Корпорация счастья. История российского рейва

Андрей, Олег и Денис лежали лицом вниз вместе со всеми и поднялись лишь тогда когда зычный голос потребовал руководство клуба к возглавлявшему погром офицеру. На коротком допросе черномасочник помахал у Дениса перед лицом пистолетом, наорал на Олега и приказал открыть сейф. Начался обыск в лучших традициях царской охранки. Были изъяты все документы, деньга, личные вещи и все, что было в карманах. В это же время каратели строем выводили всех, у кого не оказалось документов. Слоями, как сардины в банку, молодежь затолкали в омоновские фургоны и увезли в неизвестном направлении. Избиение младенцев продолжалось два часа и не принесло никаких результатов, но шок, в который были повергнуты все присутствовавшие, не с чем было сравнивать.

Вот так, без ордера на обыск и деликатности, без понятых, свидетелей и прочей канители милицейские власти впервые «причесали» подозрительных рейверов. Тот первый в истории танцевальной культуры военизированный начет на молодежный клуб не выявил оружия, наркотиков или опасных рецидивистов. Через несколько дней вернули вещи и документы (кроме денег), все стало забываться, но восемьдесят напуганных молодых людей навсегда запомнили ту экскурсию в легендарное управление на Литейном, 4, где половина из них получила дубиной по почкам, а остальные до вечера простояли в коридорах, подпирая стены поднятыми руками.

Но клуб сдержал удар, не дрогнул. Преследование только сплачивает молодых. Уже на следующей неделе по рукам посетителей пошла укрепляющая дух ксероксная листовка:

Подземелье настоятельно рекомендует Вам прослушать новые песни угрюмых подпольщиков. Бьемся в дэнсе до рассвета!!!

11

В бледно-синем небе за окном сверкали снежинки не растаявших за ночь поздних утренних звезд. Тишина этого раннего часа сделалась такой невыносимой, что отдохнувшие за ночь барабанные перепонки спящего выискивали в ней, чего и вовсе не существовало вокруг. Неожиданно эту тишину распорол заливистый перезвон. Не раскрывая глаз, Андрей привычно выбрался из теплой постели, встал и лунатическим шагом пошел в коридор. Горячий поток низвергнувшейся из головы крови зашумел у него в ушах.

— Однако я давно тут сижу, — спокойно сообщил он сам себе, дивясь при этом глухому тону своего голоса. — Они, наверное, забыли меня здесь. Оттого и не идут. Но мы все делали правильно, и знаки, которые прислала Корпорация…

После этого слова он неожиданно замер и с ужасом понял, что только что наяву договаривал фразу, предназначавшуюся его исчезнувшему от утреннего света собеседнику. Он спал и видел этого человека еще тогда, когда уже шлепал босыми ногами к телефону, а теперь, окончательно проснувшись, досадливо поморщился.

— Постой, — попросил он сам себя. — Постой.

Телефон послушно смолк. Андрей встал, оперся рукой о стену и мучительно зажмурил глаза.

— Нет, не так! Кто это? Как его? Куда он…

Размашистых! шагом он вернулся к кровати и втиснулся в прогретую нору. Но мозг уже разорвал провода, и связь с миром снов прекратилась.

— Что же это было? Какая-то мощная штуковина, мировая организация…

Андрей окончательно проснулся и, уже не боясь света, стал таращиться на белую стену.

— Вспоминай.

Опять требовательно зазвонил телефон. Андрей ринулся в коридор.

— Вспоминай. Алло! Кто? Привет, Сережа.

На другом конце провода слышался динамичный и, как всегда, бодрый голос художника Африки. Пока Андрей тер глаза, Африка вывалил собеседнику целый воз информации:

— Извини, что так рано, дело спешное. Я только что с поезда.

Мой московский друг Овчаренко устраивает рождественскую вечеринку для сотрудников своего банка. Денег у них море, и ему срочно понадобились люди, которые проведут музыкальную часть. Я предварительно дал ему согласие за вас. Все состоится завтра в Москве, в Доме архитекторов. Если интересно, то сегодня же нужно выезжать.

Это не могло не устраивать, Андрей воодушевлено поблагодарил друга и повесил трубку.

— Вспомнил, — наморщив лоб, прошептал он и стал лихорадочно собираться.

Через час он уже был на Петроградской стороне в шести метрах под землей. Олег, срочно вызванный им в клуб, дожидался его с недоуменным видом.

— Что случилось? Что за спешка? Пожар? — стал подтрунивать Олег над другом.

— Нет, — с серьезным лицом заявил Андрей. — Потоки космического разума. Понимаешь, сегодня было мне видение. Нет, не то, — замахал руками Андрей, увидев каверзную ухмылку друга. — Никакого наркобреда. Все иначе. Засыпал одним, а проснулся другим. Полная чистота эксперимента.

— Ты что, накурился на ночь? — делаясь серьезным, спросил Олег, пристально разглядывая друга.

— Нет, говорю же тебе, спал. Мне это все во сне открылось, и я все понял. Тут нет ошибки. Важно понимать, что происходит. Ты вот, например, живешь, и я живу. Мы вместе с тобой, Денисом и Лешей живем, и у нас есть клуб. Так?

— Ну, так, — вяло согласился зевающий во весь рот Олег.

— А почему клуб, почему не ремонт обуви или гараж? Ты никогда не задумывался, почему нам с тобой совершенно неинтересны какая-нибудь торговля или работа у станка, почему мы не месим навоз на селе, а рисуем картины и слушаем музыку?

Олег нахмурил брови и странно посмотрел на Андрея.

— Я тебе отвечу. Все давно решено за тебя и за меня, мы лишь выполняем предназначение. В этом мире все сбалансировано. Зло, добро, радость, ужас… Так вот, мы, к нашему счастью, принадлежим к той части человечества, которая отвечает за создание положительных эмоций. Это малочисленная, но самая влиятельная группа, занимающаяся формированием визуальных и смысловых построений, которые через каналы общего сознания проникают в человек а и уравновешивают его животную тягу творить зло и первобытный страх перед другими людьми. Понимаешь?

— А остальные что, кошмарят мир?

— Нет. У всех на земле свое задание. Просто тех, кто занимается злом, больше всего, и их работа — это часто меняющая внешнюю форму эволюция мирового зла, но их зло даже буквенно короче, чем наше добро.

— Ну, а мы, значит, Армия добра, — заулыбался Олег. — И мать Тереза наш бригадир?

— Нет, мы не Армия добра. В понятие добра входит много чего — литература, архитектура, музыка, театр, медицина, наука, наконец любовь и религия.

— Ну и где же мы?

— Мы? Мы состоим в новом, буквально вчера сформированном отделе древнейшего Союза Добра, и этот современный отдел занимается управляемым выделением в мозг человека гормона счастья. Мы напрямую, минуя сознание и естественный ход событий, по желанию человека ввергаем его в среду, благодаря которой он быстрее всего подбирается к своим самым нежным точкам и начинает получать эйфорию счастья в управляемой нами ситуации. Ты же сам тысячу раз замечал, что на наших вечеринках достигнуть счастья могут практически все. Даже самые толстокожие дегенераты. Вопрос только в том, под какую музыку выстроить угол атаки на их мозговой панцирь, какое на площадке освещение и какие психостимуляторы они уже успели выпить или сожрать.

— Так что получается? — заражаясь воодушевлением друга, стал рассуждать Олег. — Получается, что мы производим счастье? Так, что ли?

— Мы производим ситуацию, при которой человек быстрее всего начинает ощущать себя счастливым. И тут все: дизайн, эстетика, мода, магия имен, свет, спецэффекты и главное — музыка Мы продаем населению впечатления от этих ощущений. Оптом на рейвах и в розницу в клубе. Это, конечно, нижайший уровень в понятиях вселенского добра, но сейчас такие темные времена, и народ стал такой жестокий, что нам разрешено напрямую применять к людям эти постановочные методики. Мне даже кажется, что мы уводим часть молодежи с пути, ведущего в полную тьму. Мы занимаемся производством фиксированного обстоятельствами фрагмента счастья и помещаем его в эмоциональную пустоту человека. Настоящее, полное счастье в искусственных условиях получить очень сложно. Это длительный духовный процесс, и большинство наших клиентов, попросту говоря, к этому не готово. Но минутного счастья хочется всем. Мы создаем эту ситуацию, и они его получают. У нас нескончаемая клиентура. Мы — «Корпорация счастья».

— «Корпорация счастья», — с тягучей медлительностью повторил Олег, вникая в услышанное. — Это как игра?

— Нет, Олег! Игра — это уже продукт, следствие. «Корпорация счастья» — это сами правила этой игры. Счастье дается тому, кто его ищет. Иными словами, «Корпорация счастья» — это все те, кто способствует его возникновению в жизни людей.

— Так это мы и есть! — восторженно догадался Олег.

— А я тебе что толкую. Когда вернемся, расскажем все Денису и Маше. Это мощная мифологема, и мы должны извлечь из нее все возможности.

— Постой, — опять становясь серьезным, воскликнул Олег. — Как вернемся? Откуда? Мы что, уезжаем?

— Уезжаем, сегодня вечером. Нас уже ждут. Кругом миллионы людей, и всем нужны положительные эмоции. Мы едем в Москву.

— Зачем?

— Срубить денег по-легкому. Звонил Африка. Какой- то московский богатей хочет праздника жизни. Поехали, наполним карманы его нефтедолларами, а когда вернемся, закатим в клубе фееричный Новый год.

— Так что, объявляем боевую тревогу? — с энтузиазмом в голосе предложил Олег, хватаясь за телефон.

— Звони во все колокола! Нам нужна пара жилистых волонтеров таскать ящики, ну и кое-что, чтобы самим не умереть от скуки.

Рождественское чудо закружило их снежным вихрем. Пронесясь семьсот километров в обледенелом поезде, они оказались в дышащей морозными дымами Москве. Все, что рассказал Африка, оказалось правдой: вечеринка банка, Дом архитектора и все остальное. Только аппаратура, которую они притащили с собой, оказалась не нужна — ресторан Дома архитекторов был укомплектован под завязку.

— Нам же и легче, — резонно констатировал Андрей, разглядывая компьютеризированное управление светом на площадке.

Друзья подключили к пульту свой DAT-магнитофон и принялись ждать. Еще в Питере Андрей решил не мучиться с пластиночными миксами, набрал цифровых записей с самых удачных вечеринок и теперь ждал банкиров во всеоружии.

Когда наступила ночь, в празднично украшенном зале появилось руководство банка и первые приглашенные.

— Только не убивай их сразу, — опасливо инструктировал Олег, разглядывая холеных теток в вечерних платьях и драгоценностях. — Черт их знает, как на них техно подействует. Начинай полегоньку, с американского house, Бокальчика побольше, ну а уж когда выпьют и раскуражатся, поддавай жести. Смотри только не переборщи. Спои любимые не ставь.

— Что ты имеешь в виду? — встревожился Андрей.

— Я имею в виду, что если ты сразу врубишь «Plastik Dream» и сам начнешь балдеть, этих бухгалтеров накроет водочный негатив.

На том и порешили. В известной мере Олег был прав. Вокруг танцпола буквой «П» стояли ломящиеся от угощений столы. На белых скатертях, в хрустале и купеческом фарфоре, громоздились горы салатов, мясные башни, цельные осетры, ведра с икрой, водки, вина и наливки без счета, фруктовые каскады метровой высоты и затейливые стога из свежих цветов. На танцполе стоял такой дух, что голодные диджеи урчали животами. Когда гости собрались, в их нарядной толпе появился Дед Мороз. По-хозяйски встав у микрофона, он прокашлялся и начал вечер. К своему удивлению, в сказочном деде с курчавой бородой до пупа, облаченном в красный халат с белой опушкой и такой же колпак, Андрей неожиданно признал самого Африку. Широко раскрыв глаза, Андрей изумленно уставился на Олега, но тот уже улыбался во весь рот.

— Чувствую, вечерок будет изрядный, — зашептал Олег. — Не будем терять времени.

Порывшись в карманах, он нашел кусочек скомканной фольги, развернул его и вытащил две припасенные бумажки. Пшикнув открытыми банками пепси, друзья молча разжевали свой скромный ужин и запили его пузырящимся в носу напитком.

В ресторане потух общий свет, по стенам заплясали цветные лучики, повеселевший Андрей включил соответствующую фонограмму, и началась торжественная часть. Под общие аплодисменты какой-то видный мужчина долго вручал сотрудникам пухлые конверты с деньгами, те благодарили, некоторые даже читали стихи, Дед-Африка шутил и взбадривал одариваемых. Вскоре все оказались за столами, зазвенел и бокалы, и тут к обедающим выскочила группа в цирковых костюмах. Усатые мужики с седыми патлами запели под фонограмму ветхозаветный хит семидесятых.

— Это что еще за «усы подковой»? — в ужасе пролепетал Андрей, чувствуя в мозгу горячую пульсацию эсида.

— Похожи на «Песняров», черт их знает, кто это, — шипел рядом Олег. — Приготовь следующую фанеру, усачи заканчивают, а вон еще одни.

Когда ряженые певуны откланялись, на площадку выбралась новая группа, но на этот раз музыканты были помоложе.

— Специально для вас, — веселым голосом провозгласил Дед Мороз, потрясая фужерчиком шампанского. — Сегодня выступит группа «А-Студио»! Поприветствуем!

Финансисты вяло всколыхнулись и зааплодировали, а кое-кто даже стал выбираться из-за столов потанцевать. Андрей включил пленку, модные эстрадники ударили по клавишам, забренчали гитары, однако голос поющего как-то странно отсутствовал. Беззвучно пропев почти куплет, вокалист группы обернулся и сделал такое страшное лицо, что Андрею стало ясно: на пульте выключен микрофон. Ударив по регулятору, он громко вывел линию голоса, ситуация была кое-как спасена, но все остальные пять песен «А-Студио» опасливо косилась в сторону питерского диджея.

Пока банкиры с Дедом Морозом резвились под беспроигрышную викторину, на площадке сменилось освещение, а рядом с пультом появился импозантный, коротко стриженный мужчина.

— Господа! — прохладным голосом обратился неизвестный. — Сейчас будет наш выход. Повнимательнее с фанерой.

В пятно света вышел худощавый юноша с длинными волосами. Воздев вверх руки, он стал заводить зал размеренными хлопками.

— Влад Сташевский! — провозгласил Африка, тряхнув растрепавшейся бородой.

В зале взвыли и заверещали, а особо захмелевшие дамы ринулись танцевать. На маленьком танцполе мгновенно образовалась давка, Андрей поддал громкости, а седой и импозантный одобрительно закачал головой.

— Знаешь, кто это? — теперь уже без всякого стеснения орал Олег на ухо другу.

Андрей затряс головой. В голове от этой встряски пошли волны путающихся мыслей, а в глазах замигали гирлянды цветных лампочек с пульта.

— Это Юрий Айзеншпиц. Тот самый, что «Кино» продюсировал.

Подопечный знаменитого продюсера допел первую песню, и визг в зале стал резать уши. Когда он затянул вторую, Олег нагнулся к другу и радостно прокричал:

— Мы скоро уже не сможем друг другу помочь, но пока еще есть время, приготовь пару медляков, house полегче и пошли искать наши деньги.

— Деньги! Деньги! — последнее, что из всего сказанного успел запомнить Андрей. — Наши деньги!

Он еще подкрутил ручку громкости, выплыл из-за пульта, и они отправились на поиски. С трудом ориентируясь в толпе незнакомых людей и активно галлюцинируя, друзья искали лысого как бильярдный шар распорядителя вечера. Еще в самом начале праздника этот лобастый красавец с интересом осмотрел багаж питерских музыкантов, но денег почему-то не дал. Сейчас, в прямом смысле теряя сознание, Андрей спешил найти сверкающую лысину и жаждал потребовать гонорар.

— Сколько попросим? — крикнул он другу. — Тысячу?

— Тысячу? — эхом донесся возмущенный голос Олега.

— Две?

— Две?!

— Ну что, три?

— Три!!! — воодушевлено согласился Олег. — Вот он, с томатным соком. Ты слева, я справа!

Поединок с распорядителем был быстрый, но эффективный. Сдерживая подбирающийся хохоток, Андрей выпучил глаза и набросился на денежного туза:

— Мы бы хотели получить свои деньги, пока это еще возможно!

— Э-э, — наморщился распорядитель, с удивлением рассматривая молодого человека с наушниками на голове.

— Почему сейчас? Как понять «возможно»?.. Давайте утром.

— Давайте сейчас, а то у нас настроение не праздничное.

— А сколько мы вам должны? — осторожно поинтересовался распорядитель.

— Три тысячи долларов, — с бесстыдной ухмылкой заявил Андрей.

— Так много?

— Это не много, это слезы, — людоедски улыбаясь, сообщил банкиру Олег.

— Какие слезы? — недоуменно поинтересовался лысый.

— Слезы радости, которые мы сейчас выжмем из ваших сотрудниц.

— Однако, у вас юмор.

Андрей не удержался и хохотнул, а лысый сунул руку в карман пиджака и выхватил оттуда пачку долларов. Привычным движением он сломал ее в руке, прошелестел веером банкнот и протянул Андрею отсчитанную часть.

— Можете не пересчитывать. Тут ровно три тысячи. С Рождеством!

В голове у Андрея громко начали бить куранты:

— С Рождеством! Бом! Бом! Бом!

С последним ударом этого колокола в глазах взорвался ослепительный фейерверк.

Когда через пятнадцать минут друзья вернулись к пульту, оба уже смотрели на мир глазами-калейдоскопами. Меж тем у банкиров давно прошло время манерных поз, начальство разъехалось, и вечеринка гудела в водочном разгаре. Эстрадная романтика Сташевского так раззадорила подвыпивших дам, что от вернувшегося диджея срочно потребовали очень медленных и непременно жарких танцев. Не задумываясь о последствиях, счастливый Андрей врубил визжащим бухгалтершам «ORB» и, надев на голову наушники, провалился в счастливый мир собственных видений.

Андрей окончательно пришел в себя только в прохладном, но очень прокуренном тамбуре дневного поезда Москва — Петербург. Под немного подрагивающими от усталости ногами грохотали колеса Качающийся поезд быстро мчал его домой, а за ледяными наметами в окне мелькали заснеженные леса. Андрей курил уже которую сигарету подряд и не спеша перебирал в памяти забавные события прошедшей ночи. Большим голубым пятном с цветными огоньками перед глазами плавала переполненная танцующими женщинами ресторанная танцплощадка. Мало-помалу припомнился и необычайно эмоциональный финал этой банковской пляски, Дед Мороз, их перемещения по утренней Москве, неадекватный хохот при покупке билетов и посадка в поезд. Отчетливо запомнилось, как они с волонтерами бесцеремонно содрали со стен ресторана огромную кучу фирменных новогодних украшений, а уходя, прихватили их с собой. Андрей улыбнулся, вспомнив, как похожие на министров официанты жалели утром худосочных питерцев и, желая их подкормить, собрали с нетронутых столов целый ящик шницелей, котлет и сырокопченых колбас. Однако этот самый ящик одуревшие от бессонницы волонтеры зачем-то заперли в автоматической камере хранения, и скорее всего, именно там он пролежит ближайшую неделю, пока вонь прокисших деликатесов не расползется по вокзалу.

— Н-н-да-а…

Андрей устало тряхнул головой и поморщился. Нет, не эту бурлящую эсидом чушь мучительно хотелось сейчас прояснить. Он пытался мысленно вернуться в тот предшествовавший московским приключениям день, в свою квартиру, на тот самый матрац, где он заснул с книгой в руках и случайно дотронулся в темноте сознания до трудноуловимого смысла собственной жизни.

«Что же нам теперь делать? — в который раз спросил он себя. — „Корпорацию счастья"!»

— Куча долларов, нахально отнятая у загулявших банкиров, позволила реализовать давнишние планы. К Новому году из Германии вернулись Денис Одинг и Маша Малое, а из Москвы приехал уставший Алексей. После общего совещания было решено устроить небывалое преображение клуба. В недавно открывшемся финском магазине друзья купили несколько ведер с красками самых бодрых цветов, и команда набросилась на работу. «Тоннель» перекрасили, обмотали вывезенными из Москвы украшениями, под потолком зажглись неоновые линии, а на стены навесили украденные на каком-то заводе гигантские шестеренки. Но самым впечатляющим преобразованием стало то, что клубные колонки убрали, а на их месте стеной до потолка выстроили десять киловатт новенького «Turbosoiind». Фантастический аппарат арендовали у старого знакомого Игоря Тарнавского, а «качал» он с такой мощью, что с барной стойки сдувало пластмассовые стаканчики. Вся эта подготовка наполнила город восторженными слухами, возник ажиотаж, а уже к самой вечеринке подоспела и интернациональная бригада диджеев: англичанин Disco-ordinator из лондонского «Confusion records» и француз Christoph из «Immence Paris».

Когда все хлопоты были закончены и клуб заблестел, как елочная игрушка, наступил Новый 1995 год.

Еще никогда в «Тоннеле» не было такого веселья. Необыкновенный по силе шквал звука обрушивался на гостей прямо со входа. Рассчитанное на силу ядерного взрыва, это прибежище для технобезумцев дрожало всеми своими стальными внутренностями. Зажатые бетонными сводами, десять киловатт звука ревели и бесновались, били в диафрагму танцующих с такой силой, что их сердца трепетали от музыки в полном смысле этого слова

Это был триумф новопровозглашенной «Корпорации счастья», это была та точка кипения и радостная эйфория, достичь которой им удалось впервые. Еще никогда до этого момента никто из присутствующих не ощущал такой силы клубного братства, как в эти часы. Доведенные до предела, эти ощущения заставили танцевать всех без исключения. Танцевали диджеи и бармены, уборщики, световики, друзья клуба, знакомые, танцевали бесплатные завсегдатаи и купившие билеты, наши, иностранные, совсем юные и уже с седыми головами.

Танцевали и сами владельцы клуба, создатели этой пока еще никому не ведомой Корпорации. Они счастливо улыбались друг другу и даже не подозревали, что это их лучшая вечеринка, но она уже и последняя из тех, что им суждено было провести вместе в этом клубе. Никто из них не догадывался, что эта ночь стала пиком их коллективной активности, верхним пределом удивительной жажды дружбы, а по ее окончании эту честную дружбу начнет догонять неминуемый крах.

12

Сразу после фееричного Нового года Алексей снова уехал в Москву, готовить к запуску свое детище — «Титаник». Открытие этого мегаклуба несколько раз откладывалось, но сейчас там доделывали последние детали и дрессировали персонал.

Андрей погрузился в собственную стройку.

В строящемся по его проекту клубе работы шли ни шатко ни валко. Заказчики выбрали пафосный древнеегипетский дизайн и, не мудрствуя, нарекли будущий клуб «Пирамидой». Четырехэтажное здание с частично вынутыми перекрытиями, четырьмя барами, танцполом и множеством лестниц лишь в одном оправдывало это мрачное название — строили его так же медленно, как и настоящие пирамиды, и ход этих грандиозных работ частенько останавливался. Заминки возникали, где их не ждали. «Даватели денег» и их подруги, ревниво оглядывая воздвигнутое, считали своим долгом давать советы, а неуживчивый дизайнер яростно от них отбивался. Время шло, конфликты улаживались, Андрей трудился, и «Пирамида» понемногу строилась. Но были два обстоятельства, омрачавших его творчество: во-первых, он не получил пока еще своих денег, а во-вторых, проводя на стройке почти все время, Андрей окончательно отдалился от жизни собственного клуба.

Чувствуя свою нечаянную вину перед собратьями по Подземелью, он предпринял попытку организации объединяющего всех проекта. Через своих многочисленных друзей «Корпорация счастья» вышла на дирекцию Молодежного театра и договорилась о проведении масштабной вечеринки. Крупный проект подхватил слегка обиженных друг на друга партнеров, они, как прежде, объединили усилия, и события быстро понесли их к намеченной цели. Маша Малос провела успешные переговоры с Германией, а вслед за этим в Петербург выехали диджеи знаменитого «Deep magazine».

Уже к концу февраля город был оклеен плакатами, и в Молодежном театре на Фонтанке прогремел «Прогрессив». Диджеи U.W.E. и Eggert Mike так влюбили в свою музыку танцоров, что вечеринка закончилась небывалым успехом. «Прогрессив» стал первой танцевальной акцией в Петербурге, для организации которой устроители привлекли помощь рекламодателей и активный промоушен на радио.

Вслед за этим успехом пришла весна, а с ее первыми солнечными лучами по сознанию обывателя снова ударил тяжелый кулак «тоннельного» плаката:

АЦИДТРАХАРДКОРТРАНСПАТИ

Для тех, кто в женском платье, — вход фри.

Остальные — 2 тыс. рублей.

Международный женский день под руководством Лены Поповой и Анжелы Шульженко с переодеваниями персонала и гостей встряхнул мемберов клуба и дал старт целой серии подобных акций. На этих «фрикадельках» дебютировал и начал регулярно играть манчестерский барабанщик Ли Рой, на них же зажглась клубная звезда нудистского перформанса Майкл Пуго.

Так громко, что эхо за сутки докатилось до Петербурга, в Москве стартовал ночной клуб «Титаник». Выстроенный в скособоченной трибуне спортивного стадиона, этот беспрецедентный по масштабам клуб вмещал за раз более тысячи человек. Дизайн Алексея напоминал внутренности гигантского корабля — огромные иллюминаторы, полированная сталь, болты, поручни, мягкая мебель — все было рассчитано на запросы привыкших к комфорту москвичей. Клуб был оснащен по последнему слову: фантастический звук, компьютеризированный свет, мощная вентиляция, бары, вышколенный персонал и прочие элементы буржуазного отдыха.

Уже на следующую ночь после открытая перед входом в «Титаник» выстроились длинные очереди. Клуб стал первым в своем роде ночным заведением Москвы, где столики заранее бронировались, а те, что находились ближе к танцполу, еще и стоили немыслимых денег. Но безумные цены здесь никого не пугали, счастливые владельцы «Титаника» «заряжали» их до «потолка» и начали энергично зарабатывать.

В Москву потянулись вереницы топовых диджеев. Гонорары, предлагаемые «Титаником» иностранным знаменитостям, позволили показывать столичной публике клубных звезд только первой величины.

Олег Цодиков, сосватавший Алексею этот проект, был счастлив, основной инвестор — на седьмом небе, счастливы были все, даже сам Алексей. Наконец-то, впервые за полтора года, на лице главного дизайнера появилась прежняя самодовольная улыбка, и он победно вернулся в Петербург.

События в ночной Москве набирали все большие обороты. Пока «Титаник», как флагман house-party, быстро уходил за горизонт успешности, был подготовлен к запуску и стартовал новый коммерческий клуб. Оживленный полгода назад вечеринкой питерского «Тоннеля», Дом кинематографистов на Красной Пресне превратился в клуб «Арлекино». По-московски быстро и с размашистым бюджетом застойное здание было переоборудовано в процветающий найт-клаб. Но запросы новорусской буржуазии трансформировали это понятие в довольно странное образование, поэтому основной упор в «Арлекино» был сделан на ресторанное меню, шесты с голыми тетками, дорогой бар и солидную публику. Не ставший молодежным клубом, «Арлекино» вызвал к жизни особый подвид полуклуба-полуресторана и осуществил возврат к окрашенному в яркие краски современности патриархальному отдыху обывателей.

Геометрически растущее количество втягивающейся к клубное движение молодежи требовало более понятных мест с современной политикой, поэтому популярней прежнего стали точечные удары независимых промоутеров. «F. Y. Intertainmcnt» в лице Бирмана и Салмаксова, а также молодой художник и архитектор Михаил Бархнн объединили усилия и обрушили на ночную Москву потоки своих проектов.

Историческое разделение танцующей молодежи и солидных «папиков» окончательно закрепилось с открытием в одном из бомбоубежищ клуба «Птюч». Этот поистине долгожданный house-клуб стал культурным центром всей танцевальной столицы и той силой, которая протягивала к этому центру активность молодежных масс. Единственный в своем роде одноименный журнал с восьмидесятитысячным тиражом, интеллектуальная администрация, грамотный дизайн, лучшие промоутеры, диджеи и тщательная сепарация публики — все это сделало «Птюч-проект» лучшим неформальным клубом Москвы.

Саунд-система «Птюч» надежно опиралась на широкие возможности дружески настроенных спонсоров, клуб создал свой лейбл, под его знамена встали все московские диджеи, он гремел, он светился и стал хоть и не первым, но лучшим в своем роде, настоящим эсид-хаусом.

Отзвуки московских открытий, долетевшие до лежащего в снегах Петербурга, закрутили в нем энергетическое завихрение, и в здании давно покинутого прогрессивными рейверами Планетария началось активное движение. Свято место пусто не бывает, и спустя четыре года безмолвия этот космический мемориал, политый кровью первых жертв технореволюции, обрел нового хозяина Поначалу с сарказмом, а потом уже с сомнением и тревогой, «Тоннель» наблюдал за происходящим в Александровском парке. Устоявшаяся в городе ситуация до сих пор представлялась незыблемой, и клуб растерялся при появлении конкурента. Скупые сведения, добываемые разводкой, убедили в серьезности положения — у тех, кто засел в Планетарии, был четкий план захвата ночных развлечений, они активно набирали рабочую команду, сманивали диджеев, за ними стояли немалые силы, деньги и прочие необъятные возможности. Подтверждая эти дурные вести, перед Планетарием выгрузились несколько грузовиков, привезших из Голландии аппаратуру и мебель для нового клуба. События развивались в небывалом темпе, и очень скоро наступил тот день, когда перед входом в Планетарий выстроилась огромная толпа приглашенных.

То, что никакого сотрудничества между клубами не будет, стало ясно уже в самом начале — владельцев «Тоннеля» даже не пригласили на открытие. Помимо этого, Планетарий начат интриговать в замкнутой среде городских диджеев, и часть из них, не прощаясь, покинула вырастивший их подземный клуб. Этот удар «тоннельщики» перенесли тем больнее, что вместе с перебежчиками от них ушла добрая половина привычных посетителей. Ошарашенные происходящим подпольщики некоторое время присматривались, но зло, заплясавшее в новом клубе, само подсказало им правильный вывод — потерявший посетителей, поредевший рядами «Тоннель» на самом деле эволюционировал и очистился от налипшей на нем грязной шелухи. Весь клубный сброд, бандитская рать и прочая нечисть, резвившиеся в его недрах, мгновенно покинули Подземелье, как только наверху замигали огни коммерческого клуба. Позиционировавший себя как место для «нормальных людей», Планетарий создал для них благоприятнейшие условия и теперь лопался по швам от обилия «братков».

Осознав свой истинный выигрыш, «Тоннель» возликовал и стал энергично метать рекламу, еще больше отпугивающую «пацанский солидол». С этого момента ночная молодежь разделилась на два вида: правильные «планетарские» и неформальные «тоннельные». Благодаря появлению Планетария открытое противостояние между «нормальными» и «неформальными» ослабело, а пропасть презрительного отвращения позволила им при желании не смешиваться вовсе.

Весной из московских странствий вернулся Миха Ворон. Вдоволь наигравшись в коммерческих клубах столицы, он решил снова обратиться к промоутерской деятельности в Петербурге и энергично принялся за дело. Оценив конъюнктуру, он присмотрелся к городским окрестностям, и объектом приложения его кипучей энергии стал Сестрорецкий курорт. Удачно найденное место позволит ему надолго завладеть вниманием публики. Огромный белокаменный пансионат на берегу Финского залива тонул в хвойном лесу и надежно скрывал от глаз посторонних громоподобные танцульки. Молодежь десантировалась в Сестрорецком курорте, танцевала до упаду, спала в чилауте, потом снимала дешевые номера и, пьянствуя да забавляясь сексом, дожидалась в них следующих вечеринок. Эти регулярные забавы стали крайне популярны, а замешанные на таблеточных переживаниях эмбиент-чилауты курорта превратились в активно действующий клуб знакомств.

Одновременно с Вороном в ночном городе объявились никому доселе неведомые, но очень энергичные промоутеры. Мелкие любительские вечеринки в фойе кинотеатров и дешевая ксероксная реклама постепенно уходили в прошлое, теперь ставки делались на бюджетные постановки и глобальный промоушен. Поскольку разорительные масштабы крупных проектов бывали крайне губительны, на плакатах рейвов все чаще появлялись товарные бренды и логотипы спонсоров. Менялся и привычный список мест их проведения. Теперь это был ТЮЗ на Загородном проспекте, Цирк на Фонтанке, павильоны «Ленэкспо», зал под стеклянным куполом училища барона Штиглица.

Стремительная индустриализация городских рейвов, медиапропаганда вечеринок, появление новых коммерческих клубов и растущие полчища ночной молодежи полностью вывело house-музыку из подполья. Из тщательно законспирированного музыкального явления, каким они были в начале девяностых, к середине 1995 года ночные вечеринки превратились в массовое молодежное движение, и поток событий начал размывать привычное равновесие сил. Все, от чего так ликовала молодежь, теперь не устраивало и крайне раздражало надзирающие органы. Спешно созданные подразделения МВД забрасывали в клубы и на рейв-площадки своих резидентов, начался тотальный сбор информации, проводились рейды, обыски и задержания. У всех, кто танцевал по ночам, теперь появился шанс стать жертвой вооруженных налетов ОМОНа, прозванных за свой адский антураж и жестокость «маски-шоу». Выискивая в клубах рецидивистов, убийц и драгдилеров, ОМОН настолько не церемонился с общей массой молодежи, что ужас этих рейдов стал главной клубной страшилкой. Бескомпромиссное противостояние милиции с рейверами закончилось в тот год грандиозным погромом ночных заведений, случившимся в Петербурге после убийства бандитами одного из оперативных сотрудников.

Эмоциональная мотивация, толкнувшая власти крушить ночные клубы, стала известна уже потом и далеко не всем, но то, что пережили подвергшиеся налету гости «Тоннеля», запомнилось им на всю жизнь. Зверообразной лавиной вооруженные люди в масках влетели в переполненный клуб и принялись избивать всех подряд. В считанные минуты прекрасная вечеринка с немецким диджеем была растоптана озверевшим спецназом. Извергающие матерщину бронированные терминаторы с помповыми ружьями бегали по лежащим на полу юношам и девушкам, лупили кого попало прикладами, свирепо глумясь над ними за смерть товарища. После ухода мстителей молодежный клуб был в буквальном смысле залит кровью. На опустевшем после тотального ареста танцполе валялись дамские заколки, оторванные рукава рубашек, выбитые зубы и ломаные оправы очков. Из тех, кто танцевал в клубе тон ночью, пострадали практически все, но что было гаже всего — немецкому диджею выбили прикладом два зуба

Но и это снесли поклонники семплированной музыки. Иллюзий по поводу ханжеской власти и ментовского гуманизма никто не испытывал, так что все остались при своем, и танцы в побитом «Тоннеле» продолжились уже со следующей пятницы.

13

В конце апреля сырой, промозглой ночью по Приморскому проспекту в сторону курортов Финского залива мчался маленький «гольфик». Талая жижица мокро шелестела под днищем машины, а быстрые махи дворников едва поспевали утирать бегущие по стеклу росчерки дождевых брызг. За рулем сидел Данила Ди Каприо, рядом с ним угрюмо курил Андрей, а на заднем сиденье слепились в ком три заливающиеся смехом девицы, прихваченные друзьями для лучшей устойчивости этого необычайно шустрого автомобиля. «Пуля» — так именовал Данила свою машину — была куплена в польском спорт-клубе, весу в ней было шестьсот килограммов, но эта кроха имела турбированный стосильный мотор, переставленный в нее из настоящего «порше». Эффект этого имбридинга был настолько потрясающий, что вот уже вторую неделю друзья летали на этой «пуле» по всему городу, вжимаясь от ускорения в кресла и хохоча от физических перегрузок.

Промелькнули световыми пунктирами Ольгино, Александровская, потом Лисий Нос, «пуля» влетела в поворотный круг и, сбросив скорость, стала красться по спящему Сестрорецку.

— Смотри! — указывая вперед рукой, воскликнул Андрей. — Похоже, что менты!

— Вижу, гаси музыку!

Данила дернул рулем, машина спрыгнула с дорога и тенью юркнула в частную застройку.

— Куда ты?

— Удираем, куда же еще, у меня нет прав.

Поблуждав по темным улочкам, беглецы вынырнули у железной дорога, а уже она привела их к нужному переезду, за которым начиналась территория пансионата.

— Менты не спят, но мы прорвались, — радостно сообщил Данила притихшим девушкам. — О-о-о! Да тут серьезное движение!

Перед грохочущим отзвука концертным залом пансионата везде где только можно на ковре из прокисшей за зиму листвы стояли машины.

— Выгружайтесь.

Андрей выбрался на свежий воздух, но не взбодрился, а напротив, захлебнулся испариной нехорошего предчувствия. Их маленькая компания с минуту постояла перед зданием, а после разошлась в разные стороны: девушки за махали кому-то в толпе перед входом, Данила встретил знакомых и отстал, а Андрей, воспользовавшись одиночеством, еще раз обвел мерцающие стекла пансионата мутным взглядом.

«Света, Света! Где ты, где ты?» — пропел он сам себе.

Кого он звал и почему был так невесел, понять было несложно: Андрея томил жар любовного влечения. Две недели назад здесь же, в курорте, валяясь в полутемной комнате на мягких матах, он познакомился с известной тусовщицей Светой Чешуей. Свое странноватое прозвище эта clubqueen получила оттого, что являлась на танцполы в обтягивающем тело и переливающемся серебряными чешуйками платье. Не знавший этой ее особенности и растомленный таблеточной одурью, Андрей нашел своеобразную внешность Чешуи весьма привлекательной, а оттого загорелся нежданным пожаром любви. Ощущения, получаемые на контрасте, всегда сильны, поэтому после антиклубной чопорности ухоженной Марины компанейская и бескомплексная Света показалась ему необыкновенно сексуальной. Смахивающая на небольшого росточка японку, эта улыбчивая с маленьким насмешливым ротиком девушка очаровала скучающего Андрея, и он с жаром набросился на се изгибистое тело. Они долго целовались в чилауте, потом в такси, а очнулись голые у нес дома. Неделя пролетела в упоительном дурмане, они встречались почти каждый день, но Андрей день ото дня стал привносить в эти встречи все больше зашкаливающих эмоций. В «Тоннеле» он появлялся редко, а с недавних пор забросил и строящуюся «Пирамиду». Света заполнила собой его время, он наслаждался своей находкой и видел в ее простоте достойный для себя финал.

— Андрей! Не спи! — голос Данилы вывел его из оцепенения.

Вдвоем они протискались сквозь толпу на входе, миновали милицейский кордон и оказались на вечеринке.

— Чего делаем? — нерешительно замялся Андрей.

— Как обычно. Бухнем, курнем, подрыгаемся. А ты чего? A-а… Ты по своей Чешуе сохнешь? Да она наверняка где-то здесь, зажигает. Где ж ей быть? Это хорошо, что ты размочился на этой Свете-конфете, но сильно в голову не бери, заболеть можешь, а лучше знаешь что?

— Что? — переспросил Андрей печальным голосом хворающего ипохондрика.

— Помнишь ту сисястую официантку из казино?

— Ну да. Это трудно забыть.

— Так вот, не прошло и года, она вчера объявилась в клубе!

— Да ладно!

— Говорю тебе! Прорвалась в офис — и ко мне.

— Ну а ты?

— Я в нее литр мартини — и в седьмой ставень, на опыты. Должен тебе доложить, что помимо своих шаров, она еще и мастер спорта по сексу. У нас были просто олимпийские соревнования на всех снарядах. Завтра у меня с ней показательные выступления.

— Ну и что? Я-то чего? Зрители нужны?

— Нет, хуже. Требует второго игрока.

— Знаешь что! — наконец-то заулыбался Андрей.

— Знаю! — самодовольно ухмыльнулся Данила. — Пошли к бару.

Выпили по рюмочке, потом и по второй, после шестой Данила наметил в танцполе жертву и честно признался:

— Я, наверное, поутру тут останусь. Чувствую, вон та, без лифчика, не даст мне сегодня покоя. Пойду познакомлюсь.

Он качнулся от стойки, глумливо виляя телом, вплыл в танцпол и уже через пять минут мял намеченный толлес в полутьме под колонками. Слегка захмелевший Андрей хлопнул еще коньячку, выдохнул из себя пряный жар и тут усидел Свету. Как всегда улыбаясь, Чешуя танцевала в бурлящей толпе, и лицо ее светилось счастьем. Ревнивый паук в голове у Андрея быстро сплел паутинку, он насупился и стал пристально осматривать ее партнеров. Но молодые люди рядом на нее не пялились. Света танцевала с Натусиком, клубной завсегдатайшей, тихо приторговывавшей на вечеринках таблетками.

Очень скоро их взгляды встретились, Чешуя улыбнулась ему через весь зал, обняла Натусика, девушки зашептались и стали пробираться к бару.

— Привет, — близоруко щурясь, промурлыкала Света.

— Скучаешь?

Андрей неопределенно дернул головой и, не дождавшись поцелуя, пробурчал:

— Я тебе звонил. Вчера. Сегодня.

— А, да? А я была в гостях.

— А чего ты такой скучный? — с ироничным участием поинтересовалась Натусик.

— Я не скучный, — начиная злиться, ответил Андрей. — Мне весело.

Чешуя игриво подмигнула подружке, та пригнулась к Андрею и зашептала на ухо:

— Хочешь таблеточку?

Андрей нахмурился, но Света ласково дотронулась до его руки:

— Догоняй нас.

Натусик сделала неуловимое движение по складкам своей одежды и поднесла руку к его лицу.

— Ам!

Андрей и сам не заметил, как таблетка оказалась у него во рту. Пока он покушал сок, запивал и расплачивался, девушки снова затанцевали. Стоя у бара, он, разжигаясь, смотрел на танцующую Свету, а она время от времени бросала ему многообещающие взгляды. По прошествии получаса музыка стала так колоть его электрическими разрядами, что Андрей сбросил маску печального Пьеро и пошел косить руками на танцполе. Старый знакомый Костя Лавски, играя за пультом, лукаво подмигивал ему, Андрей уже успел потерять сброшенный свитер и теперь танцевал в одной футболке.

Жаркие танцы продолжались несколько часов и незаметно дотащили его до самого утра. Выпустив семь потов, он остановился и стал собираться с мыслями. Рядом никого не было. Какие-то безымянные знакомые одобрительно качали ему головами, он встрепенулся, пробежался по вечеринке и только в самом темном углу нашел Данилу с его новой знакомой.

— Эй, на шхуне! Данила! Слышишь! Шесть утра, поехали в город.

Одуревший от петтинга Данила страстно промычал:

— Угу.

— Чего угу? Свиданье на лугу! Забирай это тело — и поехали. Я за рулем.

Наулине, по утренней прохладце, стало невероятно хорошо. Монотонный бой басовых колонок тряс толстые стекла пансионата, но в глубине леса распелись птицы, и их веселый пересвист ложился живой музыкой на этот мертвый гул. Раздосадованный тем, что Света бросила его одного, Андрей сосредоточенно курил, воображая себе, где она может быть и что делает. Спит, наверное.

Подпирая друг друга плечами, из дверей пансионата с хохотом вывалились несколько пьяных молодых людей. С бетонных балконов жилого корпуса на их утренний кураж с гневом смотрели отдыхающие в санатории пенсионеры. Им было отчего негодовать: всю ночь курорт дрожал от музыки, под окнами выли сигнализации, орали пьяные, слышались визги и хохот золотой молодежи. Один из этих весельчаков вырвался из рук друзей, опрокинулся на капот своей машины и, приставив к ширинке бутылку шампанского, начал показывать старичкам неприличные телодвижения. После этого он встряхнул бутылку и с воплем: «Я кончаю!» облил себя и своих истерически хохочущих друзей струей винной пены.

Неожиданно рядом с «пулей» появился Данила. Нежно поддерживая за ягодицы свою пошатывающуюся подружку, он отпер двери, перебросил ключи Андрею и, согнув девушку пополам, стал запихивать се на заднее сиденье.

— Помчали! — бодро засуетился Андрей.

Данила потер глаза и, потянувшись всем телом, замурлыкал:

— Свези нас в «Тоннель», но шибко не гони, я еще тут поработаю.

Машина оторвалась от влажной земли, и уже через пятнадцать минут свет ее фар летел по пустынной трассе.

Ворвавшись энергичным бегом в подъезд дома, где жил а Света, Андрей взлетел на второй этаж и остановился перед дверью ее квартиры. В руке влажно скрипнул букет синих ирисов. Задержав дыхание, Андрей ткнул пальцем пуговку звонка. Пока они ехали по утреннему туманцу, он так разволновался, что теперь едва владел собой. Возня на заднем сиденье, чмоки да ахи так раззадорили его воображение, что но возвращении в город он уже был полон самых жарких фантазий.

Ноготь пальца побелел, но на этот длинный звонок никто не отозвался. Андрей пошел заливать переливчатой трелью, азбукой Морзе, после замер и прислушался. Глухой фильтр ватно-дерматиновой обивки не выпускал из квартиры ни звука.

— Света! — с досадой воскликнул Андрей и стукнул в дверь коленом.

На старой искусственной коже двери от удара образовалась покрытая кракелюрами вмятина.

— Света! — страстно заголосил он еще громче и впечатал в дверь кулак. — Открой!

Мягко клацнула задвижка, Андрей рванул дверь, но она не поддалась; звякнув, натянулась цепочка. В образовавшуюся щель на него испуганно посмотрела Света.

— Это я. Зачем не открываешь? Куда ты делась, я искал…

Она не ответила ему, странно улыбнувшись, отперла дверь и пошла вглубь квартиры. Андрей вскочил в прихожую, впился в нес затуманившимся взглядом и задышал — Света была абсолютно голая.

— Подожди на кухне, — послышался из спальни ее слегка осипший голос. — Ты так стучал, я перепугалась. Сейчас оденусь.

— Не одевайся, — игриво зарычал Андрей. — Я уже сам раздеваюсь.

Мгновенно сбросив на пол верхнюю одежду, он рванул пуговицы на джинсах и, стряхивая штанины, попрыгал в спальню на одной ноге. Тяжелые шторы были плотно за дернуты, и в глубине полутемной комнаты из постельного кургана на его прыжки с тревогой смотрели два прищуренных глаза. Андрей стащил через голову майку, снял носки и, не зная, что лучше сделать: сначала снять трусы, а уже потом рвануть с нее простыню, ухватился за простыню и отбросил ее на пол.

— Сюрпрайс!!! — возбужденно пропел он, взмахивая букетом ирисов.

Замерев в этой позе, Андрей растерял весь свой задор, опустил руки и прикрыл цветами рельеф эрекции. В мятой и пахнущей теплом тел кровати, обнявшись, лежали Света и Натусик. Голые любовницы трусливо улыбнулись и, играя искорками бесстыдных глаз, стали услужливо тесниться, уступая ему часть кровати.

— Я же тебе говорила — догоняй нас, — пролепетала Света.

— Догоняй себя сама, — заливаясь краской гнева, выдавил из себя Андрей. — Только догонялку возьми подлиннее. Сука!

Наотмашь он хлестнул лесбиянок ирисами и, чертыхаясь, выбежал вон. Хлопнула дверь. Одевался он уже в подъезде — обувь без носков, куртка на голое тело, шапку забыл вовсе. Неожиданно вверху открылась дверь, и на лестницу выскочила Натусик.

— Андрей! Андрей! Вернись. Света зовет. Мы просто в таблетках. Ты не так понял!

— Твое счастье, что я не понял, — крикнул он ей. — Увижу тебя в «Тоннеле» — придушу собственными руками. Привет!

Очутившись на улице в таком буреносном состоянии, Андрей поежился от лезшего под куртку ветерка и с раздражением представил себе всю смехотворность собственного положения. Огнем его стаз жечь стыдливый гнев отвергнутого самца, и впервые в жизни захотелось ударить женщину. Со злой гримасой он представил, как его пусть и не боксерский кулак крепко печатает порочное лицо Натусика. Бац! Бац! Еще раз! Еще! Натуснк визжит, ах как хорошо! Ну и еще разочек! Андрей выпустил пар, горько ухмыльнулся и огляделся по сторонам.

Теперь главное в ментовку не попасть, а то там приласкают.

Усевшись в машину, он вжал педаль в пол, и «пуля» помчалась по пустынным улицам воскресного города. Когда реактивная машина подлетела к клубу, на асфальтовой площадке толпилась молодежь. Прикрывая полами куртки голую грудь, Андрей нырнул в гремящее Подземелье. Клуб по субботам работал до девяти и в этот утренний час был еще полон людей. Выгнав из офиса всех посторонних, Андрей спросил Олега или Дениса, затребовал Данилу и сигареты. Первым объявился слегка помятый, но счастливый Данила. Осмотрев с улыбкой экипировку друга, он приступил с ехидными расспросами.

— Ты что, в бане был?

— Ага. В лесбийской. Едва не попарился. Приглашали.

— Чешуя?

— И эта крыса, Натусик. Ая-то, придурок, с цветами! На чувствах! Тьфу! Найди мне, пожалуйста, майку, не голым же сидеть.

Когда он приоделся и рассказал подробности, возникло желание запить это утро стаканом вина. Друзья переместились к бару, а уже там Андрей обнялся с активно выпивающим Олегом.

— Хорошо, что я снова с вами, — глухим голосом признался Андрей.

— Да, редко появляешься, — похлопал его по плечу Олег. — Как вообще дела? Как «Пирамида»? Они тут звонили вчера, тебя спрашивали. Грозят чего-то. Говорят, ты их бросил, ушел.

— Да они мне год денег не отдают! — в сердцах взорвался Андрей. — Чего работать?

— Ну, не знаю, — равнодушно ответил Олег. — Тебе видней.

— И я не знаю. А вы тут как?

— Да все по-прежнему.

— А это что?

— Где?

— Да вот. На стене висит.

На черной стене, напротив бара были приклеены несколько плакатов:

Resident Frontpage Tranx, Tommy Yamaha.

— Вечеринка, — с фальшивой беззаботностью ответил Олег.

— Вижу, что вечеринка. А кто проводит, Планетарий?

— Нет, не Планетарий. Проводим мы, в Молодежном театре.

— Мы? А почему я ничего не знаю?

— Ну, это… В общем, сейчас придет Денис, он тебе все и расскажет.

Олег растворился в толпе, а Данила зашептал Андрею:

— Я давно хотел тебе сказать, но ты завис на своей порнухе.

Они делают вечеринку в Молодежном, по нашей общей схеме. Маша вызвала немцев из «Фронта», зарядили радио «Катюша», «Кока-Колу», все дела! Но они решили, что раз вас с Лехой в клубе нет, значит, вас нет и во всем остальном. В общем, они работают «на троих». Денис, Маша и Олег.

— А я? А мой брат? — заорал Андрей. — Как же «Корпорация счастья»? Какая еще Маша?

Данила еще пожимал плечами, когда Андрей уже рассвирепел и пришел в такое взвинченное состояние, что едва не кинулся на улыбающегося Дениса.

— Вы что, меня с Алексеем кинуть решили? Так, что ли? Что ты улыбаешься? Я тебя спрашиваю! Что это за сепаратная вечеринка в нашей общей компании?

Туманная улыбка сползла с лица Дениса, он стал морщить лоб и выкладывать контраргументы.

— Андрей, у тебя свои проекты, у твоего брата свои, а у нас свои. Какие претензии? Мы же не спрашиваем тебя, почему ты один строишь свой клуб или почему Леша работает в Москве. У нас есть время, вот мы и делаем что умеем.

— Что умеем? Да? А ты один учился это делать? Это твоя личная разработка? У нас компания, и независимо от того, где мы находимся, мы все партнеры этого бизнеса Вы решили воспользоваться результатами общего труда и положить деньги себе в карман? Ты присвоил себе, своему другу и своей девушке ту часть общего проекта, которая принадлежит мне и моему брату. Вы попросту решили нас кинуть! Так?

— Нет, не так, послушай!

— Пошел ты!…

— Не разговаривай со мной так!..

— Пошел ты, я тебе говорю!!!

Наступая на Дениса и изрыгая угрозы, Андрей загнал его в офис, за ними вбежал встревоженный Олег, и дверь с треском захлопнулась.

Прошло два часа, давно закончилась вечеринка, разошлись гости, диджеи и охрана. В опустевшем клубе на трехногом табурете одиноко сидел грустный Данила. Хмель не брал его, но от душевной сумятицы он подливал себе виски и с тревогой слушал громкие возгласы за закрытой дверью. Наконец там все смолкло. В пустом и замусоренном клубе стало слышно лишь, как старенькая уборщица выметает пивные банки. Дверь офиса распахнулась, и оттуда, надевая на ходу куртку, вышел красный лицом Денис. Следом за ним выбежал Олег. Не говоря ни слова, взбешенные друзья покинули клуб, и наверху хлопнула тяжелая дверь.

Страшась увидеть что-то ужасное, Данила тихонько заглянул в офис. Андрей сидел, скорчившись в кресле, уронив голову на сцепленные руки. Вся эта ночь и все ночи, ей предшествовавшие, разочарования последних дней, неуверенность, усталость и обиды — все это слилось сейчас в каком-то невиданном выражении его лица. Посмотрев в глаза другу, Данила вздрогнул и понял, что случилось самое страшное — лопнула и раскололась их привычная жизнь. Вдребезги, навсегда, окончательно. Теперь больше нет их компании, ушли Олег и Денис, остался осиротевший Андрей, и одному богу известно, зачем они так дешево продали друг другу свою молодую и верную дружбу.

— Андрей, — осторожно позвал Данила. — Ты живой?

— Живой. Но на две трети умер.

— А что теперь?

— Не знаю, — устало ответил Андрей. — Они попробовали исключить нас, но все закончилось тем, что я исключил их. Окончательно и бесповоротно. Их больше нет. Они ушли. Заявили, что не хотят иметь дело с таким человеком, как я, и ушли. А я любил их, любил, но оторвал от себя. Но пусть лучше я буду таким жестоким в их честных глазах, чем они такими хорошенькими в моих оплеванных. Все кончено.

— Они еще передумают, — с надеждой воскликнул Данила.

— Нет, не передумают. Дело пошло на принцип. И проблема не в какой-то вечеринке.

— А в чем же тогда?

— Им надоели и я, и мой брат со своими первыми ролями, они хотят быть сами, везде и во всем. Первыми и единственными.

Данила присел, прикурил две сигареты и одну протянул Андрею:

— Думаешь, они построят свой клуб?

— Думаю, да. Не клуб, так что-нибудь другое. Дело не в этом.

— А в чем?

— Все вместе мы могли сделать нечто большее.

— Что же?

— Мы могли построить «Корпорацию счастья».

— И что теперь?

— Боюсь, что это конец нашей красивой игры. Несчастливый конец. Хотя как знать. Игра не закончена, пока игроки на поле. Думаю, они будут биться, и мы еще встретимся, просто теперь каждый будет биться за свою команду. Впрочем, я теперь не думаю, что уцелеет даже их дружба.

— Почему же? Они знают друг друга сто лет.

— Яд предательства друзья пробуют только один раз.

Собеседники замолчали и молчали довольно долго. Тягости в этом молчании не было, они легко молчали, как две хорошо понимающие друг друга половины одного воспаленного мозга.

— Ну а ты-то останешься? — с неожиданной силой выдохнул Андрей. — Иль одному томиться мне, в сыром и мрачном Подземелье?

— Я с тобой! — произнес растроганный Данила.

— Спасибо, друг. Не могу тебе передать, как тошно мне сейчас.

— Хочешь, позову доктора?

— Кого?

— Джони, он тут, за дверью.

Данила принес литровую бутылку виски и мигом наполнил пластмассовые стаканчики.

— Гадость, конечно, но сейчас поможет. Давай, потихоньку, — скомандовал он. — Не чокаясь.

— Да, я уже чокнулся сегодня, всей головой.

Глядя друг другу в глаза, сопя и отдуваясь, они выпили по целому стакану виски и когда утерли носы, были уже совершенно пьяны.

— Что за день такой! — хватаясь за голову, горестно простонал Андрей. — Такого дерьма наелся. Бабы, друзья, грязь. Тьфу!

У него зачесались глаза, но тут в душе щелкнули распределительные клапаны, и вместо скупых слез наружу полезла недовысказанная злоба. Ввергая себя в новый виток самоистязания, он еще раз представил себе разрушительные результаты сегодняшнего утра и стал настолько дик лицом, что Данила срочно налил второй стаканчик и стал увещевать своего мрачного друга

— Если ты все для себя решил — плюнь и забудь. Не мучь себя. Любая грязь лучше всего смывается еще большей грязью. Но эта новая грязь должна быть лечебная, расслабляющая.

— Что еще за расслабляющая грязь? Например?

— Ну, например грязный секс.

— Ты думаешь? — с пьяным энтузиазмом оживился Андрей.

— Я тебе говорю.

Друзья махнули еще по глоточку, стукнулись лбами и стали, заплетаясь языками, обсуждать волнующие детали необходимой психологической разгрузки. Договорились до того, что решили срочно, не медля ни минуты, ехать в казино и выманить оттуда грудастую официантку.

— Кстати! — возбужденно помыслил вслух Андрей. — Казино. Они требуют, чтобы я доделал «Пирамиду», а я хочу получить свои деньга. Как все удачно складывается. И деньги, и лечебная групповуха.

Ради взбодрившегося друга Данила был готов на что угодно. Они хлопнули на посошок и стали нетвердым шагом выбираться на улицу.

— И все же я не могу себе представить, что они ушли, — остановившись у дверей и снова проваливаясь в депрессивное состояние, забормотал Андрей.

— А то, что они тебя кинули и остались? Можешь?

— Нет, и это не могу,

— Тогда забудь.

— А! Гори все огнем! Устал я от этой помойки. Ты прав, купаясь в этой грязи, невозможно не замараться. Забавляясь тут ежедневно и лишая мозгов посетителей, мы сами мутировали в аморальных монстров. Эта красивая сказочка про «Корпорацию счастья» на самом деле лишь плод моего излишне романтизированного воображения. Никакого счастья нет. Его нет ни тут, под землей, и ни там, на поверхности. То, чем мы развлекаем своих гостей, — это страшный суррогат настоящих эмоции. Это такое же дерьмо, как и то, во что превращается французская кухня через три часа после обеда. Теперь мне даже кажется, что весь наш «Тоннель» прорыт в огромной куче этого дерьма и мы прячемся в нем, потому что нам просто некуда больше идти. Мы отгородились от остального мира и знать его не хотим. Нам скучно с обычными людьми, потому что они трудолюбивые дневные червяки, копающиеся в этой куче, а мы брезгливые неформалы, замуровавшие себя в этом чертовом склепе. Мы сидим тут, ниже уровня земли, и бредим под техномузыку идеалами искусственного счастья. Мы просто пещерные люди после атомной бомбежки. Дети Подземелья, честное слово.

Поблуждав по городу и слегка протрезвев, молодые люди заявились в никогда не спящее казино. После года строительства «Пирамиды» и частых визитов к заказчикам они хорошо выучили распорядок жизни этой фабрики грез, поэтому безошибочно рассчитали время встречи с Альбертом. Увидев давно отсутствовавшего дизайнера с темными кругами под глазами, и его потрепанного помощника, хозяин казино нахмурился, подсел к молодым людям, и у них завязался напряженный разговор.

— Что не появляешься? Загулял? Дело стоит. Нужно заказывать аппаратуру, мебель, никто ничего не знает.

Наш инженер заканчивает отделку, но он ничего не понимает в клубах. Туту нас появился одни человечек, он привезет аппаратуру из Финляндии, тебе нужно с ним познакомиться, и вообще начинайте работать. Времени нет. Андреи в непривычной для себя манере слушал, не перебивая.

— И не заставляй нас тебя разыскивать, — сухо закончил Альберт, вставая и собираясь уходить.

— Заплатите мне деньги, и не придется разыскивать, — спокойно ответил Андрей.

— Деньги? — Альберт с улыбкой повернулся к нему. — Так дело еще не сделано, а мы уже часть заплатили.

— Год назад вы дали треть и прекрасно знаете, кто эти деньги получил.

— Да, знаем, но это твои люди.

— Альберт. Твой клуб будет доделываться с завтрашнего дня, но я пришел затем, чтобы мне заплатили сегодня, — упрямо повторил Андрей. От пережитых стрессов и разочарований он окаменел и впал в апатичное упрямство.

— Да, но это большие деньги, — внимательно разглядывая изменившегося дизайнера, произнес Альберт.

— И я на вас немало поработал.

— Нужно подумать.

Андрей вскочил на ноги и протянул руку для прощания.

— Постой, какой ты стал резкий. Сядь, договорим. Какая сумма?

— Десять тысяч.

— Так много?

— Для вас это ветер.

В первый раз за год рабочих встреч в разговоре между ними повисла такая напряженная пауза. Пока Альберт молчал, к столу, за которым они спорили, приблизились два охранника. Андрей увидел их маневр, но продолжал безучастно курить, в их сторону поглядывали крупье и официантки, а подавленный Данила безмолвно глядел в потолок.

— Хорошо, — неожиданно произнес Альберт. — Ты получишь свои деньга. Сейчас, — со значением добавил он. — Но работа возобновится с завтрашнего дня. Если этого не произойдет, по твоему следу побежит серый волк.

— Ну, это понятно, — с прежним спокойствием ответил Андрей.

Альберт встал и жестом пригласил его следовать за собой.

— Поймай такси и жди меня на улице, — беззаботно шепнул Андрей своему другу.

Охранники сорвались с мест и взяли его под конвой. Проводив их взглядом, Данила быстро осмотрел игровой зал и увидел свою подопечную. Несмотря на серьезность момента, игривая улыбочка выползла на его лицо. Побрякивая ложечкой в пустом чайном стакане, он подошел к бару и шепнул затрепетавшей официантке:

— Юля, если сейчас все хорошо закончится, будем ждать тебя в пять вечера у клуба. Подготовься. Будешь петь в два микрофона.

Такси на Мойке поймать непросто, Данила долго ждал и в конце концов сыскался частник, согласившийся остановиться у сияющего лампочками казино. Посматривая на воду и начиная терять терпение, Данила нервно курил, и тут кто-то взял его за плечо. Резко обернувшись, он увидел совершенно бледное лицо Андрея.

— Поехали отсюда. Скорее.

Друзья вскочили в машину, и, только захлопнулись двери, Данила набросился с расспросами. Вместо ответа Андрей расстегнул куртку и вытащил толстую пачку долларов. Водитель, увидев такую кучу денег, вильнул рулем и закашлялся.

— Смотри на дорогу, дедушка, а то врежемся, — радостно засмеялся Данила. — Рассказывай!

— Чего рассказывать, ты сам все видел. Пока считали деньги, эти два Громозеки чуть дырку во мне не проглядели, я аж вспотел от их заботы, когда они пошли меня провожать. Андрей закурил и стал нервно оглядываться.

— Думаешь, они за нами поедут? — нахмурился Данила.

— Не знаю. Но уверен в одном: или они, или наша «крыша», но кто-то точно попытается помочь нам потратить эту десятку.

— Чего делать?

— Самое лучшее — успеть ее потратить самим, и по возможности сегодня же.

— Но мы столько не выбухаем, да и Юлесса нас ждет. Мы же хотели расслабиться.

— Какая еще Юлесса? Ты что, уже подцепил бабу, пока я в казино надрывался?

— Да нет же! Ты все забыл: лечебная грязь, порноаэробика!

— A-а! Высокий стиль? — заулыбался Андрей.

— Ну да. Она еще поет во время минета. Можем ее вокалисткой зачислить в нашу группу, я уже и название придумал. «Два пистолета». Как тебе?

— Звучит неплохо, но нам нужно срочно сделать какую-нибудь покупку, пока у нас не отняли эти деньги. Желательно такую, которую тоже не отнимут.

— А давай купим «Беломора» на всю сумму. Накуримся в дым. Или лучше ментовский уазик! Будем на нем по клубу ездить. Его точно не отнимут.

— «Беломор» — это бред, а вот машину можно. Только какую?

— А давай тебе купим исполкомовскую «Волгу», с оленем, как у председателя колхоза Скромно и с достоинством. Главное — менты тормозить не будут. Сталина на лобовое, бахрому и леопардовые чехлы, короче — весь цыганский тюнинг. Продавщицы из магазинов будут на капот прыгать.

— «Волгу»?

— Зверь-машина!

— Давай «Волгу».

Уже через полчаса в автосалоне на Выборгской набережной появились два странных покупателя. Один из них, худой и угрюмый, бродил между выставленных автомобилей с дымящейся сигаретой и недоверчиво присматривался, а другой! улыбчивый и нахальный, с бутылкой виски, паясничал в полный голос:

— Скажите, а у вас есть вот такая же, но только без крыльев? — прихлебывая из горлышка, поинтересовался он у выскочившего селмена. — Нет? Будем искать. Подозрительная парочка, смущая персонаж облюбовала белую «Волгу» и потребовала ключи.

— У нас только по предоплате, — надменно заявил удушенный галстуком администратор с большой бородавкой на носу.

— Бабок — во! — агрессивно сообщил ему курильщик, делая пачкой долларов выразительный жест поперек горла.

Увидев его степень готовности, администратор засуетился, принес ключи и стаканчики под виски, а сам побежал хлопотать в конторку. Уже через пятнадцать минут дирекция салона воодушевленно трясла руки пьяным покупателям:

— Сигнализация, центральный замок, аптечка и двадцать литров бензина!

— Звучит неплохо, — мрачно одобрил покупатель, — остается еще пара долларов на шлюх и выпивку.

Недоуменно пожимая плечами, торговцы проводили белую «Волгу» до ворот.

— И вот я без друзей, и вот я снова без денег! — со странной отрешенностью произнес Андрей, выкатываясь на шумную улицу. — Знаешь, Данила, такого тяжелою дня у меня никогда в жизни не было.

— Подожди, — разваливаясь на кресле, мечтательно произнес Данила — Он еще не закончен. Мы только переходим к заключительной части сегодняшней трагикомедии — выступление группы «Два пистолета».

— Ты думаешь, стоит?

— Прочь тревоги, прочь сомненья! — с чувством пропел Данила. — Юлесса должна ждать у клуба, хватаем это животное и сразу задело. Предлагаю устроить ей прослушивание прямо в машине. Только давай, пожалуйста, проедем мимо Сытного рынка, чтобы хачики протащились. Блондинка с буферами, белая «Волга» их нереально вставит.

— Издеваешься, гад, ты же сам мне это ведро присоветовал.

— Полный вперед!!! — скомандовал Данила, швыряя допитую бутылку в окно.

Когда «Волга» белым лебедем подплыла к Любанскому переулку, блондинка уже поджидала у клуба Увидев снова эту необычайно пышногрудую секс-бомбу, Андрей струсил и попытался откреститься от спаривания, но строгай тренер не дал ему спрятаться в панцирь:

— Начинаем операцию «Группенфюрер»! — командным голосом объявил он. — Действуем быстро, но жестко.

Данила перелез на заднее сиденье и открыл девушке дверь.

— Привет, мальчики, — ласково поздоровалась Юлесса, усаживаясь в машину.

— Ну! — строго подступил к ней Данила, открывая бутылку мартини. — И что мы с тобой будем делать?

— Делайте со мной что хотите, только не убивайте, — засмеялась Юлесса и расстегнула розовый плащик.

— Вау! — взвыл Данила.

Через два часа в вечерних сумерках дежурный наряд Центрального РОВД обнаружил в парке Театра юного зрителя стоящую прямо посреди газона абсолютно новую автомашину «Волга» без государственных номеров. Заинтересовавшись странной находкой, пятеро милиционеров вышли из патрульной машины и стали держать совет.

— Может, она заминированная, — опасливо предположил самый бывалый из наряда. — Надо на пулы сообщить. Такие случаи бывали.

— А может, угнали из магазина и бросили?

— А почему внутри ничего не видно? Как будто в дыму все? Может, горит?

Один из милиционеров включил фонарик и направил его на запотевшие стекла. Неожиданно машина дрогнула, качнулась и засмеялась женским голосом.

— Да там кто-то есть! — возмущенно зарычал старший по званию. — Эй, выходите по одному, руки на капот!

Открылись задние двери, и из машины со смехом выбрались два взлохмаченных типа, в одних джинсах и носках. Застегивая на ходу ширинки, подозрительные личности поздоровались с милицией.

— Так, кто такие! Что тут делаете?

— Мы артисты. Отдыхаем после выступления, — нахально улыбаясь, заявил один из задержанных.

— Артисты? Это откуда, из Юного зрителя?

— Точно! Довольно юного.

— А кто там еще?

Сначала показались голые женские ноги, а потом и все остальные части эффектной блондинки в розовом плащике. Прижимая к груди бутылку мартини, босая девушка, пошатываясь, встала и приветливо улыбнулась милиционерам.

— Девушка, у вас все в порядке? — поинтересовался усатый прапорщик, заглядывая в салон машины. — Наркотики употребляете? Паспорт есть? А что делаете с этими артистами?

— Пою! — счастливо улыбаясь, сообщила блондинка.

— И что поете? — дожевывал свои вопросы прапорщик, изучая документы на машину и паспорта «артистов».

Вместо ответа веселая девушка сделала последний глоток, уронила пустую бутылку на землю и протянула к прапорщику руки. Ее легкий плащ распахнулся, и лица милиционеров стали бурыми от смущения. Голая девушка с чувством пропела:

— Виновата ли я, виновата ли я, виновата ли я, что люблю!..

14

В немом и бестелесном калейдоскопе глубокого сна кружились яркие пятна переворачивающихся друг в друге и совершенно неустойчивых к запоминанию картинок. Последняя и самая малая часть бесконечно длинного ночного видения, пристегнутая к нему прозрачной нитью невидимого смысла, — чуткий утренний сон, в котором слабеет инфернальная сила почивающего духа и который всегда потом хочется вспомнить, потому что в нем мелькают приметы для сонников.

Широкий поток солнечного света, рассекаемый оконной рамой, жег пылинки в воздухе и медленно полз по паркету к изголовью кровати. Добравшись до ее спинки, свет неожиданно быстро вскочил на препятствие, спрыгнул на подушку, лизнул разметанные волосы и стал подбираться к лицу. Еще минута — и луч света запустил в закрытые глаза горячие красные кораллы, а спустя еще мгновение Ольга окончательно проснулась.

Никогда в своей жизни она не любила этот миг. Эта ежедневная пытка прощания со сном тяжелей всего истязала ее в детские годы, когда приходилось подчиняться неизвестно каким злодеем придуманному распорядку, вставать и чистить зубы, стелить постель, а после идти через сельское кладбище в школу. Но сейчас она лишь прикрыла глаза рукой и ощутила кожей тепло утреннего солнца. Ольга потянулась, улыбнулась новому летнему дню и негромко позвала

— Майя! Майечка! Девочка моя.

На ее зов в комнату вбежала вислоухая длиннотелая собака, цокающая коготками коротких ножек и размахивающая при беге изогнутой саблей хвоста. Подобравшись к хозяйке Майя вскочила передними лапками на кропать, уложила морду на уши и застучала хвостом по паркету. Печальные глаза бассета красноречиво говорили: «Вставай! Вставай! Я хочу есть. Мне скучно».

Не удовлетворившись гипнозом, Майя размашисто лизнула локоть хозяйки и издала ультразвуковой писк.

— Встаю.

Поднявшись и потерев глаза, Ольга зевнула и начата неспешное путешествие по квартире. Выйдя из залитой солнцем спальни, она оказалась в полутемном и пахнущем прохладной пылью, невообразимом по размерам коридоре. Этот украшенный колоннами необъятный коридор привел ее в гигантскую кухню с дореволюционной печью, чугунной раковиной посудомойки, окном во всю стену и дверью, ведущей в комнату прислуги. Ольга набрала из носика старого мойдодыра крохотный черпачок, зажгла газ и стала кипятить воду. Пока поспевал кипяток для кофе, нужно было успеть почистить зубы. Прошагав по коридору в обратную сторону до самого конца, она очутилась в ванной комнате и принялась умываться.

«Хороший день, — подумала она уже за завтраком. — Вот только сон какой-то странный. Закат или восход, не поняла».

Майя мигом слопала предложенный ей бутерброд с маслом и деловито заглянула в пустое мусорное ведро.

— Ничего нет. Мы по-прежнему на мели, — беззаботно сообщила ей хозяйка. — Протянем как-нибудь. А ты и так толстенькая.

Заслышав голоса на кухне, из темного чулана деловито примчался мохнатый попрыгунчик, хорек по имени Шур-Шур. Этот независимый и шустрый зверек был куплен Ольгой для съемок в фильме, а когда кинопроцесс закончился, так и остался жить в ее огромной мастерской. Были еще два кенара-певуна, но те, выпущенные из клетки, напрочь заплутали в двенадцати комнатах и, сдохнув с голода, неизвестно где завалились за шкафы.

Квартира была настолько необъятна, что молодая художница сама ее побаивалась, особенно темными зимними вечерами. В такие вьюжистые ночи, когда за окнами крутилась снежная метель, старый дом, казалось, вымирал, и безмолвная квартира наполнялась подозрительными шорохами. Скорее всего виноват в этом был помоечный разбойник Шур-Шур, орудовавший в мусорных пакетах, но Ольга все равно трусливо забиралась в кровать, звала Майю, и вдвоем они дружно тряслись от страха. В такие моменты Ольге чудилось, что она заколдованная принцесса, которую поселил в этом страшном замке злой волшебник, и она горячо молилась, чтобы когда-нибудь ее спас от одиночества и страха благородный рыцарь на белом гривастом коне. А злой волшебник, который поселил ее в этом замке, звался Надеждой Васильевной.

Это была бодрая духом, неунывающая русская женщина, проработавшая тридцать лет и три года за рулем такси. Они познакомились, когда Ольга, разыскивавшая для себя мастерскую, позвонила по объявлению и пожелала снять за пятьдесят долларов предлагаемую в газете комнату. Показывая художнице эту самую комнату, Надсжда Васильевна почувствовала к ней симпатию, разговорилась с девушкой и поведала ей историю квартиры. Заколдованный замок давно поджидал свою пленницу — еще за год до этой встречи на шестом этаже знаменитого Египетского дома на Захарьевской случился пожар. Огнеборцы, не скупясь, вылили на пламя двадцать тонн воды, все перекрытия промочило, потолки почернели, и жильцов срочно расселили. Барские квартиры, располагавшиеся по одной на этаж, опечатали, и тут, казалось бы, делу конец, но спустя месяц после пожара с югов вернулась Надежда Васильевна. Бравая таксистка наотрез отказалась выселяться и осталась одна, без надоевших соседей в четырехсотметровой квартире. Вскоре, однако, ее забрали к себе дети, и она подала объявление о сдаче своей комнаты внаем.

Где-то далеко и очень настойчиво звонил телефон. Когда Ольга только купила этот удобный аппарат-трубку, она очень радовалась современной штуковине, но с тех пор как поселилась в этих комнатах, все время его теряла и целыми днями разыскивала. Телефон обнаружился в кабинете под кипой бумаг и рисунков.

— Оля, здравствуйте! — приветствовал ее на другом конце линии приятный мягкий голос. — Это Катя Андреева Как вы поживаете? Хорошо? У меня для вас приятные новости. Ваша заявка побелила в конкурсе, и вы получите грант. Пятьсот долларов. Если располагаете временем, приходите сегодня к нам на Чайковского, в наш маленький особнячок.

Оглушенная нежданной вестью Ольга заголосила от радости и, захлебываясь словами, стала благодарить любезную Катю. Закончив разговор, она уже без всякого стеснения заверещала от счастья и, схватив меланхоличную Майю за передние культяшки, пошла вальсировать. Жизнь художника не сахар, а всего лишь жизнь художника, и посему он часто бывает просто голоден. Ольга голодала уже несколько дней.

Финансовый кризис начался три месяца назад и свирепствовал этой весной как никогда раньше. Сначала он уничтожил одну неделю ее жизни, потом вторую, потом и месяц. Чтобы хоть как-то засыпать ночью, они с Майей ходили по гостям, те кормили их чем могли, но все больше чаем с пряниками. Вскоре столоваться у таких же безденежных художников стало совершенно неудобно, и тут судьба прислала им кормилицу. Странная история — осунувшаяся и неугомонная Ольга стала ходить в казино. Не затем, чтобы играть, а потому что в казино на столах всегда были бесплатные сигареты и крекеры. Флегматичная Майя ждала на привязи, а хозяйка жадно курила и набивала карманы печеньем. За этим занятием ее однажды поймал наблюдавший за залом строгий господин с черной бабочкой и дорогам перстнем на пальце. Допросив смущенную девушку и узнав, что она не игрок, а оголодавшая художница, он неожиданно проникся милосердием и, не желая более неволить ее гордость, положил в корзинку с крекерами пластмассовый кружочек.

Десять долларов, предложенные кассиршей казино за эту фишку, были большой суммой. Получив их, Ольга поспешила домой, но спустя минуту вернулась и обменяла обратно. Кассирша задорно ей подмигнула. Игра, фортуна, миг, удача — все эти силы подхватили ее фишечку и трижды прокатили по зеленому сукну. Через пять минут на улице красная от счастья Ольга показывала голодной Майе двести долларов.

Они кое-как расплатились за квартиру и стали жить на оставшиеся деньги. Именно тогда, в начале лета, Тимур Новиков и дал Ольге один совет. Выслушивая знакомых, как пастырь прихожан, Тимур многое знал о жизни каждого из них и, желая помочь, щедро дарил друзьям свои мудрые советы. Видя бедственные трудности и лишения на пути молодой художницы, Тимур посоветовал Ольге не тратить на создание дорогостоящих произведений собственных денег, тем более что таковых и не имелось.

— Мы с вами дожили до того времени, — воодушевленно творил Тимур, — когда в нашу страну устремились институции, которые хоть как-то поддерживают современную культуру. Придумайте художественный проект, опишите его и подайте в Фонд Сороса. Техника, в которой вы работаете, сложна, и для создания новых произведений требуются известные средства. Если ваш проект примут, фонд возьмет на себя все расходы. Иными словами, укажите в заявке нужную сумму и ждите ответа.

Воодушевленная перспективой работы над новыми картинами, Ольга не спала две ночи и сочиняла текст. Когда пять мелко исписанных листиков и ворох эскизов были переданы в фонд, она с волнением начала ждать. День тянулся за днем, полетели недели, прошел месяц. Вскоре она совсем махнула рукой и позабыла о фонде, и вот сегодня раздался этот звонок.

— Сорос, Сорос. Кто же такой этот добрый Сорос? — с ликованием вопрошала себя Ольга. — Не важно, кто он, срочно к нему.

Но тут ее ликование вдребезги разбилось об одну-единственную мысль. Ольга села на стул и призадумалась. Растерянность и грусть одновременно сжали ей сердце — она вспомнила о матери. Последний раз она навещала родителей в их муринском доме ранней весной. Тогда, обнимая деда Федю, отца и подросшего брата Сашу, она была рада, но почему-то запомнила только усталые глаза своей мамы. Отец бросил свой завод и стал тихонько попивать, дед болел, Сашка пропадал на работе, одна она билась там как рыба о лед, сбиваясь с ног на этом средневековом хозяйстве. Магазин, в котором она отработала двадцать лет, продали «новым русским», мама осталась без средств и, не прося помощи, тащила на себе всех мужиков и весь этот заваленный хламом двор, подтопленный огород, стирку, воду и готовку.

«Как же ей дальше жить? — раздумчиво спросила себя Ольга. — Ведь им есть нечего».

Виляя хвостом, к Ольге подошла печальная Майя. Вдвоем они посидели, подумали, и верное решение пришло. Ольга снова счастливо улыбнулась, оделась и отправилась на выставку.

Царство Тимура, «Новая академия изящных искусств», располагалось в доме № 10 по Пушкинской улице. Этот известный своими акциями и творческими мастерскими дом постоянно воевал с городской администрацией и жадными инвесторами, мечтавшими выгнать художников и продать их квартиры. Отбиваясь от нечисти, истерзанная, но все еще не сломленная, Пушкинская, 10 являлась последним прибежищем для сотен музыкантов и художников, обитавших в бездонной глубине ее двора.

«Новая академия» жила особняком от этой массы экспериментаторов от искусства и располагалась на четвертом этаже. У Тимура всегда бывало много гостей и занимающихся студентов, но сегодня было особенно многолюдно — «Новая академия» открывала выставку Георгия Гурьянова, и сам Георгии, строгий и импозантный, как главный герой собственных произведений, стоял, окруженный улыбающимися друзьями и почитателями его таланта. Протолкавшись среди гомонящих знакомых к маленькому кабинету, Ольга увидела Тимура и поздоровалась со всеми присутствовавшими. Небольшая комната гудела голосами, и, улучив момент, девушка завладела вниманием хозяина кабинета

— Все вышло, как вы говорили, — я получила грант от этого Сороса.

— Мои поздравления! — просветлев лицом, воскликнул Тимур.

— Очень хотела начать новую серию, но возникло одно обстоятельство. Я описывала в проекте пять фотографических работ, а сейчас решила в корне изменить весь проект.

— Так в чем же дело? — удивился Тимур. — Гранты на то и даются, чтобы их тратили на проекты.

— Да, но если этот Сорос решит проверить, как я потратила деньги, а у меня совершенно альтернативный проект?

Тимур радостно засмеялся и на удивление легко вывел Ольгу из одолевавших ее сомнений:

— Ольга, поймите, этот господин Сорос — совсем недобрый старичок в кресле-качалке, и занимается он вовсе не искусством. Людям искусства просто перепадают листочки с огромного денежного дерева, которое трясут такие тузы, как Форд, Сорос и Картье. Деньги, которые они позволяют тратить на культуру, — это капля из того моря денег, которые они прокручивают через свои фонды по всем странам, занимаясь политикой, скупкой сырья и мозгов. Вы вольны делать с вашим грантом что пожелаете. Могу вас успокоить — что бы вы ни сделали — все будет искусством, так уж вы устроены.

Поблагодарив Тимура, счастливая Ольга выбралась из выставочных помещений и уже на лестнице повстречалась с добрым другом Викентием. Они давно не виделись и, испытывая взаимную симпатию, стали рассказывать друг другу интересные новости. Ольга увидела у Викентия висящий на плече фотоаппарат, призадумалась и отвела его в сторонку. Они долго шушукались, а после лицо Викентия расплылось в улыбке, и, взявшись под ручку, они куда-то ушли.

Уже через полчаса веселая парочка появилась в Фонде Сороса Ольга довольно быстро получила свои деньга, а уходя, нежно поблагодарила за хлопоты Катю Андрееву. После этого они с Викентием вышли на проспект и направились к метро. Подземка домчала их до конечной станции, и они оказались за городом.

— Какая тебе больше нравится? — с восторженным интересом допытывалась Ольга у Викентия. — Эта, которая облизывается? Или вон та, с белым пятном на лбу?

Викентий стоял рядом с ней и ошарашенно тер лоб рукой. По растерянному выражению его лица можно было сказать, что он впервые так сомневается в выборе.

— Как, ты говоришь, их зовут?

— Вон та, черная, — это Личинка, — со смехом повторила Ольга. — Вот эта, с пятном, — Румба, а та, побольше, — Ракета. Во, видишь, как смотрит! Голодная.

— Му-у! — томно замычала одна из коров, переминаясь с ноги на ногу и обмахиваясь от слепней хвостом.

— Вот эта, которая сейчас замычала, мне кажется самой симпатичной, — сформулировал свои наблюдения Викентий.

— У той, что Личинка, мне просто имя не нравится, а эта Ракета какая-то криворогая.

— Мы с тобой мыслим, как одна голова! — радостно сказала Ольга. — Все, мы выбрали. Вот эту. Румбу! Румба, Румбочка! Хорошая. Видишь, на нас смотрит!

— Лишь бы она нас не съела по дороге.

К загончику, где стояли коровы, подошла женщина в рези новых сапогах и синем халате. Ольга отдала ей деньги, а женщина с улыбкой открыла воротца.

— Постойте! — заволновался Викентий. — А вы на нее никакой сбруи не наденете? Как же мы ее поведем?

Женщина вытащила из сапога свежесломаную хворостину и с улыбкой передала ее городскому чудаку:

— Вот тебе сбруя!

За тот час, что они гнали Румбу из местечка Ручьи в деревню Мурино, Викентий выучился заправски управляться с покорным животным. Покачивая при ходьбе необъятным чревом и тряся розовым выменем, черно-белая Румба неспеша шагала вдоль асфальтовой дорога. Вела она себя во время перегона очень прилично, и лишь раз громко выпустила злого духа из-под болтающегося хвоста. Машины притормаживали, и водители, смеясь, кричали им что-то одобрительное, Ольга всю дорогу хохотала, а Викентий деловито тряс хворостиной. Когда они вышли к самой деревне и проходили зеленое поле с лесным пейзажем на горизонте, Ольга понудила Румбу остановиться и попросила Викентия приготовить камеру.

— Пора делать проект! Румба! Ты будешь моей моделью. Ты — как символ надежды! Понимаешь? Все, делай задумчивое лицо.

Румба послушно хлопала своими коровьими глазами, «делала лицо» и с надеждой смотрела вперед. Викентий отснял эту постановку, и довольные друзья погнали животное на родительский двор.

Посмотреть на диво дивное, чисто сказочное явление коровы-кормилицы на двор семьи деда Федора собрались многие старики. Виданное ли дело, средь бела дня явилась к деду его внучка и подарила своей плачущей от счастья матери корову. Еще долго после этого случая, всколыхнувшего дремотную скуку, ходили по деревне россказни про какого-то жида Сараса, который от своих щедрот дарит всем художникам по корове. Сказки эти со временем переплелись с отчаянными враками, но все желающие узнать истину всегда могли пообщаться с дремлющим на завалинке дедом Федором, и уж он-то вносил ясность:

— Это сам Саросос подарил моей Олечке.

Детское счастливое настроение, умывшее душу безмятежным покоем, охватило Ольгу, когда они возвращались в город. Викентий всю дорогу рассказывал забавные истории, она смеялась, все представлялось ей теперь живым и ясным. Ольга вспомнила свой растопленный ярким солнцем утренний сон и поняла, что сама судьба привела ее за руку к этой корове. Она отдала долг совести, и теперь с легким сердцем может приниматься за работу — кончилась ее черная полоса, она все сделала правильно и за свое терпение получит в награду вдохновение. Когда друзья добрались до Захарьевской улицы и поднялись в мастерскую, за дверью завывала голодная Майя, а в самой двери торчала записочка:

Оленька, жду тебя па свой день рождения, семь вечера, на Фуриках. Егор

— Успеваем! — радостно воскликнула Ольга, показывая записку Викентию.

Он и прихватили собаку и скорым шагом отправились к «Речникам».

«Клуб речников» или, как по-свойски именовали его друзья, «Речники» обретался в свежеотвоеванном сквоге. Веселая компания «Речников», свято чтя традиции художнического самозахвата, нашла эту пустующую квартиру и после непродолжительного зондирования почвы энергично внедрилась. Стародавний роскошный дом с тихим двором и каретными сараями углом стоял в том месте, где улица Фурманова упирается в шумящую машинами набережную Невы. Квартира располагалась на втором этаже и имела пять разновеликих комнат. Состав проживающих в ней друзей все время менялся, но основными поселенцами были: Роман Грузов, Егор Остров, Тимофей Абрамов, Максим Полищук, Стас Макаров, Линас Петраускас и найденный на улице палевый дог, прозванный за прыть и гигантский размер Котиком. С недавних пор в мастерскую к «Речникам» поселился еще и Юрнс Лесник. Таким вот мужским монастырем эти достойнейшие представители авангардного искусства, перформанса и поэзии сложили свои усилия и оживили самый примечательный в городе сквот. Свет никогда не гас в немытых окнах их мастерской. Днем и ночью, как на явочную квартиру, сюда приходили вереницы гостей, перед домом выгружались грузовики с любопытнейшими грузами, иногда из квартиры слышался тяжелый грохот, но чаще всего визг шлифовальных машин и треск сварочного аппарата В предельно короткое время мастерская заполнилась всевозможным металлическим ломом. «Речники» выискивали на свалках куски от распиленных вертолетов, стаскивали на «Фурики» трубы, баллоны, пружины и прочие замысловатые механизмы, а после кромсали их на части и делали из всего этого всевозможные арт-объекты, движущиеся пневматические механизмы и работавшие под музыку огнеметы.

Еще издалека, подходя к дому, Ольга и Викентий заметили компанию молодежи, топтавшуюся возле арки.

— А что же мы подарим Егору? — с недоумением воск ликнул Викентий. — Неудобно, право, без подарка.

— Нам нечего ему дарить, — беззаботно ответила Ольга.

— Постараемся подарить ему свое общение. Но они не успели обсудить подробностей, как из арки вышел сам именинник и, сияя счастьем, простер к ним руки:

— Олечка! Викентий! Дорогие мои, как я рад вас видеть! Проходите сюда, во двор, у нас сегодня по случаю отличной погоды вечеринка на открытом воздухе.

Дружно захохотав, они поцеловали Егора и проследовал и внутрь. На втором этаже в распахнутом окне мастерской играла музыка, по двору прохаживались человек пятьдесят гостей: художники, тусовщики, разношерстная публика — близкий круг друзей Егора. Все беседовали, пили вино, курили и смеялись. Вскоре появился сам Егор и та, кого он дожидался больше всех, — он вел за руку улыбающуюся Свету Острову. Светловолосая красавица Света имела счастливый и немного загадочный вид, Егор был взволнован, они заметно смущались общего внимания друзей и торжественности момента. Вокруг них столпились друзья, все наполнили стаканы и произнесли тост за именинника. Егор выпил шампанское, нежно обнял раскрасневшуюся Свету и крепко поцеловал. Музыка как-то сразу заиграла громче, и веселящиеся люди пришли в движение. Особое оживление всему происходящему придавал Котик, шнырявший в толпе за длинноухой Майей.

Ольга обошла прямоугольный двор, поздоровалась со всем и друзьями и повстречала Юриса Лесника. Добрый великан в запачканном краской комбинезоне обнял ее и стал показывать свое творение.

— Вот наша пирамида! — со сдержанной гордостью сообщил он, указывая на странный предмет в центре двора.

Ольга подивилась, как она до сих пор не заметила в этом крошечном дворике такое внушительное строение. Над вытоптанным клочком земли возвышалась остроугольная гора, сложенная из одинаковых квадратных камней. Приглядевшись внимательней, Ольга поняла, что это камни — старая брусчатка, которой когда-то был вымощен весь двор. Ремонтники советских времен срыли за ненадобностью этот культурный пласт, и гора рукотворных камней много лет пролежала без дела, но пытливый глаз Юриса узрел в них монументальную инсталляцию, и «Речники» затеяли строительство.

— Она еще не достроена. Кропотливый процесс, отнимает массу времени.

Юрис вскоре ушел, а Ольга, оставшись одна, долго дивилась его трудолюбию. У пирамиды не хватало примерно трети высоты и не было венчающей всю фигуру верхушки.

Шум разгоревшейся весельем вечеринки окружил ее невидимой стеной и, не замечаемая никем, она спокойно пребывала в задумчивом созерцании. Однако что-то заставило ее встрепенуться, показалось, что кто-то смотрит в спину. Резко обернувшись, она столкнулась взглядом с Андреем Хаасом. Молодой человек стоял, опираясь плечом о стену, курил и пристально смотрел на нее. Ольгу обдало жаром волнения, она попыталась улыбнуться, но увидела, что бледная маска его лица абсолютно бесстрастна. Единственное, на что хватило сил, так это качнуть головой. Андреи шевельнулся и, как ей показалось, тоже улыбнулся. Он ответил очень странным выражением каменного лица, но все же в нем уже не было его обычной холодности.

Она знала этого молодого человека давным-давно, еще с Фонтанки, но очень редко ей удавалось видеть его улыбку и вовсе не случалось разговаривать. Неразговорчивый с девушками Андрей всегда вызывал ее женское любопытство. Несколько раз она пробовала его разговорить, потом просила какой-то фильм, приходила в клуб и даже подарила ему свою выставку. Но все было тщетно — мрачный юноша не оценил кокетства, без слов дал совершенно не нужный ей фильм и попрощался. В клубе случилось еще хуже: поганка Майя наделала кучу на темном танцполе, а танцующие размесили ее ногами по всему помещению. Поняв, кто виновник этой жуткой вони, Андрей побрезговал даже проститься. А печальная загадка с выставкой? Применив все свое обаяние, она обратила на себя его внимание и громко, чтобы все слышали, подарила ему свои талант, а он? Он посерел лицом, что-то пробурчал и убежал из музея, как будто за ним черти гнались.

Припомнив все это, Ольга почувствовала себя неуютно. Прохлада вечера внезапно пустила зябкие мурашки под легкое платье, она поежилась, потерянно оглянулась и вспомнила про свою собаку.

— Маня, Майя! — завертела она головой.

— Она там.

Резко обернувшись, Ольга испуганно ахнула — Андрей стоял рядом, и наморщив лоб, указывал пальцем на мусорный бак.

— Что-то ест, — с серьезным выражением добавил он.

— Бедная, я же ее так и не покормила.

Ольга разыскала Манечку, отругала ее за помойничество и, не удержавшись, взглянула на Андрея еще раз. Он стоял как вкопанный. Это становилось интересным, и Ольгу стало разбирать любопытство. Хорошенько подготовившись, она взглянула ему прямо в глаза и уже не испугалась, как прежде.

«Да он живой!»

Набравшись смелости, она улыбнулась и попыталась беззаботно попрощаться:

— Мы с тобой давно знакомы, но ты, наверное, не помнишь меня. Я — Оля. Если тебе интересны книги по искусству, приходи в гости. Буду рада.

— Хорошо.

Услышав это «хорошо», Ольга просияла и махнула на прощанье ресницами. Она приласкала Майю и поманила за собой. Сделала шаг и снова украдкой посмотрела. Два шага — и снова посмотрела. Пошла потихоньку, оглянулась и увидела, что он идет за ней.

Андрей смущался своего преследования, но ноги сами поведи его за ней из этого гудящего двора Ему опостылела и эта вечерника, и псе гости вместе взятые — бесконечный поток ничего не значащей болтовни, словоблудие, треп под бесплатную выпивку, дым трапы, грохот музыки и горячие бредни дружков. Но поздравить друга было нужно, вот он и явился. Этот день рождения и десятки других уже давно слепились в голове Андрея в мутный ком довольно путаных впечатлений, а когда он закрывал глаза и пытался что-либо вспомнить, то ничего хорошего в голову не приходило. «Смешно, пока жуешь» — так называл всю эту вечериночную болтовню старый друг Сергей Заяц. Мудрый любитель жизни, веселый Заяц был прав, но Андрей пошел еще дальше — ему уже не было смешно даже во время «жевания». Краткий миг вымученного интереса, а после бегство или алкогольные фильтры на уши. Чаще всего спасала музыка, потому и вечеринки в клубе не так изматывали, как «светские», — в грохоте музыки чужой бред практически не слышен.

Вот и сегодня он сонно бодрствовал в мастерской у «Речников», по счастью, ничего не выпил, перевидал всех друзей и уже собрался уходить, как тут увидел эту смешную собаку. Потешное животное, трусливо оглядываясь и подметая ушами землю, пропрыгало к перевернутому мусорному баку и деловито закопошилось в горе мусорных пакетов. Не сразу, но все же вспомнилось, что это та самая за серушка, которая как-то обгадила весь клуб, а хозяйка ее — художница в синем парике. Тут она сама появилась в центре двора. Не замеченный ею, он замер и стал наблюдать. В динамичном темпе вечеринка бодро двигала людьми, все вокруг шевелились, пили, кричали и активно релаксировали, но эта странная девушка пребывала в каком-то собственном мире и, не обращая ни на кого внимания, молча разглядывала затейливую кучу камней. Все живо вспомнилось Андрею: Фонтанка, 145, кинотеатр «Ударник» и самое непостижимое — ее странный подарок на день рождения, а после его конфуз в музее. Но припомнив это сейчас, он уже не испытал того былого неудовольствия, да и сама девушка теперь не показалась ему такой уж странной. Скорее заинтересовал а, и он проникся уважением к ее покою и благонравной кротости. Она не пила, не дымила табачком, не скалила зубы и не требовала от всех вокруг слушать свою очередную историю.

«Так это уже почти совершенство!» — мысленно завопил он, впиваясь в нее жадным взглядом.

Словно почувствовав его восторг, девушка обернулась и испуганно отвел а глаза.

«Она меня боится, как пугала».

Спасла ситуацию длинноухая собака Девушка стала разыскивать ее, а он набрался храбрости и стал помогать. Его порыв был оценен, и она сказала ему пару ласковых слов, пригласила в гости. Согласился. Конечно согласился. Услышав ее голос, он почувствовал, как забилось сердце. Но тут она стала уходить. Пошла, оглянулась, за ней ее собака, и земля закачалась у него под ногами. Не отдавая себе отчета, он пошел за ней, выбрался на улицу, и они остановились друг напротив друга.

— Почему ты всегда такой молчаливый? — решилась спросить его Ольга после продолжительного раздумья. — Никогда не улыбнешься?

Не найдя нужных слов для ответа, Андрей неопределенно затряс головой и почувствовал предательскую дрожь в коленях. Ольга нахмурилась, промолчала, но спустя миг смягчилась и улыбнулась:

— Тебе, наверное, скучно? Да? Нет того веселья, к которому ты привык. У вас в клубе бывает очень весело. Жаль, что я была там всего пару раз, да и те…

Андрей понял, какую историю она смущается упоминать, и улыбнулся:

— Не бери в голову, тот ваш визит с собакой — просто маленькая забавная история, не более того. Там порой творится такое, что волосы встают дыбом.

— А что? Что? Мне ужасно интересно. Ты извини, что я допытываюсь, просто про клуб рассказывают столько разного, не знаешь, чему и верить.

— Воображаю себе, что ты слышала, хотя там действительно каждый день происходит такое, что диву даешься.

Ободренный ее интересом, Андрей начал пересказывать один из последних эпизодов: в клуб заявилась бригада уголовников, настолько страшных, что двое охранников прятались от них, лежа на полу в кассе, а третий, Ниндзя, начал махать у них перед носом самурайскими мечами — едва не началась стрельба. Прошло несколько часов, клуб наполнился людьми, и тут начался жуткий потоп. Вода стала выпирать из-под пола и стекаться огромными лужами. Все танцевали в воде, а влажность была, как в бане. После потопа приехали менты с автоматами и собакой, искать наркотики. Включили свет и стали проверять всех поголовно. Эта нюхастая собака сожрала сброшенный кем-то пакетик и сдохла прямо в клубе. Когда менты уехали, танцы продолжились. Но тут приключилась другая история. Как ни странно, тоже с «овердозой» и тоже с собакой. Какой-то наглый журналист из «Коммерсанта» настойчиво пробивался в клуб, но его не пускали, а когда все же пустили, он на радостях так напился, что впал в невменяемое состояние и сделался очень непристоен. Его вывели на улицу, а еще через полчаса охрана вынуждена была спасать его. Дело в том, что, пытаясь справить нужду, этот супермен снял брюки, но потерял сознание и упал. В таком положении его нашел огромный дворовый барбос, который сначала долго лизал его лысую голову, а потом пристроился к голой заднице и стал трахать. Охранники еле отогнали собаку. Но и это еще было не все. Когда утром выключили музыку, «заклубившиеся пацаны» попросили продолжения, и усатый милиционер ходил по клубу с фуражкой, собирал с них двести долларов.

— Так что все это ужасная чушь, и от этого устаешь, — заключил Андрей. — Часто я не разговариваю и не улыбаюсь, потому что мне не о чем разговаривать и особо нечему улыбаться. Очень мало вокруг красивого и хорошего. Клуб — это теплица чужих, дурных наклонностей.

Ольга задумалась, а после, засияв глазами, воскликнула:

— А хочешь, я покажу тебе удивительную красоту?

Потерявшись от смущения, Андрей закивал.

— Пойдем! — стала поторапливать она, запрокидывая голову и осматривая вечернее небо. — Если поторопимся, можем успеть!

Поняв, что настало время куда-то успеть, Андрей по- военному встрепенулся.

— У меня машина! — выпалил он.

— У меня собака, — запечалилась она. — Только что из мусорного бака.

Вместо ответа Андрей бросился к машине, открыл замок двери и вновь встал как вкопанный.

Не слишком ли он ретив? Может, его поведение покажется ей назойливым?

Но Ольга улыбалась ему.

— Как ее зовут?

— Майечка.

— Садись, Майечка, — с улыбкой пригласил Андрей, распахивая перед бассетом дверь белой «Волги».

Необыкновенное облегчение почувствовал он, покидая эту опостылевшую вечеринку и слыша снова, как звенит вокруг свободная от криков тишина. Он старался не думать о том, что разоткровенничался с той самой девушкой, которая нее время подшучивала над ним. Сейчас, во всяком случае, это не ощущалось. Девушка сидела рядом и без лишних слов указывала дорогу, он немного трепетал от ее близости, но машина быстро летела но улицам и вмиг домчала их до цели.

— Сюда. Хочется успеть, — торопила Ольга,

Закрывая машину, Андрей поднял голову н увидел громадный дом, украшенный по фасаду орнаментом в виде переплетенных змей и букетов лотосов. Ольга отворила высоченную дверь с витражным орлом и поманила за собой. По обеим сторонам этой циклопической двери стояли скрестившие на груди руки египетские жрецы с рогами буйволов и знаком солнца над головами.

— Это мое любимое место, — прошептала Ольга. — Когда мне плохо или мрачно на душе, я прихожу сюда и чувствую облегчение. Это тебе поможет.

Они поднялись в лифте на последний этаж, Ольга привязала Майю на площадке и взялась за перила металлической лестницы.

— Ты первый, а то я в платье.

Не заставляя себя ждать, Андрей послушно полезна чердак и очень скоро очутился в восьмиугольной башенке, а уже оттуда выбрался на опоясавшую ее галерею.

— Не правда ли, красиво! — раздался за спиной счастливый голос Ольги.

Андрей не смог ответить и растерянно промолчал. Под ногами скатывалась вниз латанная после пожара и запятнанная ржавыми лишаями крыша Он испугался неожиданной пустоты под собой и ухватился за поручни. Ломаная линия кровли обрывалась у самых деревьев. Подняв голову, Андрей увидел церковный купол на Шпалерной, за ним бурлила пенными барашками Нева, а дальше, насколько хватало глаз, — крыши, крыши, дома, шпили и трубы. Они оказались вознесенными выше всех построек, и их величественный город простерся под ногами. С этой высоты было отчетливо видно, как в безбрежной дали его предместий плавно гнется дуга горизонта. Испытывая с детства благоговейный страх перед высотой, Андрей стоял, вцепившись в перила, и не мог пошевелиться. Ольга радостно смеялась, махала руками и показывала ему розные достопримечательности.

— Иди сюда! — кричала она уже с другой стороны. — Вон видишь? Исаакий, Зимний, Стрелка, Петропавловка, но самое главное — то, зачем мы шли, — там! Смотри!

На самом краю этой захватывающей дух панорамы на землю легло огромное пылающее солнце, а вокруг него столпились красные от его пламени облака. Отблески этого пожара золотили старые крыши, воздух над пыльным городом слоился дымами, закат горел, как яркий знак небес, и, восхищая всех, кто его видел, освещал все вокруг мистическим сиянием.

— Удивительная красота, — прошептала девушка.

Ее молчаливый спутник согласно закивал.

— Ты не жалеешь, что согласился сюда прийти? — с тревогой и надеждой спросила Ольга, не отрывая глаз от последнего луча, пронзившего небо.

Андрей встрепенулся, вздохнул и честно признался:

— Я так устроен, что никогда ни о чем не жалею.

— А это хорошо или плохо? — заинтересовалась Ольга.

— Хорошо, потому что легко прощаться.

— А плохо?

— Тяжело прощать.

Как только горизонт поглотил солнце без остатка и свет померк, на крыши пали прохладные сумерки. Белые ночи уже давно отцвели, и в июльском небе стала быстро сгущаться синева ночи. Пока они наблюдали за сменой красок, зажглись дежурные городские звездочки и стаю совсем прохладно. Неизвестно отчего, Ольга очень боялась произнести эти слова и тем не менее набралась духу:

— Ты любишь чай? У меня есть чай. Там, дома.

Андрей улыбнулся и ответил:

— Твоя собака, наверное, тоже хочет чаю, я слышу, как она пищит.

— Боже мой! — воскликнула Ольга. — Опять я ее забыла!

Спускались без лифта, шли пешком. Перебирая ногами ступени, Ольга молчала, а Андрей сосредоточенно разглядывал диковинный подъезд. Радовалась возвращению одна Майя. Допрыгав до площадки четвертого этажа, она остановилась и завиляла хвостом.

— Вот я и пришла, — тихо произнесла Ольга, боясь второй раз заикаться про свой чай.

— Ты здесь живешь? — изумился Андрей.

— Здесь.

— А где ты пьешь чай? — улыбнулся он. — Покажешь?

Ольга покраснела и загрохотала ключом в двери.

Андрей повидал много разных мастерских, но все же подивился безбрежности этой квартиры. Огромное, пахнущее старой пылью пространство с почерневшими от потопа потолками напомнило какой-то призрачный мир, растворенную в океане Атлантиду, а больше того — заколдованный замок.

Ольга заварила бледный чаек и стала хлопотливо показывать ему все самое интересное. Наблюдая за тем, как она бережно подает свои рисунки и фотографии, Андрей уже все для себя решил и теперь терпеливо выжидал, что же будет дальше. Ольга, напротив, пребывала в полной растерянности. Она показывала ему все свои работы, эскизы, наброски, абстрактные акварели, коллажи и мучилась, когда представляла, как он сейчас кашлянет в кулак и соберется уходить. Образный мир ее увлечений и творчества был весь как на ладони, а по выражению его лица она так и не поняла — занимает ли он его хоть чем-нибудь.

Пытка стала невыносимой, когда она поставил свою пустую чашку на стол и они замолчали. Это короткое молчание показалось Андрею вежливым объявлением конца аудиенции. Не привнося своих эмоций и домыслов в реальность, Андрей поднялся и вознамерился прощаться.

Видя, что он встал и сейчас уйдет, Ольга погасила вздох и поднялась вслед за ним.

Вдвоем они молча прошли полутемный коридор и замешкались у двери.

Андрей не знал, что ей сказать: «До свидания» или, может, «Спасибо за чай», а Ольга не знала, что ему предложить на прощание — заходить в гости или передавать приветы друзьям.

— Останься, — прошептала она, едва не расплескав глазами страх своего одиночества.

— Только если с этой минуты ты станешь моей женой, — показал он ей свой петушиный хвост.

— Я согласна, — еще тише прошептала она, взбираясь пальцами ему на плечи.

15

Во второй половине 1995 года в ночных сражениях между мегавечеринками сложилась по-настоящему штурмовая ситуация, и возникший ход событий привел к очередному перераспределению клубных сил. Оставившие «Тоннель» Денис Одинг и Олег Назаров организовали собственную промоутерекую компанию и назвали ее «Контрфорс». Новая «противосила» собрала вокруг себя группу инициативных единомышленников и немедленно приступила к Соевым действиям. Первым шагом на их пути к тотальному успеху стала серия масштабных вечеринок. Избрав направлением своей деятельности глобальные мероприятия, Денис Одинг, Олег Назаров, Маша Малое, а также присоединившиеся к ним Миха Ворон и Слон устроили в помещении киностудии «Ленфильм» революционный по своей технической постановке «Рейвмонтаж». С первого раза они вышли на качественно новый уровень в организации подобных акций, запустили массированную рекламу своего проекта и добились значительного успеха. На втором «Рейвмонтаже» более трех тысяч молодых людей осаждали историческое здание Центрального выставочного зала «Манеж». «Рейвмонтаж» мгновенно стал знаковым брендом, и «Контрфорс» все чаще приглашал для него самые верхние строчки международного букинга. Усилиями этих промоутеров в Петербург были импортированы танцевальные мегамонстры: WestBam, Marusha, Awex, Jeff Mills и Carl Cox.

Вскоре после этого ошеломляющего старта Олег Назаров уехал в Германию, а вернувшись, оставил прежних партнеров и организовал собственную компанию «Sound Reflex». Решив действовать самостоятельно, он подготовил и осуществил в ТЮЗе не менее масштабный проект «Нулевой отсчет» с Марком Шнайдером. Следом за пришедшим после этого успехом Назаров привез Космик Бэбп и провел в павильоне «Ленэкспо» красочное выступление Свен Ватта.

«Контрфорс» также не стоял на месте и к концу этого насыщенного событиями года представил танцующей молодежи свою новую разработку — «Восточный удар». Одновременно с появлением этого крупнейшего серийного рейва «Контрфорс» открыл регулярную передачу, посвященную электронной музыке, на радио «Европа плюс» и начал подбирать ключи к самой значимой городской арене — Дворцу спорта «Юбилейный».

К началу 1996 года встряска, вызванная промоутерскими компаниями и их безостановочной деятельностью, заставила коммерческий клуб «Планетарий» активизировать свою работу. Питаясь отвоевать часть утерянных с момента открытия позиций, клуб пригласил на работу нового арт-директора. Им стал Михаил Бархин. Получив в свое распоряжение этот памятник клубной культуры, Бархин затеял там значительные преобразования, а после рестайлинга внешнего и внутреннего содержания клуб стартовал с новой международной программой.

Но основной целью Бархина в Петербурге было не это — ему, как архитектору и театральному художнику, предложено было строить совершенно новый клуб. Огромный кинотеатр в переулке Антоненко, в сердце исторического Петербурга, был выкуплен сигаретными магнатами, и по замыслу своих новых владельцев должен был стать самым крупным и многопрофильным клубом города.

Одновременно с реанимацией «Планетария» и начавшимся строительством клуба-гиганта в Петербурге начал и действовать сразу несколько новых клубов.

Популярнейшая среди интеллектуальной молодежи группа «Два самолета» завладела небольшим подвальным помещением в «Театре нерешенных проблем» и открыла в нем Культурный клуб «Нора». Несмотря на свою простоту и карликовый размер, этот клуб, как, впрочем, и все, что делали «Самолеты», вызвал у публики достаточный интерес, и «Нора» начала жить своей обособленной жизнью. На ее крохотном танцполе путевку в жизнь получили несколько молодых диджеев. В «Норе» танцевали, иногда проводили концерты, показывали кино и устраивали алкогольные хеппенинги. «Культурный клуб» на Литовском проспекте собрал тех, кому по разным причинам было неуютно находиться или далековато ездить в «Тоннель», и стал разменной картой «Двух самолетов» в большой игре за собственный клуб.

Следом за маленькой, но в какой-то мере культурной «Норой» открылись практически бескультурные «Спортивная» и «Трансформатор». Беспредельная удаль и незатухающий по утрам поствечсриночный наркотический бред толкнули тех, кому это было близко, на открытие собственных клубов. Так появились эти два внешне не похожих друг на друга, но одинаковых по сути клуба для «безбашенных» и «обколбашенных». Разница между ними была лишь в явно выраженной локальной привязке мест: в спрятанной на Каменном острове «Спортивной» большей частью отрывались «пацаны», зажигающие в стиле «Давай! Давай!», а в «Трансформаторе» рвали нервы все остальные, без каких бы то ни было различий и стилевых ограничений. Но там и тут основной кураж начинался с шести утра когда из разных мест в «Спортивную» и «Трансформатор» начинали съезжаться «непримиримые».

Но не только эти ужасы «нон-стопных» клубов и монструозные битвы танцполов гремели в начале 1996-го. Летом того же года на дамбе в Финском заливе «Клуб речников» организовывает первый российский open-air «Нелегальный пикник».

Началось все с того, что из Германии в Петербург вернулся «речник» Роман Грузов. Проводя в Германии массу времени, живя на корабле «Штубниц» и общаясь с различными саунд-системами, Роман повстречал на одном из немецких рейвов своего одноклассника Дениса Александрова. Старые товарищи оказались объединены общей страстью к металлическим объектам и по возвращении в Петербург именно это увлечение познакомило их с Мишей Бархиным. Строительство клуба-гиганта только начиналось, и Бархин пригласил «Речников» для работы в этом амбициозном проекте. «Речники» получили заказ на производство киберклуба и, окрыленные успехом, решили устроить вечеринку на открытом воздухе. Идею места подсказал Олег Назаров — узкая десятикилометровая насыпь в мелководном заливе соединила несколько боевых фортов петровских времен. На одном из них, с земляными крепостями, пакгаузами и казармами гарнизона, обнаружилась гранитная площадка береговой батареи. Подготовка пиратской вечеринки была проведена в лучших традициях «Spiral Trible»: кабина от «КРАЗа» для диджея, кусок краденого кабеля для электричества, металлический бар для гостей и сто пятьдесят флаеров для рекламы.