Коррозия характера

Личность в сети нового капитализма

Ричард Сеннет до последнего времени, не был представлен российской публике, интересующейся проблемами современного развития, тенденциями становления «нового» капитализма и его последствиями для личности. Американец Р. Сеннет не принадлежит к числу раскрученных в США авторов, он более известен в Европе, особенно в Германии, но это не умаляет достоинств книги, в которой много неожиданных открытий, острый, словно скальпель, анализ и замысловатые импровизации джазового музыканта.

Главная тема книги — взаимоотношения личности и труда в современной экономической и социальной реальности. Сеннет стремится продемонстрировать, как работа в условиях «прерывной» и мозаичной действительности теряет свою роль силы, формирующей жизненный путь индивида, придающей смысл его усилиям по обретению социальной значимости. Работа, а лучше сказать — труд, превращается только в способ получения материальной компенсации за потраченное время, теряя такие свои атрибуты, как «гордость» за профессию, «чувство самоуважения за проделанную работу», «раскрытие личностного потенциала» и т. д.

Работа перестает быть и морально-этической ценностью, так как ее оценка носит чисто материальный характер, и окружающие человека люди склонны рассматривать его достижения как имеющие чисто вещественные измерения: дом, машина, бассейн и т. д.

На самом же деле, это «старая» история о том, что для человека важнее в жизни — «злато или душа?». Однако Сеннет не склонен рассматривать именно эту дилемму, его в большей степени интересует сопряженность работы и тех или иных социальных, даже, скорее, организационных условий.

Работа теряет свой смысл для структурирования и раскрытия личности по нескольким направлениям:

— работа как карьера;

— работа как становление характера;

— работа как установление социальных связей.

И это выхолащивание ее глубинного смысла происходит из-за изменившейся организации экономики; бюрократическая система — при всех ее пороках — обладает и некоторыми привлекательными чертами, там возможно сделать карьеру, там есть иерархия, следовательно, можно карабкаться вверх по организационной лестнице, там есть и четко «прописанное» для работника место, там есть власть, неотделимая от авторитета, и т. д.

Однако при этом так же очевидно, что деперсонализация личности, ее отчуждение от значимых решений, анонимность приказа и т. д. — всё это порождения рутинной бюрократической системы. Но все-таки, каковы же силы, выбросившие индивида из привычного конформного бытия? К ним, прежде всего, следует отнести саму динамику изменений; эти изменения стремительны, как лассо, брошенное ковбоем, и так же плотно стягивают нас, как лассо шею быка.

Изменения — это свобода, и изменения — это путы, из которых трудно выбраться. Человек в обстоятельствах перманентных, быстротекущих прерывных изменений, «рвущихся» тенденций не может обрести опору ни вовне, ни в себе. Он не может этого сделать «вовне», так как слишком стремительны перемены: его или несет потоком этих изменений, и он не может построить хоть какой-то «плот», не говоря уже о «корабле», под именем «Карьера», или же ему удается что-то соорудить, и он стоит на этом «плоту», ожидая, что его вот-вот разнесет вдребезги, и он, труженик, или пойдет ко дну и канет в пучину безработицы, или же его прибьет к пенсионному берегу. И то, и другое в динамичном обществе, где ценятся движение, быстрота принятия решений, «ответы на вызовы», гибкость поведения и тому подобное, означает, что человек потерпел поражение или даже катастрофу. На нем лежит печать неудачника, а в воздухе разносится запах тлена.

И несмотря на некую жесткость метафоры, следует сказать, что это, тем не менее, небольшое преувеличение. В обществе, где главный идол — «Успех», часто любой ценой, неудачники не пользуются сочувствием, их, как милостью, одаривают фальшивой улыбкой и подачкой в виде пособий, пенсий или дотаций в условиях «общества благосостояния», а то и этого лишают — в обществе так называемой переходной экономики, которую можно рассматривать только в качестве подъездной, полной ухабов, дороги к «хайвею» или «автобану» экономики нового капитализма. При этом сам «хайвей» может, что не исключено, вести к обрыву — кризису, не обязательно экономического, а социального и культурного характера.

На поверхности этот «гибкий» капитализм как будто гуманистический, так как поощряет личностный выбор, свободу и инициативу, но, по сути, в конечном итоге, как показывает Сеннет, принцип «Победитель получает все, а проигравший плачет», обрекает огромное количество людей на горечь поражения, психологический слом и разрыв общинных коммуникаций. И всякие тренинги, переподготовки, пособия «Как стать успешным» — это лишь эрзац-лекарство от меланхолии, и больше ничего. В условиях ограниченного количества призов все остальное — только подделка под настоящий, подлинный успех, под его вкус и запах.

В эту гонку за успехом, похоже, вовлечены все слои, все классы населения, не исключая и ту элиту, которую Р. Сеннет наблюдает в Давосе на экономическом форуме, куда его влечет, словно магнитом, и любопытство наблюдателя, и интерес исследователя, и некая зачарованность человека современного западного мира самим воплощением этого успеха, его носителями. Эти магнаты и олигархи, «капитаны экономики» и «инноваторы», люди, «сделавшие сами себя», влекут его не умом и даже не богатством, а способностью быть гибкими, адаптивными, но при этом — готовыми идти на риск, правильно рассчитывать варианты.

Р. Сеннет, как социальный аналитик, находится под большим впечатлением от стремительности происходящих перемен в объективной действительности, при этом возникает впечатление, что он несколько абсолютизирует объективный фактор в виде или самой социальной динамики, или же таких ее составляющих, как технологии, организации экономики или структуры управления. Хотя, как можно видеть, во многом социальные события тоже конструируются, и в период неопределенности многое зависит от выбора людей, который они делают с той или иной степенью компетентности и в зависимости от своих ценностных предпочтений. Власть имущие, как в экономике, так и в политике, это понимают достаточно четко, и поэтому в условиях демократической системы так часто прибегают к методам манипулятивного управления, камуфлируя манипуляцию или индоктринизацию под мнение народа, масс, электората или коллектива.

Решения приобретают как бы обезличенный деперсонализированный характер, хотя при этом и создается видимость участия всех в выработке и принятии решений (демократизация, коллективность, гласность и т. д.); возникает феномен дисперсии, распыления ответственности. При этом те, у кого действительно есть власть, перекладывают ответственность, которая всегда считалась атрибутом власти, на своих «подданных» или «подчиненных»; они отказываются от авторитета власти, но не от рычагов управления и не от властных преимуществ.

В дело вступает не только манипуляция, но и внедрение, по-научному выражаясь — индоктринизация, удобных для властных структур взглядов на организацию. Этому способствует и сама командная организация, с ее принципами командной ответственности (читай, круговой поруки, мобильности, понимаемой как «незацикливание» на какой-то проблеме, перманентном движении, иногда, ради самого движения).

В случае провала или неудачи, начальник или владелец как бы не несет ответственность ни в моральном, ни в экономическом плане. Все бремя ложится на команду, на организацию, начинается процесс «реинженирования», или «переизобретения», и людей вышвыривают на улицу. За неудачи платит команда или вся организация, или никто, до поры до времени, но никогда — высшие эшелоны, которые позиционируют себя только в качестве администрации, исполнителей воли коллектива и команды. Большего лицемерия трудно представить.

Важную роль в этой ситуации «безответственной ответственности» призвано играть пластичное коллективное сознание, функцией которого является «растворение» в себе индивидуального сознания, блокирование формирования цельной и независимой личности. Хотя при этом и декларируется прямо противоположное.

Конформность бюрократической, рутинной организации заменяется конформностью команды или «новой» общины пригородного типа, но при этом личность как бы теряет свою корневую структуру, опору в карьере или в профессии, в опыте или знании. Главным становится понимание правил игры команды, или всей сети. Вместо жесткой, рутинной конформности приходит адаптивная, гибкая конформность, что само по себе противоречие, и проявлением этой гибкой конформности становится постоянное «включение»-«выключение» в ту или иную систему социальных или организационных воздействий. Личность, как и в условиях традиционной конформности, не может сформировать себя как самобытное «явление», как событие хотя бы собственной жизни. Однако следует отметить, что в условиях жесткого, регламентированного социального устройства существовала возможность обрести некую деятельность через соблюдение рутинных, повторяющихся процедур как хозяйственной, так и социальной жизни… и следовательно, составить нарратив своей жизни.

Тема нарратива-описания занимает важное место в книге Р. Сеннета, и в это понятие вкладывается несколько важных смыслов. Сеннет полагает, что жизнь человека должна обладать определенной связностью, когда одно событие как бы вытекает из другого, будучи в то же время притоками одной большой реки — человеческой Жизни. Этот нарратив «пишется», создается не только обществом и обстоятельствами, но и самим человеком, когда он одновременно — и участник, и «сочинитель». Нарратив — это история, которую он может с достаточной достоверностью и убедительностью рассказать другим.

Это и его «отчет», и верительная «грамота», но это также и история, которую он может поведать и себе, где цепь поступков имеет некую цель, которая и создает цельность жизни индивида. Без связности нет цельности, без цельности нет личности, есть только некий коллаж, мозаика эпизодов, каждый из которых рассматривается как самодостаточный. Однако без некоего императива, без некоего организационного начала личность «расползается», дезинтегрируется, если личность, как таковая, была. Нет точки «сборки», аккумуляции востребованного опыта и знаний.

Разрозненность жизни усугубляется калейдоскопом событий, образов, идолов и т. д., человеку не удается сосредоточиться, сконцентрироваться, обрести себя. Вместо лика — личина, вместо прочной текстуры личности — расползающийся пластик повседневности.

Современная действительность, как никогда прежде, кроме, пожалуй, тоталитарных эпох, бросает вызов личности, требуя от нее адаптации, и гибкости, но одновременно — стойкости и борьбы за создание неприкосновенного ядра своего «Я». Уже не «мой дом — моя крепость», а «Я сам» — последний рубеж обороны, чтобы не стать матрицей, текучим слепком с окружающей действительности. Мир меняется, но должен ли человек меняться с ним вместе в такой степени, чтобы терять себя, или вообще никогда не обрести.

Если в бюрократической системе, в эпоху рутины, как называет ее Сеннет, человек был только винтиком в машине, занимавшим четко определенное место, то теперь он — элемент сети, и эта сеть его опутывает с большим мастерством, чем жесткая «стальная» сеть бюрократической организации.

Сеннет не предлагает четкого решения, так как видит, что и семья уже не «оазис» стабильности, а производственный коллектив — набор команд, создаваемых для решения конкретного задания, соседская же община, с постоянно меняющимся составом жильцов, ненадежна, так как лишена устойчивых связей и т. д. При этом соседи не могут «оценить» и нарратив жизни человека, так как они не знают его прошлое, у них не совместный опыт жизни, переживаний, воспоминаний, проблем и их решений. Мобильность жизни и смена мест проживания настолько велика, что позволила американскому социологу Вэнсу Пэккарду ввести понятие «новые кочевники», которых несет по жизни ветер перемен, словно перекати-поле по степям дальних времен.

Рвется связь не только между членами соседской общины, но и между поколениями, которые придерживаются разных культурных преференций и типов мировоззрения. Место диалога начинают занимать монологи, при полном нежелании услышать и понять представителей других поколений, особенно пожилых людей, и культурных сообществ.

Книга Сеннета полифонична по своему содержанию, автор как бы синтезирует исторические экскурсы с социологическими интервью и описываемыми конкретными случаями из жизни, при этом он не просто жестко анализирует описываемые события, но и размышляет над ними, рассматривая их с разных сторон. Эти его рассуждения, совмещенные с острым взглядом наблюдателя, придают особенную глубину книге.

Не менее полифоничен и своеобразный стиль автора, синхронизация научного стиля со стилем эссеиста, хотя, естественно, эти переходы иногда могут затруднять восприятие читателя, привыкшего к моностилю. К достоинствам книги следует отнести и отсутствие дидактичности, стремления прописать некоторые рецепты от «коррозии характера». Эта книга — не средство от ржавчины, это диагноз ржавчины, обращенный к тем, кто не понимает, что происходит, но стремится сохранить себя в этом турбулентном мире.

В. И. Супрун,

доктор философских наук, директор Фонда социо-прогностических исследований «Тренды».