Королевская постель

Глава 11

Без отца, Дикона и Тома жизнь казалась Танзи совсем пустой. Она хотела бы ответить Дикону на письмо, но Том воспользовался его приглашением так стремительно, что у нее просто не оказалось для этого времени. Конечно, Дикон узнает все новости о ней, если они встретятся, и поймет, что Гаффорд передал ей его письмо, и узнает о смерти ее отца. Но это совсем не то же самое, что письмо, написанное собственноручно, которое, она не сомневалась в этом, торговец согласился бы ему передать. Дикон, конечно, ждет именно этого. Он будет разочарован, если его сердечные слова останутся без ответа.

Однако, к своему стыду, Танзи вынуждена была признать, что письмо потребует от нее больших усилий. Все ее дни были заполнены домашними делами, и после смерти матери она совсем забросила чтение, хоть и раньше посвящала ему не слишком много времени. Она редко читала что-нибудь, кроме молитвенника, и прекрасно знала, что пишет безграмотно. Вполне прилично, чтобы оставить записку аптекарю или виноторговцу, но постыдно плохо, когда речь шла о письме человеку, знающему все о мастере Какстоне и его книгах.

Занимаясь обычными утренними делами, Танзи размышляла обо все этом и решила, что непременно попросит мистера Джордана помочь ей. И как только она услышала, что дети с шумом и криками выбегают из школьных дверей, твердо сказала мачехе, что должна ненадолго уйти, и спросила, сможет ли она сама показать королевскую спальню, если в это время появятся какие-нибудь посетители.

Роза неохотно согласилась, заметив, что собиралась немного отдохнуть и что она не знает никаких романтических сказок, которыми Танзи развлекает своих доверчивых слушателей. Но на сей раз девушка не обратила никакого внимания на ее слова и побежала через дорогу к школьному зданию.

В просторной классной комнате стояли столы и скамьи, лежали книги и висели березовые розги, которые Уилл Джордан, добрый и мягкий человек, держал скорее для устрашения, чем для использования по прямому назначению. Пройдя через эту комнату, Танзи нашла старого учителя в его маленькой, заполненной книгами комнатушке.

– Я рад, что ты пришла ко мне сюда, Танзи, – сказал он, подвигая для нее стул. – Может быть, здесь мы сможем поговорить спокойнее, чем в таверне. Ты хочешь мне что-то сказать?

– Я хотела попросить вас помочь мне написать письмо. Правильно написать адрес и показать мне, как надо его запечатать. Мне нужно послать письмо в Лондон.

– Так быстро? – спросил он, улыбаясь, и она поняла, что он уверен в ее желании написать Тому, и ей придется кое-что объяснить ему.

Краснея и волнуясь, она вытащила из кармана письмо Дикона, разложила его на столе и ткнула пальцем в адрес.

– Ну, это просто, – сказал мистер Джордан, любуясь прекрасным почерком. – А кому тебе нужно написать?

– Господину Ричарду Бруму, подмастерью. Я не видела его с Босворта. Это он написал Тому про сэра Вальтера Мойла и про то, что ему нужен кузнец.

– Понимаю. И ты хочешь поблагодарить его, – сказал учитель, и по его лицу было видно, что он вполне удовлетворен и успокоен этим объяснением, хотя только что был заметно взволнован.

Однако его доброта и природная искренность Танзи помешала ей воспользоваться этим. Она прекрасно знала, что Уилл Джордан – очень надежный человек, и помнила, что именно к нему отец велел ей обращаться за любой помощью. И она все рассказала старому учителю, взяв с него слово сохранить услышанное в тайне ради Дикона. Танзи очень обрадовало и удивило то, что Уилл Джордан выслушал ее с большим вниманием, то и дело задавая вопросы: он отнесся к ее рассказу совсем не так, как в свое время отец.

– Мне кажется, что он говорил правду. Похоже, что все было именно так. В этом нет ничего невероятного, – сказал он, разглядывая прекрасный почерк с явным удовольствием. – Никто не пытается использовать его в своих делах, и именно поэтому мне кажется, что он ничего не придумал.

– Он даже вернул деньги, – напомнила Танзи мистеру Джордану.

– И сейчас он старается жить, как простой смертный, без всяких претензий, хочет выучиться ремеслу и затеряться в шумном Лондоне.

– Именно это и советовал ему сам король. Для его же безопасности. Понимаете, мистер Джордан, Дикон очень похож на своего отца.

Учитель быстро взглянул на Танзи. Он знал, что она достаточно практична и всегда руководствуется здравым смыслом без лишних эмоций и фантазий. Ее последние слова сказали ему больше, чем что-либо другое. И хотя судьба Танзи была не безразлична ему так же, как и судьба Тома, он не мог не подумать о том, как порой удивительно складывается жизнь: она тревожится о молодом человеке, чей отец так много значил для ее собственного отца.

Он положил перед девушкой бумагу и чернила и оставил ее одну, чтобы она могла спокойно заняться своим первым в жизни письмом, и вмешался в дело только после того, как она попросила его написать адрес Дикона.

– Мне кажется, не стоит сейчас запечатывать его. Может быть, ты захочешь еще что-нибудь добавить до прихода торговца, – сказал Уилл Джордан, глядя с нежностью на золотистую головку, старательно склоненную над столом.

На самом же деле он просто хотел дать ей возможность вписать потом какое-нибудь неожиданное любовное признание, которое хоть и будет с ошибками, доставит юному подмастерью, будь он хоть сыном самого короля, гораздо больше радости, чем все его собственное грамотное сообщение о новостях или выражения признательности.

Преисполненная благодарности, Танзи, встав на цыпочки, поцеловала старого учителя в щеку и убежала из школы гораздо более счастливая, чем пришла туда. Она знала, что отныне может рассчитывать на друга, который стремится заменить ей отца, и что этот друг, быть может, даже более мудр и проницателен, чем ее собственный отец.

Время, проведенное в школе, пролетело незаметно, и, только выйдя оттуда, Танзи спохватилась, что отсутствовала дома значительно дольше, чем собиралась. Она возвращалась в тревоге: Розе, наверное, не удалось днем поспать из-за того, что пришлось кому-нибудь показывать королевскую комнату, и она, скорее всего, злится на нее.

Однако, вопреки ожиданию, Танзи нашла мачеху в прекрасном настроении. Роза, стоя посередине большой комнаты, рассматривала оставленный королем пояс и напевала ту самую песенку про лестерские постоялые дворы, которую сочинил Хью Мольпас так, словно его грубое торжество нисколько ее не задевало.

– Кто-нибудь приходил? – опасливо спросила Танзи, останавливаясь в дверях.

– Да. Две компании. Очень славные люди.

Танзи вошла в комнату, с удивлением глядя на свою непредсказуемую мачеху. Заходящее солнце, проникая через большое окно, создавало светящийся ореол вокруг ее рыжих волос, с лица исчезло выражение усталости и неудовольствия, и, несмотря на чрезмерную полноту, Роза Марш выглядела вполне привлекательно и безусловно могла рассчитывать на мужское внимание.

– Они слушали вас с интересом? – спросила Танзи, не понимая, чем можно объяснить произошедшую с ней перемену.

– Не очень. Но заплатили щедро, хоть и пробыли недолго.

– Тогда почему вы еще здесь, вместо того, чтобы отдохнуть или поболтать с Друсциллой Гэмбл в гостиной? – удивилась Танзи.

Однако она тут же сообразила, что ей представилась прекрасная возможность, и ее не следует упускать. Именно сейчас, пользуясь Розиным хорошим настроением, она и признается ей в том, что легкомысленно надавала всяких обещаний торговцу из Лондона.

– Я еще вчера хотела поговорить с вами, но столько всего произошло из-за того, что Том так быстро уехал. Я видела на базаре Гаффорда, торговца. В субботу он будет здесь, на базарной площади. У него полно всего: дамаск с розами и капоры, отделанные мехом, серебряные цепочки для ключей с филигранью и очень забавные туфли в виде зверюшек. Я сказала ему, что вы захотите все сами посмотреть.

Роза отложила в сторону кожаный пояс и сосредоточила все свое внимание на словах падчерицы.

– Есть ли у него что-нибудь подходящее для пасхального наряда? – спросила она с явным нетерпением.

– Мне кажется, что есть. И очень красивое. Рулон зеленого венецианского бархата. Модный тюдоровский цвет. Он сказал, что во время коронации все леди были в туалетах именно такого цвета. Сейчас у него уже мало осталось. Он очень дорогой. Почти полэйнджела за ярд.

Танзи испытывала стыд при мысли о том, как беззастенчиво она рекламирует товар этого лондонского торговца, который может помочь ей и Дикону обмениваться письмами.

– Я сказала ему, что вы были бы рады, если бы он оставил его для вас.

– Разумеется, я была бы очень рада! – воскликнула Роза, и Танзи вздохнула с облегчением.

– Я только надеюсь, что ты разговаривала с ним достаточно определенно, и ему не придет в голову предложить этот рулон кому-нибудь другому. Я сама позеленею от злости, если увижу жену мэра в наряде из этой ткани!

– Это как раз ваш цвет, – сказала Танзи, смеясь и немного завидуя. – В субботу я встану рано и поеду на базар к открытию, чтобы у вас не было сомнений, – добавила она, размышляя о том, где Роза собирается взять деньги для этой покупки.

Однако казалось, что эта проблема вовсе не волнует миссис Марш.

– Очень мило с твоей стороны, Танзи, – ответила она. – Я приду попозже, чтобы рассчитаться, а потом буду здесь весь день на тот случай, если кто-нибудь захочет посмотреть королевскую кровать. Она действительно великолепна, правда ведь? И эти прекрасные лилии… – Напевая, она подошла к окну, и выглянула на улицу. – Знаешь, после того, как вы поставили кровать посередине, мне эта комната стала нравиться значительно больше. Она такая солнечная. Я думаю устроить здесь свою спальню. Моя комната очень мрачная, и она выходит во двор.

– Тогда мы с Дилли должны принести сюда ваши вещи и постель, – предложила Танзи, не испытывая никакого восторга по поводу такой перспективы. Постоянное пребывание мачехи в комнате покойного короля, к которому та не питала никакой симпатии, казалось Танзи вторжением в чужие владения.

На следующий день еще до рассвета она передала Гаффорду письмо Дикону и договорилась с ним об отрезе для мачехи. Однако Роза захотела купить у него не только зеленый тюдоровский бархат. Она вернулась с базара в сопровождении вьючной лошади, нагруженной всевозможными экстравагантными украшениями и безделушками. Миссис Марш чувствовала себя очень уверенно: она все еще выглядела достаточно привлекательно, месяцы траура прошли, и приближалась весна. Она выбросила много старых дешевых вещей и почти полностью обновила свой гардероб.

Танзи старалась хвалить все покупки, но не могла не видеть, что на них уходили все деньги, которые она с таким трудом зарабатывала в течение всей зимы. Однажды, когда Джод закрыл ворота за последним клиентом, а мачеха наверху вертелась перед зеркалом, Танзи юркнула в маленькую комнатушку, где ее отец хранил все счета, и впервые стала внимательно изучать их.

После смерти мужа Роза держала их в менее строгом порядке, однако поскольку деньги всегда интересовали ее, она вынуждена была уделять счетам достаточно времени. Такому непосвященному человеку, как Танзи, было трудно разобраться во множестве цифр, но даже и она поняла, что на их счету не так много денег, и следовательно, не было никаких оснований тратить их так непродуманно на предметы роскоши и не очень нужные вещи. Было совершенно очевидно, что в то время, как «Золотая Корона» приносила своему владельцу большой доход, «Голубой Кабан» едва сводил концы с концами и с трудом обеспечивал своим хозяевам сносную жизнь, но не более того, несмотря на интерес, которые многие проявляли к королевской кровати.

Она отложила счета и уже собиралась отправиться спать, размышляя о том, следует ли ей высказать мачехе свое мнение обо всех ее тратах, когда неожиданно увидела на кухне свет и услышала, как кто-то торопливо открывает и закрывает шкафы, где хранилась посуда. Войдя туда, Танзи увидела полуодетую Розу, которая нетерпеливо что-то искала.

– Что вы ищете? – спросила Танзи.

– Я думала, ты давно уже в постели, – недовольным тоном ответила явно раздраженная миссис Марш. – Но уж раз ты здесь, куда, черт возьми, подевалась стамеска?

– Стамеска? – переспросила Танзи, не понимая, зачем в такое время могла понадобиться стамеска.

– Да, да, стамеска, – ответила раздраженно Роза, не вдаваясь в объяснения. – Она всегда лежала в этом ящике, вместе с другими инструментами, но какая-то ленивая неряха засунула ее, куда попало.

По крайней мере, здесь Танзи оказалась ей полезна.

– Разве вы забыли, что Джод пользовался ею, когда снимал вывеску? – спросила она. – Надо посмотреть в сарае. Я сейчас схожу.

Танзи вышла во двор. Ярко светили звезды, было пустынно и тихо, она быстро нашла стамеску в сарае, на лавке, где Джод обычно ремонтировал упряжь, и вернулась в дом. Ее мысли были настолько поглощены другими визитами в сарай и на сеновал, что она едва обратила внимание на поспешно брошенное «спасибо» в свой адрес и «этот забывчивый дурак» – в адрес Джода. Но она не могла не заметить, с какой поспешностью Роза выхватила у нее стамеску и убежала наверх, в свою новую спальню, и как она была раздосадована, что не смогла обойтись без посторонней помощи. Однако по мере того, как все новые и новые заботы, связанные с постоялым двором, сваливались Танзи на плечи, она забыла об этом эпизоде.

Казалось, что Роза большую часть времени проводит либо наверху, либо покупая и примеряя новую одежу, либо гуляя по городу.

– Не исключено, что она снова собралась замуж, – сказала как-то Танзи Друсцилла Гэмбл, наблюдая однажды утром, как Роза, одетая в новое зеленое пальто, которое ей очень шло, выходит из дома в компании жены одного из членов городской управы.

Танзи повернулась и в ужасе уставилась на Друсциллу, ибо сама мысль о возможности Розиного замужества пугала ее.

– И я не удивлюсь, если на этот раз она выберет Хью Мольпаса, – добавила миссис Гэмбл, явно завидуя и Розиному пальто, и ее компании.

– О, миссис Гэмбл, неужели вы действительно так думаете? – воскликнула Танзи.

– А почему бы и нет! Ты что, сама за него хочешь?!

– Избави Бог! Но что я буду делать с ними двумя?!

– Да, ты права. Бедное дитя! – согласилась Друсцилла, которую нельзя было назвать бессердечной.

На следующий день Танзи возилась на кухне, торопясь испечь медовые пирожные для постояльцев с детьми, и в тот момент, когда хозяйка ушла из дома, с грохотом захлопнув за собой дверь, к ней вбежала зареванная Дилли.

– Господи, Дилли, что с тобой?

– Тебе снова досталось от нее? – поинтересовалась повариха, отрывая глаза от теста, которое месила.

Танзи обняла девочку, а когда повариха слегка приспустила изношенное, убогое платье с ее худеньких плеч, стали видны красные следы побоев.

– Что ты натворила, Дилли? – спросила Танзи, прекрасно зная, какой непонятливой и упрямой может быть девчонка и сколько требуется терпения, чтобы иметь с ней дело.

– Это все из-за платьев, я не знаю, как с ними обращаться. Ей надо, чтобы я стояла рядом и помогала ей одеваться. Причесывала и надевала корсет. Говорит, что сделает из меня настоящую горничную. Как у миссис Уайстон. Но я не гожусь. Я пролила розовую воду и испортила ее выглаженные кружева своими потными пальцами. Она очень рассердилась, сказала, что я совсем дурная и мое место в Бедламе. И стала меня бить. Мисс Танзи, что такое Бедлам?

– Это такая больница. Но ты ведь очень много делаешь в доме, Дилли.

– Да, я что-то могу сделать и для вас, и для поварихи. Но я умею только мыть тарелки, кормить кур и подавать пиво. И сейчас уже пришли клиенты, а я с красными глазами, и платье в таком виде!

– Ничего. Посиди возле печки, а я пойду подам им пиво, – сказала Танзи, торопливо запихивая в печку пирожные и прося повариху присмотреть за ними. Однако прежде чем девушка дошла до дверей, она услышала нечто такое, что заставило ее остановиться.

– Она отправилась покупать шкаф.

– Кто покупает шкаф?

– Как кто? Конечно, хозяйка. Кто же еще?

– Какой такой шкаф?

– Для платьев. Чтобы они все вместе висели. И еще там есть зеркало, она так, вроде бы, говорила. Его поставят у стены в королевской комнате, где она теперь спит.

Танзи медленно вернулась к печке.

– Дилли, ты ничего не путаешь? Откуда ты это знаешь?

– Я слышала, как она разговаривала с плотником. Она позвала его наверх все измерить. Очень волновалась. Ей нужны крючки в одном месте и вешалки – в другом. – Девочка рассмеялась, наверное, боль от побоев немного утихла.

Роза Марш вернулась домой в сопровождении Хью Мольпаса: казалось, что предположения миссис Гэмбл выглядели правдоподобными. Он задержался, чтобы пропустить стаканчик, расспрашивая Розу о ее последних покупках, и Танзи даже показалось, что он рассматривал все вокруг с каким-то новым хозяйским интересом.

Отчасти потому, что не выносила его присутствия, отчасти из-за сильного волнения Танзи выскочила из дома, перебежала дорогу и поведала обо всем Уиллу Джордану.

– Она всегда была транжиркой, вы ведь это знаете. Но отец никогда не позволял ей так много тратить. Ведь она тратит больше, чем мы зарабатываем.

– Это правда. О ней судачит весь город. Никто не понимает, откуда у нее столько денег, – заметил мистер Джордан, соглашаясь с Танзи.

– Наверное, они знают, что мы не зарабатываем столько в «Кабане», – сказала Танзи. – В конце месяца придет счет от виноторговца, и если она действительно купит этот шкаф с зеркалом, нам нечем будет ему заплатить.

– Тебе не приходит в голову, что Мольпас может рассчитаться? Может быть, она потому так много тратит, что действительно собирается за него замуж? Может быть, все обстоит именно так?

– Может быть, вы и правы. Но в любом случае, я остаюсь на улице, – медленно произнесла Танзи. – Если у нас появятся долги, я лишусь дома, а если они поженятся, я просто не смогу с ними жить. Мне придется наняться к кому-нибудь.

– Да, ты не сможешь жить с ними, – согласился мистер Джордан. – Тебе нужно выйти замуж, Танзи.

– Молодые люди не имеют права жениться пока учатся в подмастерьях, – ответила Танзи, краснея.

– Не могут, верно. Но процветающие кузнецы – могут, – напомнил ей Уилл Джордан, которому было прекрасно известно, чего хотел ее отец.