Приемная короля в Лувре. Позолоченная резная мебель, ковры — все в стиле Возрождения. На переднем плане стол, кресла и складной стул. В глубине большая позолоченная дверь. Слева дверь в спальню короля, завешенная ковром. Справа открытый буфет с золотой, украшенной эмалью посудой. Дверь и глубине ведет в парк.
Дворяне.
Придумаем конец ночному приключение.
Чтоб лопнул Трибуле от своего мученья,
Не чувствуя, что здесь красавица его!
Ищи любовницу, дурак! Но отчего
Ему и не узнать? Видали нас дорогой!
Все слуги будут врать. Приказано им строго
Не видеть женщины, а про господ забыть.
Сумеет мой лакей любого с толку сбить,
Послал я хитреца. Войдет к шуту — и слугам
Расскажет, что видал, как увозили цугом
Девицу в Сен-Дени в ночной туманный час,
А девка будто бы кричала и дралась.
От Лувра в Сен-Дени он хорошо отброшен!
Повязкой на глазах надолго огорошен!
Я написал ему, так дурачка дразня:
"Твоя красавица со мной, ищи меня!
Обшарь вселенную. Ручаюсь адским пеплом,
Мы с ней вне Франции".
И подписался?
"Беглым".
Все громко смеются.
Вдогонку кинется!
Хотел бы я взглянуть!
Пусть отправляется в свой безнадежный путь,
Сжимая кулаки и злобно зубы стиснув.
Зараз расплатимся с обидой ненавистной!
Боковая дверь открывается. Выходит Король в роскошном утреннем халате. За ним — де Пьен. Придворные расступаются и обнажают головы. Король и де Пьен хохочут.
Где? Там?
Любовница шута!
Ужель она?
Ого! Любовницу украсть у горбуна!
А может быть, жену?
Жену иль дочь! Прелестно!
Семейство у шута? Мне это неизвестно.
Угодно вам?
Весьма!
Де Пьен выходит и через мгновение возвращается, ведя шатающуюся Бланш под вуалью. Король небрежно усаживается в кресло.
Красавица, для вас
Бояться и дрожать еще наступит час
Пред королем.
Король? Тот юноша? О небо!
Услышав ее голос, Король вздрагивает и делает знак присутствующим выйти.
Король, Бланш.
Оставшись с нею вдвоем, Король отбрасывает вуаль, скрывавший ее лицо.
Бланш! Вы!
Гоше Майе!
Кем бы еще я ни был,
Ошибка или нет, — я в упоенье вновь.
Моя красавица! Мой рай! Моя любовь!
Нет, нет, король, оставьте!
Мне трудно говорить. Мне трудно верить правде.
Кто вы? Гоше Майе или король, увы?
Но кем бы ни были, жалеть способны вы?
Способен ли жалеть? Боготворю безмерно,
Все, что сказал Гоше, я повторю наверно.
Любим тобой, люблю, — мы счастливы вдвоем.
Готов любить тебя и во дворце своем.
Ты думала, что я школяр или монашек?
Но если жребий дал мне королевство наше,
Раз я рожден таким, — не станешь ты, дитя,
Бояться короля, мне за рожденье мстя.
Ведь я не виноват, что не хожу с котомкой!
О, если б умереть! Как он смеется громко!
Турнирам, праздникам, и танцам, и пирам,
Любовным радостям и лесу по вечерам,
Ста развлечениям, в полночи потаенным,
Верь участи такой! Она дана влюбленным.
Мы два любовника, два друга, муж с женой.
Всем суждено стареть. По чести, жизнь — дурной
Обносок шелковый, потраченный с годами.
Блестит он кое-где любовью, как звездами.
Какой бы рванью жизнь без блесточек была!
Я много размышлял про важные дела.
Вот мудрость: господа благодарить почаще,
Любить любимую и целоваться слаще!
О, где моя мечта? Совсем, совсем другой!
Ты, верно, думала — я на любовь тугой,
Угрюмый дурачок, что действует без пыла
И хочет, чтоб его заранее любила
Любая женщина, и, чтоб любовь снискать,
Лишь вздохи жалкие умеет испускать.
О, как несчастна я! Оставьте!
Как! Тягаться
Со всею Францией в цвету ее богатства?
С пятнадцатью людских мильонов позади?
Все наше. Все для нас. Мы их король.
Гляди! Мой суверенный блеск ужели ты осудишь?
Бланш! Если я король, ты королевой будешь!
Но есть у вас жена!
Ты глупенькая, да?
Жена любовницей бывает не всегда.
Любовницею стать? О стыд!
Как это гордо!
Не ваша, а отца! Мое решенье твердо!
Отец твой — мой горбун. Да, только и всего!
Мой шут! мой Трибуле! Он создан для того,
Чтоб волю исполнять мою!
О боже правый! Все вам принадлежит?
Король бросается к ее ногам, чтобы утешить.
Не плачь! Рассудим здраво.
Ты так мне дорога! Дай руку.
Никогда!
Но любишь все-таки? Скажи еще раз "да"!
Нет, ни за что!
Тебя невольно я обидел!
О, лучше и этих слез я никогда не видел!
Столь милые черты печалью омрачить!
Уж лучше умереть! Мне королем прослыть
Без чести рыцарской, без доблести и жара
Вот это было бы заслуженною карой.
Заставить женщину так плакать, — о позор!
Так, значит, — все игра, что было до сих пор?
Скорей к отцу, чтоб жизнь его не стала адом!
Пустите же меня. Мое жилище — рядом
С особняком Коссе. Известно вам оно…
Но кто вы? Не пойму я, кто вы! Все равно!
Как унесли меня! Кричали как беспутно!
Все это, как во сне, я вспоминаю смутно.
Все спуталось… Но я считала вас добрей.
Но вы — король! Любовь? Я плачу и о ней.
Я вам внушаю страх?
Оставьте!
В знак прощенья
Один лишь поцелуй!
Нет!
Что за отвращенье!
Но трогайте! Вот дверь…
Ключ от которой — тут!
Ей в спальне короля пощады не дадут!
Несчастное дитя!
Эй, граф!
Маро, потом придворные, затем Трибуле.
Что за тревога?
Лев потащил уже ягненочка в берлогу.
Бедняга Трибуле!
Тсс! Вот он.
Тишина!
Не выдавать игры — и месть завершена.
Он может одного меня считать виновным
Со мной он говорил.
Останьтесь хладнокровным!
Входит Трибуле. Ничего с виду в нем не изменилось. У него обычный шутовской наряд, обычное безразличие, но он очень бледен.
Здорово, Трибуле! — Так вот что, господа:
Еще один куплет прибавим мы сюда.
То спуски, то подъемы:
Ах, горы не легки.
Дошли, но даже дома
Свистели в кулаки.
Смех, иронические аплодисменты.
Прекрасно!
Где она?
Дошли, но даже дома
Свистели в кулаки.
Эй, браво, Трибуле!
Причастны и они! Все ясно!
На земле
Есть новости, дурак?
Смеется, как хоронит.
Есть новости, дурак?
В запасе ничего нет?
Одно: хотите быть еще милее впредь
Старайтесь поскорей от скуки умереть!
В течение всей первой части этой сцены у Трибуле вид человека наблюдающего, ищущего, выведывающего. Почти все время только взгляд выражает это. Но когда ему кажется, что никто на него не смотрит, он передвигает стул или трогает дверную ручку, желая узнать, не заперта ли дверь. Но говорит он со всеми, как всегда, насмешливым, беспечным, непринужденным тоном. Придворные пересмеиваются между собой и обмениваются знаками, разговаривая о разных вещах.
Тут где-то спрятали… Спроси их только — встречу
Сейчас же смех.
Маро! Какой был скверный вечер!
Ты все же насморка не получил вчера?
Вчера?
Я очень рад. Чем кончилась игра?
Игра?
Ну да!
Всю ночь, без свеч и без пирушки,
Как некий праведник, храпел я на подушке
И встал здоров и свеж, едва взошла заря.
Ты, значит, дома был? Привиделось мне зря!
Он на моем платке разглядывает метку.
Нет, это не ее!
Спокойно!
Где же детка?
Над чем смеялись вы?
Вот, черт возьми, остряк!
Он всех нас рассмешил!
Что веселятся так?
Не смей невежливо смотреть!
Тебе на плечи
Я брошу Трибуле и шею искалечу.
Еще не выходил король?
Конечно, нет.
И не стучал еще из спальни в кабинет?
Де Пардальян его удерживает.
Не разбуди его величества!
Послушай! Сейчас наглец Маро нас сказкой тешил душу:
Три мужа, возвратясь, — откуда, знать нельзя,
Как он рассказывал, вы помните, друзья?
Застали жен своих с другими…
Не найдя их!..
Заботится у нас мораль о негодяях!
Все жены неверны!
Эй, берегитесь!
Как?
Страшитесь, де Коссе!
Чего?
Я вижу знак,
Горит у вас на лбу. Подвиньтесь ближе к свету.
Но что же?
Узнаю, чем кончат сказку эту!
Га!
Вот он, господа! Вот любопытный зверь!
Он знатно разъярен и зарычал теперь.
Га!
Общий смех. Входит Дворянин из свиты королевы.
Что вы, Водрагон?
Я послан госпожою,
Ее величеством. Есть у нее большое
Желанье с королем беседовать тотчас.
Де Пьен знаками показывает ему, что это невозможно. Тот настаивает.
Король еще не встал.
Неверно! Среди вас
Он появлялся ведь?
Раздражение де Пьена растет. Он продолжает делать знаки, которых Дворянин не понимает, но Трибуле внимательно наблюдает за ним.
Он на охоте.
Что вы!
Пажи не вызваны, борзые не готовы
На псарне.
Дьявол!
Речь моя вполне ясна:
Сегодня никого не примут.
Здесь она!
Там, с королем она!
Придворные поражены.
Сошел с ума несчастный!
Что я сказать хочу, всем вам должно быть ясно!
Вы скверно сделали, сказав мне: прочь, дурак!
Вы все, Коссе и Пьен, весь сатанинский мрак,
Брион, Монморанси, сознайтесь: не вчера ли
Из дома моего вы женщину украли?
И Пардальян и вы там были, но сейчас
Вы прячете ее здесь, в Лувре! Знаю вас!
Его любовница! Звезда среди красавиц
Или уродина!
Там дочь моя, мерзавец!
Дочь!
Все выражают изумление
Это дочь моя! Посмейтесь, господа!
Что ж онемели вы? Странна моя беда?
Был шут — и вдруг отец! И дочерью гордится!
У волка дикого волчонок ведь родится.
И у меня могла родиться дочь. Ну что ж!
Вам шутка нравилась. Конец ее хорош.
Эй, вы, отдайте дочь! Пускай себе бормочут,
Пусть шепчут на ухо об этом иль хохочут.
А мне плевать на вас. Вы победили, мстя.
Эй, вы, придворные, отдать мое дитя!
Ведь там она!
Дворяне становятся перед дверью, преграждая ему путь.
Сошел с ума и лезет драться.
Придворные льстецы! Орда лакеев! Братство
Бандитов! Все они украли дочь мою.
Что женщина для них? О, я их узнаю!
Но, к счастью, наш король такой увенчан грязью,
Что жены всех вельмож во всем разнообразье
Ему принадлежат. Девичья честь — ничто!
Столь глупой роскоши не признает никто.
Любая женщина — угодье, вид оброка,
Что королю мужья выплачивают к сроку,
Источник милости, — не очень ясно, чьей,
И путь разбогатеть в любую из ночей
И в люди вылезти, достоинством торгуя!
Есть хоть один меж вас, кто бы сказал, что лгу я?
Все правда, господа! В беспутном дележе
Готовы вы продать — иль продали уже
За титул, за кусок, за дрянь любого рода
Ты — мать!
А ты — жену!
А ты — сестру бы продал!
Нурбон, Марсель увидя,
Своим солдатам рек:
"О боже, кто к нам выйдет…"
Кто выйдет, Обюссон, не знаю, — но вобью
Я в горло твой стакан и песенку твою!
Испанский гранд и пэр, чей старый титул громок,
О стыд! — Вермандуа, династии потомок;
Брион, чей прадед был Миланским дуком; вы,
Де Горд и Пардальян, любимчики молвы;
И сам Монморанси, цвет общества людского,
Вы все украли дочь у бедняка такого!
Но не пристали вам, сынам таких родов,
Столь низкие сердца под вывеской гербов.
Иль вы не рыцари? Иль мать вас не рожала?
Иль конюха она пред этим обнимала?
Ответьте, выродки!
Эй, шут!
Где серебро?
Король ведь заплатил вам за мое добро?
Почем на каждого?
Все вместе с ней теряю!
А если б захотел?.. Она дороже рая.
Он заплатить бы рад!
Или хозяин ваш
Воображает, что возьму я, что ни дашь?
Он в силах титулом покрыть мое уродство?
Или убрать мой горб, даря мне благородство?
Ад! Он купил меня живьем! Его дела
Жестоки и низки. Его игра подла.
Убийцы, рыцари больших дорог, сеньоры,
Мучители детей и женской чести воры!
Где дочь моя? Она нужна мне! Я хочу
Знать наконец, когда ребенка получу!
Смотрите! Вот рука. Она не знаменита
Орудье бедняка… мозолями покрыта…
И вот, вам кажется, что безоружна месть.
Нет шпаги у меня — но когти все же есть!
Я ждал достаточно. Всему есть мера, право!
Откройте эту дверь! Сейчас же!
Снова в ярости бросается на дверь, защищаемую всеми дворянами. Он борется нисколько мгновений, потом отходит к авансцене и подает там на колени, измученный, без сил.
Всей оравой
На одного меня!
Я плачу, наконец!
Маро, ты разыграл меня. Ты молодец!
Есть у тебя душа, живое дарованье,
И сердце бедняка есть под ливрейной рванью…
Где спрятали ее? Что с нею? Как узнать?
Она ведь тут? Скажи! Нас окружает знать,
Но побеседуем по-братски. Это можно.
Ведь ты же умница средь челяди вельможной!
Маро! Добряк Маро! Но ты молчишь!
И вы
Простите мне за все! Я ползаю, увы!
Я болен, я устал. Молю, имейте жалость!
Бывало, я острил. Была обидна шалость.
Но если б знали вы, какая боль в спине!
Как скрючен я горбом! Но это в стороне!
Плохие дни у всех бывают, — а уродам
Они простительны. Служил я год за годом.
Я шут заслуженный. Прошу я, наконец,
Пощады. Вам нельзя ломать свой бубенец!
Над глупым Трибуле смеялись вы так часто.
Мне нечего сказать и больше нечем хвастать.
Отдайте, господа, сокровище мое!
Тут, в спальне короля, вы заперли ее.
Где девочка моя? Пощады! Ваша милость!
Мне делать нечего, когда не сохранилась
Она, мое дитя. Судьба моя горька.
Все разом отнято сейчас у старика.
Все продолжают молчать. В отчаянии он поднимается.
Смеются иль молчат! И это все? О боже!
Вам весело смотреть, как с содранною кожей
Оплакивает шут погубленную дочь,
Как рвет он волосы, что поседели в ночь!
Внезапно дверь королевской спальни открывается. Оттуда выходит Бланш, растерянная, одежда ее в беспорядке; с отчаянным криком она бросается к отцу.
Отец!
О, вот она! Мой дорогой ребенок!
Вот девочка моя! Опора плеч согбенных!
Столь невиновная в несчастии сама!
Поверьте, господа, я не сошел с ума,
И плачущим навзрыд я на люди не выйду.
И с этой девочкой, такою кроткой с виду,
Что стоит посмотреть — и лучше станешь сам,
Я воли не даю своим смешным слезам.
Не бойся ничего! Ведь это чья-то шутка.
Смеются — и пускай! Конечно, было жутко!
Они добры, честны. Раз я люблю тебя,
Дадут нам жить вдвоем, спокойно и любя.
Ведь так?
Но ты со мной! Какое счастье снова!
О, я готов забыть все, что случилось злого,
Недавно плакавший смеяться не устал,
И потерявший все еще богаче стал.
Ты плачешь, но о чем?
Кто эту тяжесть снимет? Стыд!
Что сказала ты?
О нет, не перед ними! Вам одному.
Ага! Насильник! И ее!
Останемся вдвоем!
Ступайте вон, зверье!
И ежели король к вам постучит иль даже
Пройдет поблизости…
Вы, кажется, из стражи?
Скажите, чтоб не смел входить! Еще я здесь!
Вот полоумный шут! Смотри, какая спесь!
Младенцам и шутам не возражать пристойно,
Но надо их стеречь!
Они выходят.
Поговорим спокойно!
Теперь скажи мне все!
Вы слышали? Назад!
Им все позволено! Шуты еще грозят!
Трибуле, Бланш.
Ну, говори теперь.
Должна я, очевидно,
Вам рассказать, как в дом пробрался он.
Мне стыдно!
Трибуле обнимает ее и нежно вытирает ей слезы.
Уже давно… Хочу начать издалека…
Меня преследовал… Нет, память не легка…
Он молча шел за мной.
Нет, надо вам заметить,
Что в церкви суждено его мне было встретить.
Да! Короля!
Скамью он придвигал ко мне,
Чтоб быть замеченным в церковной тишине…
Вчера он к нам пришел, сумел проникнуть сразу…
Избавлю я тебя от тяжкого рассказа. Все уж отгадано!
О горе! Боже мой!
Посмел он заклеймить чело твое чумой!
Дыханьем осквернил тобою полный воздух!
И грубо оборвал венец твой в юных звездах!
Мое убежище, где я — слуга ничей!
Заря, будившая меня от всех ночей!
Душа моей души, что доброту мне дала
И на бесчестие благой покров кидала,
Приют, что я нашел, отверженный для всех,
Небесный ангел мой, крепчайший мой доспех
Погибла, брошена в болоте непролазном.
Разбит святой венец, что я считал алмазным.
Чем же теперь мне стать? Найду ли ремесло?
Что делать при дворе, где торжествует зло,
Где я всегда встречал одно искусство блуда,
Да наглость пьяную, да — морду лизоблюда?
Ведь раньше только ты, невинная краса,
Могла порадовать еще мои глаза!
Да, я покорен был, я принял эту участь,
Всей этой гнусностью по долгу службы мучась.
Пусть чванство я встречал в развратнике любом,
Слыхал кичливый смех над горем, над горбом,
Я жребием моим, что со стыдом был смешан,
Вполне доволен был, — я ею был утешен.
Алтарь там воздвигал, где строят эшафот.
Но мой алтарь разбит! Ты не напрасно плачешь
И личико в смятенье горьком прячешь.
Плачь больше, плачь еще! Часть горя иногда
От слез девических проходит без следа.
И если можешь ты, отдай отцу все горе!
Вот только сделаю, что следует, — и вскоре
Покинем мы Париж. О, только б ускользнуть!
В один короткий день так изменить свой путь!
Проклятье! Кто бы мог мне предсказать недавно,
Что этот подлый двор, беспутный и бесславный,
Способный женщину с ребенком растоптать,
Бегущий от всего, в чем божья благодать,
Неслыханно легко творящий безобразья
И запятнавший все своей кровавой грязью,
Что он дойдет еще до мерзости такой
И загрязнит тебя холодною рукой!
Ты, Франсуа-король! Прошу я ныне бога,
Чтоб оступился ты! Крута твоя дорога!
Чтоб он открыл твой склеп, да рухнешь ты туда!
Не слушай, господи! Люблю его всегда!
Шум и шаги в глубине. На галерее показывается группа солдат с дворянами. Впереди де Пьен.
Эй, Моншеню, поднять решетку. Гость объявлен.
Сейчас в Бастилию де Сен-Валье отправлен.
Солдаты по двое проходят в глубину. Окруженный ими де Сен-Валье, поравнявшись с дверью, останавливается и обращается к комнате Короля.
Обиду я нанес особе короля,
Свое отчаянье хоть этим утоля.
Но, прокляв короля, не услыхал ответа.
Ни молнии с небес, ни друга в мире нету.
Он будет жить. Не жду я вести дорогой.
Граф! Ошибаетесь.
3а вас отмстит другой.