Корпорация счастья. История российского рейва

— Какой Палтус! Какой сценарий! — рассержено закричал Хаас. — Идите танцевать сейчас! Потом это вообще никому не нужно! Вечеринка идет уже час! Там полный танцпол народа. Какого черта!

Не дожидаясь ответа на свой демарш, Алексей развернулся и, хлопнув дверью, ушел. Волонтеры в комнате притихли, а расстроенный всем случившимся Костя устремился за ним, но столкнулся в дверях со своим другом.

— Куда летишь? — спросил его улыбающийся Локтионов.

— И чего Хаас такой злой? Что-то стряслось?

— И да, и нет! Наверное, он сам все перепутал. Наорал на меня. Требует, чтобы мы немедленно начали денсить.

— А шампунь? Мы же хотели по стаканчику?

— Потом.

Спрятав бутылку в кучу одежды, друзья надели черные очки и устремились к танцполу. Место, на котором им предстояло танцевать, представляло собой кубическую башню высотой около пяти метров. Выстроенная из металлических конструкций, она возвышалась над всем танцполом и была ярко освещена. Переглянувшись, молодые люди полезли по узкой лестничке и очень скоро оказались на верхней площадке. Если снизу вся эта конструкция представлялась просто внушительной, то наверху она оказалась невероятно высокой. Осторожно слушая по щитам настила, Костя и Леша подошли к краю. Море голов, от края до края заполнявшее танцпол, плескалось у них под ногами и со всех сторон озарялось яркими вспышками прожекторов. Стробоскопы рвали темноту ослепительными клочьями, узкие разноцветные лучи метатись по танцполу, и в этом задымленном аду лазеры чертили невообразимые узоры. Раздумывать было некогда, и, поймав хорошенький басовый удар, парочка белых инопланетян задвигала телами. Их эффектное появление не осталось незамеченным, и множество танцующих с радостными улыбками протянули в их сторону руки. Постепенно освоившись с вибрирующей под ногами платформой, Костя ухватил свисток зубами и, размахивая поднятыми рутами, увлеченно ушел в танец. Время от времени он вспарывал густой воздух очень резким и заливистым свистом. Постепенно к его трелям стали присоединяться свистки с танцпола — московская молодежь подготовилась к вечеринке и, с азартом втягиваясь, вторила ритму.

Но потанцевать в одиночестве белым комбинезонам пришлось недолго. Их заметная выигрышная позиция, помимо всеобщего внимания, привлекла к ним и желающих присоединиться. Поставленный для охраны башни мент не выдержал пытки звуком и исчез, и в результате его дезертирства на платформу очень скоро стали взбираться люди. Первой появилась какая то пергидрольная блондинка в золотых цацках и тряпках от Гуччи, за ней — взволнованный своим поступком студент-очкарик, потом две подружки-карлицы, потом кто-то еще, и еще. Уже через десять минут на площадке собралась критическая масса танцующих. Самозванцы плотно ужали рабочий простор штатных гоу-дансеров и, задыхаясь от счастья, тряслись рядом с ними в самом центре снимаемой всеми видеокамерами картинки. Понимая, что еще чуть-чуть, и их с Лешей просто столкнут вниз, Костя бросал тревожные взгляды по сторонам, но не видел никого, кто мог бы нам помочь. Когда перегруженная башня стала опасно вибрировать, ситуация усугубилась тем, что на площадке появился еще один кряжистый паренек. Протолкавшись к видовому краю, он стал энергично размахивать руками. Несколько раз его тяжелые, как дубины, руки задевапи танцоров, и когда он в очередной раз треснул Костю в бок, тот не выдержат и прокричал:

— Мы вообще-то здесь работаем! А вы нам мешаете!

Здоровяк схватил его за шею и, притянув к себе, заорал прямо в ухо:

— Кто! Я!?

— Вы все! — ответил Костя, делая жест рукой.

— Хочешь, я их всех, сейчас, нахрен, выгоню!!! — предложил незнакомец с перегарчнком.

— Было бы неплохо.

Очевидно, проникнувшись к людям в белом покровительственными чувствами, подвыпивший собеседник Константина жестом показал, что вопрос решаемый, и круто развернулся на месте. Двумя руками он ухватил за одежду первых попавшихся, но эти первые решили поупираться, и пока он сталкивал их вниз, у него от напряжения расстегнулась куртка.

«Все понятно! Дембель», — подумал Костя, разглядев краем глаза десантную тельняшку.

Между тем десантник продолжил методично зачищать захваченный пятачок. Уже через пять минут плацдарм был довольно грубо освобожден, и он царственно махнул гоу-дансерам рукой: «Танцуйте».

Одной из последних с башни кубарем скатилась поклонница Гуччи. Изрыгая проклятия, она тайфуном проложила себе дорогу к ВИП-бару, где вокруг заваленных выпивкой столов отдыхало большое количество крепких парней. Придумав себе боевую миссию охранника белых богов, ничего не подозревающий десантник согнул руки крендельком и встал за спинами танцоров, зорко оберегая их покой. Постоянно косясь в его сторону, Костя вскорости увидел то, что заставило его вспомнить фильмы про Рембо. На площадку неожиданно вылез амбал в расстегнутой до пупа рубашке с никелированным пистолетом в руке. Десантник принял боевую позу, но амбал был выше его на две головы. Лосиным копытом он стукнул десантника в живот, а после добил по башке рукояткой пистолета. Костя и Леша в мельчайших деталях разглядели, как подброшенный очередным ударом десантник раскрыл руки и полетел к подножию башни. Поводив свиными глазками, амбал что-то прорычал и стал спускаться, а его друзья отыскали внизу тело героя и за ноги потащили его куда-то в темноту декораций.

Вечеринка летела вперед, как разогнавшийся паровоз на прямом участке пути: кудрявый пар из трубы, свистки машиниста и искры из пылающей топки. С трудом представляя себе, сколько они уже танцуют, Костя утирал рукавом капли соленого пота и продолжал движение. Они с Локтионовым так растанцевались, что теперь было просто невозможно останавливаться. Когда закончил Угис, начал играть Грув. После Грува играл Янис. После Яниса появился Грант Харпер. Охрану вокруг башни восстановили, гопники исчезли, и оставалось только танцевать. Но к четырем часам ночи, когда англичанин из «Brain club» уже закончил свой сет, Костя понял, что у него кончаются силы. Хотелось пить, и от усталости дрожали ноги. Пока он раздумывал о том, как метнуться за оставленным шампанским, на их площадку мягкой кошкой взобрался брюнет в джинсовой курточке. Приглядевшись к нему, Костя не поверил своим глазам: это был тот самый англичанин. Улыбнувшись русским танцорам, Харпер даже не присел — он улегся на помосте и, уложив взлохмаченную голову на руку, стал наблюдать за танцполом. Знаками он пригласил Костю присесть, и когда тот устало привалился рядом, англичанин с приветливой улыбкой сказал ему два слова:

— Вы супер.

Из бездонного кармана своих брюк он извлек бутылку мартини и пару пластиковых стаканчиков. Бедняга Локтионов, как обезвоженный марафонец, упал рядом с ними. Костя не мог поверить своим глазам: он со звездой из моднейшего английского клуба пьет мартини над огромным танцполом. Харпер стал очень живо что-то им рассказывать, но друзья, не знавшие по-английски ни слова, только кивали головами. Впрочем, было понятно, что англичанин очень рад оказаться после тяжелого сета в их компании, но о чем он говорил, еще было неясно. Но это было и неважно. Англичанин очень эмоционально рассказывал, восклицал, жестикулировал и смеялся, а Костя, раскинув руки, лежал на помосте и смотрел в расцвеченную фонарями высоту купола. Когда свинцовая тяжесть немного отпустила тело, он приподнялся на локте и улыбнулся. Харпер протянул ему руку.

— Это вам, — сказал диджей, разжимая пальцы, и, по примеру Кости, с наслаждением развалился на помосте.

На его сухой ладони лежали две розовые капсулы.

Сменив Гранта Харпера на пульте, Алексей распотрошил пластиночный ящик, и стал раскручивать свою отшлифованную домашними прогонами программу. Уже второй раз он играл для такого огромного количества танцующих, но волнение его от этого было не меньше. Где-то на третьей пластинке он втянулся и, окончательно собравшись, ладно заиграл без косяков и провалов. Микс удачно складывался, он хорошо слышал монитор, чувствовал зал и очень скоро позабыл обо всем на свете, кроме собственной музыки. Наполненный людьми танцпол бился разноцветными волнами о подножие диджейской башни, и в этих потоках мелькали сотни лиц, тысячи движений, глаза, лучи, эмоции, тени. Находясь в гуще этого созданного собственными руками представления, Алексей мысленно вознесся над всем происходящим и оказался на вершине самых позитивных ощущений. Светлые мысли наполнили его душу восторгом. Сомнений не было. Все удалось. Теперь ничто не могло ему помешать, он ясно понял свое предназначение в жизни и уверился в собственных силах. Стало совершенно ясно, что все годы застойного безвременья, искания отрочества, бред рок-н-ролльной юности, все люди, встречавшиеся на пути, все радости и беды — все это вело его к этой минуте. Заканчивая свой сет, он поставил самую любимую пластинку и в сиянии этого музыкального бриллианта вдруг представил себе, как выглядит в этот момент со стороны. Молодой и красивый, воздев руки кверху, он стоит на возвышении, а перед ним бушует энергия двух тысяч человек, тянущих к нему свои руки.

Последним движением он перевел мастер на пульт сцены, ти из-под спутника «Восток» загудела группа «Not Found». Вечеринка подходила к концу. Оставался последний час, который должны были поделить между собой «Not Found» и Янис. Отыгравший полтора часа в начале вечеринки, Янис к этому часу отдохнул, и теперь с нетерпением ждал своего «последнего слова». Забравшись на башню и принимая эстафету, он хлопнулся с Алексем ладонь о ладонь и стал готовиться к финальному кровопусканию. Счастливый Алексей спрыгнул вниз и, рассчитав оставшееся время, поспешил начать обход территории.

К пяти часам утра танцпол еще держался, но публика, заполнявшая все бары и зоны отдыха, уже была похожа на бесформенную массу. Мощное купеческое свинство, устроенное состоятельными господами, потрясало воображение. Вполне приличные с виду люди спали на стульях, никем не убираемые столы были завалены объедками и бутылками, дым, чад и грязь царили в этой части павильона. Оценив масштабы космической гулянки, Алексей брезгливо проскочил бары и, отдавая на ходу распоряжения ментам, занялся поисками своих партнеров. Первым обнаружился Олег Цодиков. Как и предполагал Алексей, он прятался в кассе, где мирно, с коньячком, заботливо мусолил гору мятых купюр.

— Ну что цифирь? Какие там у нам числа?! — прямо с порога радостно закричал ему Алексей.

Цодиков блаженно улыбнулся и поднял глаза к небу.

— Полный шоколад! — отрапортовал он другу.

— С нугой и карамелью?

— Еще и с кокосовой стружкой сверху… Тысяча семьсот билетов.

— Приятно слышать.

— Очень недурно!

— Скоро заканчиваем. Я что-то не могу найти никого из наших. Ты не видел Воронцова, Палтуса или Андрея? Куда все подевались?

— Воронцов на входе пасет ментов, Андреи — не знаю, не видел. А пот с Палтусом проблема. Его все ищут, а он…

— Что-то случилось?

— Ну как тебе сказать? Похоже, что он принял недетскую дозу и вырубился в тряпках.

— В каких тряпках?! — воскликнул Алексей, брезгливо наморщившись и начиная злиться.

— За сценой свалены декорации, он там лежит.

— Набухался?

— Похоже на ЛСД. Точно не знаю.

Чертыхнувшись, Алексей оставил Олега считать деньги, а сам помчался догонять минутную стрелку, быстро бегущую к шести утра.

На танцполе меж тем уже разыгрывалась финальная сцена. Понимая, что до конца праздника остаются минуты и что ничего уже не вернуть, изо всех щелей на танцпол повалил народ. Засверкали вспышки фотокамер, люди проснулись, встряхнулись и, слившись в едином крике, встретили последний звук вечеринки. Янис умелой рукой выдавил из них слезы радости и, проиграв прощальный марш, приказал всем расходиться.

Еще какое-то время в гулком куполе летало эхо выключившегося звука, тишину буравили свистки и крики людей, но уже минут через десять страсти понемногу улеглись, и даже самым неугомонным стало ясно, что вечеринка закончилась.

Бросив всех и все, Андрей уже в девять часов, не прощаясь ни с кем, покинул пределы ВДНХ. Ссора с братом, как невынутая заноза, отравила ему весь праздник и, устав себя сдерживать, он под утро дал волю эмоциям. Несмотря на полный успех вечеринки, по ее окончании общей радости он не ощущал. Радовало лишь то, что наконец-то все закончено, не нужна больше эта душная суматоха, и можно погрузиться в спокойствие. Но затянутый в последние дни узел нервов не позволял расслабиться: его тяготили чужой город, предстоящий день в гостинице и неизбывное обилие малознакомых людей, при которых волей-неволей приходилось надевать улыбчивую маску. Испытывая усталость от душевного дискомфорта, Андрей рассудил, что лучшим будет вырвать себя из сложившейся ситуации, и с этой целью отправился гулять по Москве. Прогулка действительно помогла: в тишине утренних бульваров раздражения и обиды отваливались от него засохшими корками. Нагулявшись до изнеможения, он с мукой подумал о том, что придется возвращаться в гостиницу, и тут на ум пришло неожиданное решение. Обдумывая его, он выкурил несколько сигарет подряд, а когда решился, то направился к ближайшей станции метро. Пропутешествовав по подземному городу, он вынырнул на станции «Комсомольская», купил на Ленинградском вокзале билет на поезд и уже через пару часов скоростной Р-200 унес его из Москвы.

За то время, что Андрей прогуливался по московским улицам и после проспал в ожидании поезда, в павильоне «Космос» разобрали большую часть техники и в спешном порядке грузили оборудование по машинам. Расплатившись с диджеями, ментами, звуковиками, лазерами и светом, Алексей и Цодиков пересчитали оставшуюся кучу денег и приступили к самом приятному — делению пирога. Когда все заработанные деньги были разложены по долевым кучкам, партнеры наполнили ими черные полиэтиленовые пакеты и плотно перевязали скотчем. Получилось три мешка: один большой — «Танцполу», другой поменьше — рыботорговцам из «Крипты» и третий, самый маленький, — Цодикову. После всех восторгов и поздравлений смертельно усталые Алексей и Миша Воронцов пожали Цодикову руку и, взвалив мешки на спины, отправились в гостиницу.

Все было закончено. Ощущая полную пустоту в головах, Алексей и Миша устало брели по огромному парку ВДНХ, время от времени перебрасываясь незначительными фразами. Сил на разговоры не было никаких, и все же, когда они выбрались на оживленную улицу, Миша сказал:

— Послушай. У нас тут двадцать пять тысяч долларов. Я так устал, что не могу больше идти пешком. Может быть, поймаем машину?

Бросив свой мешок на асфальт, Алексей остановился, и широко зевнул:

— Можно и машину. Главное, чтобы нас с этими мешками в менты не приняли.

— И это тоже… — согласился Миша, вытаскивая из дырки в полиэтилене тысячерублевую купюру. — Слушай, а где наш главный сценарист? Где Палтус? Ты его вообще видел ночью?

— А его инопланетяне утащили.

— Как это!?

— На опыты.

— Шутишь?

— Говорю тебе. Он так обдолбался эсидом, что потерял сознание и провалялся в невменяемом состоянии всю вечеринку. Хорошо, что его там за сценой гомосексуалисты не нашли, а то бы он вернулся оттуда уже другим. Сценарист.

— Ну а куда Андрей пропал?

Алексей наморщился, устало потер лоб и признался:

— А вот где Андрей, не знаю. Он что-то на меня разобиделся.

— Леха, вам надо помириться. Что вы как дети маленькие?

— Согласен. Ну, он сам начал…

— Да брось ты…

Миша остановил частника на опрятном жигуленке и, быстро договорившись с водителем, крикнул Алексею:

— Ну, что? Поехали?

Устало махнув рукой, Алексей ответил:

— Поехали!

28

Уверенным шагом навстречу теплу и солнцу промаршировал красивый месяц май. Установилась прекрасная погода, позеленели деревья, и в изменившемся ритме городской жизни почувствовалось становление долгожданного лета. Одним из таких теплых дней, в первую субботу июня, братья Хаас по особой причине оказались на тихой улице дачного поселка Коломяги. Поселок — не город, а потому асфальтовая дорога, по которой они не спеша прогуливались, была во всю длину отчеркнута водосборной канавой, полной мутной жижи и затонувшей дряни. Еще не так давно этот милый частный район с обнесенными заборами вековыми домами был излюбленным местом летних дачников. Славился он как зеленый и тихий уголок, но более того был известен ближайшими к городу озерами, в которых из-за благости воды купания не прекращались до зимы, а там почти всегда переходили в моржевание. Однако с ходом времени и ростом стремящегося на северо-запад города, в поселок влепились вылезшие к Поклонной горе новостройки, и в нем началась такая чехарда, что старожилы только головами качали. Тихое место наполнилось шумом и грязью, по дачам стали лазать криминально настроенные подростки, и от всего этого Коломяги быстро стали одноэтажным пленником возвышавшегося за шумной трассой бетонного бредо-города.

Не вдаваясь в тонкости местной усадебной жизни, братья не спеша разыскивали улицу с вполне подходящим для такой местности названием Утиная. Нагулявшись по похожим одна на другую улочкам, они окликнули бывалого старичка, и тот гостеприимно замахал руками. Из его показаний выходило, что искомая улица была у молодых люден прямо перед носом, то есть они стояли на пересечении 1-й Утиной и Десятинной улиц. Очень скоро отыскался и дом, рати которого они затеяли такое неблизкое путешествие из центра города.

Под кронами огромных берез, в ничем не примечательном с виду бревенчатом доме размещалась старейшая в городе фабрика по подпольному производству концертной аппаратуры. Алексеи и Андрей самовольно открыли калитку, прошли во двор и, взобравшись на крыльцо открытой веранды, прислушались — рядом с домом хорошо ощущались низкочастотные вибрации.

Взявшись за ручку двери, Алексей радостно сообщил брату:

— Ну, теперь у нас дело пойдет веселее!

Но и до наступления этой приятной минуты участники истории довольно неплохо проводили время.

Во второй половине апреля, после «Gagarin-party-2» все вернулись в Петербург и на неделю погрузились в радостную эйфорию. Братья Хаас помирились, и Алексей рассказал Андрею массу леденящих душу историй.

Как выяснилось, на первом «Гагарине» в декабре 1991 года Бирман заранее расплатился с дирекцией ВДНХ, но после вечеринки ни копейки не заплатил техническим службам комплекса. Те серьезно обиделись на питерских и, дождавшись окончания «Гагарин-2», перекрыли выезд грузовикам с техникой, требуя за первую вечеринку ни много ни мало двенадцать тысяч долларов. Дело было в воскресенье, дирекции никакой, а оплата простоя всей техники до понедельника составила бы сумму вдвое большую. Измученный усталостью и бессонницей Алексей вернулся на ВДНХ и посте часа ожесточенной ругани принял непростое решение. Чтобы освободить арестованную технику, пришлось отдать по долгам половину всех заработанных денег.

Потом навалилась новая напасть: партнер по бизнесу, компания «Кринта», посчитала, что просто удвоить вложенные в вечеринку средства — хорошо, но было бы еще лучше их утроить. После получения в Москве заработанных ими десяти тысяч долларов дядечки в серых костюмах довольно бесцеремонно начали задавать вопросы о количестве проданных билетов, выручке баров и прочих интимных подробностях. Алексей, и без того обозленный потерей огромной суммы, пришел от этой наглости в бешенство и, устроив шумный скандал, пинками выгнал из гостиничного номера коварных коммерсантов.

Уже в Петербурге рыботорговцы подослали на Фонтанку новых переговорщиков, поласковее, но сплотившийся «Танцпол» повторно выставил стяжателей и сбросил им на головы из окна квартиры тяжелую коробку с рекламными флагами их фирмы. Прибывший на Фонтанку директор Дыба через закрытую дверь прокричал ультиматум, но был послан ко всем чертям, после чего объявил неформалам войну.

Сразу после этих событий из Петербурга в Москву под патронажем «Танцпола» выехала огромная компания молодежи. Целью коллективной поездки было посещение вечеринки «Мобиле».

Наступала эра вечеринок-гигантов. После второго «Гагарина», пробившего в набат, на олимпийский велотрек в Крылатском выдвинулись тысячи человек. Столица гудела. Жаждущая развлечений молодежь ощутила присутствие новой движущей силы, модной, современной, хорошо организованной, а оттого непредсказуемой по идеологии и вектору модности. Иностранные издания, аккредитованные в Москве, написали массу статей о «Gagarin-party-2», английский «Face» поместил разворот о «Танцполе», а смонтированный Тимуром ролик с первого «Гагарина» прокрутили в новостях по английскому MTV. В иностранных публикациях о культурных новостях в Москве впервые прозвучало слово «рейв» и надолго повисло информационное эхо «Gagarin-party». Русский рейв стал феноменом даже для живущих в этой стране иностранцев, но большинство российских СМИ, как они всегда это и делали по поводу любой активации молодежи, просто проспали. Один Артемий Троицкий показал по российскому телевидению свой репортаж о «Gagarin-party-2» и закончил его жизнеутверждающими словами: «Рок умер».

Слухи и информационные потоки поднимали среди модников волну небывалого интереса Сами же питерские, умело манипулируя этими рычагами, ориентировали неподготовленные массы москвичей и, тщательно легендируя свои мероприятия, в конце концов, приводили всех к кассе. Так вышло и с «Мобиле», ставшим самым крупным танцевальным мероприятием своего времени. Темой вечеринки, ее сутью и основной эстетикой была выбрана концепция непрерывного движения. Художник всей постановки Тимофей Абрамов развил концепцию и довел ее до красивого воплощения. Всю ночь по отполированным до блеска, взлетающим под самый купол дорожкам трека носились профессиональные велоспринтеры, вокруг огромного танцпола в центре арены катались веломобили, велосипедисты были на подиумах, среди танцующих, повсюду. Звук был расставлен по четырем сторонам спортивной арены, а огромная конструкция со светом была вывешена таким образом, что каждый из пяти с половиной тысяч человек, находившихся на танцполе, ощущал себя в самом центре происходящего.

Алексей и Марина, недавно вернувшаяся из Америки, протанцевали на «Мобиле» под ревущими колонками всю ночь, и, когда все вернулись в Петербург, Алексей уже точно знал, что нужно делать. Он поделился своими соображениями с Андреем, после чего они решили перевооружать клуб, искать звук, технически менять ситуацию от любительской к профессиональной. Экономного до скупости Мишу братья в свои планы не посвятили и стали действовать вдвоем. В течение месяца они искали нужный комплект техники, и только через старые рок-клубовские связи Алексей нашел нужного человечка. Это был звукоинженер-самоучка, который еще в начале восьмидесятых делал самодельные усилители и колонки для популярных ВИА и прочих эстрадников. Звали этого умельца Юра Старченко, и это он обитал в приватной деревянной избушке на Утиной улице.

Отворив двери подпольной фабрики, братья ступили внутрь и стали пробираться через комнату, заставленную фанерными ящиками. Внезапно дорогу им преградил мощнейший шквал звука. Где-то рядом, в соседней комнате, на полную громкость включили гитарный рок-запил. Ориентируясь по звуку, Алексей отыскал в полутьме дверь. Резкий, угнетающий рев вывалился из открывшейся двери и резанул по ушам. Небольшая, прямоугольная комната без окон была пуста Потолок и три стены были обиты листами толстого войлока, а четвертая была заставлена огромными колонками. Эта ревущая стена дышала мощностью и испускала такое количество децибелов, что молодые люди, болезненно морщась, зажали уши. Музыка неожиданно смолкла, и на одной из стен открылась неприметная дверь. Из нее вышел среднего роста мужчина, круглолицый, в очках, с зачесанными назад волосами. На вид ему было тридцать пять — сорок лет. Одет он был просто: джинсы и свитер, — но вид имел важный, сосредоточенно занятой.

— Вы кто? — строго спросил он.

— Я Алексей. Мы созванивались неделю назад насчет покупки звука.

Услышав ласковое слово «покупка», Старченко сменил выражение лица на заинтересованное и протянул руку.

— А, понял. Насчет дискотеки? Припоминаю.

— Ну, не совсем дискотеки. Для клуба…

— Это без разницы. Пойдемте.

Он провел молодых людей через несколько превращенных в цеха маленьких комнат и в конце концов привел в уютный кабинетик, до потолка заставленный книгами, приборами и всевозможными радиоустройствами. Все то время, что они пробирались по дому, Андрей вертел головой и разглядел массу интересного. В одной комнате рабочие распиливали листы толстой фанеры и из получившихся частей скручивали корпуса будущих колонок, в другой женщины в синих халатах собирали и клеили огромные динамики, в третьей, уткнувшись в электронные платы, сидели люди с паяльниками, в четвертой что-то красили. Кругом были коробки, ящики, катушки проводов, шум, гам, визг машин, странные запахи и звуки. Крайне загадочным оставалось, как все увиденное могло уместиться в этом неприметном и внешне совершенно маленьком бревенчатом доме. Но размышлять над этим было некогда.

Подпольный фабрикант усадил гостей в кресла, уселся сам, и все закурили. Пока молодые люди с интересом осматривались, Старченко раздумывал, как ему лучше повести разговор. Трудность его положения заключалась в том, что, не придав особого значения звонку неизвестных молодых людей, он в водовороте дел о них забыл и продал обещанный им комплект аппаратуры. Хороший был комплектик, а продал дешево, неизвестно зачем поторопившись. Теперь же, увидев исполненные решительности лица молодых людей, он как-то сразу понял, что дал маху. Судя по всему, странные ребята не просто пришли, они пришли с деньгами. Наблюдательность не изменила многоопытному подпольщику: на эту встречу Алексей прихватил две тысячи долларов — все, что осталось от суммы, заработанной «Танцполом» на «Гагарине».

— Что же нам с вами делать? — колеблясь, начал беседу Старченко.

— Мы обещали приехать вчера, но не смогли! Не нашли машины, — стал радостно объясняться Алексей. — Но машину мы заказали на сегодня, она будет с минуты на минуту. А как наш звук? Хотелось бы посмотреть.

— Понимаете, то о чем мы говорили…

— Мы говорили о двух киловаттах, — начал было Алексей.

— Но можно и больше. Лишь бы качество было супер!

— Не такое, на котором рокеры играют, — добавил Андрей.

Желая дать понять, что хорошо знает, о чем идет речь, Старченко покачал головой.

— Нам нужен современный звук, для электронной, битовой музыки…

— Понимаю, понимаю. Прямой широкоходник.

— Что-что? — переспросил Алексей.

— Ну, имеется в виду не рупорный звук, а широкополосный, — стал пояснять Старченко.

Чтобы оттянуть минуту неприятного объяснения, он сел на любимого конька и прочел ребятам небольшую лекцию по техническим характеристикам различных акустических систем. Закончив свой интересный и полный специфических подробностей рассказ, он сокрушенно вздохнул:

— Но вам придется немного подождать, — насилу выдавил из себя Старченко. — Понимаете, какая история получилась, вы обещали приехать и не приехали…

— И что?! — с тревогой воскликнул Алексей.

— Ну, вы не приехали, а вчера появились люди из Выборга и все забрали. У меня сейчас ничего нет готового. Потребуется месяц, все в работе…

— Как это? Месяц! Вы же нам обещали. Это невозможно! Нужно сейчас! У нас клуб работает каждую субботу! Сегодня вечеринка! Вы нас без ножа режете! — начал закипать Алексей.

Старченко развел руками и изобразил на лице полную покорность судьбе.

Понимая, что удача ускользает из рук, Андрей наморщился и вообразил себе этот скорбный месяц без аппаратуры, с неработающим клубом и остановившимся ритмом привычной жизни.

— Послушайте, — сказал он. — Может быть, вы продадите нам то, что стоит у вас в той комнате?

— Где? A-а! Понял. Ну что вы, это несерийный комплект, Мы только его собрали и продуваем. Неизвестно, как он себя поведет. Ну, в общем, новая разработка и пока в единственном экземпляре. Тем более, там больше, чем два, там около трех киловатт, и….

— Как раз столько, сколько нам и нужно, — обрадовавшись, заверил его Алексей.

— Даже не знаю… Не понимаю, вам что — горит?..

— Горит — не то слово! Давайте посмотрим!

— Конечно!

— Ну давайте, — неуверенно согласился Старченко, понимая, что молодые люди так просто не слезут.

Через какое-то время они снова оказались в войлочной комнате. Старченко включил красные кнопки на усилителях, и восемь оживших колонок глухо хрюкнули.

— У меня тут есть один диск «Led Zeppelin»…

— Не нужно. Поставьте вот это.

Алексей протянул кассету с записью Яниса. Уже через минуту мощный бит стучал в стены старого дома Эффект был потрясающий, и Алексей сразу влюбился в эту технику. Это было как мощный спортивный автомобиль: жмешь педаль, и мощность появляется без усилий.

— Сколько стоит? — спросил Алексей, когда Старченко выключил аппаратуру. — У нас есть две штуки!

— Ну, этого мало! — взмолился Старченко. — Три киловатта, японские транзисторы…

— А сколько нужно? — спросил Алексей, лучезарно улыбаясь и любовно поглаживая рукой сетку динамика.

— Хотя бы три с половиной, ну три… Три киловатта, три тысячи, это еще куда ни шло…

— Идет! Три! Сейчас две, и тысяча в течение месяца. Идет?!

Грустно улыбнувшись торопливому молодому человеку, Старченко кивнул и как бы нехотя хлопнул с ним по рукам:

— Идет!

— Круто! Мы снова в бизнесе!

— Я бы ни за что не продал, но вижу, что вам очень нравится, — вяло промямлил фабрикант.

— У нас есть еще человек триста, которым тоже понравится, — заверил его Андрей.

— А, ладно! Забирайте.

Когда грузовик с новой техникой приехал и выгрузился на Фонтанке, поглазеть на приобретение примчались все друзья и знакомые. Алексей ходил вокруг колонок, как жених вокруг невесты. Тяжеленные ящики выстроили в зале двумя стойками по четыре штуки, долго соединяли проводами и наконец включили. Поначалу всем показалось, что начался артобстрел: густой тектонический рокот стал выбираться из ящиков, а верхнечастотные драйвера душераздирающе завизжали. Морщась от страха, Алексей выключил усилители и побежал звонить самоделкину. Через несколько минут он вернулся с записанными на бумажке разъяснениями, перепаял соединительные провода и снова включил приборы. На этот раз все удалось. Мощный резиновый кулак лупанул собравшимся в животы. После чахлых звуков бытовых колонок ураганная мощь этой системы показалась устрашающим оружием. Не встречая препятствий, мощный поток звука разлился по квартире, и от его силы задрожали колотые стекла в оконных рамах. Алексей встал к пульту и заиграл. Он парил в звуке, как безмоторный самолет в потоках восходящего ветра. Разница между старым звуком, извлекаемым из полумертвых динамиков, и новым саундом была настолько велика, что из соседней мастерской пришел разбуженный невообразимым шумом Георгий.

— Что это у вас тут происходит?

— Новый звук проверяем, — радостно сообщил ему Андрей. — Только что привезли. Ну как тебе?

— Впечатляет! Так что, сегодня вечеринка на новом звуке?

— Похоже на то!

До позднего вечера квартира сотрясалась и гремела После трех часов игры счастливого Алексея сменил Грув. Как обычно, после занятий в консерватории он пришел в клуб и так же, как все, был ошарашен увиденным. Оценив по достоинству все возможности нового аппарата, он встал к вертушкам, дал полный газ и беспощадным скретчем стал терзать шестнадцатидюймовые динамики.

Одним из последних, перед самым началом вечеринки приобретение увидел Миша. Закупая напитки, он весь день прокатался на такси и теперь, затащив в чуланчик при входе последний из двадцати ящиков шампанского, с лицом труженика ступил на танцпол. Еще не зная о том, что в новые динамики были вбуханы все их общие деньги, он с радостной миной стал рассматривать высившиеся до потолка колонки.

— Где нарыли? — сквозь грохот музыки прокричал он Алексею, пожирая глазами фантастическую технику. — В аренду взяли? Сколько стоит? — допытывался Миша.

— Почти даром! — измывался над ним Алексей. — Три штуки.

Очень скоро Миша понял, что за технику расплатились в том числе и его любовно собираемыми деньгами. Испытав шок от самоуправства друзей, он пережил одному ему известные мучения и горестно поплелся на вход рулить запуском в клуб и снабжать людей шампанским.

К двенадцати часам ночи на призывный грохот новой аппаратуры со всех сторон стал стекаться народ. Необыкновенная новизна ситуации вызвала массу восторгов, и в густом потоке громкого звука сразу и яростно затанцевала старая квартира. Сквозь распахнутые по случаю летней духоты окна звук бухающего барабана разносился по заключенной в гранит Фонтанке, улетал в белесое беззвездное небо и дробным эхом прыгал по всей округе. Потоки шампанского, шипя, изливались в пластмассовые стаканчики, гости шумели, курили, очень громко разговаривали и возносили хвалу неизвестному умельцу с Утиной улицы.

Когда набравшая обороты вечеринка неслась на всех парах, Алексей отвел Андрея в сторону и сказал:

— Послушай! Меня тут нашел наш общий приятель. Он работает переводчиком на — «Белых ночах»…

— Что за «Белые ночи»?

— Да муть какая-то, фестиваль — не фестиваль. Непонятно. Весь город в афишах, какие-то концерты. Устраивает Киселев, бывший вокалист группы «Земляне». Неважно. Так слушай. На эти «Белые ночи» пригласили «Супермакс», «Бони-М» и «Снап»!

— И что? В смысле, что они там делают?

— Что делают, не знаю, но знаю, что сейчас они умирают от скуки на каком-то пафосном ужине в их честь в «Прибалтийской». Этот парень говорит, что там совершенно неинтересно и они очень хотят куда-нибудь сбежать от этого русского застолья. Предлагает привезти их сюда.

— Круто!

Прошел час, и полна пробежавшей по клубу новости прибила к окнам десятки любопытствующих. Перед домом на набережной Фонтанки остановились несколько длинных, как троллейбусы, лимузинов, и из них выбиралась прелюбопытнейшая публика. Приехавших было человек десять, и делились они на две группы, отличающиеся друг от друга размерами и цветом. Первая состояла из невысокой африканки в серебряном платье, темнокожего мужчины в трико с лампасами и офицерской фуражке, еще одного улыбчивого темнокожего и трех европейцев, одетых ярко и нарядно. Другая же была составлена исключительно из мужчин в черных костюмах, огромного роста, молчаливых и ничему не удивляющихся. Каждый из здоровяков в черном встал позади одного из пестро наряженных, и в таком порядке иностранная делегация проследовала в грохочущий музыкой неофициальный клуб.

Пахнущие свежей летней зеленью огромные послевоенные тополя накрывали шелестящими кронами скверик, расположившийся на углу Лермонтовского проспекта и крохотного Морского переулка. В глубине вытоптанного газона стоял милицейский уазик. Внешне машина не подавала признаков жизни, но тем не менее она была обитаема, и в ее кабине что-то происходило. Сквозь мутное стекло в темноте машины были видны два плохо различимых силуэта Водитель и сидящий рядом сержант не спеша потягивали пивко и, крутя сигаретными огоньками, поминутно оглядывались. На заднем сиденье происходила напряженная борьба: тяжело дыша и матерясь, старший прапорщик Викулов пытался приласкать недавно пойманную на Балтийском вокзале проститутку. Пьяненькая бродяжка, сопя, отпихивалась, а возбужденный ее близостью усатый прапорщик доверительно шептал:

— Чего ты брыкаешься? Дура!

Неожиданно в патрульной машине раздался тревожный и свистящий эфирными помехами вызов с пульта. Поскольку старший наряда был занят, то на связь с командованием вышел молоденький сержантик. Недавно вернувшийся из армии, этот розовощекий вояка еще сохранял остатки военной выправки и потому ответил четко и внятно:

— Два, сорок два! На связи!

— Не ори! Авдеич, ты что ли? — заспанным голосом поинтересовался офицер на рации.

— Никак нет! Сержант Иванов!

— Чего орешь, сержант? Плохо слышно?

— Никак нет!

— А слышь, Иванов, а где Викулов?

— Он… он отошел, сейчас будет, — находчиво соврал защитник обездоленных.

— Тут это, уже дважды звонили из «Советской» и из сумасшедшего дома на Троицком тоже. Говорят, спать невозможно. Там что-то происходит. Где-то грохочет, никто ничего понять не может, но жильцы в гостинице жалуются. А на Троицком все психи проснулись и орут, санитары их колют. Давайте-ка по-быстрому на Фонтаночку, причешите там всех, чтобы был порядок. После доложите.

— Есть порядок! — обрадовавшись настоящему заданию, энергично ответил Иванов.

— Черти, отдохнуть не дадут! — сдавленно прокашлял прапорщик, застегивая пуговицы на сером кителе и перестраивая блудливый шепот на повелительный басок: — Пошла отсюда!

Распахнув дверь машины, он согнул ногу в колене и, поднатужившись, пинком вытолкнул помятую путану на пыльную землю. Следом за ней из машины полетели пивные бутылки и окурки.

— Поехали, посмотрим, кто нам спать мешает, — скомандовал Викулов своим подручным.

Машина вздрогнула и, фыркнув черным дымом, устало завелась. Экипаж покатил по проспекту и вскорости оказался у Египетского моста. Долго искать нарушителей спокойствия не пришлось: над прохладными водами реки Фонтанки отчетливо плясал барабанный перестук. Наблюдательный прапорщик сразу разглядел скопище машин у дома 145 и приказал включить мигалку на крыше. Когда милиционеры приблизились, они увидели, что на третьем этаже открыты все окна, на подоконниках сидят люди, и именно из этих окон на улицу вырывается невообразимый грохот.

— Ах, мать твою! Что творится! — наливаясь яростью, воскликнул прапорщик, затягивая на поясе портупею с кобурой. — За мной!

Он вывалился из машины и, расталкивая куривших на лестнице людей, помчался наверх. Уже через минуту менты ворвались в квартиру и там, нанося удары направо и налево, стали прокладывать себе дорогу в глубину заполненного людьми клуба. Сержант с водителем махали дубинками, а прапорщик потрясал пистолетом и орал. Неожиданно в пылу боя перед прапорщиком вырос огромный черный костюм, заканчивающийся лысой головой с воткнутым в ухо наушником:

— Ты чего шумишь, служивый? — поинтересовалась голова. — Не маши волыной! Тут звезды отдыхают.

— А мне по хрен твои звезды. У меня у самого звезды, — заводясь от наглости лысого, сообщил ему прапорщик и указал стволом пистолета паевой погон.

— Всем стоять! Музыку выключить! Включите свет! Документы!

— Что за шум? — вальяжно поинтересовался неожиданно нарисовавшийся Заяц.

Вместо ответа прапорщик размашисто саданул его по голове рукояткой пистолета:

— Стоять!!!…..

— Ты чего делаешь, гад!!!…

— Иванов! Вызывай наряд!!!

— Что вы делаете!.. А-а-а!!!..

Уже через несколько минут вечеринка была полностью остановлена, и в бурлящем гомоне и образовавшейся неразберихе раззадоренный прапорщик стал наводить порядки:

— Кто такие? Документы! Стоять!..

Алексей, красный от волнения и стыда за конфуз в собственном клубе, пробился к центру скандала и попытался объясниться:

— У нас здесь молодежный клуб. Все официально. Это наши гости, у нас мероприятие…

— Какое мероприятие?! Три часа ночи! А это что за бандиты? Иванов, вызывай ОМОН!

— Это не бандиты! — попытался разуверить его Алексей, перехватив взгляд прапорщика. — Это телохранители. Здесь находятся музыканты из Америки.

Алексей попытался увести прапорщика, но тот, не опуская руки с пистолетом, стал напряженно осматриваться. От его наблюдательного ока не ускользнули детали, и среди сотен взволнованных лиц он заметил знаменитостей, недоуменно прячущихся за широкими спинами черных костюмов.

— Это эти, что ли? Негры? — спросил прапорщик, убирая огнестрельное оружие. — Так, стоять! Кто здесь главный, ты? Со мной. Остальные стоять!

Алексей, Андрей, Миша и один из охраны потянулись к выходу, чтобы продолжить переговоры уже в коридоре.

— Вы поедете с нами, остальным расходиться! — скомандовал прапорщик, обращаясь к Алексею.

— Послушайте! — стал втолковывать ему Алексей. — Это частный клуб, а это — наши друзья. Мы имеем полное право…

— Какое право? Три часа ночи! Открыты окна, шум, музыка! Притон! — забрызгал слюной прапорщик. — Расходиться! Шалой воняет на всю округу. Частный клуб! Может, еще и оружие есть? Надо все-таки ОМОН вызвать. Ивано-ов!!..

— Послушайте, — задыхаясь от волнения, начал Миша, пытаясь сбить накал разговора. — Вы же сами были молодым.

— Ну и что? — неожиданно заухмылялся прапорщик, крутя усами в разные стороны. — Был.

— Музыку слушали, на танцы с девушками ходили. Ну там «Бони-М», «Отаван», «Чингис-хан»… Помните?..

— Ну, ходил. И чего? В три ночи танцев не было, так чтобы окна нараспашку — и гуляй на весь район! «Бони-М»! Что «Бони-М»?

— Да вот же он перед вами! — тихо сообщил Андрей прапорщику.

— Кто?

— Ну, этот парень из «Бони-М».

— Где? — вытаращил глаза прапорщик.

— Вон стоит у стены.

— Это который? Этот, что в фуражке пограничника?

— Он и есть. Собственной персоной. Это его мажоры вырядили пограничником. Первый раз в России.

— Они в гости к нам приехали… — подхватил Миша. — Концерт будут петь.

— Потому, собственно, и шум…

Заморгав, прапорщик поджал губы и, не отрывая глаз от звезды дискомузыки, спросил:

— А остальные кто?

— Вон та, в серебряном платье, — из «Снап», те двое — из «Супермакс», а остальные наши гости…

Что-то важное щелкнуло в голове усатого рубаки. Он как-то обмяк и унесся непослушными мыслями куда-то далеко, в давние восьмидесятые. Где-то там осталась южная танцплощадка, на которой он первый раз в жизни напился портвейна до рвоты, с кем-то дрался из-за бабы, а после победителем танцевал «Багама-мама». Бессвязные и приятные воспоминания о танцах юности яркими картинками мелькнули в его голове, но тут же были сдавлены обручем служебной фуражки.

— Но это!.. Все равно! Расходиться! Не положено. Шум… — Тут он запнулся и продолжил уже на полтона тише: — Окна хоть закройте…

Понимая, что в ситуации наступает переломный момент, Алексей мигнул Мише, и тот вытащил тысячерублевую купюру.

— Не надо! — гордо открестился от мзды прапорщик, принимая меж тем купюру ловким движением руки. — Закройте окна, ну там, и не шумите особо… Нас же дергают. Слышно аж до «Советской», там же люди живут. И эти дурики напротив тоже проснулись. Надо как-то потише… А этот что, правда, из «Бони-М»?

— Вернее не бывает, собственной персоной.

Случилось чудо: прапорщик забрал подручных и в скорости оставил клуб. Единственное, что тревожило всех друзей, — уходя, он, не комментируя свои действия, увел с собой пострадавшего Зайца с окровавленной головой. Окна квартиры плотно закрыли, музыку сделали поташе, и танцы немедленно продолжились. Налет милиции вызвал у всех прилив адреналина, и потому веселье снова вспыхнуло как порох. Через час, когда все страсти улеглись, из эркера квартиры снова увидели милицейскую машину. Менты подъехали к дому. Все напряглись, но из машины вывалился лишь очень пьяный Заяц. Из его радостного рассказа выходило, что сначала прапорщик повез его на Сенную площадь, менты отобрали у ларечников три бутылки водки, после все вместе поехали в отделение, и после сдачи оружия там началось братание. Новые знакомые выпили одну бутылку и разговорились по душам:

— Серега! А это правда «Бони-М»? — допытывал прапорщик.

— Ну я тебе говорю! — убеждал его Заяц.

— Я сразу понял, что «Бони-М». Да брось ты свою голову лизать! Возьми бинт. Ну хочешь — меня вдарь!

— Не, не хочу, давай лучше бухнем.

— О! Наш человек! Еще по маленькой!

— А вот эту помнишь: «тара-тара-ра-ра, та-ра-ра-ра-ра!»?

— Ага.

— Слушай, а чего вы такое говно курите?

— Какое говно? — насторожился Заяц.

— Ну такую вонючую шалу. Хочешь, я тебе нормальной достану, у нас тут есть конфискат, у цыган вчера отняли.

— Давай.

И захмелевший прапорщик дал. Обратно в клуб забинтованный Заяц приехал на машине с мигалкой, в руках у него были две бутылки водки, а в кармане — увесистый пакет травы.

Но на этом чередование приятного и неприятного в тот день не закончилось. Уже под утро, когда уехали лимузины с суперзвездами и основная масса гостей разошлась по домам, клубная примадонна Юля Шуба в разговоре нажаловалась Алексею, и тот, выпучив глаза, чуть ли не с кулаками набросился на Мишу. Вид у него был бешеный, и разговор получился более чем неожиданный:

— Миша! Какого черта! — орал Алексей, не обращая внимания на то, что еще не все гости покинули клуб. — Говорят, ты берешь с наших друзей деньги на входе? Это правда?!

— Ну если ты называешь друзьями приятелей Юли Шубы, то тогда да. Она их сама не знает. Я их не знаю. Да и он и нас тоже. Почему бы им не заплатить за вход?

— Почему? Я тебе сейчас объясню почему! — закричал на него Алексей. — Ты стоишь на входе для того, чтобы посторонние не попадали сюда. Но у нас клуб для друзей.

Сюда попадают только в одном случае: если ты друг. За деньги или кого попало мы не пускаем.

— В таком случае, может быть, ты сам будешь стоять на входе? — съ язвил Миша и лукаво уставился на Алексея черными бусинками глаз.

Тот не выдержал и, окончательно сорвавшись, заорал:

— Буду! Лучше уж я сам буду стоять на входе, чем поручать это таким, как ты.

— Я не очень понимаю, из-за чего ты так орешь, — повышая голос, начал отбиваться Миша. — Мы пускаем сюда огромное количество народа, мы даже половины из них не знаем! Прошли те времена, когда туг собирались одни друзья. Оглянись. Мы просто теряем деньга. А их у нас и так нет. Мы, что все работаем за идею?

Дождавшись этого вопроса, Алексей взбеленился и закричал ему прямо в лицо:

— Да! Я работаю за идею! Я пускаю к себе в клуб кого хочу. И беру деньги, когда хочу. Понял? Это мой клуб!

— Но это и мой клуб! — начиная стервенеть, закричал Миша.

— Может быть. В какой-то мере! Но решения тут принимаются коллективно или никак. Понял!? Иди лучше шей свои тряпки! Шитик!

Разговор имел только одно последствие: две недели друзья не разговаривали, а после этого Миша как-то незаметно вывез свои вещи и, не прощаясь ни с кем, исчез с Фонтанки. Лопнула такая крепкая дружба, и разошлись в стороны пути-дорожки. Андрей, естественно, был на стороне брата и так же, как он, против мелочных выгод, но так как верх взяли эмоции, то сказать что-либо примиряющее никто не мог. Все произошло комкано, поспешно и суетно. В каком-то тонком месте надорвался нервный узелок, стыд сменился брезгливостью, а после все накрыла безудержность ярости.

Мишино исчезновение не сразу, но все же сказалось на привычном укладе жизни и деятельности «Танцпола». Несколько недель июня братья вдвоем тянули клуб, вечеринки продолжались, но вскорости их стали настигать последствия событий, случившихся задолго до этого расставания.

Случилось то, что давно могло случиться, и, как это всегда бывает, в самый неподходящий момент. Из небытия возникли озлобленные на неформалов рыботорговцы. Бывшие партнеры и спонсоры по «Gagarin-party», компания «Кринта», раздобыли все-таки какие-то документы на право распоряжаться площадями в доме и однажды заявились с милицией. Их приход нельзя было предсказать, иммунитет у клуба был ослабленный, и это привело к тому, что «Танцпол» не смог ничего внятного им противопоставить. Менты предприняли традиционный прессинг и вынудили молодых людей в трехдневный срок очистить помещение. Началась агония клуба. Удар, нанесенный всеми этими неприятными обстоятельствами, был такой силы, что оправлялись от него долго и мучительно. Основные ценности и личные вещи были перемещены в пустующую квартиру в соседнем шестиэтажном доме, в «Танцполе» оставили лишь диджейский стол и гору аппаратуры. Еще несколько недель нелегальным образом в опечатанной ментами квартире удавалось проводить вечеринки, но всему приходит конец, и однажды эту старую, ставшую родной и близкой квартиру пришлось оставить. Закончилась славная история этого места. В покинутой всеми квартире остались лишь грациозные девушки, одиноко пляшущие в овальных гипсовых медальонах.

Из Москвы приехала Марина. Она почувствовала сердцем, что происходит что-то нехорошее, и, оставив все дела, примчалась в Петербург. Они с Алексеем как-то обустроили огромную чужую квартиру на четвертом этаже в соседнем шестиэтажном доме и зажили в ней втроем. Из Москвы Марина приехала уже не одна. По ее постоянной счастливой задумчивости и округлившимся формам можно было догадаться, что она беременна. Ее растущий живот действовал на Алексея, как магнит, и, раздумывая над жизнью, он подолгу просиживал с ней рядом, положив тяжелую голову ей на колени.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ДЕТИ ПОДЗЕПЕЛЬЯ

1993–1998

1

С вечера 12 декабря 1992 года крепчающий мороз подмел остатки витавшей в небе влажной мути, и всю ночь эта снежная мука белым крошевом сыпалась на спящий город. Поутру на совершенно чистом и бездонном голубом небе вспыхнуло солнце. Своими лучами оно обшарило убеленные улицы, раскидало повсюду длинные тени и засветило так ярко, что квелые пешеходы щурились, закрывали ладонями глаза.

Начинался прекрасный день. Александровский сад, обнимающий своей большей частью Ленинградский зоопарк, к этому времени уже был полон людьми. По одной из его извилистых аллей, дымя сигаретками и вполголоса переговариваясь, неторопливо шагали Денис Одинг и Олег Назаров. За ранним часом шаги их были нетверды. Еще ни разу со времени окончания средней школы Денис не заставлял себя вставать так рано. Не без дрожи отвращения, он спросонья окунулся в безумный мир утреннего метро, и прокатился в вагоне, полном спешащих на работу горожан. Олег держался более уверенно — сказывался не до конца забытый армейский опыт ранних подъемов, но и его вязко мутило от вида заспанных соотечественников.

Подняться из мягких и теплых постелей их заставило одно очень важное обстоятельство: именно в это время, а точнее в восемь утра, Римлян Зуфарович наказал им явиться к себе в подвал. Этот строгай и загадочный Римлян Зуфарович говорил с ними по телефону только один раз, но и этого раза было достаточно, чтобы Денис все понял и сообщил другу:

— Этот старикан, судя по всему, порядочный зануда. Сталинский сокол.

— Будем с ним работать! — оптимистично заверил друга Олег.

Не случайно должны были встретиться молодые художники с этим «сталинским соколом». В течение этого солнечного дня, и уж тем более в событиях, предшествующих ему, не было никаких случайностей. Олег в очередной раз съездил к Аннете в Германию и, вернувшись, привез оттуда окончательное намерение связать отныне воедино свой образ жизни и свою привычку постоянно веселиться. После ставшей знаменитой мастерской в Свечном переулке, судьба таскала друзей по разным адресам, но всюду, где они ни пускали корни, их очень скоро настигали неблагоприятные обстоятельства и злая воля недружелюбно настроенных третьих лиц рушила все планы. К тому времени рисование картин уже давно было задвинуто на пятый план, а приоритетным занятием для Олега и Дениса стали одни лишь вечеринки. Да и не могло быть на тот момент ничего более интересного. Каждый новый день был светел лишь тем, что обязательно приходила ночь, и неизбежно наступал веселый час начала новой acid-party. За прошедшие два года друзья собрали вокруг себя внушительное количество преданных молодых людей и слепо верили тому, что самое главное в их дальнейшей жизни — это не останавливаться, и продолжать веселиться.

Все к этому шло. Вечеринки полностью завладели умами молодежи и загремели по городу. Летом этого же года, помимо «Танцпола» на Фонтанке, открылся еще один неформальный клуб. Назывался он по месту расположения — «Обводы и Газы», так как находился на пересечении Обводного канала и проспекта Газа. В целом мрачное и депрессивное место, огромный доходный дом — мелкие кооператоры, цыгане, подозрительные конторки, пьянь и прочая городская шушера, наполняли его темные квартиры, как тараканы старый буфет. Верховодили новым клубом несколько постоянных посетителей Фонтанки: Слон, Ломбах, Кузьма и Массальский. Квартиру со сломанными стенами они оклеили белой бумагой, разрисовали все флюрокрасками и оснастили имеющимися в наличии приборами. Клуб получился простенький, но едкий, как редька. Едким он был от неимоверного количества горькой на вкус кислоты, которой потчевали друг друга его верные поклонники. Новая формация молодежи, те, для которых попасть на Фонтанку было лишь несбыточным желанием, устремились туда и забурлили в нем адским месивом.

Бывая на Фонтанке, наведываясь на «Обводы», посещая вечеринки Бирмана — Салмаксова, а позднее и ставшего самостоятельным Воронцова, Олег и Денис все больше убеждались, что им необходим свой собственный клуб. Посещая берлинские и гамбургские притоны, Олег насмотрелся всякого и, вернувшись в Петербург, предложил другу искать заброшенный подвал. По его мнению, клуб под землей меньше мозолил бы глаза обывателям и властям, нежели беспрестанно орущая по ночам квартира. В конце концов, идея зарыться под землю настолько завладела умами художников, что они перешли к конкретным действиям. После долгих и утомительных поисков на Зверинской улице был найден огромный земляной курпш, под восьмиметровой толщей которого прятался построенный на случай ядерной войны пункт управления каким-то заводом. Пересмотрев за эти месяцы массу заброшенных убежищ, ребята уже было отчаялись, но вот судьба улыбнулась, и в лабиринте улиц Петроградской стороны они наткнулись на этот холм. Отделенное от жилых домов деревьями, это убежище одиноко дыбилось из земли посреди огромного участка незастроенной территории. Летом оно зарастало буйной зеленью и было излюбленным местом гадящих собак, а зимой естественным способом холм превращался в детскую горку для санного катания.

Найдя этот заманчивый объект, художники навели справки и очень скоро оказались в приемной директора крупного оборонного завода. Это огромное, занимающее несколько кварталов предприятие в связи с сокращением госзаказа и переходом на самоокупаемость на всех парах приближалось к экономическому краху. Директор, технарь-интеллектуал, весьма приветливо встретил художников и, услыхав об их интересе к убежищу, не удивился. Покуда у директора в глазах горел огонек участливого внимания, Олег и Денис, перебивая друг друга, объясняли, насколько станет жизнь на зелоте краше, если у него хватит мужества и он пустит неформалов в подвал. Из их фантасмагорических рассказов выходило, что это чуть ли не спасет тонущий в долгах завод, так как получение прибыли в будущем клубе гарантировало бы истерзанному предприятию жиденький, но зато постоянный ручеек денег. Чтобы вот так вот сразу не пугать вечеринками воодушевленного директора, основной упор рассказчики делали на художественную часть прожекта. В течение получаса директор узнал для себя много интересного, в том числе и множество новых слов. Улыбка, появившаяся у него на лице сразу, как только он увидел крашеные волосы Одинга и ярко-оранжевую куртку Назарова, не сходила с его физиономии до самого конца их встречи. Когда же фонтан красноречия у просителей иссяк и они, ожидая вердикта, смолкли, директор собрал воедино полученные впечатления и, приняв решение, сообщил художникам:

— Идея мне нравится. Почему нет? Можно подумать. Но вы же не видели самого убежища. Вы знаете, там есть проблемы…

— Мы все починим! — воодушевленно заверил его Олег, припоминая, какие затопленные развалины им приходилось видеть до этого.

— Дело в том, — тут директор сделался серьезным, — дело в том, что еще никто не снял с этого места статус пункта управления. Там размещается наш склад гражданской обороны. Вот если вы сможете как-то ужиться вместе со складом…

— Конечно! — воскликнул Денис.

— Вы очень торопитесь, — улыбнувшись их напору, ответил директор. — Вот вам телефон нашего начальника по гражданской обороне. Его зовут Римлян Зуфарович. Пусть он вам все покажет. Если это то, что вам нужно, — милости прошу ко мне, обсудим детали.

Полные радужных надежд, Олег и Денис попрощались с директором и, добравшись до первого таксофона, созвонились с этим самым Зуфаровичем.

Когда молодые люди оказались на месте, часы показывали две минуты девятого. Четырехметровой высоты холм растянулся на всю длину Любанского переулка, и был нарядно бел от выпавшего за ночь снега. Эта подземная крепость выходила на поверхность двумя бетонными сооружениями, каждое из которых имело по две стальных двери и забранные решетками вентиляционные отверстия. Остановившись в нерешительности, друзья призадумались:

— В какую дверь нам нужно? — озабоченно спросил Денис у друга.

— Не знаю, их тут четыре.

— Давай пробовать во все подряд?

— Разумно.

Приблизившись к первой двери, они принялись деликатно по ней постукивать. Гробовая тишина в глубине убежища и видимая в щель замка тьма подземелья, были им ответом. Постепенно раззадориваясь, художники набросились на следующую, потом перебежали на другую сторону убежища и стали молотить еще громче. Перед последней дверью Олег как-то сник и высказал печальное предположение:

— Наверное, там никого нет.

— Не может быть, он же сам нам время назначил. — Денис был очень расстроен. — Гад!

В сердцах он пнул дверь ногой и тут же испуганно отскочил в сторону: даже не скрипнув, тяжелая дверь легко распахнулась, и в освещенном дверном проеме перед ними предстал пожилой мужчина в видавшем виды сером пальто и заячьей шапке.

— Вы художники? — безучастно поинтересовался он, и взмахом руки выкинул наручные часы из рукава пальто на запястье.

— Да! Да, мы опоздали… не знали… стучали…

— Восемь часов семь минут, — пробубнил старик. — Я уже уходил. Вам повезло.

Окинув холодным взглядом ярких, как попугаи, молодых людей, мужчина сдвинул косматые брови и жестом пригласил их следовать за собой. Лестница прямо с порога падала вниз и убегала под землю двумя длинными маршами. Как только ребята ступили в бетонированную галерею, Римлян Зуфарович захлопнул дверь, и свет ясного дня срезался у них за спиной. Их окружило печальное безмолвие сумрачного подземелья. Привычным шагом старик направился вниз, и в конце спуска они оказались в узком коридорчике с несколькими выходящими в него дверями. Двери эти, как, впрочем, и все, что в дальнейшем друзья увидели в этом бункере, были не простые. Огромные, сваренные из толстых металлических швеллеров, они напоминали антураж фантастических фильмов о космосе. Бронедвери висели на мощных петлях и герметично запирались с помощью вращающихся штурвалов. Пройдя этот коридор, художники свернули налево и оказались в герметическом шлюзе. Запираемая с двух сторон такими же дверями, эта бетонная камера была последней преградой между прячущимися внутри людьми и ударной волной ядерного взрыва на поверхности. Сразу за ней начинался огромный подземный зал. Оказавшись в нем, молодые люди раскрыли рты от удивления и, шаг за шагом ступая вперед, стали еще больше округлять глаза; это было как раз такое помещение, о котором они мечтали. Они оказались в настоящем техноклубе.

Вытянутое помещение имело восемь метров в ширину, три в высоту, и около пятидесяти в длину. Вдоль его стен находились двери, ведущие в комнаты поменьше. Под потолком тянулись мощные трубы вентиляции, по стенам расползались связки проводов, висели замысловатые приборы, светились лампы, мигали датчики. Все оборудование в этом зале было в прекрасном состоянии, на всем лежал отпечаток бережливого сохранения и педантичной, полувоенной заботы. Стены зала украшали множество плакатов по гражданской обороне, повсюду находились столы с черными фибролитовыми телефонами, на всех дверях висели таблички, стояли стеллажи с противогазами и огромные колесные огнетушители. Самыми впечатляющими объектами оказались пять неимоверного размера бочек, обернутых блестящим металлом.

Видя восторженную растерянность молодых людей, хранитель подземелья смягчил строгую мину и стал прояснять ситуацию:

— Все, что вы здесь видите, работает. Абсолютно все. Это стратегический запас пресной воды на триста человек, рассчитан на три месяца полной изоляции. Это энергоцентр, здесь стоит дизель-генератор, который может обеспечить электроэнергией все сооружение, и запас солярки к нему. Тут, — туалеты на двенадцать горшков. Там — командный пункт, радиоузел, медблок. Дальше — вентиляционные камеры. Вся вентиляция ту т идет через угольные фильтры, это чтобы отравленный воздух после ядерного взрыва не попадал внутрь. Там дальше…

— А, что это такое вообще? — с искренним восторгом перебил его Денис. — Д л я кого это строили? Для правительства?

— Ну, что вы. У Смольного свои убежища, роскошные. Этот пункт построили в шестидесятом году для управления нашим заводом в военное время. Если начнется война и на город сбросят бомбу, инженеры перейдут под землю и уже отсюда по телефону и рации будут вести управление цехами.

— А кто же работать-то будет? — нетактично выпалил Олег.

Тонко улыбнувшись его негармоничному восприятию мира, старожил убежища ответил:

— Кто-кто? Рабочие. Кто же еще?

— А как?

— Как положено. В противогазах, — ответил умудренный подземной жизнью старик. — Ну, вот, собственно, и все, что мне велели вам показать.

— А там что? — полюбопытствовал Денис, указывая в сторону нескольких проемов, темневших в стене зала.

— Такое же по размерам помещение, как и это, нотам находится склад химзащиты и средств спасения: противогазы, костюмы, аптечки, носилки, кровати, инструменты. Ну, вот вы все посмотрели. Может, теперь расскажете, для чего вас прислал директор?

— Мы хотим тут клуб сделать! — вывалил ему на голову Олег.

Хранитель подземелья снял шапку и медленным движением руки пригладил свои редкие, седые волосы. Без головного убора он как-то уменьшился, заблестела пролысина, и красным венчиком на лбу проступил след от кроличьей ушанки. Найдя его раздумья несколько комичными, Олег радостно улыбнулся, но тут же осекся. Римлян Зуфарович нахмурился и, не глядя на гостей, произнес:

— Да-а. Времена пошли. Черти что творится! Теперь клуб в убежище устроят. Тьфу!

Произнеся это мрачное предсказание, он плюнул в сердцах, повернулся к молодым людям спиной и побрел куда-то в темноту. Оставшиеся вдвоем Олег и Денис молча проводили его взглядом, а когда фигура смотрителя исчезла, они яростно схватили друг друга за плечи. Стараясь не шуметь, они выпустили такое количество энергии, что ее хватило бы на то, чтобы вскипятить все эти бочки с водой.

— Ты видел!!! Вода, электричество, туалеты!!! — бешено шипел Назаров.

— Нереалка!!! — соглашался Одинг, обводя сказочное помещение увлажнившимися от счастья глазами.

— Надо хватать любым способом. Старика сольем. Нужно лететь к директору и падать в ноги.

Находка действительно оказалась фантастической. Жизнь так устроена, что каждому в ней выпадает несколько возможностей обрести что-то очень важное или по-настоящему ценное. Происходит это всегда всуе, без небесных фанфар, и потому очень важно правильно оценить представившуюся возможность и не пройти мимо своего шанса. Ослепленные открывшимися перед ними перспективами и захваченные одной-единственной мыслью — «не упустить удачу» — Олег и Денис в муках дожили до понедельника. Когда настал этот первый рабочий день, они с красными от бессонницы глазами уже в восемь утра сидели в приемной директора. Всю ночь накануне этого визита друзья провели без сна. Вместе со своим другом Штейном они выкурили бесчисленное количество папиросок и не переставали волноваться: как пройдет эта встреча. Измотав себя сомнениями и робкими надеждами, друзья выпили за ночь кастрюлю крепкого кофе, а под утро Олег и Денис тщательно принарядились и отправились на встречу.

Под натиском обычных заводских проблем директор позабыл о забавных ребятах, хлопотавших об искусстве и о том, чтобы увести молодежь с улиц. Художники поразили его своей оторванностью от нынешней реальности, странным смещением жизненных ценностей, внешним видом и речами. Умом он понимал, что они несолидные бездельники, но сердцем чувствовал в них бурлящий поток творческой энергии. В том, о чем они просили, не было ничего невыполнимого: это самое убежище вот уже как десять лет уныло дремало, и лишь изредка, для галочки, там проводились штатные заводские учения. Учитывая средний возраст рабочих завода — пятьдесят лет, эти учения всегда походили на групповое чаепитие для женщин и поголовный перекур для мужчин. Но клуб под землей — это было непонятно. Не разобравшись в этой ситуации до конца, обстоятельный директор отправил странных просителей к Зуфаровичу, надеясь, что суровый татарин покажет им подземелье и они, убоявшись трудностей, сбегут. Тем большим было его удивление, когда, снимая на ходу пальто, он вошел с утра в секретарскую и увидел двух посетителей.

— А! Это вы! — заулыбался директор.

Молодые люди как по команде встали и вытянули руки по швам.

— Леночка! — обратился директор к молоденькой секретарше. — Ко мне еще никого?

Леночка промолчала и дипломатично скосила глаза в сторону вытянувшихся во фронт художников.

— У меня есть минутка, заходите, — пригласил директор, распахивая двери своего кабинета. — Ну что? Чем порадуете?

Друзья переглянулись, и слово взял уравновешенный Денис:

— Мы посмотрели убежище…

— Лучшего и быть не может! — не в силах сдержать восторга, воскликнул Олег.

Оптимистичное начало так понравилось директору, что он от души рассмеялся. Что-то в этих ребятах было такое, что по-доброму забавляло, умудренного жизнью мужчину. Лихие времена капитализации ежедневно приводили к нему разных людей, большая часть из которых пыталась за бесценок купить его завод, некоторые предлагали заманчивые многоходовые аферы, попадались и такие, от которых за версту несло уголовщиной. А эти были обуреваемы только своей идеей и просили такую безделицу, на которую еще никто не зарился.

Выслушав до конца доклад о посещении убежища, директор задал Денису несколько вопросов, услышав ответы, ненадолго задумался. В конце концов он пристально посмотрел на Дениса и спросил:

— А почему вы, собственно говоря, хотите танцевать именно под землей? У нас, например, на этой же улице есть заводской Дом культуры «Красный маяк». Может, вам туда?

— Нет, ну что вы. Наша музыка очень специфичная, — доверчиво сообщил ему Денис. — Мы думаем, что вместо того, чтобы постоянно объяснять посторонним, что это такое, лучше забраться под землю и ни с кем не пересекаться.

Директор снова рассмеялся. Это было действительно забавно. Он специально предложил им площади Дома куль туры — надеялся, что у них разыграются аппетиты и они возжелают целое здание. Но ничего подобного не произошло, и художники продолжали стоять на своем:

— Мы андеграунд! — малопонятным словом заверил директора Денис.

— И следственно, нам под землю! — добавил Олег, указательным пальцем тыча себе под ноги.

Мало-помалу секретарская наполнялась деловым гомоном, и в кабинет все чаще стали просовываться головы заводских.

— Однако мне пора работать, — произнес директор, поднимаясь из за стола и становясь безучастно серьезным.

Олег и Денис машинально вскочили и, стоя на ватных ногах, приготовились к самому худшему. Видя их близкое к обмороку состояние, директор усмехнулся в последний раз и пожал художникам руки:

— Готовьте документы для договора аренды. Будем работать! — коротко бросил он.

Олег еле сдержался, чтобы не броситься директору на шею. Ему показалось, что он в жизни не видел человека добрее. Резко и сладко сжалось сердце, и в голову ворвался пульсирующий ток горячей крови. Мысли разорвались трескучей петардой, и в ушах запрыгало эхо: «Будем работать!» Испытав секундное головокружение и необыкновенный душевный подъем, он вознесся над терзавшими его сомнениями и понял, что все получилось. Денис, судя по всему, пребыв ал в сходном состоянии. Бессознательно совершая головой круговые вращения, он сиял улыбкой такой интенсивности, что ее сила выдавила из кабинета серенький свет утреннего солнца.

Не видя ничего перед собой, друзья выбрались из здания заводского управления и оказались на улице. Все накопленные за эти дни переживания грозовым разрядом ушли в заснеженный тротуар этой тихой улицы. Со звоном хлопнув ладонями, они расхохотались и, не сговариваясь, направились на соседнюю улицу — к убежищу.

Прошло несколько дней, и к ним пришло полное осмысление случившегося. Художники сделались одержимы. Чуть ли не ежедневно они появлялись в убежище, раздражая до нервного тика предчувствовавшего большие беды Зуфаровича. Старикан поздно сообразил, какая катастрофа надвигается на его тихий департамент пыльных противогазов и просроченных аптечек. Он провел в этом подземном мире долгие годы бесхлопотной службы и был уверен, что никто и ничто не в состоянии поколебать его размеренной жизни.

И вот пришла беда. Пришла в виде этих молодых прохвостов, одурманивших разум директора, опутавших его невидимыми сетями, поработивших его волю и превративших цветущее оборонное сооружение в вертеп. Но это будет позднее, а пока бурчащий Римлян Зуфарович был вынужден приходить в неурочный час и подолгу просиживать в своей кладовке, дожидаясь, пока художники закончат свои малопонятные действия. Странные ребята бродили по убежищу и вслух фантазировали: пряный дым травы будил фантазию, и они, размахивая руками, чертили в воздухе контуры будущего бара, гардероб, сцену, диджейский стол, кассу, офис. Все нужно было придумать, вообразить, представить.

Головы кружились от счастья, однако нахождение атомного убежища до поры до времени решили держать в строжайшей тайне. В курс дела были введены лишь несколько особо приближенных лиц: Аннета Лангер, Маша Малое — возлюбленная Одинга, Штейн и Аня Корнеева, общая подруга. Но так продолжалось недолго. Так не могло долго продолжаться, — нужно было действовать. Постепенно информация о скором открытии клуба стала расползаться среди общих знакомых и вскоре стала известна многим.

Время шло, и все ближе наступал час, когда нужно было предпринимать конкретные шаги. Пронянчив месяц новорожденную идею, напитав фантазиями и воображением, нужно было начинать кормить ее деньгами и действиями. Проспорив массу времени, Олег с Денисом пришли к выводу, что самостоятельно им этого дела не осилить, и начались осторожные, выверенные переговоры. Из ближайшего окружения они попытались выбрать человека, способного на партнерские отношения, который бы не просто дал деньга на этот проект, но и не стал в будущем большой проблемой. То, что творилось во внешнем мире бизнеса и лжи, простыми словами описывать было невозможно. Новое русское предпринимательство было сплошь замешано на жестоком обмане, бандитизме, «кидаловах», «стрелках!», «разводках», «подставах» и прочих мало приятных вещах. Страх держал мелких бизнесменов в стальных тисках. Бесконечно меняющиеся хороводы бандитов, лязгая зубами, ежедневно напрыгивали на их фирмы, требуя денег и оперируя лагерными понятиями, людей перемалывали вместе со всем их имуществом, пытали, без счета пропадали они при невыясненных обстоятельствах в сырой земле холодных ленинградских лесов.

Никто, никого и ни от чего не мог спасти или уберечь. Уповать в бизнесе можно было только на друзей или родственников, хотя примеры из жизни показывали, что даже на этом пуповинном уровне порой случались совершенно несусветные изуверства.

Всмотревшись, насколько это было возможно, во тьму предстоящих трудностей, друзья определились с искомой суммой и стали осторожно нащупывать почву под ногами.

2

С того времени, как летом 1992 года первый танцевальный клуб на реке Фонтанке прекратил свое существование, прошло около полугода.

Когда «Танцпол» покинул дом, рыботорговцы из «Крипты», получившие документы на право им распоряжаться, очевидно, в насмешку над заносчивыми «клаберами», поселили в знаменитой квартире секту каких-то богомольцев. Позднее выяснилось, что это было некое буддистское братство, или еще некое душеспасительное общество, инспирир ованно е в нашу безбожную страну религиозным аферистом Оле Нидалом, но безутешным поклонникам «Танцпола» легче от этого не стало. В том месте, где еще недавно звучал а электронная музыка и танцевали счастливые люди, эти волосатые, увешанные побрякушками хипашоги расстилали свои грязные коврики и камлая горловые напевы, бились лбами о паркет.

В какой-то мере ситуацию спас Марат. Его кипучей энергии хватило на то, чтобы захватить на последнем этаже со среднего шестиэтажного дома большую пустующую квартиру. Марат сломал там все стены, навел идеальный порядок, и в этой белоснежной мастерской еще полгода проходили вечеринки. Но это было уже не то — наступал новый период.

Потеряв собственный клуб, Алексей Хаас и его брат Андрей, переключились на производство разовых вечеринок. Первыми в ту летнюю пору прогремели две ночи в киноцентре «Родина». Как ни странно, но организовал все и подготовил тот самый Костя — фанат house-музыки, кассетный диджей и гоу-дансер с «Гагарина». Желая разделить труды и славу, он с глубочайшим пиететом обратился к «Танцполу», и предложил клубу партнерство. Однако Алексей, перманентно пребывавший в легком пафосе, счел предложение молодого человека неадекватным и, сваливая все дальнейшиехлопоты на Андрея, дал наказ взять ситуацию с «Родиной» под полный контроль. Поначалу мягко и вежливо, а в процессе проведения энергично и четко, Андрей повернул ситуацию таким образом, что все нити управления, а впоследствии и вырученные финансы оказались в руках «Танцпола». Костя был плавно отодвинут от контроля над вечеринками, а под конец довольствовался лишь тем, что два дня подряд играл на них до полного изнеможения. В первую ночь он работал вместе с Грувом, но тот, насмотревшись на происходящие баталии, играть во вторую ночь решительно отказался, и счастливый Костя играл один. «Танцпол» выставил в фойе киноцентра свой новый звук, малобюджетный спет и — что было ново и очень примечательно — четверых омоновцев. Две ночи подряд каменное ф ойе киноцентра лопалось от напиравшего народа, и лишь эти самые омоновцы с большим трудом удержали ситуацию с криминально настроенными посетителями в рамках допустимого.

Драк на дискотеках тон поры вообще было множество: спортсмены дрались между собой, били молодежь, приставали к охране, провоцировали друг друга, нагнетали страх и отвращение. Но несмотря на их мерзость и жестокость, молодежь постепенно научилась не бояться и в массе своей продолжала веселиться, невзирая на творившиеся рядом ужасы. Воспринимая присутствие бандитов, как неизбежное зло, основная часть модников окрестила их «лысыми» и старалась по возможности игнорировать. Два дня подряд битком набитый киноцентр трясся от звука. Эти первые летние вечеринки после долгого зимнего затишья мощными толчками раскачали маятник большого вечериночного бума.

Вскоре после вечеринок в «Родине» от гранитных стен Адмиралтейской набережной отчалил новый теплоход «Чайка». В начале рейса от перегрузки пассажирами веселое судно едва не затонуло, но, к счастью, все обошлось благополучно и, к всеобщему удовольствию, закончилось очень мило. С полуночи до самого утра, раскачиваясь на черных волнах и надрывая ревом музыки ночную тишину, плавающий клуб бороздил невскую дельту, скандализируя при этом разбуженных жильцов из домов на набережных. Из Лондона на это водное увеселение приехал играть Кэмден Логан. Малыш Кэмден, как его любовно прозвали питерские поклонники, доводился племянником всемирно известному дизайнеру Эндрю Логану и сам оказался стильным парнем. Милый и обаятельный, он сотворил настоящее чудо и влюбил в свою музыку петербургскую публику, которой посчастливилось оказаться на борту «Чайки».

В конце лета Алексей и довольно округлившаяся от беременности Марина улетели в Нью-Йорк. Житье в сквоте без мебели и горячей воды, так утомило Марину, что она предпочла до родов уехать в Америку. Квартира в соседнем доме, куда они переселились после потери клуба, была огромна, но настолько не устроена, что временами погружала в депрессию даже такого оптимиста, как она. К тому времени бизнес Марины в России достиг значимых масштабов, и она стала президентом компании. Компания «Белка» занималась телефонизацией, снимала огромный офис в центре Москвы и, захватывая рынок безбрежных просторов бывшего СССР, шаг за шагом превращалась в крупный телекоммуникационный консорциум. Оставляя шумную Москву, она приезжала в Петербург на уикенды, и такая жизнь между двумя городами продолжалось до самого отъезда.

С отбытием брата за океан Андрей и сам съехал с Фонтанки. На далеком от центра участке Литовского проспекта он нашел крохотную квартирку, навел там тряпочный фэн-шуй и, завалив ее горой танцполовской техники, спокойно зажил на оставшемся клочке свободного места.

Не пропал и Миша. Он всегда был немного роботизированным человеком: поднимался рано, ложился поздно, не пил, не курил, не ставил над собой психоделических опытов, имел ясный ум и не замутненную травой память. Но все эти прелестные достоинства и правильные черты характера делали его в молодежных компаниях белой вороной. Так он и жил рядом со всеми, долговязый как жердь, странный и непонятный, но, как показала жизнь, сосуществование с этой вороной не могло продолжаться долго. Романтическая необузданность Алексея и прагматичный цинизм Михаила в конце концов встретились. Результатом этой встречи стала такая личная антипатия, что вчерашние друзья разлетелись в стороны, как бильярдные шары.

И вот Миша остался один. На какое-то время общие друзья выпустили его из виду, он затаился, приготовился и, объявившись лишь к середине лета, представил публике небывалое увеселение. Все, даже те, кто частенько над ним потешались, признали: Миша попал в десятку. Ему удалось заполучить здание огромного бассейна на Петроградской стороне, а идея состояла в том, чтобы совместить музыку, свет, танцы и купание С первой же вечеринки стало ясно, что это фееричное сочетание.

«Акваделик» запомнился всем: под куполом дышащего влажным эхом бассейна гулко грохотала музыка, потоки яркого света расцвечивали колышущуюся воду, а ее бурлящую толщу пронзали зеленые нити лазеров. Полуголые танцоры извивались, как черти в аду. Прямо с танцпола, с небольшим разбегом один за другим, все желающие улетали в воду. Одеяния у танцующих были столь символические, что плотный эротический туман стоял над всем происходящим и в головах присутствующих. Свет превращал бассейн в необыкновенно красивое зрелище. Миллиардами световых отражений цветные отсветы плясали по стенам, над водой стлался дым, сумрачная пелена рвалась стробоскопами и озарялась ослепительными вспышками. Музыка и вода настолько расслабляли, что эффект превзошел все ожидания: на этих вечеринках всё поголовно купались, большая часть развлекалась шампанским, некоторые курили «башетунмай», ели грибы, а кое-кто прямо в воде занимался сексом. Но закончились «Акваделики» все же трагически: на одной из этих вечеринок какой-то молодой человек принял немыслимую дозу героина, у него остановилось сердце, и несчастный тихо опустился на дно сверкающего светом бассейна.

Вечеринки, вечеринки, вечеринки! Ночь вытеснила день и стала главным временем суток. День превратился в работящую падчерицу, разбивающуюся в трудах, чтобы с последним лучом солнца наступил праздник для беспрестанно веселящейся ночи. Вечеринки в мастерской у Марата, вечеринки в Домах культуры, вечеринки у друзей, по несколько раз в неделю, в Петербурге, в Москве, по поводу и без повода, платные, бесплатные, милые, с кровью. Осенью наступил сезонный рецидив, и вечеринки окрасились невероятно яркими фракталами галлюциногенных переживаний. Молодежь бросилась на поля, и очень скоро под руководством Леши Чернорота образовался клуб «Стоз». Сутью этого забавного сообщества экспериментаторов было отсутствие временного промежутка между нахождением псиллоцибинов и их употреблением в пищу, а называлось оно так потому, что обычной нормой всех его членов была сотня поганок, съедаемых как правило прямо на поле.

Прожив эти яростно веселые полгода один, Андрей так умотался, что однажды, осматривая себя в зеркале, разглядел в густой массе своей шевелюры льняные нити первых седых волос. Алексей по-прежнему был в Америке и лишь иногда присылал короткие сообщения. Из его скупых на подробности открыточек было ясно, что в октябре он стал отцом, Марина родила девочку, и младенца назвали Софией. Счастливый отец отсиживался на Манхэттене, а свежеиспеченный дядя Андрей суетился в Питере, хлопоча по поводу их новой квартиры. Поняв всю безнадежную глубину их бытовой неорганизованности, Марина перевела в Россию нужное количество тысяч долларов, и на Суворовском проспекте в престижном генеральском доме была куплена трехкомнатная коммуналка. Андрей завез в пустую, пахнущую прежними жильцами квартиру грузовик танцполовской аппаратуры и стал дожидаться возвращения брата.

Примерно в это же время несколько ранее не связанные друг с другом событий, бежавших параллельными курсами, стали сходиться и в середине февраля 1993 года, пересеклись в одном времени и месте. Обстоятельства колотыми льдинами сбились в кучу и ненадолго образовали затор, годный для того, чтобы несколько человек с разных сторон отчаянно побежали по нему навстречу друг другу.

Началось все с того, что Андрей «красным гостем» отправился на вечеринку в рок-клуб. Старая культовая помойка, Ленинградский рок-клуб, к тому времени уже практически помер и, доживая свои безрадостные дни, ютился во дворе, а в бывших помещениях Театра самодеятельного творчества засела некая осовремененная структура. Именно эта шустрая структура нафантазировала себе, что на вечеринках можно заработать денег, наняла невесть кого и устроила в дорогих сердцу каждого рокера стенах коммерческую танцульку. Все было соблюдено в духе модного жанра: в крашенном маслом фойе ватно молотили колонки, подвижные лучики света плясали по наполненному людьми залу, в барах толкотня и дым коромыслом, билеты, касса, охрана. Все было прекрасно, и так бы, может, и закончилось, да на беду перед зданием на улице Рубинштейна остановилась одна машина — такие называют «американским крокодилом»: огромный и обвешанный хромом, нелепый «бьюик» семидесятых годов, местами мятый и проржавленный, с выбитой передней фарой, висящей под радиатором на проводах. Никто, возможно, и не обратил бы внимания на этот цирковой транспорт, если бы из него один за другим не вылезли семь человек. Прибывшие оказались мужчинами крепкого телосложения, с хмурыми лицами и тяжелыми взглядами, в которых плавали пугающие огоньки злобной решительности. Оставив свой автомобиль прямо на проезжей части, эти семеро задрали головы и, осмотрев здание, решительно направились к входу. Их напористый маневр и слаженность действий, а больше всего — навевающий размышления внешний вид, сразу не понравились двум милиционерам, до этого мирно курившим у входа. Одеты все прибывшие были в темно-серые плащи до пола, а у некоторых были еще и шляпы.

— У нас нужно в кассу! — неуверенно объявил один из сержантов, вяло преграждая им дорогу и оглядываясь.

В притихшей сзади толпе молодежи сержант попытался найти распорядителя мероприятия, еще минуту назад спокойно курившего рядом. Но напрасно — увидав приближающуюся группу, смышленый парень все понял и тут же нырнул в толпу.

— Ты, чё, мент? Мы только посмотреть! — дерзко выдохнул в лицо милиционеру один из плащей, хищно скалясь и обнажая золотой частокол вставных зубов.

Вытягивая голову вперед, он стал заглядывать внутрь.

— Волы есть? — громко спросил у него один из напиравших сзади. — Чё там?

— Да пидоры какие-то.

Бледный милиционер, потея и морщась от обилия свалившихся на него уркаганов, деликатно взял напиравшего на него человека за плечо.

— Купите билет, — уныло попросил он.

— Да слышь ты! — неожиданно громко и с яростной злостью крикнул останавливаемый.

Он оттолкнул схватившую его руку, откинулся корпусом назад и без зам ах а хлестко врезал сержанту в челюсть.

Ноги, как дырявые мешки с водой, просели и, стукнувшись спиной об угол дверного проема, покинутое сознанием тело милиционера упало. Все произошло настолько быстро, что другой милиционер даже не успел бросить недокуренную сигарету. Видя, как, злобно гогоча, люди в плащах перешагивают через его поверженного напарника, он враз оцепенел всем телом и понял, что если сейчас хотя бы шевельнется, то уже через миг будет лежать здесь же рядом на заплеванном полу.

— Саня! Паси мусора! — повелительно крикнул один из налетчиков последнему из оказавшихся внутри негодяев.

Топтавшаяся перед дверями молодежь кинулась врассыпную, а банда в плащах, хохоча, стала подниматься по лестнице.

За несколько минут до налета на втором этаже в баре закончился один непродолжительный, но важный для всей дальнейшей истории разговор.

Олег Назаров и Денис Одинг встретили на вечеринке Кирилла Фролова и допытывались у него о перспективах своего долгого ожидания. Ждали молодые художники денег. Вернее сказать ждали Бирмана, обещавшего их найти. Еще два месяца назад, устав от раздумий и неопределенности, они предложили Бирману, Салмаксову и Фролову совместно участвовать в открытии клуба. Идея так понравилась «F. Y. Intertainment», что были организованы все требуемые консультации, и очень скоро для Олега и Дениса будущее окрасилось во все оттенки розового цвета. Прошел месяц разговоров, и, уезжая в Америку по своим делам, Бирман заверил их в том, что обязательно найдет в Нью-Йорке требуемые десять тысяч. Время шло. Изредка Бирман звонил, и деловито подбадривал приунывших художников, но денег не было, и все застопорилось.

Оттого-то сейчас, встретив на вечеринке Фролова, Олег решительно потребовал от него конкретности. Веселый и ненастроенный обсуждать дела Кирилл, как мог, покрутил разговором и, не расслышав в словах Назарова накипевшей раздраженности, очень скоро убежал. Как только его спортивная фигура растворилась среди танцующих, в переполненном людьми баре появился Марат. Завидя вечно улыбающегося друга, Назаров и сам улыбнулся — Марат вальяжно передвигался по вечеринке, ведя под ручки двух нимфеток. Друзья обнялись, разговорились, и уже через пять минут Марат был в курсе всех печалей друга. Откупоривая бутылку шампанского и подмигивая Денису в сторону одной из барышень, Марат жизнерадостно засмеялся:

— Брось ты этого Бирмана! Зачем он тебе сдался? Он вас еще год будет кормить завтраками, а потом сольет. Поговори с Хаасом. Они купили звук, мы под него на Фонтанке балдели. У них сейчас клуба нет, а звук есть. Стоит на Суворовском. У них есть звук, у вас — помещение, а чего вам еще нужно?

Денис с Олегом обменялись долгими взглядами и, когда Марат с девицами удалился, набросились друг на друга с одним и тем же вопросом:

— Что думаешь?

Но ни один, ни другой ответить не успели. Перекрывая громко звучащую музыку, в бар влетел шквал человеческого крика. В один миг идиллическая картинка вечеринки лопнула, и все вокруг превратилось в невообразимую, беспорядочную беготню и сумятицу. Пытаясь укрыться в баре, с танцпола бежало множество людей. В числе прочих снова появился Марат со своими напуганными подружками.

— Что там происходит? — удивленно оглядываясь вокруг, поинтересовался у него Денис.

— Надо сматываться! — торопливо поведал Марат, опасливо косясь назад. — Там какие-то отморозки в танцполе. Бедный Адриан Аникушин танцевал у колонок и нарвался — они его так избили, что он весь в крови.

— Кто? Что? За что? — в один голос воскликнули все вокруг.

— Не знаю. Уроды какие-то. Все в плащах и шляпах, я таки х еще не видел.

— Обычно они в спортивных костюмах на танцы ходят,

— сказал кто-то рядом с тихой ненавистью.

— Фролов попытался вступиться за Адриана, но тут же получил. По-моему, они чем-то обдолбанные.

Визгнув иглой по пластинке, музыка срезалась, и на танцполе истерически заверещала женщина, послышались очень громкие возгласы и матерные крики. Ругань и шум драки приближались, все в баре повскакивали, а из подсобного помещения выбежали несколько мужчин в костюмах. Явственно и громко в наступившей тишине где-то совсем рядом упали несколько стульев, и что-то тяжелое, очевидно человек, рухнуло на пол. Послышался стон боли и надрывный женский крик:

— Позвоните в милицию!!!

— Началось! — прошептал Олег на ухо Денису. — Нам нужно зарываться под землю и ставить такую охрану, чтобы эти уроды в клуб вообще не попадали…

Денис согласно закивал, продолжая настороженно прислушиваться к невидимой драке.

— Может, уберемся отсюда?

— Пошли скорее!

— Уходим!!!

Олег, Денис, Марат, девушки и еще несколько человек, не дожидаясь трагической развязки, выскользнули из бара и сквозь бурлящую толпу напуганной молодежи стали пробираться к выходу. Как были, без одежды, они скатились по лестнице вниз и, переступив на входе через распростертого на полу милиционера, выбежали на улицу.

Собираясь на вечеринку, Андрей долго и с наслаждением принимал ванну. Долгое житие в сквоте, с крайне редко появлявшейся горячей водой и чугунной раковиной душа на кухне, приучило его ходить в баню. Старая, дореволюционная баня в переулке Макаренко была всем хороша, вот только не любил Андрей бани. С армии возненавидел он эти моечные фабрики с колотыми стеклоблоками на окнах, общие залы с намыленными лавками, отбитую кафельную плитку, орущих в очереди к душу, казенные простыни, запах хлорки в туалете и, что самое неприятное, — множество человеческих тел, подчас анатомически безобразных, со всеми их видимыми природными пороками и излишествами. Ванная — другое дело. Лежишь в ней один, плещешься, а над головой, убаюкивая, гудит и потрескивает старый газовый водогрей. Хорошо.

Намывшись и переодевшись, Андрей вскипятил чаю и ловко смастерил персональную сигаретку. Он сидел в большой и абсолютно пустой комнате в кресле и, потягивая чай из кружки, смотрел в окно. Красиво падал снег, крутился по стеклам окна, летел встревоженной стайкой на белый свет уличного фонаря. Часы показывали пять минут третьего, и в квартире было абсолютно тихо.

«Пора!» — подумал он, и хлопнув себя по коленям поднялся.

Пора, но идти на эту вечеринку почему-то очень не хотелось. Вот уже два часа, как он тянул время и медлил с выходом. Дурное предчувствие томило весь день, не попадая точно в цель, кружили домыслами приметы: выпав из рук, разбился вдребезги стакан, иод половицей отыскался потемневший от времени пятак, а под самый вечер неожиданно пришел знакомиться сосед — отставной генерал.

Выбравшись на улицу, Андрей вдохнул морозный воздух полной грудью и, затянув потуже узел шарфа, бодро пошел по Суворовскому проспекту. Очень скоро ему повезло — его подобрала карета скорой помощи с молодым краснолицым доктором и санитаркой в несвежем халате, надетом прямо поверх цигейковой шубы. Приняв у Андрея деньга, доктор безразлично отвернулся и продолжил бесстыдно рассказывать прыскающей от смеха женщине какой-то сальный анекдот. Трясясь на обтянутом дерматином откидном стульчике, Андрей от скуки стал разглядывать убогое снаряжение медицинской машины.

Вот на этой эмалированной тачке они носят беспомощные тела больных, потом засовывают их в машину и так же травят анекдоты. Ужасная работа. Больной хрипит от боли, стонет, плачет, ему страшно, он хочет жить.

Андрей вспомнил 1985 год, как он, девятиклассник, работал санитаром в больнице. Учился делать уколы, прямо на больных. Врачом хотел стать. Не стал. В мутные белые стекла ничего не было видно. Машина притормаживала на светофорах, скрипела, тряслась, и казалось, будто бы она едет уже несколько часов. Наконец она остановилась, и Андрей с нетерпением выскочил на улицу. Глоток свежего воздуха после пропахшей лекарствами и страданиями тру- повозки подействовал бодрящим образом. Перебежав Невский проспект, он легко зашагал по улице Рубинштейна и довольно скоро повстречал на пути парочку молодых людей. Парень с девушкой быстро шли к Невскому, поминутно тревожно оглядываясь. Не обратив на них внимания, Андрей ускорил шаг и уже на подходе к нужному дому едва не был сбит с ног бегущим навстречу человеком.

— Не ходи туда! — крикнул ему бегущий, скрываясь в темноте арки.

Андрей остановился в нерешительности и, проводив его глазами, стал недоуменно осматриваться вокруг. Безмятежная ночь и легкий снегопад. Возле входа в рок-клуб виднелись какие-то люди и слышались неясные голоса. Неожиданно прямо по центру дороги вспыхнул яркий луч света, и длинные тени человеческих фигур легли на белый снег. Сразу после этого невыносимо громко и очень страшно ночную тишину спящей улицы распорола автоматная очередь. Неосознанно втянув голову в плечи, Андрей зажмурился и присел от страха Это было уже что-то нереальное. Короткое эхо выстрелов прокатилось по стеклам домов и оборвалось где-то радом озорным звоном разбитого стекла. Потеряв от неожиданности способность соображать, Андрей прижался к тротуару, и в голове его все перевернулось. Рядом громко взревел мотор машины и раздались крики. Приподняв голову, Андрей осторожно выглянул из-за стоящих у тротуара машин и убедился, что все то, что он слышит, происходит в пятидесяти метрах от него, прямо перед входом на вечеринку. Там бегали какие-то люди, кричали, и их тени мелькали в ярком свете этого одинокого прожектора.

— Андрей! Андрей! — прошептал откуда-то сверху знакомый голос. — Это ты? Иди сюда. Мы здесь, иди к нам.

— Кто это? — сдавленно захрипел Андрей, вглядываясь в темноту дворовой арки.

— Я, Марат! Иди сюда! Мы тут, смотри выше…

Подняв голову, Андрей разглядел в темноте подъездного окна несколько силуэтов и сигаретный огонек. Почти на четвереньках он добрался до двери подъезда и юркнул внутрь. Было темно, и лишь где-то вверху, на отполированных ступенях, сияли белые отсветы уличного фонаря. Поднявшись по темной лестнице, Андрей оказался на площадке и с удивлением обнаружил там целую группу молодежи, густо облепившей подоконник: Марат, Олег со Свечного, его друг Денис, незнакомые девушки. Они все стояли и напряженно прислушивались к звукам, доносившимся из приоткрытого окна.

— Что здесь происходит? — ошалело спросил Андрей сразу у всех.

— Чикаго тридцатых годов, — голос Марата дрожал. — Плащи, шляпы. Ты не поверишь! Там сейчас такое побоище было, круче всяких боевиков. Мы сбежали, как были, без одежды. А ты что-нибудь видел? Кто стрелял-то? Менты?

— Я ничего не знаю. Ничего не понял, — задыхаясь от волнения, стал рассказывать Андрей. — Шел на вечеринку, и вдруг рядом со мной начали стрелять. Чуть не обгадился. Видел какой-то свет и больше ничего.

От всей этой небывальщины у него стоял звон в ушах, и дрожью в голосе наружу рвалось беспричинное желание хохотнуть. Чувство творившегося рядом беззакония завораживало, стучало диким пульсом в висках необыкновенное ощущение настоящего стресса. Тошнотворная волна адреналина, еще на улице застудившая низ живота, теперь жарко ударила в обмякшие ноги и, вспенившись в душе, превратилась в озноб восторженного возбуждения. Кое-как продышавшись и начиная привыкать к происходящему, Андрей нервически усмехнулся и закурил предложенную ему сигарету. От волнения он сделал такую сильную первую затяжку, что на несколько мгновений разгоревшийся огонек сигареты осветил его лицо.

— С утра сегодня понял, что день какой-то странный, — сообщил он друзьям.

— Это точно! — воскликнул Марат со смехом, переставая говорить шепотом и толкая Назарова локтем. — Слушай, а ты удачно зашел! Богатым будешь. У ребят как раз есть к тебе разговор.

Олег с Денисом пришли в замешательство, но промолчали и уставились друг на друга, пытаясь понять, что им делать дальше. Осторожный Денис только и успел подумать, что нужно бы все обмозговать, а более решительный Олег даже почувствовал некое облегчение: долгое и бесплодное ожидание денег надоело ему хуже пытки. Он готов был согласиться на что угодно, лишь бы дело стронулось с мертвой точки, и можно было поскорей начать осваивать подвал. После двух месяцев ожидания его уже не смущало то, что еще один человек будет посвящен в их планы.

— Да брось ты париться! — с энтузиазмом переключился на него Марат. — Расскажи все как есть! Я тебе говорю — это лучше, чем сидеть и ждать у моря погоды.

Необыкновенная острота момента подействовала на всех присутствующих одинаково, очевидно, поэтому Олег отделился от стены и, слегка покачиваясь на ногах, стал в полголоса выкладывать факты:

— Мы нашли место под клуб. Очень классное, под землей. Там все есть, что нужно. Но у нас нет денег. Хотите, давайте вместе займемся. Только нужно быстро решать. Мы и так время потеряли…

Ставший необычайно серьезным Денис, внимательно посмотрел на друга и, когда тот смолк, стал прояснять ситуацию:

— Но нужны деньга.

— Можно все посмотреть, это на Петрограде… — перебил его Олег

— Марат говорит, у вас классный звук?

— Если есть звук, то вообще супер! Там все остальное уже присутствует: электричество, вода, вентиляция, туалеты. Нереальная история — настоящий клуб!

Друзья-художники смолкли и с тревогой уставились на Андрея, но он молчал и медлил с ответом. Скорость, с которой в последние пятнадцать минут развивались события, и их эмоциональная интенсивность загипнотизировали его. Не вполне оправившись от пережитого на улице, он все же собрался и ответил, но в душе его по-прежнему метался зигзаг неясной тревога. Даже не думая о необходимости поразмышлять над предложением, он быстро и немного словно согласился. Олег и Денис просветлели. Дальнейший разговор на эту тему тут же прекратился, молодые люди ступили кокну и вернулись к оставленным переживаниям. Прислушиваясь, они стали всматриваться в ночную тьму. У лица молчала. За стеклами была тихая, спокойная ночь, как будто и не было ничего: ни криков о помощи, ни шума драки, ни стрельбы. Трясясь от холода, они прождали еще какое-то время, и вскорости все облегченно вздохнули — на улицу вырвался радостный барабанный бит. Уже спускаясь по лестнице, Марат приотстал от своих подруг и негромко сказал Андрею:

— Это я им сказал, чтобы они с вами поговорили. Они ждут денег, но Бирман тянет время и денег не дает.

— А, вот в чем дело. Значит, они с Бирманом работают?

— Работали, еще десять минут назад. Сейчас уже нет — вы же договорились.

Компания выбралась на продуваемую ледяным ветром улицу и стала осматриваться. Дорога была пуста Демоническая машина с одним горящим глазом исчезла и, очевидно, у везла прочь своих безумных пассажиров. Вечеринка продолжилась, но была похожа на растревоженный муравейник: всюду стоял гул голосов, у многих были растерянные лица, многолюдный танцпол еще не танцевал, а все оставшиеся после нападения страсти кипели в баре. Забившись с холода в это жаркое и перегруженное людьми место, друзья повстречали знакомых и, усевшись за столик, прислушались к шуму голосов.

— Убили?

— Кого у били? Никого не убили. Просто расстреляли какую-то машину.

— За что?

— Я почем знаю. Может, не понравилась, а может, просто переглючили. Они все базиликом обкуренные, глаза навыкате.

— Вон того били, видишь, в крови, водку пьет у бара. Еще какую-то девушку потащили к черному ходу, но там кто-то вступился, и началось…

— Мента вырубили на входе…

— Еще бы немного, и они бы тут всех вырубили…

Все, кто находился в этом невероятно душном и прокуренном баре, захлебываясь, пересказывали друг другу по дробности погрома. После того как бандюги покинули здание, у всех возникло отрадное чувство простой человеческой общности, душевной близости, фронтового доверия и участия. От послевкусия пережитой беззащитности легче всего избавиться с помощью водки, и потому те, кому плащи серьезно пощекотали нервы, столпились у барной стойки и, ожидая выпивку, нетерпеливо сучили ногами.

Добравшись до этой вечеринки таким необычным путем, Андрей оказался на ней уже до отказа переполненный впечатлениями и сейчас, сидя вместе со всеми, спокойно обдумывал состоявшийся в подъезде разговор. В том, что предложил Олег, он ничего не понял и лишь потому так легко согласился.

Какой-то подвал. Какой подвал? Неясно. Но если Марат не врет и Бирман кружит вокруг них, то это может значить только одно — этот подвал есть. Клуб в подвале? Они все как с ума посходили…

Неожиданно из толпы вынырнул Фролов. Рукав его рубашки был до локтя разорван, а в походке появилось легкое покачивание, делавшее Кирилла похожим на морячка — забияку. Вразвалочку он подошел к общей компании.

— Нет, вы видели этих уродов? — дрожащим от возбуждения голосом проревел Кирилл. — В нашем городе таких точно нету. Это были какие-то заезжие беспределыцики. Я сам ничего не понял. Танцевал, потом смотрю, — двое в плащах бьют ногами Адриана. Я одного хватаю за рукав, и тут меня сзади дубинкой по голове. Трах! Во-о! — Кирилл приник головой к столу и раздвинул руками прическу: под волосами, на белой коже головы блестела мокрая от свежей крови ссадина. — Но самое интересное было потом. Это продолжалось минут десять. Народ уже стал разбегаться, и тут кто-то заорал: «Менты!» Эти все выкатились на улицу. Я не знаю, что там дальше произошло, но они расстреляли из «Калашникова» пустую машину рядом с входом, а потом уехали. Такие дела! А вы пьете? Налейте! — Он схватил протянутый бокал и залпом выпил его до дна. — А-ах! — крякнул он и вытер губы тыльной стороной ладони. — Хорошо, что никого не замочили. Вот что я вам скажу! — После этих слов он жизнерадостно засмеялся и, уже уходя, взял Олега за плечо и, понизив голос, сказал: — Все нормально, Олег, не переживай с нашим делом. Женя скоро вернется, думаю, все будет.

— А я уже не переживаю, — спокойно ответил Олег. — У нас действительно все будет нормально.

Не расслышав второй раз за вечер перемену в его голосе, Кирилл по-свойски хлопнул Олега по плечу и спокойно отправился к друзьям за соседним столиком.

— Парят нас уже второй месяц. Деньги обещают на клуб, — доверительно шепнул Олег.

Андрей понимающе кивнул.

— Алексей-то когда приедет? — придвигая свой стул, спросил Денис.

— Теперь — скоро.

3

Первое мая — красный день календаря. С самого утра на улицах Петербурга ожили алюминиевые рупора громкоговорителей. Несколько часов они нудно и монотонно зомбировали граждан подозрительными щелчками, а когда программирование народа на ощущение радости было завершено, спецслужбы включили праздничный патефон. Над чисто выметенными, залитыми солнцем улицами разлетелись бессмертные хиты Соловьева-Седого. Рабочий люд с заводских окраин пенистыми потоками выбирался из станций метро, эта масса заполняла собой оцепленные милицией улицы, лепилась в колоны, готовилась к демонстрации. К десяти часам утра ежегодный марш рабочих к Дворцовой площади начался. Красные от кумача колонны шли с Васильевского острова, стекались с Петроградской стороны, двигались с песнями по Невскому проспекту, подтягивались от Адмиралтейских верфей. Центр города стал непроездным, и до самого вечера пешеходы захватили в нем власть. День солидарности трудящихся всех стран — культовый большевистский праздник, странным образом сохранился и при нынешнем государственном устройстве. Коммунистам уже давно дали под зад, но все равно тысячи людей в этих колоннах, многие из которых были весьма молоды, украшали себя в этот день фетишами кроваво-красного цвета.

Наблюдая издали за революционной активностью угнетенных пенсионеров, Андрей и Олег сидели на лавочке возле памятника поэту Пушкину и спокойно дымили самосадом из Чуйской долины. Площадь искусств, отделенная от бурлящего Невского Михайловской улицей, была почти пуста, и кроме них, тут же на лавочках отдыхали лишь несколько бабулек, да стайка галдящих детей носилась среди деревьев сквера. Скучающий милиционер возле чугунных ворот Русского музея поначалу подозрительно посматривал на молодых людей, но, видя, что они не рефлексируют, вернулся в свою будку к недочитанной газетке.

Настроение у ребят было самое радостное: все то, что до этого было не ясно, — прояснилось, кончились неопределенность и бесконечное ожидание, теперь уже вполне четко были видны красивые очертания их нового клуба и воображение рисовало прекрасные картинки из его будущей жизни. Последние два месяца они проводили в подвале круглые сутки и были так заняты, что лишь изредка появлялись на поверхности. Два месяца под землей стучали молотки, визжали сверла, суетились помощники и непрерывно играла музыка. Не знали еще жители района, да и никто не знал, что делают под землей эти худые и угрюмые ребята, что готовят эти новоявленные подпольщики. Питаясь одними булками и пепси-колой, они, не ведая ни дня, ни часа, вгрызались в бетон, превращая убежище в первый техноклуб.

Два месяца назад, сразу после гангстерской вечеринки, Андрей позвонил брату в Ныо-Йорк. На другом конце земного шара Алексей скептически отнесся к услышанной новости, но, узнав подробности, медлить не стал и вылетел домой. Уже очень скоро он, Андрей, Денис и Олег, — сидели за тем самым круглым столом, что еще недавно стоял на Фонтанке, и вырабатывали позиции партнерства. Торговались, спорили, но в конце концов обо всем договорились, хотя моментами импровизировали прямо на ходу.

Перво-наперво совместным мозговым штурмом придумали название. Перебрали множество имен: связанных с подземной тематикой и абстрактных, русских и иноземных, потом поразмышляли над своими ощущениями и нашли то, что искали. Длинный бетонный зал связывал два входа, тянулся под землей, и казалось, вел куда-то, он был подземным ходом, тоннелем, по которому всем гостям предстояло идти навстречу своему счастью.

С легкими сердцами новорожденного окрестили «Тоннель».

Вскоре подоспели и все важные бумага. Новая контора получила счет в банке, избрала директором педантичного Одинга и, вручив ему мастичную печать, приобрела статус организации. Примерно тогда же в компании появилась «мертвая душа». Из множества иностранцев, пьянствовавших в мастерских Олега и Дениса, молодые художники выделили одного тихого, молодого англичанина. Звали этого голубчика Брит. Это был тихий парень, не без гомосексуальных наклонностей, зато он сразу согласился на паях участвовать в новом клубе и дал те три тысячи долларов, благодаря которым и закрутилась вся работа.

Помещение было огромное, невозделанное, и работы было превеликое множество. Круглосуточно в убежище что-то красили, меняли проводку, устанавливали двери, навешивали приборы, варили железные решетки. Ремонту и переделке подверглись все помещения: восстанавливали вентиляцию, оборудовали кассу, сооружали гардероб, чини ли горшки в туалетах, латали электрику. Но всюду молодые тоннельщики натыкались на сложности, ответить на которые мог только старейшина этого подземного царства, мрачный и недоверчивый Зуфар. Однако старик с каждым днем все больше замыкался в себе и становился совершенно не выносимым занудой. Шаг за шагом Римлян Зуфарович отрывал от себя с кровью все, что прикипело за годы работы. Постепенно он лишился в собственном подвале былой свободы, томясь, один за другим отдал ключи от всех помещений, уплотнился на складе и в конце концов был замурован в нем глухими стальными щитами. Развязных нахалов, оккупировавших его убежище, стало так много, что они принялись действовать напористо, без оглядки, тихо посмеиваясь на все его охи и ахи. Поначалу он еще бегал с жалобами к директору, но вскоре понял, что толку не будет, и, страдая острой болью подорванного авторитета, по-стариковски ушел в себя, затаился за пыльными стеллажами. Он был живой, но всего лишь одной проблемой. О стальные проблемы были из стали и бетона.

Денег было мало, и поэтому в ход шло все подряд. Модельер Таня Парфенова подарила металлические решетки, выброшенные за ненадобностью из ее нового магазина, и из этих выгнутых сегментов собрали замысловатую решетку, отгородившую диджея и звук от танцоров. На военном заводе изготовили из нержавеющей стали обшивку для клубного бара. Эту сияющую металлом броню навесили на деревянный каркас, конструкцию стянули болтами, и получилось потрясающее сооружение, внутри которого стояли пять огромных бочек с водой. Все помещения получили новое назначение: радиорубка стала кладовкой, комната отдыха превратилась в офис, вент-камера переоборудовалась в склад напитков, а гермошлюз — в кассу. Только туалет сохранил свой статус, хотя и не без проблем. Он был всем хорош, да только имел высоту потолков в метр пятьдесят. Все без исключения набивали там кровавые шишки, но вскорости приспособились. Для большего оптимизма стены туалета раскрасили ромашечками и все оставили как есть.

К концу апреля в клубе установили звук и через гудящие трубы вентиляции на поверхность вырвались первые подземные толчки. Подготовка шла к финишу.

Именно это обстоятельство и привело бледных молодых людей на лавочку у памятника Пушкину. К этому дню все без исключения друзья получили устное уведомление о необходимости явиться на площадь Искусств. Был объявлен общий сбор. Окрашенная полувоенной тайной, ситуация вокруг этого сбора интриговала непосвященных, остальным же было ясно — будут выдавать приглашения на открытие «Тоннеля».

Когда на аллеях сквера появились первые знакомые, сердце Андрея сжалось и в голове застучал барабан пульса. Все эти месяцы, пока они пропадали под землей, ему не верилось, что этот день когда-нибудь наступит. Он был где-то там, далеко, и горы проблем скрывали его от всех. Но вот к ним с улыбкой подходят друзья, здороваются, протягивают руки и получают эти заветные картонные треугольники:

Добро пожаловать

на закрытую программу

«Ядерная истерия — безумие века».

Штаб по делам гражданской обороны, «Танцпол»

и Министерство обороны представляют клуб «Тоннель».

Dj's: Audrey Tanzpol, special guest from Paris FG 98,2

Didier Sinclair, L'aquarium.

За час с небольшим два подсумка из-под противогазов, плотно набитых приглашениями, были опустошены. Задыхающиеся от счастья Олег и Андрей увидели тьму народа, всех своих знакомых и тысячу раз повторили один и тот же набор слов: «Седьмого мая. На Зверинской. Под землей. Два француза. Будет круто!»

День за днем потянулась томительная неделя ожидания.

Ночь с пятницы на субботу седьмого мая 1993 года навсегда запомнилась жильцам дома по Любанскому переулку. Уже с десяти вечера в его освещенных окнах виднелись их темные силуэты, а перед самим домом, у подъездов и в арке, растерянно курили жители близлежащих домов. То, что происходило этой ночью, в обычно патриархально тихом переулке, не поддавалось никакому определению и до дрожи в коленях нервировало всполошившихся граждан. На асфальтовой площадке перед входом в бомбоубежище колыхалась огромная толпа молодежи. Шум голосов, производимый этой толпой, был такой, что временами перекрывал монотонный бой барабана, вырывающийся из-под земли, через решетчатую дверь убежища. Где-то глубоко под землей этот барабан бил с такой силой, что дрожь сотрясала вентиляционные трубы и вырывалась на поверхность вибрирующим гулом. По всему переулку бродили люди, многие забирались на земляной холм, мерцали там огоньками сигарет, к убежищу подъезжали машины, все чего-то ждали. В двенадцатом часу в толпе произошло хорошо заметное оживление, плотная масса собравшихся забурлила и начала сжиматься, стремясь всеми своими частями приблизиться к входу. В неясном свете подземелья закачались тени, решетка распахнулась, и один за другим из-под земли вышли двенадцать человек в зеленом камуфляже. Увидев экипированный с ног до головы ОМОН, передние ряды подались назад, но сжатые напиравшими телами так и остались на месте.