Та же декорация. Но с того момента, как поднялся занавес, внутренность дома Сальтабадиля скрыта от зрителей ставнями. Никакого света. Полный мрак.
Трибуле, один, медленно выходит из глубины сцены, закутанный в плащ. Гроза затихает. Дождь прекратился. Изредка вспышки молнии и отдаленные раскаты грома.
Трибуле погружен и глубокую задумчивость. На лице его — мрачная радость.
Вот и возмездие. Час пробил. Наконец-то!
Я целый месяц жду, выискиваю средства.
Я прячу замысел под маской шутовской,
Смеюсь, снедаемый невидимой тоской.
Вот дверь… Почти держать в руках, почти касаться!
Отсюда вынесут мне тело, может статься.
Час не настал еще. Но я пришел сюда
Взглянуть хотя б на дверь, — она ли это? — Да!
Конечно, это здесь.
Удар грома.
Вот тайна тьмы гнетущей!
Убийство на земле! Гроза и небесной туче!
Как я велик сейчас! Гнев силою огня
В подобье божества преобразил меня.
Какого короля я умерщвляю! Войны
И мир земных держав — в его руке спокойной.
Легла вселенная на эти рамена.
Умри он — и пойдет шататься вся страна!
Я выну гвоздь один, нарушу равновесье,
Толкну его слегка — и города и веси
Придут в движение, начнет Европа вся
Искать опоры вновь, на волоске вися.
И если бы господь спросил сегодня землю:
"Земля! Какой вулкан я на тебя подъемлю?
Кто вздыбит христиан, смутит магометан?
Кто? Папа, Дориа, Карл Пятый иль султан[24],
Сам Цезарь иль Христос, апостол или воин,
Какой кулак, земля, трясти тебя достоин?
Кто в смутах племена смешает на земле?"
Тут в ужасе земля ответит: "Трибуле!"
Кичись же, скоморох! Любуйся тем, что поднял!
Ты мщением своим качаешь мир сегодня!
Среди последних раскатов грома слышно, как на далеких башенных часах бьет полночь. Трибуле прислушивается.
Бьет полночь!
Голос изнутри
Кто там?
Я.
Приоткрывается нижняя часть двери.
Так. Ждите у дверей,
Сальтабадиль, согнувшись, вылезает из-под двери, волоча за собой через это узкое отверстие что-то тяжелое, длинный тюк, который невозможно рассмотреть в темноте. Ни в руках у него, ни в доме — никакого света.
Трибуле, Сальтабадиль.
Ух, тяжко! Шаг еще! Возьмите поскорей!
Трибуле в судорожном восторге помогает ему вынести на авансцену длинный коричневый мешок, в котором, по-видимому, заключен труп.
Ваш человек в мешке.
Посмотрим. Посвети-ка!
Как бы не так!
Чего боишься ты? Все тихо.
А вдруг ночной дозор, черт побери, стрелки?
Тут не до факелов! Шуметь, нам не с руки.
Платите!
Трибуле вручает ему кошелек и в то время как тот считает, рассматривает мешок, лежащий на земле.
Ненависть стать счастьем захотела!
Хотите, помогу швырнуть вам в Сену тело?
Я справлюсь.
А вдвоем скорее бы сошло!
Предать врага земле — всегда не тяжело.
Я бы сказал — реке! — Весьма доволен сделкой.
Хозяин, не сюда! На этом место мелко.
Орудуйте скорей! Там глубже! В добрый час!
Добыча! Вот он! Мертв! Взглянуть в последний раз?
Не стоит. И в мешке я вижу, что похоже!
Вот шпоры острые царапают рогожу. Конечно, он!
Теперь смотри на нас, земля! Вот это — шут!
А здесь — останки короля! Какого!
Первого среди владык вселенной!
Вот я топчу его. И он проглочен Сеной,
Как склепом родовым. А саван — чем же плох?
Кто это совершил?
Я, бедный скоморох!
Но я не возвращусь, чтоб свой триумф измерить.
Народы завтра же откажутся мне верить,
И будет весь черед неведомых племен
Такой развязкою надолго изумлен.
Так кем же он смещен, какой судьбою злейшей
Его величество, кумир наш августейший,
Принц Валуа, герой, чья грудь в литой броне,
Он, Карла Пятого соперник на коне?
Пред ликом вечности — удачник войн бывалых,
Чья поступь древних стен твердыни колебала!
Изредка слышны раскаты грома.
Он, бившийся всю ночь при Мариньяно[25], он,
За батальоном в бой бросавший батальон,
Когда же день настал, — да ведомо потомкам
Не шпагой дравшийся а лишь ее обломком,
Чьим подвигом была вселенная горда,
Король, кумир и вдруг исчезнет без следа!
Во всем величии, средь челяди придворной,
Блистательный монарх вдруг выкраден проворно,
Так точно, как крадут несмыслящих ребят,
Никто не знает кем, под громовой раскат!
Весь этот двор и блеск — вдруг обернулись дымом!
Король, что поутру казался невредимым,
Исчез, рассыпался в воздушной пустоте,
Зажегся и потух, как молнии вон те!
Мы завтра, может быть, свидетелями будем,
Как, бочки золота показывая людям,
Глашатаи орут прохожим на пути:
"Пропал у нас король! Где короля найти?"
Вот чудеса!
А ты, дитя мое, бедняжка,
Отомщена теперь, — и он наказан тяжко!
Нужна мне кровь была, — за несколько монет
Купил ее!
Подлец! Ты слышишь или нет?
Дороже дочь моя всех королевских тронов!
Она жила, ничем и никого не тронув.
Ты взял ее, украл и через час вернул
Мне обесчещенной, и стыд ее согнул.
Ну, что же, слышишь ты, — ведь это, правда, странно,
Ты слышишь, я смеюсь, отмстивший невозбранно!
Да, да! Забывчивым я притворился так,
Чтоб усыпить тебя. И ты считал, простак,
Что гнев отца беззуб, что все легко и просто?
О, в схватке начатой мне не хватало роста!
Я слаб, а ты силен. Но слабый верх возьмет:
Кто ползал пред тобой — тот грудь твою грызет! Ты мой!
Ты слышишь ли, ты, дворянин от века?
Я шут, я твой дурак, частица человека!
Почти животное, ты звал меня, как пса!
Когда желанье мстить откроет нам глаза
И сонные сердца все будит и все ранит,
Кто хил — тот вырастет, кто низок — тот воспрянет!
И ненависти, раб, не бойся и не прячь!
Расти из кошки тигр! И из шута — палач!
А если бы еще он слышал, как я дерзок,
Он, не могущий встать!
Ты слышишь? Ты мне мерзок!
Иди на дно реки, кончай младые дни.
Быть может, приплывешь в аббатство Сен-Дени!
Ну, в путь, король Франциск!
В тот момент, когда мешок уже на парапете, дверь дома открывается. Оттуда выходит Магелона; она беспокойно оглядывается, делает кому-то знак, входит обратно и сейчас же выходит с Королем, объясняя ему знаками, что никого нет и можно идти. Король удаляется в глубину сцены в направлении, указанном Магелоной. В этот момент Трибуле собирается столкнуть мешок в Сену.
Плыви!
Красотки лицемерят,
Безумен, кто им верит!
Что слышу я?
Иль смутный гул ночной так обманул меня?
Король уже ушел, но слышно, как он поет.
Красотки лицемерят,
Безумен, кто им верит!
Проклятье! Горе мне! В моем мешке — не он!
Он спасся и бежал! Он кем-то подменен!
Ах, черт! Обманут я!
Бандит!
Окно высоко!
Кого же он взамен сюда впихнул жестоко?
Кто жертва бедная?
Да, здесь лежит мертвец!
Не вижу! Ночь темна, и небо — как свинец.
Нет света! Весь Париж — как кладбище ночное.
Дождемся молнии!
Трибуле, Бланш.
Внезапно блеснула молния. Трибуле вскакивает и отступает с неистовым воплем.
Дитя мое родное!
Дочь! Небо и земли! Здесь дочь моя! Она!
О боже! Вся рука в крови обагрена!
Я гибну! Дочь моя! Нет, это призрак ложный!
Нет, это все обман! Нет, это невозможно!
Она спешит в Эвре. Она уже в пути.
О боже, это сон! Ты мог ее спасти!
Крылами осени ее головку, боже!
Нет, это не она!..
Молния снова озаряет бескровное лицо и закрытые глаза Бланш.
Она! В гнилой рогоже!
Она! Дитя мое! Ответь мне только, дочь!
Тебя убили, да? Ответь! Сегодня в ночь?
И никого вокруг! На всей земле мы двое!
Дочь! Говори, ответь! Дитя мое живое!
Кто звал меня?
Жива, вздохнула, поднялась!
И сердце вновь стучит! И не закрыла глаз!
Где я?
Дитя Мое! Любовь моя! Бедняжка!
Узнала? Слышишь ли? Ответь!
Отец! Мне тяжко.
Что сделали с тобой? — Вот дьявольская мгла!
Боюсь, как бы тебе не причинил я зла!
Не видно ничего! Ты ранена, родная? Приподнимись же!
Нож задел — я это знаю
Мне сердце…
Кто удар нанес тебе, скажи!
Я гибну… я сама… повинна в этой лжи
Любила слишком… вот… и умираю…
Кара,
Придуманная мной! От своего удара…
Но как же?.. Где они могли тебя найти?
Не заставляй меня рассказывать!
Прости!
Как! Потерять тебя, не зная…
Ты слабеешь?
Мне душно… Кончено…
Бланш! Ты еще не смеешь…
Живи!
Эй, кто-нибудь! На помощь! — Ни души!
Так и оставят нас, чтоб умерла в глуши?
Ага! Там на стене есть колокол тревожный!
Дождешься ты меня? На миг уйти мне можно?
Я принесу воды, тревогу подыму.
Бланш знаком показывает, что это бесполезно.
Не хочешь? Все-таки придется… Ни к чему?
Эй, кто-нибудь!
Полная тишина. Дом погружен в темноту.
Их дом — жилище погребенных!
Бланш в агонии.
Не умирай, постой, голубка, мой ребенок!
Бланш, если нет тебя, я буду нищ и гол.
Не умирай, постой!
О!
Локоть мой тяжел?
Тебе мешает он? Переменю я руку.
Так лучше? Легко так? Сейчас утихнет мука.
Дыши! Сейчас придут, помогут и дадут
Тебе воды. — Никто не подошел и тут!
Прости меня за все… Прощай…
Она не дышит!
Убийство! Караул! Огня!
Дай мне услышать
Хотя бы голос, твой! Скажи мне! Пожалей!
Зачем же никнешь ты все ниже, тяжелей?
В шестнадцать лет! О нет! Смерть юных не уносит!
Бланш своего отца в такой тоске не бросит!
Дать на мгновение — и взять назад? За что?
Появляются люди, сбежавшиеся на колокол с факелами.
Иль бог безжалостен? Иль небо заперто?
Уж лучше не рождать, не жить совсем на свете,
Чем нам показывать красу твою в расцвете!
Уж лучше не держать и на руках дитя!
Уж лучше бы совсем малюткой, залетя
В наш мир, ты унеслась, как птицы улетают!
Уж лучше, девочка…
Те же, мужчины, женщины из народа.
Как за сердце хватают
Его слова!
Ага! Пришли вы наконец?
Проснулись вовремя!
Есть лошадь, молодец? Колеса есть, скажи?
Есть лошадь! — Вот так встряска!
Так! Можешь голову мне размозжить коляской,
Дитя любимое!
Отца бы увести!
В таком отчаянье!
Пытаются оттащить Трибуле. Тот сопротивляется.
Не трогайте. Пусти!
Не смейте отнимать! Что я дурного сделал?
Я и не знаю вас!
Ты выслушать хотела?
Та плачешь, женщина? Так у тебя в груди
Есть сердце? Пусть они оставят нас!
Женщина вступается за него. Он возвращается к телу Бланш и падает перед ней на колени.
Пади
Ниц, горемычный шут, пред нею на колени!
Нельзя устраивать здесь шумных представлений,
А то вас уведут.
Нет! Кажется, еще
Она жива. Ко мне склонилась на плечо.
Найдите доктора во что бы то ни стало!
Нам надо отдохнуть. Она ведь так устала.
Нет, нет! Не умерла! Нет, не захочет бог!
Он знает, как горбун несчастен и убог,
Какая ненависть калек встречает,
Как от калек бегут, как их не замечают!
А эта девочка была ко мне нежна.
И, услыхав ваш смех, заплакала б она!
Скорее мне платок — я оботру лицо ей
И ротик розовый.
Он был еще пунцовей.
О, если бы сейчас, как это помню я,
Златоволосая, двухлетняя моя
Пред вами прыгала…
Несчастное сердечко,
Больная деточка, погаснувшая свечка!
Я на руках держал ребенка иногда
Вот как сейчас держу. Как ей спалось тогда!
А только разбужу — мила, как ангел божий!
Я не показывал ей смехотворной рожи,
Но улыбается все больше и светлей!
И я сто тысяч раз целую ручки ей.
Бедняжка! Умерла! Нет, это сон счастливый.
Смотрите! Если бы немного подошли вы,
Вы убедились бы, как дышит горячо.
Глаза откроются. Я буду ждать еще.
Вы видите? Я прав и потому спокоен.
Я понял: это сон, и чувствую, какой он.
Не делаю того, что мне запрещено.
Но с бедной девочкой останусь все равно.
Какое личико! Ни горечи, ни муки
Нет и следа. Вот я уже согрел ей руки.
Пощупайте!
Входит врач.
Хирург
Пустите, сударь, к ней!
Не буду вам мешать. Смотрите! Так видней.
Что это, обморок?
Нет. Это смерть. Вот рана
Глубокая в боку. И, словно из фонтана,
Кровь горлом хлынула, исхода не найдя.
Убил свое дитя! Убил свое дитя!