Самый безлюдный угол тупика Бюсси. Направо скромный маленький домик с двориком, окруженным стеной. Дворик этот занимает треть сцены. В нем несколько деревьев и каменная скамья. В стене — дверь на улицу. Над стеной небольшая терраса с крышей, опирающейся на аркады в стиле Возрождения. На террасу выходит дверь второго этажа. Терраса соединена с двориком лестницей. Налево высокая стена сада особняка де Коссе. На заднем плане отдаленные здания и колокольни церкви св. Северина.
Трибуле, Сальтабадиль. В продолжение части сцены — де Пьен и де Горд в глубине.
Трибуле в плаще, без всяких атрибутов шутовского ремесла, показывается на улице и направляется к двери и стене. Человек в черном, тоже закутанный в плащ, края которого подняты шпагой, следует за ним.
Я проклят стариком!
Эй, сударь!
Ни гроша!
Мне милостыню! Фу!
Ухватка хороша.
Входят де Пьен и де Горд и издали наблюдают.
Вы заблуждаетесь. Ношу я, сударь, шпагу.
Уж не воришка ли?
Не прибавляйте шагу.
Я часто наблюдал вас ночью. Вы должны
Быть верным сторожем у собственной жены.
Вот дьявол!
Никому до этого нет дела!
Но ваше благо нас чувствительно задело.
Эй, познакомимся! Полезен буду впредь!
На вашу милую осмелился смотреть
Какой-то нежный хлыщ. А ревность зла…
И что же?
За небольшую мзду он будет уничтожен.
Отлично!
Из чего поймете вы, что я
Достоин вас вполне.
Еще бы!
Цель моя
Вполне благая цель.
Вы человек полезный.
Хранитель чести дам и рыцарь их любезный.
А сколько стоил бы ваш нож из-за угла?
Смотря кого и как. Есть разные дела.
Вельможу знатного.
Вельможи носят шпаги.
Тут надо припасти уменья и отваги
И шкурой рисковать. На этого врага
Охота дорога.
Охота дорога!
Но разве буржуа так шею и подставит
Под всякий острый нож?
Нужда его заставит
В большой лишь крайности шалить так широко.
Дворянам, сударь мой, жизнь защищать легко.
Случается и так, что из-за крупных денег
Пролезет прямо в знать какой-нибудь мошенник,
Прибавив мне хлопот. Но эта дрянь жалка,
Мне платят и вперед, не пряча кошелька.
О, вы рискуете! К вам виселица близко!
Плати в полицию — вот и избегнешь риска.
Любого мог бы ты?
Вам бы ответил я.
Спаси нас бог, молчу… Щадим мы короля…
Как ты работаешь?
Готов на что угодно — На улице любой иль дома.
Благородно!
Я шпагу острую всегда ношу с собой
И встречи жду во тьме.
А если дома бой?
Есть у меня сестра, занятная девчонка,
Плясунья ловкая, чье обращенье тонко,
Сумеет всякого к нам на ночь привести.
Я понял.
Видите? Вам лучше не найти!
Мы скромно действуем — без шума, без торговли
И без помощников. Пошлите нас на ловлю!
Заметьте: сверх того я не принадлежу
К ночным грабителям, приученным к ножу.
Пришлось бы нанимать штук десять из ватаги:
Их смелость коротка, короче всякой шпаги.
Мой проще инструмент.
Трибуле отступает в ужасе.
Готов служить.
Ого!
Благодарю! Сейчас не надо ничего.
Досадно! Если вам понадобится, сударь,
Обычно я брожу в пяти шагах отсюда,
Зовусь Сальтабадиль.
Цыган?
Скорее — грек.
Я имя запишу. Бесценный человек!
Не поминайте злом за то, что вам известно!
За что? У всякого свой заработок честный.
Чем по миру ходить и лодырничать, я,
Кормилец четырех детишек…
Чтоб семья
Была пристроена…
Пошли вам бог удачи.
Еще светло. Уйдем! Заметит он иначе.
Оба уходят.
Прощайте!
Ваш слуга повсюду и всегда!
Мы оба как птенцы из одного гнезда:
Язык мой ядовит — его клинок неистов.
Я продаю свой смех — он продает убийство.
Когда Человек скрылся, Трибуле тихо открывает дверь в стене двора. Он осторожно оглядывается, затем вынимает ключ из скважины и запирает дверь изнутри. Делает несколько шагов по двору с встревоженным и озабоченным видом.
Я проклят стариком… Пока он говорил
И называл меня лакеем, я дурил.
О, я был подлецом! Смеялся. Но я очень
Словами старика сегодня озабочен.
Я проклят им.
В руках природы и людей
Я становился все жесточе и подлей.
Вот ужас: быть шутом! Вот ужас: быть уродом!
Все та же мысль гнетет. Все та же — год за годом.
Уснешь ли крепким сном или не в силах спать,
"Эй, шут, придворный шут!", — услышишь ты опять.
Ни жизни, ни страстей, ни ремесла, ни права,
Смех, только смех один, как чумная отрава.
Солдатам согнанным, как стадо, в их строю,
Что знаменем зовут любую рвань свою,
Любому нищему, что знает только голод,
Тунисскому рабу и каторжникам голым,
Всем людям на земле, мильонам тварей всех
Позволено рыдать, когда им гадок смех.
А мне запрещено! И с этой мордой злобной
Я в теле скорчился, как в клетке неудобной.
Противен самому себе до тошноты,
Ревную к мощи их и к чарам красоты.
Пусть блеск вокруг меня, — тем более я мрачен.
И если, нелюдим, усталостью охвачен,
Хотя бы краткий срок хочу я отдохнуть,
С очей слезу смахнуть, горб сo спины стряхнуть,
Хозяин тут как тут. Весельем он увенчан,
Он — всемогущий бог, любимец многих женщин,
Не зная, что есть смерть и что такое боль,
Доволен жизнию и сверх всего — король!
Пинком ноги он бьет несчастного паяца
И говорит, зевнув: "Заставь меня смеяться!"
Бедняк дворцовый шут. Ведь он — живая тварь!
И вот весь ад страстей, томивший душу встарь,
Его злопамятство и гордость небольшую,
И ужас, что хрипит в его груди, бушуя,
Весь этот вечный гнет, весь этот тайный зуд,
Все чувства черные, что грудь ему грызут,
По знаку короля он вырывает с мясом,
Чтоб хохотал любой смешным его гримасам.
Вот мерзость! Встань, ложись, не помни ни черта,
А нитка за ногу все дергает шута!
Все гонят и клянут, презренного ругая.
А вот и женщина! Она полунагая.
Он жаждет с нею быть. Веселая краса
Берет его с постель и треплет, будто пса.
Так знайте, господа весельчаки-вельможи,
Я ненавижу вас. Меня вы, знаю, тоже.
Как заставляет шут расплачиваться вас!
Как на любой щипок ощерится тотчас!
Как демон, шепчется с хозяином советчик!
Едва возникшие карьеры — вроде свечек,
И только в когти он схватил тебя, — гляди!
Все перья выщипал — нет блеска впереди!
Вы сделали шута собакой. Жребий волчий
В бокалы пьяные своей прибавить желчи,
И доброту изгнать, и сердце сжать в комок,
И этот острый ум, который мыслить мог,
Глупит, в бубенчиках, и тайно пробираться
По вашим праздникам, как некий дух Злорадства,
Со скуки разрушать чужую жизнь всегда.
И все тщеславье — в том, что у других беда…
И всюду и всегда, куда ни кинет случай,
Носить ее в себе, мешая с жизнью жгучей,
И бережно хранить, и прятать ото всех,
И ярко наряжать в свой надоевший смех
Старуху Ненависть!
Долой все, что томило!
Не стал ли я другим пред этой дверью милой?
Мир, из которого иду я, позабыт.
Пусть не проникнет в дом то, что меня томит!
Я проклят стариком! — Зачем же мысль дурная
Все возвращается? Ее я прогоняю.
Все будет хорошо!
Иль я сошел с ума?
Дверь открывается. Выходит девушка в белом и радостно бросается ому в объятия.
Трибуле, Бланш, потом Берарда.
Дочь!
Обними меня. Да, это ты сама
Здесь, рядом! Пред тобой — все радость. Прочь унынье!
Дитя, я счастлив. Я дышу свободно ныне.
Милее с каждым днем. Тебе не скучно тут?
Пусть руки милые мне шею обовьют!
Как вы добры ко мне!
Не добротой — любовью
Я полон. Вот и все. Ты дочь моя по крови.
Не будь тебя со мной, как жил бы я тогда?
Но вы вздыхаете? Какая-то беда
Печалит вас, отец? Какая-то тревога?
И о семье своей я знаю так немного…
Не у тебя семьи.
Но имя есть у вас?
Зачем оно тебе?
Соседи столько раз
В той местности, где я воспитывалась прежде,
Меня сироткою считали по одежде.
Оставить бы тебя умнее в том краю.
Но разве мог забыть я девочку свою?
Ты мне дороже всех, нужней всего живого…
Но если о себе не скажете ни слова…
Из дома — никуда?
Два месяца почти.
А в церковь восемь раз всего пришлось пойти.
Так!
Хоть о матери скажите мне немножко!
Не вспоминай о ней, о нашем горе, крошка!
Не вспоминай о той, чей образ, как сквозь сон,
В тебе таинственно сегодня повторен.
Та женщина была на женщин не похожа.
В огромном мире, где душа убита ложью,
Онa нашла меня и полюбила так
За то, что я урод, за то, что я бедняк.
И умерла. И смерть ее хранит навеки
Таинственный рассказ о нежности к калеке
О дивной молнии, блеснувшей мне на миг,
О райском отблеске, что я в аду постиг.
Будь ей легка земля, пристанище всех смертных,
Лелей ее в своих объятьях милосердных!
Но ты осталась мне. О боже, счастлив я!
Отец, вы плачете? Иль вам не жаль меня?
Я ваших слез боюсь. Как сердце вдруг упало!
Мой смех увидевши, что б ты тогда сказала!
Что с вами? Вы в тоске? Откройте свой секрет.
Хотя бы имя мне свое скажите.
Нет.
Зачем оно тебе? Отец — и только. Слушай!
В других местах следят за мною злые души.
Я гадок одному иль проклят был другим…
Что в имени моем? Что сделаешь ты с ним?
Хочу хотя бы здесь, хочу с тобою рядом,
В глаза невинные впиваясь долгим взглядом,
Быть для тебя отцом, не более отца,
И, значит, честным быть и добрым до конца.
Отец мой!
Можно ли дороже быть и ближе!
Люблю тебя взамен того, что ненавижу!
Сядь рядом, девочка! Ты об отце своем
Забудешь? Говори! И если мы вдвоем,
И если пальцами ты руку, мне сжимаешь,
Каких ты тайн моих еще не понимаешь?
Одно лишь счастие доступно для меня.
Есть у других друзья, есть братья, есть родня,
Есть верная жена, вассалы, важный предок,
Иль свита предков, и хор детей нередок.
Но у меня — есть ты! Кто так богат другой?
Мое сокровище, мой ангел дорогой!
Тот верит в господа, — твоей душе я верю.
Тот молод и любим, он все откроет двери;
У тех есть гордость, блеск, здоровье и очаг,
Они добры, — мой свет в одних твоих очах
Дитя мое! Мой мир! Все милое в отчизне!
Моя сестра и мать, невеста, сердце жизни!
Закон, вселенная, и вера, и страна,
Все это — ты одна, все — только ты одна!
Я всюду оскорблен и сгорбился покорно.
О, потерять тебя… Нет, этой мысли черной
Не в силах вынести и полсекунды я.
Так улыбнись. Мила улыбка мне твоя,
Похожа ты на мать. Была она красива.
Проводишь ты рукой по лбу неторопливо,
Как будто бы с очей смахнуть стремишься ты
Все, чем омрачена лазурь их чистоты.
Ты излучаешь мне сиянье голубое,
Всю душу светлую я вижу за тобою.
Но и закрыв глаза, я вижу вновь тебя.
И даже став слепцом, все солнце истребя,
В последней темноте на дне души незрячей
Тебя, мой светлый день, я навсегда запрячу.
Я бы хотела вас счастливым сделать.
Как?
Я счастлив тем одним, что я с тобой, бедняк.
Довольно этого, чтоб сердце не слабело.
Как волосы черны! Была ты раньше белой.
Кто мне поверил бы…
Пред тем как тушат свет,
Нельзя ли посмотреть мне на Париж?
Нет, нет!
Не смей, дитя мое! По вечерам в Париже
Ведь не гуляла ты?
Нет, никогда.
Смотри же!
Ходила в церковь я.
Ее и там найдут;
Начнут преследовать; быть может, украдут
Дочь бедного шута. Бесчестье будет явным
И только смех за ним…
Прошу тебя о главном
Будь дома, как в тюрьме. О, если б знала ты,
Как страшен наш Париж для женской чистоты,
Как здесь развратники шныряют, как опасны
Здесь люди знатные!
О боже, силой властной
Убереги ее, спаси ребенка ты
От бурь и непогод, что мнут твои цветы.
Храни и сон ее от помышлений грязных,
Дабы бедняк-отец являлся бы в свой праздник
Лелеять тайное сокровище свое,
Любуясь розою и свежестью ее.
Не стану я просить у вас прогулок дальних.
О чем вы плачете?
Тут нету слез печальных,
Я слишком хохотал в ту ночь.
Часы бегут!
Пора опомниться и снова лезть в хомут.
Прощай же!
Темнеет.
Поскорей вернитесь!
Видишь, детка,
На службе сам себе принадлежу я редко.
Эй, где вы, тетушка?
В дверях показывается старая дуэнья.
Что, сударь?
Ведь никто
Здесь не видал меня?
Все было заперто,
И так пустынно здесь.
Уже почти ночь. По ту сторону стены, на улице, появляется Король в простой одежде темного цвета. Он оглядывает высокую стену и запертую дверь с явными признаками неудовольствия и нетерпения.
Прощай же, дорогая!
И дверь на улицу закрыть я предлагаю.
Берарда утвердительно кивает головой.
Я знаю — в Сен-Жермен, от всех уединен,
Укромный домик есть. Нам пригодится он.
Мне этот нравится. Я вижу угол сада
С балкона.
На балкон вам выходить не надо!
Шаги на улице?
Король прячется в тени двери, полуоткрытой Трибуле.
По вечерам нельзя
Мне воздухом дышать?
Нет, нет! Везде глаза!
В тот момент, когда Трибуле поворачивается спиной к двери, Король проскальзывает в полуоткрытую дверь и прячется за большим деревом.
И лампу на окно не ставьте! Все опасно.
Да никакой сюда не сунется несчастный!
В ту минуту, как Берарда открыла рот, чтобы крикнуть, Король бросает ей кошелек. Она хватает его, сжимает в руке и ничего уже не говорит.
Держать нас взаперти и окружить стеной!
Но что же нам грозит?
Не мне, — тебе одной.
Дочь милая, прощай!
Как, Трибуле!
Тем лучше!
Есть дочь у Трибуле! Чертовски странный случай!
Когда ты в церковь шла, никто за вами в ночь
Не следовал сюда?
Бланш смущенно опускает глаза.
Ах, что вы!
Во всю мочь кричите в случае тревоги.
Ах, конечно!
А постучатся в дверь — не отворять беспечно!
А если сам король?
Особенно — король!
Бланш, Берарда, Король.
В первой части сцены Король остается за деревом.
Мне очень совестно.
Откуда эта боль?
Малейших пустяков боится он, бедняжка.
Он плакал, уходя. Ему, как видно, тяжко.
Надо бы все рассказать ему
О том, как юноша за нами шел во тьму,
Ты догадалась ведь? Тот самый, неизвестный.
Все рассказать? Зачем? Ему неинтересно,
Ваш батюшка дикарь и несколько чудак.
Иль ненавидите вы кавалера так?
Я? Ненавижу? Нет! Наоборот! С той ночи,
Что нам он встретился и поглядел мне в очи,
Не в силах мысли я от юноши отвлечь.
Он мне мерещится. Его я слышу pечь.
Я вечно с ним. Его воображаю рядом.
Как нежен он, как смел, с каким веселым взглядом!
Как гордо он прошел и поклонился мне!
Как был бы он хорош, представьте, на коне!
Блестящий кавалер!
В нем видно…
Превосходство!
В его больших глазах блистает благородство,
Великодушие…
И щедрость…
Смелый взгляд!
Он доблестен…
Он добр…
Он нежен…
Он крылат…
Красавчик!
Как он мил!
Он статен бесподобно!
А нос! Глаза! Лицо! Весь облик!
Как подробно!
Старуха по частям влюбляется в меня!
Мне этот разговор приятен.
Вижу я!
Ну, масла лей в огонь!
Он доблестный мужчина.
Он щедр. Он мил. Он добр.
Еще? Вот чертовщина!
Он знатен, кажется. Изящно он одет.
Блистает золото на кружевах манжет.
Король знаками показывает, что у него больше ничего нет.
Нет, нет! Не надо мне твоих вельмож. Мне ближе
Неопытный школяр и новичок в Париже,
Хотя бы и бедняк.
Я об заклад побьюсь,
Что он простой школяр.
Вот так дурацкий вкус!
В мозгах у девочки все превратилось в кашу.
А этот юноша так любит милость вашу!
Король делает вид, что не замечает.
Наш молодец иссяк. Нет платы — нет похвал.
О, только бы скорей воскресный день настал!
Когда он далеко, что злей моей печали?
Я помню этот миг: все мессы отзвучали,
Он подошел ко мне, — а сердце так стучит!
Я брежу день и ночь. Никто не облегчит
Разлуки медленной. И только верю страстно:
Мой образ перед ним проходит ежечасно.
Лишь я одна царю и его душе. И он
В другую женщину не может быть влюблен.
И без меня ему не мило все живое,
Ни отдых, ни игра!
Ручаюсь головою.
Кольцо за голову!
Как бы хотелось мне
Не в утренних мечтах, не в полуночном сне
Увидеть пред собой…
Король выходит из засады и бросается перед ней на колени. Она смотрит в другую сторону.
Сказать, смежая веки:
"Будь счастлив! Радуйся! Тебя…"
"Люблю навеки!"
Признайся, милая! Откинь ненужный страх!
Как сладко прозвучит "люблю" в твоих устах!
Берарда, милая!
Зачем же вы из сада
Ушли?
Но мы вдвоем. Нам целый мир ограда!
Откуда, сударь, вы?
Из ада иль с небес,
Архангел сверженный иль вознесенный бес,
Я полюбил тебя.
О, пощадите, сударь!
Пока не видели, ступайте прочь отсюда!..
Уйти? Когда в руках любимую держу?
Ты мне принадлежишь! И я принадлежу
Тебе! Ведь ты сама…
Он все слыхал!
Конечно!
Столь дивный благовест я мог бы слушать вечно!
О, вы сказали все! Молю, ступайте прочь!
Уйдите!
Две судьбы соединила ночь.
То двойственной звезды лучи над небосводом,
И сердце девушки я разбудил приходом.
Я послан божеством, чтобы открыть любви
Твои уста, дитя, младые дни твои.
Вглядись же, милая! Над нами солнце блещет.
В нас пламя нежное ликует и трепещет.
Наследственную власть смерть унесет с собой,
Летучей славы гул умчит кровавый бой.
Быть притчей многих уст, владея полвселенной,
Стать императором — все человечье тленно.
Но будет на земле рождаться вновь и вновь
Одно лишь прочное — и это есть любовь.
Бланш! Твой возлюбленный приносит счастье это.
Его, пугливая, ждала ты, как расцвета.
Жизнь — блещущий цветок. Любовь — его пчела.
Голубка слабая в объятиях орла!
Мощь служит грации опорой безмятежной.
Пускай твоя рука в моей забылась нежно.
Люби меня, люби!
Оставьте!
Король прижимает ее к себе и целует.
Наконец!
Она моя!
Скажи, что любишь!
Вот наглец!
Бланш, повтори опять!
Вам самому понятно,
Вы слышали.
Мой рай!
Я гибну безвозвратно!
О нет, я счастье дам тебе!
Вы мне чужой!
Как вас зовут?
Пора признаться, милый мой.
Ведь вы не дворянин, надеюсь, не вельможа?
Отец боится их.
Конечно, нет!
О боже,
Но кто?..
Гоше Майе — увы, школяр простой
И бедный.
Ловкий лжец!
На улице появляются де Пьен и Пардальян в плащах, с потайным фонарем.
Вот и ограда. Стой!
Как будто там шаги!
Там мой отец, наверно.
Ступайте же!
Уйти? А тот разлучник скверный
Избегнет рук моих?
Пусть выйдет он скорей
На набережную!
Уже расстаться с ней?
Разлюбишь ведь!
А вы?
Любить я вечно буду.
Нет, вы обманете. Мы поступили худо.
Последний поцелуй в прекрасные глаза!
Вот бурный молодец! Не поцелуй — гроза!
Уйди!
Король целует ее, затем входит в дом вместе с Берардой. Бланш некоторое время смотрит на дверь, в которую они вышли, затем тоже входит в дом. Тем временем улица наполняется вооруженными дворянами в плащах и масках. К де Пьену и де Пардальяну один за другим присоединяются де Горд, де Коссе, де Моншеню, де Брион, де Монморанси, Клеман Маро. Ночь очень темная. Потайной фонарь заговорщиков закрыт. Они подают условные знаки и показывают на дом Бланш. За ними следует лакей, несущий лестницу.
Дворяне, потом Трибуле, потом Бланш.
Бланш выходит из двери второго этажа на террасу, держа в руках факел, освещающий ее лицо.
Гоше Майе! Навеки сердцу биться
При этом имени!
Вот и моя девица.
Посмотрим!
Поглядим твой выбор, трубадур
Дворовых девушек и буржуазных дур!
В это время Бланш поворачивается так, что дворяне могут рассмотреть ее лицо.
Ну, что вы скажете?
Вот это буржуазка!
Вот это грация! Небесный ангел!
Сказка!
Но как! В любовницах у Трибуле она!
Притворщик!
Лучший приз на долю горбуна!
Юпитер одобрял и не такую помесь!
Бланш входит в дом. Виден только свет в ее окне.
Мы дело разберем, с ней ближе познакомясь.
Меж нами решено, что Трибуле мы мстим?
Как не воспользоваться случаем таким?
Приставить лестницу и, долго не гадая,
Взобраться и украсть ее у негодяя
И прямо в Лувр; а там красотка поутру
Его величеству придется по нутру!
Возложит на нее король благие руки!
И дьявол их бери обоих на поруки!
Вот это сказано!
За дело, господа!
Входит Трибуле.
Опять я тут… Зачем вернулся я сюда?
Вы не находите, — блондинка иль брюнетка,
Король по женщинам всегда стреляет метко?
А украдут его супружескую честь,
Что скажет он на то?
Таинственная весть
Проклятье старика! Или грозят мне беды?
Кто это?
Трибуле!
Достичь двойной победы! Убьем шута!
О нет!
Ручаюсь за успех!
Над кем же завтра нам смеяться? Кончен смех!
Да, заколов шута, пересолим мы лихо!
Но он мешает здесь!
Прошу я слова! Тихо!
Сейчас улажу все!
Здесь люди говорят!
Эй, Трибуле!
Кто здесь?
Наш небольшой отряд!
Кто это?
Я, Маро.
Темно, как в печке. Вы ли?
Сам дьявол на небо свои чернила вылил.
Зачем вы здесь?
Пришли мы в заговоре все
Украсть для короля красавицу Коссе.
Вот здорово!
Сейчас ему сломаю кости!
Но как же к де Коссе вы попадете в гости?
Давайте ключ.
Де Коссе дает Маро ключ; тот передает его Трибуле.
Смотри: вот это ключ дверной.
Пощупай! Герб Коссе тут выдавлен резной.
Три рыбьих плавника.
Я, видно, правда, олух!
Там особняк Коссе.
Наш разговор недолог!
Крадете вы жену у толстяка? Я ваш!
Мы в масках.
Маску мне!
Маро надевает ему маску и поверх нее повязку, закрывающую уши и глаза.
А что еще мне дашь?
Держи мне лестницу!
Дворяне приставляют лестницу к террасе у балкона. Маро подводит к ней Трибуле, которого заставляет держать ее.
Гм! Никого не вижу! Достаточно ли вас?
Темно во всем Париже!
Любой из вас кричи и топочи за двух!
Повязка хороша! Он сразу слеп и глух.
Дворяне подымаются по лестнице, открывают дверь с террасы и входят в дом. Вскоре один из них снова спускается во двор и открывает дверь на улицу. Затем появляются во дворе и остальные. Они выносят через эту дверь Бланш, полуодетую, с завязанным ртом, пытающуюся вырваться.
Отец! На помощь! Ах! Отец! Ко мне!
Удача!
Устроили мне тут чистилище впридачу!
Пора бы кончить им!
А шутка-то горька!
Глаза завязаны!
Проклятье старика!