Ночное празднество в Лувре. Великолепные залы полны разряженных мужчин и женщин. Факелы, музыка, танцы, смех. Лакеи проносят золотые блюда и серебряные кубки; проходят группами вельможи и дамы. Праздник подходит к концу; за окнами белеет рассвет. Господствует некоторая распущенность; праздник немного смахивает на оргию. В архитектуре, мебели, одеждах — стиль Возрождения.
Король — как на портрете Тициана. Де Латур-Ландри.
Мне надоело ждать. Скорее бы развязка!
Откуда, кто она? Простая буржуазка,
Но очень хороша!
Вы встретили ее
У церкви Сен-Жермен?
Убежище мое
Для всех воскресных служб.
И неизвестность длится
Два месяца?
Увы!
А где живет девица?
За тупиком Бюсси.
Там и Коссе живет.
Стена против стены.
Я знаю дом. И вот Ее вы выследили?
Злобная старуха сует повсюду нос и наставляет ухо, глядит вовсю.
Ах, так?
А вечерами к ней
Весьма таинственно, неслышней и томней,
Чем призрачная тень, какой-то неизвестный,
Закутавшись плащом, чернее тьмы окрестной,
Проходит через сад.
Вам путь указан!
Ха!
Дверь вечно под замком, да и стена глуха.
Преследуя ее на улице, однако,
Ужель не дождались вы никакого знака?
Я безошибочно могу сказать: она
Моим присутствием не слишком смущена.
Узнала ли она, что вы — король?
В обличье
Простого школяра я скрыл свое величье.
Любовь чистейшая! Дух вознесен горе!
А ваша девочка — любовница кюре.
Входят несколько вельмож и Трибуле.
Сюда идут! — В любви тот никогда не плачет,
Кто молча действует.
Ведь так?
Кто лучше прячет
Интригу хрупкую, кто тоньше тянет нить,
Сумеет в целости ее и сохранить.
Король, Трибуле, де Горд, несколько вельмож. Вельможи великолепно одеты. Трибуле в платье шута, как на портрете Бонифацио. Король рассматривает проходящих женщин.
Вандом божественна.
А я заметить смею,
Что Альб и Моншеврейль не меркнут рядом с нею.
Всем трем красавицам я предпочту Коссе.
Сир! Осторожнее! Подслушивают все
И, между прочим, муж!
Мне дела нет до мужа!
Диане Пуатье расскажет он к тому же!
Пускай!
Так дразнит он Диану. Десять дней
Его величество и не заходит к ней.
А к мужу он ее не отошлет?
Уверен,
Что нет.
Отец прощен — и, значит, смысл потерян
Ей дорожить дворцом.
Но Сен-Валье — чудак!
Как он благословил такой неравный брак?
Как мог родной отец соединить их ложе
Урода с дочерью, что, словно ангел божий,
В воздушной прелести на землю послана?
Как бросил он ее в объятья горбуна?
Действительно, он глуп. Я видел, как читали
Ему помилованье. Я стоял не дале,
Чем от тебя сейчас. Он побледнел и мог
Пролепетать одно: "Храни монарха бог!"
Решительно — сошел с ума!
Бесчеловечно! Вы едете?
Увы! И муж со мной, конечно.
Покинуть наш Париж! Но это же позор!
Круг избранных вельмож на вас покоит взор.
Ослеплены умы красою вашей нежной.
И в лучший миг, когда в сей жизни безмятежной
И каждый дуэлянт и каждый виршеплет
Вам лучший свой сонет и шпагу отошлет;
И ваших глаз огонь принудит всех красавиц
Беречь любовников и чувствовать к вам зависть;
Когда вы светочем явились для двора,
Вас нет — и солнца нет, и ночи быть пора,
Презревши этот блеск, уйти от волн праздной
В провинциальный край и в сумрак буржуазный!
Молчите!
Никогда! — Чудной каприз! К чему,
Вдруг люстры погасив, повергнуть бал во тьму?
Вот
Mой ревнивец, сир!
Послать бы мужа к черту!
Я не читаю их. Стихи всегда плохи,
Когда поэт — король.
Дурак!
Простонародье
Рифмует "кровь" — "любовь" и дальше в этом роде,
А вы пред красотой должны быть без прикрас:
Стихи — лишь для Маро, а нежности — для вас.
Король рифмующий смешон!
Сонеты дамам
Мне сердце веселят. Венчаю Лувр тем самым
Крылами.
Чтобы стал он мельницей простой!..
Я высеку тебя, негодник!
Но постой!
Вот Куален идет!
Мчись, ветреник, по кругу
To к этой, то к другой!
Покинувши супруга,
Выходит де Коссе. Бьюсь об заклад, сейчас
Уронит невзначай для короля как раз
Перчатку.
Поглядим.
Госпожа де Коссе, с досадой следившая за вниманием, которое оказывает король г-же де Куален, действительно роняет букет. Король покидает г-жу де Куален, поднимает букет г-жи де Коссе и вступает с нею в разговор, как будто очень нежный.
Ну, что?
Вот это ловко!
Попался наш король!
А женщина — чертовка
Весьма ученая.
Король обнимает за талию г-жу де Коссе и целует ей руки. Она смеется и весело болтает. В этот момент из двери в глубине входит де Коссе. Де Горд показывает на него Трибуле. Де Коссе останавливается и недвижно смотрит на короля и свою жену.
Вот муж!
Подите прочь!
Что потерял толстяк? Чем думает помочь?
Король идет к столу в глубине и налипает себе стакан вина.
Здесь шепчутся!
Ну, что?
Супруга ваша — прелесть!
Де Коссе сердито направляется к де Горду, тоже будто подзывающему его.
Что вы в ту сторону так странно засмотрелись?
Что угнетает вас? Чем поражен ваш ум?
Де Коссе с досадой отходит и оказывается лицом к лицу с Трибуле; тот уводит его в угол сцены, между тем как де Горд и де Латур-Ландри громко хохочут.
Что, сударь, топчетесь? Что прете наобум?
Я счастлив! Сам Зевес с самим Гераклом вместе
В сравнении со мной — мальчишки из предместья!
Весь их Олимп — кабак! Как бесподобна страсть!
Как счастлив я! А ты?
Избрал благую часть.
Смеюсь исподтишка, минуты не промешкав.
Вам — наслаждение, а мне — моя усмешка.
Вам — счастье короля, мне — счастье горбуна.
Мать зачала меня для радостного сна.
Один лишь де Коссе расстраивает дело,
Мешает празднику.
Тупица обалделый!
Пускай! И без него все мило на земле.
Все мочь, всего хотеть, всем править! — Трибуле
Какое счастье — жить! Желанья постоянно
Несутся дальше…
Сир! Мне кажется, вы пьяны!
Но стой! Опять она в сиянье глаз и плеч!
Коссе?
Идем за мной! Ты будешь нас стеречь.
Ликует в день воскресный
Народ моей страны.
Все женщины прелестны…
Мужчины все пьяны!
Уходят. Появляется группа вельмож.
Де Горд, де Пардальян, белокурый молоденький паж, де Вик, мэтр Клеман Маро в одежде личного слуги короля, затем де Пьен и несколько других вельмож. Время от времени проходит с очень озабоченным и задумчивым лицом де Коссе.
Что нового у нас?
Король, меж нас порхая,
Всем забавляется.
Что ж! Новость неплохая.
Он забавляется! Тем лучше.
Во сто крат
Опаснее король, когда он жизни рад!
Толстяк убийственно острит. И я взволнован.
Король его женой как будто очарован?
Де Горд утвердительно кивает. Входит де Пьен.
А вот и герцог наш!
Они здороваются.
Друзья мои! Могу
Я сделать кавардак в любом людском мозгу!
Могу вас рассмешить! Могу вам рассказать я!
Забавнейшая вещь! Предел невероятья!
Но что же?
Вокруг них собирается кружок.
Тсс… Маро, пожалуйте сюда!
Что, герцог?
Вы глупец, великий!
Никогда
Ни в чем великим я и не был и не буду.
Я вспомнил ваших строк рифмованную груду
О нашем Трибуле[19]: "Он папа дураков:
Каким в пеленках был, и в тридцать лет таков".
Вы сами, мэтр, болван!
Клянусь вам Купидоном,
Не понял.
Де Горд, де Пардальян, Маро и подошедший к группе де Коссе образуют кружок вокруг герцога.
Пусть этот слух зловещ,
Но с ним произошла неслыханная вещь.
Он спину выпрямил?
Он коннетаблем будет?
Зажарен поваром и подан нам на блюде?
Нет, нет! Еще смешней! Есть у него… Ага!
Догадываетесь?
Дуэль с Гаргантюа?
Нет!
Пущен ложный слух о некой обезьяне
Противней, чем он сам?
Звенит в его кармане?
Свиданье у него с Пречистою в раю?
Есть у него душа?
Я пять очков даю
Не догадаетесь, что у него, вовеки!
У Трибуле-шута, у Трибуле-калеки…
Горб, очевидно, есть?
Даю вам сто вперед!
Любовница!
Все хохочут.
Хо-хо! Наш герцог славно врет!
Вот сказки!
Господа, клянусь вам небесами!
Есть дама. Есть и дом. Вы убедитесь сами.
И каждый вечер шут, закутанный плащом,
Там бродит, как поэт, в мечтанья облечен.
Сегодня встретимся мы ночью на прогулке.
Я покажу вам дом — в том самом переулке,
Где особняк Коссе.
Есть тема для стихов:
Горбатый Купидон в объятиях грехов!
Вот не к лицу ему!
Он оседлал кобылу
Конька из дерева!
Все смеются. К ним подходит де Вик. Де Пьен прикладывает палец ко рту.
Тсс!..
Как же объяснить, что в сумерки и тайно
Выходит наш король за встречею случайной?
Пусть нам ответит Вик.
Могу сказать одно:
Он забавляется, — а как, нам все равно.
Нам лучше бы молчать!
И есть ли подозренье,
В какую сторону влечет его стремленье,
Куда по вечерам, неузнанный, в плаще,
Он мчится весело, и спит ли вообще,
И чье ему окно любезно дверью служит,
Кто не женат, друзья, об этом пусть не тужит!
Вельможи постарей расскажут, что всегда
Король найдет себе забаву, господа.
Те, у кого жена иль дочь, не спи ночами!
Могущественный враг у каждой за плечами.
Для сотен подданных страшна такая власть.
Полна клыков его улыбчивая пасть.
Боится короля!
Зато жена прелестна
И несколько храбрей.
Что для него не лестно.
Вы ошибаетесь на этот раз, Коссе!
Веселых королей мы обожаем все.
Скучающий король… Что может быть тяжеле?
Девчонка в трауре, интрига без дуэли!
Бокал с простой водой!
Май, что дождлив и хмур!
Сюда идут король и Трибуле-Амур!
Входят Король и Трибуле. Придворные почтительно расступаются.
Те же, Король и Трибуле.
Ученых ко двору! Куда же людям скрыться?
Должны мы слушаться единственной сестрицы.
Ученых при дворе угодно видеть ей[21].
Сир, согласитесь: вы из нас двоих пьяней.
Я вправе рассуждать скорей, чем вы, толково
И преимущества не упущу такого.
Оно огромно, сир, и кажется вдвойне:
Не пьян и не король, — как не кичиться мне?
Пусть будет здесь чума, пусть будет лихорадка
Но не ученые!
Тебе отвечу кратко:
Так нам велит сестра!
И очень худо, сир,
Со стороны сестры. Я обыщу весь мир.
Нет волка, нет совы, такой вороны нету,
Нет гуся, нет быка, о, даже нет поэта,
Магометанина, фламандца-толстяка,
Глупца-теолога, медведя иль щенка
Растрепанней, смешней, уродливей раз по сто,
И большой глупости покрытого коростой,
Надменней и грязней в величии самом,
Чем этот вид ослов, навьюченных умом.
Иль вы откажетесь от радости, от женщин,
Чьей нежною красой ваш праздник был увенчан?
Однажды мне сестра шепнула на ушко,
Что женщинами жизнь украсить не легко,
Что так соскучишься…
Но для чего от скуки,
Лекарство странное! — сзывать людей науки?
Поверьте: замысел принцессы не силен,
Похож на прежние — и не удастся он.
Ученых ни к чему, — но пять иль шесть поэтов…
Я более боюсь, все хорошо изведав,
Виршекропателей, бормочущих стихи,
Чем дьявол ладана, — прости мне бог грехи!
Но пять иль шесть…
Всего? Ну, вот вам и конюшня
Иль академия! Ай, как нам будет душно!
Довольно и Маро, чтоб не попасть впросак!
Он портит праздники за шестерых писак.
Благодарю!
Болтун! Молчал бы ты почаще!
У вас есть женщины! Мир праздничный, блестящий!
У вас есть женщины! О боже мой! И вы
Вдруг захотели, сир, мечтаете, увы,
Скучать с учеными!
Мне честь моя порукой
Смешна мне эта роль, я не дружу с наукой.
Среди стоящих в глубине громкий смех.
Там на смех подняли тебя, хромой сатир!
Другого дурака.
Кого же?
Вас, мой сир!
Чего они хотят?
Скупцом вас называют
За то, что почести в Наварру уплывают
И ни гроша для них.
Пречистая, спаси!
Там трое — Мошеню, Брион, Монморанси?
Да, трое.
Вот они. Все кажется им мало!
Тот коннетаблем стал, а этот адмиралом,
А третий, Моншеню, наш личный мажордом!
Неблагодарные! Как жить с таким гнездом!
Чтоб справедливый суд для них уравновесить,
Повысить можно их.
Куда еще?
Повесить!
Слыхали ль вы остроту горбуна?
Конечно!
Жалкий раб!
Заплатит нам сполна!
Однако пустота должна быть в вашем счастье,
Пока нет женщины, подруги вашей страсти,
Чьи очи скажут: "Нет", чье сердце скажет: "да".
Откуда ты узнал?
Большого нет труда
Короной обольщать.
Так, значит, дамы нету,
Влюбившейся в меня, а не в корону эту?
Не зная, кто вы?
Да.
По счастью, далека
Моя красавица ночного тупика.
Не буржуржуазка ли?
А что же?
Больше риска! Сир, берегитесь их, не подходите близко:
Суровы буржуа, как римляне, подчас,
Чуть тронешь их добро, отыщут всюду вас.
Так будем поскромней — шут и король, нагрянем
К вельможам собственным, — дадут нам жен дворяне.
Я с госпожой Коссе улажу как-нибудь.
Неплохо!
На словах. Но сделать, — не забудь,
Трудней!
Сегодня же похитить!
А супруга?
В Бастилию!
О нет!
Так превратите в друга. Пусть будет герцогом.
Ревнив, как буржуа,
Поднимет страшный крик, дойдет до мятежа.
Изгнать немыслимо. А заплатить — обидит…
Между тем де Коссе приближается сзади к Королю и шуту и слышит их разговор. Трибуле ударяет радостно себя по лбу.
Есть средство легкое, — так ваше дело выйдет.
Простое средство есть, с ним согласятся все.
Де Коссе подходит еще ближе и прислушивается.
Срубите голову бездельнику Коссе!
Де Коссе в ужасе отшатывается.
…Как будто заговор с Испанией иль Римом…
Вот дьявол!
Вот и он, казавшийся незримым!
Вот эту голову? Об этой думал ты?
Любуйся же, дружок, вглядись в ее черты:
Ни выражением, ни мыслью не богата.
Есть признак более значительный: рогата.
Срубить мне голову!
А что?
Он разъярен.
Какой это король, кто сжат со всех сторон,
Кто не решается фантазии дать волю?
Срубить мне голову! Шутить я не позволю!
Нет проще ничего! И разве есть нужда
Такую голову носить сохранно?
Да!
Тебя я накажу, дурак!
А мне не страшно!
Я окружен у вас толпой врагов всегдашней
И не боюсь врагов. Чем я рискую тут?
Одной башкой шута и отвечает шут.
Не страшно, сударь мой! Раздавите, как муху?
Вдавите в спину горб — и выдавится брюхо:
Я стану толще вас.
Вот сволочь!
Стойте, граф. — Шут, брось!
Король ушел, обоих разыграв.
Смеяться пустякам — для короля бесславно.
Он забавляется, но это не забавно.
Придворные провожают уходящего Трибуле злобными взглядами.
Отмстим шуту!
Идет!
Но он в стальной броне!
Как подойти к нему? Как ранить?
Ясно мне —
Он всем нам насолил и каждого обидел
И кару заслужил.
Все с любопытством окружают де Пьена.
Сегодня ночью выйдя,
Вооружитесь все — и к домику тому,
За тупиком Бюсси.
Ни звука никому!
Я понял.
Решено?
Все ясно!
Тише! Вот он!
Входят Король, окруженный женщинами, и Трибуле.
С кем поиграть еще? Кто не совсем обглодан?
Старик, весь в трауре, явился к Королю, —
Де Сен-Валье.
Ого! Вот это я люблю!
Пустить его сюда!
Лакей уходит.
Начнется суматоха.
Отлично! Встретим мы де Ceн-Валье неплохо!
Шум и крики за входной дверью.
Пустите к королю!
Нет!.. Кто там? Не сейчас!
Пустите к королю!
Нет, нет!
Старик в траурном одеянии расталкивает толпу и прямо подходит к королю, пристально на него глядя. Все придворные удивленно отступают.
Те же и Сен-Валье; он в глубоком трауре, у него седые волосы и борода.
Мне надо вас!
Де Сен-Валье!
Да, я. Так звался я когда-то.
Король в гневе делает шаг к нему. Трибуле его удерживает.
Я потолкую с ним, король, запанибрата!
Вы в некий заговор вступили против нас.
Король наш милосерд, и мы простили вас.
Какого дьявола приспичило вам все же
На зятя своего иметь внучат похожих?
Ваш зять чудовищен, дурен собой и нищ,
И нос его в прыщах, и сам он — скверный прыщ:
Тщедушен, одноглаз и толст, как тот придворный.
Или, верней, горбат, как ваш слуга покорный.
Дочь ваша рядом с ним? Раздастся общий смех!
Ведь если б не король, он бы испортил всех
Внучат! Он наплодит кривых и рыжих деток,
Как ни смотри на них, смешных и так и этак,
Пузатых, как вон тот,
Иль горбунов, как я.
Нет! Будет королем вся спасена семья!
И вырастет у вас лихое поколенье
Трепать вам бороду и прыгать на колени.
Придворные возгласами и смехом выражают Трибуле свое одобрение.
Среди других обид еще одна!
Король,
Должны вы выслушать, в чем скорбь моя и боль.
По Гревской площади я шел босой недавно,
И если пощажен, то пощажен бесславно.
Я вас благословил, но пребывал во сне:
Я не предчувствовал, что предстояло мне.
Под видом милости был срам мне уготован.
Вы не уважили ни рода столь седого,
Ни крови Пуатье, дворянской сотни лет.
А с Гревской я шел и дал обет
Пожертвовать собой для вашей славы честной.
Так бога я молил, незрячий, бессловесный.
И вот вы, Валуа, в тот день иль в ту же ночь
Склонили без стыда мою родную дочь,
Себя ни жалостью, ни грустью не тревожа,
В объятья подлые, на гибельное ложе.
Так обесчещена и растлена во тьме
Графиня де Брезе, Диана Пуатье.
В тот миг, когда я ждал судьбы моей и казни,
Дитя, ты мчалась в Лувр, чтоб слушать о соблазне.
И твой король забыл свой рыцарственный долг.
Зов правды для него давно уже умолк:
Он тешил только блажь свою недорогую.
Ужель я жизнь свою купил, стыдом твоим торгуя?
На Гревской площади рукою палача
Построенный помост ведь мог и невзначай
Стать плахой для отца; но в сумраке вечернем
Увы! — взамен того он ложем стал дочерним.
Бог отомщающий, сказал ли слово ты,
Увидев эшафот средь этой суеты,
Средь этой роскоши, рожденной вашей властью,
Кичливой в милостях, но скрытной в любострастье?
Поступок ваш дурен, непоправим позор!
Пускай бы залили моею кровью двор!
Пускай бы, наконец, не по заслугам старым,
Отец наказан был бесчестящим ударом.
Но взяли вы дитя в обмен на старика,
И женщину в слезах, чей ужас и тоска
На все податливы, вы оскорбили подло!
Вы это сделали. За это счет я подал.
Границы прав своих перешагнули вы.
Дочь для меня, король, дороже головы.
О да! Я был прощен! Такая вещь сегодня
Зовется милостью. Зачем я бурю поднял?
Вы б лучше сделали, мою не тронув дочь,
Придя ко мне в тюрьму, хотя бы в ту же ночь.
Я закричал бы вам: "Не нужно мне пощады!
Но пожалейте вы мою семью и чадо!
Могила — не позор. И я готов к концу.
Снесите голову — не бейте по лицу!
Мой господин король, — так я вас звать обязан,
Поверьте: дворянин-христианин наказан
И обезглавлен злей, когда теряет честь.
Король, ответьте мне, ведь в этом правда есть?"
Так я сказал бы вам. И в тот же вечер в церкви,
Лобзая седины и очи, что померкли,
Молилась бы она, прямая до конца,
Дитя невинное невинного отца.
Но я не требую от вас ее обратно:
Разлука с честию бывает безвозвратна.
Нежна ли к вам она или, дичась, дрожит
И знать мне незачем. Меж нами стыд лежит.
Останьтесь с ней. А я — мне любо год за годом
Среди веселья вас смущать своим приходом.
Какой-нибудь отец, иль брат, или супруг
Отмстит вам и за нас — все может статься вдруг.
На каждом празднике я вам являться буду,
Чтобы сказать одно: вы поступили худо!
Так молча слушайте меня. И до конца,
Король, вам не поднять смятенного лица.
Вы, правда, можете меня молчать заставить
В темницу ввергнуть вновь и завтра обезглавить.
Но не посмеете, боясь, что через день
С кровавой головой моя вернется тень!
Он забывается! Он провинился тяжко!
Арестовать его!
По знаку де Пьена двое стражей с алебардами подходят с двух сторон к де Сен-Валье.
Сир, болен старикашка!
Проклятье вам двоим!
Нет в этом торжества
Спускать своих собак на раненого льва!
Но кто бы ни был ты, лакей с гадючьим жалом,
Высмеиватель злой моих отцовских жалоб,
Будь проклят!
Я стою как равный вам. И честь
Мне ту же следует, что королю, принесть.
Отец — пред королем. Но старость стоит трона.
И на моем челе есть некая корона,
Да не коснется взор нечистый ни один!
Блеск лилий Валуа темней моих седин[22].
Сир, вы ограждены от всякого удара
Законом. За меня — отмщает божья кара!