Королевская пешка (СИ)

Часть 20

Связь была разорвана, когда два корабля, встретившиеся для обмена военнопленными, ушли в гиперпрыжок.

Вообще, для этой миссии готовили Алесса. Но с ним случилось… что-то непонятное за несколько часов до отправления. Странное покушение, совершенно не угрожающее жизни, но отправившее его в медкапсулу на двое суток. И привести княжича в сознание не было никакой возможности. А бессознательное тело в качестве переговорщика выглядело форменным издевательством.

Тиверия направила нам официальный отказ предоставить наблюдателя, мотивируя это тем, что раз в Талие сейчас живет принцесса крови, пусть она и летит. Никого более родовитого прислать они все равно не смогут.

Отозвать Раду из системы Верды за такой короткий срок не представлялось возможным. А на кону были жизни наших детей.

Я дура, наверное. Наивная идиотка. И это не лечится.

Мне сложно видеть в Гаяре врага, сомневаться в каждом его слове или ждать предательства. И за это иррациональное доверие даже немного стыдно. Потому что я ставила на кон не только свою жизнь. Здесь и сейчас были почти все, кто был мне дорог.

Хаят — моя маленькая златокудрая звездочка.

Лель и Лада — первые настоящие друзья.

Мара Нарски — мама Ладислава. Этой женщине я обязана всей человечностью, которая есть в Энираду. Она не была обязана что-то делать для воспитанника мужа. Хватило бы вежливого обращения. Но Марита впустила в свое сердце мальчика, скрывающего страх и одиночество за маской высокомерия. Вместо одного ребенка у нее стало два. И до сих пор она относилась к моему мужу с материнской нежностью. Ее ровный, несколько даже флегматичный характер и неиссякаемая житейская мудрость стали нашим спасением.

Мы буквально тряслись над младенцем, с которым, по большому счету никто из нас не умел обращаться. А еще мы подозревали всех и вся. Лель, правда, иногда звонил своей маме, когда была его очередь сидеть с Хаят, а она капризничала, доводя беднягу до состояния тихой паники. Но делать это он старался так, чтобы не нарваться на отца. Там все еще было море обид и недопонимания.

Раду понаблюдал за нами пару дней. Честно попытался нас успокоить, а потом уговорить взять няню. Наткнулся на стену глухого непонимания. Обозвал параноиками и позвал Мару приводить нас в чувства.

— Ты же понимаешь, что все это не правда? — спросил Лель, забирая Хаят с моих рук.

— Какой резон ему мне врать? — Ответом мне было возмущенное сопение. — Возможно, его картина мира несколько искажена. Возможно, это именно мы не видим дальше собственного носа.

— Он — враг.

— Поэтому должен лгать даже в светской беседе?

— Ты ему поверила! — прозвучало достаточно странное обвинение.

— Я буду рада, если шахди Гаяр окажется не прав. Но такими предостережениями не разбрасываются. Хочу знать о том, какие настроения гуляют среди молодых аристократов. Впрочем, не удивлюсь, если княжна, в которой течет кровь правящей династии Джанната не вызывает у высокородных талийцев восторга. Но я сейчас говорю не только о себе. Нельзя исключать того, что, расправившись с врагом за пределами страны, горячие головы найдут его даже не в моем лице, а в моих детях.

— Это бред.

— Четыре года назад Лель Эстэрази дал слово сохранить мою жизнь. Сегодня я его возвращаю. Твоя защита нужна сейчас не мне, а Хаят и вот этому ребенку, — прижимаю ладонь упрямца к своему уже слегка округлившемуся животу.

— Дура! — шипит он в сердцах.

Может, и дура. Но проще так, чем часами его переубеждать, слушая тысячу и одно возражение. У меня есть дела поважнее, чем пытаться переупрямить отдельно взятого гвардейца, пусть он мне ближе, чем брат.

— Сомневаюсь, что стоит ждать прямой удар по тебе или Хаят, — сказала Мара. — А вот те, кто желает видеть будущим князем управляемого и безынициативного Алесса, а не стремительно набирающего популярность Раду, будут рады вас использовать.

— Как?

— Я плохо разбираюсь в интригах. Постараются скомпрометировать, наверное. Но ничего у них не получится. СБ не просто так ест свой хлеб.

Мне так хотелось заразиться ее уверенностью. Но воспоминания трехлетней давности вряд ли когда-нибудь выветрятся из моей головы. Ее хваленая СБ пропустила целый заговор во главе с княгиней. И той, кто планировал убить Хаят, фактически ничего не было. Ее просто отослали от двора под благовидным предлогом. О наказании и речи не шло, на мой взгля. Я была категорически несогласна с этим. Но мое мнение мало интересовало князя. Свекор в свойственной ему высокомерной манере приказал мне забыть о произошедшем. И лишь прочитав что-то в моем взгляде, наполненном ненавистью, сухо пообещал, что подобное не повторится. Только доверие мое он утратил. И тень подозрений пала на того, кто мог бы стать членом моей семьи. Я теперь не просто ожидала от него предательства, я его ждала. Рано или поздно…

Энираду это огорчало. Отец, все-таки. Особенно, когда наша малышка попросила его, чтобы дедушка больше не приходил. Потому что она его не любит. Почему? Потому что. Не любит и все.

Мара потом долго объясняла своему взрослому «мальчику», что в два с половиной года ребенок, вообще, никого не любит, а как маленькое зеркальце отражает любовь окружающих. С князем все непросто. Сам по себе он человек сдержанный — холодный. Выражать эмоции ему сложно. И с единственной внучкой он всегда был на них скуп. Какой-то особенной любви к дедушке не проявляет ни папа, ни Лель, ни Лада. Мама, так вообще, леденеет в его присутствии каждое мгновение ожидая чего-то нехорошего. Из чего ребенок делает вполне закономерный вывод — раз дедушку не любят ее самые близкие люди, а мамочка явно опасается, значит какой-то он нехороший. Раз так, зачем он ей нужен? Марита посоветовала не страдать попусту, а лучше подарить Хаят табби и сказать, что это от князя.

Табби, кстати, это такие «миленькие» абриктозавры персикового цвета размером с овчарку. Всеядные. Добродушные. Очень сообразительные. Они легко поддаются дрессировке и обожают детей. Джаннатцами тоже считаются «ересью». Потому что являются продуктом генной инженерии.

Отступление

Эстерази не находил себе места с момента возвращения на Талие. Хотя, если быть с собой совсем уж честным, то с того самого злосчастного разговора шахди с Ярой.

Нет, он, понимал, что есть среди его соотечественников люди ненавидящие Джаннат. Нет в этом ничего удивительного, когда война забирает родных и близких.

И любить княжну должны были не все. Ряд недоброжелателей среди аристократов у нее имелся. С высокородными девицами в своем окружении она не церемонилась. В целом, к этому относились с пониманием.

Не мирное время, всё-таки. А фрейлины к ней не для красоты приставлены. У них официальные обязанности имеются. Не можешь или не хочешь работать на благо родного княжества, так силком никто не держит.

Простой народ ее любил. Ведь она им близка и понятна. Искренняя, болезненно-честная, слишком правильная. И в этом же была ее проблема. Она не желала жить по неписанным правилам, обязательным для аристократии. Но ее бунт делал жизнь простых людей немножечко легче. Среди высокородных, преимущественно из старшего поколения, было достаточно много тех, кто проявлял лояльность. Пусть княжна — сумасбродка, но ее работа приносит реальную пользу. Эффективность в Талие ценить умели.

А вот высокородная молодежь считала признаком дурного тона выражать ей солидарность. Княжну принято немного презирать. Насмехаться. Делано сочувствовать Энираду.

Некрасива.

Несдержана.

Необразована.

Не уважает традиции.

Не умеет подать себя.

Не понимает, что всегда будет чужой.

Яре было откровенно плевать на то, что там о ней думаю какие-то люди. Она делала то, что считала нужным при безоговорочной поддержке князя. Правитель Талие всячески выказывал свое благорасположение к проектам невестки. Как делал это по отношению к любой работе, направленной на благо его страны, которая обходится ему совершенно бесплатно. Впрочем, если бы он оказался против, вряд ли это остановило бы неугомонную княжну. Единственный, к кому молодая женщина прислушивалась, был ее муж. Но он придерживался весьма специфической концепции гармоничного брака: чем бы эта ненормальная ни тешилась — лишь бы не вешалась. Раду готов был поддержать ее во всем, что не преступало законы общества и морали. Потому что влюбился, как мальчишка.

А он — Лель Эстерази не видел ничего до тех самых пор, пока его буквально не ткнули в это носом, как нашкодившего табби.

Оправдывать себя тем, что ему не было дела до светской тусовки, потому что они все работали на благо Талие днями и ночами все эти годы, пролетевшие словно миг, было стыдно. Подвигу есть место не только на передовой — в рубках крейсеров и линкоров. В тылу не меньше героев, но эти звезды не видно ни днем, ни ночью. Такова их роль — быть незаметными хранителями мира в горнилах любой войны. Он знал, что так будет и даже гордился, когда находил для подобных мыслей время и силы.

Да и личная жизнь, сейчас приносила одни лишь разочарования. Данна под крылышком княжны по-настоящему расцвела. От той пугливой птички не осталось и следа. Теперь она смотрела людям в глаза, не боялась высказывать свое мнение и защищать личностные границы. Но в данный момент девушка впала в другую крайность — в любом покровительственном жесте ей виделось попрание бережно лелеемой независимости, на которую Эстерази, вообще-то ни покушался. Ведь заботиться — это не то же самое, что подчинять. Что такого в том, чтобы предложить любимой свой китель, когда они вышли на балкон подышать свежим воздухом? Ведь дул холодный ветер, а она стояла в тонком платье. Или придержать дверь?

Данна такая кроткая и нежная прежде, сейчас буквально все делала наперекор ему. Когда он просил остаться во дворце, она выдумывала повод посетить госпиталь или один из приютов. Когда, как сейчас просил поехать с ним, находила тысячу и одну причину остаться.

— Ты не уважаешь мои решения! — раз за разом бросала она злые слова тому, чьи чувства принимала более, чем благосклонно и не спешила рвать столь довлеющие над ней отношения.

Лель не понимал, что и кому она пыталась доказать и надеялся, что со временем его девушка успокоится.

— Ну, хочешь, я поеду с тобой? — спросила Лада, бросив на Данну насмешливо-презрительный взгляд. Вот не нравилась ей подруга напарника и она не желала это скрывать.

— А Яра?

— Она будет сопровождать князя на открытии новой лаборатории института чего-то там связанного с инновационными разработками. Там такое название, что с первого раза без запинки не произнесешь. Сначала туда только князь ехать должен был. Но потом было решено продемонстрировать княжну миру, пока она достаточно фотогенична. Куда, кстати, едем?

— Табби выбирать. Моя мама держит питомник. На малышей Рори очередь неимоверная. Но я, можно сказать, воспользовался личным знакомством.

— Понятно, — фыркнула девушка. — Хотел под предлогом выбора питомца для Хаят познакомить свою истеричку с мамой?

— Почему ты все переворачиваешь с ног на голову? Я действительно хочу, чтобы Хаят выбрала себе табби. И знакомство Данны с моей мамой в неформальной обстановке — логичный первый шаг. Это поможет им избежать неловкости.

— То есть с тем, что твоя любимая — истеричка ты спорить не собираешься?

И Лада рассмеялась. Легко и как-то необидно.

Дом, в котором Лель провел детство, встретил его светом и радостью. На окнах цвели азалии. А пара подростков-табби устроила игру в догонялки прямо в холле, что привело маленькую княжну в неописуемый восторг.

Мама… была такой же нежной красавицей, как и всегда. Она так радовалась встрече, словно не было той ссоры отца и сына четыре года назад после которой ее ребенок почти не появлялся в их особняке. Назвала Ладу милой девочкой и накормила Хаят пирожным, рассказывая, как нужно заботиться о маленьких табби.

Рори оказалась прелестной табби редкого ума и обаяния — любимицей всей семьи, с которой в детстве играл сам Лель. Малыши у нее случались крайне редко, но все были, как мама — воспитанные, добрые, спокойные и не доставляющие беспокойства владельцам своими шалостями.

Увидев неучтенного ребенка, Рори схватила Хаят за кончик юбочки и под всеобщий смех препроводила в манеж для малышей, где было очень уютно среди бесчисленных подушечек и мягких игрушек. Княжну тотчас же облепила стайка ящерок, требующих внимания и ласки.

Идиллическую картину, когда взрослые пили мятный чай и болтали о каких-то пустяках, а абсолютно счастливый ребенок играл с табби в мячик разрушило возвращение Ратмира Эстерази. Совершенно неожиданное, к слову. Лель старался с родителем лишний раз не пересекаться.

И с ним пришла война, о которой присутствующие забыли на целую четверть часа.

Он схватил за плечи, подскочившую к нему жену и заикаясь, проглатывая части слов заговорил:

— Ветана, прорыв обороны. Княжеский дворец в руинах. А все, кто были там… они все мертвы. Вся княжеская семья, кроме Энираду. И Лель… Лель тоже был там.