Глава 7

Первым вернулся звук. Стук сердца отдавался гулом в ушах и затмевал все прочие звуки. Словно вокруг только стены замурованной пещеры без выхода. Или — гробница.

От этих мыслей вернулись прочие ощущения. Мгновенно заныла спина и неудобно лежащие затекшие руки.

Исса пошевелилась и с глухим стоном попыталась оттолкнуться и сесть. По всему телу пробегал волнами огонь — точно она долго-долго пробыла в ледяной воде, заморозившей кровь, и теперь оживающее тело воспринимало бегущую по венам кровь как обжигающе-горячее вино.

Руки сквозь полуприкрытые веки казались белесыми, расплывчатыми пятнами, именно на них Исса и сосредоточилась, вкладывая все силы в попытку сесть. Хотя бы — сесть. Когда удалось, женщина подняла голову и огляделась. Темнота прыгала перед глазами пятнами — серыми и разной степени насыщенности черного, никак не желая складываться в хоть какую-либо картинку.

Исса поднесла руки близко-близко к лицу, пытаясь рассмотреть линии на ладонях. Не получилось. Руки так и оставались странными беловатыми пятнами, принадлежащими скорее призраку, чем живому существу. Однако призраки жили только в легендах, а пол казался вполне материальным, даже камешки чувствовались, так что причислять себя к посмертным сущностям было рановато.

Решив, что зрение восстановится позже (и запретив себе сомневаться в этом), Исса попыталась наколдовать воду. Сосущее чувство внутри, прекрасно знакомое по пребыванию в замке лорда Саихде, не исчезло, лишь усилилось, и женщина быстро прекратила бесплодные попытки, грозящие лишь скорым обмороком.

Стиснув зубы, Исса ощупала пол вокруг себя, набрала камешков и принялась разбрасывать по сторонам, прислушиваясь к стуку. Гул в ушах, ставший не таким громким и явным, крайне мешал, но и сидеть без дела она никак не могла. Показалось или нет, в одном месте камешек стукнулся о стену, и Исса поползла в том направлении с упрямством истинной Темной, о котором как складывали легенды, так и рассказывали смешные, а то и скабрезные байки. До легенд и баек магичке дела не было, а вот то, что ее не лишили костюма Охотника, радовало чрезвычайно.

Наконец, Исса добралась до вожделенной стены и устроилась рядом — отдохнуть и передохнуть. Ничего не болело, ни единая косточка или мышца, лишь продолжало глухо бухать сердце, разгоняя кровь, и не отпускала апатичная слабость. Так и тянуло прилечь и закрыть глаза. Что за этим последует — совершенно неясно, так что она предпочла сидеть и медитативно выравнивать дыхание под стук крови — так быстрее получится прийти в себя.

Исса всю свою жизнь прожила под землей. Привыкла прислушиваться к камню. Пусть даже земля и чужая стихия, но камень мог рассказать многое. Как и воздух. Даже если чувствовать свою родную магию, не чувствовать крошечные капельки воды, рассеянные в воздухе, все равно можно сказать многое — по тому, как дышится, как слышится, кружится ли голова или чувствуется давление. Те, у кого не просыпалась чуйка, редко шагали через порог взросления. Заблудиться и не найти дорогу, попасться слизнякам и другим хищникам, живущим в пещерах, не поладить с тьярном, не выполнить поручение наставника — да мало ли возможностей бездарно сложить свою голову. Детей рождалось не много, но Темные не тряслись над каждым, как Светлые, полагая, что выжить должны только те, кто смогут поддержать величие расы. Выращенные в тепличных условиях становятся нахлебниками или, что хуже, гнилыми изнутри, не способными на поступки, лишь на подлости. Конечно, все не так однозначно, но при упрощении до человеческих стандартов получались именно такие правила. Их дроу придерживались неукоснительно.

Исса выжила. Исса стала одним из лучших магов. Она чувствовала свою стихию везде — и в воздухе, и даже в камне. Оттого пустота вместо силы била по женщине больше, чем по слабым магам, доводя до иступления. Но даже пребывая в подвешенном состоянии, не чувствуя опоры под ногами, Исса оставалось дроу. И как подземный фэйри, она всей сутью, всей своей сущностью чувствовала неправильность пещер вокруг. Осознать эту неправильность не удавалось, оставалось надеяться, что подсознание решит загадку, и медитация этому поспособствует.

Вдалеке скрежетнул камень, пахнуло свежим воздухом, по полу прошелестел игривый ветерок, сметая каменную пыль, и все стихло.

Исса медленно открыла глаза и прислушалась. Что-то происходило. Следовало понять, что именно, отгоняя прочь все мысли, горечь, боль и беспокойство. Раздавшиеся справа шорохи и сопения заставили подобраться и вжаться в камень.

— Ну и куда дальше?

Голос опознался бы даже без знакомых, почти родных истеричных ноток. Радость вспыхнула костром и тут же была притушена — еще неизвестно, чем именно обернется эта встреча.

— Санах? — негромко позвала Исса, успокоив дыхание — чтобы голос не дрожал и не выдавал владеющих ей чувств. — Это ты?

— О, госпожа Исса! — вслед за радостным возгласом шуршание усилилось и вскоре в вытянутую женскую руку уткнулась вихрастая башка менестреля. — А все волновался — где это вы. А этот все говорит — иди да иди! — затараторил тот, еле заметно потеревшись о ее пальцы.

Невольная улыбка скользнула по женским губам. Исса знала, кто на самом деле менестрель, но никак не могла окончательно принять этот факт. Но маленькие, незначительные жесты зачастую говорят намного лучше об истинной сути разумного, чем любые речи.

Санах хотел ласки. Ему требовалось чувствовать, осознавать, что он не один. Что вокруг не бессловесные твари, коим он повелитель и господь, а те, кому он равен. Или кому может стать ровней. Пусть даже ныне и преобладают иногда звериные привычки — как жест-просьба тепла.

— Дэйал тоже здесь? — поинтересовалась Исса, когда юноша устроился рядом.

— Да, где-то тут, — беспечно отмахнулся тот, разом обретя спокойствие.

Исса чуть не вздохнула, поджав губы: впору позавидовать и попытаться (или пожелать) найти собственный источник мгновенного успокоения. Но — его не существовало. Это она всегда была столпом и опорой для своей семьи и своего дома. Того, на кого можно без оглядки опереться, не ожидая обмана или предательства — просто не существовало. Такова суть Темных. Саннах же продолжил болтать, не противясь собственной сути.

— Только как обычно — молчит величественно, вздыхает и ничего не делает. Разве что руки в рукавах прячет.

— Вы не правы, юноша, — раздавшийся из темноты глубокий голос подтвердил беспечный треп Санаха — пророк действительно не оставил их на произвол судьбы. — Если бы не мои призывы, вы бы так и сидели ровно на скамейке, вздыхая и причитая о своей судьбе, даже не подумав проверить кладку.

— Да ладно! — мрачно засопел менестрель, уличенный в одном из излюбленных своих грехов — жалоб на жизнь. — Я бы…

— Какую кладку? — перебила беззлобную пикировку Исса.

Отношения порожденного тварями и светлого фаери с самого начала напоминали ей детские разборки с дразнилками и яростным пыхтением, когда один малолетний драчун пытается задать другому трепку. И оба не знают, как это правильно делать. Сперва Исса очень удивлялась, ведь пророк мало того, что должен не любить Санаха, но и выглядел умудренным годами. Однако потом пришло понимание, что именно таким способом лучше всего держать под контролем неуемную болтовню менестреля и выведывать его планы — сам преподносит на блюдечке, разбалтывая даже то, что желал держать в секрете.

— Стенную. В стене то есть, — мгновенно ответил юноша, не дозволяя даже словечка вставить Дэйалу. — Там потайной ход оказался, представляете? Совсем как в легендах! Вот этот, с постным лицом, сказал, куда нажать, открылся вход, потом лабиринт, а потом мы здесь. Сидим зачем-то. Зачем сидим? Идти надо!

— Нам следует ждать, — веско обронил пророк. — Мать дома Дит, здесь я объявлю пророчество для вас, когда придет время.

— Скоро оно придет? — Исса постаралась утихомирить забившееся в груди сердце. Она все же узнает, как спасти Темных!

— Уже скоро. Ждать осталось недолго.

Ждать… Исса привалилась к стене, машинально продолжая почесывать Санаха, словно большого кота. Тот разве что не мурчал, но и не баламутил воздух своей болтовней. Пещера постепенно погружалась в вязкое молчание, где еле слышалось дыхание и небольшая возня со стороны менестреля.

Темные умели ждать. Их стихия — плетение интриг, да и разве может быть иначе в обществе, где правят умные и коварные женщины, не умеющие любить? Высшее искусство интриги — остаться в стороне от придуманного и воплощенного тобой в жизнь, чтобы ни капли подтверждений не запачкали репутацию. Подозрения могут быть, они даже зачастую приветствуются — сложно опасаться ту, о чьей силе и хитрости не знаешь, кого считаешь видной как на ладони.

Исса, хоть и была достойной дочерью своей матери, не могла потягаться с жившими или воспитывавшимися при дворе. Род Дит всегда стоял на охране границ, воспринимаясь простоватыми вояками. Потому Иссе пришлось самой создать себе странную репутацию. Ее боялись, потому что не знали, на сколько она на самом деле неискушенная в лавировании в подводных течениях. Знания о них решают далеко не все. Несколько совпадений и глупых поступков в начале карьеры — и вот о тебе думают, как о холодной и расчетливой стерве, что может вонзить клинок в спину (и не только фигурально) любой, кто встанет на пути. Потому когда Великая Мать отправила ее прочь, многие вздохнули посвободнее и дали волю своей до сей поры подавляемой фантазии.

С тех пор ее боялись еще больше.

Постепенно, почти незаметно для запутавшихся в патоке тишине беглецов, пространство вокруг начало светлеть, словно из воздуха капля по капле изыми темноту, от чего он не светлел — нет. Обретал неяркую серость, в которой становилось возможно разглядеть свои руки и силуэты вокруг.

Легкая поступь возвестила о чьем-то приближении. Насторожившись, Исса вновь попробовала воззвать к своей силе, и вновь — безрезультатно. Оставалось тихо подняться, чтобы встретить врага или друга с гордо выпрямленной спиной, как и следует дроу. Скорее — врага, друг здесь вряд ли появится.

Санах затаился за Иссой, что стояла опираясь о стену ладонью. Камень холодил кожу и чувствовались крохотные капли воды, скопившиеся на его поверхности. Если бы только контроль вернулся, можно было бы хотя бы побороться, а так…

Каждая секунда перед боем тянулась медленно-медленно, чтобы вслед сорваться каплей с острия ножа и стремительно утянуть за собой в пучину битвы, где нет места лишним мыслям, лишь отточенным движениям и рефлексам.

Появившийся из одного из тоннелей силуэт с каждым шагом становился все четче, обретая ясность и объем, как рисунок под кистью опытного живописца, заставляя Иссу все больше каменеть.

— Госпожа, — Ильнар поклонился женщине, точно нарочно не замечая никого другого.

— Что тебе нужно, предатель? — процедила та сквозь зубы — в том числе от боли за грудиной, с каждым мигом разгоравшейся все сильнее.

— Простите, госпожа, я был вынужден так поступить, — твердо и почтительно отозвался Ильнар, склоняя голову. — Я боялся не успеть, и рад, что мои опасения не оправдались. Простите, я вынужден.

С этими словами он стремительно шагнул вперед и прижал раскрытую ладонь к груди Иссы. Пальцы уперлись в горло точно в запрете двигаться, ведь одним легким движением можно лишить жизни, центр ладони оказался ровно там, где расцветал огонь боли.

Захрипев, Исса выгнулась в попытке очутиться подальше от руки мужчины, но ничто не могло помочь ей вырваться прочь. Пальцы бессильно скрежетнули по стене, до крови ломая ногти.

Скулящий от ужаса Санах пытался подальше отползти от страшной парочки Темных, окутанной алым сиянием. Он даже не догадался встать встать, так и остался сидеть и полз, не в силах оторвать взгляд, на заду, отталкиваясь от пола руками и странно подволакивая ноги, пока не уткнулся спиной в пророка. Тот продолжал возвышаться невозмутимым столпом, вросшим в пол. Даже рук, переплетенных в свободных рукавах хламиды, не вытащил.

— Все, простите, — Ильнар подхватил Иссу и прижал к себе, легонько гладя по волосам. — Простите, госпожа, так было необходимо.

— Кто ты? — прохрипела Исса, обессиленно вцепившись пальцами за грубую ткань походной куртки мужчины. — Что ты со мной сделал?

Яркий свет, пролившийся сверху, заставил всех встрепенуться. Даже невозмутимый пророк сделал пару шагов к стене, точно освобождая кому-то дорогу.

Свет с безжалостной ясностью, с какой южное солнце подчеркивает морщины молодящейся красотки, показывал каждый камешек на полу и каждый барельеф на стенах пещеры.

Исса глянула на пол, через плечо и застыла, лишь пальцы еще крепче вцепились в куртку, чей болотный, защитный цвет казался неуместным посреди серой пещеры.

Нет, не пещеры — храма. Легендарного, давно утерянного Храма Четырех.

Четыре дракона сплетались в танце на когда-то искусно вырезанном на полу рисунке. Время не пощадило его, и два дракона только угадывались. Но остальные два на диво хорошо сохранились, словно только-только вышли из-под резца художника.

Четыре высоких входа вели вели в четыре галереи, выходящие на четыре стороны света, и над каждым входом парил дракон, вырисованный в этот раз краской, с такой тщательностью и любовью, что можно было бы различить каждую чешуйку, будь они нужных, драконьих размеров. Два дракона почти стерлись, а два — сохранились.

Потолок терялся где-то в высоте, его невозможно было рассмотреть за ярким, как само солнце светом.

Это все, что Исса успела рассмотреть.

— Так-так-так, — в зал неспешно, как играющий с добычей хищник, ступил тот, кто сумел напугать Иссу как никто иной.

Высокая, хрупкая фигура, замотанная в плащ, с глубоко надвинутым на голову капюшоном. Колчан со стрелами с зеленым оперением. И — горящие яркой зеленью глаза, как и в тот раз полнящиеся презрением и усмешкой.

— Ильнар, друг мой, мне казалось, что мы договорились.

Фигура остановилась в середине зала, с любопытством рассматривая всю четверку нежданных «паломников» храма. Любопытство и — равнодушие. Он явно не считал никого из них себе соперником.

«Он — дракон?» — Исса хотела бы спросить, но вместо этого предпочла промолчать, прижимаясь к Ильнару.

Если принесший гибель в замок Дит — дракон, то не оставалось ни малейших сомнений, почему ему удалось с легкостью то, что должно было стать серьезным препятствием для любого другого. И пришел он…

Исса быстро глянула на рисунок. Пришел он из врат с земляным драконом, покровителем Светлых. За что покровитель Светлых решил уничтожить дроу? Почему? Покровители не вмешиваются в дела иных рас — так говорят все легенды и предания!

— Тебе казалось, — спокойно отозвался Ильнар, продолжая обнимать магичку.

— Разве? — наигранно удивился пришедший. — Мы заключили сделку, ты отдал мне этих смертных, а теперь… — он сокрушенно покачал головой. — Нарушаешь все правила.

— Ты разговаривал сам с собой, не слыша меня. И сам с собой заключил сделку. Я не имею отношений к твоим измышлениям, — упрямо возразил Ильнар.

Исса слышала стук его сердца и знала — он не боится. Не боится того, кто может их уничтожить так быстро, что никто ничего не сможет противопоставить. Либо Ильнар знал, как воздействовать на этого, со стрелами с зеленым оперением, либо…

— Зачем же ты мне их отдал? — поинтересовался пришедший, впервые проявив настоящий интерес к происходящему.

— А как иначе я бы смог быстро доставить их сюда? — усмехнулся в ответ Ильнар, и в улыбке не чувствовалось ни удовлетворенности, какая бывает у сумевшего обыграть врага, ни превосходства.

…либо он — тоже дракон.

Вывод логичный, но Исса не могла поверить в то, до чего дошла разумом. Сердце отказывалось принять эту истину. То, что могло оказаться истиной.

— Ты все же решил пойти наперекор решению богов, — вздохнул пришедший, доставая из-за спины лук со спущенной тетевой, словно меч из ножен.

— Верд, — Ильнар шагнул вперед, оставляя за спиной своих спутников, загораживая их от угрозы. — Решение — не закон мира, оно основа равновесия. Неужели ты не чувствуешь: мир меняется. Посмотри на них.

Мужчина плавно повел рукой в сторону, указывая на своих спутников.

— Светлый. Темная. Тварь. В одной компании. Вместе. Не грызутся, не дерутся — сотрудничают. Послушай, брат…

Ильнар сделал еще шаг, а Исса невольно сжала рубаху у ворота в детском желании защититься. Дракон. И она с ним… Мысли путались и вертелись сотворенным опытными жонглера огненным колесом, за которым не уследить, не поймать. А раз не поймаешь, то и не поймешь, где же на самом деле пылает огонек, оставляющий огненный след.

Ладонь, опустившаяся на плечо, заставила вздрогнуть, но не обернуться. Невозможно не смотреть вперед, на двух драконов, что вершили сейчас судьбу не только дроу — всего мира.

— Еще не время, — монотонный голос пророка не успокаивал, но напоминал о цели, настоящей цели путешествия.

— Да, — тихо откликнулась Исса. — Не время.

Да и нет смысла вмешиваться в разговор высших сущностей.

Пальцы кололо крохотными иголочками, и магичка бросила быстрый взгляд на них. Кожа, покрытая инеем, всколыхнула бурю радостных надежд. Исса помнила, что случилось в замке, но теперь они не одни, и магия возвращается, дарую толику так нужной сейчас надежды.

— …Прошу тебя: подумай еще раз. Фаери и так в достаточной мере наказаны. Сколько лет прошло…

— Нет, — земной дракон откинул капюшон, открывая лицо — лицо лорда Саихде, на котором горели ярким светом зеленые, как изумруды чистейшей воды, глаза дракона.

Исса с напряжением втянула воздух и прижала пальцы к губам — лишь бы ничего не сказать, не помешать их защитнику. И машинально положила руку на голову прижавшегося к ее ноге Санаха.

— Я жил среди альвов все эти годы. Я ходил к людям. Они не меняются, Ильнар, они все такие же. Даже хушшше.

Из горла Верда вырывалось уже шипение, а не обычные манерно выговариваемые слова, глаза все больше расплывались по лицу, зрачок превратился в точку, словно прокол в бездну, и постепенно вытягивался, приоткрывая щель туда, где царят безвременье, страх и смерть.

— С кашшшдым оборотом светила — только хушшше. Как ты не видишшшь, брат?

— Мы смотрим на разное, — печально отозвался Ильнар. — Вспомни условие. Вспомни, на чем держится мир и его равновесие. Я не дам тебе их убить.

— Посмотрим, — зубасто улыбнулся лорд Саихде, окончательно теряя черты фаери, и через мгновение над крохотными существами зависло, расправив крылья, одно из самых совершенных созданий в мире — зеленый дракон. Дракон, охваченный равнодушием нелюбви ко всему живому.

— Что ж, ты выбрал сам, — с тихой печалью произнес Ильнар.

Вздох — и черный дракон тараном ударил в зеленого, подбрасывая его вверх, к свету. Еще. И еще.

Драконы кружились в воздухе, сплетаясь между собой, но отнюдь не в любовной игре. От рева закладывало уши, а биение крыльев поднимало ветер, треплющий волосы и одежду. Поскуливающий Санах вжимался в стену, но продолжал неотрывно наблюдать за драконами, как и все остальные. И когда черный отпрянул, алея раной на груди и припадая на порванное крыло, дружный стон смешался с победным ревом зеленого, даже пророк не сдержал возгласа. Но черный молча ринулся в ответную атаку.

Исса моргнула, не понимая, почему все расплывается перед глазами. Почему мир словно в тумане. И почему так больно…

Рык, полный боли и ярости, сотряс стены пещеры и на пол посыпалась каменная крошка. Исса быстро заморгала, вглядываясь в битву драконов, вцепившихся друг в друга когтями и зубами, силясь хоть что-нибудь рассмотреть.

В груди нарастала боль и осознание — она не может потерять Ильнара. Когда его изгоняли из рода, она отгораживалась долгом. Когда не вспоминала опорой служило понимание, что Ильнар без проблем выживет во внешнем миру. Когда вместо казни отпускала после этого глупого, самоубийственного возвращения, испытывала облегчение, надежно спрятанное за броней веры и необходимости.

Теперь же все щиты падали один за другим, обнажая суть. Неприглядную, нелепую, бессмысленную суть всех ее чувств, из-за которой ее должны были бы сместить, избрав иную Мать — холодную, хитрую, спокойную, ту, что решала бы все проблемы только через логику. Той, которой она лишь казалась.

Кажется, люди называют это чувство «любовью».

— Сейчас, — мягкий голос Светлого послужил послужил последним камешком, освобождающим все то, что Исса носила глубоко захороненным в сердце.

Из вскинутых рук вырвалась струя льда, переливающегося зловещим алым цветом — словно горящая стрела из арбалета. Исса продолжала наполнять ее силой даже когда завопил Санах, и в его невнятных воплях слышалось не горе, а радость. Когда кто-то, видимо пророк, заставил его замолчать. Когда пришлось вырывать из собственного тела последние капли маги. И только когда раздался глухой удар, похожий на тот, что издает громадное дерево, срубленное топорами дровосеков, или древний сталактит, дробящий пол пещеры и сам разваливающийся на крохотные кусочки, только тогда Исса опустилась на четвереньки и медленно, с упрямством истинной Темной, поползла к рухнувшим драконам. В голове звенела пустота, и магичка не слышала, как Санах рванулся к ней с воплем «Госпожа…», но был остановлен пророком и затих, наблюдая за действом.

Она не видела, как один из драконов медленно поплыл, меняя очертания и обретая человеческий вид — с огромным трудом, словно на эту метаморфозу требовалось громадное количество сил и магии.

Она не видела, как обретший облик встал на ноги, а второй дракон так и остался лежать недвижим.

Она не видела, но почувствовала, как ее подхватили на руки, и тут же уткнулась в куртку, вдыхая знакомый запах и слушая голос, дороже которого не существовало на всем свете.

— Исса… Госпожа моя…

Загрузка...