Королевская постель

Глава 25

На следующее утро, когда они закончили поздний завтрак, состоявший из мяса, хлеба и пива, Дикон развернул книгу, которую ему подарил лорд Лоуэлл, и с гордостью начал показывать ее Танзи. Однако он едва успел перевести ей несколько фраз с титульного листа, как они услышали цоканье лошадиных копыт и голос Джода, желающего кому-то доброго утра.

– Управляющий! – воскликнула Танзи, начав поспешно собирать тарелки. – Последний раз он приезжал ровно месяц назад, как раз тогда он и привез мне котенка. Дикон, принеси, пожалуйста, деньги. Они в спальне, в тайнике, который ты сделал, под полом.

Дикон поднялся, чтобы выполнить просьбу жены, и, увидев, что мимо их окна прошел высокий, модно одетый джентльмен, понял, что к ним пожаловал не управляющий, а господин Джон Мойл собственной персоной.

– Наверное, Орланд Дэйл рассказал ему обо всем, что я натворил, и о том, что я остался без работы. Вот он и приехал, чтобы предложить нам освободить дом, – предположил Дикон, поспешно убирая книгу.

– Том и Эми никогда не позволят ему поступить так, – мягко сказала Танзи.

И, действительно, казалось, что подобная мысль вовсе не волнует молодого господина Мойла. У него было прекрасное настроение, какое и положено иметь человеку, недавно отпраздновавшему свою помолвку. Он весело сказал несколько слов о прекрасном весеннем утре, остановился полюбоваться маленькой фигуркой святого Фрэнсиса, которую Дикон вырезал на двери, одобрительно осмотрел комнату и прежде, чем расположиться в кресле, которое они любезно подвинули ему, воскликнул:

– Да вы просто до неузнаваемости преобразили это старое, запущенное жилище!

– Я очень рад, что вы довольны. Ведь некоторые вещи я сделал без вашего разрешения. Но мне кажется, что вы почти все уже видели в свой прошлый приезд. Не хотите ли попробовать домашнее вино, которое делает Танзи?

– И, пожалуйста, поблагодарите вашу сестру еще раз за этого прелестного котенка, – вставила Танзи.

– Она думала, что вы будете скучать, пока ваш муж в отъезде, – ответил Джон Мойл и протянул руку, чтобы погладить пушистый комочек.

– Значит, вам известно обо всем, что произошло? – спросил Дикон.

– Дорогой мой Брум, ни один человек, если он интересуется строительством, не мог не узнать об этом. Мне кажется, что своим отказом работать с братьями Вертье вы здорово разозлили Орланда Дэйла и перессорили всех в гильдии. Никто не понимает, почему вы так поступили, но мне, поскольку я имею отношение к королевским делам, пришла в голову одна мысль… Скажите, вы нашли работу?

– Ничего определенного, сэр, – признался Дикон. Именно в этот момент глаза Мойла, неравнодушного к красивым вещам, заметили книгу, ту самую прекрасно оформленную «Крепость Фуа», которую подарил Дикону лорд Лоуэлл. Он встал и начал листать ее с таким удовольствием, что, казалось, совершенно забыл о них.

– Мы подумали, что, может быть, вы приехали за деньгами. Пожалуйста, вот они, – сказала Танзи, испытывая некоторое беспокойство.

– Разумеется, если вы настаиваете, – сказал он, и, не отрывая глаз от книги, взял деньги и сунул их в карман. – Но я надеюсь, что это в последний раз.

Танзи и Дикон смотрели на него в изумлении.

– Вы хотите сказать, что не будете брать у нас деньги, потому что мастер Дэйл уволил меня?

– Да, отчасти поэтому. Вот уж действительно прекрасная книга. Такая же великолепная, как та, которую я раньше видел наверху.

Он посмотрел на Дикона поверх разделяющего их стола, потом снова углубился в изучение прекрасного фолианта. Очень осторожно он раскрыл книгу на титульном листе и, держа ее так своими длинными, изящными пальцами, вновь посмотрел на Дикона.

– Похоже, что я не ошибся, – сказал он.

Кровь бросилась Дикону в голову. Он стоял молча, не догадываясь о том, что, вертя кольцо на пальце, только укрепляет Мойла в правильности его догадки.

– Я видел собственноручную надпись короля Ричарда и на той книге, в спальне. Я был очень удивлен тогда, но решил промолчать до поры до времени. Но теперь, поскольку я видел ту книгу, и вот сейчас держу в руках эту, я, кажется, могу предположить, почему вы совершили тот безумный поступок в Вестминстере. Вы пошли на то, чтобы разрушить собственную карьеру только для того, чтобы не участвовать в прославлении Тюдоров.

Дикон молчал.

– Вы сын короля Ричарда, не так ли? – прямо спросил Мойл.

– Внебрачный сын, – помедлив, ответил Дикон с независимым видом.

Он знал, что это признание опасно, что сходство с отцом таит непредсказуемые последствия.

– Я знаю, что на протяжении всех войн между Розами, ваша семья активно поддерживала Ланкастеров. Теперь вы имеете право выкинуть нас из своего дома. Если и лондонская гильдия не может обеспечить меня работой, то уж в других городах шансов еще меньше. Только совсем неквалифицированная работа, быть может. – Он рассмеялся, вспоминая что-то, но этот смех был понятен только Танзи. – Впрочем, мне приходилось видеть более достойных людей, чем я, которые занимались таким трудом.

Джон Мойл аккуратно закрыл книгу и, быстро подойдя к Дикону, положил руку его на плечо.

– Ричард Брум, за кого вы меня принимаете? – спросил он. – Да, я – лояльный сторонник ланкастерского дома. Имея неплохое образование в области финансового права, я надеюсь сделать достойную карьеру, служа королю Генриху. Признавая заслуги моего отца и отдавая ему должное, король уже оказал мне честь. Я уважаю его как делового человека и труженика. Даже те из вас, кто смотрят на него, как на узурпатора, не могут не признать, что, возложив на себя корону, он вместе с ней взял на себя немалые обязательства и ответственность, связанные с ней. Будучи выходцем из Уэльса и гордясь этим, он заботится о процветании всей Англии. Европа больше не смотрит на нас, как на незначительный маленький остров, и, благодаря ему, мы начинаем занимать достойное место среди других стран. Однако я отдаю должное храбрости и верности, и для меня не имеет значения, кто проявляет эти качества. И я не могу не уважать вас за то, что вы отказались от такой престижной работы как часовня Тюдора. – Он снова бросил взгляд на «Крепость Фуа», но на сей раз – поверхностный и беглый. – Мне только хотелось бы надеяться, что, окажись я на вашем месте, у меня хватило бы мужества поступить точно так же.

– Мой отец выбрал в качестве собственного девиза слова «Верность обязывает», и единственное, что остается мне, – жить в соответствии с этими словами, – ответил Дикон, потрясенный таким великодушием. – Что же касается мужества, мне никогда не приходилось участвовать в сражениях, и, кроме того, с тех пор, как я узнал правду о своем рождении, меня ни разу не узнавали, никто ни разу не признал во мне сына короля Ричарда.

– Бывает разное мужество, Брум. Ваша храбрость определяется девизом вашего отца – «Верность обязывает». Я представляю себе, как трудно вам было, когда пришлось выбирать между порядочностью и благополучием вашей семьи. И как художник, хотя, конечно, я всего лишь дилетант, я тоже могу понять, чем вы пожертвовали.

– У меня такая жена, которая могла бы составить счастье любого мужчины, – сказал Дикон, притягивая к себе и обнимая Танзи, чтобы она не подумала, что он винит ее в своих профессиональных неудачах. – Можете мне поверить, что, даже оставаясь в полной безвестности, я буду продолжать поступать так, как приказал мне мой отец.

– Прекрасно. Я рад, что он сказал вам именно это. Именно ему, одному из многих, было прекрасно известно, какие страдания несет и слава, и бесславие. Но все же давайте надеяться, что вам не грозит полная безвестность.

Мойл сел и выпил вино, которое Танзи поставила перед ним.

– Поскольку, к моей радости, вы сейчас не имеете другой работы, я хотел бы кое-что предложить вам. И поверьте мне, что мое предложение не имеет ничего общего ни с состраданием, ни с милостью – для этого я слишком высокого мнения о вашем мастерстве. Сядьте, пожалуйста, оба и послушайте. Ваше вино великолепно, миссис Брум, и если этот упрямец, ваш муж, согласится переехать в Кент, чтобы работать у меня, не исключено, что вы найдете себя в том, чтобы обеспечить им весь дом!

– Работать у вас в Кенте? – воскликнули они почти в один голос, и на их молодых лицах появилось выражение нетерпения.

– В Иствелле. Я собираюсь жениться. На родственнице моей покойной матери, которая происходит из старинной семьи Друри. И с разрешения отца я надеюсь снести большую часть старого дома и перестроить его заново. Возможно, мой отец долго не проживет, тогда оба дома – и там, в Кенте, и лондонский – будут принадлежать мне. Мне нужен дом, соответствующий моему положению при Дворе, но и я, и моя невеста – мы оба любим деревню и надеемся, что именно Иствелл станет нашим главным домом. Вам известны мои пристрастия в строительстве, Брум, и я хотел бы, чтобы вы взяли под свою опеку оба дома.

Дикон, преисполненный благодарности и чувства облегчения, почти не мог говорить.

– Я не могу не принять это предложение с радостью, – наконец, произнес он.

– Должны ли мы благодарить за это нашего доброго друга Тома Худа? – спросила Танзи.

– Отчасти, наверное, да. Мне очень понравилось, как вы сделали тот камин в нашем лондонском доме и фонтан. И, как я уже сказал вам, вопреки всему, что о вас говорят, мне импонирует то, что вы отказались работать с Робертом Вертье. К тому же я намерен превратить Иствелл в один из самых красивых домов в Англии и уверен, что именно вы можете помочь мне в этом.

Мойл подошел к открытой двери и крикнул Джоду, чтобы он принес ему сумку, которая приторочена к его седлу. Он вытащил чертежи, и вскоре оба – он и Дикон – с энтузиазмом рассматривали их, забыв обо всем. Они обсуждали все детали предстоящего строительства, а Танзи с котенком на руках молча наблюдала за Джоном Мойлом, странным человеком, полуправоведом, полухудожником, который взял в свои руки заботу о ее семье.

– После свадьбы мы уедем на несколько месяцев во Францию, по делам короля, и я хочу, чтобы перед нашим отъездом вы переехали в Кент и начали работать по собственному усмотрению.

– Коль скоро вы будете во Франции, сэр, не могли бы вы прислать баржу с канским камнем?

– Это будет очень дорого стоить, но я знаю, что именно этот камень покойный король использовал для часовни королевского колледжа и при восстановлении многих замков…

– Можем ли мы взять с собой наших лошадей и старика Джода?

– Разумеется. Вам обязательно нужна будет лошадь; я хочу, чтобы вы присматривали и за лондонским домом, и вам придется поездить по окрестностям, чтобы собрать лучших местных мастеров. Они смогут начать с того, что снесут западное крыло. Если вы и ваша жена готовы отправиться со мной на будущей неделе, мои люди помогут вам переехать.

А потом наступил момент, который Танзи восприняла и вовсе как настоящее чудо.

– Здесь, среди фруктовых деревьев, – сказал господин Мойл, указывая пальцем на какой-то кружок на пергаменте, – вы можете построить дом для себя, пока я буду отсутствовать. И найдите себе помощников. Начните именно с этого и постройте большой дом, чтобы там было достаточно места для всех, потому что мне кажется, Ричард Брум, что вы останетесь с нами до конца ваших дней!

Поскольку господин Мойл начал складывать все свои бесценные чертежи, Дикон наконец осмелился взглянуть на жену и, встретив ее восторженный взгляд, понял, что все его прежние поступки были правильными, и они не пропали даром.

– Мне кажется, что, будучи таким великодушным хозяином, вы вообще не сможете освободиться от нас! – смеясь, сказал он. – Но не кажется ли вам, что, почти не зная меня, вы слишком доверяете?

– Я уверен, что, зная ваши принципы, которые вы так блестяще подтвердили, ничем не рискую, а, напротив, окажусь в выигрыше. И не забудьте, что я много слышал о вас обоих от Тома, которого именно вы прислали к моему отцу и который не может не думать о том, как бы стать моим свояком.

– И вам кажется, что он когда-нибудь им станет? – Танзи не удержалась от вопроса. – Госпожа Эми будет очень несчастна, если ей придется выйти замуж за кого-нибудь другого.

Господин Мойл улыбнулся.

– Для женщины такого маленького роста она исключительно настойчива, и отец еще ни разу ни в чем не смог одержать над ней верх.

– Я знаю Тома всю жизнь, и мне прекрасно известно, что его нельзя не любить, – сказала Танзи.

– Том ничего не знает о моем происхождении, – поспешил сказать Дикон.

– Пусть наши обязательства будут взаимными. Конечно, я ничего не скажу ни ему, ни моей сестре-болтушке. И, конечно, – если это то, чего вы боитесь, – я никогда ничего не скажу королю Генриху.

– Любой ярый сторонник Ланкастерского дома, узнавший правду, может захотеть избавиться от Дикона.

– Не исключено, что вы правы, госпожа Брум, – согласился Мойл, складывая бумаги и собираясь уходить, – поэтому залог его безопасности и вашего счастья – анонимность. Это я могу обещать вам. Хотя не могу обещать такой известности и такого признания, которых заслуживают его талант и мастерство.

Взявшись за руки, Дикон и Танзи смотрели, как Джон Мойл уходит. Все тревоги, связанные с отъездом, начнутся позже.

– «Бог поможет» – ведь я совсем случайно сказал это вчера, – вспомнил Дикон. – И воистину – Бог помог! Хотя я никак не мог предвидеть, каким именно способом!

– С тобой ведь всегда происходят самые невероятные события! – напомнила ему Танзи.

Кажется, теперь этого уже не будет, подумал Дикон. Мне предстоит, может быть, благополучная и даже счастливая жизнь, но вряд ли она будет наполнена интересными событиями. Наверное, это будет нелегко, и для этого потребуется большая выдержка. Но когда он вспомнил, от чего был вынужден отказаться лорд Лоуэлл, подумал, что его окружают замечательные люди и это прибавило ему сил.

Танзи, узнав о предстоящих переменах, увела Дикона в дом, и там сказала ему о том, что у них скоро будет ребенок. И Дикон как все тщеславные отцы подумал с надеждой о том, что в один прекрасный день его сын сможет воплотить все то, что не удалось сделать ему самому, все его нереализованные замыслы.