Королева воинов

Глава 13

60 год н. э. Южный берег Британии

Что-то пронеслось по дуге в небе, удивив моряков, а потом, подобно молнии, ударило в море вдали от корабля, шедшего вдоль южного побережья Британии.

Сначала капитан подумал, что это могла быть птица — не альбатрос, а хищник наподобие морского орла. Так как он исчез в море, капитан предположил, что это действительно был морской орел в погоне за мелькнувшей рыбой. Только потом, по оставшемуся в воздухе шлейфу дыма, он понял, что это была сигнальная стрела.

— Сигнал! — прокричал он, пытаясь перекрыть шум ветра, хлопанье парусов и плеск волн о борт корабля. Светоний Паулин, правитель Британии, смотрел в море, в сторону далекой Галлии, где многие его прежние сослуживцы командовали легионами. Теперь, после большой победы, он мыслями витал где-то далеко и не заметил ни стрелы, ни крика моряка.

— Сигнал! — закричал уже и дозорный.

Один из окружения Светония повернулся на крик, но к этому времени стрела снова ушла в воду, и показывать было не на что. В отчаянии дозорный указал на берег, и в этот момент, к счастью, неизвестный лучник выпустил третью стрелу, и все увидели ее дымный след.

Светоний немедленно подошел к капитану.

— Вон там. Лучник! — сказал моряк.

Лучник выпустил четвертую стрелу. На этот раз Светоний тоже приказал поджечь стрелу и выстрелить в сторону берега, дабы показать, что сигнал замечен.

— Прикажи гребцам пристать в ближайшей бухте, где нет скал, — приказал он капитану.

Увидев ответную стрелу, лучник вскочил на лошадь и бросился вслед за кораблем. Наконец судно смогло безопасно подойти к берегу.

Поднявшись на корабль, посол поприветствовал Светония и доложил:

— Мне приказано выразить почтение правителю от лица прокуратора Британии Дециана Цата. Он шлет вам свои поздравления и просит вас прочесть это срочное послание.

Раздраженный тем, что его донесение с острова было прочитано этим жирным, надутым, жадным и невежественным тупицей прокуратором, Светоний принял свиток и сломал печать. Прочитав письмо, он фыркнул от отвращения.

Благороднейшему и достойнейшему правителю Гаю Светонию Паулину от Прокуратора Британии Дециана Цата.

Приветствую тебя именем славнейшего императора Рима Нерона.

Я, Дециан Цат, покорнейше спешу уведомить правителя о возмущении в наших владениях. Да будет известно, что гарпия, чье имя Боадицея, или, на ее языке, Боудика, нагло называющая себя королевой Британии, подняла огромную армию из сотен тысяч крестьян-бриттов и в нарушение приказов императора Нерона направила ее на наших славных ветеранов.

Эта мерзкая женщина в мужской одежде, с мечом и кинжалом в руках, опустошает наши земли, она истребила все население нашей столицы Камулодуна самым ужасным образом, как могут лишь варвары. Еще она уничтожила пять тысяч прекрасных римских воинов из Девятого испанского легиона. Только его легат, Петиллий Цериал, и его личный страж смогли выжить.

Говорят, правитель, что эта негодяйка сейчас движется к беспомощному и незащищенному поселению Лондиний. Прошу тебя, правитель, поспеши на помощь к ним во имя императора.

Сожалею, но я вынужден был срочно отправиться в Галлию по неотложному делу императора, несмотря на опасность для меня в этой варварской стране, иначе я обязательно остался бы сражаться плечом к плечу с жителями нашего города. Я бы так сделал, правитель, несмотря на то, что я простой администратор и слуга Рима без опыта военной службы и без военных дарований.

Молю понять, правитель, что ты должен последовать этой срочной необходимости и отправить свою армию на восток, чтобы встать на защиту жителей Лондиния от злейшей и жесточайшей из всех женщин, с которой нужно бы заживо содрать кожу, а плоть кинуть на съедение воронам.

Именем императора я призываю тебя поспешить и преуспеть.

Написано рукой прокуратора Британии двадцатого июня в шестой год славного правления императора Нерона.

Дециан Цат

Светоний передал свиток своему помощнику Фабию Терцию. Он подумал о Девятом легионе и невольно вздрогнул, представив себе чудовищность потерь, сравнимых лишь с недавними потерями в Германии. Ужасно! Как мог Петиллий допустить такую катастрофу? И почему сам он жив, если все его люди погибли? Он должен был предусмотреть случившееся.

Но сейчас было не время показывать свою скорбь. Сейчас нужно было брать на себя командование. Если хоть что-то из написанного этим шутом было правдой.

Фабий удивленно тряхнул головой:

— Пять тысяч легионеров? Пять тысяч? Как такое возможно?

Светоний пожал плечами.

Фабий презрительно морщился, читая письмо.

— Похоже, что он все-таки говорит правду. Если нет, то с чего бы этому трусу бежать в такой спешке?

— Ничего другого я и не ожидал от этой свиньи, кормящейся из императорского корыта. Что ты знаешь о Боадицее? Женщина во главе армии? Разве так бывает?

— Королева Картимандуя водительствовала армией! — вспомнил Фабий.

— Да, — рассмеялся Светоний, — с римской поддержкой она повела армию против собственного народа, который выступил на стороне ее мужа. Но здесь — другое. Похоже, эта женщина равна мужчине. И она должна была вести огромную армию. Те ветераны в Камулодуне… Некоторые из них сражались со мной в Северной Африке и показали себя отважными воинами. То, что говорит Дециан, может быть правдой, потому что город был слабо защищен и половина армии была с нами на западе. Но гибель пяти тысяч легионеров! О боги! Для такого нужно настоящее мастерство стратега. У нас очень большие проблемы, если этот уродец и в самом деле не лжет.

— Это правда. Только подумайте: прокуратор получает в Британии такие доходы, что может бежать в Галлию лишь по очень серьезной причине.

Светоний кивнул:

— Да, это и в самом деле так.

— Отправиться ли мне к войскам на запад, чтобы подготовиться к битвам с Боадицеей?

— Пока нет. Я хочу разобраться, что произошло в том городе. Прокуратор написал, что в армии бриттов — сотни тысяч. Но из его документов по налогам для императора можно предположить куда меньшее число. Однако намного больше меня беспокоит, почему против нас восстало мирное и дружественное племя. Они знают, что мы их уничтожим, как подавили восстания на западе. Что-то вызвало такую ярость, что-то привело к тому, что они подняли оружие против Рима.

Фабий кивнул:

— Если мне будет позволено высказаться…

— Прошу тебя, Фабий.

— Господин, когда мы прибыли в Британию, я много спрашивал местных об условиях жизни людей, и они очень откровенно говорили о том, что их действительно злило — об увеличении налогов и особенно требовании императора вернуть одолженные Клавдием деньги из императорской казны. Это громадная сумма, и ее изъятие могло вызвать большие трудности, даже разорение многих бриттов. Вы всегда учили меня быть безжалостным в битве и милосердным в мире. И я не вижу ничего достойного в том, как мы обращаемся с завоеванными народами.

— Я мало что могу поделать с этим и вынужден просто исполнять приказы императора и Сената. Но если именно требование императора все новых и новых денег вызвало это восстание и стоило жизни столь многим римлянам, я постараюсь во всем разобраться. Я напишу Сенеке, главному императорскому советнику, и расскажу о том, что видел.

Покачав головой, Фабий спросил:

— Почему именно ему? Почему не известить самого императора или Сенат? Вы назначены ими, а не советником.

Светоний рассмеялся:

— Как мало ты знаешь о Риме, Фабий. Вот почему ты со мной… Именно потому, что ты чужд этому городу.

60 год н. э. Поход на Лондиний

Численность ее войска росла с каждым днем. По десять, пятьдесят, а то и по сто человек приходили через поля и леса каждый день. У всех были уже кинжалы, у кого-то — щиты, у некоторых — даже мечи. Копий, правда, почти ни у кого не было.

Боудика послала гонцов во все соседние деревни за мастерами по изготовлению повозок, колес, за конюхами, поварами, пекарями, кузнецами, оружейниками — всеми, кто мог помочь подготовить ее армию для встречи с римлянами. Продовольствие они брали в своей округе, забирали скот из деревень и зерно с полей. Это вызвало возмущение некоторых бриттов, но Боудика знала, что, пока остальные — под ее властью, она потом наградит всех тех, кто вольно или невольно будет ей помогать.

После битвы за Камулодун ее армия ликовала. Они одержали верх над мощью Рима, одержали неожиданную, чудесную победу. Теперь можно было позволить войску отдохнуть день-другой. Но когда праздник закончится и нужно будет выступать к Лондинию, Боудике придется объяснить своим людям положение дел.

Вместо того чтобы произносить речь перед всеми, она отправилась по лагерю. Чтобы обойти все костры, ей потребовались целых две ночи, потому что из-за большого числа пришедших к ней воинов лагерь растянулся на огромное расстояние. И всем она говорила, что, когда римляне получат весть о разрушении Камулодуна, бритты не должны недооценивать силы противника, ибо он будет быстрым и крайне безжалостным. Да, многие погибнут. Но оставшиеся в живых обретут свободу.

Она говорила, что они взяли лишь небольшой город, где были старые солдаты и простые горожане, а когда встретятся в поле с настоящей римской армией, это будет уже совсем другое дело, и важнее всего будет военная дисциплина. Она заверяла своих людей, что изучила стратегию римлян, понимает римскую тактику и знает приемы, при помощи которых они будут равны римлянам на поле боя. Говоря все это, она видела облегчение и одобрение на их лицах и молча молилась богам, чтобы все, что она обещала, стало правдой, и благодарила богов за то, что никто из ее людей не знает, что никаких особенных знаний у нее нет, а есть только то, что объяснял ей Прасутаг. Именно он поведал ей о силе и назначении римской «черепахи», о римском «клине», предназначенном для того, чтобы расколоть строй противника, о «круге», когда римляне защищают свои позиции со всех сторон, и о построении, что применяется против всадников. Разговаривая со своими соратниками, Боудика только теперь осознала, сколь велико ее уважение к Прасутагу и как сильно она зависела от него. И еще раз поняла, как она по нему тоскует.

В лагере были хмельной мед и вино, свежий хлеб и жареное мясо, и армия пировала, продолжая праздновать победу. Да, воины прислушивались к ее словам и выражали свое одобрение, но она знала, что они все равно неопытны и не подготовлены к тому, что могла противопоставить им мощь Рима. И ей становилось страшно.

Но во время своих обходов лагеря она заметила и то, что очень ее обрадовало. Мужчины и женщины из разных племен, по-разному одетые, вплоть до застежек на плащах, сидели вместе и дружески беседовали. Это проявилось уже после битвы за Камулодун. Передвигаясь и скрываясь в лесах, они еще были двумя разными частями ее армии — иценами и триновантами. Но, уходя от горевшего города, они сплотились и теперь хлопали друг друга по плечам и обнимались, теперь они ели и отдыхали вместе. Люди из разных племен, которые приходили позднее, видя их поведение, быстро смешивались со всей армией. Это было удивительно и радостно.

Уже седьмой день они шли от Камулодуна к Лондинию, когда Боудика решила, что пришло время посетить правителя королевства катувелланов, через чьи земли армия должна была пройти, чтобы разрушить римский город на берегах Тамеса. Это племя было смертельным врагом триновантов. Каратак и его брат были правителями катувелланов и великими воителями, сражавшимися против римлян, когда те только пришли на завоевание Британии. Теперь она должна была отправиться в столицу этого племени и встретиться с их правителем Кассивелланом, человеком, который взял себе имя того, кто противостоял самому Юлию Цезарю сто лет назад, когда тот впервые высадился в Британии.

Когда она и Прасутаг правили иценами, они видели с его стороны лишь враждебность. Теперь она объединилась с его врагами триновантами и потому совсем не представляла, какова будет его реакция. Ее сомнения еще более усилились после победы над Камулодуном. У Кассивеллана были тысячи воинов, и его можно было бы склонить присоединиться к восставшим, если бы они одержали более значительную победу, чем разрушение города ветеранов.

Попросив короля Мандубрака принять командование над армией на время своего отсутствия, Боудика отправилась на северо-запад. Она знала, что вести переговоры с королем Кассивелланом будет трудно, ибо было известно, что он хотел расширить свое королевство, чтобы достичь моря. Этот король получал хорошую прибыль от торговых путей, проходивших по его владениям, но понимал, что увеличит свое богатство в несколько раз, если сможет иметь в своей земле еще и порты.

Помня обо всем этом, Боудика взяла с собой свиту и теперь отгоняла мысли о возможной опасности. Объединиться с Мандубраком, даже использовав весь такт и всю дипломатию, было крайне трудно. Как добиться того же от Кассивеллана? Это казалось просто невозможным, его неприязнь к иценам всегда была открытой. Но сделать это было необходимо, потому что без союза с ним остальные властители Британии стали бы смотреть на ее выступление как на мелкий бунт и отказались присоединиться. Если ицены, тринованты и катувелланы станут единой армией, то и остальные поймут, что происходит, и тоже восстанут.

Она со своей свитой подъехала к городу, и стража немедленно открыла ворота, даже не спрашивая ее имени: здесь ожидали ее приезда. Проезжая под аркой ворот, она кивнула воинам, и те улыбнулись в ответ:

— Да пребудут с тобой боги, женщина иценов.

Она медленно углублялась в город. Сплетение улочек, мастерские, и везде — такие знакомые запахи жилья бриттов: дыма, раскаленного металла, свежего хлеба и жареного мяса. Здесь не было ни одного каменного здания или мраморной колонны, не было расписанных стен или мозаичных полов, только земля, дерево, тростник и солома.

Боудика глядела по сторонам и видела женщин и детей, которые вышли к дверям жилищ, чтобы посмотреть на высокую рыжеволосую женщину на огромном коне. Некоторые усмехались, когда она проезжала мимо, другие смотрели с любопытством. Кто-то глядел угрюмо и отчужденно, но все, казалось, уже знали ее.

Когда жив был Прасутаг, она нередко испытывала смущение, если на нее смотрело много людей, но сейчас этого не было. Все взгляды говорили, что в ней видят теперь не Боудику, а воительницу, которая захватила римский город, чего еще не смог сделать ни один бритт. С мечом и щитом, в доспехах, королева чувствовала себя уверенно и надежно.

В центре города Боудика разглядела большое здание королевского дворца. Она подъезжала к нему медленно, чтобы дать Кассивеллану время подготовиться к встрече. Спешившись, она передала поводья страже и вошла в дом. Он был больше, чем дом короля триновантов, богаче украшен внушительными фигурами богов, в середине залы стоял огромный круглый стол, окруженный деревянными креслами, на стенах висели щиты и оружие.

Кассивеллан сидел за столом, окруженный придворными, и, когда Боудика вошла, встал. Она остановилась в дверном проеме. Перед нею было много людей, правда, меньше, чем в зале короля триновантов.

Глядя на короля, Боудика наклонила голову. Один за другим мужчины и женщины рядом с королем, его жены и дочери, сыновья и пасынки, вставали, и тогда Боудика приблизилась к столу:

— Боудика, королева иценов, приветствует Кассивеллана, великого короля племени катувелланов.

— Боудика? Та женщина, что разрушила деревню престарелых римлян?

Перед ней был высокий, суровый человек лет сорока, его волосы уже начали белеть от забот правления. Она никогда его не видела, но много слышала о нем. Он не был другом римлян, хотя она знала, что со времени поражения Каратака он вынужден был жить, подчиняясь их силе.

— Боудика, которая убила тех, кто вторгся в наши священные земли, — ответила она. — И королева иценов, которая в священном лесу уничтожила целый легион римлян.

Они смотрели друг на друга, не двигаясь с места, пока одна из женщин, сидевших рядом с королем, не встала и не сказала, кивнув головой:

— Я Велла, королева катувелланов. Я приветствую Боудику, королеву иценов, и приглашаю ее сесть с нами за стол.

Кассивеллан с раздражением взглянул на жену, но Боудика уже шагнула вперед и заняла место за столом.

Король сдержанно, но доброжелательно представил гостью остальным женщинам, детям и своим советникам. Такой прием сильно отличался от того, который она ожидала здесь встретить. Она ждала открытой враждебности, однако, если не считать некоторой холодности короля, с ней обращались как с уважаемой гостьей.

Отпив из кубка хмельного меду, король сказал:

— Мне сообщили, что к тебе присоединился Мандубрак. Поэтому ты здесь? Чтобы Кассивеллан и катувелланы тоже последовали за тобой?

— Мандубрак не последовал за мной, а присоединился как равный. Он видит, что вместе мы сильнее, чем по отдельности. И он понимает, что мы должны сражаться вместе как бритты, а не как отдельные племена. По отдельности мы покоримся римлянам, но вместе будем непобедимы.

Кассивеллан рассмеялся:

— И кто же поведет эту непобедимую армию? Ты?

— Мы все поведем ее. Ты поведешь своих людей, Мандубрак — триновантов, а я — иценов. За столом переговоров мы, вожди, выработаем план битвы и расположение войск, а затем сообщим все своим людям. При таком подходе не будет места для споров.

Король кивнул. На лицах сидевших за столом тоже отразилось доверие. Но лицо короля вдруг омрачилось.

— А после того, как римляне будут побеждены, когда они уйдут с наших земель? Кто тогда поведет наших людей, Боудика?

— Если мы — народ племен, то на нас всегда будут нападать те, кто жаждет захватить наши земли. Если мы — единый народ, если мы — бритты, нас не завоюют никогда. Германцы слабы, потому что, как и мы, состоят из отдельных племен.

— Ты не ответила на мой вопрос…

— Мы создадим совет королей и королев. Совет будет избирать главу всей Британии.

Кассивеллан засмеялся:

— И ты захочешь стать главной королевой?

— А ты захочешь стать главным королем?

Велла рассмеялась и, повернувшись в сторону Боудики, подняла кубок.

— Ты говоришь смело, но хорошо, королева иценов.

Но король еще сомневался.

— А почему катувелланы должны присоединиться к тебе? Да, ицены — великий народ, но они много лет были союзниками Рима. Твои люди больше стали римлянами, чем сами римляне. Я знаю, что ты и твой покойный муж носили римскую одежду, ели римскую еду и жили на вилле, построенной так, как если бы она располагалась на одном из римских холмов. А теперь ты просишь правителей бриттов, которые сражались и потеряли многих друзей, отказаться от ответственности за своих людей и присоединиться к тебе, чтобы отомстить римлянам за то, что они сделали тебе и твоим дочерям! Почему мы должны это делать? Вспомни, что мои братья погибли, сражаясь с Римом…

— Именно по этой причине ты и должен присоединиться к нам, Кассивеллан. Если ты не будешь сражаться, римляне увеличат налоги, и еще больше твоих людей попадет в рабство. Но если ты вступишь в войну, то достигнешь успеха только тогда, когда присоединишься к остальным, из других племен. Ты и твоя семья — великие воины, которые сражались, но были побеждены мощью Рима. Ицены не выступали против Рима, и потому для нас восстание имеет большее значение и важность. И оно найдет отклик по всей Британии. Все узнают о разгроме, на который я обрекла римлян за их преступления. Я намерена мстить! Каждый бритт, мужчина или женщина, поймет мою ненависть, и она войдет в каждый дом, каждую деревню и каждый город бриттов!

Ее слова разнеслись по всей зале и были услышаны всеми, и ярость ее была столь открытой и сильной, что это могло повредить сейчас ее делу.

Кассивеллан кивнул, но произнес с сомнением:

— Это слова женщины, которая носит свою ярость, словно ребенка. Но насколько хороша эта женщина в сражениях? Светоний — самый сильный и бесстрашный из всех римских полководцев. У него нет ярости, один лишь долг. Он великий стратег и не бросается бешено в битву. Холодным умом и тактикой он победит нас.

— Я одержала победу… — начала она.

Смех короля прервал ее.

— Это был почти не защищенный город, населенный римлянами слишком старыми и пьяными, чтобы держать меч. Половина его гарнизона отправилась на запад сражаться против восставших. Это, Боудика, не настоящая победа.

— Ты забыл, что я уничтожила пять тысяч римских воинов, которые шли им на помощь, — отчеканила она.

Он взглянул на нее и кивнул:

— Да, я слышал об этом, и ты права. Я недооценил тебя. Но даже теперь на твоей стороне — только внезапность и удача. Теперь, когда римляне знают о тебе, они предпримут все, чтобы тебя остановить.

Она кивнула, ибо он был совершенно прав. Она пришла сюда, чтобы победить его, но, похоже, встретила свое первое сокрушительное поражение.

— Мое завоевание Лондиния уже в течение недели покажет, что Камулодун не был лишь подарком удачи…

— Опять же, Боудика, Лондиний — легкая добыча. Там нет ни стен, ни защитных сооружений, есть лишь чиновники, купцы и моряки, хозяева таверн и постоялых дворов, их жены и дети. Его гарнизон — ничто в сравнении с той армией, что сражалась на западе. Вопрос не в том, чтобы создать огромную армию и вырезать римских поселенцев. Я спрашиваю, как ты будешь действовать, когда встретишься с армией, самой сильной в мире? Как поведет себя Боудика, когда на поле битвы лицом к лицу столкнется с тысячами римлян и ощутит на себе силу закаленных сражениями римских легионов?

Она молча кивнула. Эти же мысли преследовали ее уже месяц.

— Боудика не встретится с римской армией, как не встретятся ни ицены, ни катувелланы, ни тринованты, — ответила она. — С ними встретится армия бриттов. То, что ты говоришь, Кассивеллан, — правда, которая хорошо мне известна. Но помнишь ли ты римский символ высшей власти — пучок прутьев ликтора? Он прост, но имеет глубокий смысл, этот символ они пронесли через полмира. Одна ветка легко может быть сломана, как могут быть сломлены пять. Но связка объединяет много ветвей, и переломить их становится невозможно даже самой большой силе. В этой связке прутьев римляне поместили топор, чтобы показать свою мощь и предупредить любого противника об опасности нападения на их армию. На нашей земле — двадцать три разных королевства. Римляне заключили договора и покорили нас одно за другим. Если бы мы объединились тогда, еще перед приходом Клавдия, мы отбросили бы его армии и не были бы побеждены никогда. Мы должны думать как один человек, а не как разнородная толпа. Мы живем на одной земле, а не на нескольких. Только объединившись, мы можем быть свободны. Задача моей жизни теперь — примирить все племена и народы Британии и собрать в одну силу, в пучок ветвей с топором ярости бриттов посередине, готовым вонзиться в тело любого римлянина, который посмеет напасть на нас.

Кассивеллан кивнул и отпил меду.

— В твоих словах, Боудика, есть правда. Но если бы я восстал против римлян, никто из других племен не присоединился бы ко мне, потому что все видели бы Кассивеллана из катувелланов, и старые распри и вражда заглушили бы здравый смысл. Вот почему я знаю, что никогда не поведу, такие силы. Но ты можешь проиграть, и тогда через твой позор будет посрамлена вся Британия. Ты храбра и тверда, но чтобы я присоединился к тебе со своими людьми, ты должна доказать, что можешь по-настоящему управляться с такой армией. Как ты можешь это доказать?

Посмеет ли она бросить ему вызов? Теперь это был единственный выход из положения.

— А как король может доказать, что он достаточно храбр и умел для того, чтобы присоединиться ко мне?

Кассивеллан внезапно рассердился:

— Нет в Британии воина более храброго или достойного, чем я!

— Разве Кассивеллан выигрывал сражения? — тихо спросила Боудика. — Он обладает знаниями о тактике римлян? Понимает, как римляне думают? Я — это понимаю. Так докажи мне, что ты так же хорош на деле, как на словах. А если нет, то я уйду и буду искать другого, более достойного короля.

Они смотрели друг на друга. Боудика заставляла себя сохранять спокойствие, а Кассивеллан, услышав такое перед всей своей семьей и приближенными, покраснел от гнева. Боудика уже молилась, чтобы ее вызов не привел к тому, что он просто проткнет ее мечом.

Внезапно расхохоталась Белла, и король с удивлением посмотрел на нее. Один за другим и все за столом начали смеяться. Пытаясь преодолеть хохот, королева промолвила:

— Королева Боудика, ты отлично постояла за себя! У моего мужа нет ответа на твои вопросы, как нет их ни у кого другого. И то, что ты сказала, — верно. Только на поле боя любой из нас может доказать свою храбрость и умение, а со времен Каратака никто не выступал против римлян.

Она оглянулась на свою семью и советников и сказала:

— Я скажу, что катувелланы присоединятся к тебе. Я говорю, что мы встанем с тобой плечом к плечу, и мы будет сражаться с римлянами.

Ее сестра, сидевшая рядом, подхватила:

— Я тоже согласна. Мы будем сражаться вместе с вами. Как бритты!

Все сидевшие за столом одобрительно зашумели. Только король, уязвленный своеволием женщин, сохранял молчание. Боудика посмотрела на него с беспокойством, ибо его выбор был теперь самым главным.

— Ну что, великий король, присоединишься ли ты ко мне?

Негромко и спокойно Кассивеллан ответил:

— Присоединюсь и буду сражаться, Боудика. Я буду стоять рядом с тобой, а не позади. Но катувелланы не будут подчинены никому из бриттов.

— Хорошо, — ответила она, — ведь каждый бритт так же важен, как стоящий рядом с ним. И неважно, где он был рожден и к какому племени принадлежит.

Это было лучшее, на что только она могла надеяться. Встав, она обошла стол, поцеловала каждую женщину, назвав ее сестрой, а когда подошла к королю, то обняла и его.

— Никогда еще я не чувствовала большей гордости оттого, что мы бритты, и уверенности в том, что мы поступаем правильно. Я обнимаю тебя, Кассивеллан, как короля и брата, и приветствую твой народ. Да пребудут с нами боги!

60 год н. э. Марш к Лондинию

Они двигались до темноты, пока езда по изрытым дорогам не стала опасна для лошадей. Но едва солнце чуть позолотило небо на востоке, все поднялись, наскоро поели и скакали без устали весь следующий день. Они безошибочно вышли туда, куда намечали, уже на второй день пути, покрыв почти сто двадцать пять миль.

Двадцатый легион Валерия стоял в долине, в семидесяти милях к западу от Лондиния. Светоний Паулин и его старший легат, второй командующий Фабий Терций, остановились на холме, чтобы дать отдых лошадям.

Светоний поблагодарил богов, что нашел легион так быстро. С учетом сообщений шпионов с юга и востока о растущем числе восставших, худшие опасения Дециана Цата подтвердились. Поэтому вместо того, чтобы отправиться сначала к Камулодуну и самому посмотреть на разрушения, Светоний положился на полученные отчеты и приказал немедленно скакать к Лондинию. Он хотел соединиться с Двадцатым легионом и, по возможности, с Четырнадцатым легионом Гемина, чтобы немедленно подавить восстание.

Спускаясь с холма, Светoний увидел, что префект, командовавший легионом, удвоил количество часовых. Отлично!

Светоний приблизился к десятку часовых на южном фланге.

— Стоять, всадники! — прокричал страж, наставляя на них копье. — Назовите себя.

— Гай Светоний Паулин, правитель Британии и командующий всех армий, в сопровождении легата Фабия Терция и моей личной охраны.

Поняв, что перед ним самый могущественный человек во всей Британии, солдат поприветствовал правителя:

— Прошу прощения, я не узнал вас и легата.

— Тебе не нужно извиняться, воин. Ты должен останавливать каждого, кто пожелает проехать в лагерь.

Солдат отступил в сторону.

Светоний и его эскорт поскакали по лагерю, пытаясь отыскать палатку местного начальника. Солдаты выходили, чтобы посмотреть, что происходит; кто-то узнавал правителя и приветствовал его, иные интересовались, кто это приехал.

Когда они вошли в главную палатку, удивленный префект, оторвавшись от карт, гневно вскинул глаза — он не любил, когда к нему врывались без предупреждения. Однако, узнав вошедших, обрадовался:

— Префект Каллист Марк Антоний к вашим услугам…

Светоний взял предложенный бокал вина и сразу же перешел к делу:

— Как быстро вы можете привести своих людей в боевую готовность, префект?

— За три дня.

— Они отправятся на восток, к Лондинию, уже завтра утром. Как много проходят ваши воины за день?

— Двадцать миль.

Светоний обменялся взглядами с Фабием и склонился к карте, чтобы освежить в памяти расположение земель бриттов.

— Они будут проходить двадцать пять, или мы будет распинать десятерых за день, — резко сказал Фабий.

У Каллиста отвисла челюсть, и Фабий с трудом удержался от смеха.

— Ваши люди будут проходить двадцать пять миль в день так же, как и Девятый легион, когда попал под мое командование, — сказал Светоний.

Он в упор посмотрел на префекта. У того вдобавок округлились глаза.

— Не удивляйтесь так, префект. Я уверен, что легат не собирается распинать кого попало. Я буду награждать ваших людей едой и прибавкой к жалованью за каждую лишнюю милю, которую они будут проходить за день. Теперь скажите мне, какие сведения у вас есть о восстании Боадицеи?

— Новости — всё хуже с каждым днем. С тех пор как она захватила Камулодун и особенно после разгрома посланных подкреплений, к ней приходят толпами со всей Британии. Мои люди сообщили, что сейчас у нее уже более ста тысяч человек. Она каким-то образом смогла объединить королевства иценов, триновантов и катувелланов, и уже сегодня я услышал, что короли коританов, добуннов и атребатов тоже пообещали ей помочь.

Светоний в недоумении покачал головой. Фабий подошел к карте и указал командующему расположение трех королевств.

— Клянусь богами! Если это правда, то скоро поднимется вся Британия. Где сейчас ее армия? — спросил Светоний.

— Ее лагерь — в тридцати милях к северо-востоку от Лондиния. Я получил донесение от префекта города, он умоляет отправить легион к нему на помощь.

— И почему же вы не сделали этого, префект? — спросил Светоний.

— Я не получал такого приказа. Я не знал, решите ли вы, что мне нужно защищать город или же объединиться с вами для атаки. Простите, я три дня подряд посылал к вам гонцов. Я понятия не имел, присоединяться ли мне к войскам на западе, ждать ли вашего возвращения или защищать Лондиний. Простите, но пока у меня нет вашего приказа…

Светоний кивнул головой, поняв, что был с префектом слишком суров.

— Вы были совершенно правы, оставшись ждать, префект. Но утром мы должны выступить. Немедленно прикажите начать приготовления.

— Но, — возразил Каллист, — мы готовы будем выступить только через три дня, два — самое раннее. Нужно подготовить вооружение, припасы, надо собрать заболевших…

— Мы выступаем завтра на рассвете в полной готовности. Опаздывающих ждать не будем. Сейчас не тот момент, чтобы подтягивать слабые звенья, префект, нужно собрать все наши силы. Если Боадицея хоть вполовину такая женщина, как о ней говорят, тогда она знает, что мы — в неделе пути от Лондиния. Если мы прибудем туда до ее прихода, неожиданность будет равняться дополнительным десяти центуриям. Поэтому я предлагаю вам отодвинуть в сторону карты и готовить своих людей к быстрому походу.

Они были вконец истощены и больше походили на толпу: снаряжение в беспорядке, оружие болтается кое-как, повозки с провизией остались где-то позади. Но войска достигли окрестностей Лондиния за два с половиной дня, чем привели в ликование префекта города. Светоний и Фабий сразу начали изучать местность, берега реки и оценивать возможности защиты.

Не заботясь о дисциплине, измотанные солдаты повалились на землю и только смотрели на полуденное солнце, пытаясь восстановить силы. Никогда, думали они, никогда еще в истории Рима большому войсковому соединению не приходилось идти так далеко и в таком темпе. Они даже не шли, а бежали, затем шли и снова бежали, потом шли быстрым маршем и снова бежали, некоторое время отдыхали и повторяли все снова и снова. Когда же увидели вдали серебро Тамеса, у авангарда вырвался ликующий крик, и его подхватила вся армия.

Но похвалы командующего Светония и от легата Фабия не последовало. Оба они, не слезая с лошадей, уже добрый час изучали берега реки. На северном — расположилась большая часть города, а на южном — меньшая. Римские инженеры построили через реку деревянный мост, и Светонию было совершенно очевидно, что именно это сделает Боадицею уязвимой.

Светоний и его помощник видели Лондиний впервые с самого своего приезда в Британию, до этого они были слишком заняты, занимаясь подавлением восстания на западе страны.

— Во имя богов, кому пришла мысль соорудить город и даже не обеспечить его надлежащими укреплениями? — удивился Фабий. — В нем, должно быть, где-то около семидесяти тысяч жителей, и он открыт для атаки со всех сторон. Это не простая халатность. Это безумие. Сумасшествие!

Разделяя его мнение, префект Каллист мягко ответил:

— Никто его здесь не строил. Он вырос сам по себе, начиная с нескольких домиков, в которых жили семьи рыбаков. Затем сюда за чистой водой начали приходить дубильщики кож, а потом наши инженеры заметили, что русло реки здесь глубокое и потому место удобно для гавани. Следом сюда пришли купцы. Город расширялся все больше и больше, пока не вырос в то, что вы теперь видите.

— Фабий прав. Это безнадежно, — сказал Светоний. — Беззащитный город, не имеющий ни стен, ни какой-либо иной возможности остановить наступающую армию.

— Мы можем перенести мост, господин, и попытаться защитить только северный берег. Южный будет в безопасности, пока мы будем сражаться с Боадицеей, — сказал легат.

Светоний кивнул:

— Допустим. Но северный берег — худшее место для защиты. Посмотрите туда, — указал он вдаль. — Нам понадобится десять легионов только для того, чтобы обеспечить глубину нашей обороны. Как я могу защитить этот город от орд Боадицеи?

Фабий собрался было предложить перевозить армию из одного места в другое на кораблях, но сообразил, что на их постройку понадобится как минимум два дня, а времени у них не было совсем.

— Тогда каким будет приказ? — спросил префект.

— …Фабий? — произнес Светоний, вместо того чтобы ответить самому.

— Вывезти из города столько жителей, сколько сможем, и найти место, где разместить войска. Заставить ее прийти к нам и сражаться на наших условиях.

— Точно, — кивнул командующий.

Перед Светонием и легатом в первом ряду стоял низкорослый, крепко сбитый, но словно бы помятый человек. Минуту назад он важно назвался «отцом города», а теперь бормотал:

— Я глупец, мой господин, но прошу вас еще раз объяснить нам, почему мы должны эвакуировать из города всех римлян, когда на холме стоит целый римский легион. Неужели римская армия побежит от женщины или исчезнет при первых звуках битвы?

Фабий всерьез опасался, что его начальник выйдет из себя и окончательно испортит и без того непростые переговоры с городским начальством. Он сам не представлял, как можно защитить этот город от приближавшейся армии бриттов. Прибыв с целым легионом и встреченный радостными криками и цветами, Светоний немедленно созвал городское собрание. В деревянном амфитеатре быстро собрались тысячи жителей. Там он объяснил, что, так как защитить город невозможно, а прибывшие войска по численности в несколько раз уступали армии Боадицеи, он и решил не организовывать оборону города, а увести легион на север, в глубь страны, и там заставить бриттов принять сражение так, как это было удобно ему.

Сначала его слова встретили воплями негодования и ужаса. Группы жителей шли и шли к нему с подарками и приношениями, чтобы уговорить его остаться и защищать город. Некоторые даже падали на колени и умоляли. Но он лишь советовал всем, кто может ходить, отправиться в путь и сделать это немедленно. Многие, поняв, что без защиты армии город и в самом деле лучше покинуть, решили двигаться на север, оставаясь под прикрытием этой самой уходившей армии. Кто-то решил остаться, но большинство бросилось собирать пожитки.

Весть о том, что из-за скорого прихода бриттов нужно уходить, немедленно разнеслась по городу, но Светоний знал, что многие на самом деле не смогут уйти. Слишком юные, больные и увечные или просто те, кто не поверил ему, — они останутся и будут убиты. Вот почему город прислал делегацию во главе с этим человеком, назвавшим себя «отцом города», Луцием Марком Колумбаном.

— Какая польза от нашей армии, — спросил «отец города», — если она не может защитить римский город?

Еще до того, как командующий взорвался от его наглости, Фабий быстро произнес:

— Не армия строила этот город. Будь это иначе, он был бы надлежащим образом укреплен. Однако его строители наивно полагали, что живут на мирной земле, и не думали о возможности будущей угрозы. Римская армия не станет жертвовать собой, если где-то есть лучшие территории для маневра и возможность победить противника в будущем. Именно это мы и собираемся сделать.

Из толпы выступил вперед молодой человек невзрачной наружности и хилого сложения, одетый в одежду не римлянина, но кельта. Он обратился к самому Светонию:

— Господин, мое имя Кассий. Я в Лондинии как друг и советник прокуратора Дециана Цата. Я также приемный сын Боудики, женщины, которую вы зовете Боадицеей. Именно она ведет восставших. Я больше, чем кто-либо, знаю о ней и о том, как она действует. Я хочу помогать вам, чтобы уничтожить ее и подавить восстание.

Удивленный Светоний спросил:

— А почему это бритт хочет так поступить? Почему сын желает вонзить кинжал в спину матери?

— Потому что она и ее дочери отобрали у меня то, что принадлежало бы мне по праву. Мой покойный отец сделал их королевами, но эта женщина отняла у него разум. Это я должен был стать королем иценов. То, что случилось со мной, было несправедливостью и нарушением древнего закона. Я должен был стать королем!

Сразу проникшись к молодому человеку неприязнью, Светоний повернулся к легату и тихо произнес:

— И это — бриттская гордость?

Снова обратившись к Кассию, он поинтересовался:

— Почему ты не отправился вместе с Децианом Цатом в Галлию? Почему остался здесь и подверг свою жизнь опасности?

— Прокуратор был вынужден уехать в спешке, — ответил тот.

Светоний кивнул. Он сразу понял, что произошло. Однако иметь при себе пасынка Боадицеи было бы весьма полезно. Он сможет лучше узнать своего врага, если только сумеет отличить ложь от правды в словах этого Кассия.

— Ты можешь отправиться с нами. Я буду вызывать тебя, когда мне понадобятся сведения… Теперь с тобой, Люций Марк. Намерен ли ты покинуть город?

Вытянувшись, насколько позволял ему невысокий рост, Луций Марк Колумбан заявил:

— Господин, Лондиний — не форт и не колония, это мирный город, построенный для ремесел и торговли. Перед тем как решиться на эвакуацию, я должен посоветоваться со своими людьми. Тогда и только тогда, я…

Потеряв терпение, Светоний оборвал его:

— Да, думаю, это хорошая идея. Ты посоветуешься со всеми, с кем хочешь. В это время я прикажу эвакуировать как можно больше мужчин, женщин и детей, которые могут идти или ехать, на север вместе с армией. Почему бы тебе не посоветоваться еще и с Боадицеей, когда она придет в полупустой город?

Светоний и Фабий, не говоря более ни слова, повернулись и вышли, оставив «отца города» в крайнем изумлении. Кассий потрусил за ними следом.