тут нравится, — кивнула Маша, расплываясь в ответной улыбке. — Я подумываю о том, чтобы устроиться ещё в танцевальную школу хореографом. Но «Маску» я не брошу.

И чего ты лепечешь, дура? Он просто вежлив с тобой, а ты уже готова едва ли не в ноги ему броситься.

На самом деле, ему тоже здесь нравилось — иначе бы Алексей не согласился на ещё одно участие в шоу, пусть и в ином амплуа. И сейчас он очень хорошо понимал Марию. Можно сказать — даже слишком хорошо.

— Всегда приятно найти что-то свое.

И он сейчас не только о работе, конечно. Его мысли почти мгновенно обращаются к Кале, и молодой человек моментально переводит взгляд с лица Казанцевой на экран телефона и обратно.

Маша часто заморгала и тихо откашлялась.

— Видела у тебя в «инсте», как ты откормил Моцарта, — рассмеялась девушка. — Он очень милый.

Она давно поняла, что ключ к сердцу Воробьева — его собака. И это сработало — на его губах появляется широкая улыбка

— У него очень хороший аппетит. Но думаю, что скоро его ждёт диета — он, действительно, набрал.

Алексей замолчал, слегка помялся.

— К сожалению, мне пора. Было приятно поболтать.

Он легко кивает девушке и скорым шагом отправляется дальше по коридору. Маше хочется сказать что-то ещё, но в итоге она просто смотрит ему вслед. Тоска. Ужасное чувство защемило в груди — словно ребра затрещали. Казанцева рвано выдыхает и вновь хлопает ресницами, пытаясь отогнать непрошеные слезы, а затем почти срывается с места, чтобы вернуться обратно в гримерку.

Алексей проходит мимо Федора, что стоял все это время в другом конце коридора, и Соколов смотрит на него исподлобья. Убийственно.

Пора что-то решать. Сегодня.

***

Алексей поднимается по ступенькам и выходит к судейским креслам. Филипп ещё не пришел, Валерия беседует с Тимуром, а Регина сидит в телефоне. Пока можно ещё немного отдохнуть.

Воробьев открывает «телеграм», и в эту минуту ему поступает звонок. Он сбрасывает, но кто-то звонит ещё раз. Нервно покусывая губы, Алексей берет трубку.

— Ну что — расслабился, сучонок? За тобой уже выехали.

Искаженный голос звучал глухо и враждебно. Воробьев сразу же сбросил. На нем лица не было. Сердце дробно застучало. Пытаясь взять себя в руки, Алексей взял стакан и налил себе воды. Руки дрожали.

— Вот я не пью накануне съемок, — наставительно произнёс Филипп, проходя к своему месту.

Воробьев лишь слабо улыбнулся на эту реплику.

***

В этот раз теория оказалась максимально верной — под маской Шаурмы скрывалась именно Женя Медведева. Кале было даже жаль узнать, что девушка выбыла, ведь они даже не успели пообщаться за кулисами шоу. Выбывшая артистка как раз заканчивала свое выступление на «бис», когда откуда-то сверху раздался скрежет. Где-то там, где находились осветительные приборы и металлические мостики, к ним ведущие. Звук недостаточно громкий, чтобы заглушить музыку на сцене, тем не менее — роковой. Толпа в зале радостно хлопала, как и улыбающиеся Жене жюри. Все произошло быстро. Какое-то жалкое мгновение, и сверху прямо на сцену падает нечто, даже уже не похожее на человека. Внутренности из вспоротого живота с чавканьем шлепнулись о пол, брызги смердящей крови и кишок полетели во все стороны — в том числе на несчастную Медведеву. Труп сильно разложился за две недели, вонь быстро заполонила собой съемочную площадку. Никто не мог осознать произошедшее. Никто не мог поверить в правдивость случившегося. Может — то просто розыгрыш? Но нет. Раздались крики, люди повскакивали со своих мест, кого-то, кто находился близко к сцене, даже вырвало. Их всех окатили брызги.

Раздутое тело теперь лежало на полу сцены, и, глядя на него, было трудно поверить, что это когда-либо было человеком. Человеком со своими желаниями и стремлениями. Человеком, который дышал, думал и говорил. То, что сейчас стало липкой, мягкой плотью, чье мясо уже начинало становиться пастообразным и растеклось на поверхности сцены, не могло быть в былые времена живым. Оно так и появилось на свет — обезображенным разложением, созданием почвы и личинок.

Но если у кого-то хватило бы смелости заглянуть в лицо этого существа, лицо, что было обращено к чернеющему потолку и круглым осветительным приборам, он узнал бы в нем человека, что смеялся, ходил и кружился в танце прямо в этой студии.

Но кому нужно это делать? Все собравшиеся в ужасе. Они корчатся от отвращения, сдерживают рвотные позывы, пытаются побыстрее уйти. Кто-то упал в обморок, кто-то вывернул свой обед прямо на пол. Смерть вызывает либо наслаждение, либо отвращение. Третьего не дано.

***

За кулисами царил хаос. Никого не отпускали домой, многие плакали от страха. Следователь Виктор Васильев решительно шел через коридоры, за ним следовали двое подчиненных, готовых в любой момент схватиться за оружие. Мужчина распахивает дверь в гримерку балета, напуганные танцоры разом замолкают, сторонясь его, едва ли не вжимаясь в стены. Кажется, в скором времени стоит ожидать большое количество заявлений на увольнение. Васильев окидывает пронзительным взглядом всех собравшихся, а затем задерживается на одном молодом парне.

— Вашакидзе Давид Георгиевич? — его голос звучит почти громоподобно. — Вы арестованы.

========== Глава 18. Арест. ==========

Васильев специально не начинал допрос сразу — пусть этот Вашакидзе посидит в наручниках, промаринуется в собственном соку. Сейчас стояла глубокая ночь. Давида держали в допросной уже почти три часа, пока следователь занимался иными делами. Например…

— Говорите, угрожали вашей собаке, да? — Виктор смотрел на Алексея тяжелым, буравящим взглядом из-под густых бровей.

Воробьев сидел на стуле перед его столом и молчал. Потому что не мог говорить — слова в буквальном смысле застряли в его горле. Перед глазами все ещё стояла та страшная картина, что предстала перед его взором во время съемок. Когда на сцену прямо перед снявшим маску Х упало тело, Алексей даже не сразу понял, что произошло. Лишь тогда, когда кровь потекла по глянцевому полу, Воробьев все осознал. И в ту же минуту его сразил парализующий ступор. Он безучастно глядел на то, как Киркорова вырвало на стол, как закричала Валерия. Кишки и мягкая плоть трупа растекались по сцене, теряя очертания, а ему было едва ли не… Все равно? Да, похоже на то.

Он не помнил ничего, кроме того, что его постоянно хватали за руки и куда-то тянули. В конце концов, он оказался в руках Калы, которая сейчас сидела рядом с ним и отвечала за него на вопросы.

— Да, — встряла она, пребывая сейчас в куда более спокойном состоянии, чем Воробьев. — И дверь фальшивой кровью измазали. Только сейчас я поняла, что ведь Давид упоминал историю с Джеффри Дамером и его собакой на первом собрании киноклуба.

— Киноклуб? — Васильев хмуро посмотрел на Чопру.

— Да, это ребята из балета проводят собрания любителей фильмов ужасов и трукрайма, — пояснила девушка.

— Как интересно.

Следователь пролистал несколько страниц в лежащей перед ним папке и нахмурился лишь сильнее.

— И почему вы молчали? — он вновь обратился к Воробьеву, и вновь вместо него ответила Кала:

— Угрозы прекратились и не поступали до этого вечера. Это я заставила его обратиться к одному из ваших сотрудников, когда ему позвонили.

— Кала… — начал было Васильев с раздражением, но вдруг осекся, понимая, что не знает отчества девушки. — Как вас по батюшке?

— Никак, — пожала плечами Чопра.

— Вы можете подождать снаружи, пожалуйста? Я вас вызову.

Кала недовольно поджала губы, бросила обеспокоенный взгляд на Лешу и, запыхтев, поднялась на ноги и вышла. Стоило ей уйти, как мужчина разнервничался и стал раскачиваться в кресле. Ему было все равно. Он все равно ничего не знает и не скажет.

— И так, Алексей Владимирович, как давно вам поступают эти угрозы?

— Что? Каждый день. И я говорил об этом, но мне не верили или отвечали, что это шутки. А это не шутки. Видите? Вы видите?

Он почти перешел на крик.

— Успокойтесь, пожалуйста, — чуть смягчившись, попросил Виктор. — Мы проверили, откуда вам поступали звонки, и подозреваемый…

Чопра, ходя по коридору туда-сюда и нещадно раздирая собственный маникюр, услышала, как ее Лёша повышает голос, и решила наплевать на просьбу Васильева. Она вбежала обратно в кабинет, перерывая мужчину на полуслове.

— Задержан, — недовольно закончил свою мысль следователь.

— В таком случае вы можете нас отпустить? — с нажимом спросила девушка, уже подходя к Воробьеву, чтобы положить руки ему на плечи.

— Да, вы пока свободны.

— Пойдем, — Кала с нежностью погладила Алексея по щеке и подала ему руку, чтобы он встал.

Этой ночью в полицейском отделении собралась целая толпа — и каждого нужно было допросить. Васильев решил сделать упор на коллег Давида Вашакидзе вместо того, чтобы тратить время на Воробьева и Чопру, поскольку первый находился в истерическом состоянии, а вторая скакала вокруг него, как мамочка.

Следующим на очереди был Федор Соколов — лучший друг задержанного. И убитого тоже. Виктор вызвал парня к себе.

— Да вы гоните! — возмущался танцор, мечась по кабинету, как зверь в клетке.

— Молодой человек, сядьте, пожалуйста, — со всей строгостью попросил следователь. — Начнём с начала. Когда вы в последний раз видели Тимофея Миронова?

— Ну… Недели две назад, — нахмурившись, замялся Федор и все-таки сел. — Но он постоянно выходил с нами на связь! Давид даже ездил к нему ту пятницу!

Васильев забарабанил пальцами по лакированной поверхности деревянного стола. Звучит очень любопытно, учитывая, что криминалисты предположили, что трупу как раз около двух недель. Конечно, окончательно они все узнают лишь после вскрытия, но Вашакидзе явно не мог видеть Миронова в прошедшую пятницу. Особенно, учитывая то, что именно в тот вечер был убит и Антон Обольский.

— И вы тоже к нему ездили? — уточнил следователь.

— Неа, — открестился Соколов. — Я у себя на хате был. Проводил собрание киноклуба.

— Кто-нибудь может это подтвердить?

— Да кто угодно вообще, мужик! — Федор экспрессивно постучал кулаком по своей груди. — Вы че — меня тоже подозреваете? Да я могу вам переписку с Тимофеем показать! Он писал нам! В натуре, ну.

Интересно, что мать Миронова, в свою очередь, считала, что ее сын уехал с друзьями в Сочи. И ей он тоже писал все это время. Женщина не могла вспомнить, звонил ли — у нее была ранняя стадия болезни Альцгеймера, но ее телефон проверили. К сожалению, именно скорбящей матери пришлось приехать в срочном порядке на опознание. А «СМС», действительно, были. Необходимо установить местонахождение телефона самого Тимофея Миронова.

— Вы… вы это…

Федор замялся.

— Из-за звонков что ли?

И тут Виктор заинтересовался. Упёрся локтями в столешницу, уместив подбородок на скрещенных кистях рук.

— Каких звонков?

— Ну мы это… пранковали чутка. Иногда позванивали и писали Воробьеву этому.

— Зачем?

— Да в смысле? Просто шутили. Ничего такого.

— И сегодня тоже?

— Да блин… — Соколов откинулся на спинку стула, устало провел ладонью по лицу. — Этот Воробей у меня Машу увести хочет. Терпеть его не могу. Обращается с ней, как с грязью, с моделями мутит, а она ему в рот заглядывает. Я видел сегодня, как она плакала из-за него в коридоре. Вот мы с Давидом ему и позвонили.

— А дверь?

— Какая дверь?

Вашакидзе, и правда, задержали именно из-за этих самых звонков. Прекратились угрозы как раз около недели назад — после смерти Обольского. Но Васильева смущала история с собакой.

— Вы знаете адрес Алексея Владимировича? — продолжал копать следователь.

— Да еба… кхм. Откуда?

— А номер телефона тогда где взяли?

— На форуме одном. Со сплетнями. Какая-то баба слила, с которой он, видимо, мутил, но недомутил. Она обиделась, и вот.

Вскоре первичный допрос Соколова был завершен, однако Федор не спешил покидать территорию участка. Он расхаживал взад-вперед у главного входа и нервно скуривал уже вторую сигарету подряд. Он был уверен, что Давид невиновен. Да, он странно себя вел, но причина этой странности…

Вдруг, откуда не возьмись, появилась бледная, как мел, Нина. Девчонка, к которой безуспешно подкатывал Вашакидзе уже довольно давно. Она и сама походила на призрака — особенно в белом освещении уличных фонарей.

— Ты че здесь забыла? — нахмурился Федор.

— Мне п-позвонили, — Нина заикалась от страха. — Это правда? Давида в чем-то подозревают? В убийстве?

— Почему позвонили тебе? — проигнорировал все ее вопросы Соколов.

— Ну с ним типа… Типа, ну.

— Да ладно?

Вот это сюрприз! Давид там что, девственности лишился и молчал?

В это же время Васильев, наконец, добрался до Вашакидзе, что все ещё сидел в наручниках в допросной. Следователь сел напротив задержанного, смотря на него уже с некоторым сомнением.

— Когда вы в последний раз видели Тимофея Миронова? — вновь завёл шарманку Виктор.

Ему необходимо проверить достоверность показаний Соколова.

Сидя напротив следователя, Давид чувствовал себя загнанным в угол. Особенно забавно было то, что его прегрешения были не настолько сильны, как многие думали, и внутри себя Вашакидзе ощущал необычное для него тягостное волнение.

— Я видел его давно. Кажется… Не помню. Но точно недели две как, а может чуть больше, — тихим голосом ответил Давид.

Родители его убьют — это точно. И что скажет Нина? Это куда страшнее родителей. Все это время Давид и Нина провели в странном состоянии пары, которая никак не вобьет себе в голову, что она — пара и есть. Всю эту неделю Давид был мыслями только в этом. Оказалось, что зря — нужно было хоть когда-нибудь смотреть в сторону реальности.

— Он мне писал. Редко, но достаточно регулярно. Ну более или менее.

Пока Васильев разбирался со свидетелями, другие сотрудники занимались телефоном самого Вашакидзе и вызвали на допрос некую Нину Саларьеву, о которой лепетал парень в момент задержания. Было важно действовать оперативно. Хорошо, что этот Давид пока не додумался потребовать адвоката — просто сидел и затравленно смотрел на Виктора Андреевича. Так все решится гораздо быстрее.

— Для чего же вам понадобилось говорить, что вы видели его в прошлую пятницу?

В то самое время, когда был убит Обольский.

Давид замялся и неуверенно посмотрел на следователя. Грузинская кровь говорила ему, что мужчина не должен говорить о таком даже другому мужчине. А здравый смысл буквально верещал о том, что нужно себя спасать.

Здравый смысл победил.

— Ну… Мы с моей девушкой… Короче, были вместе. А я не хотел говорить никому об этом. Тем более, что потом мы начали ругаться.

Отношения с Ниной заняли его разум настолько сильно, что думать о чем-то другом Давид даже не мог.

— А вы ей все сказали, да? — все так же затравленно спросил Вашакидзе.

Виктор вздохнул. Конечно, он и так не особенно верил, что этот хилый парнишка смог бы вытворить подобное, но теперь следователь окончательно убедился в том, что перед ним сидит простой ребенок. Глупый и напуганный. Нет, конечно, от детей тоже можно многого ожидать — скулшутеры тому пример, но интуиция полицейского подсказывала Васильеву, что это не тот случай.

— Саларьева — твое алиби, мальчик, — устало пояснял Виктор Давиду. — Ещё бы ей ничего не узнать.

Как раз в этот момент открылась дверь, и в допросную вошел один из младших сотрудников СК.

— Правду говорит, — сообщил он. — Некто от имени Миронова послал ему фотографию своего якобы посещения санатория в Подмосковье. Фото взято с сайта.

— А Саларьева?

— Плачет и уверяет, что они с мальцом были вместе всю прошлую пятницу. До самого утра субботы.

— Она, что, здесь? — вскинулся Давид. В нем боролись сразу два чувства — страх и радость. Он боялся, что Нина сочтет его слабаком, и радовался при мысли, что девушка пришла сюда, чтобы спасти его. Значит она, правда, его любит! Мысли его снова перекинулись на Нину. Девушка могла бы только порадоваться такой верности. А, может, и озаботиться тем, что ее парень так на ней зациклен.

Васильев вновь вздохнул. Перевел взгляд на Вашакидзе и вытащил из кармана ключ от наручников. Не этому пареньку с его-то худенькими ручками закованным сидеть. «Гражданин-майор» отпустил Давида, чем внес в его мысли новый переполох.

— Иди к своей цаце, герой-любовник, — кивнул следователь на дверь. — Давай, чего сидишь? И не забудь личные вещи забрать.

А вот интерес в фанате ужасов подстегнул разговор двух ментов из соседнего кабинета. Сколько бы Вашакидзе не был сейчас настроен на личное, он все равно внутренне откликнулся на ту информацию, которая достигла его ушей. Эти двое молодых ментов как раз обсуждали одну интересную деталь. Дела Обольского и Саши Смоуг так быстро связали между собой не столько из-за характера преступлений, сколько из-за странных меток на их запястьях.

— У Обольского нашли неглубокий горизонтальный порез на левой руке, — говорил один полицейский. — Сначала патологоанатом решил, что это — случайное ранение, полученное при оказании сопротивления убийце.

— А потом? — интересовался второй.

— А потом у модели этой нашли уже два таких же точно пореза. Там же — поперек левого запястья.

— Похоже на римские цифры. Один, два. Думаешь, сукин сын нумерует их?

— Да хз, надо дождаться завтра коронера и узнать, есть ли что-то подобное на теле Миронова.

Но тут оба умолкли, заметив стоящего в дверях Давида.

— Чего тебе? — огрызнулся первый мент.

— Да это ж наш подозреваемый, — напомнил второй. — Отпустили задохлика походу. На — забирай.

На столе лежал пакет с телефоном и документами Вашакидзе.

Надо бы рассказать Феде. Надо бы…

Взгляд парня скользнул по фотографиям в руках одного из полицейских, когда он забрал пакет с вещами с собой. Рассеянно глядя по сторонам, Давид вышел в коридор.

Нина продолжала всхлипывать и попеременно высмаркиваться в одноразовые салфетки, что выдала ей одна молоденькая сотрудница. Рядом с ней сидел Федор, который старательно строчил что-то в чат трукраймеров. Едва завидев возвращающегося друга, Соколов подскочил на ноги.

— Ну нихера ты Билли Лумис! — радостно воскликнул он.

— Да-да, — рассмеялся Давид, сосредотачивая взгляд на Нине. Девушка, утерев лицо, протянула к нему руки, видимо, опасаясь встать со стула. Вашакидзе направился было к ней, но в последний момент повернулся к Соколову.

— Мне нужно тебе кое-что рассказать.

***

— Ну, как ты? — ласковым тоном спрашивает Кала у Алексея, подавая ему в руки кружку горячей масалы. — Ты весь бледный.

Уж конечно — увидеть такое. Сама-то Чопра в момент, когда тело шмякнулось на сцену, была в своей гримерке, потихоньку собираясь домой. Все-таки эта ситуация с убийствами была показательной — Кала и сама не подозревала, что обладает подобным хладнокровием и внутренней силой, помогающей справляться с невзгодами довольно спокойно.

Она усаживается на диван рядом с Воробьевым и прикладывает ладонь к его лбу, чуть хмурясь.

— Да ты весь горишь!

Ей это не нравится. Очень не нравится. Но как ему помочь?

Ему больно и страшно. Больно чисто эмоционально — но гораздо сильнее, нежели чем физически. Страшно представить себе, что кто-то может сотворить такое. Страшно подумать, что кто-то думает так, как думает этот преступник — хладнокровно, почти безумно.

Хотя почему почти? Это безумие и есть. В чистом виде.

И особенно Алексею больно и страшно от того, что он совершенно не в состоянии контролировать ситуацию.

Мало ли что будет потом. Главное то, что есть сейчас.

— Давай-ка мы снимем с тебя всю эту пакость, — настаивает Кала и забирает у Воробьева масалу, чтобы помочь ему избавиться хотя бы от пиджака. — Ну, взгляни же на меня.

Он приходит в себя только в этот момент. Оказывается, до этого он эту кружку сжимал. Алексей поднимает на девушку удивленный взгляд, а затем только отвечает:

— Что такое? Я… Прости пожалуйста, я чувствую себя так странно. Наверное, я ебанулся.

Улыбка, глоток из кружки, которую он забрал назад.

— Мне не нужно было все это видеть. Всю эту… Ну ты понимаешь. Кровь.

Даже одно это слово заставляет его вздрогнуть.

— Я понимаю, да, — Кала поджала губы, погладила Алексея по щеке в уже привычном жесте. — Боюсь представить, каково Медведевой. Оно же все…

Хлынуло потоком сверху прямо на нее.

У каждого человека существует своя реакция на стресс. Чопра пока что до сих пор пребывала в неком подобии спасительного равнодушия — ничего так и не изменилось в ее состоянии после смерти Саши. Но это не означало, что ее не сорвет позже.

Но Кала храбрилась. Она должна оставаться сильной ради Алексея, которому приходилось худо — то было отчетливо заметно со стороны.

Вскоре ей позвонила мама. Женщина вообще часто набирала дочери и заманивала домой — особенно после новостей об убийстве Смоуг. Младшая Чопра ответила на вызов. Голос Вималы дрожал от ужаса. Кажется, кто-то видел последний выпуск новостей со срочным репортажем из гущи событий. Мать почти плакала, периодически переходя на хинди, так что Кала мало ее понимала.

— Мам… мам, — девушка пыталась вставить хоть слово. — Давай по-русски, хорошо?

— Дорогая моя, мое солнышко, — причитала Вимала. — Ты же помнишь мантры? Мы с Бхатами, Неру и Капурами собираемся в выходные на яджну. Ты придешь? Ты должна прийти! Мы должны защититься от темных сил!

Яджна… Очень знакомое слово. Кала хмурится, силясь вспомнить его значение, но в итоге, быстро пролепетав маме, что, может быть, придет, забивает и отправляется банально «гуглить». И в первой же статье..

Дословно «ядж» с санскрита — жертвоприношение. Конечно, в современном мире они имеют уже немного иное значение, но…

Внутри у Чопры все холодеет. Неужели он… Неужели..

У ее Джея всегда был такой тёплый взгляд. Глаза точно щенячьи. Разве может такой человек быть убийцей? Однако, пазл складывался слишком ровно. Тютелька в тютельку. Руки у девушки задрожали, и она не с первого раза смогла набрать сообщение.

«Могу я спросить, где ты был этой ночью?».

Конечно, это было глупое предположение, учитывая то, сколько сотрудников полиции присутствовало на съемках. Но она должна убедиться.

Ответ Кала получает незамедлительно.

«Снимал свадьбу Еремича и Гроссман. Устал страшно, эти двое требовали запечатлеть каждый кадр даже тогда, когда гости вусмерть упились».

«А что?».

Девушка выдохнула. Прикрыла глаза на мгновение, прижимая к груди телефон. Конечно, это не он. Джей просто неспособен на убийство. К тому же, Чопра и сама знала эту парочку — очередной престарелый олигарх и молоденькая модель из ее окружения. Об их свадьбе давно трубили в сети. И Кала, действительно, припоминала, что Бхат должен быть их фотографировать. Какое облегчение.

«Да просто мне надо рассказать, если ещё не знаешь…».

И она принялась расписывать свои впечатления от следственного комитета, обстоятельства, при которых обнаружился разложенный труп, и прочие вкусные детали.

«Надеюсь прямо сейчас ты не ешь, ха-ха», — отправила Чопра напоследок после того, как во всех красках описала стоящую в съёмочном павильоне Главкино вонь.

========== Глава 19. Чти оригинал. ==========

— Мне так жаль, что мы не успели на похороны Антона, — Лиза тяжело выдохнула, после чего сжала пальцами переносицу, пытаясь справиться с накатившим приступом мигрени. — Кто, блять, это делает?

— Держи, — Луна подала ей пару таблеток пенталгина и стакан воды, а затем таким же упавшим тоном сказала: — Зря вы вообще приехали. Теперь и вы тоже будете в опасности.

— А что — мы должны были сидеть под калифорнийским солнышком, пока в опасности вы? — устало поинтересовался Пресняков, нервно теребя нитку, торчащую из обивки на подлокотнике кресла. — В прошлый раз мы справились, справимся и в этот.

— Ты говоришь так, словно это мы нашли преступника в том году, — парировала Боне, присаживаясь на диван рядом с Тимуром, который вовсе молча пил чай с успокоительными травами, которые, признаться, не помогали. — Латеску и Лера почти довели все до конца тогда. Нас спасло лишь то, что Лера приняла нашу сторону.

— Вряд ли новый убийца будет с ней солидарен, — с горькой усмешкой согласилась Свободова.

Повисла тяжелая, гнетущая тишина. Все, сидящие в комнате, думали об одном и том же. И вскоре Батрутдинов озвучил их общие мысли:

— В том году все крутилось вокруг нас с Луной. В этом же… Этому кому-то плевать на нас. Для него мы — пешки. Он не станет играть с нами, просто прикончит по очереди.

— Повторюсь, — дополнила его невеста. — Зря вы приехали.

— А разве полиция не должна приставить к потенциальным жертвам охрану или типа того? — нахмурился Никита.

— Мы не в Штатах, — фыркнула Луна. — Да и ты представь, сколько сотрудников им понадобится. Придется охранять весь состав новой «Маски». Да ещё и нас.

— А ещё копы, охраняющие дом, всегда умирают в кино, — напомнила Лиза и, помолчав пару секунд, спросила: — А свадьба?

— Какая свадьба без Антона? — Боне вздрогнула, вспоминая обескровленное лицо друга, лежавшего в гробу.

— Нет-нет, — Свободова решительно замотала головой. — Вы не можете не пожениться из-за какого-то выблядка, пересмотревшего ужастиков!

— Мы просто тихо распишемся, — пояснил Тимур и приобнял Луну за талию. — Никакого торжества не будет. Это была плохая идея с самого начала.

— Разве в «Крике» убийцы не были всегда связаны с одной и той же темной историей? — рассуждал Никита, переводя тему.

— Не всегда, — ответила Луна.

— Нет, подожди, — Пресняков всё же продолжил свою мысль. — Есть же шанс, что одна личность может знать… какие-то детали.

Все четверо ребят переглянулись между собой.

— Ты предлагаешь… — начал было Тимур, но осекся.

Ему все ещё было не по себе от того, как Луна в свое время вступилась за Леру. Но мысль была дельной. Вполне можно попробовать…

— Поговорим с ней, как Кларисса с Ганнибалом? — усмехнулась Луна, озвучивая вслух то, о чем подумал ее жених.

***

— И так, дорогие друзья! — Федор торжественно поднял вверх пластиковый стаканчик с пуншем. — Встречаем первого подозреваемого — Давида Вашакидзе!

Собравшийся народ тут же одобрительно засвистел и захлопал. Соколов возжелал устроить из случившегося настоящее представление и заставил своего друга ждать в прихожей, чтобы он мог войти в комнату лишь тогда, когда он объявит его появление.

Конечно, ему было очень жаль Тимофея. Именно поэтому сегодняшнее собрание киноклуба стало заодно и своеобразными поминками покойного Миронова. Алкоголя было больше, чем в прошлые разны, как и людей. Ведь Федор хорошо знал своего почившего друга — тот бы сделал то же самое для него.

Вашакидзе же ощущал себя сейчас хорошо. Можно сказать — отменно. Он помирился с Ниной и, кроме этого, стал буквально сенсацией в кругу своих друзей. Не удивительно, что, когда он вошел на зов Федора, на его лице было написана достаточно самодовольная улыбка. Для того, чтобы стать звездой, он уже успел прийти в себя.

— Ну что, каково было попасться в лапы обманного правосудия? — обратился к нему Соколов.

— На самом деле достаточно забавно, — Вашакидзе приподнял стакан с пуншем. — Но все мы знаем, что вырваться из такого правосудия крайне сложно.

Да, да. Обратите на меня внимание.

Парень улыбнулся и обвёл взглядом слушающих.

— Но теперь я знаю, что мы на пороге удивительной истории. Все мы.

Кале вовсе не хотелось оставлять Алексея одного, но и потащить с собой на собрание киноклуба она его не могла. Во-первых, для Воробьева присутствовать на таком мероприятии было бы слишком. Во-вторых, все бы тогда догадались о том, что он в курсе того, что она — Далматинец. Иначе что ещё ей делать в тусовке балета «Маски»? Тем более, что Чопра пришла сюда не за тем, чтобы фанатеть от убийств, а для того, чтобы выведать побольше информации. Каким-то образом Давид и Федор умудрялись знать те подробности, которые не были известны даже в СМИ.

Кала сложила руки на груди и угрюмо посмотрела на Соколова и Вашакидзе. Конечно, полиция отпустила Давида. И у него, и у Федора были алиби на время совершения убийств. Но теперь Чопра знала, что именно эти двое названивали Алексею и занимались его запугиванием. Вот два шнурка безмозглых. Надо будет это им припомнить.

Рядом с Калой на диване сидела Маша. Казанцеву почти передергивало от отвращения из-за того, что их с Чопрой плечи практически соприкасались. Она сильно сжала челюсть, а затем сделала большой глоток из своего стаканчика с пуншем.

— В прошлую пятницу мы с вами смотрели второй «Крик», — продолжил стоящий перед гостями Федор. — В эту будем смотреть третий, но сначала кое-что обсудим. За прошедшую неделю много всего изменилось. Во-первых, появились сразу три трупа. Земля пухом Тимофею.

Соколов на мгновение скорбно опустил голову, а затем вновь бодро улыбнулся.

— Во-вторых, задержали нашего Давида, и ему удалось кое-что вынюхать в полицейском участке.

Гости заинтригованно замерли, даже почти затаили дыхание.

— Ну что, Билли Лумис, поделишься своими знаниями? — вдоволь насладившись реакцией народа, Соколов повернулся к другу.

Билли Лумис. Кала сразу поняла, что Федор нарек этой кличкой Давида из-за того, что в первом «Крике» этого персонажа поймали и доставили в полицию из-за телефона. Но также это натолкнуло ее на не очень приятную мысль — Лумис был парнем Сидни Прескотт. От него намеренно отвели подозрение, оправдав, но в итоге все равно именно он оказался убийцей.

Такие вещи называются минутой славы. И от нее принято получать удовольствие. Вот Давид и получал свою порцию, которая, казалось, была дана ему за те часы ужаса, когда его кошмарил следователь в допросной. Вашакидзе даже забыл, как зовут этого чувака. Впрочем — разве это важно?

Важным сейчас было абсолютно другое. То, что его слушали. То, что на него смотрели. Этот тихий робкий мальчик был в достаточной мере тщеславной натурой. Но очень мало кто об этом знал. Ему нравилось, что на него смотрели. Нравилось даже то, что его называли Билли Лумисом. Этот парень был достаточно глуповат для того, чтобы понимать — то все дутая слава. Его заслуги в том нет. Он просто оказался в нужном месте и в нужное время.

— Когда меня отпустили, — начал Давид, когда Федор дал ему слово. — Я проходил мимо кабинета, где как раз обсуждались улики. На руках жертв убийца оставил знаки. Я запомнил и перерисовал.

Вашакидзе взял со стола и продемонстрировал зрителям большой лист бумаги, на котором были нарисованы непонятные линии.

— Пока что полиция бьется над загадкой — что означают эти знаки, и какое значение имеют для убийцы.

Признаться, сам Давид тоже гуглил все это, желая углубиться в суть и открыть то, что другим скрыто. Однако ничего так и не нашел.

Пока.

Кала прислушалась внимательнее, заерзала на месте, тем самым задев Машу, которая тотчас презрительно скривила губы. Давид изобразил на бумажке черточки. В общей сложности — три штуки.

— Короче, мудила вырезал одну полоску на руке у Обольского, — пояснил Федор. — И две у Саши Смоуг. Может, это что-то типа нумерации, а, может, и нет.

Теперь заерзала и Маша.

— А Тимофей? — уточнила Казанцева. — На нем оставили метки?

Соколов самодовольно усмехнулся, обрадовавшись тому, что девушка интересуется тем, что интересно и ему самому.

— А вот хз, — ответил он. — Он так разложился, что… Ну и мы не знаем, делали ли ему уже вскрытие.

У Калы сильно разболелась голова. В какой-то момент ей даже показалось, что она находится во сне — Чопра словила приступ дереализации. Она задумчиво смотрела на эти полосы на бумажке, и затем осторожно спросила:

— Они располагались горизонтально или вертикально?

— Горизонтально, — кивнул Федор. — Да же, Давид?

Кала сглотнула странный ком, образовавшийся в горле. Действительно, можно было бы посчитать, что эти знаки — римские цифры. Но Чопра вдруг поймала очередную ассоциацию. Брахми. Одна из древнейших разновидностей письма в Индии. Они тоже вместо первых трех цифр использовали именно черточки, вот только, в отличие от римских, они писались именно горизонтально.

Да ну — бред какой-то. Она ведь проверила Джея вчера. Он, действительно, работал фотографом на свадьбе в момент, когда на сцену сбросили тело на съемках «Маски». Да и пропуска в Главкино у Бхата нет, а там все кишело полицией.

— Что ж, раз Давид у нас — Билли Лумис, — прозвучал издевальческий тон Маши. — То ты, Федь, — Стю Мэйхер?

Улыбка сползла с лица Соколова. Он терпеть не мог персонажа, которым обозвала его Казанцева, поскольку в двойке убийц Стю был придурком, а вот Билли — горячим красавчиком.

— Убийц двое, — пораженно прошептала Кала, улавливая нить диалога лишь урывками.

Ей даже показалось, что у нее волосы на голове зашевелились.

Федор же от возмущения даже не нашел, что ответить Маше, поэтому был рад, что Чопра сменила тему.

— Ну да, — кивнул он. — Разве это не очевидно? Во всех частях «Крика» убийц двое. И в прошлом сезоне «Маски» тоже было двое. Это канон.

Кала побледнела до такой степени, что ее обычно смуглая кожа могла показаться со стороны зеленоватой. Словно ее вот-вот стошнит.

— Э, только не блевать на ковер! — вскинулся Соколов.

Чопра же в следующее мгновение подскочила на ноги и пулей вылетела из комнаты. Маша ухмыльнулась. Меньше народу — больше кислороду.

Федор торжествовал. Благодаря Давиду у него получилось собрать компанию не просто из-за пространных рассуждений, а по более весомому поводу. И это было прекрасно. Казанцева решилась. Отрывисто выдохнула, как делают перед тем, как выпить крепкое спиртное, и встала с дивана. Федор наливал пунш, едва ли не пританцовывая, когда к нему подошла Маша. Она игриво усмехнулась и облокотилась бедром о стол. Парень стрельнул глазами в ее сторону. Все-таки она была хороша. И, возможно, сама не сознавала насколько. Нужно обязательно ей на это указать. Обязательно.

— Я верно поняла, что теперь вы с Давидом будете вести свое частное расследование?

На губах парня расцвела улыбка.

— Да, мы будем, — кивнул Соколов, — А что? Хочешь присоединиться?

И, чуть помолчав, Федор добавил:

— Ты это… Не передумала менять имидж Снежной королевы? Я, между прочим, все ещё жду.

На этот раз улыбка Федора была почти ласковой. Маша улыбалась в ответ — открыто и немного лукаво. До чего же ей нравилась эта ситуация. Прекрасная отдушина после ее столкновения с Воробьевым на последних съемках. И, кажется, Федор ей тоже нравился. Возможно. Совсем чуть-чуть.

— Даже не знаю, — пропела девушка, обворожительно похлопав ресничками. — Менять имидж — означает выйти из зоны комфорта. Для этого нужен весомый повод.

Федор был хорошим парнем. И, конечно, не заслуживал того, чтобы быть чьим-то утешением. Подобная роль означала, что его рано или поздно сменят на главного героя сердца, а Соколов был тем, кто умел любить крепко и, конечно же, в таком случае страдал бы. Но мы ведь никогда не выбираем, кого любить? Вот и Федор не выбирал, втрескавшись в Машу, которая гонялась за Воробьевым.

И зная все это, он радовался тому, что девушка пошла на контакт. Хотя повода для радости не было — лишь путь к разбитому сердцу.

— А я разве не повод? — посмеялся Федя.

На такие вопросы либо отвечают положительно, либо унизительно. Внутренне Соколов был готов ко второму и даже заранее продумал ответ. Но, конечно, где-то в глубине души мечтал, чтобы ему ответили положительно. Не только Давид был дурачком в этом союзе.

Маша вдруг смягчилась. Немного расслабилась, вновь улыбнулась. Протянула руку и почти невесомо коснулась руки Федора, при этом продолжая смотреть ему в глаза.

— Повод, — серьезным тоном подтвердила она.

Казанцева плавно приблизилась к Соколову. Она не собиралась обманывать его на этот раз.

— А что, если я и есть убийца? О таком исходе ты не думал?

— Значит ты меня убьешь. Ну и ладно — не велика потеря. Зато меня запомнят навсегда. Войду в историю. Так что это даже круто.

Внутри у нее что-то весьма внезапно дрогнуло.

— Обещаю, если Духоликий — это я, то ты выживешь, — Казанцева попыталась отшутиться.

Она и бы, и правда, никогда не причинила ему зла.

Федор с удивлением смотрит на нее. Почти с недоверием. Он мог бы порадоваться, но вместо этого ему немного нервно от этих слов. И свою нервозность Cоколов маскирует улыбкой.

— Буду самцом Сидни, да? Тоже неплохо.

Маша, стоя так близко от Федора, ощутила даже некое головокружение. Она отпустила его руку, но для того, чтобы теперь коснуться лица Соколова. Она было уже поднялась на носочки и потянулась к нему…

Маше нравилось и то ощущение, которое возникало у нее рядом с Федором. Словно она достойна лучшего, большего. Рядом с ним ей не приходилось лебезить, как при разговорах с Воробьевым. Не приходилось притворяться кем-то другим. Словно Соколов принимал ее даже такой — колючей, холодной, настроенной лишь на мрачные мысли. А что… что, если с ним она сможет открыть и другие стороны себя? Научиться мягкости, легкости, теплу? Тому, чего ей так не доставало. Тому, о чем она мечтала каждый день. Скучала, никогда прежде этого не имея.

Ему нравится эта близость. Очень нравится. Но все то, что приятно, быстро заканчивается.

Вдруг у Казанцевой зазвонил телефон. Она чертыхнулась — из-за этого ей пришлось отступить от Федора. Маша вынула адскую машину из кармана джинс, но вдруг обратила внимание на экран, и лицо ее вытянулось.

Девушка снова далека от него. Как, впрочем, и всегда.

— Слушай, мне надо уходить, — взволнованно проговорила девушка и подняла взгляд обратно на Соколова.

Нельзя, блин, так людей обламывать. Маша уже было собиралась метнуться в коридор, но вдруг вернулась, чтобы приблизиться к Федору и мягко поцеловать его в щеку.

— Давай… Погуляем завтра, хорошо? — прошептала Казанцева, ощущая, как гулко бьется ее сердце. — Вдвоем.

Сердце и у Федора буквально сходит с ума.

— Да… Да, конечно! Я тебе напишу!

И можно не сомневаться, что он, действительно, это сделает.

Надо же… Соколов сияет улыбкой.

***

Это не он. Это не может быть он. Но, к сожалению все складывалось слишком идеально. Калу страшно трясло, пока она ехала в такси. Луна предупреждала ее, что никому нельзя доверять, но Чопра в первую очередь думала о Джее, как о возможной жертве, но точно не как об убийце. Но теперь… Как она могла быть настолько глупа, чтобы сразу не подумать о том, что у Бхата точно имеется очевидный мотив? Сказать, что для девушки сегодня перевернулся весь мир, — это ничего не сказать.

«Я разберусь с ним сама» — твёрдо решила Кала.

Глупо, ведь, возможно, она сейчас лезет в пасть ко льву. Но отчего-то девушка была уверена, что ее Джей не тронет. Если все это затевалось из-за нее, то смысл убивать ее или или даже калечить? Чопра попыталась связаться с Бхатом по телефону, но тот не отвечал, и тогда она позвонила в редакцию журнала, поскольку знала, что в этот день он должен быть именно там — недавно Джей выкладывал в «Инстаграм» соответствующую «сторис». Ольга, секретарша, сообщила, что фотограф, действительно, находится на месте.

Что ей сказать ему? Мысли разрозненно разбегались, сердце гулко стучало где-то в горле. Кале казалось, что ее вот-вот стошнит. Водитель такси слушал по радио какую-то абсолютно дурацкую попсу и даже мычал текст себе под нос, чем очень раздражал Чопру. Она то и дело громко вздыхала, пыхтела, явно показывая свое недовольство, но тот не обращал никакого внимания. Наконец, машина остановилась у здания редакции «Vogue».

Кала вылезла из салона и уже собиралась пойти к главному входу, как вдруг услышала крик с парковки. Внутри что-то оборвалось, и девушка поспешила именно туда, на ходу доставая из кармана перцовый баллончик. Едва она обогнула забор и пару стоящих близко к выезду автомобилей, на нее налетел Бхат лично. Они столкнулись практически нос к носу, и глаза Джея тут же округлились. Он быстро залепетал:

— Кала? Какого хрена ты здесь делаешь?

— Я…

— Неважно, нам нужно валить отсюда!

Парень схватил Чопру за предплечье и потащил обратно в сторону выезда. Кала принялась оборачиваться по сторонам и, не заметив никаких угроз, уперлась, отказываясь идти дальше.

— Прекрати этот цирк! — зашипела девушка. — Я знаю, что это ты, Джей.

— Ты издеваешься? — Бхат не слушал ее, продолжая хватать за рукава и ворот шубки.

Он слегка потряс Калу, чтобы до той наконец должно, что они в опасности, и баллончик выпал из ее рук, тихо стукнувшись о мокрый асфальт.

— Письменность брахми, Джей! — выпалила она, вновь выворачиваясь в его руках. — Путь левой руки, да?

И тут парень вскипел.

— Что ты несёшь?!

— Это ты убиваешь людей! Ещё и помечаешь их! Я не идиотка, помню все о Вамачаре!

Джей нецензурно выругался, обращаясь куда-то в темные небеса, а затем вновь затряс девушку.

— Кала, ты в игры переиграла что ли? Даже путь левой руки в индуизме не подразумевает под собой человеческие жертвы! Жестокость там неприемлема! Почитала бы Шри Бхававсенаху!

Чопра недоверчиво уставилась на него.

— Все? Мы можем свалить отсюда?! — закричал Бхат.

— Да что здесь вообще…

— Кала!

Все происходит очень быстро. Позади Калы мелькает тень, и Джей, хватая ее за плечи, с силой отталкивает девушку в ближайший грязный сугроб. Она даже не успевает выставить перед собой руки, больно ударяясь бедром о бордюр, но затем стремительно поворачивается обратно к Джею и видит перед собой ужасающую картину. Человек в чёрном балахоне и маске призрака отталкивает от себя Бхата, вынимая тем самым и нож из его живота. Парень валится на спину, кашляя кровью. Вдруг со стороны шлагбаума мелькает свет фар, и убийца, бросив мимолетный взгляд на Калу, убегает в обратном направлении. Она тут же подскакивает на ноги, падает на колени перед Джеем, чисто на автомате зажимая его рану руками. Пальцы окрашиваются в алый, ткань его тонкого свитера быстро пропитывается кровью. У Чопры начинает сильно щипать в глазах — она и не осознает, что плачет, и потекшая косметика вызывает раздражение.

— Что у вас случилось? — какой-то мужчина выходит из своего авто, обеспокоенно оглядывая парочку на асфальте.

— Скорую! — крик Калы срывается на хрип, и, пока мужчина хватается за свой телефон, она гладит Бхата по лицу, размазывая кровь по его щекам, и лепечет: — Нет, пожалуйста, держись! Не закрывай глаза! Останься со мной!

Джей как-то вымученно улыбается, с теплом смотря в глаза девушки, а затем его рука, что только было потянулась к лицу Чопры, обмякает и опадает на асфальт. Он отключается.

========== Глава 20. На заднем плане. ==========

Откровенно говоря, Алексею не нравился его психиатр. Максим Петрович казался человеком довольно приятным, но стоило пообщаться с ним подольше, чтобы понять — он нередко был тем ещё Джоном Сноу. Вот и сейчас — сидя напротив Алексея, Максим Петрович, просматривая его мед карту, цокал языком.

— Я, честное слово, не знаю — действуют ли на вас препараты или нет, но давайте на всякий случай их все повысим.

Воробьев, зацепившись взглядом за дырку на рукаве халата доктора, лишь сдержанно кивнул. Ничего иного он не ожидал. Неприятное, гнетущее чувство сдавливало его грудь. Словно что-то должно было случиться, а он и не знает.

— Возможно, вам стоит прописать галоперидол в каплях. На случай если вдруг будет острый пик тревоги. А потом…

Максим Петрович говорил и говорил, а Воробьев слушал и слушал, не понимая, что именно от него хочет врач. Поэтому, когда прием закончился, Алексей поспешил из кабинета, радуясь тому, что не увидит психиатра ещё месяц. По пути он завернул в туалет, куда почти сразу же набежало несколько врачей, один из которых начал бесцеремонно колотить в дверь кабинки Алексея, вызвав у него тем самым небольшой приступ паники.

Ему нужно было побыстрее уехать отсюда, поэтому молодой человек вызвал такси и, ожидая его, посматривал на экран телефона. Ему пришло уведомление от Калы.

«Только не волнуйся — я в Склифе».

Конечно, волноваться совершенно не стоило.

***

Мужчина, вызвавший скорую, помог Кале перевернуть Джея на бок и запрокинуть тому голову — даже в бессознательном состоянии его рвало кровью и, кажется, желчью. Медицинская бригада прибыла достаточно быстро. Им повезло, что Михаил, тот самый мужчина, вовремя подоспел, тем самым спугнув убийцу — так сказали полицейские. Уже сидя в коридоре «Склифа», Чопра не могла перестать дрожать, не могла сосредоточиться на вопросах следователя. Ее ладони были перепачканы в успевшей запечься крови, но у нее не было сил на то, чтобы встать и сходить вымыть руки. Сегодня она впервые столкнулась с Духоликим лицом к лицу. Даже тогда, когда убили Сашу, Кала не воспринимала происходящее всерьез, но теперь…

— Какие-то приметы? Рост? — мягко выспрашивал Виктор Васильев.

— Я… Не знаю… не знаю.

Сбылся тот самый кошмар, о котором ее предупреждала Луна. Пострадал ее лучший друг, и не было ясно, сможет ли он выжить вовсе. Сильнее Кала боялась лишь за жизнь Леши, который вот-вот тоже должен был прибыть сюда.

— Так быстро… так быстро… — девушка задыхалась.

— Принесите ей воды! — скомандовал следователь, переведя грозный взгляд на слишком любопытную медсестру в розовой шапочке для волос.

Та тут же вздрогнула и побежала к кулеру.

— И все же… — продолжил Виктор.

— Там было слишком темно, — покачала головой Чопра, в глазах у нее расплывались очертания больничного коридора, окрашиваясь в алый. — Я помню только… только…

Призрачное лицо.

Медсестра подбежала с пластиковым стаканчиком с холодной водой, но стоило Кале взять его в свои руки, как она тут же его уронила. Вода расплескалась по полу.

— Простите, я…

Это стало последней каплей. Чопра всхлипнула, вновь начала задыхаться, прижимая руку к грудной клетке, и в голос заплакала.

— Я принесу успокоительное! — пискнула медсестра.

— А раньше вы не могли? — строго спросил Виктор.

Но девушка уже скрылась в ординаторской. Васильев сочувственно положил ладонь на плечо Калы, что сотрясалась от рыданий. Все, что ей успели сообщить врачи скорой помощи — возможно, поврежден желудок, и выливающаяся из него кислота может спровоцировать сепсис. Что уж скажешь — лучше бы они молчали.

Следователь поднял голову и заметил в другом конце коридора поспевающего к ним Воробьева. Виктор поднялся на ноги и кивнул ему, решив, что может передать Калу в руки ее возлюбленного.

В итоге, прямо из психбольницы, которая так-то звалась Научным Центром Психического Здоровья, Алексей поехал в «Склиф». Ему было страшно. Ему было неприятно. Он хотел поехать домой и закрыться на все замки. Он хотел, чтобы кто-то побыл с ним и помог создать иллюзию того, что все хорошо. Все нормально. Хотя нормальным ничего не было. Даже сейчас, идя по коридору, Воробьев понимал, что не сможет долго держать себя в руках. Шрам начал болеть невыносимо. И это, конечно же, только начало.

— Кала?

Он подошел к девушке, которая с окровавленными руками рыдала в компании следователя… Как там его?

— Что случилось..? Эй!

Он опустился на корточки и погладил девушку по волосам.

Чопре мгновенно стало ещё хуже — она сразу подумала о том, как Алексей отреагирует на ее выходку. Поперлась к Бхату лично вместо того, чтобы вызвать полицию.

Васильев, поняв, что это уже не его дело, поспешил ретироваться подальше. Кала подняла взгляд на Воробьева.

— Я б-была на собрании этого киноклуба, — заикаясь из-за плача, начала девушка. — Ребята сказали, что убийц д-двое..

И как она сама не додумалась до этого раньше? Зацикленная лишь на себе тупая курица.

— Ещё эти цифры на трупах… Я решила, что это может быть дело рук Джея. И… решила, что сама с ним разберусь, — ей было очень страшно говорить все это Алексею. — Но тут на него напали. Я… видела его. Этого человека в костюме из «Крика».

Пожалуйста, только не убивай меня.

— Ты сделала что?

Его словно водой холодной окатило. Во-первых, опять этот Джей, а во-вторых, как можно пойти на встречу к маньяку? Она совсем с ума сошла?

Первым желанием Алексея было накричать на Чопру. Не потому, что она поехала к Джею, а потому, что поехала к потенциальному убийце. Сейчас это было куда важнее, чем возможная ревность и потенциальная… Что?

— А если бы он действительно оказался… Ну ты понимаешь? Ты думаешь головой когда-нибудь или нет?

Воробьев фыркнул. Но вид Чопры, ее слезы и дрожь сделали свое дело. Пара мгновений, и вот он уже привлекает к себе девушку, обнимает, гладит по голове, шепча слова утешения. На самом деле, ему все это очень не нравится. И решение Калы, и ее слезы, и сложившаяся ситуация.

Да и ещё его посещает непрошеная мысль:

А вдруг Кала поймёт, что Джея она любит больше, чем его?

Алексей сжимает пальцы Чопры.

— Ты же… Ты же больше не будешь…?

Не будет что?

Девушка смиренно выслушивает Воробьева. Да, он прав. Да, она совершенно не думала головой, когда поехала к Бхату. Но ведь… он бы ничего ей не сделал, будь ее догадка правдивой. Кала уверена в этом. Но теперь… теперь неясно, будет ли Джей вообще жить.

— Прости меня, я… Обещаю, больше так делать не буду и отныне буду в первую очередь звонить в полицию.

Ее все ещё трясёт.

Вдруг двери реанимационного отделения распахиваются, и в коридор выходит хирург. Кала моментально подскакивает на ноги, размазывая потекшую тушь по лицу тыльной стороной ладони.

— Перитонеальных признаков нет, — сообщил врач. — Как и развития гемодинамической нестабильности. Фасция не повреждена.

— Попроще можно? — затравленно просипела Чопра.

— Будет жить, — кивнул хирург. — Сейчас он без сознания, его переводят из реанимации в палату. Советую вам поехать домой, а завтра вы сможете навестить его.

Кала облегченно выдыхает, прикрывая глаза. Как же хорошо, что тот мужчина вовремя оказался на парковке. И только теперь она понимает…

— Я не сообщила его родителям, — девушка тут же засуетилась, достала телефон, тоже перепачканный запекшейся кровью, и набрала Камалу Бхату.

Звонить матери Джея не хотелось — она была очень нежной женщиной, и Кала бы не выдержала ее рыданий. Лучше позвонить отцу. Отойдя ненадолго, чтобы поговорить по телефону, вскоре Кала возвращается к Алексею. Ей стало чуть легче, благодаря хорошим новостям, но состояние шока ещё не прошло до конца. Все вокруг до сих пор казалось кошмарным сном.

— Наши семьи собирались завтра встретиться, — говорит Чопра Воробьеву. — Задобрить богиню и всё такое. Мама звала меня, и я подумала, что…

В конце концов, Вимала также настаивала на знакомстве с парнем дочери.

— Ты пойдешь со мной?

На самом деле, ему очень хочется уйти. Не бросать ее одну, нет, но уйти потому, что он боится не сдержаться. Ему страшно, ему больно и душно от осознания того, что его девушка льет слезы по человеку, который недвусмысленно намекал Воробьеву на то, что он любит Чопру. Да, это ее друг. Да, они общались друг с другом годами, но для возбужденного сознания это значения не имело.

Разумеется, ничего такого Алексей говорить Кале бы не стал. И даже как-то упоминать о той их ссоре. Просто в глубине души его это угнетало. Заставляло думать — если бы они были ранены оба, то о смерти кого Кала переживала бы больше?

Пока она звонила родителям Джея, Алексей взялся писать менеджеру ещё одного шоу и своему агенту, говоря, что ему будет сложно выйти в ближайшие дни. Он собирался спать с Моцартом сутки, а то и двое. Подальше от всего этого дерьма.

Однако, когда Кала возвращается и обращается к нему, Воробьев невольно вздрагивает.

— Я?

А зачем? Вряд ли он там придется ко двору, раз родители Калы так религиозны, и…

— Хорошо, конечно. А во сколько?

***

Днем субботы Маша пришла на место встречи к назначенному времени, а вот Федор опаздывал. В какой-то момент девушка уже решила, что он не придет вовсе, что все это — просто издевка, хотя прошли всего лишь какие-то три минуты. Казанцева вновь и вновь сверялась с часами на дисплее телефона, раздраженно притоптывая ногой. Они с Соколовым договорились для начала просто прогуляться, поскольку сегодняшний день выходил достаточно солнечным, в особенности по сравнению с предыдущими. И вот — она стояла около качелей на Маяковской. Растерянная и злая.

И, конечно же, она не ожидала, что он подкрадется к ней со спины.

Федор и телефон — это опасно. Потому что, зависнув в том или ином приложении, он мог пропустить пару часов. И иногда это время многого стоило.

Вот и сегодня, читая в чате подробности нападения на фотографа Джея Бхата, Федор чуть не опоздал на свидание. Сейчас он буквально несся между людьми, прокладывая себе дорогу вперед. Нет-нет, только не это. Пожалуйста, он же успеет.

— Бабуль, сколько за букетик?

— Тысячу двести, — услышал Соколов накрученную сумму за букет мимоз, но ему было плевать. Быстро сунув в руку старушки деньги, Федор схватил цветы и помчался дальше.

Маша стояла спиной к нему, поэтому Соколов тут же обхватил ее сзади руками, суя девушке под нос мимозы.

— Я опоздал, я мудак, прости меня.

Маша уже собиралась возмутиться — это же просто непозволительная близость! Но нежный запах цветов, ударивший в ноздри, мигом заставил ее сердце оттаять.

— Прощается. На первый раз.

Он сжал ее чуть сильнее, не давая двигаться.

— Ты не замёрзла?

Федя отпускает Машу, и теперь, когда она поворачивается к нему лицом, он улыбается ей.

— Может, немного и замёрзла.

А ты ведь можешь меня согреть?

Нет, так открыто Маша флиртовать не будет. Не привыкла. Ее метод решения вопросов — сразу действие. Поэтому в следующую секунду Казанцева, прижимая к себе букет мимоз одной рукой, второй хватается за Федора. Привлекает его к себе, чтобы закончить то, что начала ещё вчера. Девушке приходится подняться на носочки, чтобы дотянуться до Соколова, поскольку ей не повезло с ростом так, как повезло той же Чопре — Маша еле дотягивала до ста шестидесяти трех сантиметров. Вот такая вот маленькая и злая дамочка. Точно карикатурная чихуахуа. Но, тем не менее, теперь она невесомо целует Федора в губы. Маше нравится быть неожиданной. Почти внезапной.

В своей голове Федор убеждён, что Маша должна быть с ним. В своей голове он уверен, что так и будет. И ничто им не помешает — все сомнения улягутся и больше никогда не возникнут, а они с Машей буду жить долго и счастливо. Федор просто не совсем понимает того, что, может быть, Маша вовсе этого не хочет и, если идет на сближение, то лишь потому, что Воробьев не хочет с ней быть.

На безрыбье и рак рыба или как там?

Ему кажется, что Казанцева начинает видеть в нем что-то, и от этих мыслей он приходит в восторг. Федора ещё ждёт сильный удар, когда он поймёт свое истинное место в этой истории, но пока он не думает об этом. Он весь охвачен эйфорией. Он готов для Маши на все. На все, что та скажет. Соколов очень эмоциональный парень — хотя по виду не скажешь. И очень хочет верить в лучшее. В хороший исход любой, даже грустной истории. Вот и в своей он тоже видит сейчас только хорошее.

Когда она берет его за руку, то Федор смотрит на нее со все той же улыбкой, и взгляд у него становится таким нежным, таким ласковым, что даже не самое кукольная его физиономия преображается.

Она становится на цыпочки и целует его в губы. Сердце пропускает удар. Федор даже не думал, что Маша будет его целовать. Вот так целовать. Он согласен с ней ещё долго за ручку ходить — только бы она соглашалась давать ему ручку. А она вдруг сделала этот шаг… Под сердцем вдруг становится очень тепло.

— Прости, что вчера убежала, — почти шепчет она, чуть отстранившись. — Появились неотложные дела.

— Да все хорошо, — отвечает и он чуть ли не шепотом.

Да, все отлично.

— Итак… Куда мы с тобой пойдем? — деловито поинтересовался Федор, протягивая Маше руку.

Обычно в его жизни иначе. В том смысле, что обычно его любили взаимно. А сейчас очевидно, что любит только он. Но Федору пока кажется, что его любви хватит на них обоих.

Маша тепло улыбается ему, и даже глаза у нее блестят. Нельзя сказать, что она уже забыла болезненную привязанность к Воробьеву, но Федор… С ним девушка чувствовала себя лучше. Чувствовала, словно с ним она, наконец, может стать счастливой. Словно ее томительное ожидание правильного человека закончено.

Но пока рано рассуждать о подобном, конечно. Казанцева сильно боялась обжечься. Если Соколов вдруг передумает, если найдёт себе кого-то получше… Цианид в кружке придется ждать уже ему.

— Не знаю, — даже как-то повеселев, пожимает плечами Маша. — Мне все равно.

Кажется, я пойду с тобой куда угодно.

— Может, прогуляемся в сторону Арбата? Я не очень люблю Красную площадь и все, что в том направлении находится.

— Конечно, пойдем куда захочешь.

Можно сказать, что Федор слегка помешался на ней. Нет, не в маньячном духе. Просто она ему в душу запала. И он никак не может ее из души выкурить. Какой-то частью сознания Федор все же понимает, что Маше он не нужен. Что, если Воробьев-таки бросит свою модель и обратит внимание на Машу, то она тут же о Федоре забудет. Он понимает, что убивается, может, и зря совершенно. Его не любят — очевидно. И согласилась Маша только потому, что Воробьев не согласился. И это все тревожит Федора. Заставляет его ещё более крутиться вокруг Маши. Больше, больше, ещё больше. Ему кажется, что если его будет много, то Воробьев отойдет на второй план. Но что-то внутри него знает, что он сам лопнет, как шарик, и истлеет из памяти, потому что никакого значения не имеет для Маши в действительности.

Но одно дело знать, а другое — показывать то, что знаешь. Федор смеётся, улыбается, он всегда оживлен, всегда несёт с собой что-то от праздника. Он очаровывает Машу, как может.

Казанцева цепляется своей рукой за протянутую руку Федора, переплетая его пальцы со своими. Они неспешно двигаются вдоль Садового кольца, чтобы скрыться во дворах и маленьких улочках на завороте к Патриаршим прудам. Сейчас, конечно, ещё не та погода для прогулок, но сегодня хотя бы снег не валит. Маша искоса поглядывает на восторженного Соколова, пока тот с пеной у рта рассказывает о нападении на Джэйдева Бхата. Интересно, откуда он знает столько подробностей?

Девушка чуть сжимает его пальцы в своих, понимая, что неосознанно обкусывает свои губы. Внутри что-то шевелится. Копошится в душе, подобно опарышам в мертвом теле. Маше понравилось быть так близко от Федора. Слишком понравилось. Это может посулить проблемы.

Внезапно она тормозит. Смотрит на него во все глаза, пока дыхание ее становится все более отрывистым.

— Федь, — перебивает его рассказ Казанцева. — Мы же… Я же теперь твоя девушка, да?

— Что? — она шокирует его своим вопросом. Соколов смотрит на нее, и в сердце колет страшно. — А ты хочешь? Ну… Хочешь со мной встречаться? Правда?

Он не очень большого ума. Потому что этой фразой Федор выдал все то, что он, действительно, к Маше чувствует — то, что он счастлив будет, если она согласится. Причём не так, как у нормальных пар. Совсем не так.

— Хочу, — честно отвечает девушка. — Я же строгих правил, забыл?

— Да! Да, конечно же, да!

Казанцевой необходимо все держать под контролем, иначе она сойдёт с ума. Уже сошла, но, если она поймёт, что ею просто играют, то этот процесс окажется необратим. Поэтому ей это так важно — поцеловать его, обозначив тем самым свою территорию. Узнать, какого рода у них отношения. Поэтому Маша внимательно следит за тем, как Федор меняется в лице после ее вопроса, следит за его тоном голоса при ответе.

А тот от счастья светится, точно бездомный щенок, которого приютили и хорошо накормили.

Маша сейчас не улыбается. Просто смотрит на Федора исподлобья, утопая в море сомнений. Можно сказать, что у нее даже поднимается уровень тревожности. Она пила с утра таблетки или нет?

— Тогда почему ты сам не целуешь меня?

«Пограничники» — они такие. Цепляются к мелочам, когда дело касается объекта их заинтересованности.

— Потому что я не знал — вдруг тебе не нравится, — честно признался Федор.

Он на вид похож на американского дилера, а на деле очень нежный парень. Не из тех, кто девушек принуждает к чему-то. Вот и Машу он принуждать не хотел. Просто обозначал свое присутствие, посылал сигналы. Она, наверное, даже не представляла, что он чувствует. Или если да, то наверное ей было… Ей это нравилось?

Федор подходит к Маше, ласково обнимает ту за талию. Очень нежно гладит. Почти невесомо. А потом целует. И сердце у него замирает. Голова кружится, как у школьника. Сразу хочется спросить — она же не оставит его теперь? Но он этого не делает. Просто смотрит ей в лицо и улыбается нежно. Даже странно видеть эту улыбку на его лице — щетина, бритый налысо, плечистый. Совсем не романтичный задохлик с буйной шевелюрой, как Давид. И не красавчик вроде Воробьева.

Ей нравится целоваться с ним — даже внизу живота начинает приятно потягивать. Потому Казанцева даже почти протестующе мычит, когда Соколов их поцелуй разрывает. А потом он…

— А ты меня любишь? Потому что…

Федор ласково погладил Машу по волосам.

— Я тебя очень люблю.

Маша мнется. Она боится этих слов. Боится очень сильно. А ещё Казанцева пока не может понять — то ли это самое чувство. И этот дурацкий Воробьев, от которого у нее коленки трясутся.

Потому девушка, вместо ответа, натягивает улыбку и треплет Федора по щеке. И лишь потом говорит:

— Я, конечно, выхожу из имиджа Снежной королевы, но давай делать это дозировано, окей?

Пусть даст ей время.

========== Глава 21. Яджна. ==========

Прошедшей ночью Кала уснула лишь тогда, когда приняла двести миллиграмм кветиапина из тех таблеток, что прописали Алексею. Ей нужно было ехать на запись песни для пятого выпуска, но она не могла не заехать к Джею. Конечно, и в этот раз никто не собирался прикрывать шоу. Интернет буквально взорвался, а люди разделились на два лагеря: моралфагов, что с пеной у рта доказывали, что проект несёт лишь смерть, и тех, кто теперь с попкорном ждал последующего развития событий. Четвертый выпуск все же выйдет на экраны — из него просто будет вырезан момент с паданием тела. «Вайты» предлагали некую альтернативу — дать всем отдохнуть неделю прежде, чем продолжать съемки, но тут вступила сама полиция. Васильев пообещал обеспечить усиленную охрану в Главкино. Следователь считал, что роспуск шоу мог бы повлечь за собой куда более худшие последствия, а так они могут наблюдать за последующими шагами преступника. И вследствие — поймать. Что-то вроде ловли на живца.

Чопра выехала из дома пораньше. После студии звукозаписи она вновь встретится с Воробьевым, и они вместе отправятся на семейную встречу. А пока…

Шурша бахилами, девушка двигалась вперед по больничному коридору, разглядывая номерные значки на палатах. Внутренности все ещё казались скрученными узлом, а голова была очень тяжелой из-за приема нейролептика. Найдя нужную дверь, Кала зашла внутрь. Джей лежал на кровати, укрытый одеялом, и смотрел телевизор. Выпуск новостей. Про него же самого.

Кала задержалась в дверях.

— К тебе можно? — слабо подала голос она.

Бхат отвел взгляд от экрана. У него кружилась голова, и по лицу разлилась неприятная, сероватая бледность, которая предавала ему землистый цвет.

— Привет, — Джей улыбнулся. — Можно. Как ты?

Отвечать на то, как он, не очень-то хотелось, потому что он был, откровенно говоря, паршиво. Молодой человек протянул руку, чтобы коснуться руки Калы. Он помнил, с чем она к нему пришла до того, как на него напал Духоликий. Потому живо поинтересовался.

— Все ещё считаешь меня убийцей?

В его устах это звучало как шутка.

Когда Джей протянул к ней руку, Кала тут же поспешила занять место на стуле рядом с кроватью, чтобы взять его пальцы в ладони и чуть сжать. Его хватка была такой слабой.

— Прости меня, — нервы по-прежнему сдавали, так что Чопра тотчас всхлипнула. Нос заложило, так что ее голос звучал несколько сдавленно. — Нет, я так не думаю. И никогда не имела права на это.

Кажется, она и сама просто ебанулась башкой. Пересмотрела фильмов ужасов, наслушалась этих чертовых трукраймеров и потеряла доверие даже к самым близким. Теперь ей было очень плохо. Очень.

— Я не знаю… Не знаю, что бы я делала, если бы ты…

Кала не смогла договорить. Просто уронила голову вниз — прямо на их руки. Прислонилась лбом к тыльной стороне ладони Джея, продолжая лить слезы.

— Тише, тише, — голос Джея ещё не окреп, поэтому слегка дрожал. — Не нужно плакать.

Ему было сложно разговаривать с Калой сейчас, потому что он слишком устал — потеря крови давала о себе знать. Ко всему прочему, Чопра всегда по-особенному действовала на него. Вот и сейчас — ему было больно смотреть на ее слезы.

— Кала, я хотел… Попросить прощения. Я не должен был так себя вести. Не должен был мешать тебе строить свою жизнь…

Бхат прерывисто вздохнул.

— Боги разгневались на меня и преподали урок. Мы должны отпускать старое и смотреть новому в лицо. Правда же?

Он закашлялся, что принесло с собой волну боли, и замолчал.

Ему сейчас было очень сложно. С одной стороны, ему было приятно, что Кала так отреагировала на его состояние. С другой — он понимал, что эта женщина, скорее всего, действительно, не будет с ним счастлива. Осознание этого пришло к нему в тот момент, когда Кала налетела на него с обвинениями. Насколько она его не понимала, что предположила… Но Бхат все равно любил Чопру. Ничего не мог с собой поделать.

Все это было очень тяжело.

— Надеюсь, что этого типа скоро поймают.

Девушка вскинула голову, вновь посмотрела на Джея. Она представляла себе, насколько сложно ему даются эти слова. Насколько сложно отпускать человека, которого ты любишь. Ведь ей тоже не так давно пришлось его отпустить. И, как оказалось, очень зря.

— Спасибо, — с облегчением прошептала Кала. — Спасибо тебе, Джей, я…

Очень сильно тебя люблю.

Но лучше пока говорить такие слова не стоит. Они могут быть не так восприняты. Могут причинить лишь большую боль. Им обоим.

— Теперь… — Чопра аккуратно поглаживала костяшки его пальцев. — Я обещаю измениться. Обещаю, что не оставлю тебя.

Ведь такова наша судьба, верно? Мы с самого начала шли рука об руку. Будем и дальше. Просто немного в ином варианте.

***

Сегодня у Алексея был насыщенный день — сразу две репетиции подряд, затем съемки и интервью. И все это под влиянием повышенных дозировок препаратов, которые заставляли Воробьева чувствовать себя максимально дискомфортно. Отвратительно — ничего не скажешь. Алексей старался не жаловаться, однако, его совершенно не радовало то, что с ним происходило.

Он видел во сне Духоликого, кровь и смерть — и свою, и Калы, и близких друзей. А затем — уход Чопры от него к Бхату. И так по кругу. Разумеется, из-за всего этого парень чувствовал себя неуверенно и устало. Просто потому, что его не покидало ощущение потери. Словно он сам обманывает себя, не замечая очевидного.

Однако, по указанному в сообщении адресу Алексей прибыл без опозданий. Почти сразу же его поймала Кала, которую парень поспешил поцеловать.

Сама же она освободилась лишь ближе к вечеру. И, собственно, лишь тогда узнала о том, что собраться последователи шактизма решили дома именно у Бхатов. Конечно, это можно было предположить и пораньше — у них была самая большая по метражу квартира. Но… отступать было уже поздно.

Конечно, когда Вимала говорила дочери по телефону о яджне, она не подразумевала никаких кровавых жертвоприношений. Сегодняшнее мероприятие напоминало, скорее, просто духовное собрание — даже без жертвенного огня. Ему больше бы подошли такие понятия, как бали — приношение пищи и обращение к бхутам, и тарпана — приношение воды и обращение к предкам. Религиозное действие будет совершаться, по сути, лишь мыслью. Акцент делался именно на духовном знании. Четыре семьи, где все были знакомы друг с другом едва ли не с рождения, собрались в гостиной квартиры Бхатов — в их домашнем храме перед мукти Кали. В качестве ублажения богини пока что здесь использовали, в основном, фрукты и цветы, а весь дом пропитал запах благовоний. На фоне играла негромкая музыка, которая должна бы сопровождаться и танцами, но, по понятным причинам, эта часть ритуала сегодня не соблюдалась. Вам бы тоже не захотелось плясать, когда член семьи лежит в больнице с ножевым ранением.

Чопра и Воробьев встретились в обговоренное время сразу у въезда во двор хорошего сталинского дома, в котором и жила семья брахмана.

— Ну, ты как? — Кала постаралась натянуть ободряющую улыбку, когда взяла Алексея за руку. — Если страшно, держись поближе ко мне.

Ему предстояло оказаться среди тех, кто с рождения сватал его девушку Джею.

— Я хорошо, — с лучезарной актерской улыбкой солгал Воробьев. — А ты? Мне не страшно. Нервно. Ну знаешь — знакомство, все дела.

Смотрины или что. Алексей так и не понял.

— Ага, я тоже, — Кала прищурилась, но сделала вид, что поверила.

Пока что.

Они заходят в нужный подъезд, поднимаются в лифте. Все это время Чопра гладит руку Воробьева. Чего уж там — сегодняшнее мероприятие и на нее нагоняло нервозность.

Дверь открыла Рашми, мать Джея. Сначала женщина улыбнулась, но, поняв, что Кала прибыла не одна, тут же опустила уголки губ.

— Привет, дорогая, — холодно поздоровалась она. — И вам здравствуйте, молодой человек.

Бхат даже не стала интересоваться, как его зовут, просто ушла вглубь квартиры. Конечно, она и так знала имя Алексея, начитавшись в интернете слухов об их романе, но это все равно было не очень вежливо. Отличное начало — ничего не скажешь.

На самом деле, Воробьев чувствовал себя просто ужасно. И жутко не уютно. Алексей был человеком простым и современным — ему все эти родовые заморочки были не понятны и чужды. Тем не менее, он не хотел обижать Калу и потому никак не комментировал происходящее. Тем более — если он хочет быть вместе с ней, он должен найти хоть какой-то контакт с ее родственниками.

Но, видимо, это будет сложно — сложнее, чем он думал. Их встретила женщина, которую Алексей принял за мать Калы. Она обдала его таким взглядом, что вежливая улыбка застыла на губах у Воробьева.

Ну ладно. Раз так…

Он надел на лицо вежливо отстраненную маску. И делал вид, что все хорошо.

В прихожей, как и во всем доме, в воздухе висела легкая дымка — знаменитые палочки благовония. Пахло пачули и шафраном. Чопра и Воробьев разделись и прошли в гостиную, где их сразу встретили внимательные взгляды и почти осуждающие перешептывания. Кала крепче сжала руку мужчины.

К ним тут же подоспела Вимала. Вид у нее был встревоженный. Было понятно, что Чопра-старшая, вероятнее всего, провела абсолютно бессонную ночь.

— Кала, солнышко мое, — женщина порывисто обняла свою дочь. — Как ты? Уже была у Джэйдева?

И затем мать перевела взгляд на ее спутника, спасая Калу от ответа.

— Ой, чего же это я, — встрепенулась она. — Добрый вечер, Алексей. Я Вимала, мама этой непоседливой девицы. Можно просто по имени.

Вот это звучало уже куда большее дружелюбно. Вимала всегда была куда более демократичной, нежели Амар, ее муж. И, тем более, чем Камал — отец Джея. Кала предчувствовала, что ей предстоит сегодня столкнуться с гневом обоих.

— Я так рада, так рада, что вы оба пришли! — мать устало улыбалась и кивала, как болванчик.

— Мы уже пропустили яджну? — с надежой уточнила младшая Чопра.

Она также боялась и того, что ей влетит за то, что она привела непосвященного на столь важный ритуал.

— Нет-нет, — поспешила успокоить Вимала, неверно истолковав тон своей дочери. — Камал скоро начнёт.

Кала сжала руку Алексея ещё сильнее.

Благо, настоящая мать Калы оказалась куда более приветлива — думал про себя Алексей. Однако, то было капля в море. Все прочие гости (или хозяева?) смотрели на него так, словно сожрать были готовы. Надо сказать, что Воробьев не был к этому готов. К подобному шквалу негатива. Скорее — к скепсису и надменности, но не…

— А мне тоже нужно будет присутствовать на… Церемонии? — осторожно спросил он девушку.

Ему здесь явно не рады. Все фантазии о том, что он сможет подружиться с ее семьей, рассыпались, как снежный ком. И, конечно, легко поверить, что под давлением семьи Кала выберет не его. Легко, если бы все существо Алексея не протестовало против этой мысли.

— Я надеюсь, что мы оба сможем переждать это дело на кухне, — абсолютно честно шепнула Кала в ответ. — И, кстати, если предложат — не пей сому. Ни в коем случае. Я не знаю, что за хрень туда добавляют, но ставлю на какие-то грибы.

В древние времена этот ритуальный напиток делали из эфедры, известной как хвойник, или гармалы, известной как могильник. Оба этих растения содержат алкалоиды.

Алексей был рад тому, что Кала уйдет с ним отсюда. Под влиянием препаратов он чувствовал себя уставшим и растревоженным, и потому подобные мероприятия и компания были ему не особенно приятны.

— Я не буду ничего пить, — пообещал он, хотя и так было понятно, что пить что-то в этом месте было рискованно.

Вот-вот Мадхав Неру, глава одной из четырех собравшихся семей и исполняющий обязанности хотара, будет воспевать ведийские гимны и мантры Кали, используя гхи, молоко, зерна и сому в качестве подношения. Навин Капур, выполняющий роль адхварью, уже почти закончил подготовку необходимых принадлежностей. Отец Калы, Амар Чопра, сегодня будет удгатаром — ему предстоит заниматься гимнами Самаведы, в то время как Мадхаву и Навину — текстами Ригведы и Яджурведы соответственно.

Домохозяин, Камал Бхат, должен будет руководить самой яджной и следить за правильностью ее проведения, а также отвечать за тексты Атхарваведы.

Кале очень сильно хотелось пропустить все это великолепие. Именно поэтому, когда присутствующие засуетились, она развернулась вокруг своей оси и повела Алексея за собой в сторону коридора, чтобы оттуда уйти на кухню. Но тут путь им преградил никто иной, как ее собственный отец. Амар замер в дверях, возвышаясь и над дочерью, и над ее спутником — глава семьи Чопра был мужчиной очень высоким и широкоплечим.

— Привет, пап, — Кала старалась звучать как можно более спокойно.

Он смерил ее хмурым взглядом, а затем посмотрел на Воробьева и стал вовсе чернее тучи.

— А, вы — тот самый молодой человек.

— Пап, мне очень хочется пить, пропусти нас, пожалуйста, — девушка не тряслась от страха, ничего такого. Она говорила уверенно и четко. Но лишь на вид. — Мы сейчас подойдем.

— Нет-нет, — Амар не отрывал взгляда от Алексея. — Сейчас же начнётся яджна.

— Вот после нее и поговорим, — беззаботно улыбнулась младшая Чопра.

— Я так не думаю, — теперь рядом с ее отцом выросла ещё одна фигура.

Камал Бхат.

Просто чудесно. Воробьев надеялся на нормальное представление, какое-никакое общение, а вместо этого на Алексея все смотрели испепеляющим взглядом и холодно молчали.

Чудесно.

Они хотят, чтобы он ушел? Так вот он никуда не пойдет. И, словно в подтверждение своих мыслей, Воробьев сжал пальцы Калы в своих. Крепче. Ещё крепче.

— У вас есть ко мне какие-то вопросы? — вежливо поинтересовался у мужчин Алексей.

— Амар, — вмешалась Вимала. — У вас все готово?

Мать явно пыталась вывести дочь и ее молодого человека из-под удара. И, может, с отцом бы это и прокатило, но только не с хозяином дома.

— К вам, юноша? — заговорил старший Бхат и натянуто улыбнулся. — Совершенно никаких.

Камал перевел взгляд на Калу. Та успокаивающе погладила Алексея по костяшкам пальцев.

— Прелестная лилия, — фамильярно обратился он к девушке, словно она уже была ему невесткой. — Я очень благодарен тебе за то, что ты была с Джэйдевом вчера и смогла вовремя ему помочь. Он жив благодаря тебе.

«Да он и чуть не умер тоже из-за меня» — чуть не вырвалось у Чопры.

Алексей стоял сейчас и смотрел на то, как двое ему незнакомых мужчин терзали его жизнь. Наверное, он мог бы высказаться сразу, как только один из них упомянул имя Джея, да ещё в таком ключе, но вот только зачем? В этом не было нужды.

— Да что вы уж, — вежливо улыбнулась Чопра. — Какая я была бы ему сестра, если бы не помогла?

— Сестра? — вскинув брови, переспросил Камал. — Как интересно.

— Кала, — отец взглянул на дочь со всей строгостью, едва ли не цедя сквозь зубы. — Думай, пожалуйста, что говоришь.

— А я сказала что-то неуважительное? — девушка сделала вид, будто абсолютно растеряна.

На деле же она была готова растерзать их всех. Своими зубами.

Препараты несколько притупили нутро и чувства Воробьева. Если раньше он позволил бы себе эмоции, то сейчас тупо стоял, как идиот, где-то на задворках сознания решая — уйти ему или остаться. Его начало потрясывать, но Алексей этого не замечал. Ровно до того момента, пока пальцы Калы снова не сжались на его пальцах.

— Нет, дорогая, — так же деланно вежливо поспешил успокоить Бхат. — Ты молодец. Хорошая девушка. Воспитанная, умная. Я буду рад принять тебя в свою семью. Уже купил билеты для вас с Джэйдевом в Калькутту на предстоящий ноябрь.

— Простите, пожалуйста, я не хочу вас обидеть, — Кала и предположить не могла, что может быть такой хорошей актрисой, играя сейчас такое искреннее сожаление. — Но боюсь, что у меня другие планы.

— На ноябрь?

— На Джэйдева.

Камал так и смотрел на нее, переслащенно улыбаясь, а Амар почти что побагровел от злости на дочь, что сейчас стыдила перед всеми их семью. А все гости ведь, действительно, притаившись, наблюдали за этим разговором.

— И какие же? — уточнил старший Бхат.

— Боюсь, что мы никогда с ним не поженимся, — драматично поджала губы младшая Чопра.

— Кала! — ее отец почти вскипел. Как чайник.

— Что? — она невинно захлопала ресницами. — У меня уже есть жених. А вы, кстати, кажется, забыли о знаменитом индийском гостеприимстве. Даже не поздоровались с ним так, как полагается. Знакомьтесь, это — Алексей Воробьев.

Кала говорила очень спокойно, но достаточно выразительно и с легким укором. В гостиной повисла такая звенящая тишина, что быстро стало ясно — она уложила обоих мужчин на лопатки.

Камал молчал. Амар молчал.

«Какой позор!» — лишь думал последний. Как его родная дочь посмела так унизить их семью? Прямо перед всеми!

— А я тоже не верю в сказки про обещанных друг другу жениха и невесту! — вдруг выдала совсем молоденькая девочка-подросток из семьи Капуров. — Мои мама и папа хотят, чтобы я в восемнадцать вышла за Абхея, а я не буду!

Кала не выдержала и прыснула со смеху в кулак, пока мать девчонки принялась судорожно извиняться перед всеми.

— Я полагаю, у нас не получится задержаться, — напоследок сказала младшая Чопра.

У Амара и Камала духу не хватало сейчас взять и громогласно выгнать ее. Но она и сама не желала оставаться.

Вдруг она сложила вместе ладони и, чуть поклонившись, произнесла:

— Намасте.

Насколько очевидно было то, что это была чистой воды издевка?

— Не будем мешать яджне, да будет милостива к нам богиня, — после этого Кала очаровательно улыбнулась и потянула Алексея за собой обратно в прихожую.

Невольно на губах мужчины появилась усмешка. Все-таки его страхи был напрасны. Все-таки их чувства чего-то стоили.

Покинув место сражения, Воробьев поспешил обнять девушку — они спускались в лифте вниз.

— Это было… Было ошеломляюще, — заметил он, обнимая Калу за талию и прижимая к себе. — Но… Они же очень разозлятся…

— И что они сделают? — фыркнула Чопра. — Натравят на меня Махадеви? Или, может, боевых слонов?

Конечно, ей не было шибко приятно от мысли, что она публично поссорилась со своим отцом и отцом Джея. Но что поделать? Иначе тут было нельзя. Папа простит ее рано или поздно. Мама, кажется, и вовсе была на их с Алексеем стороне.

— Все будет нормально, — Кала успокаивала то ли возлюбленного, то ли себя. — Я все равно никогда полноценно не вписывалась в их общество. Вот и прошло время, так сказать, окончательно оборвать пуповину.

Уставшие и голодные, ребята заехали по пути домой в ресторан и домой засобирались лишь тогда, когда им позвонил следователь, чтобы сообщить, что охрана к ним все же приставлена будет — уже две жертвы нападений были напрямую связаны с Чопрой. Саша Смоуг и Джей Бхат. Нельзя было так рисковать.

Кала и Алексей как раз вышли из такси и неспешно шли к подъезду дома последнего, когда их окликнули:

— Алексей Владимирович и Кала… ээ… — замялся молодой полицейский.

— Просто Кала, — кивнула девушка.

На улице уже было очень темно, время шло к полуночи.

— Нам с напарником сторожить вас до утра, — признался сотрудник. — Может, можно у вас попросить хотя бы горячего кофе нам в термос налить?

— Да, конечно, — уже защебетала Чопра, когда вдруг..

Машина полицейских была припаркована чуть поодаль. У Калы зазвонил телефон. Она отвлеклась, отвечая на неизвестный номер — Чопра ещё не была приучена к тому, что позвонить может кто угодно, как был приучен Воробьев. Так что, когда в трубке раздался зловещий искаженный голос, она даже не сразу поняла, с кем говорит.