Битва при Мандуессенде
Светоний Паулин с изумлением наблюдал, как бритты шли по широкой долине к холму, где открыто стояла часть его армии. Его поразило полное отсутствие боевого порядка. Где были их вожди? Где короли? Куда делась сама Боадицея?
Глядя теперь на бриттов, он вспомнил, как в Египте видел однажды нашествие саранчи. Она появилась черной тучей и покрыла всю землю. Точно так же шли теперь бритты, заполнив всю равнину у холма. И еще в этом было что-то очень несерьезное. Похоже, что на его войска движется толпа подростков. Он покачал головой. И это армия Боадицеи!
— Готовьтесь! — закричал он. — Не двигаться без моего приказа! Первый ряд, поднять копья; второй ряд, приготовить копья; третий ряд, извлечь мечи! Стоять на месте. Не двигаться! Выше штандарты! Барабанщики, дать сигнал к началу битвы!
Солдаты, все как один, подняли щиты и копья.
Забили барабаны, и это вселило в сердца солдат храбрость. Светоний кивнул. Теперь все было в руках его солдат, его командиров, но болыце всего — в руках Марса, бога войны.
Он повернулся и посмотрел на свое войско. Ряд за рядом стояли на холме легионеры, а на флангах расположились лучники.
— Трубачи! — гаркнул он, и те приготовились к своей работе.
Светоний отдавал приказы, и бодрящий звук сигнальных труб перекрывал шум и вопли, издаваемые врагом.
— Лучники! Готовьтесь! Стрелять — когда первые бритты поднимутся на холм. Помните: ни единого движения без команды! И не забудьте о награде… Мешок золота — тому, кто поймает двух рыб на один крючок!
Слишком дисциплинированные, чтобы рассмеяться, его солдаты лишь жестко ухмыльнулись.
Теперь Светоний мог лучше рассмотреть войско Боадицеи. Он обладал преимуществом позиции, но число ее воинов по-прежнему было огромным, и это представляло для римлян серьезную угрозу. Они с Фабием прекрасно понимали, каково им будет сражаться против хорошей армии с такой численностью, ведомой опытным и умным командующим, который компенсировал бы неудобства ландшафта плотным строем и умелым расположением войск. Будь он сам на месте Боадицеи, он сокрушил бы римские ряды при помощи лучников, а затем добил бы остатки, применив баллисты и другие военные машины. Светонию было известно, что у бриттов таких машин нет и в помине, но ведь все говорили, что это народ настоящих воителей. Даже несмотря на то, как нелепо они сейчас нападали, он опасался, что они применят какую-нибудь военную хитрость. Не забыл он и об уничтожении отборных сил римлян при Камулодуне. И с нетерпением ждал, когда бритты пересекут равнину и начнут подниматься на холм. Нет, никогда, даже в самых кошмарных снах он не мог представить того, что сейчас видел. Вместо организованного наступления армии — тысячи и тысячи диких, голых мужчин и женщин, выкрикивающих боевые кличи и варварские клятвы. Что ж, он легко применит свою тактику и прикажет лучникам расстрелять противника. Он перебьет сотни в первые же минуты боя и честно заслужит великую победу.
Светоний посмотрел на Фабия, также озадаченного, и тот, почувствовав на себе взгляд своего командира, пожал плечами. Командующий подал знак, чтобы римляне стояли твердо, не расслабляясь.
Потом он повернулся и кивнул своим связным, и те бросились к флангам. Кассию было приказано оставаться рядом с командующим.
— Так бритты ведут войну? — поинтересовался Светоний.
— Я говорил вам, как они воюют, — ответил бритт. — Говорил, что они не похожи на римлян. Я говорил вам все это, но вы не слушали. Вы должны послать своих людей вперед, или нас сметут. Ваши люди должны наступать. Вы неизбежно победите, но сделайте это сейчас!
Молодой человек был до смерти напуган количеством бриттов и их ужасными боевыми криками. Светоний решил, что как только закончится битва, то вне зависимости от того, победит он или проиграет, он собственноручно пронзит Кассия своим мечом. Он презирал этого предателя настолько, что с удовольствием посмотрит на его смерть.
На поле перед холмом яблоку некуда было упасть. Светоний знал по своему опыту, что, разреши он своим людям сейчас наступать, они убьют тысячи и тысячи бриттов, но потеряют холм и удобные позиции, а это даст преимущество Боадицее, пусть небольшое, но при таком численном перевесе… Нет, ему нужно было следовать плану.
Сейчас большинство воинов Боадицеи уже в долине, направляясь к далекому холму, на котором стояли римляне. И тут Светоний увидел то, чему сначала отказался поверить. Он схватил за плечо Фабия и понял, что тот тоже смотрит на арьергард бриттов. Множество повозок и телег, которые тащились в хвосте армии, теперь столкнулись и громоздились в дальнем конце долины, превращаясь в непреодолимую стену и полностью отрезая бриттам путь к отступлению. Это было высшей степенью удачи. Холм не давал им наступать, а повозки — отступить.
Но у него более не было времени размышлять над замыслами Боадицеи, потому что первые бритты достигли холма и теперь толпились у входа в лощину. До встречи лицом к лицу оставались мгновения.
Светоний повернулся к своим людям и прокричал приказ…
— Стойте! Вернитесь! — кричала Боудика.
Она изо всех сил пыталась совладать с колесницей и выкрикивала приказы, но бритты не слушали ее. Их лица стали подобны мордам зверей. Много дней подряд они мечтали об уничтожении римлян, пили вино и теперь желали лишь убивать. Их уши не слышали ее слов, их глаза не видели ее гнева.
— Возвратитесь! Назад! Разве не видите, что это ловушка?! Стойте! Ради всех богов, остановитесь!
Но, словно обезумевшая стихия, бритты катились к холму и здесь обнаруживали, что придется идти совсем вплотную друг к другу, чтобы протиснуться в лощину и подниматься по ней на холм. Тщетно Боудика молила богов защитить ее братьев и сестер.
Светоний видел, как первые бритты, вопя и размахивая оружием, устремились на его людей. Ему не потребовалось даже отдавать приказов, солдаты сами приготовились к схватке. Он никак не мог поверить наивности и неумелости бриттов. Как могли они не знать, что мечи бесполезны против строя воинов с длинными копьями? Разве они не понимали, что, бросаясь в такую схватку, найдут лишь смерть? Но, чтобы добавить своим солдатам храбрости, он прокричал:
— Мешок золота лучшему рыбаку! Теперь, римляне, закиньте удочки для крови и чести!
И они действовали в точности так, пронзая бриттов копьями одного за другим. На тела своих павших соплеменников взбирались следующие, вопли и стоны наполняли воздух, и новая волна нападавших рушилась под ударами римских копий.
Бритты все наступали, но римляне не отошли ни на шаг, воины с мечами даже стали опускать свое оружие, увидев, что до них дело не доходит.
— Поднимите мечи! — с яростью закричал Светоний. — Приготовиться к атаке!
Он повернулся к лучникам, думая, не настал ли подходящий момент. Но бритты — теперь он думал о них скорее как о жертвах, а не о воинах — все еще проталкивались в проход, и в таком количестве, что римские копья продолжали свою работу.
Среди общего шума Светоний услышал, что его зовут. Он обернулся и увидел Фабия.
— Нам выступать вперед, командующий? — кричал тот. — Это бойня! Если так продолжится, у наших уже не останется сил, чтобы спуститься с холма.
Замечание было своевременным, тем более что командующий уже и сам думал об этом…
Фабий, повернувшись, отдал приказ лучникам.
Боудика стояла на своей колеснице, пытаясь разглядеть, что происходит. Облака пыли скрывали передние ряды атакующих холм, а остальная армия, похоже, перестала наступать, столпившись у его подножия. С тех пор как началось сражение, Боудика стояла в своей колеснице и молилась. Она никак не могла понять, кто наступает, а кто проигрывает. Первые несколько мгновений боя были для бриттов сокрушительными, но если первые ряды выдержат, то остальные преисполнятся храбростью. Боудика так хотела увидеть, как римляне будут оттеснены и уничтожены. Но внезапно на головы бриттов полетели яростные стрелы. Бритты начали кричать и падать, все больше их валилось на землю, пораженных стрелами кто — в шею, кто — в грудь или голову. А потом в ход снова пошли римские длинные копья, пока земля не скрылась под горами тел погибших бриттов.
— Первый отряд — вперед! Средний отряд — десять шагов вперед! Шевелитесь! — командовал Светоний. — Пройти по телам и встать у края спуска. Вперед!
Он кивнул Фабию, и молодой командующий повернулся к своему помощнику:
— Передай кавалерии приказ обогнуть холм.
— С обоих флангов, легат?
— Да! Они должны сомкнуть клещи в центре долины. Быстро!
Солдат поднял лук и послал одну огненную стрелу, оставившую черный след, на восток, а другую — на запад. Увидев сигнал, командиры кавалерии дали приказ своим людям.
Римская пехота продолжала прокладывать путь через горы трупов и умирающих. Это была бойня, напоминавшая резню на острове Мона. Римляне потеряли всего горстку солдат, в то время как бритты исчисляли свои потери уже в сотнях, может, даже в тысячах. А ведь битва еще только началась.
В панике, увидев мерно продвигавшихся римлян, некоторые бритты попытались было отступить, но их не выпускали те, кто еще только поднимался на холм.
Зажатые так, что не могли защищаться, они погибали. Пронзенные мечами тела, отсеченные конечности, фонтаны крови… Еще недавно зеленой земли уже не было видно, и трупов стало так много, что их просто отваливали в сторону.
Лучники продолжали выпускать стрелу за стрелой, те свистели в воздухе и поражали бриттов. Страшные клятвы и боевые кличи воинов Боудики сменились уже воплями боли и страха. Между тем остальные бритты, которые все еще бежали по равнине, не видя происходящего, в остервенении стремились на холм, чтобы разделить с товарищами победу над римлянами. Но там они сталкивались с обезумевшими людьми, которые уже бежали прочь.
Внезапно земля затряслась от топота коней. Кавалерия римлян, вырвавшись из леса, зажала армию бриттов в тиски. Тяжелые кони пробивали себе путь сквозь толпу, мечи обрушивались на головы. Все смешалось.
Светоний расположился так, чтобы видеть битву во всех деталях. Лучники сеяли среди бриттов хаос, копьями их было убито уже множество. Те, кто еще оставался в живых, в растерянности искали своих вождей, потерянные и покинутые. Некоторые все еще продолжали наступать, не понимая, что передние ряды уже уничтожены. Все это время Светоний спрашивал себя: где же командующие бриттов?
Но никого видно не было, и, как воин, Светоний усмехнулся, подумав о неопытности этих королей и королев. Однако время судить их еще не пришло, нужно было оценить верность собственных решений. Он был вполне доволен, увидев, что кавалерия расколола армию врагов на две части. Вопрос теперь был в том, нужно ли наступать с опасностью потерять преимущество или можно позволить Боадицее перегруппировать свои войска и прекратить это самоубийственное наступление на холм. И тут он вспомнил главное! В пылу сражения у него не было достаточно времени, чтобы подумать обо всех тех повозках с женщинами и детьми, которые пришли посмотреть на унижение и разгром Рима. Он улыбнулся самому себе и приказал Фабию начать немедленное наступление.
Молодой человек с удивлением посмотрел на командующего, не понимая, зачем рисковать и терять хорошую позицию ради непонятных целей. В ответ Светоний указал ему на повозки, преграждавшие бриттам путь к отступлению. Фабий кивнул: такой замысел пришел бы в голову не всякому человеку…
Фабий приказал трубачам играть наступление, и оба легиона, как один, преодолевая горы трупов, двинулись вперед. На то, чтобы добраться до подножия холма, у римлян ушел почти час, потом они построились в три линии.
Римляне бились, продвигаясь вперед, пока бритты не уперлись в свои же повозки. И в это время Светоний услышал позади какой-то шум. Он повернулся и увидел Кассия. При виде этого бритта, который предал не только свой народ, но и свою семью, он опять почувствовал отвращение.
— Это похоже на великую победу, правитель.
Светоний кивнул.
— Я оказал вам большую услугу, — заканючил бритт, — и хочу, чтобы моей наградой стала Боадицея. Теперь, после поражения, она не представляет для вас никакой ценности, а мне она нужна. На одну только ночь. В цепях. Это честно, не правда ли? Я тоже должен насладиться плодами победы, как вы и ваши солдаты.
Светоний не в силах был более смотреть на предателя.
— Не волнуйся, бритт, — ответил он. — Ты насладишься. Получишь все плоды, какие заслужил, даю тебе слово Светония.
Боудику обуял ужас. Более, чем кто-либо там, на смертоносном холме, она понимала, что происходит, и видела, как ее воины беспощадно истребляются. С самого первого мгновения она пыталась повернуть бриттов, не дать им идти на холм, отложить наступление на день или даже несколько дней, чтобы они могли сразиться с римлянами на равных. Никто не слушал свою королеву. Все надеялись, что вмешаются боги. Теперь некоторые просто стояли на месте, не понимая, что происходит на холме, другие в страхе бежали, но остальные по-прежнему шли в наступление.
Она снова и снова, срывая голос, молила воинов возвратиться, но ее будто и не существовало. Боудика была королевой, пока ее люди побеждали, а когда они терпели поражение, то превращались в стадо дикарей.
Вспомнив, как она собиралась выиграть эту битву, Боудика схватилась за голову.
И тут прозвучали трубы, и ее внимание привлекло движение на холме.
Римляне, теперь в три линии, начали спускаться на равнину. Она нахлестывала своих лошадей, чтобы попытаться возглавить отступление, но снова не смогла ничего сделать.
Единственное, что ей оставалось, — это стоять на месте и приказывать всем, кто будет проходить мимо, перегруппироваться и ждать. И то, что они снова не желали ее слушать, приводило Боудику в ярость.
Сквозь клубы пыли она попыталась разглядеть Светония, и ей показалось, что она увидела человека на лошади, неподвижного, словно статуя, который тоже смотрел на поле битвы, подобно самому богу войны. Позади него виднелась другая фигура, одетая по-кельтски. Ей показалось, что она узнала предателя, но бритты, бежавшие мимо, вынудили ее развернуть колесницу.
К полудню римские солдаты оттеснили бриттов в центр долины. Теперь, после столь огромных потерь, измотанные бритты решили отступить и перестроиться. Не было приказов ни от Боудики, ни от других вождей, было лишь понимание того, что атака не удалась и нужно отступать.
Огромными толпами начали они откатываться к дороге, но тут обнаружили, что путь перекрыт собственными повозками. Осознав катастрофу, люди в повозках попытались развернуться, но не могли, в толчее терзая перепутанную упряжь и ломая оглобли. Обезумевшие воины, пытаясь спасти собственных родных, только усиливали хаос.
Светоний прекрасно все видел. Его армия теснила бриттов дальше и дальше — прямо к повозкам, и разила их, проливая настоящие реки крови. Все, кто смог, бежал, кто не смог — был убит копьями, стрелами или мечами римлян.
Вожди двух крупнейших племен пали на поле боя, как и тысячи их воинов. Их сыновья, дочери, сестры и братья, матери и отцы тоже погибли, хотя воинами не были. Фабий послал отряды для преследования и уничтожения бегущих.
В конце этого изнурительного дня, когда солнце стало склоняться к западу, а поля не могли уже более впитывать кровь, Светоний подумал, что не может подсчитать, сколько же было убито бриттов, но количество это измерялось десятками тысяч — может быть, шестьдесят, может — семьдесят… Из его людей пала лишь пара сотен легионеров. В сравнении с числом погибших бриттов это было столь ничтожно, что Рим в это просто не поверит.
Несмотря на столь ошеломляющую победу, на успех избранной тактики, он не получил удовольствия от того, что произошло в этот день: похоже было, словно он вошел в свинарник и забил уйму ни в чем не повинных поросят. Бритты были храбрыми воинами. Возможно, глупыми, самонадеянными, но они и так слишком пострадали от бездарного командования и заплатили за полученный урок слишком высокую цену.
Последний его приказ Фабию был прост: пройти вместе с солдатами по полю битвы и избавить от страданий тех, кто был еще жив. Пленных брать было не нужно, раненых не имело смысла лечить. Все бритты, поднявшие руку на Рим, должны были умереть, это будет уроком для всех остальных.
Фабий кивнул. То была тяжелая, но необходимая мера, при помощи которой Рим держал под контролем всю империю.
— Да, и еще одна вещь, Фабий, — добавил Светоний. — Я хочу, чтобы вы взяли с собой бритта Кассия. Он должен будет опознать всех вождей восстания, их тела нужно принести к моему шатру.
— Да, мой командир, — сказал помощник и хотел удалиться, но Светоний остановил его.
— Да, и когда Кассий опознает Боадицею и остальных королей, ты его казнишь. Перед последним ударом убедись, что достаточно внятно объяснил ему, что таким негодяям, как он, предателям не только своего народа, но и собственной семьи, нет места в Римской империи. Он хочет получить от нас награду за то, что помог победить Боадицею, он желает ее изнасиловать. Что ж, пусть римский меч положит конец его желаниям. Никто не станет его оплакивать и вспоминать. Теперь такие люди, как Кассий, для нас бесполезны. С этого дня Риму не нужны в Британии союзные короли, ее народы нуждаются во власти римлян, а не бриттов.
Командующий приказал убедиться, что все мертвы, а потом собрать тела, облить их маслом и поджечь.
— Пусть пламя поднимется в небо этой варварской страны, чтобы все видели его и понимали цену, заплаченную за восстание против великого Рима. Десять мешков с золотом раздели между двумя легионами.
Фабий снова повернулся было, чтобы уйти, но Светоний добавил:
— И еще пошли гонца с вестью о нашей победе Поению Постуму, пусть он с пользой применит присланный ему меч.
Девочки поняли, что битва проиграна, в тот момент, когда увидели свою мать. Лицо ее было ужасно, она стала похожа на старуху. В грязной одежде, с растрепанными волосами и красными глазами, — казалось, она не спала много ночей подряд. Каморра и Таска помогли ей спуститься с колесницы и ввели в шатер. Никто не сказал ни слова.
Каморра думала, что ее мать ранена, но на одежде, похоже, не было крови, а меч даже не извлекался из ножен. Таска смотрела, как ее мать и сестра медленно вошли в шатер, она понимала, что произошло что-то страшное, но не знала, что именно.
Нечто в небе привлекло ее внимание. То была птица, летевшая так высоко, что разглядеть ее было почти невозможно. Она казалась совершенно неподвижной. Таска, не отрываясь, смотрела, пытаясь понять, что это была за птица. То мог быть орел или сокол, а может, ее послали боги, чтобы она забирала с поля боя души погибших…
Раньше Таска побежала бы к матери и рассказала о том, что видела. Но теперь, помня, в каком состоянии та возвратилась с поля битвы…
Уходя перед рассветом, Боудика уверила дочерей, что нынче будет величайший день в их жизни, день, когда бритты навсегда освободятся от гнета завоевателей. Таска смотрела, как мать уезжала на колеснице, окруженная сотнями радостных сторонников. Даже в предрассветной темноте она видела, сколь гордой была Боудика. Таска и Каморра думали побежать вслед за ней и посмотреть на битву издали, но мать запретила им покидать лагерь, и они знали, что должны подчиниться.
Весь день они сидели у реки и думали о том, как там идет сражение. К вечеру некоторые из мужчин и женщин стали возвращаться с поля битвы. Девушки спрашивали у них о своей матери, но встречали лишь дикие взгляды и слышали слова о поражении и катастрофе.
Поэтому, когда Боудика вернулась, а солнце опустилось за кроны деревьев, они уже знали, что произошло с Британией. Но, конечно, их мать еще могла со всем справиться, ведь ее имя означало победу, она была Британнией, была королевой!
— Идите ко мне, мои дорогие, — сказала она, и Каморра удивилась, услышав, сколь глухим был ее голос. Так бывает, если человек очень много кричал. — Выслушайте меня. Наши боги покинули нас, и мы проиграли. Теперь у нас есть три пути. Первый—остаться здесь и позволить схватить себя. Тогда мы станем рабами, и то, что случилось в Камулодуне, произойдет еще много раз в Риме. Нас отвезут в Рим, будут показывать, как зверей, на аренах и будут истязать, пока мы не умрем. Второй путь — убежать и спрятаться, надеясь, что римляне нас не найдут. Но такая жизнь — не для королевы и ее дочерей, и римляне всегда будут на нас охотиться. И уж конечно, нас найдет королева Картимандуя и выдаст Риму, как уже выдала когда-то Каратака. И есть третий путь… По которому я хочу пойти и взять вас с собой. Это значит — принять яд, чтобы за несколько мгновений вознестись на небеса, как великие герои бриттов. И встретиться с нашим отцом. И смотреть оттуда на римлян и смеяться над их глупостью…
Она замолчала, надеясь, что дочери поймут, что у нее не остается иного выбора, кроме как…
— Мы хотим остаться с тобой, мама, — сказала Таска.
— Мы умрем с тобой, — добавила Каморра.
Боудика кивнула и поцеловала дочерей.
Их тела нашел центурион и сообщил об этом Фабию. Когда тот подъехал, то увидел королеву бриттов Боадицею. Она лежала, обнимая своих детей, словно защищая их от целого мира. Они были мертвы, возможно, уже более двух часов.
Он распорядился прикрыть их тела и с почестями отнести в римский лагерь, чтобы дождаться решения командующего.
Несмотря на усталость, Светоний вышел из шатра и подошел к этим трем трупам и поднял укрывавшую их ткань. Он долго стоял над ними, и Фабий никак не мог разглядеть выражение его лица.
В темноте правитель Британии накрыл мертвых покрывалом и тяжело вздохнул:
— Это и есть наш враг? Интересно, как бы выглядел я, проиграв свою последнюю битву? Как она, — молодым и сильным? Или так, как я чувствую себя сейчас, — стариком, которому следовало бы нянчить внуков, а не руководить убийством бесчисленных мужчин и женщин?
— Что делать с телами?
— Детей унесет эта река, чтобы вечно баюкать их своим течением. Мать, однако, посмела поднять восстание против Рима. За это она должна понести наказание. Ее тело будет отвезено в Лондиний. На северной окраине города есть пустырь, ее тело будет оставлено там без погребения, пусть оно истлеет и вернется земле. Вороны будут кружиться и клевать ее плоть, а все проходящие мимо — чувствовать запах тлена и наполняться отвращением. Это — достойное место для такой женщины, как Боадицея. Она была героиней для своих людей, но привела их к гибели. Таково мое решение.
Светоний повернулся и ушел в палатку. Теперь, когда восстание было подавлено, он впервые собирался выспаться.